"Темная звезда" - читать интересную книгу автора (Камша Вера Викторовна)

Глава 42

Анна-Илана внимательно проверила запоры на дверях – вообще-то Михай куда-то отлучился, но береженого судьба бережет. Комната жены регента была ее крепостью, Ланка слишком хорошо помнила судьбу братьев, чтобы позволить себе быть беспечной в родном доме.

Принцесса молча постояла перед зеркалом, переставив несколько раз свечи, чтобы пламя наиболее выгодным образом выхватило из темноты блестящие волосы, надменный рот, темные бархатные глаза, нежную кожу. Оставшись довольна, Ланка подошла к столу и лениво подобрала несколько виноградин с хрустального блюда, задумчиво провела пальцами по щеке и решительно пододвинула к себе письменный прибор.

Она собралась написать Рене сразу же, как только узнала, что тот жив и в Эланде, но надо было придумать, как доставить письмо по назначению. Михай ни в коем случае не должен был ничего знать, но сейчас мужа не было. Его вечерние отлучки длились не менее трех ор, так что времени хватало. Был и гонец, способный добраться до Фронтеры и найти там надежного человека, который переправит письмо в Эланд.

Еще три месяца назад Ланка писала бы быстро и решительно, но теперь она обдумывала каждую фразу. Кто-то мудрый и циничный сказал, что корона или убивает, или делает умнее. Ланка старалась выразить свои мысли так, что, попади ее послание в руки кого-то, кроме Рене, тот ничего бы не понял. Зато герцог не мог бы усомниться как в том, что письмо предназначено ему, так и в том, кто автор послания.

Принцесса засиделась за полночь. Наконец все было готово, и Илана позвонила условным звонком. В коридоре раздались тяжелые, но мягкие шаги, и в комнату вошел молодой гоблин. Ланка приглядывалась к нему давно. Она довольно быстро научилась отличать гоблинских наемников друг от друга и часто пользовалась этим. Поскольку большинство обитателей Высокого Замка пришельцев ненавидели, боялись и презирали одновременно (Михай, хоть и прибегнул к их услугам, не являлся исключением), доброжелательный интерес жены регента пробудил в могучих черноволосых воинах ответную симпатию. Ланка не раз прилюдно восторгалась их медвежьей силой и выносливостью, сетовала на то, что мужчины-люди вырождаются, если уже не выродились, жадно расспрашивала о житье-бытье в горах.

Особенно принцесса сдружилась с молодым воином по имени Уррик пад Рокэ, который неосторожно обронил, что, к сожалению, гоблинские женщины при всех своих достоинствах интересуются лишь продолжением рода и поддержанием очага. Услышав такое, Ланка принялась говорить с молодым чужаком о поэзии и живописи, показывать ему картины старых мастеров, объясняя, что хотя суровая жизнь в горах сохранила в народе Уррика мужество, силу и благородство, но она же лишила их многого, прекрасного и неизведанного. При этом таянка всячески подчеркивала свою слабость и беззащитность. Однажды Уррик застал ее в слезах и узнал, что регент не только изменяет ей с кухонной девчонкой (у гоблинов сословные ограничения и супружеский долг были весьма суровыми), но и, пойманный с поличным, ее же оскорбил. Ланка рыдала на груди чужака, шепча, что бежала бы в горы к настоящему народу, если бы не знала, что самый ее вид у большинства соплеменников Уррика вызовет отвращение. Молодой горец был сражен. Именно в этот момент он понял, что любит женщину из племени людей и к тому же жену того, кому служит. Открытие это сначала повергло Уррика в ужас, но потом он рассудил, что защищать слабую, одинокую женщину, оскорбленную собственным мужем, – его святой долг.

С этого времени он возненавидел регента, а Ланка поняла, что может рассчитывать на гоблинского офицера.

