"Магический лабиринт" - читать интересную книгу автора (Фармер Филип Хосе)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

В первый раз сэр Томас Мэлори умер на Земле, в 1471 году от Рождества Христова.

После Дня Воскрешения сей английский рыцарь пережил несколько ужасных недель, страдая не столько от телесных ран, сколько от душевного потрясения. Впрочем, пищу, которую подавал ему «граалец», он нашел восхитительной. Прямо как в его «Книге о короле Артуре», где Галахад и его сподвижники «вкусили у того стола яств, коих никто из рыцарей еще не вкушал».

Временами Мэлори казалось, что он сошел с ума. Его всегда занимало безумие, состояние, в котором человек приобщается к Богу, отрешаясь от мирских забот и скорбей, не говоря уже о своих собственных. Но у человека, который столько лет просидел на Земле в тюрьме и не Тронулся разумом, голова, должно быть, весьма крепкая. В тюрьме сэра Томаса поддерживало отчасти и то, что он создавал первый английский эпос в прозе. Он знал, что читатели его будут немногочисленны, да и тем его творение не придется по вкусу, но это ничуть его не беспокоило. В отличие от первого своего труда, который был основан на повестях великих французских авторов о древнебританском короле Артуре, свой новый труд Мэлори посвятил мытарствам и конечной победе сладчайшего Иисуса. Не в пример многим изверившимся христианам Мэлори держался за свою веру, упрямо Отметая все «факты», — что само по себе, если верить его критикам, было признаком безумия.

Дважды убитый уже на Реке свирепыми неверными, Мэлори наконец нашел приют в местности, с одной стороны заселенной парфянами, с другой — англичанами.

Парфяне были нацией древних всадников, известные привычкой пускать стрелы на скаку при отступлении. Отсюда — «парфянская стрела».

Кто-то объяснил Мэлори, что они называются так из-за того, что сражаться с ними было паршиво. Мэлори подозревал, что этот молодчик над ним посмеялся, — а почему бы и нет, раз это остроумно?

Англичане происходили в основном из семнадцатого века и говорили на языке, который Мэлори понимал с трудом. Но после стольких лет все они овладели также и эсперанто, который миссионеры Церкви Второго Шанса использовали как язык универсального общения. В этой стране, известной ныне как Новая Надежда, царил мир, хотя так было не всегда. Когда-то здесь было множество мелких государств, ведших отчаянные бои со средневековыми германцами и испанцами на севере. Предводителем врагов был Крамер, прозванный Хаммер, Молот. Когда его убили, настали мирные времена, и государства постепенно слились в одно. Мэлори пустил там корни и взял к себе в хижину Филиппу Хобарт, дочь сэра Генри Хобарта. Хотя венчание больше не практиковалось, Мэлори настоял на нем и попросил своего друга, бывшего католического священника, совершить этот старинный обряд. Позднее Мэлори вернул и жену, и священника в католичество.

Он несколько опешил, узнав, что в их краях объявлялся настоящий Иисус Христос вместе с некой еврейкой, знавшей Моисея в Египте и во время Исхода. Иисуса сопровождал также некто Томас Микс, американец, потомок европейцев, эмигрировавших на континент, который был открыт только через двадцать один год после смерти Мэлори. Но Крамер сжег на костре и Иисуса, и Микса.

Сначала Мэлори отрицал, что человек, называвший себя Иешуа, был истинным Христом. Он мог быть евреем, современником Христа, но не им самим.

Затем Мэлори, собрав все доступные ему сведения о высказываниях Иешуа и о его мученической кончине, пришел к выводу, что это, возможно, все же был истинный Христос. Поэтому Мэлори объединил предания, услышанные от местных жителей, в единый эпос, который и записывал при помощи чернил и пера, сделанного из рыбьей кости, на бамбуковой бумаге. Заодно он решил канонизировать и американца, который стал у него стойким святым Фомой по прозванию «Белая шапка».

Со временем Мэлори и его ученики, забыв, что все жития святых вымышлены, искренне уверовали в то, что святой Фома и вправду странствовал вместе с Господом своим Иисусом по этому миру, который есть чистилище, хотя и не похож на ту обитель между землей и небом, что изображалась когда-то священниками на Земле.

Тот, кто обвенчал Томаса и Филиппу, был на Земле епископом, а стало быть, преемником святого Петра, и поэтому мог учить других и посвящать их в сан. Однако кучка католиков оставила некоторые свои земные привычки. Они стали терпимыми, не пытались восстановить инквизицию и не сжигали ведьм. Если бы они продолжали придерживаться старых обычаев, их быстро изгнали бы, а то и убили.

Однажды поздней ночью Томас Мэлори лежал без сна, обдумывая очередную главу своего труда. Внезапно снаружи поднялся крик и беготня. Мэлори сел и разбудил Филиппу, испуганную и дрожащую спросонья. Вдвоем они вышли посмотреть, что происходит. Люди показывали на безоблачное небо, где было светло, как в полнолуние, от скопища звезд и от светящихся газовых туманностей.

Высоко на фоне сияющего неба темнели два странных объекта. Один был меньше другого и состоял из двух частей: большой сферы и привеска внизу. Хотя с земли не было видно связи между этими двумя частями, создавалось впечатление, что они все же связаны, поскольку движутся с одинаковой скоростью. Одна женщина, знающая толк в таких вещах, сказала, что это похоже на воздушный шар.

Мэлори таких шаров никогда не видел, но слышал о них от пришельцев из девятнадцатого и двадцатого веков — похоже было, что в небе действительно плывет один из них.

Второй объект, гораздо больше первого, походил на гигантскую сигару.

Та же женщина сказала, что это аэростат или дирижабль, а возможно, корабль неизвестных существ, создавших эту планету.

— Ангелов, что ли? — буркнул Мэлори. — Зачем им воздушный корабль? У них есть крылья.

Внезапно огромное воздушное судно накренилось — и Мэлори, забыв обо всем, закричал в один голос со всеми. И присоединился к общему воплю, когда оно взорвалось. Горящий корабль стал падать в Реку. Воздушный шар продолжал лететь на северо-восток и вскоре пропал из виду. Тем временем пылающий корабль рухнул в воду. Его скелетообразная основа затонула почти сразу, но куски обшивки еще горели несколько минут, пока не погасли.

