"Любить и помнить [Демоны прошлого]" - читать интересную книгу автора (Кауи Вера)

6

Первое, что сделала Сара, вернувшись в Литл-Хеддингтон, – написала Джайлзу. Ссора в Лондоне с Эдом подстегнула ее. В конце концов, когда-то надо было на это решиться. Ей было трудно нанести этот удар Джайлзу; но о том, чтобы ранить Эда, не могло быть и речи. У нее на сердце скребли кошки, но все же она заставила себя сесть за стол и, подбирая самые простые, ясные и однозначные слова, сообщила Джайлзу о случившемся. Она не искала себе оправданий, не прибегала к иносказаниям, не умалчивала ни о чем. Эта резкость и безжалостность были удивительны ей самой. Она выталкивала Джайлза из своей жизни беспощадными точными ударами.

Лондонский уик-энд не задался, но нет худа без добра: они с Эдом стали еще ближе друг другу, они преодолели еще одну общую беду. Эд ни словом не упрекнул ее, но и не пытался усыпить ее совесть сладкой ложью; он просто разделил с ней ее вину и этим еще больше привязал ее к себе. Его проникновение в самый корень проблемы, которая стояла перед ней, понимание ее чувств было просто невероятным, эта чуткость покорила Сару. Он понял ее смятение, развеял ее сомнения – не в отношении себя, о себе он даже не заикнулся, – по поводу ее самой.

Считая себя потерянной и одинокой, мучаясь собственной виной, она неожиданно ощутила прилив сил и уверенности в себе благодаря присутствию друга, который с готовностью разделил с ней эту вину, взвалил на свои плечи тяжкий груз, позаботился о самой Саре. Собственно, он заботился о ней с самых первых минут знакомства. Преодолев ее сопротивление, он привязал к себе Сару благодаря пониманию, которое проявил. Он, с одной стороны, словно заточил ее в самого себя, как в темницу, а с другой – помог почувствовать себя свободной до такой степени, что она стала способна на такие поступки, о которых прежде и помыслить не смела.

Никто еще не владел ею столь безраздельно; ни в ком еще она не была так уверена. Ей уже никуда не скрыться от Эда; он вездесущ, для него нет преград. Ее маленькую, упорядоченную, правильную жизнь встряхнули будто мешок со старьем, вытащили из нее нечто потаенное и сложили совсем в другом порядке. Эд полностью переделал ее. Он был надежен, как скала. В нем не было ни капли тщеславия, заносчивости, желания утвердиться за чужой счет. Сара не переставала удивляться ему. Рядом с ним она сама становилась уверенной в себе, в своих силах. Эд был глубоким источником, из которого она только начинала черпать, а взамен щедро и бездумно дарила ему себя, восстанавливая растраченные ресурсы из того же вновь обретенного бездонного источника.

Сара не могла подыскать слов, чтобы описать впечатление от их занятий любовью. Эд не только обучал радостям физической любви ее податливое, благодарное тело. Он открывал ей глаза. То, что он проделывал с ней в постели, и как он это делал, кружило ей голову. Она млела от восторга. Но не только в этой сфере расширял он ее горизонты. Он никогда не наставлял ее: поступай так-то и так-то, делай то-то и то-то; но незаметно указывал на возможности, которые она без него проглядела бы. Его сильная личность как магнитом втянула ее в зону своего притяжения с первых минут встречи; Эд стал центром ее вселенной. Отныне Сара не представляла свою жизнь без него.

Его точная реакция на самые непредсказуемые и неразумные ее действия приводила Сару в изумление. Ее благодарность за это была так безмерна, что она готова была умереть за Эда. Он был изощренным мастером чтения между строк и всегда извлекал из прочитанного точный и глубокий смысл. Эд освободил Сару из тесного кокона, и она превратилась в роскошную бабочку, расправила крылышки и взлетела прямо к яркому и горячему солнцу, каким был он сам.

Он подарил ей не только сексуальную, но и духовную свободу. Она теперь совершала поступки и произносила слова, которых раньше не осмелилась бы сделать и сказать. Эд научил ее множеству вещей, а она все схватывала на лету с быстротой, не перестававшей его удивлять. Успев побывать замужем за Джайлзом, она продолжала оставаться сексуально инертной. Эд пробудил ее, показав, каким может и должен быть сексуальный опыт. Секс с Эдом был не похож на акт только обладания безвольным женским телом. Для нее самой это был жест освобождения и самореализации. Отдаваясь ему, она не чувствовала ни грана унижения, она преподносила ему себя как дар, а он вливал в нее свою любовь, наполнял драгоценной живительной влагой. Она никогда так ярко не ощущала жизнь. Ее изоляции от внешнего мира пришел конец. Теперь она была связана с ним тысячью крепчайших нитей. И единственное, в чем она нуждалась, было рядом – Эд. Ради него она готова была расстаться с чем угодно. Даже потерять рассудок.

Полдень накануне его двадцать пятого вылета они, как всегда, провели у греческого павильона. Саре полагалось быть на дежурстве, но она позвонила в госпиталь и сказалась больной. Эд перед заданием всегда пораньше ложился в постель; ему надо было вставать в четыре утра, а то и раньше, поэтому они встречались днем. Сара объявила ему, что написала Джайлзу письмо. Он вздохнул с облегчением.

– Все становится на свои места, – сказал Эд. – Ты объяснилась с Джайлзом, я сделаю последний вылет, и мы будем свободны.

Он не имел привычки обещать журавля в небе; ему было свойственно тщательно подсчитывать плюсы и минусы, взвешивать все возможности. На сей раз он изменил своей привычке и вел себя так, будто уже вернулся из полета в Германию.

– Тебя отправят домой? – спросила Сара, которая и хотела этого, и боялась.

