"Ложная тревога" - читать интересную книгу автора (Виндж Вернор)Превратности судьбы[81]Станция ПВО, расположенная высоко в горах Сьерра де Лагуна, с самого рассвета находилась в состоянии боевой готовности. День прошел без происшествий; солнце село, и теперь на поросшие соснами холмы опускалась темнота. Прохладный, сухой ветер носился среди деревьев, ворошил толстый слой опавшей сосновой хвои и скользил вокруг бронированных куполов станции. Наверху, путаясь в темных силуэтах сосен, появлялись звезды – более многочисленные, более яркие, чем когда-либо можно увидеть в небе над городом. На западе, окаймляя по горизонту мрачный Пасифик, светилась узкая зеленовато-желтая полоса – все, что оставил после себя день, – а у самого океана пригоршней прекрасной огненной пыли рассыпался город. Со склонов Сьерра де Лагуна, что в восьмидесяти километрах от побережья, он казался сюрреалистическим ковром крошечных пылающих самоцветов. Он и был самым драгоценным из сокровищ, для охраны которого построили эту станцию. Таков был последний миг безопасности и спокойствия, которым жила эта земля вот уже много-много веков. Жители леса – птицы, спящие в деревьях, белки в дуплах – ничего не услышали и не почувствовали. Однако люди, которые сидели в самом сердце станции и смотрели в космос микроволновыми глазами, видели, как над полярным горизонтом поднялось несколько крошечных пятнышек. Люди рассчитали их траектории и предсказали, что этой ночью на небеса и на землю придет огненный ад. На земле с треском раскрывались бетонные и стальные обтекатели; из них показались лазеры и баллистические ракеты, которые теперь отслеживали врагов, падающих из космоса. Птицы на деревьях тревожно зашевелились, разбуженные шумом и слабым красным сиянием, которое вырвалось из невидимых прежде нор. Однако за ближайшим гребнем холмов ночь уже казалась тихой, и залитый звездным светом сосновый лес спал безмятежно. Потом на северном склоне неба, на полпути между зенитом и горизонтом, вспыхнули три новых звезды – настолько яркие, что в лесу, все еще объятом тишиной, засиял бело-голубой день. Свет стремительно ослабевал, стал апельсиновым, потом красным… и погас, оставив лишь переливы бледной зелени и золота, которые охватили весь небосвод. Эти пастельные волны были единственным видимым признаком того, что взрывы породили колоссальную вуаль из заряженных частиц между наземными радарами и ракетами, которые должны были вот-вот появиться. Люди на станции не растерялись. Взрывы не вполне ослепили их: они по-прежнему сохраняли представление о происходящем на поле битвы благодаря геостационарному спутнику. Однако пока цели находились слишком далеко. На севере и востоке можно было разглядеть множество новых звездочек – в основном ракеты, которыми вели заградительный огонь. Неестественный рассвет растянулся от горизонта до горизонта. Однако огни города на западе сияли все так же спокойно, так же красиво, как прежде, словно это не было началом конца. Теперь радары могли засечь вражеские боеголовки, которые прорывали камуфляж ионосферной дымки. Но ни одна из них не летела к городу на западе: все они должны были рухнуть на станции противовоздушной обороны и базы межконтинентальных баллистических ракет, расположенных восточнее, в пустыне. Защитники заметили это, но времени ломать голову не оставалось. Надо было действовать – иначе через несколько секунд их ждала гибель. Ударил главный лазер, и сосны на холмах вспыхнули, озаренные его багровым светом. Казалось, что луч – стокилометровая огненная нить толщиной десять сантиметров – исчезает в верхних слоях атмосферы; на самом деле, там просто было слишком мало молекул, которые можно ионизировать. Звук, с которым тонны воздуха мгновенно превратились в плазму, напоминал стократ усиленный треск ломающейся кости. Этот звук отразился от дальних холмов, и безумное эхо запрыгало, заметалось по равнинам. Теперь в лесу ничто не могло спать. Луч исчез, но оставил после себя светло-голубую нить; казалось, кто-то подвесил ее высоко в небе и завязал золотисто-желтый огненный узелок. Первая цель, по крайней мере, была уничтожена. Мощи луча хватило, чтобы, проходя через ионосферу, зажечь собственный мини-рассвет, а узелок на конце нити был боеголовкой, в один миг испаренной, распыленной на атомы. Потом заработали другие лазеры, и странные красные молнии расчертили небо косой клеткой. Со склонов холмов взлетали баллистические ракеты, их вой, который трудно было с чем-то спутать, подобающим образом дополнял картину этого маленького Армагеддона. Ракеты поменьше походили на капли расплавленного металла на конце лучей из огня и дыма, вырывающихся из-под земли. Промах или попадание – это становилось ясно спустя жалкие пять секунд их управляемого полета, пяти секунд, за которые они успевали подняться в небо более чем на тридцать километров. Пространство над холмами заполнилось новыми яркими звездами, но еще чаще – и это выглядело куда внушительнее – вспыхивало зарево, которое отмечало каждый успешный выстрел лазеров. Семьдесят пять секунд продолжалась битва в пространстве над станцией. За это время люди мало что могли сделать – только сидеть и наблюдать за машинами: для того, чтобы отражать удары, требовалось реагировать в течение микросекунды, а на такое способна лишь техника. За эти семьдесят пять миллионов микросекунд станция уничтожила множество вражеских ракет. Лишь десяти удалось прорвать заслон: яркие голубые вспышки на восточном горизонте ознаменовали конец расположенных