Принцесса не сомневалась, что Уррик доставит ее письмо старой няньке, приехавшей в Таяну еще вместе с Акме, но к старости осевшей вместе с мужем-егерем на арцийской границе. Старая Катриона, которую Рене знал чуть ли не с рождения, найдет способ переправить послание из Фронтеры в Идакону. Ланка еще раз перечитала написанное, сложила письмо, но запечатывать не стала – Уррик пока еще не читал по-арцийски, Катриона же читать не умела вообще, а лишний раз продемонстрировать обоим полное и безграничное доверие не помешает. Улыбнувшись самой себе, жена регента вышла к Уррику. Кстати, приручая молодого гоблина, она и сама привыкла к его внешности, а могучая стать и гибкие красивые движения нового друга в последние несколько недель заставляли принцессу задуматься о том, стоит ли хранить верность все более теряющему определенную сноровку Михаю. Разумеется, когда она вернет Рене, она и думать забудет обо всех остальных, но пока… А почему бы и нет? И почему бы не сегодня?

Зеленая горка пользовалась в Гелани дурной славой. Одни по ночам там видели какие-то огни, другие утверждали, что слышали крики и смех. Городские стражники не раз появлялись в этом глухом местечке в самое разное время, но никого и ничего не находили. Наиболее осведомленные базарные кумушки утверждали, что на горке когда-то стоял иглеций, в стародавние годы оскверненный нечестивцами, чьи неупокоенные души привязаны к месту их грехопадения.

Сама же горка вовсе не казалась зловещей. Круто обрывающаяся в сторону Рысьвы и более полого сбегающая в сторону Лайерского предместья, она заросла колючей ежевикой, лещиной и черной бузиной. Попадались поляны и проплешины, на которых почему-то ничего не росло, зато в трех или четырех местах вверх рвались группы сосен и лиственниц, видимо, посаженных разумной рукой, так как росли они строго по кругу. Тогда же, наверное, принесли на горку и несколько кустов роз, которые, на удивление любому цветоводу, заботились теперь о себе сами и цвели так пышно, словно росли в оранжерее под бдительным присмотром умелых садовников.

Неподалеку от плоской вершины Зеленой горки кто-то соорудил странный памятник, представлявший собой высокий обелиск на массивном, сложенном из грубо обработанных гранитных глыб основании. Когда-то это сооружение было окружено невысокой стеной, которая почти вся развалилась – уцелел только один кусок, на нем в солнечные дни любили греться одичавшие кошки. С ними за добычу спорили вороны. Птицы вообще чувствовали себя здесь в полной безопасности – окрестные мальчишки свято верили, что тех, кто подобьет какую-нибудь живность на горке, целый год будут преследовать неудачи. По той же причине люди избегали собирать там ягоды и цветы, а бродяги не устраивали своих лежбищ.

Роман обо всем этом узнать не успел, но, когда эльф, следуя за своим провожатым, миновал жилые улицы и очутился на узкой тропе, извивающейся среди места, помнившего иные дни Преданный крался впереди, иногда оглядывался – проверял, идет ли за ним Роман. Роман шел. Подъем был нетрудным, и вскоре они очутились у памятника. Отсюда тонущая в туманных сумерках Гелань была видна не так хорошо, как с башен Высокого Замка, но ряды черепичных крыш, высокие деревья и еще более высокие стрелы соборов и иглециев притягивали к себе взгляд, вызывая сосущую тоску. Бард, однако, не мог себе позволить грустить или предаваться воспоминаниям. Заглушив все чувства, он оглядывался, пытаясь в сгущающихся сумерках высмотреть хоть какое-то подобие прохода.

Короткий рык Преданного раздался сверху – рысь стояла на уцелевшем куске каменной кладки. Либр живо взобрался туда же, используя расщелины и выбоины. Оказалось, фундамент сооружения не сплошной, а представляет собой неглубокий квадратный колодец с очень толстыми стенами. Стены эти ступенями понижались внутрь и ступенями же шли вверх, плавно переходя в гранитный четырехгранник, украшенный стершимся барельефом.

