"Антикопирайт" - читать интересную книгу автора (Вербицкий Миша)

Книга третья FAIR USE: THE STORY OF LETTER «U» AND THE NUMERAL «2»

«„U2“ vs. „Negativland“»:Занимательные истории из мира шоу–бизнеса, часть 2
США, 1991
...Всякий раз, разговаривая с группой, которая собирается заключить контракт с крупной корпорацией, я не могу отделаться от одного и того же образа. Я представляю себе окоп, где–то два метра шириной и три метра глубиной, может быть, метров триста в длину, весь наполненный подтекшим и разлагающимся говном. Я представляю себе этих музыкантов, хороших друзей или случайных знакомых, с одной стороны этого окопа; и я представляю себе безликого лакея корпорации – с другой стороны окопа, с ручкой паркера и контрактом в руках. Никто не видит, что именно написано на контракте – шрифт слишком мелкий, к тому же от говна у всех слезятся глаза. Лакей кричит, что первый, кто переплывет канаву, подпишет контракт; все бросаются в окоп и из последних сил пытаются переплыть. Два человека доплывают одновременно и начинают яростно драться, царапая друг друга и окуная в говно. Наконец, один из них сдается; из соревновавшихся, остается всего один. Он тянется к перу, но лакей произносит: «Мне думается, что вам нужно еще вырасти. Плывите еще раз. На спине.» И он плывет. Steve Albini,«The Problem With Music»

В Америке независимая музыка существовала в иных формах, чем в Британии; по сути это была совершенно другая вещь, и называлась она, соответственно, по–другому – college alternative, студенческая альтернатива. Впоследствии это сочетание сократилось до alternative, а в начале 1990–х (с возвышением «Нирваны» до статуса, прежде достижимого одной Мадонной и Майклом Джексоном) alternative приобрело новый смысл и обозначает отныне разновидность коммерческой поп–музыки а ля Нирвана и Лимп Бизкит (male–dominated, testosterone–ridden, guitar–oriented pop).

Изначально же college alternative относилось к музыке, которую транслировали условно–независимые и условно–некоммерческие студенческие радиостанции. В Америке собственно панка никогда не было, и college alternative относилось к разного рода пост–панку – музыке однообразной, агрессивной, практически без исключения гитарной и (за редкими исключениями) без каких–либо женских исполнителей.

Британский пост–панк был своего рода анти–идеологической реакцией на чрезмерную идеологизированность панка; при этом, идеи панка оставались в британской музыке своего рода подводным течением, определявшим курс движения идеологем. Напротив, американская «альтернатива» была практически лишена идеологий; за вычетом набора стандартных в университетских городках общих мест (борьба за аборты, освобождение гомосексуализма, радикальное вегетарианство), college alternative не имела каких–либо взглядов и идей вообще.

Тем удивительнее возникновение, практически на пустом месте, мощной анти–копирайтной рефлексии.

Причины у этого, видимо, целиком экономические. Момент, так сказать, истины для американской поп–индустрии явился в 1990–м году, в виде нашумевшей чрезвычайно книги Hit Men. В книге этой было указано на следующие общем–то довольно известные обстоятельства: (а) музыкальная индустрия в Америке де–факто монополизирована несколькими – пятью – мульти–национальными компаниями, которые по частям принадлежат тем же самым людям (б) те немногие из этих людей, которые не принадлежат к мафии, пользуются мафиозными практиками, ибо иначе в этом бизнесе жить невозможно (в) эта система не приносит ни славы, ни стабильного дохода артисту; заражая его широкими привычками наркомана и нувориша, пережевывая его и выплевывая, нищего, как ненужный мусор или кусок. Магическим актом называния нечто, и без того всем очевидное, обрело плоть и кровь.

Памятник эпохи: The Problem With Music: экономические аспекты индустрии, примерно тогда же подробно инвентаризованные бывшим панком Стивом Альбини; мультимиллионным продюсером Нирваны, Pixies и чуть ли не Мадонны.