там станций межконтинентальных ракет. Возможно, даже эти десять удалось бы перехватить, но станция придерживала резервы, ожидая атаки на город, которая рано или поздно должна была начаться. Семьдесят пять секунд – а город, атаки на который они ждали и который должны были защитить, все еще лежал пылающим ковром под желто-зеленым небом. А затем в самой середине мерцающего ковра, который был городом, родилась еще одна звезда. Астрономы сказали бы, что это очень маленькая звезда. Но тем, кто находился поблизости, она показалась расширяющимся сгустком адского пламени, газообразной смесью продуктов ядерного распада, нейтронов и гамма-лучей. В течение нескольких секунд город прекратил существование. И его защитники в горах поняли, почему все вражеские боеголовки были нацелены на военные объекты… и что должно случаться со всеми большими городами этой страны. Они поняли, насколько это было легче – тайно доставить бомбы в каждый из них, вместо того, чтобы сбрасывать ракеты по баллистическим траекториям. С того места, где проплывала яхта – на миллион километров выше плоскости эклиптики, на шесть миллионов километров отставая от Земли в движении по ее орбите, – родная планета казалась синеватым мраморным шаром, и почти столь же ярким, как полная Луна, хотя в настоящий момент находилась в фазе первой четверти. Сама Луна сияла несколькими градусами дальше относительно Солнца, примерно вдвое ярче, чем Венера. Остальная часть небес казалась бесконечно далекой, туманной россыпью звезд на дне бесконечного глубокого колодца. Сама же яхта, залитая бело-голубым солнечным светом, представляла собой трехсотметровый серебряный полумесяц – ни стабилизаторов, ни антенн, ни люков. Фактически, единственное, что выделялось на ее обшивке – это императорский герб, золотая пятиконечная звезда, окруженная алым венком, у самого носа. Однако изнутри основная часть корпуса выглядела совершенно иначе. Арочный потолок, выгибающийся над главной палубой, был прозрачным, как воздух ночью над пустыней. Дамы и господа, которые собрались здесь, чтобы отпраздновать день рождения принца, могли любоваться Луной, кружащейся вокруг Земли чуть выше искусственного горизонта – там, где палуба упиралась в корпус. Для большинства из них этой картины словно не существовало. Лишь немногие снисходили до того, чтобы бросить взгляд на столь странно выглядящее небо. В пятнадцатом поколении аристократия обычно начинает воспринимать вселенную как нечто само собой разумеющееся. Такую же скуку – или такое же удивление – они испытывали бы и на Луне, и, по возвращении на Землю, где-нибудь на Австралианской Ривьере. Внутри огромного корпуса весом два миллиона тонн нашлось бы от силы четверо или пятеро человек, которые действительно имели какое-то представление об окружающей их пустоте. Ваня Биладзе плавал почти в центре крошечной рубки управления – он любил невесомость – и слегка корректировал свое положение в пространстве с помощью ременного поручня, небрежно намотанного на руку. Его команда в количестве трех человек сидела в креслах перед пультом управления с компьютерными клавиатурами и голоэкранами. Все трое были пристегнуты. Биладзе махнул рукой в сторону центрального экрана, на котором медленно кувыркался серовато-белый конус. – Ты представляешь, что это может быть, Боблансон? Вместе с коротышкой, к которому он обращался, в рубке находилось пять человек. Боблансон только что вошел – вернее, вплыл сюда из межпалубного пространства и в буквальном смысле слова имел бледный вид. Его руки, искривленные перенесенным в детстве рахитом, судорожно вцепились в поручень, а плешивая голова покачивалась из стороны в сторону: он пытался сосредоточиться на экране. Для троицы, сидящей в креслах, этот скрюченный гном представлял зрелище столь же любопытное, как и изображение на экране, полученное с помощью дальномерной оптики. Все трое были новичками на императорской яхте, и Биладзе полагал, что этого негражданина они тоже видят впервые. В самом деле, где его можно было увидеть, кроме как в Заповеднике[83]? Только в императорском зверинце. Близорукие глаза Боблансона бесконечно долго косились на экран. Бортовой компьютер позволял нанести на изображение размерную сетку, благодаря чему становилось ясно, что диаметр основания конуса около метра, а длина, скорее всего, около трех. Согласно данным, напечатанным под сеткой, расстояние до объекта составляло больше двухсот километров. Но даже на таком удалении метод синтезированной апертуры позволял разглядеть множество деталей. Конус не был ни гладким, ни однородно окрашенным. Его поверхность была расчерчена сотнями идеально ровных линий, идущих параллельно оси. Ни антенн, ни панелей солнечных батарей – наружу ничто не торчало. Каждые пятнадцать секунд объект поворачивался к наблюдателям основанием – темное отверстие, о котором вряд ли можно было что-то сказать. Коротышка нервно облизнул губы. Если бы в невесомости можно было пасть ниц, этот Боблансон так бы и сделал – в этом Биладзе не сомневался. – Изумительно, Ваше Преосвященство. Несомненно, оно искусственного происхождения. Один из членов команды закатил глаза. – Знаем, идиот. Вопрос в другом: заинтересует это принца или нет? Нам сказали, что ты у него эксперт по доимперским космическим аппаратам. Боблансон выразительно кивнул, и остальная часть его тела закачалась соответственно. – Да, Ваше Преосвященство. Я родился в Великокняжеском Калифорнийском Заповеднике. На протяжении столетий мое племя передает премудрость