"Сердце Зверя. Том 1. Правда стали, ложь зеркал" - читать интересную книгу автора (Камша Вера Викторовна)

Глава 8 Кадана. Изонийское плоскогорье 400 год К.С. 21-й день Весенних Скал

Четыре с половиной тысячи всадников по сигналу горна перешли на легкий галоп и, обтекая холмы, тремя потоками вырвались в долину. Во фланг маршировавшим дриксам. Не отстававший от Хейла Чарльз видел, как остановились и смешались стройные ряды, как началась видимая даже издали суета.

Синие фигурки приближались, росли, и вместе с ними росла дальняя гряда, а по бокам рябыми совиными крыльями вздымались снежно-каменные склоны. Конный поток, с которым скакал Хейл, стремительно накатывал на вражеский строй. Казалось, еще немного, и генерал врубится в него, как простой драгун, а дриксы так ничего и не предпринимали. То ли ждали приказов, то ли просто не поняли, что случилось. Десяток выстрелов где-то наверху обернулся конными тысячами – от такого растеряешься, но не сочувствовать же! Кто их звал в Кадану? В Хексберг? В Придду? Вообразили себя орлами… Гуси!

Пение труб, поющая в ответ земля и свои – впереди, по бокам, сзади. Бьются по ветру знамена, приближается враг, но ты не один, не сам по себе! Ты – часть великой силы, пробудившейся, чтобы смять, сокрушить, покарать вторгшихся в эти горы глупцов, ты сам часть этих гор! Ты защищаешь их, защищаешь себя, защищаешь Талиг!

– Капитан! Капитан Давенпорт… Вправо!

– Чарльз!

– Поворачивай!

– Давенпорт, да очнитесь же!

Несущаяся лавина распадается на отдельные камни. Рокочущий гул слабеет, сквозь него прорывается ржанье, выстрелы, топот. Колонны врага совсем близко, но Хейл забирает вправо, пропуская идущих в бой. Конечно… Командующий может лишь смотреть. Атаки, рубка, лица врагов, брызнувшая кровь… Это для теньентов и капитанов. Тех из них, кто не привязан намертво к начальству.

Генеральская кавалькада прижимается к крутому склону. Снег укрывает спящие валуны, а тропа уводит в небо. Чужая тропа, в которую впились можжевеловые кусты, разрывая корнями камень. Она вьется вокруг холма, выводит на небольшую террасу. Можжевеловые ветки дрожат, дрожит, просыпаясь, каменное нутро предгорий.

– Хорошее место. – Хейл тянется к зрительной трубе. – Спасибо, Эрик.

Генералы и маршалы видят мир иначе, чем простые смертные. Или делают вид. Чарльз смотрел вместе со всеми, но ничего глубокомысленного в голову не приходило. Долина как долина. Неширокая, каменистая. По дальнему краю петляет безымянная речка, в нескольких хорнах к востоку она вольется в Изонис. К западу долинка сужается, где-то там, за сблизившимися холмами, – пока не появившийся вражеский арьергард и обозы. Еще полчаса-час, и Фридрих остался бы без хвоста, который сейчас важней головы.

А внизу идет сражение… Странное зрелище, словно гравюра ожила. Построенная в походные ротные колонны пехота дефилировала долиной в два потока, мушкетерские и пикинерские части вперемешку. При виде надвигающейся конницы дриксы бросились перестраиваться, но из-за растянутости сделать это быстро не получалось, а передовые эскадроны уже перешли на галоп. Остается шагов четыреста… триста…

– Это ведь ваш первый бой, Чарльз?

– Да, господин генерал.

Сколько раз он сегодня отвечал на этот вопрос? Сколько раз еще ответит?

– Тогда смотрите.

Тяжесть зрительной трубы в руках и улыбка, до которой никогда не снизойдут Савиньяк и Ворон.

– Молодцы! Хорошо взяли! Видите?

– Вижу!

Галопом пошла вторая линия… Чарльз сам не понял, как привстал в стременах, не в силах оторваться от открывающегося зрелища. Конной атаки он не видел никогда, тем более сверху, когда и свои, и чужие как на ладони, и только расстояние и редкие облачка дыма мешают разглядеть отдельных всадников. Сердце колотилось, словно он тоже несся вперед, а глаза отмечали, что люди Бэзила неплохо держат строй, эскадроны идут ровно, колено к колену, как требует устав, тройные линии всадников почти не изгибаются. Зато противник…

– Не успеете, гуси перелетные! – довольно хмыкнул генерал. – Теперь уже не успеете!