Роман легко спустился вниз и сразу же обнаружил лаз. Видимо, несколько камней, подмытых дождями или весенней талой водой, рухнули. В образовавшееся отверстие легко мог протиснуться небольших размеров медведь, что уж тут говорить о гибком эльфе. Бард в последний раз взглянул в темнеющее небо – только на западе дрожала лилово-алая тревожная полоса – и следом за Преданным шагнул внутрь, благословляя свои глаза, нуждавшиеся в свете не сильнее, чем глаза кошек. Впрочем, прозрачная ночная тьма, разбавленная звездным и лунным светом, и тяжелый мрак подземелья разнятся между собой, и Роман все же засветил небольшой голубоватый шар. Для человека света не хватило бы, для эльфа и рыси было более чем достаточно.

Первое, что он обнаружил в подземелье, было грубое изображение прыгающей рыси и надпись, выцарапанная на известняковой плите, вмурованной в пол. Полустершиеся, неровные буквы складывались в имя «Стефан-Аларик-Кенстин Ямбор Аррой Волинг» и дату «20-й день Лебедя, 2008 год».

Ход обнаружил Стефан, когда ему было всего 13 лет, и мальчишка так дорожил своим открытием, что никому о нем не рассказал. То ли юного принца прельщала возможность в любое время тайно покидать Высокий Замок, то ли ему было лестно знать нечто, о чем не ведал никто, но именно тайна Стефана сначала освободила Герику, а теперь дала Роману возможность пробраться в Замок. Интересно только, откуда про лаз узнал Преданный? Видимо, Стефан после отъезда Романа окреп настолько, что начал совершать рискованные путешествия и при этом брал с собой рысь. Во всяком случае, дорогу зверь знал. Он уверенно вел Романа вперед, без колебаний выбирая нужный ход, если путь раздваивался или от него отходили отнорки. Роман быстро шагал вслед за рысью, Зеленая горка была довольно далеко от Высокого Замка, и эльф знал, что идти предстоит всю ночь и половину дня, а вторую половину до вечера придется скрываться, дожидаясь, когда Замок уснет.

Астен Кленовая Ветвь с некоторым недоумением смотрел на брата. Властный и отстраненный, Эмзар редко к кому обращался за советом и был отнюдь не склонен к доверительным беседам. Сегодняшнее приглашение повергло Астена в удивление, которое тот не смог скрыть. Эмзар принимал гостя в Малом Серебряном кабинете, куда всем, кроме Местоблюстителя, ход был заказан. Именно здесь хранился Великий Талисман Клана, и здесь же блюститель Лебединого трона имел обыкновение уединяться. Комната была надежно защищена старинными заклинаниями. Ныне среди эльфов не было магов, способных не то что распутать эти чары, но даже приблизиться к их постижению. Все это, а также изящно сервированный стол, украшением которого был изысканный кувшин с золотистым напитком, о котором на 2228 году Великого Исхода можно было узнать лишь из песен, намекало, что разговор предстоит необычный.

Эмзар жестом указал брату на обитый ясно-синим бархатом пуф на серебристых изящных ножках, сам наполнил высокие узкие бокалы и протянул один Астену.

– Надеюсь, ты знаешь, что это такое?

– Гэрикэдо, знаменитый напиток из вереска? Но ведь его давным-давно не существует?

– Верно. Я решил пожертвовать сегодня этой реликвией. Надеюсь, он облегчит нашу беседу. Как прошло твое путешествие?

– Неплохо. Я мало говорил и быстро ехал, так что меня все принимали за моего сына.

– А что в Кантиске?