На небесном корабле путешествовали не ангелы и не демоны. Тот, кого Мэлори с женой вытащили из воды и доставили на берег в своей лодке, был точно таким же человеком, как они. Длинный и тощий, как шпага, чернявый, с большим носом и слабым подбородком, он таращил на спасителей черные глазищи при свете факела, не говоря ни слова. Когда его внесли в общинный дом, вытерли, укрыли теплыми одеялами и напоили горячим кофе, он произнес что-то по-французски, а потом заговорил на эсперанто:

— Сколько еще спаслось?

— Пока неизвестно, — ответил Мэлори.

Несколько минут спустя к берегу прибило первое из двадцати двух тел — многие из них сильно обгорели. Один труп был женский. Поиски вели всю ночь и часть утра, но никого больше не обнаружили. В живых остался только француз. Хотя он был слаб и еще не вышел из шока, он захотел встать и принять участие в поисках. Увидев тела, сложенные у питающего камня, он разразился слезами и долго плакал. Мэлори счел это добрым знаком. Значит, незнакомец был не настолько потрясен, чтобы не мочь выразить свое горе.

— Куда делись те, другие? — спросил француз. После ответа его горе превратилось в ярость, он погрозил кулаком небесам и прорычал проклятие какому-то Торну. Позже он спросил, не видел ли кто-нибудь здесь еще одну воздушную машину, вертолет. Многие видели.

— А он куда направился? — спросил незнакомец.

Кто-то сказал, что машина, издававшая громкий стрекот, ушла вниз по Реке. Другие — что вверх. Спустя несколько дней пришло известие, что машина упала в Реку на двести миль выше по течению, во время грозы. Видел это только один человек, и он утверждал, что из тонущей машины кто-то выплыл. В ту местность по барабанной связи послали запрос: не появлялись ли там неизвестные? Оттуда ответили, что нет.

В Реке плавало небольшое количество Граалей, их выловили и принесли спасенному. Один он опознал как свой и в полдень уже ел из него. Несколько Граалей были «свободными», то есть открыть их мог любой, и государство Новая Надежда реквизировало их.

Потом француз спросил, не проплывали ли мимо гигантские суда с гребными колесами. Да, одно прошло, «Рекс грандиссимус», управляемое бесчестным Иоанном, королем английским.

— Хорошо, — сказал француз, подумал и добавил: — Я мог бы остаться здесь и подождать, когда придет «Марк Твен». Но я, пожалуй, отправлюсь вслед за Торном.

Он уже достаточно оправился, чтобы рассказать о себе. И как он о себе говорил!

— Я — Савиньен де Сирано Второй де Бержерак. Я предпочитаю, чтобы меня называли Савиньен, но все почему-то зовут меня Сирано. И я позволяю людям эту маленькую вольность. Ведь в последующих веках меня знают как Сирано, хотя это неверно, и я столь знаменит, что люди уже не могут привыкнуть к другому имени. Им кажется, что они лучше знают, как меня называть. Вы, разумеется, слышали обо мне.

И он оглядел своих спасителей, словно давая понять, какая честь для них принимать у себя столь великого человека.

— С прискорбием должен сознаться, что не слышал, — сказал Мэлори.

— Что? Я был величайшим фехтовальщиком своего времени. Да что там своего — всех времен. К чему понапрасну скромничать? Я был также автором нескольких замечательных трудов. Я написал острые сатиры о путешествии на Солнце и на Луну. Мою пьесу «Обманутый педант» некий мсье Мольер позднее, кажется; выдал за свою, внеся в нее некоторые изменения. Ну, возможно, я несколько преувеличиваю, но он, безусловно, использовал мою комедию. И, как я понимаю, англичанин по имени Джонатан Свифт также использовал некоторые мои идеи в своих «Путешествиях Гулливера». Я их не упрекаю, поскольку и сам порой использовал чужие идеи — усовершенствуя их, разумеется.

— Все это очень хорошо, сэр, — сказал Мэлори, воздержавшись от упоминания о собственных работах. — Но, если для вас это не слишком утомительно, вы могли бы рассказать нам, как очутились на воздушном корабле и отчего этот корабль загорелся.

Де Бержерак жил у Мэлори в ожидании времени, когда ему найдут пустую хижину или дадут инструменты, чтобы он сам построил себе дом. В тот момент он, его хозяева и еще человек сто сидели или стояли у большого костра перед хижиной.

Рассказ получился длинный и еще более фантастический, чем повести самого рассказчика или Мэлори. Сэр Томас, однако, чувствовал, что француз рассказывает не все. Когда тот закончил, Мэлори произнес, словно размышляя вслух:

— Так, значит, это правда, что есть башня посреди северного полярного моря, — того самого, из которого берет начало Река, впадая потом в него же? И правда, что создатели этого мира, кто бы они ни были, живут в этой башне? Хотелось бы мне знать, что стало с тем японцем, Пискатором. Приняли ли обитатели башни — а это, безусловно, ангелы — его к себе, ибо он прошел сквозь врата рая? Или они отослали его куда-то — возможно, в отдаленную часть Реки? И этот Тори, что могло толкнуть его на преступление? Быть может, он демон в человеческом обличье.

Де Бержерак громко и презрительно рассмеялся.

— Ни ангелов, ни демонов не существует, друг мой. На Земле я говорил, что нет и Бога, но сейчас этого не утверждаю. Но, признавая существование Творца, не обязательно верить в сказки об ангелах и демонах.

Мэлори стал горячо настаивать на своем. Завязался спор, во время которого француз ушел прочь. Ночь он провел, как слышал Мэлори, у одной женщины, считавшей, что столь непревзойденный фехтовальщик должен и любовником быть непревзойденным. По ее словам, он оправдал ожидания, хотя оказался, пожалуй, чересчур привержен тому способу любви, который, по общему мнению, достиг высот — или, скорее, бездн во Франции. Мэлори охватило отвращение. Но позднее в тот же день де Бержерак пришел, чтобы извиниться за свою неблагодарность по отношению к тому, кто спас ему жизнь.

— Я не должен был насмехаться над вами, мой спаситель, принявший меня под свой кров. Приношу вам тысячу извинений, надеясь получить взамен одно прощение. — Я вам прощаю, — искренне сказал Мэлори. — И хотя вы отвергали нашу церковь на Земле и кощунственно высказывались о Боге — возможно, сегодня вы не откажетесь посетить вечернюю мессу за упокой души ваших товарищей?

— Это самое меньшее, что я могу сделать, — сказал де Бержерак.

