"Сердце льва" - читать интересную книгу автора (Вересов Дмитрий, Разумовский Феликс)

Хорст (1957)

Тренировки не прошли даром – Хорст приземлился всего метрах в десяти от сигнального кофа. Спружинив, устоял на ногах, проворно отстегнул парашют, утягивавший его в аэродинамическую трубу ущелья, и направился к смутно очерченному человеческому силуэту возле костра.

– Салом алейкум! – приблизившись на три шага сказал Хорст.

– Зиг хайль! – не шелохнувшись, ответствовал черный человек, палочкой поворошил угли и лишь затем поднял на Хорста светлобородое, вполне европейское лицо. – Ротмистр Спиридонов.

Русская речь на мгновение смутила Хорста, но он не подал виду. Выпрямившись натянутой стрункой, приложил пальцы к гермошлему.

– Обер-лейтенант...

– Нет-нет, здесь не должны знать ваше имя и звание. Идемте, старейшина давно ждет вас...

Ротмистр поднялся. В его руке вспыхнул мощный аккумуляторный фонарь, высветив чуть заметную тропинку, уходящую в гору...

Горячий, щедро приправленный кореньями и курдючным салом кок-чай обжигал губы, язык, пищевод – но уже с первого осторожного глотка Хорст почувствовал, как прибывают силы и куда-то отступает холод.

Ротмистр, привычно прихлебывая чай, о чем-то переговаривался с маленьким, морщинистым старичком, сидевшим на хозяйском месте в юрте. Из их беседы Хорст улавливал только характерные флексии – “лярда”, “ымдан”... Это несколько удивляло его – он не думал, что в горном Афганистане говорят на тюркском наречии. И имеют такие лица – широкие, монголоидные, с чуть заметными прорезями глаз.

Старичок поглядел на него, улыбнулся, отчего узкие глазки на миг исчезли вовсе, сказал что-то нечленораздельное.

– Рахманкуль говорит: враг наших врагов – наш друг, враг неверных – воин Аллаха, – перевел ротмистр.

Хорст наклонил голову в знак признательности и, сохраняя неподвижность губ, тихо спросил у Спиридонова:

– Он думает, что я мусульманин?

– Он думает, что следует поспешить, ибо скоро поднимется солнце! – неожиданно, на вполне сносном русском языке проговорил Рахманкуль и встал. – Да будет крепка твоя рука, брат!..

Несмотря на отменную физическую подготовку, Хорст еле успевал за юрким, кривоногим проводником. Сзади легко шел ротмистр и еще человек пять горных киргизов, соплеменников Рахманкуля. Летный комбинезон и гермошлем остались в юрте, и теперь Хорст изнывал от жары в толстой чужой телогрейке, а из-под серой кепки градом лил пот.

Наконец проводник жестом приказал остановиться.

– Граница, – сказал ротмистр. – На том берегу Совдепия.

Они стояли на утесе. Внизу, в глубокой пропасти, стремительно неслась невидимая отсюда, зато великолепно слышная горная река. До скал другого берега было метров десять.

– Как будем перебираться? – спросил Хорст.

– Отойдем, – предложил ротмистр. – Люди Рахманкуля берегут свои маленькие тайны... Прошу. Он протянул Хорсту блестящий портсигар.

– “Казбек”. Привыкайте.

Ночной мрак только начал рассеиваться, и красные огоньки длинных папирос были довольно ярки.

– Этот Рахманкуль – откуда он знает русский? – спросил Хорст.

– Жил за рекой. Когда на Памир пришли красные, его назначили начальником милиции Мургабского района. В тридцать пятом году он получил приказ раскулачить и арестовать пятнадцать семей – всех своих близких и дальних родственников. Он не стал выполнять этот приказ. Глубокой ночью, с женами, стариками, детьми, стадами и пожитками эти пятнадцать семей перешли реку – и вел их Рахманкуль. Потом он узнал, что все его соплеменники, кто не успел или не захотел уйти, были уничтожены большевиками...

– Вот как? А вы как попали к ним?

– Я присоединился позже, – сухо проговорил ротмистр, и Хорст понял, что на эту тему собеседник распространяться не желает. – Однако светает, должно быть, у них все готово, идемте.

