"Окольцованная птица" - читать интересную книгу автора (Копейко Вера)

7

От нечего делать, ожидая своего часа, Роман снова вошел в тот сайт, на который набрел днем в Интернете. «Заказник „Ужма“». И снова его сердце дернулось так, как дергается у подростка, когда наконец та единственная девочка из класса согласилась пойти с ним погулять. Когда он обхаживал ее, заманивал, завлекал, он, кажется, точно знал, что будет делать — как положит руку ей на плечо, при этом якобы случайно задев грудь и испытав желанное томление, потом передвинет руку на спину, плотно прижмет ее, чтобы почувствовать застежку лифчика, под которым… Он знает при этом, как отреагирует его тело, точно так же, как оно ведет себя по утрам, и он бежит в ванную, запирается на засов, а семейство прыгает на одной ноге от нетерпения, а младшая сестра орет во весь голос: «Ромик, что ты там делаешь столько времени?» И тон у нее классной ябеды, которую хочется отдубасить на месте. А уж когда рука осторожно проползет до талии и нечаянно сорвется вниз, на бедро, то…

Роман засмеялся, вспоминая полудетские тревоги и желания. Теперь, в тридцать семь лет, он знал все, что может знать мужчина о женщине. Даже больше, чем обычный, среднестатистический представитель этой половины рода человеческого. Он был женат официально два раза, а неофициально… Да кому какое дело, сколько у него было женщин? Он никого не неволил, они сами сыпались ему на голову, как переспелые груши.

Да, он такой вот, привлекательный. Стоило ему произнести мысленно это слово, он тотчас увидел ее, свою последнюю привязанность. Ее он взял недавно. Роман снова усмехнулся, отметив двойной смысл слова «взял». Он взял ее на работу референтом по юридическим вопросам. Не потому, что «взял» ее как мужчина берет женщину, она на самом деле классный юрист. А женщина? Ну… Он мог бы выписать ей справку и заверить подписью и печатью у нотариуса, что она вполне хорошо справляется со своими обязанностями.

Роман усмехнулся, перебирая пальцами клавиши. Ага, вот еще сайт, и снова Ужма. И снова… «скотт-премьер»! Да что там такое! Филиал английской фирмы, которой на самом деле уже не существует в Англии, она слилась с другой, и давно? Или эта фирма переехала в ту самую Ужму? Черт, да где это?

Он пробежался еще по нескольким клавишам, на экран выползла карта России. На слово «Ужма» компьютер среагировал, но не мгновенно, а пошевелив мозгами. О Господи! Точка на карте… Север, заказник, причем бобровый. Производственное объединение… «Русское сафари». Поди ж ты, ухмыльнулся он. Понятное дело, «бобровые шапки», которые прежде были «каракулевыми», приватизировали все, что можно, и гуляют как хотят. Вот почему там такое скопление потрясающе редких ружей.

Сердце отозвалось, застучав сильней. Это похоже на то, когда женщина уже у тебя в комнате, но еще одета. Ты только предвкушаешь то, что будет дальше. Он очень любил этот этап развития отношений — предвкушение, ожидание. Это уже после — процесс, кульминация, полное обладание… Точно так же он хочет и это вожделенное ружье. Чтобы оно лежало у него на руке, чтобы он гладил другой рукой металл, на котором невероятная гравировка, которой нет ни на одном другом ружье.

Кроме его собственного. Да, того, которое у него уже есть и которому он столько лет пытается найти пару. Это не фигуральное выражение, не вымысел. У его ружья действительно есть пара, потому что их сделали парными. Он хочет их соединить. По-же-нить!

Господи, да что это с ним сегодня? Все мысли съезжаются на одном сюжете. Непонятно, Светлана была у него только вчера, его тело не должно испытывать первобытного голода. Но что он может с собой поделать, если издавна оружие и секс соединялись у него в голове самым причудливым образом?

В его оружейной коллекции есть один «скотт-премьер», двенадцатого калибра, с позолоченным замком, на колодке его выведена каллиграфически золотом цифра 2. Но есть, есть на свете ружье, на колодке которого цифра 1 такого же рисунка. Ему позарез нужно это ружье.