– Не знаю. Но я все равно не поеду. Разве что меня захотят опять послать на задание... а уж от этого я постараюсь отвертеться во что бы ни стало. Мне хочется как можно дольше оставаться с тобой. Мне, вероятно, придется вернуться домой сначала одному, но мы хотя бы сократим время разлуки.

Он умолк, и Сара знала, о чем он думает, что прикидывает в уме. В нем иногда появлялась какая-то отчужденность, от которой у Сары мурашки начинали бегать по спине. Так или иначе, она была уверена, что все, что он делал, – к ее благу, и поэтому старалась не задумываться о причинах нападавшей на него мрачной отстраненности. Он не был скрытным, но и болтливым тоже. Саре хватало того, что он заботился о ней так, как никто и никогда прежде. а уж как это ему удавалось, дело десятое.

В тот день, расставшись с Эдом, Сара не заметила ничего особенного; Эд был, как всегда, спокоен и уверен – уверен в себе, в ней, в том, что он делал.

На следующий день, вернувшись из госпиталя, она радостно предвкушала праздник, который обещал устроить Эд, и мысли ее были заняты тем, как одеться. Они собирались вместе пообедать – она, он и ребята из экипажа. Эд должен был заехать за ней в семь. В шесть она сидела за туалетным столиком, собираясь переодеваться. В комнату вошел сэр Джордж.

Она посмотрела на него и каким-то шестым чувством поняла, что случилось.

– Эд? – спросила она. – Он не вернулся?

Спокойно, не торопясь, она повесила в шкаф платье, которое хотела надеть, и повернулась к зеркалу поправить волосы. Посмотрела на свое собранное, сосредоточенное лицо. Она ничего не чувствовала. Словно все чувства парализовало. Сэр Джордж подождал, потом взял ее за руку, и они вместе спустились вниз. Она уже все поняла. И в то же время не освоилась с мыслями, не осознала до конца.

И тут к ней подступил ужас.

Хэнк Келли был самым близким другом Эда на базе. Невысокий улыбчивый парень из Джорджии, он проходил тренировочный курс с Эдом во Флориде, и потом их направили в одну эскадрилью. Сейчас он находился у них в гостиной, стоял и смотрел на портрет Джайлза в военной форме, который висел над камином. Когда они вошли, он обернулся к Саре. Сэр Джордж оставил их вдвоем и вышел.

– Майор Келли. Рада вас видеть. Она протянула ему руку. Он пожал ее.

– Здравствуйте, мэм.

– Прошу, садитесь. Не желаете выпить? Голос Сары звучал ровно, она прекрасно владела собой.

– Нет, благодарю вас, мэм.

Сара присела на диван возле камина. Он сел напротив и смотрел на нее, не спуская глаз с лица.

– Это Эд? Он не вернулся.

Вопрос прозвучал как утверждение.

– Да, мэм. Последний раз его видели, когда он попал в переделку: один мотор вышел из строя, второй пробили. Я видел, как он пытался уйти от целой стаи «фокке-вульфов». Связь нарушилась, мы не смогли ее восстановить.

Келли сделал паузу, ему было трудно закончить фразу, но все же пришлось.

– Он считается пропавшим без вести. Пропавшим без вести.

– Понятно, – сказала она. Голос звучал спокойно, бесцветно. Но Келли опустил взгляд на ее руки – она так крепко сжала их, что пальцы побелели. Сара тоже опустила глаза на руки, и, когда подняла их на Келли, лицо ее тоже было белое, как бумага.

– Спасибо, что лично пришли сообщить мне об этом. Очень любезно с вашей стороны.

– Меня просил об этом Эд, – тихо ответил Келли. – Сказал: если со мной что случится, пойди и скажи. – Он опять помолчал. – Послушайте, мэм. Эд – везунчик. Он лучший пилот на базе и вообще один из лучших во всей нашей авиации. Он такие штуки выделывал на «летающей»... А знаете, какая это отличная машина! Эд запросто может на двух моторах летать. Уж только бы «Салли Б.» в воздухе держалась, а посадить он ее посадит, как пить дать. Голову прозакладываю, что так и будет. Он, к примеру, может сесть на какой-нибудь другой аэродром... или вообще за Ла-Маншем. Радио-то у него не работает, поэтому мы ничего о нем не знаем. А пока что числится без вести. Это совсем не значит, что он погиб.

Сара не шевелилась. Только сидела и смотрела на него остановившимся взглядом. Ее спокойствие ужаснуло Келли. Господи, подумал он, Эд знал, что делал, когда залип на этой женщине. Сам-то он всегда перед ней робел, уж больно она холодная на вид, чистая ледышка. Настоящая леди, не подделка какая-нибудь. Ни слезинки не проронила, ни воплей, ни всхлипов, ни стенаний. Только бледность выдает то, что у нее в душе творится.

Келли знал, что Эд с ума по ней сходит и плевать ему, что она замужем за каким-то там лордом и все такое. Они с Эдом уже два года знакомы, и сколько девчонок он за это время сменил, не упомнишь. А эта его так захомутала, что он разом всех из головы выкинул. Вообще-то он всегда таких недоступных старался зацепить, это для него вроде спорта было. А перед Сарой Латрел поднял лапки кверху. Попался на крючок.

Когда он просил Хэнка сообщить ей в случае чего, то добавил: «И без дураков. Говори прямо. Все равно она захочет узнать всю правду. Она на вид хрупкая, но у нее стальной стержень. Если бы я задумал держать насчет нее пари, что угодно мог бы прозакладывать, что она даже не вздрогнет и не вскрикнет. Тем более истерику не закатит. Она совсем из другого теста. Она позаботится скорее о тебе, чем о себе. Вот она какая, Сара Латрел».

Сара, будто прочитав его мысли, сказала:

– Вы были очень добры ко мне, майор Келли. Вам, должно быть, непросто было прийти ко мне с такой вестью.