Во время службы он обливался слезами так, что потом Мэлори, пользуясь возвышенным настроем Бержерака, спросил его, не хочет ли тот вернуться к Богу.

— Я, пожалуй, никогда и не покидал его, если он существует, — ответил француз. — Я оплакивал тех, кого любил на борту «Парсеваля», и тех, кого уважал, хотя и не любил. Я плакал от злости на Торна — или как его там зовут по-настоящему? А еще я плакал оттого, что столько мужчин и женщин еще так невежественны и суеверны, что верят во всю эту чушь.

— Вы говорите о мессе? — ледяным тоном осведомился Мэлори.

— Да, уж простите мне и эту вину! — крикнул де Бержерак.

— Не прощу, пока вы искренне не покаетесь и не принесете свое покаяние Богу, которого столь тяжко оскорбили.

— Quelle merdet!![1] — сказал Бержерак, но тут же обнял Мэлори и расцеловал его в обе щеки. — Как я хотел бы, чтобы то, во что вы верите, было правдой! Но будь это так, как мог бы я простить Бога.

Он простился с Мэлори, сказав, что они, быть может, больше никогда не увидятся. Завтра поутру он отправляется вверх по Реке. Мэлори заподозрил, что для этого Бержераку придется украсть лодку — так оно и оказалось.

Потом Мэлори часто думал о человеке, выпрыгнувшем из горящего дирижабля, о человеке, побывавшем в башне, о которой говорили многие, но которую не видел никто, кроме француза и его спутников. Или, если верить рассказу Бержерака, кроме них, кучки древних египтян и одного лохматого получеловека.

Не прошло и трех лет, как мимо прошел второй огромный корабль. Он был даже больше «Рекса», богаче его, быстрее, лучше оснащен и вооружен. Но назывался он не «Марк Твен». Его капитан, американец Сэмюэль Клеменс, переименовал корабль, назвав его «Внаем не сдается».

Капитан, очевидно, слышал, что король Иоанн назвал свой корабль, бывший «Внаем не сдается», «Рекс грандиссимус». Поэтому Клеменс взял старое название, торжественно написав его на борту.

Пароход остановился, чтобы подзарядить свой батацитор и Граали. Мэлори не представилось случая поговорить с капитаном, но он видел и его, и его удивительного стража. Джо Миллер и правда был великаном десятифутового роста и весил восемьсот фунтов. Но он был не столь космат, как представлялось Мэлори по рассказам. Он оказался не более волосатым, чем многие известные Мэлори мужчины, хотя у Джо волосы были длиннее. Челюсти у него действительно выдавались вперед, а нос был точно у обезьяны-носача и походил на здоровенный огурец. Однако вид у великана был разумный.

Преследователь двигался по Реке.

До полудня оставался час. Через час легендарный пароход бросит якорь, и толстенный алюминиевый кабель с медным наконечником соединит батацитор судна с питающим камнем на берегу. Мощный импульс энергии, который поступит на камень, подзарядит батацитор, а Граали, расставленные на медной пластине на борту корабля, наполнятся пищей, спиртным и прочим. Пароход был весь белый, только над четырьмя колесными кожухами крупными черными буквами значилось: «НЕНАЁМНЫЙ». Ниже помельче: «Капитан Сэмюэль Клеменс». Ниже еще мельче: «Владельцы „Мстители, Инкорпорейтед“».

Над рубкой развевался голубой флаг с алым фениксом.

Такой же флаг был поднят на кормовом флагштоке, наклоненном под углом сорок пять градусов с кормы нижней палубы. В длину пароход Сэма насчитывал пятьсот пятьдесят футов восемь дюймов. В ширину между колесными кожухами — сто пятнадцать футов. Осадка при полной нагрузке составляла восемнадцать футов.

На пароходе было пять палуб. На нижней, «А», или котельной размещались разные склады, огромный батацитор, чья шахта уходила вверх на следующую палубу, четыре электромотора, приводящие в движение колеса, и огромный котел. Батацитор представлял собой громадный аппарат пятидесяти футов в ширину и сорока трех в высоту. Один из инженеров Сэма утверждал, что это изобретение относится к концу двадцатого века. Поскольку этот инженер якобы жил после 1983 года, Сэм подозревал в нем агента. (Инженер давно уже умер.)

Батацитор (батарея-конденсатор) мог принять высоковольтный разряд питающего камня за секунду и распределить всю энергию за секунду или меньше, если требовалось. Он служил источником энергии для четырех мощных электродвигателей и прочих систем корабля, включая кондиционирование воздуха.

Подогреваемый электричеством котел шестидесяти футов диаметром и. тридцать высотой снабжал горячей водой душевые, отапливал каюты, обеспечивал производство спирта, приводил в действие паровые пулеметы и самолетные катапульты, подавая сжатый воздух к пушке, озвучивал свистки и поставлял бутафорию для обеих дымовых труб. Трубы назывались дымовыми по старинке — на самом деле из них выходил пар, окрашенный под дым, и то когда. Сэму приходила охота устроить представление.

В задней части котельной палубы на уровне воды находился большой люк для двух катеров и торпедоносца.

На следующей палубе, «Б», были устроены по бокам крытые проходы, и она называлась прогулочной.

На пароходах, которые в молодости водил по Миссисипи Сэм, как раз нижняя палуба называлась главной, а та, что над ней, — котельной.

Но поскольку на «Ненаёмный» котел помещался на нижней палубе, Сэм соответственно назвал и ее. А вторую палубу стал именовать главной. Сначала это путало его помощников, привыкших к земной терминологии, но потом они привыкли.

Иногда, если пароход становился на якорь в мирной местности, Сэм отпускал команду на берег (кроме вахтенных, разумеется). И устраивал экскурсию для местных высокопоставленных лиц. Одетый в белый китель из рыбьей кожи, длинный белый кильт, белые, до колен, сапоги, в белой капитанской фуражке, он проводил своих гостей по судну сверху донизу. При этом, разумеется, он и несколько десантников не спускали с экскурсантов глаз, поскольку на «Внаем не сдается» имелось немало соблазнов для сухопутной публики.

Попыхивая сигарой между фразами, Сэм объяснял все — или почти все — любопытным визитерам.

Закончив осмотр нижней, котельной, палубы, Сэм вел их наверх на главную палубу «Б».

