"Смерть планеты" - читать интересную книгу автора (Крыжановская Вера Ивановна)
Часть вторая Глава десятая
Через несколько дней, проведенных также в объезде города и окрестностей или посвященных разным визитам, Супрамати решил побывать в сохранившихся еще святых местах, и прежде всего в Иерусалиме. Рассказ Нивары о произошедшей там странной и чудесной катастрофе возбудил в нем живейший интерес.
Грустным задумчивым взором смотрел Супрамати на залитый электричеством город, когда уносивший их воздушный корабль поднялся над столицей.
– Когда я вернусь сюда вновь, и над моим дворцом заблестит лучезарный крест, который отметит приют магов-миссионеров, тогда наступит решительная тяжелая борьба света с тьмой. Сколькие восторжествуют и сколькие падут, Один Бог ведает, – подумал он со вздохом.
Иерусалим очень изменился. Гора, где некогда Давид соорудил свой укрепленный город, раскололась вследствие землетрясения, и та часть, где стоял храм Гроба Господня, осела, образовав огромную котловину, в глубине которой и стояла теперь древняя святыня.
Различные разрушения почвы нагромоздили вокруг скалы, образовавшие словно ограду глубокой лощины, и там, вокруг почерневшего от времени храма, расстилался христианский городок. Он был невелик и состоял из тонувших в густой чаще кипарисов бедных домиков верных слуг Христовых.
За пределами скалистой ограды земля казалась необработанной, и только кое-где вдали заметны были поля или огороды с чахлой растительностью.
Невыразимо грустное впечатление производили эти места. Сатанисты избегали их ввиду вредных для себя последствий, и если случайно попадали туда, долго чувствовали потом недомогание; кроме того, непонятный внутренний страх гнал их прочь.
Скалы, окружавшие долину, были населены не менее города; в каждой большой расщелине, каждой маленькой пещере жил отшельник, проводивший жизнь в посте и молитве.
В каждом из таких убежищ было Распятие или образ Спасителя и теплилась лампада, а лица обитателей дышали той горячей и безграничной верой, которая двигает горы.
У естественных ворот, образованных рухнувшими скалами, которые преградили всякий другой вход в долину, сторожил старик. Он служил также и проводником иноземным странникам, приходившим на богомолье или скрывавшимся от преследований.
Супрамати и Нивара поблагодарили его, но отказались от предложенных услуг и направились к храму. Увы, ничего не осталось от прежнего величия и богатства; смутный полусвет царил под древними сводами, облачение священников было так же просто и бедно, как и церковные украшения. Служил старый епископ в белом полотняном облачении; с давних уже пор богослужение совершалось без перерыва, день и ночь, и верные собирались там по очереди вследствие того, что некоторые части храма, поврежденные обвалом скалы, потом обрушились окончательно, и нетронутой оставалась лишь часть со Святым Гробом, но она была очень невелика.
Во время перерыва, вслед за окончанием обедни, Супрамати подошел к епископу и спросил разрешения поговорить с ним с глазу на глаз, после чего оба удалились в келью святителя и там долго беседовали. Вечером того же дня необычная толпа наполнила храм. Все население, жившее в городе в скалах, собралось здесь по призыву епископа.
Когда открылись двери святилища, вышел Супрамати в сопровождении епископа. Впервые перед простыми смертными он был в серебристом одеянии рыцаря Грааля, и голову его окружало широкое сияние.
Народ, плотной массой наполнявший все уголки храма, пал ниц, думая, что перед ним сошедший с неба Святой.
Когда по приказанию епископа все поднялись, Супрамати подошел к ступеням амвона и начал говорить. В красноречивых словах описал он состояние мира, нарисовав отчаянную картину бедствий и озверения человечества, которое, позабыв свое божественное происхождение, допустило овладеть собой духам зла.