Большого Врага от отца сыну. Много раз Великий Князь посылал меня обследовать пылающие руины, которые расположены в Заповедниках. Я узнал о прошлом все, что мог. Помощник Вани открыл было рот – без сомнения, для того, чтобы сделать какое-нибудь едкое замечание в адрес неграмотных дикарей, которые строят из себя археологов – но Биладзе не дал ему заговорить. Парень плохо знаком с обычаями Двора, но уже не настолько новичок, чтобы ему сошли с рук оскорбительные высказывания по поводу мнения принца. Биладзе знал: каждое слово, произнесенное в рубке управления, становится известно агентам Комитета Безопасности, которые прячутся где-то на борту. Более того: каждый маневр, который осуществляет команда, проходит проверку компьютеров Комитета Безопасности. Для слежки использовались и граждане Империи. Правда, лишь немногие начинали понимать, насколько распространена тактика наушничества, прежде чем попадали на Императорскую Службу. – Я перефразирую вопрос Коли, – сказал Биладзе. – Как тебе известно, мы двигаемся назад по орбите Земли. В конечном счете, через пятнадцать часов мы – если только не задержимся из-за этой штуки – мы окажемся достаточно далеко, чтобы столкнуться с объектами на троянских орбитах. Теперь у нас есть определенная причина полагать, что по крайней мере несколько зондов были запущены с орбит типа земной и со временем оказались в троянских точках Земли… – Да, Ваше Преосвященство, я предложил эту идею, – ответил Боблансон. И все-таки, сколько же в нем мужества, удивленно подумал Биладзе. Возможно, коротышка знал, что для принца его зверек порой может оказаться важнее, чем гражданин Империи. Ясно одно: образование этого парня не ограничивается байками, которые в его племени рассказывают из поколения в поколение. Идея поиска искусственных объектов в районе троянских точек остроумна… правда, Биладзе полагал, что при более внимательном рассмотрении найдется пара причин, по которой это окажется трудно применить на практике. Но принц редко утруждает себя внимательным рассмотрением вопроса. – В любом случае, – продолжал Ваня Биладзе, – мы что-то нашли, но оно находится весьма неблизко от пункта нашего назначения. Возможно, принц не заинтересуется. В конце концов, главный повод для этой экскурсии – празднование его дня рождения. Не исключено, что Император, принц и все благородное собрание будут не слишком счастливы, если мы заставим их отвлечься на подобные вопросы. Но мы знаем, что ты пользуешься особым доверием принца, когда дело касается его коллекции доимперских космических зондов. Мы надеялись… – Понимаю, Ваше Преосвященство. Боблансон произнес это так, словно действительно понимал. Он еще раз поглядел на экран, потом повернулся к Биладзе. – И уверяю вас, принц не сможет мимо такого пройти. Его коллекция огромна, вы знаете. Конечно, у него есть все луноходы, которые когда-либо запускались. Их было довольно легко найти – с помощью карт, которые используют у вас на Флоте. У него есть даже два марсианских зонда: один республиканский и один запущенный Большим Врагом. Искать уцелевшие околоземные спутники в основном тоже было несложно. Но зонды, предназначенные для исследования Солнца и внешних планет – их чрезвычайно трудно обнаружить. Они больше не привязаны ни к какому небесному телу и блуждают в бесконечных просторах космоса. В коллекции принца есть только два солнечных зонда, и оба были запущены Республикой. Я никогда не видел ничего подобного, – он судорожным движением указал в сторону кувыркающегося на экране белого конуса. – Даже если бы я понял, что оно запущено вашими предками в дни Республики, это все равно была бы редкая находка. Но если эта вещь принадлежала Большому Врагу, она стала бы любимым экспонатом в коллекции принца, в этом нет сомнений. Но, откровенно говоря… – Боблансон понизил голос. – Думаю, этот космический корабль был запущен не Республикой и не Большим Врагом. – Что?! Этот возглас вырвался одновременно из четырех глоток. Казалось, маленький человечек все еще взвинчен, его подташнивало, но впервые Биладзе понял, что почти заворожен им. Этот коротышка болен, он почти калека. В конце концов, он вырос в отравленной, опустошенной земле. С тех пор, как он состоит на Императорской Службе, его, очевидно, использовали для исследования радиоактивных руин, оставшихся на месте городов Большого Врага. И все же… каким бы ущербным ни было это тело, в нем жил мозг, все еще мощный и способный рассуждать убедительно. Биладзе задавался вопросом: понял ли Император, что ручной зверек его сына в пять раз больше человек, чем сам принц. – Да, может быть, это просто фантазия, – сказал Боблансон. – Человечество не обнаружило ни одного свидетельства, что где-то еще во Вселенной существует жизнь – тем более разумная. Но я знаю… Я знаю, что в свое время Флот получил сигналы из межзвездного пространства. Надежда еще жива. И этот предмет – он такой странный. Вот например: где хоть какие-то устройства связи, торчащие из корпуса? Я знаю, что Империя отказалась от внешних антенн – но во время Республики они были на каждом космическом аппарате. Нет солнечных батарей. Хотя, возможно, здесь используется энергия изотопов… Но самое странное – это рисунок в виде лучей на корпусе. Таких канавок вы не увидите ни на метеорите, ни на космическом зонде, который упал на поверхность планеты, пройдя атмосферу. Просто представить невозможно, каким образом эта вещь оказалась в межпланетном пространстве. А вот это меняет дело, подумал Биладзе. Все, что