– Помог первосвященнику людей убедить других клириков в необходимости войны с неким тарскийским господарем. Пришлось пустить в ход магию…

– Помогло? – Эмзар отхлебнул золотистого напитка и стал рассматривать бокал на цвет. – Мне иногда бывает жаль утраченного. Этот оттенок неповторим… Более всего он напоминает листву наисского клена в месяц Зеркала, если сквозь нее смотреть на вечернее солнце… Так, значит, брат, наши знания теперь служат смертным?

– Мне кажется, наступают времена, когда придется забыть разницу между Перворожденными и Смертными, если мы захотим выжить…

– Ты поддался уговорам какого-то безумного мага или собственного сына?

– Просто не хочу токовать, как глупый глухарь, не замечающий охотника. Грядут страшные времена. Люди, по крайней мере, лучшие из них, готовятся к битве. Без нас им не выстоять, но и нам не выжить, если они потерпят поражение.

– Так ты не думаешь, что нам следует отыскать Дорогу и вернуться к нашим соплеменникам?

– Неужели ты полагаешь, что мы сейчас способны сделать то, что оказалось не под силу великим магам времен Войны Монстров?

– Нет, я так не думаю. Ты был рожден уже после Исхода. Сейчас только я и помню времена, когда мы действительно жили, а не доживали…

– Я никогда не спрашивал об этом, брат. Но как все же случилось, что мы остались, когда все ушли?

– Этого никто уже не узнает. – Эмзар поставил бокал. – Все свидетели давно мертвы, а при жизни у них не было возможности, а скорее желания, раскрыть тайну. Мы слишком поздно узнали Волю Богов, думали, что у нас есть время, а его не было. Нашлись те, кто обвинил во всем Клан Полной Луны. Дескать, они сознательно пошли наперекор Богам, но, не желая оставаться в одиночестве, каким-то образом сумели обмануть Клан Лебедя. Многие, узнав, что обречены на заточение в мире без Богов, обезумели. А когда разумное существо не знает, что ему делать, когда оно смертельно испугано, оно ищет виноватых…

– И началась Война Монстров?

– Да. В ней погиб цвет обоих кланов. Что сталось с уцелевшими Лунами, мы не знаем, остатки Клана Лебедя укрылись здесь, в Пантане. Наши лучшие маги долго старались докричаться до ушедших сородичей, в конце концов, это стоило жизни четырнадцати самым достойным. После этого Светлый Совет решил прекратить дальнейшие попытки….

– Вот это я уже помню. Но ты, похоже, не считаешь, что в нашей задержке повинны именно Луны?

– Скажем так, я в этом не уверен. Наша королева… Наша мать. Ты никогда ее не видел, а я помню все, хотя во времена Исхода мне было не более восьмидесяти… Тогда мы взрослели намного медленнее, чем сейчас. Залиэль Ночная Фиалка была прекраснейшей из ступавших по этой земле. Даже Богини блекли в лучах ее прелести. Отец, он боготворил ее…

Я давно должен был тебе об этом рассказать, но не мог. Однако больше я молчать не вправе. Наша мать, королева Лебедей, любила короля, но не нашего отца. Ее великой любовью был Ларэн Лунный Восход.

– Лунный король?!

– Да!

– Откуда ты знаешь?

– Я видел их однажды вместе, совсем ребенком. Разумеется, тогда я ничего не понял, но потом… Можешь мне поверить, они действительно любили друг друга, хотя мать была замужем, а он женат. Я никогда не говорил то, что скажу сейчас. Я почти уверен, что именно наша мать, не желая терять свою любовь и не имея возможности остаться с Лунами – кем бы она там была при живой жене Ларэна? – устроила так, что мы опоздали. Она была очень сильна в магии и пользовалась абсолютным доверием отца и магов клана.

– И она унесла тайну в могилу…

– Неизвестно, Астен. Возможно, она жива до сих пор!

– Что ты хочешь этим сказать?!