Страсть собирателя толкнула его на то, чтобы собрать коллекцию оружия, которую впору выставлять на обозрение публики, а если устроить аукцион, то можно здорово заработать. Но сейчас ему не нужны деньги, у него с этим все в порядке. Бетонный завод в подмосковном городке дает хорошие бабки. Он будет давать и дальше, если учесть, что заводик, теперь уже далеко не свечной, попал в число поставщиков муниципального строительства. Считай, государственный заказ, поэтому можно не суетиться. Теперь не суетиться, поскольку вся суета в прошлом. Кстати, та суета была бы более суетной, если бы не его коллекция. Она, что и говорить, слегка «облысела» под влиянием большого количества мужских гормонов. Да… пришлось ему награждать заслуженных и одаривать достойных вещами из коллекции.

Роман усмехнулся, запустил пятерню в черные жесткие волосы, а карие, с золотыми искорками, глаза сощурились. Его люди работали до седьмого пота, но справились. Теперь у него контрольный пакет акций, своя охотничья база не хуже бывшей генсековской в Завидове, но он не разрешает прикармливать кабанов и косуль, а потом стрелять, когда они становятся почти ручными. Он за честный бой между охотником и дичью. Так порядочнее, считает он. А поскольку хозяин — он, выходит так, как он считает. Значит, для полного счастья на этом этапе его жизни ему не хватает одного ружья — пары к «скотт-премьеру».

Где он только не искал ружье! Даже в Лондоне, куда летал по делам. Да, если не лукавить, то главной целью были не дела, их можно решить из Москвы, сейчас для этого есть все средства связи, но то, что он хотел узнать там, это можно только лично.

Он нашел улочку, на которой находилась фирма — преемница «Скотта», Брутон-стрит, показал менеджеру номер своего ружья. Тот молча и привычно поставил лесенку со стертыми деревянными ступеньками и полез. С самой верхней полки он достал из ряда фолиантов в старой коже — амбарной книгой назвать это язык не повернется — один. В таких гроссбухах записаны имена всех заказчиков ружей, начиная со дня основания фирмы, а это двести с лишним лет, и нашел страницу, где указано имя, адрес заказчика…

В тот момент Роману показалось — впервые за долгие годы, — что жизнь не им начинается и не им кончается. Что на самом деле ружья переживают своих хозяев. Он ощутил это собственной кожей.

Все верно, убедился он. Это ружье заказал его прадед, сначала одно, а после, видно, разжившись деньгами, — к нему пару. И вот это второе ружье — у него.

Если честно, то Свету он нанял и приманил к себе еще и ради своих неуемных поисков — смышленый юрист будет вести дела не только заводские, но и его личные. Она старалась. Она сидела в архивах, она писала запросы, она бегала по оружейным комиссионкам и перезнакомилась с «жучками», которые знали все про всех в своем узком в общем-то кругу. Но ружье оставалось неуловимым.

— Роман, а ты не думаешь… — На него смотрели золотистые кошачьи глаза Светы, лицо в обрамлении необыкновенно подстриженных волос — нужно настоящее парикмахерское искусство, чтобы из трех тонких волосинок сделать такую стильную головку! Он любовался ею совершенно искренне. И по-новому оценил Свету — все-таки обращать недостатки в достоинство — это дар и труд. А он любил талантливых и неленивых. — Ты не думаешь… — повторила она, заметив, что он вряд ли ее слышал. Теперь он смотрел ей в глаза, и Светлана продолжила: — Что его вообще не существует в природе?

— Сто лет для ружья не срок. Это человеку сотни лет на две жизни хватит. Но оружию — не-ет. Оно где-то здесь, где-то рядом. Я это чувствую, и я чувствую, что найду его.

— Понимаю. — Она кивнула, и в свете ночника волосы девушки показались серебряными. — Но мне кажется, у твоей страсти есть еще какое-то объяснение.

Он повернулся к ней.

— А ты чуткая девочка, — хмыкнул он. — Но я не скажу тебе больше ничего. Работай, дорогая. Трудись, как ты умеешь.

Конечно, она права, но неужели он так и не научился до конца скрывать свои чувства? Впрочем, объяснить собственную страсть просто желанием иметь игрушку, учитывая размеры его коллекции, можно. Только в это трудно поверить.

— А если это ружье совсем разбитое? — продолжала подкапываться под истину Света.

— Все равно я его хочу.

— Хочешь? — выдохнула она, и в этом выдохе он услышал другое.

Он засмеялся:

— Ну конечно, хочу. Ты сама знаешь, чего я хочу… Сейчас. — Он резко повернулся, выключил ночник и ощутил запах ее новых духов с ароматом фруктов. Итальянский матрас зима-лето, все еще, несмотря на весну, повернутый на зимнюю сторону, обтянутую шерстью, жег тело…

Сдавленно засмеявшись, она раскинула руки:

— Ну и бери, если хочешь.