произносит Гражданин, пишется где-нибудь на ленту. И если когда-нибудь всплывет, что Ваня Биладзе отказался от возможности пополнить коллекцию принца инопланетным космическим аппаратом, императорской яхте потребуется новый пилот. – Коля, – сказал он, – включите «клавиши» и сообщите Лорду Чемберлену[84], что Боблансон здесь обнаружил. Возможно, эти слова послужат оправданием ему и его людям, если кувыркающийся белый конус, паче чаяния, не заинтересует принца. Коля забарабанил по клавиатуре корабельного буквопечатающего аппарата. Теоретически, любой Гражданин может лично обратиться к Лорду Чемберлену, поскольку этот офицер выполняет роль передаточного звена между императорским двором и императорскими подданными. Фактически же протокол общения с представителями аристократии настолько сложен, что с людьми подобного сорта безопаснее всего общаться письменно. И порой этот письменный отчет можно было использовать, чтобы спустя некоторое время прикрыть себе тыл – если дворянин, с которым Вы имели дело, будет в состоянии разумно рассуждать. Биладзе внимательно читал строчки, по мере того как они появлялись на дисплее считывающего устройства, потом дал Коле знак отправить сообщение. Текст исчез, на Дисплее вспыхнуло слово «доставку подтверждаю». Теперь сообщение хранилось в почтовом ящике Чемберлена на главной палубе. Когда его очередь согласно уровню приоритета подойдет, сообщение появится на экране. И если Лорд Чемберлен не слишком занят, контролируя ход развлечений, он ответит. Ваня пробовал расслабиться. Боблансону не было нужды произносить свой страстный монолог: он дал бы руку и ногу, чтобы поближе разглядеть этот предмет. Но Ваня Биладзе был слишком опытен, слишком осторожен, чтобы позволить себе демонстрацию подобных чувств. Биладзе провел на Флоте тридцать лет – целые годы в открытом космосе, так далеко от Земли, Луны и всепроникающего влияния Комитета Безопасности, что родная планета начинала порой казаться чем-то несуществующим. Затем на Флоте начались репрессии. Император отвел Флот обратно в околоземное место, подвергая подозрительных тщательной проверке, для которой использовались другие Граждане, и объявляя «незаконными» исследования, которые до сих пор можно было проводить. С появлением нового космического двигателя во всей Солнечной системе не осталось точки, которая находилась бы более чем в часе лета от Земли, и столь пристальный надзор, несомненно, был практически необходим. Для многих офицеров перемены оказались роковыми. Они выросли в космосе, вдали от Империи, и забыли – либо так и не узнали, – как скрывать чувства и держаться с должным смирением. Но Биладзе хорошо это помнил. Он родился в Грузии, в Сухуми – это место было любимым курортом аристократии. Как бы ни были совершенны ослепительно-белые пляжи Сухуми с разбросанными по ним пальмовыми парками, мгновенная смерть ждала здесь любого Гражданина, проявившего непочтительность. И когда Ваня переехал восточнее, в Тифлис, и поступил в техническую школу, жизнь не стала менее опасной. Потому что в Тифлисе постоянно наблюдались случаи вольнодумия – и подобные мысли куда сильнее беспокоили Комитет Безопасности, чем нечаянная непочтительность. Если бы его опыт жизни на Земле сводился к этому… Не исключено, что тогда Биладзе забыл бы, подобно своим товарищам, как жить в присутствии Комитета Безопасности. Но в ту весну, его последнюю в Гидромеханическом Институте и Тифлисе, он встретил Клазу. Блестящую красавицу Клазу. Она специализировалась по скульптоархитектуре – это было одно из немногих направлений технических исследований, которые Императоры когда-либо допускали на Земле. В конце концов, статуи наподобие колосса, между ног у которого теперь шумел Гибралтар, не удалось бы создать без методов, разработанных предшественниками Клазы. И в то время как его друзья-офицеры умудрялись годами оставаться в космосе, Ваня Биладзе возвращался в Тифлис, к Клазе – снова и снова. И никогда не забывал правил выживания в Империи. Внезапно, словно от толчка, мысли Вани вернулись к рубке управления с ее белыми стенами. Боблансон уставился на него так, словно прикидывал что-то в уме – или собирался сделать замечание, которое сам считал рискованным. В течение долгих секунд они пристально смотрели друг другу в глаза. Биладзе довелось лишь четыре или пять раз видеть неграждан «во плоти», а не на экране, хотя он водил императорскую яхту больше года. Эти существа были чахлыми и чаще всего ничего не соображали – просто уродцы, которых держали ради развлечения дворян, имевших доступ к обширным Заповедникам Америки. Боблансон был единственным из всех, кто казался не только разумным, но и умным. Биладзе поймал себя на странной мысли: ему просто не верится, что предки этого хилого человечка и были Большим Врагом, который боролся с Республикой за власть над Землей. О тех временах было известно очень немного, и Биладзе никогда не осмеливался заняться их изучением. Что он знал точно – так это что Враг был умен и хитер, что его никогда не удавалось победить полностью, пока он, наконец, не перешел в наступление, вероломно напав на Республику. Республика яростно отразила нападение, а затем сровняла Вражеские города с землей, сожгла его леса и превратила весь его континент в радиоактивную пустошь. Даже пять веков спустя единственными, кто жили на этих руинах, были жалкие неграждане, последние жертвы вероломства собственных предков. А победоносная Республика продолжала идти вперед – к тому, чтобы стать Мировой Империей. Так