Не успевают… Не успели! Пикинеры оказавшегося под ударом полка так и не собрались в общий строй, чтобы прикрыть своих мушкетеров, а те не успели ни спрятаться за пикинерами, ни запалить фитили. Обтекая ощетинившиеся пиками крохотные островки, кавалеристы обрушились на беззащитных стрелков. Это было изумительно!

Он играл за Фридриха. Он был Фридрихом, как до этого был каданским фельдмаршалом, Штанцлером, Фердинандом, Сильвестром… Стать другим и сыграть сперва за него, потом – за себя. Честно, не подменяя карт. Чтобы подменить карты, нужна ловкость, чтобы кем-то стать – только разум, знание и расчет…

Эмиль – тот думал, что станет делать сам, Лионель старался понять, что, когда и почему сделают другие. Так он и попал во дворец, и лучше б ему там и оставаться. Он сыграл за Сильвестра и проиграл, потому что поверил врачам и до весны сбросил смерть со счетов, а она передернула. Это стало уроком, тем уроком, который не дает ничего, потому что разлитое вино и разбитая ваза никому не нужны.

Проэмперадор Севера не спеша ехал впереди своей свиты. Звуки боя из-за гряды отвлекали, будоража прежнего разухабистого корнета, свободного и от сомнений, и от подчиненных. Хотелось выхватить шпагу и рвануть к Хейлу, но успешное начало – еще не победа. У дриксов имелся не только Фридрих, но и авангард с арьергардом, теперь предоставленные самим себе. О тех, кто ими командовал, Савиньяк не знал ничего, даже предполагаемых имен. Это могли быть дураки. Могли быть трусы. Могли быть трусы и дураки, а могли – храбрецы и умники, которые, заслышав выстрелы и поняв, что от принца толку мало, сыграют сами. Значит, надо ждать атаки спереди и сзади и держать наготове резервы, а Хейл справится, как и Айхенвальд.

Генералы не подведут, а Фридрих поможет. Его высочество – отменный союзник, если понять, что с ним делать. Лионель понимал. Недаром он собрал про рвущегося к славе принца все, что только возможно. Вплоть до восхвалявших «Неистового» поэм, за которые герой платил как за кровных морисков. Теперь собранные нитки соткались в узор. В гобелен, на котором царит неразбериха. В этом Фридриху доверять можно. Целиком и полностью. И командующему его гвардией тоже. Моргеншайн не дурак, но царедворец, он не выиграет там, где проигрывает принц. Он будет ждать приказа и будет выполнять этот приказ. Он и весь эйнрехтский букет, а вот гаунау… Гаунау в союзе с Дриксен. Гаунау веками лезут на перевалы. Гаунау непримиримы и неуступчивы. Они умеют драться и один на один, и когда один против четверых, но хорошо драться еще не значит хорошо воевать. В Двадцатилетнюю полки гаунау были безупречны, но генералы гаунау думали по-гайифски и в итоге проиграли. С тех пор «медведи» рычали только в горах и вот теперь вышли в каданские предгорья, где им делать нечего, особенно сейчас. Вышли на стороне старых союзников против старых врагов…

Прискакал порученец. Лионель – маршал Талига выслушал, велел передать Хейлу свое одобрение и требование развивать успех и вновь стал принцем дриксов.

Лионель-Фридрих был в ярости, ведь он предусмотрел все! Еще вчера к мосту у Ор-Гаролис отправился сильный разъезд. Три сотни, а может, все пять! Пришел доклад, что все спокойно, да и кто мог там болтаться, кроме каданских трусов? Утром армия выступила. Вовремя, слаженно. Каждый генерал, да что там, каждый полковник имел подробнейший ордер. По всем расчетам, сразу после полудня основные силы должны были начать переправу. Все шло, как задумано, и тут – гонец. Командир арьергарда доносит, что их разъезд обстрелян на близлежащих холмах. Бред! Никаких врагов здесь нет и быть не может. Каданцы на такую дерзость никогда не осмелятся, Ворон в клетке, а северная армия Талига тупо ползет к Бергмарк.

Фрошеры ждут привычной весенней войны, им и в голову не придет обернуться к разбитой Кадане. Нужно быть Неистовым Фридрихом, чтобы отбросить дурацкие договоры, шагнуть в огонь и зажечь факел победы! Тот самый, из поэмы Вильгельма Никкера.