Господи милостивый, вот уж леди так леди! «Хоть бы уж перестала наконец благодарить-то меня, – думал Келли. – Лучше бы в обморок упала или еще что, как обычно женщины в таких случаях поступают. Что угодно, только бы не сидела так спокойно, будто каменная. Это как-то неестественно. Это что же – все аристократы так себя ведут?» Нет, никогда ему не привыкнуть к этим чудным обычаям, когда проявление нормальных человеческих чувств считается дурными манерами. Им гораздо легче жилось бы, если бы они научились, как все другие люди, плакать и жалиться. Пускай пошумней бы тут стало, зато как-то по-людски. И самим легче. Не к добру эта деревянная вежливость. Что у нее в жилах – воск? Но Эд Хардин не стал бы тратить время на куклу восковую.

И угораздило же его пропасть на последнем вылете. Сейчас только его, Келли, экипаж с «Персика Джорджии» остался в первоначальном составе на всей базе Литл-Хеддингтон. Хардин летал на втором самолете, и половина его первого экипажа погибла. А теперь, может, уже и никого нет в живых. Неужто смерть их одолела?

Он поднялся, чтобы идти. Сара тоже встала.

– Слушайте, – сказал он почти грубо. – Вы меня хоть слышите? Если что станет известно, я сам приду и вам доложу.

Она улыбнулась. Мертвыми губами.

– Спасибо. Вы очень добры.

– Он просто пропал без вести. Так что есть надежда.

– Да. Надежда, – эхом отозвалась она. – Весьма признательна вам, майор Келли.

– Рад служить, – машинально ответил он, не сразу поняв, что сморозил глупость, и, попятившись, вышел из комнаты.

Войдя в гостиную, сэр Джордж застал Сару стоявшей у окна; взгляд ее был устремлен на озеро. Он приблизился к ней. Она будто обратилась в лед. Сэр Джордж осторожно взял ее руку, обхватив ее ладонями. Они постояли в молчании. Потом она сказала без всякого выражения: «Пойду пройдусь». Она отстранилась от него и, сохраняя обычную осанку, покинула комнату.

Сара казалась неживой. Тесть наблюдал за ней в окно, пока она не скрылась из вида. Он знал, куда она направляется, и еще долго смотрел в сторону холма, за которым прятался греческий павильон.

Он никогда не видел ее плачущей. Она только уходила в себя, пряталась, как улитка в свой домик, закрывалась, как цветок, вся жизнь которого теплилась где-то глубоко, в самой сердцевине. Из нее будто выпустили воздух. Она стала пустой. Она ходила, двигалась, что-то делала, но все это автоматически. Ничто не трогало ее. Все свободное время она проводила у озера; какая бы ни стояла погода, она приходила на берег и неподвижно сидела, глядя перед собой невидящими глазами. Ее оставило тепло. От нее веяло ледяным холодом. Она похудела, и кожа обтянула ее прекрасно вылепленное лицо, которое стало похожим на череп. Сэр Джордж знал, что она ничего не ест, подозревал, что она не спит ночами, и терял надежду на то, что она когда-либо вернется к нормальной жизни.

К концу июня Эд все еще официально считался пропавшим без вести. Неофициально – погибшим.

Она никогда не говорила о нем. Он был похоронен вместе с ее собственной жизнью. Долгие часы она сидела в полном молчании, глядя в пространство. Она перестала читать, не слушала радио, никуда не ходила. Не принимала никаких приглашений. Единственным местом, которое она посещала, был греческий павильон. Погода—непогода – ей было все равно. Сэр Джордж знал, что всегда найдет ее там. Однажды он застал ее там под проливным дождем, насквозь промокшей. Она сидела, привалившись спиной к стволу каштана, забыв обо всем на свете, погрузившись в свои мысли. Сэр Джордж взял ее под зонтик и, бережно приобняв, привел в дом. Он сам приготовил ей горячую ванну, потом проводил в постель, куда положил грелку. Несмотря на все эти меры, она проснулась в жесточайшей лихорадке, обернувшейся воспалением легких. Десять дней она находилась на грани жизни и смерти и не прикладывала ни малейших усилий, чтобы поправиться.

Сэр Джордж пришел в отчаяние. Обычное его самообладание ему изменило, он не знал, что предпринять, к кому обратиться за советом. И тут, во время Сариной болезни, на ее имя пришла телеграмма из министерства воздушного флота. В ней сообщалось, что муж леди Сары Латрел, командир эскадрильи Джайлз Латрел, был сбит в небе над Монте-Кассино и получил множественные ожоги. Он находится в тяжелом состоянии и направляется домой для лечения в ожоговом центре в Ист-Гринстеде.

К моменту получения телеграммы здоровье Сары уже было вне опасности. Она еще была чрезвычайно слабой, бледной, изнуренной болезнью, но с тех пор, как сэр Джордж с величайшей осторожностью сказал ей о том, что случилось с Джайлзом, стала на удивление быстро поправляться. Через два дня она встала с постели и позвонила в госпиталь Королевы Виктории. Ей сообщили, что командир эскадрильи Латрел прибыл, но его тяжелое состояние не позволяет пускать к нему посетителей. Сара звонила в госпиталь ежедневно. Каждый день ей повторяли одно и то же. Ее муж в тяжелом состоянии, но надежда есть.

Когда наконец Саре и сэру Джорджу разрешили приехать в госпиталь, к Джайлзу их все равно не допустили, поскольку он находился в кислородной палатке, но предоставили возможность побеседовать с лечащим врачом. Тот не стал скрывать серьезности положения. У Джайлза обгорело почти шестьдесят процентов кожного покрова от лица до колен. Волосы сохранились благодаря гермошлему, ноги уцелели, потому что Джайлз был обут в тяжелые ботинкии, но все остальное ужасно пострадало; кожа сходила лоскутами, как мокрая промокательная бумага. Джайлзу придется перенести долгосрочную процедуру пересадки кожи, хирургическую операцию на лице. Один глаз вытек, второй хоть и удалось спасти, но он, видимо, тоже потребует операции.