или иначе, это история. Можно сомневаться во всем или в отдельных деталях – но Ваня Биладзе знал, что Боблансон – последний потомок людей, которые выступили против Империи. На миг Ваня задался вопросом: в какой версии, спустя все эти годы, история преподавалась Боб-лансону? На считывающем устройстве все еще не появилось никакого ответа. Очевидно, Лорд Чемберлен слишком занят, чтобы беспокоиться по пустякам. – Ты из Заповедника Калифорнийя? – спросил Ваня. – Да, Ваше Преосвященство, – короткий кивок. – Конечно, я там никогда не бывал, но видел большинство Заповедников с низкой орбиты. Калифорнийя – самая ужасная пустошь из всех, верно? Биладзе только что нарушил одну из первых заповедей выживания в Империи: он выказал любопытство. Это всегда было его самой опасной ошибкой; правда, он убеждал себя в том, что знает, как задать безопасные вопросы. Действительно, что секретного в негражданах? Они – всего лишь меньшинство, обитающее, в силу превратности судьбы, в этих землях, слишком опустошенных, чтобы их можно было заселить. Император любил показывать этих несчастных по головидению, словно хотел сказать своим Гражданам: «Смотрите, что случилось с моими противниками». Конечно, не будет никакого вреда, если он поговорит с этим парнем, который, кажется, до сих пор живет под впечатлением великого поражения Большого Врага и его еще более великого предательства. Боблансон снова лихорадочно кивнул. – Да, Ваше Преосвященство. Я сожалею, что некоторые из крупнейших и наиболее омерзительных форпостов моего народа находились в южной части Калифорнийи. И еще больше я сожалею, что именно мое племя происходит от тех недолюдей, которые вдохновили нападение на Республику. Много ночей мы собирались вокруг походных костров – когда могли найти достаточно хвороста, чтобы разжечь огонь – и Старейшины рассказывали нам легенды. Сейчас я понимаю, что они говорили о реактивных ракетах и лазерах с накачкой. По нынешним меркам это примитивное оружие. Но оно было, вероятно, лучшим из всего, чем в те дни обладала любая из сторон. Я могу лишь возблагодарить храбрость ваших предков, благодаря которым победили Республика и справедливость. Но я все еще чувствую позор и ношу свое одеяние в наказание за свое происхождение. Это – точная копия униформы, которую носили проклятые существа, вдохновившие Последний Конфликт. Он беспокойно потеребил голубую материю, и Биладзе впервые обратил внимание на одежду коротышки. Не потому, что она была неприметной. Фактически, эта синяя униформа с жесткими серебряными прямоугольниками на плечах обращала на себя внимание именно своей нелепостью. В невесомости брюки непрерывно колыхались, позволяя увидеть тощие кривые ноги Боблансона. Прежде Биладзе думал, что это просто один из сумасшедших костюмов, которые по декрету императорской фамилии должны были носить существа в зверинце, но теперь становилось ясно, что издевательство было куда более утонченным. Должно быть, это очень позабавило принца – взять это чучело и одеть его как Врага, а потом унижать его и заставлять пресмыкаться. Императорская семья никогда не забывала своих противников, как бы далеко они ни находились в пространстве или времени. Затем он снова посмотрел в глаза маленькому человечку и похолодел. До сих пор ему была видна лишь одна сторона медали. Без сомнения, Боблансон носил униформу по приказу принца – но самого негражданина это скорее позабавило: словно перед этими блеклыми голубыми глазками находилась невидимая остальным комната смеха, был тем, кто был удивлен – если была какая-нибудь комната для юмора позади тех светло-голубых глаз. Вполне вероятно, подумал Биладзе, что коротышка сам навел принца на мысль одеть его таким образом. И теперь Боблансон, потомок Большого Врага, щеголял при императорском дворе в полной униформе своих предков. Биладзе внутренне содрогнулся. Впервые он начинал верить мифам о хитрости и изобретательности Врага, способности обманывать и предавать. Этот человечек все еще помнил, что произошло в те давние времена – и испытывал куда более сильные чувства, чем кто-либо из императорской семьи. Слово «подтверждение» исчезло с экрана, и на его месте появилось лицо, украшенное двойным подбородком. Ростов, Лорд Чемберлен. Члены экипажа на миг склонили головы, стараясь выглядеть сосредоточенными. Что необычно, Чемберлен снизошел до ответа; это говорило о том, что сообщение Вани, наконец-то полученное, заинтересовало его. – Пилот Биладзе, предложенное вами отклонение от плана полета принято допустимым, равно как и использование вами домашнего животного принца, – Лорд говорил вяло, складки жира на его подбородках колыхались. Биладзе надеялся, что колкие замечания в адрес старика Ростова делались просто ради проформы. Лорд Чемберлен не мог позволить себе переменчивости, свойственной большинству представителей знати. Он был непреклонен в своем желании выполнять малейшую прихоть своих повелителей. – Существо по кличке Боблансон вы посылаете сюда. Сохраняйте нынешнее положение относительно неопознанного объекта. Я оставляю эту линию связи открытой, чтобы вы могли реагировать непосредственно на пожелания Императора, – лорд Чемберлен вышел из радиуса действия камеры, без лишних слов прервав разговор, словно говорил с компьютером. По крайней мере, это избавило Биладзе и его команду от неприятной необходимости формулировать в должной мере почтительный ответ. Биладзе ударом кулака распахнул люк, и охранники Боблансона вошли в рубку. – Приказано отвести его на главную