Атака-показуха

С наступлением темноты наша часть пришла сменить измотанный, почти выбитый кавалерийский полк. Он ушёл на пополнение, а мы начали размещаться в их окопах. Почему-то они были усеяны казацкими шашками. Видимо, убедившись в их ненадобности, кавалеристы обошлись с ними так же, как мы со своими штыками. Наши офицеры, ребята чуть старше нас, тут же нацепили шашки и портупеи и весь вечер щеголяли в них.

Наш взвод разведки занял несколько окопов около блиндажа, где располагался штаб батальона. До утра, когда должно было начаться, по-видимому, наше наступление, делать было нечего. Мы, несколько ребят из взвода, вылезли из окопов и пошли «прогуляться» на нейтральную территорию.

Сейчас я даже не могу понять, что нас толкало на такие действия. Приказов никто нам не отдавал, понимания того, что знание этой местности может пригодиться, у нас не было. Наверное, нами двигало любопытство, мальчишеская жажда приключений.

Итак, мы шли в сторону немецких окопов, осторожно всматриваясь в темноту и прислушиваясь к отдалённому шуму фронта: гулу артиллерийской канонады, разрывам мин и снарядов. (Помню, когда я оказался в госпитале и утром впервые пришёл в себя, меня поразила и даже испугала именно тишина.) Сейчас, когда мы двигались к немецким окопам, с их стороны тоже почему-то не доносилось обычных звуков стрельбы.

Уже видна линия окопов. Мы подошли к ним метров на 50, но оттуда не доносились ни выстрелы, ни голоса. Можно было повернуть назад, но мы всё-таки продвигались крадучись вперёд, ожидая каждый момент пули в живот. Наконец подошли к самым окопам и увидели, что они вроде бы пустые. Надо проверить, – может быть, немцы спят в блиндаже. Мы разделились. Двое ребят пошли вправо, а я влево по брустверу, не спускаясь в окоп. Вскоре я наткнулся на отходящую вглубь позиций траншею и пошёл над ней. Она упиралась в блиндаж. Его дверь была закрыта. Я остановился в раздумье: открывать дверь было рисковано, в блиндаже могли оказаться немцы. Вначале хотел бросить через трубу дымохода гранату, но потом решил войти в блиндаж через дверь.

Держа на изготове автомат в правой руке, левой осторожно, стараясь не скрипеть, открыл дверь и вошёл во внутрь. Там было тихо, и через минуту, когда глаза привыкли к темноте, я убедился, что в блиндаже никого нет.

Блиндаж был оставлен, как всегда, в идеальном порядке. Все бутылки были пустые, ничего съестного не оставлено. Я вышел наружу и присоединился к ребятам. Мы осмотрели ещё несколько блиндажей, ничего интересного не нашли и, не торопясь, двинулись к своим, тем более, что уже светало.

Не успели мы вздремнуть, как нас разбудил шум. Батальон готовился к атаке. Атака была необычной: в рядах атакующих находился весь штаб батальона во главе с комбатом. Я подошёл к комбату и сказал, что нёмецкие окопы пусты.

– Откуда ты знаешь? – спросил он недоверчиво.

– Ночью мы там были.

Я увидел сомнение в его глазах. Надо всё-таки сказать, что пули вокруг нас свистели. Вообще эти пули, пули на излёте, летят на передовой всегда, неизвестно почему и откуда. Кажется, немцев нет, а пули почему-то свистят. Впечатление такое, что они рождаются из воздуха. Бывалые фронтовики не обращают на них внимания (нельзя же всё время, да и не к чему, ползать по-пластунски). Впервые попавшие на передовую реагируют на эти пули, и по этому их можно опознать.

Атака тем временем развивалась по всем правилам. Атакующие бросались вперёд, потом залегали и снова бросались вперёд, связной тянул связь вслед за комбатом. Мы шли рядом в полный рост и чувствовали себя крайне неудобно: взрослые, солидные, уважаемые командиры залегали на землю, а мы стояли рядом и стыдливо отворачивались. Комбат в телефонную трубку докладывал комбригу, что атака при участии всего штаба развивается нормально, что они готовы к последнему броску.

За личное участие в атаке офицеры штаба были награждены орденами.