– Ты думал, что твое рождение оборвало жизнь матери? Отнюдь нет. Тогда эльфийки редко умирали в родах, а дети у нас рождались часто – не реже, чем раз в пятьдесят лет в кланах появлялся младенец, а то и два. Нет, мать не умерла, она просто исчезла, оставив тебя. Разумеется, отец это скрыл. К счастью, наш обычай позволяет видеть лицо умершего лишь самым близким членам семьи, а к этому времени таких оставалось двое – я и отец.

Мне кажется, – Местоблюститель подавил вздох, – отец догадывался, почему исчезла мать. К этому времени Кэраиль Ночной Соловей, жена Ларэна, обрела вечный покой. Война между двумя кланами полыхала все яростней. Видимо, мать решила, что ее место рядом с возлюбленным. Он же, по слухам, погиб в Иргарской битве, но тела так и не нашли. Его место занял младший брат Кэор Звездный Дождь. Именно от его руки и пал наш отец, как мне кажется, сам искавший смерти. Больше в Клане Лебедя королей не было. Наш дядя созвал Светлый Совет; было решено, что войной ничего не исправить, а надо найти укромное место и обратиться к магии, чтобы найти Дорогу. Что было дальше, ты знаешь…

– Знаю. Вот почему ты в юности покидал Убежище… Ты хотел отыскать мать?

– Да. Но не нашел. Зато узнал людей. Твой сын прав, мы должны в этот миг быть с ними вместе. Именно поэтому я говорю с тобой здесь и сейчас. Чтобы справиться с бедой, нам понадобятся все силы. Мне страшно подумать, что будет, если мы обратим нашу магию на помощь друзьям Рамиэрля, и в это время нам ударят в спину!

– Кто?

– Твоя дочь, Астен, твоя дочь и ее сторонники. О, она не теряла времени даром. За века нашего прозябания многие из нас разучились жить, но научились бояться смерти. Сейчас может случиться то же, что произошло во времена Войны Монстров. Потеряв голову от страха, они бросятся на нас с тобой, потому что мы «не хотим спасти свой народ», хотя мы не можем этого сделать. Вернее, не можем спасти эльфов, не спасая при этом людей, гномов, троллей, вообще всех тварей Подзвездного.

Эанке этого не понимает, не желает понять. Она хочет быть владычицей, и она хочет править мирами, а не жалким болотным островком! Ей кажется, что если будут уничтожены все, кто нарушил Волю Богов (а Воля Богов, по ее мнению, требует, чтобы эльфы находились под крылом небожителей рядом со своими соплеменниками), а также маги-люди, то Боги откликнутся на наш зов и примут нас в свое лоно.

– А ты уверен, что она ошибается?

– Почти уверен! Но даже будь она права! Мне давно не дает покоя одна мысль. Этот мир был создан до нас и не для нас. Здесь были свои Боги, по-своему мудрые и справедливые. Они создали жизнь, наделили душами и разумом разные существа. И тут появились мы. Пусть не по своей воле и не по своей вине, но мы стали хозяевами Тарры, уничтожив ее древних хранителей. Да, мы действовали по приказу тех, кто нас привел. Но сделали это МЫ. Затем наши Повелители почему-то решили покинуть этот мир, взяв с собой любимых чад своих, то есть нас, эльфов. Всех прочих они оставили на произвол судьбы, запретив людям даже самые скромные занятия высокой магией, которая могла бы их в случае чего защитить. И что теперь? Прежние защитники уничтожены, новые – не появились. Тарра обречена по вине наших повелителей и нашей! Так не бывать этому! – В ясных голубых глазах Эмзара полыхнул неистовый огонь. – Мы здесь, и мы примем бой. Если нам суждено погибнуть, мы искупим нашу вину. Но для этого в решающий миг мы не должны оглядываться назад, опасаясь заговора.

– Ты не знаешь, много ли у Эанке единомышленников и кто они?

– Самые трусливые, полагаю, – Эмзар, немного успокоившись, принялся разливать по кубкам вересковое вино.