палубу, – сообщил Ваня. Боблансон бросил короткий взгляд на главный экран, на котором по-прежнему медленно вращался загадочный объект, затем позволил охранникам сковать себя декоративными цепями и вывести наружу. Люк за коротышкой и двумя его сопровождающими захлопнулся, и экипаж снова повернулся к голографическому изображению над печатающим устройством. Камера, с которой транслировалось изображение, но теперь грузная туша Ростова не загораживала вид. Яхта была подарена принцу Императором на день рождения, когда мальчику исполнилось десять. А когда дело касалось подарков, Император не мелочился. На главной палубе, накрытой прозрачным куполом, открытым всем небесам, могло находиться почти две тысячи человек. По крайней мере, к этой цифре приближалось число собравшихся на эту вечеринку – или пир под открытым небом – по случаю восемнадцатилетия принца. Многие дамы и господа ходили в алом, хотя некоторые предпочитали костюмы пастельных тонов и разной степени прозрачности. Огни на главной палубе были пригашены, и облака звезд, увенчанные двумя полумесяцами – Землей и Луной – сияли над головами; задник не слишком подходил к спектаклю. Люди, которые находились на палубе, должны были править этими мирами… Окинув беглым взглядом толпу, Биладзе заметил несколько серых и коричневых фигурок – лакеи в униформе, которые разносили напитки и лакомства. Любая достаточно развитая цивилизация использовала бы для подобной работы машины. Лакеи подобострастно кланялись, всегда готовые наилучшим образом исполнить пожелания, всегда безгранично почтительные. Скорее всего, эта почтительность сохранялась главным образом ради наблюдателей из Комитета Безопасности. Большинство гостей были уже настолько одурманены всевозможными более или менее экзотическими снадобьями, что ни один из них не понял бы, что случилось, плюнь ему кто-нибудь в глаза. Дело шло к тому, чтобы вечеринка превратилась в разнузданную оргию, и три четверти пути были уже пройдены. Биладзе пожал плечами. Ничего нового – просто на этот раз масштабы оргии будут чуть побольше. Потом справа на голоэкране появились крошечные фигуры Боблансона и его охранников. Граждане двигались осторожно – плечи ссутулены, глаза в пол. Боблансон, казалось, держался почти так же, но в следующий миг Биладзе заметил, что коротышка то и дело стреляет глазами по сторонам, наблюдая за происходящим. Забавно. Никто из Граждан не смог бы позволить себе столь вызывающего высокомерия. Но Боблансон – не Гражданин. Он – животное-игрушка, причем игрушка любимая. Животное можно убить, если оно вызвало у вас недовольство, но на животное не распространяются запреты, которые должен выполнять человек. Без сомнения, даже Комитет Безопасности не уделяет этому существу особого внимания. По мере того, как фигурки двигались налево, Биладзе сдвинулся к правому краю экрана, чтобы не терять их из виду. Теперь он видел Императора и его сына. Паса Третий восседал на своем передвижном троне, его облачение напоминало водопад алой материи и драгоценностей. Лицо Императора было узким, худым, с резкими чертами. В другое время такой человек скорее бы создал собственную империю, а не унаследовал ее от предков. Как бы то ни было, Паса стал настоящим самодержцем, который держал под контролем все государственные функции – в том числе и в первую очередь научные исследования, – направив их на безумные поиски возродившегося врага. Лишь в одном вопросе Пасу можно было назвать мягким человеком. Его сын, которому сегодня исполнилось восемнадцать, пользовался возможностями и удовольствиями, которых хватило бы на тысячу его сверстников. В облегающих красных бриджах с усыпанным алмазами поясом, Саса Десятый стоял возле трона своего отца. Черноволосая красавица, которая льнула к нему, обладала роскошными формами и невероятно гладкой кожей, но рука принца скользила по ее телу небрежно, словно по перилам лестницы. Охранники простерлись ниц перед троном и наконец-то удостоились высочайшего внимания. Биладзе едва удержался, чтобы не выругаться. Проклятый микрофон не ловит! Как узнать, чего пожелает Император или его сын, если он не может услышать ни слова из их беседы? Все, что доносилось из динамиков – это музыка и смех… плюс обрывки какого-то непристойного диалога, который происходил неподалеку от микрофона. Один из технических недочетов, который делал положение Главного Пилота Яхты очень шатким – сколь бы ни был осторожен тот, кто занимал эту должность. Один из помощников Вани поиграл с настройками, но ситуация не изменилась. Они могли видеть и слышать лишь то, что Лорд Чемберлен соблаговолил считать нужным. Биладзе склонился к экрану и попытался уловить в многоголосом шуме вечеринки хотя бы часть разговора, который происходил между Боблансоном и принцем. Охранники все еще лежали в ногах Императора, словно были не в силах подняться. На самом деле, им просто не дали разрешения. Боблансон оставался стоять, хотя и съежился, демонстрируя робость. Лакеи по-прежнему лавировали в толпе, разнося напитки и угощение – со стороны трона придворных собралось больше, чем где бы то ни было. Император и его сын, казалось, не вполне осознавали факт присутствия этих согбенных созданий. Странно было наблюдать за двумя людьми, настолько возвысившимися над остальным стадом. Эта картина пробудила одно очень старое воспоминание. Это было его последнее лето в Тифлисе, когда он обрел и Клазу, и ту свободу, которая существовала лишь на Флоте. Тем летом они с Клазой часто летали в предгорья