Что ж, ваше высочество, маршал Талига Лионель Савиньяк, в отличие от заклейменных Никкером тугодумов и завистников, от вас не отворачивался. Он вас понял и намерен понимать и впредь! Сейчас вы вне себя. Вы гоните посыльных с приказами, требуете выяснить, что случилось, и приказываете остановиться, но армия уже стоит. Порученцы возвращаются. Вместе со встреченными на полпути гонцами. Они сообщают, что многочисленная конница из-за холмов атакует хвост колонны. Это фрошеры, ваше высочество. Те самые, которых здесь не может быть. Ваши хваленые «крашеные» не успели перестроиться. Бедняги ничего не успели! Знаменитого дриксенского порядка больше нет. Есть растерявшиеся, ничего не понимающие люди, которых вы утром вытащили из палаток и погнали в западню…

Сколько раз вы представляли, как ослепший и оглохший Бруно подпускает врага, а вы, подобно Кэналлийскому Ворону, выхватываете пистолет? Выстрел. Глупый фельдмаршал валится к вашим ногам, вы принимаете командование и ведете армию к победе. Вы не боитесь, что в вас сейчас выстрелят, принц Фридрих? Не боитесь. В вашей личной свите нет и не может быть того, кто рискнет головой ради победы Дриксен. Вы можете спокойно потрясать кулаками.

– Лецке, передайте, чтобы Фажетти не задерживался в холмах. Сэц-Алан здесь?

– Да.

– Позовите.

Забавно, прошло не больше получаса, а жизнь до первых выстрелов словно дымом заволокло. После боя пелена рассеется, и время вновь станет самим собой. Пять минут – для того, чтобы выпить бокал, а не прикончить пару себе подобных…

– Господин маршал! Теньент Сэц-Алан.

– Отправляйтесь к Айхенвальду. Пусть продолжает. Не хуже, чем начал Хейл.

Везде, насколько хватало глаз, шедшие галопом эскадроны втаптывали мечущихся «крашеных» в снег, разворачивались, неслись вдоль колонн, опять поворачивали, продолжая сеять беспорядок. Сопротивления почти не было. Только небольшая часть мушкетеров успела под защиту пик. Льдинки порядка в кипящем котле поражения, они все-таки стреляли! Эти выстрелы, редкие и разрозненные, не могли остановить разогнавшуюся конницу, но выдыхаемый мушкетами дым местами уже затягивал поле боя, мешая разглядеть подробности. Главное, впрочем, сомнений не вызывало – атака почти нигде не застопорилась. Судьба улыбалась Талигу во весь рот, словно Хексберг и Кадана могли искупить Олларию.

– Каково? – требовательно спросил Хейл и, не дожидаясь ответа, признался: – Вам, Давенпорт, повезло. Мне пятьдесят три, но я впервые смотрю на бой с такими удобствами. Внизу будет пожарче, дельце-то не из простых. Отменное дельце!

Чарльз честно поборол зависть и улыбнулся:

– Бэзил… Полковник Хейл свою задачу выполнит.

– С него станется, – кивнул родитель, на мгновенье перестав быть командующим кавалерией. – А вы, капитан…

– Айхенвальд! – почти взвизгнул один из «фульгатов», мужественно отвернувшийся от притягательного зрелища в долине ради дефиле. – Пошел!

Генералу сразу же стало не до капитана и не до воспоминаний. Сдвинув густые рыжеватые брови, Хейл с довольным видом уставился в проход, откуда выплывало знакомое знамя. Вспыхнули алым еще более знакомые оторочки. Гвардейцы! Первыми в бой Савиньяк пустил тех, кого привел с собой, но лучше б гвардия осталась с Фердинандом и Люра достался бы Савиньяку! Всем было бы легче, даже разрубленной гадине. Пуля милосердней кровавой «перевязи», хотя Люра ее и заслужил. А лезущие в Талиг дриксы заслужили бойню!

Зрительную трубу Чарльз давно вернул, но наступающие колонны было видно и невооруженным глазом. Сложись судьба иначе, Чарльз бы тоже шагал в гвардейском строю. Воевал бы, а не глазел. Разрубленный Змей, сколько можно думать про «иначе»?! Ты там, где ты есть. Твое дело – удерживать Хейла, если кавалерия начнет зарываться. Смешно, разве такие зарываются, а зарвавшись, разве слушают капитанов?

Кавалеристы торопились. Они понимали, что отпущенное им время почти истекло. Развернувшись фронтом к Ор-Гаролис, конница продолжала атаку, оставив недостроившиеся каре пехоте, а та наступала. Мерным шагом, в строжайшем порядке, да иного Айхенвальд и не допустил бы!

– Сожалею, господа, – сожаление в голосе Хейла было неподдельным, – но столкновения мы не увидим. Пора догонять наших мальчиков. Не грустите, Давенпорт. Обнажить шпагу вы еще успеете, а вот воспарить над битвой еще разок вам вряд ли скоро удастся.

– Господин генерал, я исполняю свой долг там, где меня поставили!

Внизу громыхнул по-настоящему мощный мушкетный залп, потом второй, и сразу же за ним раздался глухой рев. Начиналась схватка пехоты.