Они вернулись на утес, и Хорст не поверил своим глазам – через пропасть тянулся тоненький веревочный мост с веревочными же перилами. Проводник на мосту жестами показывал Хорогу, чтобы шел за ним.

– Не беспокойтесь, конструкция прочная, – напутствовал ротмистр. – Гаубицу выдерживает... Ну-с, удачи вам.

Спиридонов протянул крепкую руку.

– А вы, ротмистр? Не хотите прогуляться по родной земле?

– Непременно прогуляюсь. Но чуть позже. Я пока не готов.

И действительно, спустя два месяца отряд Рахманкуля численностью в сто сабель форсировал Пяндж в районе Харгуша – это километров тридцать западнее той точки, где пересек границу Хорст – и полностью вырезал тринадцатую погранзаставу. Уцелел лишь повар, прятавшийся под огромным котлом. Позже, давая показания, повар особо подчеркивал, что среди нападавших ростом и свирепостью выделялся некто белобородый, европейского типа, вероятно, из ринцев – светлых и голубоглазых памирцев, происходящих от воинов Aлександра Македонского. Впрочем, в газетах ничего не писали, и Хорст, естественно, так и не узнал о прогулке таинственного ротмистра на родину.

После границы, Хорст и его бессловесный проводник несколько часов шли по лунным, безжизненным ландшафтам Восточного Памира, и только ближе к полудню увидели посреди каменной пустыни одинокий грузовой “газик”. Метрах в трех от машины грелся на горном солнышке шофер в красной ковбойке, а неподалеку паслось стадо яков с похожими на черных собачек ячатами.

Проводник показал Хорогу на автомобиль, развернулся и пошагал в обратном направлении, а Хорог добирался до машины еще минут сорок.

– Иван Мельников, – не вставая, представился сухопарый шофер. – Имею предписание доставить вас в город Андижан..

Хорст неторопливо присел на нагретый камень и ухмыльнулся.

– Иван Мельников... Не слишком ли нарочито, херр Мюллер.

– Не слишком, товарищ Дзюба, – без улыбки ответил шофер.

Так Хорст Лёвенхерц превратился в хлебороба и активиста, покорителя залежных земель, комбайнера Епифана Дзюбу, откомандированного в Ленинград в областную партшколу. При ордене Ленина, в отличной паре из добротного, шерстяного в рубчик материала “Ударник”, с кудрявым, цвета спелого пшена чубом, лихо вьющимся из-под кепки-восьмиклинки, называемой еще почему-то “плевком”. Все было организовано на славу – документы качественные, органолептикой не взять, деньги настоящие, мелкими купюрами, в избытке, маршрут, легенда, пути отхода – тщательно продуманы, многократно проверены и крепко привязаны к реалиям жизни. А настоящего Епифана Дзюбу, орденоносца. детдомовца и сироту, доедали окуни в озере Балхаш.

В Целинограде Хорст сошел с поезда, сутки выжидал, осматривался, потом сел на московский экспресс и со всеми предосторожностями подался в Ленинград.

С соседями по купе ему повезло крупно – две смешливые разбитные доярки, едущие показать себя на ВДНХ, и конвойный старшина, выслуживший краткосрочный отпуск за отменную результативность в стрельбе. Аксиома конспирации – не выделяться из общей массы. С попутчиками Хорст установил контакт без напряжения, благо точки соприкосновения отыскались сразу. Познакомились, разговорились, откупорили трехзвездочный за встречу, трижды повторили, спели хором: “Едем мы, друзья, в дальние края, будем новоселами и ты, и я”, раздобыли “Старки”, “Московской” и “Столичной” и, разгорячившись, принялись знакомиться на ощупь, на гормональном уровне. Бежали за окном столбы, стучали мерно и занудливо колеса, стонали от прилива чувств умелые и ласковые доярки. Двое суток пролетели как сладкий сон, на третий день ближе к вечеру поезд прибыл в Москву. На вокзале Хорст пёрекомпостировал билет, и скоро комфортабельный экспресс уже мчал его в северную столицу.