Кавказа, чтобы провести день в одиночестве, на альпийских лугах. Здесь они могли свободно высказывать собственное мнение – без робости, без опасения, что их подслушают. Во всяком случае, так казалось. Спустя годы Биладзе понял, насколько они ошибались. Это была просто удача – то, что их не обнаружили. Во время этих тайных пикников Клаза рассказала ему то, что никогда не должно было выйти за пределы аудиторий, в которых она училась. Студентам-архитекторам рассказывали о старинных зданиях и учили читать надписи, которые можно было обнаружить на них. Таким образом, Клаза – одна из немногих в Империи, кто получил определенные познания в области истории и древних языков пусть даже эти знания были отрывочными и получены окольными путями. И еще эти знания были опасны, хотя в силу ряда причин полны очарования: в дни Республики, утверждала Клаза, слово «Император» означало что-то вроде «Генеральный Секретарь», то есть чиновник, избранный на эту должность – подобно тому, как избирали на некоторые должности на Флоте. Например, экипаж выбирал секретаря, который распоряжался имуществом боевой единицы. Это была удивительная эволюция – от избранного равными до полубога. Биладзе часто задавался вопросом: сколько еще понятий утратило первоначальный смысл, сколько истин искажено временем и людьми вроде тех, которых он наблюдал сейчас на голоэкране. – Отец… Думаю, все именно так, как говорит мой зверек. Звук по аудиоканалу раздался громко и резко; одновременно камера развернулась, чтобы принц и его отец оказались в центре экрана. Очевидно, Ростов понял свою ошибку. Лорд Чемберлен имел все шансы разделить участь Биладзе, если желания Императора не будут немедленно выполнены. Биладзе вздохнул с облегчением. Он поймал нить беседы. – Разве я не говорил, что прогулка выйдет на славу, отец? – в пронзительном голосе Сасы послышалось оживление. – Теперь мы наткнулись на кое-что совершенно новое. Возможно, эта штука вообще не из Солнечной Системы. Это будет украшение моей коллекции, – принц немного повысил голос. – О, отец, мы должны подобрать ее! Император поморщился и пробормотал что-то насчет «бесполезных увлечений» Сасы… И уступил – поскольку он почти всегда уступал желаниям сына. – Ну хорошо, хорошо, подбери эту несчастную безделушку. Смею надеяться, она окажется хотя бы отчасти столь интересной, как говорит это существо, – он небрежно махнул унизанной драгоценностями рукой в сторону Боблансона. Не гражданин задрожал внутри своей синей униформы, и заскулил, словно вымаливал подачку. – О Ваше бесценное величество, дрожащая тварь клянется вам всем сердцем: эта вещь принесет величайшую пользу вашей Империи! Прежде, чем последнее слово этой клятвы сорвалось с языка Боблансона, Ваня отвернулся от голоэкрана. – Отлично. Идем на сближение с объектом. Один из членов экипажа тут же склонился над пультом управления. – Подцепим эту штуку захватами третьего шлюза, – продолжал Биладзе, обращаясь к Коле. – Как только она окажется внутри, я хочу ее осмотреть. Помнится, я где-то читал, что древние использовали реактивные двигатели для управления кораблем и разгона – они так и не додумались до инерционного двигателя. Там, в баках, может сохраниться немного топлива – хотя столько лет прошло… но я не хочу, чтобы оно взорвалось у кого-нибудь перед носом. – Верно, – отозвался Коля, поворачиваясь к собственному пульту. Биладзе продолжал вполуха следить за разговором, который продолжался на главной палубе – на всякий случай: вдруг ветер переменится. Но собеседники понемногу ушли от обсуждения специфических особенностей находки и заговорили о коллекции спутников. Синяя фигура Боблансона все еще торчала перед троном; время от времени коротышка вставлял замечания, поддакивая Принцу. Ваня оттолкнулся от стены, чтобы проверить программу курса сближения, которую ввел его подчиненный. Яхта была оборудована новой моделью двигателя и могла без труда развивать ускорение до тысячи «g». Но их цель находилась всего в паре сотен километров, и здесь в буквальном смысле требовался деликатный подход. Биладзе нажал кнопку «пуск программы», и корабельные дисплеи показали, что судно начало движение в сторону артефакта с неторопливыми двумя «g». Должно пройти почти двести секунд, прежде чем они окажутся на месте – возможно, длительность фиксации внимания у Сасы несколько больше. Сто двадцать секунд до контакта. Впервые у Вани появилось немного времени, чтобы подумать о таинственном предмете как таковом – впервые за десять минут, которые прошли с тех пор, как он вызвал Боблансона к себе в рубку. Несомненно, этот конус изготовлен разумными существами – слишком правильная у него форма. Однако внеземное происхождение вызывало сомнение, что бы там ни говорил Боблансон. Его орбита имела тот же период и ту же эксцентрику, что и орбита Земли; в данный момент он находился чуть более чем в семи миллионах километров от системы Земля – Луна. Подобные орбиты не могут долгое время сохранять стабильность. В конце концов, такой объект должен быть захвачен Землей, Луной или переместиться на эксцентричную орбиту. Конус не мог появиться здесь раньше, чем человек начал исследовать космос. На миг Биладзе задался вопросом: много ли можно узнать о небесном теле с помощью динамического анализа его орбиты? Вероятно, не очень. В настоящий момент его орбита отличается от земной лишь наклонением: разница составляет примерно три градуса. Это может означать, что объект стартовал с Земли со скоростью немногим больше второй космической, по