Все это было сказано четко и без всяких сантиментов. Сара была благодарна доктору за то, что он нарисовал правдивую картину, и ей стало ясно, что от нее теперь потребуется.

Доктору понравилась ее реакция. Конечно, она переживает шок; любая женщина, получив вместо молодого, красивого, здорового мужа жалкую развалину, была бы в шоке. Но эта принимала свою участь с великолепной выдержкой, ни на секунду не потеряв над собой контроля, а такое встречаешь нечасто.

Самое тяжелое, предупредил он, начнется, когда Джайлз станет выздоравливать. Когда поймет, что с ним произошло. Это будет тяжелейшим испытанием для его психики. Так бывает со всеми, кто еще вчера был крепким, сильным и красивым, а сегодня стал беспомощным, жалким и безобразным. К тому же его очень ослабит серия операций, воля к жизни угаснет. Джайлзу понадобятся постоянный уход и забота, за ним нужно будет следить, подмечая признаки возможного ухудшения. Но самое сложное, самое трудное – исцеление его психической травмы, повторил врач. Здесь нужно будет особое искусство.

Эту обязанность Сара взяла на себя. Сэр Джордж видел, как она целиком посвящает себя этой задаче. Она так организовала свою службу в госпитале, чтобы максимум времени проводить с Джайлзом. Ей, как сотруднице добровольно-вспомогательной службы, позволялось работать в пределах собственных возможностей. В конце концов, все они делали общее дело: она помогала раненому, и не важно, где это происходило.

Ни разу она ничем не обнаружила отвращения к тому жутковатому монстру, в которого превратился Джайлз. Она сидела у изголовья, разговаривала с ним, читала вслух, ухаживала. Поддерживала, ободряла, облегчала боль. Она стала для него стальной опорой, и Джайлз с готовностью принял ее заботу и помощь.

Саре отдали его планшетку, и она внимательно осмотрела содержимое. Все ее письма были на месте, подобранные в хронологическом порядке и аккуратно сложенные; не хватало только письма, сообщавшего об ее измене. Сара еще раз тщательно перебрала каждую бумажку. Этого письма не было. Очевидно, Джайлз его не успел получить. Уж его-то Джайлз нипочем не потерял бы. Сара в третий раз, с какой-то яростью, стала сортировать содержимое сумки. Будто в непроходимых сумрачных дебрях ее жизни мелькнул спасительный просвет, потерять который вновь было бы невыносимо.

Джайлз нуждался в ней, но и Саре была необходима его потребность в ней, за которую она хваталась как за спасительный якорь. Выздоровление Джайлза стало ее единственной жизненной целью, и она с отчаянным упорством ее добивалась. Она посвятила себя мужу без сожаления и без всяких лишних эмоций. Все чувства умерли вместе с Эдом. Но никто не мог упрекнуть ее в том, что она недостаточно самоотверженна по отношению к Джайлзу, и в первую очередь сэр Джордж. А чувства и эмоции были никому не нужны; Джайлз был так слаб, что ничего не замечал вокруг, безразлично принимая заботу жены, как принял бы ее из любых других рук.

Весь июль и весь август Сара провела, почти не отходя от постели мужа, и он очень медленно, но верно стал выздоравливать. Если можно было применить к нему это слово. Ему уже не нужна была кислородная палатка, ожоги заживали. Врачи с оптимизмом говорили о том, что через месяц-другой можно будет приступить к пересадке кожи. Но тут Джайлз, едва избежав смертельного исхода, настолько пришел в себя, что смог осознать и прочувствовать свое состояние, и это вызвало в нем глубочайшую болезненную апатию, столь же беспредельную, как и Сарино нежелание жить.

Вслед за апатией пришел сперва период помрачения рассудка, а вслед за ним – какой-то нездоровой лихорадочной суетливости, сопровождавшейся редкостной злобностью. Его характер изменился до неузнаваемости. Из покладистого, добродушного парня он превратился в неуживчивого, бранчливого мизантропа. Сэр Джордж был поражен, став свидетелем того, с какой желчной язвительностью его сын говорил с женой; с его языка словно извергался яд чистейшей ненависти. Именно на нее он изливал всю скопившуюся в нем злобу, а ее безответность будто еще сильнее разжигала в нем ярость и провоцировала новые атаки. Он буквально превратил Сару в мальчика для битья и не спускал ей ни малейшего промаха.

Джайлз целиком ушел в болезнь и нисколько не старался как-то с ней сладить. Он угрюмо игнорировал инструкции врачей, доводил до слез нянечек, задирался с другими пациентами и яростно отвергал всякие попытки помочь ему. Пару раз он отказался видеть Сару, которая проделывала долгий утомительный путь до госпиталя после ночного дежурства, и она кротко ожидала во дворе, в надежде, что его настроение изменится.

В конце концов сэр Джордж потерял терпение и решился на серьезный разговор с сыном, который привел к тому, что Джайлз осыпал отца оскорблениями и они расстались почти чужими друг другу. Даже принимая во внимание все, что выпало на его долю, все физические и моральные страдания, загубленную жизнь, нельзя было не признать, что Джайлз стал другим человеком.

Сэр Джордж со стыдом и горечью вспоминал сцену, которую он наблюдал, когда Джайлз издевался над Сарой. Он не переставал удивляться Сариной выдержке и относил это на счет ее беспредельной сердечности и терпеливости, пока вдруг не понял, что Сара безропотно сносит все унижения просто потому, что у нее атрофирована чувствительность. То, что оставалось в ней живым, ушло так глубоко, что было недостижимым для уколов извне. Сэр Джордж даже стал думать, что именно поэтому Джайлз и был так жесток с ней. Может быть, он видел и понимал, что прежней Сары уже нет, что перед ним совсем другая женщина?