– А теперь, братья, – продолжал он, – наступают предсказанные пророками времена: близка кончина мира. В эти страшные минуты, согласно пророчеству, невидимое станет видимым, свершится суд, и отделятся овцы чистые от овец нечистых, как сказано в Писании. Те, кто никогда не отступал от веры и почитал Бога, кто был всегда соединен светлой, хотя и невидимой связью со своим Создателем, – получат в ту минуту награду за верность свою. Они узрят Христа и духов планеты, которые озарят их светом небесным, и услышат суровый приговор дьявольскому полчищу кощунников и обольстителей, ослепивших и совративших столько душ, разбивших столько уз между сынами Божиими и Божественным Отцом их.
Конечно, для всемогущества Предвечного не трудно опрокинуть и повергнуть в ничто почитающего себя столь сильным духа мятежного, со всем полчищем сторонников его; но Господь предоставил ему свободу действовать, ибо зло есть пробный камень добра, искушение злом, – наивысшее испытание для души. Вы, братья, считаетесь верными Господу, вы сохранили веру в Него, были неусыпными стражами алтаря и Его тайн божественных. В душах ваших вы поддерживаете священный огонь, озаряющий тернистый путь человека к его Создателю, и поете таинственный гимн Воскресения. До сего дня вы остались тверды, терпя бедность и преследования в это тяжелое время, когда сатана водрузил знамя свое на поруганных алтарях и нагло поносит Создателя и законы Его. Теперь, братья, вам остается исполнить последний долг на этой приговоренной к смерти Земле.
Вам надлежит покинуть это убежище, где вы совершали молитву и таинства, чтобы снова появиться между людьми и вступить в великую борьбу со злом. Вы должны будете проповедовать слово Божие и призывать людей к покаянию и молитве, возвещая им, что близок час, когда спасаться уже будет поздно. Вам следует быть смелыми и не бояться ничего, даже смерти; ибо бороться вы будете за спасение душ человеческих, и каждая спасенная душа явится неоценимым сокровищем, которое вы принесете к стопам Отца Предвечного. Высока, но тяжела возлагаемая на вас обязанность; господство греха подходит к концу; достаточно уже орды сатанинские соблазняли и губили души; капища их будут ниспровергнуты и очищены кровью, которую мученики добровольно прольют. Ответьте мне, братья и сестры мои, считаете ли вы себя достаточно сильными, чтобы выступить на великий бой и не отступать ни перед какой жертвой, а содействовать победе Божественного света над мраком зла?
Пока говорил Супрамати, толпа постепенно опускалась на колени, не отводя взора от прекрасного, вдохновенного лица оратора, который в своей белоснежной одежде, с серебристым ореолом над головой, казался им духом сфер. Когда он умолк, единодушный возглас раздался в ответ, и к нему протянулись руки всех.
– Да, мы хотим бороться и положить свои силы и жизнь на спасение наших братьев! Помоги нам, Господь Бог наш, сражаться во славу Имени Твоего, – слышались сотни голосов. Лица всех дышали мужеством и энергией; горячая вера пылала во взоре и неожиданная внутренняя красота словно преобразила черты всех.
По окончанию Божественной службы все присутствовавшие причастились и принесли клятву бороться с сатаной, не отступая перед опасностью, какова бы она ни была. После этого Супрамати снова заговорил.
– Братья и сестры! Мне остается сказать вам, что когда появится на небе лучезарный крест, пещера Святого Гроба запылает, как костер, и колокола сами собой зазвонят, – то будет означать, что настала минута, когда вам надлежит выступить на священный бой вооруженными крестом и непоколебимой верой вашей. А до тех пор молитесь, готовьтесь и собирайте всю нравственную силу, какой располагаете.
Окончив последнюю молитву, молящиеся разошлись, а Супрамати с Ниварой и священниками собрались у епископа для обсуждения дел Иерусалимской и других христианских Палестинских общин. За этим разговором Супрамати узнал, что в горах и особенно в окрестностях Синая народился целый подземный город.
