"Темная звезда" - читать интересную книгу автора (Камша Вера Викторовна)

Глава 10

Роман четвертый день, не поднимая головы, разбирал бумаги покойного Иннокентия. Дело не требовало отлагательств – через три дня в Кантиску, к Святейшему Престолу, убывало посольство, возглавляемое епископами Базилием, Таисием и Прокопием, одному из которых было суждено стать новым кардиналом Таяны и Тарски. Бард с личным письмом Архипастырю от герцога Арроя отправлялся вместе с клириками.

Рене с Романом полагали главным выяснить у Архипастыря все связанное с Пророчеством. Эльфу очень не хотелось оставлять принца и адмирала на вконец зазнавшегося Жана-Флорентина, но выхода не было. Только он, Роман че Вэла, Рамиэрль Звездный Дым, мог разобраться в древних текстах, если, конечно, в Кантиске действительно хранятся манускрипты Темных эльфов.

Лихорадочно работая над содержимым ларца, Роман, с одной стороны, готовился к своей миссии, с другой – надеялся отыскать что-то, обеспечивающее друзьям хоть какую-то магическую защиту в его отсутствие. Бард был уверен, что Рене и сам владел кое-какими колдовскими приемами, но его умения вряд ли хватит, чтобы защитить себя и Стефана. Постигни герцог магию Темных эльфов, он не забросил бы ларец с артефактами!

Либр довольно быстро понял, что за подарок получил адмирал. Вещи были прямо-таки пропитаны магией. Волшба Темных, хоть и понаслышке, но была Роману известна. Корни у нее и у привычной ему лебединой магии были одни. Найденные вещицы обладали той же силой звезд, но превосходящей самые сложные заклинания знакомых Роману магов, как тигр превосходит кошку. Разобраться бы еще, что со всем этим следует делать и не ударят ли заклятия Темных по чужакам и невеждам, в руки которых попали их творения.

Когда Роман три дня назад, справившись с первым волнением, сел изучать таинственные предметы, он подметил, что все они помечены одной и той же строенной руной. К несчастью, бард никогда не встречал подобной комбинации, хотя части были ему знакомы. По здравом размышлении он пришел к выводу, что это личная подпись мага, создавшего реликвии. Затем Роман взялся за рукописи. Та же история. Он знал руны, мог разобрать отдельные куски, но все вместе складывалось в откровенную бессмыслицу. Вздохнув, эльф решил сосредоточиться на чем-то одном. Его внимание привлекла пара ошейник – браслет, прямо-таки плавившаяся от переполнявшей их силы. Подобные талисманы, связывавшие два живых существа, были в ходу у всех эльфов. Чаще всего это были кольца или браслеты. Находясь в разлуке, их обладатели узнавали о радостях и несчастьях друг друга, с помощью одной вещи эльфийские маги могли установить местонахождение ее пары. Отобранные, украденные или потерянные, артефакты теряли силу и обретали ее вновь лишь со смертью одного из владельцев или же будучи им возвращены.

Однако о попытках связать человека со зверем, для чего кем-то из Непримиримых, видимо, и была изготовлена пара, которую он сейчас держал в руках, Роман не слыхал. Интересно, что будет, если браслет наденет человек, а ошейник застегнуть на шее собаки? Впрочем, собаку с такой шеей надо поискать! Тут впору матерый волк, а то и целый тигр. Бард снова уткнулся в рукописи, выискивая куски, которые можно было хоть как-то соотнести с известными ему заклинаниями, и наконец его настойчивость была вознаграждена. Перепутанные бессмысленные слова стали складываться в сложное и сильное заклятье, конечная цель которого просто потрясла Романа своей смелостью и простотой. Кто бы он ни был, этот таинственный волшебник, у него были и воображение, и «многия знания». Роман незаметно для себя самого с головой погрузился в решение трудной, но чертовски интересной задачи. Его охватило лихорадочное возбуждение, как в добрые старые времена, когда он, безвестный бродяга, только-только начал причащаться магической мудрости под руководством отца и чародеев, не желавших подчинятся имперскому закону о дозволенной магии.