Сэр Джордж попытался потихоньку прощупать почву. Ему удалось выяснить, что для Джайлза Эд Хардин был симпатичным американцем, который проявил симпатию к его отцу и жене, приносил продукты, снабжал виски с сигарами и время от времени составлял партию в шахматы. Джайлз знал про экипаж «Салли Б.», про то, как его принимали в Латрел-Парке, но и только. Когда сэр Джордж завел об этом разговор, Джайлз обнаружил абсолютное равнодушие к теме. Его это не интересовало. Следовательно, заключил сэр Джордж, он не в курсе дела. Слава Богу. Новый Джайлз ни за что не примирился бы с изменой жены, которую мог бы простить тот прежний, разумный и добрый Джайлз, еще не переживший катастрофы. Тот бы и мухи не обидел; этот не задумываясь свернул бы шею цыпленку.

Мало-помалу сэр Джордж примирился с мыслью, что Сара искупает свой грех. Джайлз – это ее крест; она взвалила его на плечи и будет нести до конца жизни. Отныне она будет жить только своим долгом перед мужем. Кальвинистское мировоззрение, в котором она была воспитана, диктовало ей, что необходимо платить за счастье, пережитое с Эдом. Бери все и плати. Вот она, взяв, что хотела, и должна теперь за это расплачиваться. Но какой чудовищный счет ей предъявлен, думал сэр Джордж. И платить по нему ей придется целую жизнь. Какова же будет эта жизнь...

После августа наступил сентябрь, и Сара продолжала ездить в госпиталь к мужу каждый уик-энд. Характер Джайлза не менялся к лучшему. Скорее наоборот. После операции он вымещал боль на всех подряд, особенно на здоровых и красивых. Как Сара. Он был так поглощен собой, что ничего вокруг не замечал, а если и замечал, то не подавал виду.

В один из сентябрьских дней, в воскресенье вечером, когда сэр Джордж поджидал Сару, которая должна была вернуться от Джайлза, – сам он не ездил туда из-за распри с сыном, – в дом снова наведался Хэнк Келли. С ним был еще один гость, в котором сэр Джордж с радостью и тревогой узнал Вилли Московича, стрелка из экипажа «Салли Б.», спокойного и надежного, застенчивого паренька из Индианы. Вилли в свои двадцать два года был самым молодым членом экипажа, который летал еще и на «Девушке из Калифорнии». Хэнк Келли улыбался до ушей.

– Рано их похоронили, сэр, – сказал он.– «Салли Б.» приземлилась в Голландии, экипаж Ударился в бега, скрывался в голландском подполье. С Эдом все в порядке, получил только легкое пулевое ранение, поэтому ребята пока оставили его там. Да вот пускай Вилли скажет! Он все своими глазами видел. Валяй, Вилли! Порадуй сэра Джорджа.

– Ну так вот, сэр. Мы возвращались с задания на базу, и тут на нас налетела целая туча «фоккеров». Мы уже имели два попадания из зенитной пушки и летели на двух моторах. А тут эти чертовы истребители... Прямо как москиты нас облепили. Капитан пошел на штурм, чтобы их рассеять... – Голос Вилли звенел от восхищения при воспоминании об этом эпизоде. – Мы прорвались, и капитан на всей скорости снизил высоту. Мы ниже ста футов никогда не идем, а тут полетели на высоте пятьдесят футов. Фантастика, сэр! Мы мчались над шоссе, а бензобаки у нас были пробиты, и горючее хлестало как из ведра, и капитан уже не мог вывести машину за границу Голландии. До моря рукой подать, а горючего ни капли, и капитан посадил машину прямо на поле, как будто перед ним была посадочная полоса длиной в тысячу футов. Мы выскочили, набежали голландцы, нас тут же повели прятаться, и потом мы все прятались и прятались, нас передавали из рук в руки, как посылку, пока наконец не подобрались к нашим позициям во Франции, куда нас под покровом темноты и доставили. Капитан был ранен в бедро – это когда мы на немецкий патруль напоролись, так что ему пришлось пока остаться там, у него кость размозжило, он ходить не может. Но с ним все в порядке, сэр, и, как только они смогут его переправить, он будет здесь.

Вилли полез в карман и вынул конверт.

– Вот он мне что дал. Это для леди.

Сэр Джордж взял одной рукой протянутый конверт, а другой – тепло пожал руку Вилли.

– Дорогой Вилли, – сказал он. – Не могу передать, как я рад опять видеть вас и узнать, что весь экипаж «Салли Б.» жив и невредим. Когда капитан Хардин вернется, обязательно отпразднуем это событие. А пока мы непременно должны выпить виски за ваше здоровье. Прошу покорно.

Они выпили раз и два, и Вилли рассказывал о приключениях, которые выпали ему с товарищами в Голландии.

Когда гости ушли, сэр Джордж сел, затуманенный парами виски, и тяжело задумался о том, что же будет, когда вернется Эд. Что тогда? – размышлял он. Надо сказать Саре. Эд возвращается. Нельзя же это от нее скрывать. Как она это переживет? Она смирилась со смертью Эда и вернулась к Джайлзу. Эд не подозревает о том, что случилось за время его отсутствия. И тревожится о том, как она воспримет весть о нем, потому и написал.