Один пустынник случайно открыл обширные пещеры, образовавшие целый лабиринт, которыми затем и завладели христиане, спасавшиеся от гонений. Они устроили там церкви, жилища, кладбища и открыли новые выходы, тщательно скрываемые и известные одним верным. В этих недоступных убежищах сберегались особо чтимые мощи, чудотворные иконы и все святыни, которые спасли от кощунственной ярости сатанистов. Там жило особое подвижническое население, исполненное пламенной веры и проводившее время в посте и непрестанной молитве. Земля разделилась словно на два слоя: на поверхности справлялись сатанинские неистовства, а в подземельях звучало священнопение, совершались богослужение и религиозные торжества. По странной прихоти судьбы, в катакомбах именно выросла и обрела свою непоколебимую силу вера христианская; а теперь снова готовилась она явиться из глубины пещер чистой и сильной, как при своем зарождении, чтобы получить вновь, но уже последнее крещение, и тоже кровью мученичества.
Это рассказали Супрамати священники, и один из них упомянул, что несколько лет назад в пещерах образовалась небольшая женская община, во главе которой с недавних пор настоятельницей состояла молодая девушка столь высокой добродетели и пламенной веры, что ее избрали единогласно.
– Странное это существо, – продолжал старец. – Умна и сильна характером она не по летам. Родители ее были верующие и принадлежали к старинной христианской семье; но, – увы, – поддались искушению и впали в сатанизм. А Таиса, будучи девятилетним ребенком, устояла в вере и скрылась. Бегство ее было положительно чудесно. Можно подумать, что ангел управлял легоньким воздушным челноком, в котором она добралась сюда. По ее желанию ее определили в общину, над которой она теперь начальствует. Горячая вера и примерная жизнь ее всегда восхищали и изумляли подруг; а кроме того, Таиса обладает даром прозорливости, у нее бывают видения; она убеждена, например, что жизнь ее является великим испытанием или миссией, и она как будто постоянно ищет, ждет кого-то.
При этом рассказе Супрамати слегка улыбнулся; он-то знал, кто эта девушка, которая сквозь испытания, поддерживаемая безотчетной любовью и вполне сознательной верой, прокладывала себе путь к нему.
Затем разговор изменил направление и сосредоточился на личности человека, чрезвычайно занимавшего верующих, видевших в нем истинное воплощение зла и самое опасное из бывших когда-либо на земле созданий. Супрамати уже слышал о нем в Царьграде и убедился, что чрезвычайное влияние его на умы с каждым днем усиливалось. Видеть его, однако, ему не пришлось, потому что Шелом Иезодот – как его звали – проживал в то время в другом городе, возвращаясь из кругосветного обозрения, ввиду того, что считал себя владыкой планеты, а его всесторонняя и безграничная власть над людьми давала ему почти право на такое звание. Любопытствуя услышать мнение об этом человеке простых смертных, Супрамати просил рассказать ему все, что известно о нем.
Происхождение Шелома Иезодота было таинственно и уже окружено легендами, а из них самой достоверной считалась та, которая являла его незаконным сыном миллиардера-еврея, усыновившего его, а затем и сделавшего своим наследником.
Сам он с гордостью именовал себя единственным сыном сатаны, с насмешкой прибавляя при том, что подобен Христу, называемому Сыном Божиим; в остальном он предоставлял людям говорить и думать, что им угодно. Явился он из Азии еще молодым человеком, полным сил, демонически прекрасным, и начал свое триумфальное шествие. Он творил «чудеса», обращал камни в золото, совершал чудесные исцеления, производил или укрощал бури и вызывал демонов; словом, он точно повелевал природой и обладал, по-видимому, неистощимыми сокровищами, судя по тому, что горстями швырял золото без счета, раздавая его каждому подходившему к нему. Один из священников, видевший Шелома, заявил, что в его личности было действительно что-то чарующее, а его взгляд положительно покорял и подчинял ему.
– Так как ты говоришь, брат Супрамати, что наступили последние времена, то, может быть, этот человек – предсказанный пророками Антихрист, – с грустью добавил старец.
Супрамати ничего не ответил и немного спустя простился; на заре он предполагал уехать в Синай и посетить подземный мир, служивший убежищем Христову воинству.
С глубоким волнением вступил Супрамати в подземные галереи, где гонимые христиане собрали и скрыли от глаз кощунников свои драгоценнейшие сокровища. Убежище женщин, живших одиноко, было совершенно отделено от холостых мужчин и имело отдельные входы.