— Возьму, конечно. Я беру в жизни все, что хочу…

— …иначе зачем жить, — закончила она его любимую фразу.

Утром, когда Светлана уехала в архив выяснять адрес, который дал ей Роман, он сидел у окна и пил кофе.

Конечно, у него есть особенная причина искать это ружье. Эта причина явилась из прошлого. Сначала он относился к ней как к семейной легенде, потому что в то время, когда он узнал об этом, не то что не было возможности для ее осуществления, а даже подумать об этом было смешно. Семейная сказка, заморочка, можно называть как угодно. Он знал, что отец тоже искал парное ружье, услышав историю от своего отца, а тот… Номер, один номер есть на вожделенном ружье, который ему необходимо узнать. Единственный номер, которым отличаются эти парные ружья. И тогда…

Он засмеялся и залпом допил кофе. Потом поморщился, сбрасывая с языка непромоловшуюся крошку кофейного зернышка. А если, как обронила фразу Света, оно искорежено каким-нибудь умельцем и номер, тот номер, сбит?

Нет, он не мог в это поверить. Он видел его, отчетливо и ясно. Потому что парные ружья абсолютно идентичны, даже вес их не должен отличаться больше чем на десять граммов. Их делали для стрельбы с оруженосцем. Хозяин делает два выстрела из двух стволов, и тут же слуга подает ему второе ружье — еще два выстрела по дичи. А слуга уже перезаряжает первое… Вот для чего делали парные ружья. Как правило, их заказывали обеспеченные люди известным фирмам…

Роман покрутил головой, отряхиваясь от мыслей, как большой пес отряхивается от воды. Посмотрел на компьютерные часы. Ну что ж, пора позвонить. Голос в Ужме, мужской и весьма уверенный, наверное, местный начальник, обладатель этого голоса назвал ему имя продавца ружья. Ульяна Михайловна. Наверное, старушка продает остатки прежней роскоши. Муж умер, и самой уже срок подходит. Наверняка это ружье милиция оформила ей на хранение. То, что объявление вывешено в Интернете, ни о чем не говорит. Сейчас кто только не лазит по Всемирной паутине. Наверняка лихой внучок запустил бабкино объявление, а сам спит и видит, чтобы поучаствовать в «сортировке» баксов. Сколько она может запросить, Романа не интересовало, но, учитывая разный порядок цен в столице и в глуши, да еще в такой Тмутаракани, как свидетельствует карта России, ему это будет стоить пустяки. Он готов даже накинуть сотню-другую, пускай бабуля считает его благодетелем, глядишь, в церкви денег на свечку не пожалеет, за здравие поставит. Пустячок, а приятно.

Секундные цифры на мониторе неутомимо дергались, сменяя одна другую, а он тыкал пальцами в кнопки телефона.

Трубку сняли после второго гудка, отозвался низкий женский голос.

Однако… Роман почувствовал, как внутри что-то толкнулось в такт смене секунд на часах. Тембр, который нравился ему больше всего на свете. Низкий, чуть с хрипотцой, интонированный голос. Редкий голос. Ему такой не попадался ни разу.

— Я слушаю.

— Добрый день. Могу ли я поговорить с Ульяной Михайловной?

— Можете. Тишина.

Он тоже молчал, ожидая в трубке другой, дребезжащий, голосок. Наверное, внучка, решил он.

— Можете, — повторила она. — Я вас слушаю, — Она сделала ударение на слове «вас».

Роман обомлел. Ну вот тебе и чудо техники. Конечно, расстояние большое, но чтобы старческий голос преобразовать в молодой, да еще такой уверенный, это…

— Вы Ульяна Михайловна? — не веря себе, переспросил он.

— Я Ульяна Михайловна, — услышал он и уловил в голосе улыбку.

Понятно, наверняка не он первый купился на собственный, засевший в голове стереотип. Ну да, конечно, сейчас мода пошла на имена старинные, Даши, Вари, Насти, Ульяны… Значит, она совсем молоденькая. Тогда чье ружье она продает? Посредник? Лихая девица? Ну конечно, откуда бы там Интернет. Что ж, эта захочет слупить сполна. Если ружье, к примеру, дедово.

— Очень приятно, . Ульяна Михайловна. Меня зовут Роман Сергеевич, я звоню из Москвы. Меня интересует ружье. Вы можете мне его описать?