Сэр Джордж посмотрел на конверт, оставшийся на кофейном столике. Дешевый, из грубой бумаги. Наверно, самый лучший из тех, что можно было достать. Никакой надписи на нем. Эд поступил осторожно – с признательностью подумал сэр Джордж. Он никогда не терял головы, этот Эд, все делал с умом, хотя Сара совершенно покорила его сердце. Он по-настоящему ее любит – в этом нет сомнений. И любовь не мешает ему оставаться здравомыслящим, трезвым мужчиной. Взять хотя бы это письмо. Он не надписал конверт, и, наверно, в самом письме обошелся без обращения по имени. Если бы Вилли попал в плен, Саре это не причинило бы вреда; у него нашли бы письмо к неизвестной женщине, вот и все. Но для Эда Сара не была неизвестной. Далеко нет. Однако она оставалась женой Джайлза и в течение последних трех месяцев довела эту роль до совершенства. А роль Эда с главной перешла во второстепенную. В этой роли он не сможет смотреться столь блистательно, как прежде, но у нее есть перспектива снова стать ведущей. От Сары зависит, как выстроится актерский ансамбль. Сама она показала высочайший класс игры, восхитивший всех зрителей. Только сэр Джордж знал, что это было лишь делом техники, за которой не стояло никаких чувств. Однажды её чувства разбудил Эд. Теперь он возвращается на сцену. Возникает вопрос: кто станет исполнителем главной мужской роли, Сариным партнером?

Эд возвращается. Как это скажется на Сариной жертвенности? Живой Эд возродит к жизни и Сару. Тогда она не сможет одновременно жить и жертвовать собой ради Джайлза. Но сможет ли она жить в свое удовольствие, сознавая то, что случилось с Джайлзом? Нет, конечно. Прежний Джайлз, здоровый, полноценный, выдержал бы измену, и его мир не обрушился бы. Совсем другое дело нынешний Джайлз – обгоревший, как головешка, беспомощный, больной, несчастный. Здесь возможно единственное решение. Эд должен явиться к Саре, а ей следует распрощаться с ним. Разумеется, ей не захочется этого делать, но придется. У прежней Сары не хватило бы на это сил; новая Сара справится и с этим.

И она справилась.

Когда сэр Джордж сообщил ей благую весть, на какую-то минуту лицо ее зажглось счастьем, но минута радости истекла, и ее лицо вновь погасло. У него сердце разрывалось, глядя на это. Но он не мог не заметить, что ее решение твердо и незыблемо. Оно созрело мгновенно. Сэр Джордж мог прочесть это у нее на лице. Оно было белее снега, и черные провалы глаз не оставляли сомнения в ее решении. Сара вновь была отчужденной и бесчувственной, как минуту назад.

Сара жила только на нервах. День шел за днем, и видно было, как она собирает в кулак все свои силы, чтобы не изменить принятому решению – объявить Эду о том, что остается с Джайлзом. Сэр Джордж видел, как она со смятенной душой, с тайным ужасом ждет приезда Эда. Ее жалкое безразличие куда-то делось.

Она вернулась из того незримого мира, где обитала последние месяцы. Если раньше она часами недвижно сидела, уставясь пустыми глазами в пространство, то теперь ею овладело беспокойство, она стала раздражительной, превратилась в комок нервов. Как будто каждую секунду к чему-то прислушивалась. При каждом телефонном звонке как наэлектризованная вскакивала с места, по утрам нетерпеливо ждала прихода почтальона pi лихорадочно просматривала все письма. Приезжая из Ист-Гринстеда, она никогда не оставалась после ужина в гостиной, а уходила к себе, и сэр Джордж знал, что она сидит у окна и смотрит на озеро.

А по ночам она плакала. Сэр Джордж никогда не слышал столь горестных и безутешных рыданий. Они разрывали его сердце. Сара доводила себя до нервного срыва, и сэр Джордж не мог этого не видеть. Он был рад за сына, но от всей души сочувствовал его жене. Она не делилась с ним своими планами. Этого не требовалось. Между ними установилось взаимопонимание, не нуждавшееся в словах. Они общались с помощью взглядов и жестов. Стали близки, как никогда раньше. Они всегда симпатизировали друг другу, но так крепко сэр Джордж никогда не любил свою невестку. Он был бесконечно благодарен ей за то, что она делала для его сына, но и страдал вместе с ней. Он знал, что в госпитале все считают ее образцовой женой, и даже если люди не подозревали о том, что стояло за ее поведением, все равно факт, что леди Сара Латрел является примером для других, придавал ему уверенности в себе усиливал желание отслужить ей добром. Она стольким пожертвовала ради Джайлза. Эд Хардин – не из тех мужчин, от которых женщины отказываются с легкостью, и Джайлз Латрел не мог – даже и в прежние времена – с ним равняться. Сара обрела истинное счастье, только когда встретила и полюбила Эда, разбудившего в ней женщину. То, что теперь она была готова оставить Эда ради злобствующего инвалида, за которым ей придется ходить как за ребенком до конца своих дней, вызывало у старого джентльмена восхищение, смешанное с бесконечной благодарностью.

Жаль, что ему нечем помочь ей; бедняжке придется одной нести свой крест. Он догадывался, как она пришла к своему решению: если долг требует, следует ему повиноваться. И все. Выбора нет. Это решение разрывало ей сердце, но она приняла его и не могла нарушить. Беда только, это может стоить ей здоровья, может быть, даже жизни. Сэр Джордж молил Бога, чтобы Эд приехал, покуда она не сломалась.

Он приехал в самом конце сентября. Они были в гостинице в Ист-Гринстеде. Сара уже легла. Весь день они с сэром Джорджем провели в госпитале, но сэр Джордж, который не мог долго выдерживать непочтительного отношения, тем более со стороны собственного сына, ушел раньше. Сара вернулась в отель позже, измученная, выжатая как лимон, отказалась от ужина и сразу пошла спать. Он отужинал в одиночестве, потом устроился в гостиной с книгой и через какое-то время заметил, что, глядя в книгу, думает о своих делах и о той ситуации, в которую попали его сын, невестка и Эд Хардин.