За окнами стояла глубокая ночь, когда либра вернул к действительности громкий стук в дверь. К своему немалому удивлению, эльф обнаружил на пороге Илану. На высоких скулах девушки проступил лихорадочный румянец, а руки дрожали, выдавая охватившее принцессу волнение.

– Что случилось? – удивленно спросил Роман, все еще находясь одной ногой в океане высокой магии.

– Рене, – выпалила Ланка, возвращая эльфа в реальный мир интриг и козней.

– Что с ним?!

– Он заперся вместе с Михаем Тарским, и… и вот уже два часа как никто оттуда не выходил. Там что-то случилось!

– А Михай?

– Михай тоже там. Там все тихо, огонь горит. Но не о чем им так долго разговаривать. Михай Рене ненавидит…

– А это ты откуда знаешь?

– Герика говорила: Ее отец опасный человек.

– Это и без нее всем очевидно. А ты не знаешь, кто затеял разговор, Рене или Михай?

– Рене. Он сказал мне, что ему надо переговорить с Михаем, но так, чтоб никто об этом не знал, и я… я знала, где ключи от старой оружейной…

– А подслушать ты не пыталась?

– Пыталась, – честно сказала Ланка. – Но у меня не вышло. С галерейки, куда я могу пробраться, ничего не слышно. Они сидят за столом и шепчутся. А мне вдруг стало страшно.

– Рене просил тебя что-то сделать, если его долго не будет?

– Нет. Он сказал только, чтобы я никому не проболталась и что он сам справится. Да, про тебя сказал, что ты очень занят, а дело не терпит, поэтому он все сделает сам.

– Хорошо, принцесса. Попробуем выяснить, чем там они занимаются.

Старая (иногда ее называли Черной из-за стен, обитых черным бархатом, на котором особенно эффектно выглядело раззолоченное парадное оружие) оружейная находилась в Арсенальной башне, ее окна выходили на городскую стену. Укрыться там было негде, так что подсмотреть или подслушать, что происходит в оружейной, казалось невозможным, но строители замка предусмотрели все. В зал вели два потайных хода. Один выходил на верхнюю галерейку, опоясывавшую зал, откуда можно было расстрелять из арбалета всех находящихся внизу, другой путь вел в укрытие. Между бархатными драпировками и капитальными стенами существовал довольно широкий зазор, а в складках материи кое-где были проделаны смотровые отверстия. Если человек не выдавал своего присутствия, чихая от пыли, он мог слышать и видеть все, что происходило в зале. Правда, за последние двести лет ходом не пользовались, и даже ключи от него оказались утеряны, так что Ланке с Романом пришлось спрятаться на галерее.

Впрочем, эльф с помощью приближающего заклятия задачу решил с легкостью. Укрывшись за дубовой балюстрадой, он видел и слышал все, что творилось в большой мрачной зале. Велев принцессе сохранять тишину, бард все внимание сконцентрировал на собеседниках, устроившихся за массивным черным столом. Годой и Рене озаботились захватить с собой блюда с фруктами и сыром и вино. Разговор шел самый светский, а лица у собеседников излучали такое спокойствие и взаимную симпатию, что Роману стало не по себе. Что-то должно было произойти. Но что? Рядом к щели приникла Ланка. Вообще-то подглядыванье претило прямой натуре таянки, но в последнее время все связанное с Рене волновало ее больше, чем следовало.

Странное уединение дяди с отцом Герики, которого та до смерти боялась, тревожило девушку. Разумеется, она не знала всего, но разлитое в воздухе напряжение, казалось, можно было потрогать руками. Принцесса, пытаясь успокоить бешено стучащее сердце, прикидывала, успеет ли она, случись что, метнуть кинжал в Михая. Должна успеть….