Семейные занимали особые помещения в этом огромном подземном городе, Супрамати и Нивара поселились в одной семье, упросившей принять ее гостеприимство, а хозяин – молодой, восторженно благочестивый человек – показал им пещеры.
Не без удивления осмотрели они высеченные самой природой просторные, высокие, как собор, церкви, а в них спасенные от погрома духовные сокровища.
Одна женщина, имевшая родственницу в общине, где главенствовала Таиса, предложила проводить туда Супрамати, так как он был пророк, предсказывавший конец света; Нивара же не был
допущен. Ввиду клеветнических распускаемых сатанистами слухов насчет христианских женщин ни один мужчина не допускается к ним, и только в большие праздники, знаменовавшие жизнь и смерть Христа, старый восьмидесятилетний священник приходил для божественной службы.
Длинными, извилистыми галереями, с кельями по сторонам и пещерами различной величины проник Супрамати со своей спутницей в церковь маленькой общины, где собрались монахини, если можно было еще называть их этим именем. Это была большая пещера со стенами, покрытыми сталактитами и чрезвычайно высоким, исчезавшим во мраке сводом. В глубине, на возвышении в несколько ступеней, воздвигнут был алтарь и над ним статуя Пресвятой Девы выше человеческого роста; на вытянутых руках Она держала Младенца Иисуса, точно показывая Его верующим; а вокруг Нее группировались фигуры глубоко чтимых в прежнее время святых. На престоле, покрытом серебряной парчовой скатертью, стояла старинная золотая чаша. По обе стороны ступеней стояли двадцать женщин в белом, с длинными вуалями на голове и пели гимн во славу Пресвятой Девы и Спасителя.
Все они были молоды и красивы, а стройное пение молодых и свежих голосов разливалось по храму, точно звуки органа. Но внимание Супрамати привлекла одна из них, также в белом, с прозрачной вуалью на голове; лишь висевший на груди золотой крест отличал ее от прочих. Она стояла, коленопреклоненная, на последней ступени алтаря, со сложенными руками и прикованным к образу взором; голос ее – чудный, звучный, сильный и бархатный – покрывал все другие.
Это была молодая девушка лет восемнадцати или девятнадцати, такая хрупкая, белая и прозрачная, что казалась безжизненной; длинные белокурые и слегка вьющиеся волосы спускались до земли, а большие голубые глаза были ясны и чисты, как у ребенка.
После молитвы спутница Супрамати подошла к сестрам и сообщила о прибытии необыкновенного посетителя. Все поспешили к нему, и Таиса также; но, не дойдя двух шагов до Супрамати, она вдруг остановилась, вздрогнула и широко открыла глаза, глядя на мага. Затем она порывисто опустилась на колени, схватилась руками за голову и прошептала отрывисто:
– Я знаю тебя. Ты посол высших сил и являлся мне в видениях, но… имя твое я не могу вспомнить…
Супрамати положил руку ей на голову, а потом поднял ее и ласково сказал:
– Сердце твое узнало меня, и я пришел сказать, что окончательное испытание твое близко. Когда ты достойно выдержишь его и преодолеешь последнее препятствие, тогда вспомнишь мое имя и прошлое. А теперь мне надо сказать несколько слов тебе и твоим подругам.
Он описал положение мира, указал на близкую кончину планеты и объявил, что верующим предстоит величайшая решительная борьба, назначение коей состоит в том, чтобы вырвать у сил зла те души, которые еще можно спасти.
– До сих пор, сестры мои, душу свою вы сберегли от окружавшей вас грязи, – прибавил он. – Но много легче сохранять чистоту и веру в уединении, вдали от всяких соблазнов, чем среди развращенных людей, под угрозой позора, гонения или, может быть, даже самой смерти. В этом-то муравейнике, сестры, я и надеюсь видеть ваше чистое, сильное, непобедимое белое воинство отбивающим души от козней дьявольских.
Исполненные веры и смирения, сестры поклялись употребить все силы на то, чтобы удержаться на высоте призвания. Таиса же, казалось, преобразилась. Восторженная вера и великая решимость озаряли ее прелестное, слегка разрумянившееся от волнения личико, а голубые глазки с неизъяснимым выражением впились в Супрамати.