Убеждение о невозможности зарабатывания денег музыкантом (безусловно, верное, но к делу это не относится) приобрело к началу 1990–х статус поистине мифологический. Если музыкант не имеет возможности зарабатывать бабки, то кто же такие музыканты, которые бабки таки зарабатывают? Разумеется, это никакие не музыканты, а бессмысленные рабы и придатки корпоративной машины (что тоже правда, кстати). Иллюстрируется сие тысячью и одной баснословной историей о коммерческих лже–музыкантах. Так, Марайя Кари, как известно, зарабатывала все свои суперхиты минетами (будучи замужем за Томми Моттола, начальником записывающего отделения Сони, она была в позиции для этого дела привилегированной). Майкл Джексон, напротив, является мульти–миллиардером, собственником половины мульти–национальных корпораций и скупил в свою собственность копирайт на все альбомы Битлз.

Верны эти истории или нет – вопрос достаточно бессмысленный; подобно праведному убеждению о преимуществе некоммерческих программ над коммерческими, легенды о бездарности и ангажированности коммерческих музыкантов питаются от религиозного пафоса приверженцев некоммерческих групп; к концу 1980–х, пафоса этого было предостаточно.

И весной 1991–го года, антикоммерческий пафос вылился в поучительный и весьма шумный конфликт, вынесший тему антикопирайта – отныне и присно – на первый план всех дискуссий о политике, культуре и популярной музыке.

А вышло это так.

...В августе 1991 года группа «Negativland» выпустила мини–альбом о собачке Snuggles, букве U, цифре 2 и этих парнях из Англии (but who gives a shit)...

But who gives a shit.

Сюрреализм был достаточно недолговечным течением в авангарде 1920–30–х; сюрреализм был – не более и не менее чем интеллектуальной, эстетической западноевропейской интерпретацией сталинизма; и когда сталинизм себя окончательно дискредитировал, он одновременно и необратимо дискредитировал адептов сюрреализма. В Америке, где сталинизм был (а в нескольких штатах остается и сейчас) уголовно наказуем – сюрреализм не закончился до сих пор.

Говорит Дон Джойс, участник группы «Negativland»:

...Начавшийся в 1890–х и начале 1900–х, сюрреализм и до сих пор остается основной эстетикой всех вещей, которые считаются современными и прогрессивными...

Группа «Negativland» возникла в 1979–м году в Калифорнии, в качестве сюрреального хобби четырех интеллигентов из университетского городка Беркли; и существовала себе потихонечку вплоть до конца 1980–х, выпуская себе альбомы и продавая их маргиналам, некоммерческим образом. Названа группа была в честь альбома германской краутроковой группы «Neu!», 1971–го года, которого одна сторона называется «Negativland», другая «Seeland»; в этом видна масса здорового снобизма – в Америке про Neu! слышали человек 500, а слушали их пластинки вообще считанные единицы. Ничего другого не светило и группе «Negativland».

Пятый альбом «Negativland» назывался «Escape from noise» и содержал в себе песню «Christianity is stupid»; поверх транцевальных ритмов повторялось, в лучших традициях сюрреализма, «The loudspeaker spoke up and said: Christianity is stupid! Communism is good!» – опять и опять. Вокал пастора фундаменталиста, музыка «Negativland».

«Escape from noise» – первый альбом «Negativland» на лэйбле SST, организованном Грегом Гинном, гитаристом Black Flag, американской группы, породившей из себя Генри Роллинза; другими словами, имитационной, коммерческой и однообразно выводящей одну и ту же унылую ноту реализма, суровости, пива и мэйл–бондинга. «Rebel without a cause» как это дело называется по–английски. Роллинз был своего рода Брюсом Спрингстином (ну, Высоцким) от коммерческого панка, и остальные артисты SST были примерно такие же (Husker Du, типа); в силу этого обстоятельства, SST была чрезвычайно коммерчески успешна (с оборотом в миллионы и десятки миллионов долларов ежегодно). «Negativland» смотрелась на этом фоне дико.