Собеседники меж тем закончили рассуждать о ловле трески на северном побережье Эланда и прелестях добычи китов, о которой Михай не имел никакого понятия, а также обсудили осеннюю охоту на горных быков, в которой Рене разбирался, как Академик в эльфийской магии. Два герцога любезно смотрели друг на друга, Роман механически отметил, что Рене почему-то вырядился в роскошный придворный костюм. Хотелось бы верить, что он догадался надеть под него кольчугу. Неприязнь эльфа к тарскийцу била через край, хотя до случая с Маритой она была необъяснима. Повелитель Тарски был вежлив и приветлив, но не навязчив. Он не пытался вынюхивать тайны, не спешил сделать свою дочь наследницей короны, неглупо рассуждал о будущем Благодатных земель и о роли, которую может в ней сыграть крепнущая Таяна в союзе с Эландом и Тарской. Баловался Запретной магией непонятного поисхождения? Но уж это-то либр грехом не считал…

По законам политики и здравого смысла Михаю следовало верить – без Таяны маленькое, затерявшееся на краю Последних гор государство было обречено на прозябание, а поскольку в жилах Михая не текла кровь Волингов[68], он навсегда остался бы изгоем среди династических семей. И все же… Чутье подсказывало Роману, что Михай – враг. Страшный, коварный, практически неуязвимый. История с девушкой лишь подтвердила его догадки. И вот теперь этот странный ночной тет-а-тет с Рене.

А адмирал рискует! Уединиться в крыле замка, куда неделями не заглядывают даже слуги, избрать единственным поверенным влюбленную девчонку. Да, эландец бесподобный фехтовальщик, но, когда имеешь дело с подлостью, шпаги мало. Тем не менее Роман решил позволить Рьего довести его план до конца. Не будет же тот всю ночь болтать о касатках и полосатиках! И действительно, адмирал сменил тему. Небрежно поигрывая своей черной цепью, странно выглядевшей на отороченном пышными кружевами камзоле, Рене заметил:

– Вы, кажется, не очень хорошо знали умершего кардинала?

– Да, вопросы религии меня не слишком занимают. Но вы, мой друг, задаете вопрос весьма странный для эландца, ведь в ваших скалах до сих пор в почете старые боги.

– Моя семья принадлежит к Церкви. По крайней мере, формально. А Иннокентий был моим другом с детства. Мне очень неприятно, что его убили.

– Вы полагаете, это убийство, но ведь Его Высокопреосвященство долго болел?

– Он болел всю жизнь, но мог бы пережить нас с вами, если бы ему это позволили. Вы, вероятно, удивитесь, если узнаете, что бедняга вел дневники и оставил их мне, с тем чтобы я прочел его записи или уничтожил в зависимости от обстоятельств его смерти.

– И вы?

– Разумеется, прочел. Там есть любопытные куски. И они, между прочим, касаются вас…

– Что же обо мне пишет покойный?

– Что вы человек умный, жестокий и коварный.

– Я этого и не отрицаю.

– Что вы ведете свою игру. Что вы не верите в Творца, но стараетесь показать другим, что весьма набожны…

– Что поделать, такова участь правителя. Вы, я полагаю, знаете об этом не хуже меня.

– Верно. Но я не интересовался Агва Закта, не заводил туманных бесед о якобы терзающих вас опасениях, не отсылал отца-эконома под надуманным предлогам и не оставался один в ризнице. Кстати, случай с дочерью эркарда также наводит на размышления. Вы ведь испугались, когда увидели ее на балу. Испугались, что она упадет и умрет. – Рене говорил спокойно и монотонно, но у Романа по спине пробежал холодок. Игра с огнем началась. – Вы прекрасно знаете, – Рене продолжал в упор глядеть на собеседника, – что именно церковным ядом были отравлены бедняга эркард и сам Иннокентий, а в ковчежце находилась безвредная подкрашенная вода?

– Нет, таких подробностей мне не сообщили.

– А зачем сообщать что-то тому, кто и так все прекрасно знает?

– Святая Циала! – Михай рассмеялся, но несколько напряженно. – Вы умный человек, подумайте – неужели нескольких минут мне бы хватило для того, чтобы найти ковчежец, открыть его, заменить яд и поставить его на место? Я польщен, герцог. Вы так высоко цените мою ловкость.

– Нет, не ловкость – хитрость. Вам было довольно вместо одного ковчежца положить другой, заранее приготовленный.