– Я выдержу последнее испытание, одолею препятствия, а Бог поддержит меня и откроет мои духовные Очи, – прошептала она, и необычная энергия прозвучала в ее голосе.
Глаза Супрамати вспыхнули радостью. Затем он благословил девушек, посоветовал непрестанно молиться и удалился.
Пребывание в пещерах чрезвычайно понравилось Супрамати. Там был совершенно особенный воздух, напоминавший дворцы в Гималаях; он хорошо себя чувствовал и много времени проводил в горах, где хранились древние талисманы страждущего человечества: мощи святых и чудотворные иконы, перед которыми люди веками изливали чистейшие порывы души и получали неисчислимые благодеяния. И могущество великих невидимых благодетелей нимало не ослабло от того, что они были изгнаны из роскошных храмов и сошли в мрачные подземные галереи; они продолжали молить Небо простить хулы и преступления слепцам, восставшим против Верховной Силы, правящей вселенною.
Часами молился Супрамати, прося у этих высоких духов поддержать его, вдохновить и ниспослать понимание, дабы стать истинным, покорным проповедником святого слова.
Он был маг и вышел из лаборатории своих учителей во всеоружии громадного знания; он умел распоряжаться стихиями, постигать и направлять великие космические двигатели мировой машины, но… Но за время этого долгого восхождения он совершенно был отдален от водоворота людского и, познав сложный механизм бесконечности, разучился понимать тот микрокосм, что называется человеческой душой. Он забыл то, что таится в сердце человеческом: борьбу и бурю, прилив и отлив, падение и ропот крошечного ядовитого насекомого, называемого «человеком». В отдельности такая разумная пылинка ничего не представляет со своим мелочным тщеславием, гордостью, эгоизмом и мятежным духом; в количестве же целых миллиардов она является уже тучей разрушительной саранчи, которая подтачивает планету и кружится, мечется между Небом и бездной… И с жаром молил Супрамати этих всех страждущих благодетелей, великое милосердие которых не высушило прикосновение к человеческим язвам, молил научить его понимать грешных людей, снисходительно судить их и с любовью вести их к Отцу Небесному.
Наставники сделали из него – жалкого Ральфа Моргана – мага о трех лучах; с любовью и терпением расправляли они, очищали и одухотворяли каждый изгиб его души. Из нравственного, с грубыми чувствами калеки сделали они высшее существо, способное видеть, чувствовать и понимать невидимое. Наступил час заплатить этот долг любви, вернув низшим, идущим за ним, те сокровища, которыми в изобилии наделили его. В глубоком смирении преклонил колени маг перед высокими духами, преисполненными божественного милосердия, отказавшимися от личного покоя и блаженства, добровольно приковавшими себя к земле, неустанно выслушивая все слезы и горести, с которыми идут к ним страждущие, прося у них, точно дети, всего, чего лишена их жизнь: здоровья, земных благ, прощения грехов и преступлений.
– Научите меня, верховные учители, любить и понимать, как вы их любите и понимаете, эти преступные создания, этих отрицателей Бога. Не дайте мне забыть, что я – немощен и слеп перед тайной человеческого сердца, чтобы гордость знания никогда не омрачала моего духовного ока, и я достойно выполнил бы трудную задачу – вести к свету Создателя те невежественные племена, которые будут отданы на мое попечение в новом мире.
И во мраке пещер загорались громадные очаги света; благо-дельные духи являлись магу, с любовью и снисходительностью взирая на него, научая его трудному искусству понимать души и обещая свою помощь и поддержку. В такой атмосфере света и тепла тело Супрамати пополнялось новыми силами, все существо его дрожало священным трепетом любви к человечеству, а нравственное безобразие последнего казалось ему менее отталкивающим, несмотря на его пороки, преступления, ослепление и братоубийственную вражду. Сквозь всю эту грязь он видел блестевшую божественную искру, бессмертное дыхание Творца, которое никакая грязь не может ни уничтожить, ни затушить, и которое во всей первобытной чистоте своей таится даже в злобной груди сатаны. Этого дара Неба никто не в состоянии лишить существо, созданное Богом.