Сэр Джордж все больше и больше ощущал свою долю вины в этой истории. Если бы он вовремя проявил твердость, сказал свое веское слово, попытался уговорить Сару или даже запугать ее, указал бы ей на пагубность ее выбора, словом – сделал бы хоть что-нибудь, ему сейчас не пришлось бы ломать голову над этой проблемой. Тогда Саре выпало бы только бремя служить сиделкой при Джайлзе, она не должна была бы отказываться от любви и любимого, что доводит ее сейчас до помешательства. Но ему нравилось видеть вокруг себя счастливых людей. Одному Богу ведомо, как трудно найти счастье, а Сара была счастлива с Эдом. Она никогда так счастлива не была... Но все же о чем он, многоопытный старик, думал, позволяя им зайти так далеко? Почему не предостерег Сару, не остановил ее вовремя, пока она еще не полюбила так безвозвратно? Оказался мягкотелым, безвольным, непростительно беспечным.

Словом, слабаком – безжалостно заключил сэр Джордж. Собственный душевный комфорт оказался ему дороже веления долга. Да что теперь понапрасну сожалеть! Этим уже ничего не изменишь.

Сэр Джордж передернул плечами и потянулся за бутылкой виски. Когда он, налив бокал, ставил ее на место, ему пришли сказать, что в холле его спрашивает капитан Хардин из американских военно-воздушных сил. Сэр Джордж чуть не выронил бокал. Господи, подумал он. Вот оно. Эд здесь.

Эд стоял возле конторки портье, и сэр Джордж успел, оставаясь незамеченным, его рассмотреть. Эд похудел, побледнел, как будто давно не был на солнце, лицо его осунулось и казалось мрачным. У сэра Джорджа упало сердце. Эд – человек разумный. Он наверняка навел справки и узнал, что произошло с Джайлзом. Об этом было известно всем. События в Латрел-Парке обсуждались во всем Литл-Хеддингтоне.

Сэр Джордж набрал в грудь воздуха и шагнул навстречу Эду.

– Эд, мальчик мой...

Эд быстро обернулся и направился к лорду Латрелу. Тот заметил, что Эд прихрамывает.

– Сказать не могу, как я рад снова вас видеть. Мы уже думали, что вы никогда не вернетесь... Но это не важно. Главное, что вы здесь, и я страшно этому рад. Пойдемте выпьем, и вы мне все расскажете.

Эд, будто не заметив приглашения, стоял как вкопанный.

– А Сара? Что с ней? – спросил он.

– Спит. Она весь день пробыла в госпитале. Джайлзу сегодня опять делали операцию. – Он помолчал и решительно продолжил: – Вы ведь, наверно, слышали, что с ним случилось?

– Да. Мне на базе сказали. Он здорово обгорел.

– Привезли сюда чуть живого.

– Мне очень жаль.

«Еще бы», – подумал сэр Джордж, а вслух виновато сказал:

– Сейчас он на лечении, и, боюсь, это затянется надолго.

– А Сара? Как она?

– Неважно, – ответил сэр Джордж. – Ей крепко досталось в эти месяцы.

Эд помрачнел.

– Думаете, я не догадывался? – резко бросил он.

Сэр Джордж отступил на шаг, будто ожидая удара.

– Конечно-конечно, – поспешно ответил он. Потом внимательно посмотрел в лицо Эда.

В его душе росло беспокойство.

– Конечно, я об этом знал, – уже спокойнее сказал Эд. – Поэтому я должен ее увидеть.

«Разумеется, – думал про себя сэр Джордж. – Разумеется, ты знал. А как же иначе? Ты не дурак».

– Она вас ждала, – честно сказал он. – Но мне кажется, лучше сейчас ее не будить. Она очень устала, вымоталась. В последнее время она в постоянном напряжении и, откровенно говоря, дошла до предела. К тому же только что перенесла пневмонию. Промокла у павильона... – сэр Джордж заметил, как при этих словах глаза Эда влажно блеснули. – И Джайлз... с ним очень непросто. Очень трудно справляться. Вы сами понимаете.

– Нет, – ответил Эд.

Сэр Джордж колебался, продолжать ли. Он опасался наговорить лишнего.

– Видите ли, Эд, все так осложнилось, – деликатно начал он. – Сара считала вас погибшим. Как и все мы. Весть о вас стала для нее роковой. Она сама будто умерла. Ушла в себя, отрезала себя от остального мира. Я очень тревожился за нее. И тут Джайлз... Она всю себя посвятила ему. Так преданно ухаживает за ним. Может, если бы не это...

Не трудитесь объяснять, – выдавил из себя Эд.

Я знаю, что Сара хочет вас видеть, – не таясь, признал сэр Джордж. – Но лучше не теперь, если не возражаете. Ей так редко удается выспаться.

– Я хочу только взглянуть на нее, – тихо сказал Эд, не сдвинувшись с места.

– Хорошо. Пойдемте. Я провожу.

Когда они вошли в ее комнату, Сара не шелохнулась. Шторы были раздвинуты, и света хватало, чтобы хорошенько рассмотреть ее. Сара лежала на спине, закинув одну руку за голову, другая покоилась на животе. Сразу бросалось в глаза, как она измучена. Сон ее был глубоким, тяжелым. Под глазами легли густые темные тени. Черты лица заострились. Сара казалась хрупкой и беззащитной, нуждающейся в защите и ласке. Сэр Джордж остался стоять у двери, Эд подошел к кровати. Он даже не попытался дотронуться до нее, только смотрел. Сэру Джорджу не было видно его лица, но Эд все не отходил, и старик занервничал. Он решил сам увести Эда.