— Моряки назвали бы эти ступеньки трапом, — говорил он. — Но поскольку почти вся моя команда состоит из сухопутных крыс и у нас имеется несколько настоящих трапов, то я решил: пусть лестницы так и зовутся лестницами. В конце концов, они состоят из ступенек, а не из перекладин. По той же причине я постановил, невзирая на яростные протесты ветеранов флота, именовать стены не переборками, а стенами. Однако разницу между обычной дверью и люком я оставил. Люк — это толстая, водо— и воздухонепроницаемая дверь, которая задраивается с помощью рычажного механизма. — А что это за орудие? — спрашивал кто-нибудь из туристов, показывая на длинную дюралюминиевую трубу, похожую на пушку и стоящую на лафете. С казенной части в нее входили широкие пластмассовые трубки.

— Это паровой пулемет восьмидесятого калибра. Его сложный механизм позволяет выбрасывать на большой скорости поток пластмассовых пуль, поступающих снизу. Движущей силой служит пар из котла.

Однажды некто, побывавший на «Рексе», сказал:

— У короля Иоанна есть несколько паровых пулеметов семьдесят пятого калибра.

— Да. Я сам их проектировал. Но этот сукин сын увел у меня пароход, и я, когда строил новый, установил более мощные пулеметы.

Сэм показывал гостям окна (не иллюминаторы, а именно окна) вдоль крытого прохода, «который некоторые члены моей команды с невиданной наглостью и неслыханным бесстыдством называют коридором. За моей спиной, разумеется».

Он показывал туристам каюты, поражая их удобствами и роскошью.

— У нас здесь сто двадцать восемь кают, каждая рассчитана на двоих. Обратите внимание на медную откидную койку. Оцените фаянсовые унитазы, душевую с горячей и холодной водой, умывальник с латунной арматурой, зеркала в латунных рамах, дубовые письменные столы. Шкафы не очень велики, но мы ведь не возим с собой большой запас одежды. Обратите также внимание на оружейную стойку, где можно держать пистолеты, винтовки, копья, мечи и луки. Ковры на полу сделаны из человеческих волос. А поглядите-ка на стенную роспись. Это все оригиналы кисти Мотонобу, жившего с 1476 по 1559 год, великого японского художника, основавшего живописный стиль «кано».

А в соседней каюте имеются картины Зевсиса из Гераклеи. Их десять. Собственно говоря, это каюта самого Зевсиса. Он, как вам известно, а может, и неизвестно, был великим художником пятого века до нашей эры, уроженцем Гераклеи, греческой колонии в Южной Италии. О нем говорили, что он, выписывает виноградную кисть так похоже, что птицы слетаются ее клевать. Зевсис не подтверждает этого, но и не отрицает. Я лично предпочитаю фотографии, но и в моей каюте есть картины. Одну написал Питер де Хох, голландский художник семнадцатого века. Другую — итальянец, Джованни Фаттори, 1825–1908. Бедняга. Это была, очевидно, его последняя работа, так как он упал за борт во время вечеринки, и колесо размололо его на куски. Даже если его воскресили, что маловероятно, он нигде не сможет найти краски — они имеются только здесь и на «Рексе».

Потом Сэм вел всех вдоль прогулочной палубы на нос, к установленной там 88-миллиметровой пушке. Она еще не опробована в деле, говорил Сэм, и запас пороха пора уже менять.

— Зато, когда мы нагоним «Рекса», подлый Иоанн взлетит на воздух.

На променаде находились еще и ракетные батареи — самонаводящиеся снаряды стреляли на полторы мили, а их боеголовки из пластиковой взрывчатки весили сорок фунтов.

— Если пушки подведут, ракеты точно разнесут его задницу. Одна из туристок была хорошо знакома с книгами Клеменса и биографическими трудами о нем. Она тихо сказала своему спутнику:

— Никогда бы не подумала, что Марк Твен такой кровожадный.

— Сударыня, — сказал Сэм, услышавший эти слова, — я вовсе не кровожаден! Я самый мирный человек на свете! Я не выношу насилия, и при мысли о войне у меня все нутро переворачивается.

Если вы читали мои очерки о войне и о тех, кому она по вкусу, вы должны это знать.

Но эту ситуацию, как и многие другие, мне просто навязали. Чтобы выжить, приходится лгать лжецам, обманывать обманщиков и убивать убийц, пока они не убили тебя! Для меня это лишь вынужденная, хотя и оправданная, необходимость. Что бы сделали вы, если бы король Иоанн увел у вас пароход, и это после того, как вы годами разыскивали железо и прочие металлы, чтобы осуществить свою мечту! А потом годами сражались с теми, кто хотел отнять у вас вашу находку, и вас со всех сторон подстерегали убийство и измена! Как бы вы поступили, если бы Иоанн убил ваших близких друзей, вашу жену и ушел, оставив вас в дураках? Позволили бы вы, чтобы это сошло ему с рук? Думаю, что нет, если в вас есть хоть капля мужества.

— Мне отмщение, и аз воздам, сказал Господь, — заметил мужчина.

— Да. Возможно. Но если Господь существует и как-то осуществляет свою месть, как он может делать это без участия людей? Слыхали вы, чтобы злодеев поражала молния? Ну, бывает иногда. Однако молния поражает ежегодно и тысячи невинных. Нет уж, Господь вынужден использовать простых смертных в качестве своих орудий, а кто больше годится на это, чем я? Из кого еще обстоятельства выковали столь острое и пригодное для дела Господне оружие?

Сэм так расстроился, что пришлось послать десантника в большой салон за четырьмя унциями бурбона ради успокоения нервов. Еще до того как прибыло виски, кто-то из туристов пробурчал:

— Чушь собачья!

— Выкиньте его с парохода! — крикнул Сэм. Так и сделали.

— Какой вы сердитый, — сказала его читательница.

— Да, мэм, я сердит. И есть отчего. Я был сердит на Земле, сержусь и здесь.

Десантник принес Сэму виски. Тот мигом выпил порцию и продолжал экскурсию, вновь обретя хорошее настроение.

Он повел группу по широкой лестнице в большой салон. Они остановились у входа, и послышались охи и ахи. Салон имел двести футов в длину, пятьдесят в ширину и двадцать в высоту. На потолке висели в ряд пять огромных хрустальных люстр. Салон, кроме множества окон, освещали потолочные и настенные светильники, а также торшеры из фасонно отлитой меди.

В дальнем конце была сцена — на ней, пояснил Клеменс, ставились спектакли или помещался оркестр. Имелся там и большой экран, который опускали, когда показывали кино. — Химически обработанную пленку мы не применяем, — говорил Сэм. — У нас электронные камеры. Мы снимаем оригинальные фильмы или повторно экранизируем земную классику.