– Откуда бы я его взял?

– Нуарт – непревзойденный мастер, не правда ли, герцог?

– Говорят, что так, но мы в Тарске не так уж хорошо знаем здешних ювелиров.

– Не скромничайте, Михай. То, что вам нужно, вы знаете великолепно. В прошлом году вы с дочерью прибыли ко двору Таяны (тогда Стефан был здоров, Зенон не собирался сбегать, а кардинал – умирать). К празднику Всех Отчаявшихся Заступника известный своей скупостью в той же степени, что и своим мастерством, старейшина цеха ювелиров Нуарт явился к кардиналу и поведал ему о своем намерении отлить за свой счет и из своего серебра для церкви Великомученика Эрасти новые кадильницы, взяв за образец изделия старых мастеров. Таких в Таяне оказалось не столь уж много, в том числе и пресловутый ковчежец, который церковники с готовностью показали благочестивому мастеру. Я думаю, Нуарт изготовил не только кадильницы, но и ковчежец, причем заказ этот был сделан им явно не в убыток.

– Ну и спросите его…

– Вы лучше, чем кто бы то ни было, знаете, что старый ювелир мирно скончался в кругу семьи в начале зимы.

– Это очень интересно, но я не понимаю, при чем тут я. Да, возможно, вы правы, и кто-то действительно подбил Нуарта изготовить копию вместилища яда, затем отправил мастера к праотцам, после чего пустил Агва Закта в дело. Скорее всего так все и было, но при чем тут я, зачем мне это понадобилось?

– Я и устроил нашу встречу, Михай, чтобы вы мне обо всем рассказали, – голубые глаза яростно блеснули. – Что вы сделали с Зеноном, зачем хотите уничтожить Стефана и меня… ведь эркард погиб по ошибке, не правда ли? Бедная Марита засмотрелась на золотоволосого красавца и перепутала кубки. – Рене взял ближайшее к нему яблоко, поднес к глазам, а потом несколько раз подкинул в воздух.

– Агва Закта – вещь любопытная. Иннокентий мне рассказывал, что человек, принявший яд, не зная об этом, кажется умершим от болезни, которой он давно страдал. Единственный след – синеватые пятна между пальцами, исчезающие вскоре после смерти, но об этом знают редкие медикусы. – Рене выронил яблоко, ловко поймал его над самым полом и, небрежно обтерев о кружевную манжету, запустил зубы в сочную мякоть. – Так на чем бишь я остановился? Ах да, на свойствах яда.

Если отравленный молод и здоров, то признаки отравления проявляются более явственно. Судороги, синие пятна по всему телу, рвота… Тут не ошибешься. Еще страшнее гибель знающих свою судьбу. Это касается как тех, кого заставляют выпить чашу с ядом по приговору Церковного суда, так и тех, – адмирал поднял бокал с рубиновым вином, посмотрел его на свет и поставил обратно на поднос, – кто принял яд по ошибке или чужому злому умыслу, но догадался, что с ними произошло. Они умирают в полном сознании, испытывают страшные мучения, но в момент агонии почти всегда становятся пророками. Иннокентий, между прочим, догадался обо всем.

– Откуда вы знаете? – Михай впервые проявил интерес.

– Великий Орел! Да он умер у меня на руках!

– И что он сказал? – Тарскиец подался вперед.

– А это я потом скажу. Любезность, знаете ли, за любезность. Сначала – вы отвечаете на мои вопросы, потом я на ваши. Идет? Молчите, ну что ж, постараюсь вас убедить. – Герцог глубоко вздохнул и продолжал: – Вашу виновность доказали вы сами. Я говорю о Марите. Не правда ли, это дитя прелестно, только вряд ли вам когда-нибудь представится новый шанс затащить ее в постель… Ну да это к делу не относится. Вы специально отстали от нас на площади ратуши, чтобы, окажись я до такой степени здоров, чтоб заподозрили отравление, остаться в стороне. Но убийца слишком боялся выдать себя жестом или взглядом и не стал смотреть, как предполагаемая жертва глотает яд. А зря.