После нескольких недель такой молитвенной отшельнической и аскетической жизни Супрамати покинул подземный город и с новыми силами вернулся в Царьград.
Теперь он вступил в свет, и великолепные салоны его дворца наполнило самое нарядное, богатое и именитое общество. С жадным любопытством рассматривала праздная, легкомысленная и невежественная толпа разнообразные драгоценности и сокровища искусства, во множестве собранные в этом по-царски обставленном доме с многочисленной прислугой, что уже было совершенно необыкновенно и невиданно в эпоху всеобщего «равенства», когда людям служили машина или животное.
Женщины были совершенно без ума от обаятельно красивого человека, удивительно выделявшегося из окружавшей его толпы; однако, несмотря на все бесстыдство и наглость дам «конца мира», что-то в строгом взгляде и неопределенной улыбке Супрамати их стесняло и держало на известном расстоянии.
Но кроме захватывающего интереса, возбужденного личностью очаровательного индусского принца, город был охвачен любопытством и полон пересудов по случаю скорого возвращения в столицу Шелома Иезодота с многочисленной и блестящей свитой, которую он всегда таскал с собой.
На месте древнего храма Св. Софии, позднее переделанного в мечеть, сын сатаны построил огромный дворец, воспользовавшись, сколько возможно, старыми стенами. Часть дворца, где находились остатки церкви, служила личными покоями Шелому и Исхэт Земумин – странной, никогда не покидавшей его женщины, бесстыдно титуловавшей себя матерью и супругой Царя Вселенной. В пристройках здания были приготовлены помещения для свиты, сатанинских жрецов и других нравственных чудовищ. Все, что почитал и чему поклонялся старый языческий и христианский мир, эти ублюдки последних времен обливали грязью и оскверняли.
С жадностью передавались вести, как одна страна за другой добровольно подчинялись Шелому Иезодоту благодаря тому, что никто, как он, не обладал столькими благами мира и не расточал их с таким широким великодушием. Во всех домах, где бывал Супрамати, ни о чем другом не говорили, и, между прочим, рассказывали, что во всех подчинявшихся местностях Шелом оставлял своих сатрапов, на обязанности которых лежало наблюдение за благополучием области; в том смысле, что они должны были раздавать нуждавшимся золото, устраивать празднества и сатанинские оргии и уничтожать повсюду как самих верующих, так и все относившееся к старым исповеданиям. В помощь столь полезным трудам при каждом сатрапе был назначаем совет из неограниченного почти числа членов; но для причисления к этим советникам надо было доказать явное выполнение «семи смертных грехов», совершить по крайней мере одно убийство и какое-нибудь новое, в пикантном духе кощунство. Царьград, как полагали, Шелом избрал своей столицей.
Настал наконец день, когда грозный и таинственный человек вступил в город. Еще накануне волнующаяся толпа стала наводнять улицы; а с наступлением ночи показалась окруженная флотилией свиты черная с золотой инкрустацией и залитая ярким кроваво-красным светом воздушная яхта, в которой помещался
Шелом. Подобно духу тьмы, спустился он из пространства на водворение в избранной столице.
Прибытие Шелома праздновалось сатанинскими процессиями и жертвоприношениями, избиением нескольких человек, признанных народным голосом за верующих, и оргиями, превзошедшими по своему бесстыдству и вновь придуманным кощунствам все раньше виденное. Но Шелом не ограничился празднествами и наградами; он принялся также за экономические реформы и первая же из них вызвала общее удовольствие. Население освобождалось от обязанности платить за билеты при переезде в воздушных поездах; взамен этого установлен был незначительный общий годовой налог, дававший право каждому безвозмездно передвигаться и путешествовать с одного конца мира на другой.
«Потому что,- пояснял в своем законе новый владыка земли,- это стесняет личную свободу людей, привязывая человека к одному месту, когда он пожелает переехать на другое, а воздушные пути принадлежат каждому, подобно самому воздуху».