– Нам пора, – прошептал он и тут, перехватив взгляд Эда, понял, почему тот застыл на месте. Он смотрел не на лицо Сары, а на ее руку: Сара вновь надела на палец обручальное кольцо. Сэр Джордж перевел взгляд на лицо Эда, коснулся ладонью его руки. Тот не шевельнулся.

– Пойдемте, – тихо сказал сэр Джордж. – Пусть поспит. Завтра вы с ней поговорите.

Эд как сомнамбула двинулся к выходу. Выйдя в коридор, сэр Джордж осторожно прикрыл дверь и обернулся к Эду. Его лицо было безучастным; шок стер с него все следы эмоций. Он невидящими глазами смотрел на старого джентльмена. Взяв Эда за руку, тот привел его в свою комнату, по соседству с Сариной. Усадил в кресло, налил виски из бутылки, когда-то подаренной Эдом, подал.

– Выпейте.

Эд взглянул на бокал и залпом осушил его. Взгляд его по-прежнему был пустым. Потом он заговорил:

– Я ее потерял. Она вернулась к Джайлзу.

Сэр Джордж нервно откашлялся.

– Не забывайте, – неуверенно начал он. – Она ведь думала, что вас уже нет в живых.

– Так и есть, – отозвался Эд. – Она меня убила.

Чувствовалось, что он еще не верит тому, что говорит.

Сэр Джордж налил ему еще.

– Я же говорил, что все неимоверно усложнилось.

Эд резко поднялся.

– Не надо ничего объяснять, – грубо сказал он. – Я не нуждаюсь в объяснениях. Мне достаточно того, что я знаю.

– Она необходима Джайлзу.

– Я ее потерял.

Сэр Джордж вздохнул.

– Я хотел бы сказать вам...

– Не надо.

– Вы не желаете поговорить с ней... потом?

– Зачем?

– Она вас ждала.

– Только затем, чтобы объявить о своем решении.

– Да, но не только.

– Ничего другого уже не нужно. Она вернулась к нему.

– Что мне ей передать?

– Что ей не требуется ничего мне сообщать.

– Это все?

– Все.

От Эда веяло арктическим холодом.

Сэр Джордж попробовал все же уговорить его.

– Эд, поймите. Джайлз без нее не может.

– Я все знаю про Джайлза, – отрезал Эд.

– Тогда вы должны все знать и про Сару, – тихо сказал сэр Джордж.

Эд с горечью взглянул на него.

– Это мои проблемы, – сказал он и, прежде чем сэр Джордж успел задержать его, вышел из комнаты.

Утром сэр Джордж зашел к Саре, чтобы вместе идти на завтрак. Она причесывалась перед зеркалом у туалетного столика. Он поймал ее взгляд в зеркале. Ее рука со щеткой замерла.

– Он приехал, – сказала она.

– Да.

Сара положила щетку, словно была не в силах ее держать.

– Как он?

– Похудел, прихрамывает. Он тебя видел. Она молчала, не сводя с него глаз.

– Он все знает, – сказал сэр Джордж. – Он увидел твое обручальное кольцо. И сказал, что... не надо ничего объяснять.

Сара безвольно опустилась на стул у столика и уставилась на кольцо, блестевшее на пальце. Сэр Джордж заметил, что оно стало ей велико.

– Где он?

– Не знаю. Ушел.

– Он вернется?

Она испытующе взглянула на него.

– Не думаю, – не сразу отозвался он.

– Нет, – сказала Сара. – С какой стати? Ему незачем возвращаться.

Они, как обычно, отправились в госпиталь, провели весь день с Джайлзом, который привычно злился и ворчал. Он неприязненно оглядывал Сару, сказал, что она похожа на скелет, что лучше бы ей самой лечь в больницу, а не торчать возле него. Все равно она ничем не поможет и бессмысленно его утешать, он не ребенок.

День тянулся долго, и сэр Джордж обрадовался, когда наконец пришла пора ехать домой. По дороге Сара не проронила ни звука. Это было какое-то траурное молчание.

В понедельник утром за завтраком Сара положила перед тестем письмо. Оно было адресовано Эду.

– Будьте добры, передайте ему в руки. Лично. Все же я обязана объясниться.

– Конечно, – ответил он.

Он смотрел, как она наливает себе кофе в чашку. Рука у нее не дрожала. Но в глазах была агония. Его захлестнула волна жалости, смешанная с чувством острой вины.

– Сара...

Она бросила на него быстрый взгляд.

– Нет, – сказала она. И процедила сквозь зубы еще раз: – Нет.

Внезапно ее рука, державшая чашку, дрогнула, так что чашка чуть не выпала.

– Думаете, я не понимаю, что с ним сделала? – сдавленным шепотом проговорила она. – Думаете, я не знаю, каково ему сейчас? Но что я могу сделать? Ответьте! Скажите ради всего святого, что я могу сделать?

– Ничего, – только и мог сказать сэр Джордж. – Ничего. Ты, Сара, ничего не можешь.

Он видел, как она меняется в лице. Только что оно было сосредоточенным, сдержанным, и вдруг черты ее расплылись, глаза, обведенные черными кругами, налились слезами, губы мелко задрожали.

– Почему он не остался мертвым?! – в отчаянии вскрикнула она. – Я смогла бы это выдержать, если бы его не было на свете. Но причинить ему такую боль... Лучше бы он умер! Господи, почему он не умер!

Она стремительно выскочила из-за стола, опрокинув стул, и с воплем раненого зверя выбежала из комнаты.

Сэр Джордж повез письмо на базу, но Эда там не было. Ему сказали, что он в отпуске. Через неделю сэр Джордж вновь наведался туда и узнал, что капитан Хардин переведен на другую базу. Где-то в Восточной Англии. Сэр Джордж выяснил адрес и отправил письмо по почте. Больше он никогда не видел Эда.