Вы были уверены в успехе, а девушка от волнения спутала кубки и поднесла яд собственному отцу. Когда вы увидели Мариту на балу, то смертельно перепугались Еще бы, Агва Закта убивает вне зависимости, сколько человек проглотил – кубок или глоток. Моя смерть, смерть немолодого человека, могла сойти за естественную, но Марита, которая умерла бы прямо на балу, на три-четыре часа раньше меня (женщины, как вам известно, восприимчивее к этому яду), спутала бы вам всю игру. – Рене расстегнул воротник и вытер пот со лба. – Какой это дурак сказал, что в Таяне холодные весны? Не правда ли, сударь?

– О да, – пробормотал властитель Тарски, не отрывая взгляда от лица Арроя.

– Как трогательно такое совпадение взглядов. Итак, вы смертельно перепугались, увидев Мариту. Вы по натуре, простите за бестактность, трус и подлец и, исходя из первого из упомянутых качеств, горько пожалели о совершенном злодеянии. К счастью для вас, Марита не думала умирать, вы не могли понять, что случилось, и на вашей физиономии проступило удивление, растерянность и облегчение. Потом пришел Гардами и увел племянницу вы поняли, что яд, предназначавшийся мне и ни в чем не повинной девочке, выпил другой. Вы успокоились. В самом деле, эркард был стар, толст, страдал полнокровием. Любой медикус констатировал бы смерть от удара, но тут вам не повезло – покойного пользовал лекарь, изгнанный за излишнюю любознательность из Академии. Он осмотрел пальцы больного и не только все понял, но и рассказал о своих подозрениях Шандеру.

Вы, разумеется, об этом не знали. Трусость часто уживается с наглостью. Как заманчиво было воспользоваться отсутствием Гардани для убийства Стефана! Меня вы не опасались. В самом деле, кто-то из ваших подручных (надеюсь, скажете, через кого именно) подлил сонного зелья в вино, поданное в нашу комнату. Я полагаю, сделано это было для того, чтобы я отошел в мир иной, когда мой друг спит сном праведника. К моменту его пробуждения признаки отравления исчезли бы. Я не выпил отраву, но вы не сомневались, что, вернувшись к себе, я выпью ваше зелье. Мои маленькие слабости вы изучили с дотошностью, делающей вам честь.

Нет, право, здесь душно, должно быть, из-за этого кошмарного бархата, вы этого не чувствуете? Нет? Ну ладно. – Рене помолчал, собираясь с мыслями. – Короче, вам опять не повезло. Я решил, что пить в одиночку не по-товарищески, и решил дождаться Романа. Вы этого, разумеется, не знали и нанесли удар!

Бедняга Зенон, видимо, должен был убить брата «в припадке ревности» и покончить с собой. Блестящая мысль, кто ж знал, что бард столь сведущ в магии! Зенон угодил в ловушку, а Роман вдобавок сумел прочитать ваши мысли. Кстати, что это за Темная Звезда, о которой я в последнее время постоянно слышу?

– Где? – Годой потерял терпенье. – Где, во имя Проклятого, вы о ней слышали?!.

– Терпение, я все объясню своевременно или несколько позже. Если вы, разумеется, не будете меня перебивать, – Рене укоризненно взглянул на собеседника, – я почти закончил. Стефан остался жив, я тоже, Роман продемонстрировал неожиданные таланты, и вы испугались (и правильно испугались), что он догадается о причинах смерти отца Мариты. Затем вы предположили (опять-таки абсолютно верно), что утром я поеду к Иннокентию за советом.

Втроем – я, Роман и кардинал должны были докопаться до истины. Времени терять было нельзя. Вы понадеялись на то, что мы с Романом в конце концов выпьем сонное зелье, а значит, вы опередите нас на несколько часов. Проклятье! – Герцог треснул кулаком по столешнице и рванул и так расстегнутый воротник. – На этот раз вам повезло! Иннокентий умер. Но Стефан и я остались живы, так что до осуществления вашего замысла было далеко.