Сегодня, например, будет показываться «Мальтийский сокол». Из прежнего состава у нас нет никого, кроме Мэри Астор — ее настоящее имя Люсиль Лангеханке, и она играет секретаршу Сэма Спейда. В том фильме, как мне говорили, она играла не свою роль. Впрочем, вряд ли кто-то из вас понимает, о чем я толкую.

— Я понимаю, — сказала читательница Марка Твена. — А кто же играет ее прежнюю роль в вашем фильме?

— Американская актриса Элис Брэйди.

— А Сэма Спейда? Не могу себе представить в этой роли никого, кроме Хэмфри Богарта.

— Говард да Сильва, тоже американец. Настоящее его имя Говард Гольдблат, если я не ошибаюсь. Он очень благодарен за то, что ему дали эту роль, хотя и утверждает, что на Земле у него не было случая раскрыться полностью. Но он сожалеет, что его аудитория будет столь малочисленна.

— А режиссер кто? Уж не Джон ли Форд?

— Никогда о таком не слыхал. Наш режиссер — Александр Зингер.

— А я никогда не слыхала о нем.

— Возможно. Но он, кажется, в свое время был известен в голливудских кругах.

Несколько раздраженный этим, ненужным, по его мнению, вмешательством, Сэм стал показывать шестидесятифутовый, из полированного дуба бар по левому борту, с выстроенными в ряд бутылками и графинами. На группу произвели большое впечатление и напитки, и хрустальные бокалы. Еще больше поразили всех четыре больших рояля. Сэм сказал, что у него на борту есть по меньшей мере десять знаменитых пианистов и пятеро композиторов. Например, Селим Пальмгрен (1878–1951), финский композитор и пианист, известный тем, что основал школу финской национальной музыки. Имеется также Джованни Пьерлуиджи да Палестрина (1525–1594), автор знаменитых мадригалов и мотетов.

— Раньше с нами плавал Амадей Моцарт, — сказал Сэм. — Он действительно великий композитор, некоторые считают — величайший из всех. Однако он оказался таким скверным человечишкой, таким ябедой, распутником и трусом, что я выкинул его с корабля.

— Моцарт? — сказала все та же женщина. — Боже мой, Моцарт! Вы просто скотина — как вы посмели так поступить с замечательным композитором, с гением, с божеством?

— Мэм, поверьте мне — он сам меня до этого довел. Если вам не нравится мое поведение, можете уйти. Десантник проводит вас на берег.

— Хреновый из вас джентльмен.

— Как сказать.

Группа шла вдоль прохода к носу мимо дверей кают. Последней справа была каюта Клеменса, и он показал ее туристам. ИХ удивленные и восторженные возгласы доставляли ему удовольствие. Наискосок, сказал он, живет его телохранитель Джо Миллер со своей подругой.

За капитанской каютой помещалась клетушка с лифтом, идущим на нижний из трех этажей рубки. Этот уровень назывался палубой «Е», или наблюдательным пунктом — там стояли мягкие стулья, кресла и небольшой бар. В окнах имелись опоры для пулеметов, стреляющих пластиковыми или деревянными пулями.

Следующий этаж мостика именовался палубой «Ж», или артиллерийской палубой, поскольку там стояли четыре двадцатимиллиметровых паровых орудия. Снаряды к ним подавались через загрузочные шахты с котельной палубы.

Последняя палуба, «Ж», собственно рубка, была вдвое больше предпоследней.

— Хоть танцуй, — говорил Клеменс, ничего не имевший против преувеличений, особенно когда преувеличивал он сам.

Он представлял гостям радистов и операторов радара, первого помощника, офицера по связи и рулевого. Последним был Генри Детвейлер, француз, эмигрировавший на Средний Запад Америки в начале девятнадцатого века. Сначала он стал рулевым на речных судах, потом капитаном, а в конце концов — владельцем нескольких пароходных компаний. Умер он в Пеории, штат Иллинойс, в своем похожем на дворец особняке.

Первый помощник, Джон Байрон, был англичанин (1723–1786). Мичманом он участвовал в знаменитом, кругосветном походе Энсона, но потерпел крушение у чилийского побережья. Став адмиралом, он заслужил прозвище «Джек-Ненастье», ибо его флот, выходя в море, каждый раз попадал в сильный шторм… — А еще он приходится дедом знаменитому или печально знаменитому поэту, лорду Байрону, — сказал Сэм. — Верно, адмирал?

Байрон, невысокий блондин с холодными голубыми глазами, кивнул.

— Адмирал? — удивилась женщина, все время цеплявшаяся к Клеменсу. — Но если вы капитан…

Сэм, затянувшись сигарой, ответил:

— Да, я единственный капитан на борту. Остальные у нас — от адмирала и ниже. Моими воздушными силами, которые состоят из четырех пилотов и шести механиков, командует генерал. Десантниками тоже. Последний, между прочим, служил генералом в армии Соединенных Штатов во время гражданской воины. Он чистокровный индеец, вождь племени сенека. Зовут его Эли С. Паркер, а по-ирокезски Днехогава, что означает «Хранитель Западных Ворот». Он получил хорошее образование и на Земле был инженером-строителем. В гражданскую войну он состоял при штабе генерала Улисса С. Гранта.

Дальше Сэм показал, как управляется судно. Рулевой сидит в кресле, по обеим сторонам которого из пола торчат металлические рычаги. Эти рычаги регулируют задний или передний ход колес, а также скорость их вращения. Впереди, на контрольной панели, имеется множество приборов, среди них несколько генераторов колебаний.

— Вот это сонароскоп. С его помощью рулевой определяет глубину Реки, расстояние от берега и следит, нет ли в воде крупных, представляющих опасность предметов. Когда рулевой включает автоматическое управление — вот этот диск, — ему только и дел остается, что следить за сонароскопом да наблюдать за берегами. Если автоматика вдруг откажет, можно включить запасную систему и в это время наладить основную.

— Выходит, управлять пароходом легко? — спросил кто-то из мужчин.

— В общем, да. Но только опытный рулевой способен справиться с непредвиденными трудностями, вот почему почти все они — ветераны-речники с Миссисипи. Сэм обратил общее внимание на то, что рубка находится в девяноста футах над поверхностью Реки, а также на то, что мостик, в отличие от земных судов, расположен по правому борту, а не в центре палубы.