исходной асимптоте, направленной точно на север. Но с какой целью можно выбрать именно такую траекторию? Девяносто секунд до контакта. Изображение медленно кувыркающегося конуса стало гораздо более четким. Если не считать легких линий вдоль корпуса, однообразная белая поверхность была словно облита глазурью. Эта штука действительно выглядела так, словно прошла сквозь атмосферу планеты. Ваня видел подобное лишь раз или два: сбросить скорость перед входом в атмосферу с инерционным двигателем не составляет труда. Но у древних были только реактивные двигатели и зависели от количества топлива. Скорее всего, в целях экономии они использовали аэродинамическое торможение. Возможно, это космический зонд, который возвращался на Землю и вошел в атмосферу под слишком малым углом. Проскочив верхние слои, он снова вернулся в космос и был навсегда потерян из-за примитивности технологии древних пород. Но это не объясняет его форму – узкий, заостренный конус. Чтобы использовать аэродинамическое торможение, зонд должен быть тупоносым, плохообтекаемым. А эта вещь выглядит так, словно ее создатели старались свести сопротивление к минимуму. Шестьдесят секунд до контакта. Теперь он видел, что черная дыра в основании объекта – это приплюснутое сопло реактивного двигателя. Еще одно доказательство, что странный объект был запущен с Земли еще до Последнего Конфликта. Биладзе снова посмотрел на голоэкран. Император и его сын, казалось, были полностью захвачены тем, что видели на экране, установленном перед троном. Позади них стоял Боблансон, его блеклые близорукие глаза чуть искоса глядели на экран. Коротышка выглядел еще более странно, чем прежде. Его челюсти были сжаты, лицо время от времени подергивалось. Биладзе снова перевел взгляд на главный экран. Этот человечек знал о таинственном конусе куда больше, чем рассказал. Если бы Комитет Безопасности снизошел до того, чтобы понаблюдать за ним… Тридцать секунд. Какую тайну хранил Боблансон? Биладзе попытался связать глубокую вековую ненависть, которая жила в этом существе, с тем, что известно о кувыркающемся белом конусе. Эта вещь запущена примерно во времена Заключительного Конфликта, по траектории, которая, возможно, была направлена на север. Но объект не предназначен для космических исследований: очевидно, максимума скорости он достиг, еще находясь в пределах земной атмосферы. Никакой груз нельзя перемещать в атмосфере с такой скоростью… … если только это не оружие. При этой мысли Ване показалось, что в животе образовался вакуум. Последний Конфликт, по сути, представлял собой перестрелку баллистическими ракетами, которые носились взад и вперед над Северным полюсом. Единственной защитой от такого оружия были быстроразгоняющиеся противоракеты. Допустим, одна из них прошла мимо цели… Ее скорости достаточно, чтобы покинуть систему Земля – Луна и выйти на околосолнечную орбиту. Там она будет кружить – все еще опасная, все еще ожидающая. Хорошо, почему его приборы не засекли в системе «пустую» бомбу? Вопрос едва не заставил его отказаться от всей гипотезы, пока он не вспомнил, насколько мощные взрывы можно производить с помощью ядерного и термоядерного синтеза. Только физикам были известны столь странные факты. В то же время «пустые» бомбы намного легче изготовить – если только знать секрет. Получается, древние его знали? Биладзе небрежно скрестил руки на груди, сохраняя положение в пространстве с помощью ременного поручня. Какой-то голос внутри вопил: «Прекратить сближение, прекратить сближение!» Если он прав и если бомба в конусе все еще может взорваться, Император, а с ним и вся верхушка дворянства исчезнет с лица вселенной. Такого шанса еще не было ни у одного человека, ни у одной группы со времен Финального Конфликта. «Но ради этого не стоит умирать!» – вопил тоненький, испуганный голосок. Биладзе пристально смотрел на голоэкран, на праздных гедонистов, чей талант состоял лишь в одном: в управлении аппаратом безопасности, который так долго подавлял людей и человеческие идеи. Если не станет Императора и верхушки Комитета Безопасности, политическая власть перейдет к техникам – обычным Гражданам Тифлиса, Луна-Сити, Истгварда. Среди обычных людей тоже есть определенный процент негодяев – на этот счет Биладзе не питал никаких иллюзий. Будет драка… а может быть, даже гражданская война. Но, в конце концов, люди будут свободны отправиться к звездам, и никакой тиран с Земли не заставит их вернуться. Боблансон, стоящий позади Императора и толпы знати, больше не сутулился. Ненависть и торжество осветили его лицо. Биладзе вспомнил его слова: «эта вещь принесет величайшую пользу вашей Империи». Значит, вот как мстит твой народ спустя столько веков, подумал Биладзе. Конечно, это все объясняет. Но причем тут он, Ваня Биладзе? Почему он по-прежнему висит в рубке и даже не пытается остановить приближение к кувыркающемуся в пространстве конусу. Он был напуган до смерти. Просто месть? Нет, она того не стоит. А вот будущее… Возможно. Теперь до объекта оставалось не более пары тысяч метров. Изображение конуса заполнило экран, словно еще вращался за пределами корпуса яхты. Аппаратура зарегистрировала слабое радиоактивное излучение. До свидания, Клаза. В шести миллионах километров от Земли родилась новая звезда. Астрономы сказали бы, что это очень маленькая звезда. Но если бы кто-то находился поблизости, она показалась бы расширяющимся сгустком адского пламени, газообразной смесью продуктов ядерного распада, нейтронов и гамма-лучей. |
||
|