Как всем мерзавцам, вам нужно было убедиться в собственной силе, к тому же вы не находили себе места от волнения – что происходит в монастыре? Удалось ли убийство? Что делаем мы с Романом? Я думаю, Марита попалась вам на глаза случайно, и вы не выдержали, вам надо было отыграться за страх, который вы пережили из-за нее накануне, за то, что она невольно расстроила ваши планы, поднеся отраву не тому, кому она предназначалась, к тому же она была влюблена в… человека, который спас Стефана и который, судя по всему, отвечал на ее чувство.

Вы понимали, что Марита никогда не признается в своем позоре, а значит, шантажируя ее, вы могли превратить девочку в свое орудие, используя против дяди и возлюбленного.

К счастью, Шандер успел вовремя. Кстати, синяки на физиономии вам удивительно идут, – Рене мило улыбнулся и продолжил: – Только сказав девочке, что она отравила родного отца, вы выдали себя с головой. То, что эркард умер от яда, знали я, Роман, Шандер, медикус и убийца! Уф! – наконец-то все. Знали бы вы, как я не люблю длинные речи…

Вижу, вас интересует пророчество Иннокентия и то, что и где я слышал о Темной Звезде! Я обещал ответить и отвечу, но только после того, как вы ответите на мои вопросы. Только скорее, а то я что-то устал. Ваше присутствие утомит кого угодно. – Рене засмеялся, но смех неожиданно перешел в сухой кашель. Адмирал закрыл рот ладонью и с удивлением посмотрел на обагрившую пальцы кровь.

– Увы, герцог, – Михай был издевательски вежлив. – Вы слишком долго говорили и упустили свой шанс. У вас хватило ума понять, как было дело, вы предусмотрительно не пили, но яблоки… Знаете ли, они могут оказаться весьма вредными для здоровья.

Вы правы, я действительно высоко ценю свою жизнь, но сейчас вы мне уже не опасны. Вы даже встать не сможете. Агва Закта дарит несколько часов, ягоды фо[69] справляются с делом быстрее.

– Ну, хорошо, вы меня убедили. Похоже, я действительно, умираю, – тон Рене был абсолютно спокоен, в нем даже сквозила ирония, – мне столько лет везло, что я как-то к этому привык и вот проиграл. Впрочем, Стефан вот-вот выздоровеет, а Роман достанет вас из-под земли, с ним вам не справиться. Не сомневаюсь, в свой смертный час я предскажу вам такое будущее, что вы умрете рядом со мной. Со страху.

Михай с перекошенным от злости лицом медленно приподнялся, но сумел взять себя в руки и снова сел.

– Правильно. Я еще могу за себя постоять, так что подождите десятинку-две. Кстати, раз уж вы оказали мне любезность и разделяете со мной мой последний час, может, соблаговолите ответить – да, плесните-ка мне вина, – мне вряд ли удастся дотянуться до кувшина, но с бокалом я еще справлюсь… Благодарю. – Рене отхлебнул вина и продолжал: – И все же, дан Михай, поведайте напоследок, чего вы добиваетесь.

– Ваше спокойствие, герцог, превзошло все мои ожидания…

– А вы думали, я начну вас проклинать, призывать на помощь и тому подобное. Я умею проигрывать с честью, чего и вам желаю, когда вы наконец нарветесь. А вы нарветесь, можете считать это началом предсмертного пророчества… Итак, Годой, на что вы рассчитываете, чем вам помешали я, Стефан и герцог Гергей и что вы сделали с Зеноном?

– Творец! Сколько вопросов!

– Что поделать, некоторые умирающие чрезмерно любопытны.

– Я понимаю, чего вы добиваетесь, вы хотите, что б я струсил и сбежал, оставив вас корчиться в одиночестве, или, еще лучше для вас, чтоб я вас прикончил! Не дождетесь! Вам придется улыбаться до конца или признать свое поражение и умолять меня о смерти, когда боль станет нестерпимой. Да, вы страшный противник, Рене, – Михай почти кричал, – хорош бы я был, оставив вам жизнь.