— От этого «Внаем не сдается» еще больше походит на авианосец.

Гости наблюдали, как тренируются десантники на летной палубе и как множество мужчин и женщин практикуются в боевых искусствах: борьбе на мечах, копьях, ножах, топорах, в стрельбе из лука.

— Каждый член команды, включая меня, обязан владеть всеми видами оружия. Кроме того, каждый должен уметь заменить любого другого. Их всех обучают электротехнике, электронике, слесарному делу, умению командовать и править судном. Половина команды научилась играть на фортепиано Или на других инструментах. На этом судне больше людей, владеющих множеством профессий и ремесел, чем где-либо еще на планете.

— А капитаном тоже бывают все по очереди? — спросила надоедливая женщина.

— Нет. Это единственное исключение, — ответил Сэм, хмуря густые брови. — Всем свою голову не приделаешь.

Он нажал одну из кнопок на панели. Завыли сирены, и Джон Байрон велел офицеру по связи отдать через селектор команду «Мостки готовь». Сэм перешел на правый борт, пригласив с собой туристов. Те ахнули, увидев длинные и толстые металлические брусья, выдвинувшиеся из трех нижних палуб.

— Если мы не сумеем потопить «Рекс», — сказал Клеменс, — то перейдем на него вот по этим мосткам.

— Прекрасно, — сказала женщина. — Но ведь команда «Рекса» тоже может перейти к вам на борт по своим мосткам.

Голубовато-зеленые глаза Сэма сверкнули над ястребиным носом.

Однако другие туристы были так изумлены и так трепетали, что Сэм напыжился, словно индюк. Он всегда восхищался разными механическими штучками и любил, когда другие разделяли его энтузиазм. На Земле он обанкротился как раз из-за своего интереса к новомодной технике, вложив средства в не оправдавшую себя буквопечатающую машину Пейджа. Женщина не унималась:

— Что вы скажете о железе, алюминии и прочих металлах? Эта планета крайне бедна минералами. Где вы их взяли?

— Случилось так, — начал Сэм, довольный, что может похвастаться своими подвигами, — что в долину упал гигантский никелево-железный метеорит. Помните, как много лет назад все питающие камни на правом берегу вдруг отказали? Именно падение метеорита прервало подачу энергии. Как вам известно, через сутки подача возобновилась. И вот…

— Но кто ее восстановил? — спросил турист. — Я слышал разное, но… — Я находился, можно сказать, по соседству, — продолжал Сэм. — Разлив Реки и взрывная волна чуть было не погубили меня и моих спутников.

Сказав это, он мысленно поморщился — не потому, что едва избежал тогда гибели, а потому, что вспомнил, как поступил потом с одним из этих спутников — с Эриком Кровавым Топором.

— Поэтому я могу засвидетельствовать тот потрясающий, но непреложный факт, что не только энерголиния восстановилась за одну ночь, но и пострадавшая от взрыва почва. Трава, деревья, вывороченная земля — все вернулось на место.

— Но кто это сделал?

— Должно быть, те, кто создал эту долину и воскресил нас. Я слышал, будто они люди, такие же, как мы, земляне, пришедшие из далекого будущего. Однако…

— Нет, они не люди, — сказал турист. — Определенно нет. Все это создал Бог.

— Если вы так хорошо с ним знакомы, — сказал Клеменс, — дайте мне его адрес. Я хотел бы ему написать. Мы были первыми, — продолжал он, — кто добрался до места падения метеорита. Воронка — наверное, не менее широкая и глубокая, чем знаменитый аризонский кратер, — была уже засыпана, но мы застолбили участок и начали копать. Чуть позже мы узнали, что в одном государстве ниже по Реке имеются большие залежи бокситов и криолитов. Однако тамошнее население не имело орудий для их добычи и последующей переплавки. Мы же в Пароландо получили возможность выплавлять алюминий после того, как изготовили железные орудия. То государство, Душевный Город, напало на нас, чтобы отнять у нас железо. Мы побили их и забрали бокситы и криолиты.

Выяснилось также, что в кое-каких относительно ближних странах есть залежи меди и олова, равно как ванадия и вольфрама. Мы обменяли свои железные изделия на эти металлы. Женщина, нахмурясь, сказала:

— Не странно ли, что в этом районе оказалось столько металлов, в то время как в других почти ничего нету? И вероятно, просто так совпало, что вы, разыскивая эти металлы, оказались рядом с упавшим метеоритом?

— Может, это Бог направил меня туда, — ехидно ответил Сэм. Нет, не Бог, сказал он про себя. А Таинственный Незнакомец, этик, назвавшийся Иксом, который еще несколько тысяч лет назад расположил месторождения именно в этом районе. И который направил туда метеорит.

С какой целью? Чтобы Сэм построил корабль, обзавелся оружием и поднялся вверх по Реке миллионов на десять миль, до самого моря. И добрался до башни, что высится среди полярных туманов.

И что же потом?

Сэм не знал. Предполагалось, что этик придет к нему еще раз — ночью, во время грозы, как приходил всегда. Должно быть, он предпочитал грозу потому, что разряды молний мешали тонким приборам этиков выследить ренегата. Этик должен был дать Сэму дальнейшие указания. Тем временем другие выбранные Иксом бойцы должны были отыскать Сэтаа, чтобы отправиться вверх по Реке на его корабле.

Но все получилось не так, как было задумано.

Сэм больше ни разу не видел Таинственного Незнакомца и не слышал о нем. Сэм построил свой корабль, но его компаньон, король Иоанн Безземельный, угнал пароход. А несколько лет спустя прекратились «малые воскрешения», или «переносы», и жители долины вновь стали умирать бесповоротно.

Что-то случилось с обитателями башни, с этиками. И с Таинственным Незнакомцем, как видно, тоже.

Но он, Клеменс, все равно плывет к истокам Реки, чтобы попытаться проникнуть в башню. Теперь он уже знает, как трудно будет преодолеть горы, опоясывающие море. Джо Миллер, титантроп, видел башню с карниза неприступного кряжа, когда сопровождал фараона Эхнатона. Еще Джо видел, как на вершину башни садилась какая-то гигантская воздушная машина. Потом Джо споткнулся о Грааль, оставленный каким-то неведомым предшественником, упал и разбился насмерть. Воскреснув где-то в долине, он встретил Сэма и рассказал ему свою невероятную историю.