— Спрашивайте.

«Сейча-ас, сейчас я спрошу тебя, сейчас, нахалка. Ох и спрошу, — ухмыльнулся он, начиная заводиться. — Почему так получается, то, что тебе нужно позарез, болтается у кого-то, кому это совершенно ни к чему?»

— Оно не… шустовано? — строгим голосом бросил он в трубку.

— Оно не шустовано, — скопировав его интонацию, ответил низкий голос.

Подумать только, если бы она запела, то наверняка бы редким голосом, который очень ценили понимающие мужчины во все времена, — контральто.

— Понятно. А вы поете? — ни с того ни с сего брякнул он, сам не зная, что может услышать в ответ.

Вариант первый, мелькнуло у него в голове, — удивится и переспросит. Вариант второй — пошлет подальше. Вариант третий — швырнет трубку. Роман любил угадывать, как поведут себя люди, и считал себя вполне тренированным в отношениях с ними. Ах как приятно бывает сбить собеседника с толку, огорошить вопросом. То есть продемонстрировать парадоксальность собственного мышления, как он называл это. Ему было приятно наблюдать, как теряются люди, сбитые с толку, а он сам решал, кому протянуть, а чью, протянутую ему, оттолкнуть.

— Нет, — услышал он в трубке. Краткое слово и тишина ожидания.

Что значит этот резкий отказ? — дивился он.

— То есть? — бросил он, не додумав.

— Нет, — повторила она, — я не пою.

— Понял, — сказал он, ощущая, как вдруг вспотела рука, сжимавшая трубку. А у нее отличная реакция, вынужден был признаться себе Роман. Он не угадал. И как соперник, вынужденный уважать противника, он спросил ровным голосом, в котором не было интонационной игры, способной задеть чуткую собеседницу: — Ружье шустовано?

— Нет, — снова ответила она, словно жалела на него слова.

Он не привык, чтобы женщины говорили с ним так равнодушно. Но ведь она не видит его, пришла на помощь успокоительная мысль. Нет, он не страдал нарциссизмом, как считал сам, но ему точно совершенно не нравилось, когда к нему относились с таким же интересом, как к телеграфному столбу. Ведь она, черт бы ее побрал, хочет продать. Значит, она должна включить все свое обаяние. В Москве это уже усвоили все, кто хоть чем-то торгует. А там, конечно, в глуши… По старинке, мол, я делаю тебе великое одолжение, как в пору дефицита. Это он называл синдромом «у меня не десять рук», так, кажется, говорили продавщицы возле пустых прилавков. «Что ж, продолжим „сеанс связи“», — ухмыльнулся Роман.

— Тогда у меня еще вопрос. — Он сделал паузу, она тоже молчала, как затаившийся в норе хорек. — А номер на ствольной трубке сохранился?

— Ружье не тронуто. — Все та же заинтересованность, не больше, чем у механического голоса.

— Могу ли я спросить… — начал он и удивился собственной интонации, уже заискивающей. Этого еще не хватало! Что он машет перед ней хвостом, как сенбернар перед сучкой? — Это ваше ружье? — спросил он уже прокурорским тоном.

— Мое.

— Замечательно. Стало быть, именно с вами мы должны обговорить цену. — Он приноровился, как ему показалось, и нашел нужную интонацию: ровную, но чуть более теплую, чем ее тон.

— Да.

— Простите, а вы из него стреляли?

— Стреляла.

— Бой кучный?

— Да.

В голове молодого человека прыгали мысли. Как жаль, что он не видит сейчас эту девушку, как жаль, что нет видеотелефона! Роман почувствовал, что заводится и ничего не может сделать с собой. Он увядал от такой манеры и сам не знал, почему он так реагирует на полное отсутствие интереса к себе в голосе этой деревенской Артемиды. Он должен ее заинтересовать. И он пошел напролом:

— Опишите мне себя.

Он не хотел услышать безликие «да» или «нет». Может быть, потому, что слишком сильно эмоционально возбужден бесконечными и упорными поисками ружья, поэтому все, что с ним связано, — вещи, время, люди, казалось, тоже должны быть чувственно вовлечены в его поиски. Как можно деревянно говорить о таком ружье!

— Разве в объявлении написано, что продается ружье вместе с хозяйкой? — Она хмыкнула.