Даже при той помощи, которую я имею, пока хозяин Гнезда Альбатроса – вы, мне не получить того, что я хочу! Твоя кровь должна замолчать! Во имя Великого и Величайшего.[70]

– Подробнее, пожалуйста, – Рене с трудом справился с новым приступом кашля, – поторопитесь, герцог. Что за «Величайший», при чем, Проклятый меня просвяти, моя кровь, особенно, если учесть наличие на этом свете моих сыновей, племянников и тому подобных родичей, которых у меня всегда было больше, чем необходимо для спокойной жизни.

– Твоя кровь, Рене?! Не притворяйся, что ты ничего не знаешь! Иначе зачем тебе было рваться к берегу Золотых пчел?! Ведь ты добрался туда?

– Не скрою, добрался, но мы отвлеклись. Что тебе нужно? Таяну тебе к рукам не прибрать, Эланд – тем более. Твои художества всплывут, и Марко поступит с тобой, как с бешеным псом, каковым ты и являешься. Ланка знает, куда мы пошли, и, когда меня утром найдут, она сумеет с тобой поквитаться.

– А, ты думаешь, что за тебя отомстят?! Конечно, эта рыжая кошка влюблена в тебя по уши, только она не успеет, – Михай уже орал так, что для того, чтобы его слышать, были не нужны никакие заклятья. Гулкое эхо услужливо разносило голос герцога по всем уголкам оружейной. – Тебе осталось не больше оры, а когда я досмотрю, как ты корчишься, я зайду к Стефану, теперь я знаю, как его охраняют, и найду на них управу. А потом, потом наступит мое время, я…

Годой не успел договорить. Он странно дернулся, вскинул руки и упал, схватившись за грудь. Рене вскочил, опрокинув стол, и бросился к нему. Сверху, прыгая через три ступеньки, с громкими криками неслась Ланка, за которой бежал Роман. В довершение суматохи обивка стен в нескольких местах треснула, и оттуда выскочили «Серебряные», предводительствуемые Гардани. Принцесса, с лету перескочив через тело тарского властителя, с рыданиями обхватила ошеломленного Рене:

– Роман, скорее, может быть, еще не поздно!

– Боюсь, что поздно, – адмирал ласково отстранил девушку и склонился над хрипящим Михаем. – Эта тварь не заслуживает столь благородной смерти.

– А ты, он тебя, он не…

– Я здоров и счастлив, моя дорогая. Это было маленькое представление, которое ты сорвала. Роман, что-то можно сделать?

Эльф опустился на колени и взял Михая за унизанную перстнями руку.

– Если вынуть нож, он умрет немедленно, если оставить в ране, проживет несколько часов. Разве что…

– Он в сознании?

– Нет, но я попробую его привести в чувство. Пусть отсюда уйдут все лишние.

– Да, действительно. Шандер, сообщите об этом казусе Стефану и Марко. Скажете, что он успел признаться в покушениях на меня и Стефана и в убийстве Иннокентия, но все остальное… Ланка, уйди отсюда, сделай милость, здесь сейчас будет очень невесело.

– Хорошо, – принцесса против обыкновения была тиха и серьезна, – но, Рене, он действительно ничего с тобой не сделал?

– Ничегошеньки. Он пытался меня отравить, но у него не вышло. Ну давай беги отсюда. Или знаешь что, сходи к Герике, как-никак она вот-вот станет герцогиней, подготовь ее к этому.

Ланка кивнула головой и вышла, тщательно притворив дверь. Девушку разрывало отчаянье. Когда она услышала слова Михая, свет для нее померк. Оставалось важным лишь одно – убить Михая на глазах у Рене, чтоб тот успел это увидеть, принять последний вздох эландца, а потом она покончила бы с собой.

Когда Илана поняла, что Рене ничего не угрожает, ее охватило ликованье, сменившееся жгучим стыдом. Она сорвала великолепный замысел, она выказала свои чувства на глазах доброго десятка «Серебряных» и графа Гардани, она выглядела смешно и глупо. По щекам принцессы текли злые слезы, но в глубине души что-то пело – ОН жив, и ОН все знает!