— А что это за дирижабль, о котором ходило столько слухов? — спросила женщина. — Почему вы не отправились на нем вместо парохода? Тогда вы могли бы добраться до истоков за несколько дней, а не за тридцать-сорок лет.

На эту тему Сэм не любил говорить. Правда заключалась в том, что никто даже не подумал о воздушном корабле до тех пор, когда «Ненаёмный» был уже готов к отплытию. А вот тогда к Сэму явился немецкий инженер фон Парсеваль и спросил, почему Сэм не построил воздушный корабль вместо водного.

Главный инженер Клеменса, Милтон Фаербрасс, бывший астронавт, загорелся новой идеей, остался с Парсевалем и построил-таки дирижабль. Он поддерживал радиосвязь с пароходом и, долетев до башни, сообщил, что ее высота — чуть больше мили, а диаметр — миль десять. «Парсеваль» сел на ее вершину, но лишь один из команды, японец-суфи, называвший себя Пискатором (он летал прежде на малом дирижабле), сумел, пройти внутрь. Другим помешала некая незримая, но ощутимая сила. Еще до этого офицер по имени Барри Торн заложил бомбу в вертолет, в котором Фаербрасс с несколькими людьми летел на пробную посадку. Торн взорвал бомбу по радио, а потом улетел с дирижабля на другом вертолете. Но его тоже ранило, и вертолет разбился об основание башни.

Торна доставили обратно на дирижабль и допросили. Он отказался отвечать, но был заметно поражен, узнав, что Пискатор прошел в башню.

Клеменс подозревал, что Тори либо этик, либо один из помощников этиков, или агент, как называли таких людей рекруты Икса.

В том же Клеменс подозревал и Фаербрасса. Возможно, что и женщина, Анна Обренова, погибшая при взрыве вертолета, тоже была либо этиком, либо агентом.

Сэм на основании доступных ему фактов пришел к выводу, что давным-давно в долине почему-то осталось некоторое количество агентов и, возможно, несколько этиков. Икс, вероятно, — один из них.

А значит, агенты и этики стараются добраться до башни тем же образом, что и жители долины. И на его корабле, возможно, тоже есть агенты или этики, или те и другие. Как и на «Рексе».

Почему этики и агенты не сумели вернуться в башню воздушным. путем, Сэм не знал.

Он считал, что всякий, кто утверждает, что жил после.1983 года, относится к числу создателей Мира Реки. Вся история после 1983 года, по его мнению, была ложной — это только код, по которому посвященные распознают друг друга. Возможно, они уже догадались, что рекруты Икса раскусили этот их код, и больше не станут к нему прибегать.

— Дирижабль предназначался для разведывательных целей, — пояснил женщине Клеменс, — для съемки местности. Однако его капитан имел приказ проникнуть в башню, если представится возможность. Затем он должен был вернуться к пароходу и захватить с собой меня и еще нескольких человек. Но войти туда не смог никто, кроме философа-суфи Пискатора, да и тот не вышел обратно. На обратном пути капитан, женщина по имени Джилл Галбирра, взявшая на себя командование после гибели Фаербрасса, выслала на вертолете десант против «Рекса». Король Иоанн был взят в плен, но бежал, спрыгнув с вертолета. Не знаю, остался он в живых или нет. Вертолет вернулся на «Парсеваль», продолжавший полет к нашему пароходу. Затем Галбирра сообщила, что ею замечен большой воздушный шар, и направилась к нему, но тут Торн снова вырвался на волю и похитил вертолет. Галбирра, подозревая, что он оставил на борту бомбу, организовала поиски. Бомбу не нашли, но Галбирра не могла успокоиться и повела дирижабль вниз, желая на всякий случай высадить команду. Потом она сообщила, что произошел взрыв — и больше мы о «Парсевале» ничего не слышали. — Ходят, слухи, — сказала женщина, — что он разбился выше по Реке за много тысяч миль отсюда. Спасся только один человек.

— Только один? Боже, кто же он? Или она?

— Имени его я не знаю, но слышала, что он француз. Сэм застонал. На дирижабле был только один француз, Сирано де Бержерак, в которого была влюблена жена Сэма. Его одного из всей команды Сэм не стал бы оплакивать.

День клонился к вечеру, когда Сэм увидел создание еще чуднее Джо Миллера. Джо был хотя бы человеком, этот же явно родился не на Земле. Сэм сразу сообразил, что незнакомец относится к небольшой группе выходцев из созвездия Тау Кита. Информатор Сэма, покойный барон Джон де Грейсток, знавал одного из них. По словам барона, в начале двадцать первого века на околоземной орбите появился небольшой тау-китянский корабль — пришельцы выслали его перед посадкой большого звездолета. Инопланетянам оказали теплый прием, но затем один из них, Монат, заявил, выступая по телевидению, что тау-китяне способны продлевать свою жизнь до нескольких сот лет. Земляне потребовали, чтобы пришельцы поделились этой наукой с ними. Когда тау-китяне отказались, мотивируя это тем, что долголетие ничего, кроме зла, землянам не принесет, людские толпы линчевали почти всех инопланетян и захватили их космический корабль. Монат с большим сожалением включил сканер на спутнике, и ударивший оттуда луч истребил почти все человечество. Так, по крайней мере, полагал Монат. Сам он не видел последствий своего поступка. Толпа и его растерзала на части.

К лучам смерти он прибег, потому что боялся, что земляне используют захваченный корабль для постройки новых, а потом. отправятся на родную планету Моната, навяжут ей войну и, возможно, перебьют всех ее жителей. Он не знал, произойдет это или нет, но предпочел не рисковать.

Сейчас тау-китянин стоял в узком челноке, который в любой момент мог перевернуться, и отчаянно махал руками в сторону парохода, прося, как видно, чтобы его взяли на борт. Многие просились, подумал Сэм, но мало кому это удавалось. Однако таких еще не было — ишь какое двуногое чудо: не то человек, не то птица. Сэм приказал рулевому описать круг и подойти к челноку.

Любопытствующая команда столпилась в крытом проходе, а тау-китянин влез по короткому трапу на котельную палубу. За ним следовал его спутник, обыкновенный человек. Челнок отнесло течением на радость тому, кто первый его заметит.

Двое десантников и сам генерал Эли С. Паркер сопроводили обоих в рубку. Сэм пожал им руки, представился, говоря на эсперанто, сам и представил своих помощников. Настала очередь незнакомцев.