Наконец-то он поколебал ее, он раззадорил ее. Ну конечно, с его-то опытом общения с людьми, тем более с женщинами, мог ли он сомневаться?

— О, простите, я имел в виду другое. Я хотел узнать, будет ли ружье мне прикладистым. Если я узнаю ваш рост, вес…

— Объем груди, талии и бедер тоже? Между прочим, размер резиновых сапог, в которых я хожу на охоту с этим ружьем, тридцать восьмой. Вы это забыли спросить, но я вам открываю тайну без-воз-мезд-но, — отчеканила она последнее слово.

— А все мною перечисленные параметры — за деньги? — спросил он, сам не зная, то ли вступил в игру, то ли завелся.

— За очень большие деньги. — Она хрипло рассмеялась.

— Можете прибавить к цене, — великодушно разрешил Роман.

— Вам мало не покажется, — пообещала Ульяна.

Он вдруг испугался, что она сейчас швырнет трубку и из-за собственной фанаберии он упустит возможность просто поговорить о вожделенном предмете, о ружье, конечно. Вот всегда у него так, одно смешивать с другим. Ну почему ружье продает не мужик, а баба, и не старушка-побирушка, как он рассчитывал, а, судя по всему, отменная стерва. Ну, если не так грубо, то девушка с характером — точно. Но ведь он это ружье хочет купить! Он стиснул трубку, положил ногу на журнальный столик, вытянулся и вдруг ощутил странное волнение в теле. А это с какой стати? Неужели реакция на голос? Он поерзал в кресле, заставляя себя сосредоточиться на вопросах, которые привели бы к успешному разрешению дела.

— Простите, ради Бога, я не хотел вас обидеть. — Он придал голосу как можно больше тепла, обычно такой густой баритон срабатывал без сбоев. Может, конечно, искажение на линии, помехи, не дадут искомого результата? Ох, он уже не уверен в том, в чем был уверен всегда! Да что с тобой, дорогой? Он быстро сбросил ноги со столика и резко выпрямился в кресле. Основательная поза способствует основательным мыслям. Сейчас речь идет о деньгах, черт возьми! — Так сколько вы хотите за эту игрушку?

— Разумно. Дорого. Как в английских каталогах. Откройте и узнаете, сколько стоит это ружье в идеальном состоянии.

Он изумился подобной осведомленности. Да как такое возможно? Девица сидит в лесу, в глуши, а ему советует полистать английские ружейные каталоги? «О времена, о нравы!» — ернически произнес он про себя, но должен был признаться, что она его поразила.

— Так почему бы вам тогда не выставить его на аукцион «Сотбис»?

— Но тогда вы не сможете его купить, — ухмыльнулась она. — Если вас устроит цена, звоните.

Роман потерял дар речи и по-настоящему разозлился.

— Я позвоню, всех благ. — И швырнул трубку.

Он недоуменно уставился на аппарат и почувствовал странную тоску. Такое ощущение возникло у него от чего-то, не доведенного до конца. Причем когда не обстоятельства тому виной, а его собственная глупость. Он зачем звонил, а? Он звонил, потому что ему нужно это ружье «скотт-премьер», парное его ружью. А узнал что? Что его хозяйка — женщина, от которой он вдруг стал тащиться, как подросток. Дурак.

Он вскочил с кресла и пошел на кухню. Вынул из холодильника початую бутылку джина, которую Светлана подарила ему, играя в красивую жизнь. Тоник кончился, и он ливанул в бокал тройную, по западным меркам, порцию — граммов семьдесят пять — и опрокинул в рот. Он скривился, уж лучше бы хлебнуть водки. Да нет в доме родной и знакомой.

Продолжая морщиться, Роман поискал глазами, чем бы закусить, и увидел в миске картошку, которую Светлана приготовила для салата.

«Но не трогай, — вспомнил он ее предупреждение. — Это особая картошка для особого салата». Он откусил половину картофелины и пожал плечами. Да что в ней особенного?

«Она называется „Голубизна“. Ее покупали на семена, а я для салата. Высший класс!» Она смотрела на него с глупой, как ему показалось, гордостью.

Не зная, что на него нашло, Роман с каким-то ожесточенным упорством съел всю картошку. Черт побери, билось у него в голове, с какой стати эти женщины будут ему диктовать, что делать?

Он поставил пустую миску под струю воды в мойке и вдруг подумал, что его холостяцкий ужин — джин с вареной картошкой — напоминает ему эту деревенскую Артемиду, знакомую с каталогами английских ружей.