Оказавшись на крупнейшем в Америке условно–независимом лэйбле, «Negativland» ощутила себя в двойственном положении – с одной стороны, это придавало группе бона–фиде статус коммерческого «альтернативного» проекта; с другой стороны, вести себя в соответствии (т.е. выезжать на гастроли и давать концерты, размахивая немытыми волосами, дисторшном и электрогитарами а ля Husker Du) граждане в общем–то не умели.

18 февраля 1988 года шестнадцатилетний подросток Давид Бром укокошил свою маму, папу, а также сестру и брата топором; история в общем–то не замечательная. Вся семья была убежденные католики. В газетах сообщается, что незадолго до смерти достойные родители подростка ругались с ним из–за кассеты, которую тот слушал перед тем.

10 марта 1988 года, «Негативланд» отменили намеченные на весну гастроли, за полной абсурдностью самой идеи. В официальном сообщении для прессы, сообщалось, что компетентные органы, расследующие убийство Давида Брома (в лице несуществующего федерального офицера Дика Джордана) настоятельно посоветовали группе не отлучаться из города на время расследования.

На протяжении весны и лета 1988, «Negativland» становится центром грандиозного медиа–скандала; сотни репортеров и десятки тележурналистов пытаются брать у них интервью. «Negativland» не отвечает ничего определенного, ссылаясь на советы (несуществующего опять–таки) адвоката Хола Стэкке, защищающего группу от обвинений в причастности; зато много рассказывает журналистам о предсказуемости и дешевом сенсационализме американских масс–медиа. Из окончательных интервью все эти материалы, разумеется, вырезаются. Каждый следующий репортаж повторяет сенсационные «факты», подчерпнутые из предыдущего, создавая таким образом целиком фиктивную картину причастности и разбирательства; становится совершенно очевидно, что основным (а в большинстве случаев и единственным) источником для масс–медиа являются – масс–медиа. Возникают спонтанные медиа–артефакты, лишенные смысла либо заведомо ложные сообщения, повторяемые одним репортером за другим, и таким образом обретающие плоть и кровь. Это процесс не осмысленный и не сознательный, а нечто вроде тропизма, поведенческого механизма амеб и инфузорий.

Американский подросток, убивающий свою семью либо одноклассников (в товарном количестве) – ситуация абсолютно обыденная, и легко объяснимая тем, что оные подростки проводят, в среднем, по 8 часов в день за смотрением (американского) телевизора. В конце 1980–х, возник еще один спонтанный медиа–артефакт – загадочное поведение подростков объяснялось кознями сатанистов, записывающих задом наперед сатанинские призывы на всякую рок–музыку. Довольно много родителей, обнаруживая такие сообщения, подавали в суд на Оззи Осборна, AC/DC и Лед Зеппелин; выходили целые руководства для родителей, посвященные обнаружению и борьбе с сатанизмом задом наперед.

История с «Negativland» и Дэвидом Бромом отлично вписывалась в этот контекст. Шестой альбом «Negativland» назывался «Helter Stupid»; он являл собой политический и художественный комментарий к американским масс–медиа, на примере этой идиотской истории.

Сильно ближе концу 1990–х, невероятно модная практика социального критицизма в виде медиа–розыгрышей получила название culture jamming (либо media jamming). Медиа не ведет диалога ни с кем; масс–медиа это непрекращающийся монолог–репортаж масс–медиа о масс–медиа, своего рода намасленный паразитический механизм, паразитирующий сам на себе и без передышки создающий вторичную медиа–реальность; реальность более влиятельную и более адекватную современным условиям, чем «первичная» (если она еще бывает, а не является, например, языковым конструктом, производным от медиа–реальности). Единственный, возможно, метод борьбы с механизмом – создавание помех; culture jamming, забивание клиньев в эту самую нехорошую промасленность. Основателями этого типа движения, в смысле culture jamming, считается «Negativland»; слово они тоже изобрели, в доисторическом 1984 году.