— Я Монат Грраутут, — глубоким низким голосом сказал двуногий. — Мать честная! — воскликнул Сэм. — Тот самый! Монат улыбнулся, показав вполне человеческие зубы.

— Значит, вы слышали обо мне.

— Вы единственный тау-китянин, кого я знаю по имени. Я годами обшаривал берега в поисках кого-нибудь из вас и ни разу в глаза ни одного не видел. И вдруг на тебе — сам Монат!

— Я не с Тау Кита. Высадившись на Земле, мы дали неверную информацию. На самом деле я с одной из планет Арктура. Мы обманули землян, опасаясь, что они окажутся воинственными и…

— Правильная мысль. Хотя потом вы, пожалуй, разделались с ними несколько круто. Но почему вы продолжали твердить, что явились с Тау Кита, когда, помимо своей воли, воскресли здесь?

Монат пожал плечами. Совсем как человек, подумал Сэм.

— По привычке, я полагаю. Притом мне хотелось убедиться, что земляне больше не представляют опасности для моего народа.

— Я вас не упрекаю.

— Когда я в этом удостоверился, то начал говорить правду.

— Ясно, — засмеялся Сэм. — Вот сигары, угощайтесь оба.

Ростом Монат был шесть футов восемь дюймов, тощий и розовокожий. Кильт, его единственная одежда, позволял рассмотреть почти Все тело, но скрывал то, что для некоторых было интереснее всего. Грейсток говорил, что член инопланетянина может сойти за человеческий и обрезан, как у всех мужчин их мира. Зато мошонка представляет собой узловатый мешочек, набитый множеством мелких яичек.

Лицом инопланетянин тоже напоминал человека. Бритый череп, очень высокий лоб, ниже густые, черные, курчавые брови спускаются до сильно выступающих скул. Глаза темно-карие. Нос красивее, чем у многих Людей. Только ноздри обрамляет тонкая перепончатая оборка длиной в одну шестнадцатую дюйма, а заканчивается нос толстым хрящом с вмятиной посередке. Губы как у собаки — тонкие и черные. Раковина лишенного мочки уха абсолютно не похожа на человеческую.

На руках по четыре пальца, включая длинный большой, и на ногах тоже.

Ну что ж, в забегаловке от такого никто бы не шарахался, подумал Сэм. И в конгрессе тоже.

Сопровождал Моната американец, родившийся в 1918 году и почивший в 2008-м, когда тау-китянский или арктурианский луч очистил Землю от всего живого. Звали его Питер Джейрус Фрайгейт, ростом шесть футов, крепкого сложения, с черными волосами, зелеными глазами и в фас не лишенный привлекательности — в профиль его портил слишком короткий подбородок. Как и Монат, он имел при себе Грааль и сверток с пожитками, а также каменный нож, топор, лук и колчан со стрелами.

Сэм сильно сомневался, что Монат сказал правду о месте, откуда он прибыл, и что Фрайгейт назвался своим настоящим именем. Сэм сомневался во всех, кто утверждал, что жил после 1983 года. Однако он не собирался ничего говорить на этот счет, пока не познакомится с двумя пришельцами получше.

Когда они выпили по бокалу, Сэм лично проводил их в офицерскую каюту рядом со своей. — Мне как раз не хватает трех человек до комплекта, — сказал он. — Есть свободная каюта на котельной палубе, но там не слишком удобно, поэтому я переведу двух младших офицеров отсюда вниз, а вы займете эту.

Мужчина и женщина, занимавшие каюту, не слишком обрадовались такому приказу, но подчинились беспрекословно.

Вечером новоприбывшие ужинали за капитанским столом, ели с фарфоровых тарелок, расписанных древнекитайским художником, и пили из резных хрустальных кубков. Столовые приборы были из серебряного сплава.

Сэм и все остальные, включая гиганта Джо Миллера, внимательно слушали рассказы новичков об их приключениях в Мире Реки. Услышав, что они совершили длинное путешествие с Ричардом Фрэнсисом Бартоном, знаменитым исследователем девятнадцатого века, лингвистом, переводчиком и писателем, Сэм испытал потрясение. Этик говорил ему, что завербовал также и Бартона.

— Не знаете, где он сейчас? — спокойно спросил Сэм.

— Нет, — ответил Монат. — Мы потеряли его во время боя и потом не нашли, хотя и искали.

Сэм велел Джо Миллеру рассказать о египетской экспедиции. Капитану уже наскучила роль вежливого слушателя и хозяина. Он любил сам руководить беседой, но ему хотелось посмотреть, какое впечатление произведет рассказ Миллера на этих двоих. Когда Джо закончил, Монат сказал:

— Так! Значит, в полярном море действительно есть башня!

— А я что говорю, черт возьми, — подтвердил Джо. Сэм собирался выждать еще неделю и послушать, что еще эти двое скажут о себе. А там он подвергнет их куда более строгому допросу.

Через два дня, когда в полдень пароход бросил якорь у правого берега для подзарядки, питающие камни остались немы, и разряда энергии не последовало.

— С нами крестная сила! — сказал Сэм. — Опять метеорит, что ли?

По-настоящему он не считал, что авария произошла по этой причине. Этик говорил ему, что в космосе установлены отражатели метеоритов и тот, единственный, проскочил только потому, что он, Икс, в нужный момент отключил защиту. Отражатели должны и сейчас плавать в космосе, выполняя свою задачу.

Но если авария случилась не из-за метеорита, то из-за чего же тогда?

Новая неисправность в системе этиков? Раз люди больше не воскресают, значит, что-то разладилось в механизме, преобразующем тепло планетарного ядра в энергию, снабжающую питающие камни. Хорошо еще, что камни соединены параллельно, а не последовательно. Иначе голод бы настал повсюду, не только на правом берегу.

Сэм немедленно распорядился следовать дальше. Ближе к сумеркам пароход остановился у левого берега, но местные жители, как и следовало ожидать, не разрешили воспользоваться их камнем. Произошло кровавое побоище, от которого Сэму стало дурно. Фрайгейт в числе других погиб от маленькой ракеты, пущенной с берега.

Потом отчаявшиеся жители правого берега вторглись на левый. Они прибывали толпами, и остановить их было невозможно, пока с обеих сторон не перебили столько народу, что освободилось место для Граалей оставшихся в живых.

Сэм отдал приказ к отплытию не раньше, чем трупы перестали загромождать Реку. Несколько дней спустя он сделал долгую остановку, чтобы восполнить потери, понесенные в бою.