"Поле бесчестья" - читать интересную книгу автора (Вебер Дэвид)

Глава 3

Глядя, как ширится под ее катером посадочная площадка, Хонор напомнила себе, что, черт побери, для нее это не первое посещение королевского дворца, да и статус ее со времени первого визита существенно изменился. Тогда она была просто подданной, теперь же являлась не только заслуженным капитаном, увешанным наградами, но рыцарем, то бишь дамой, и пэром Королевства. Однако все эти соображения почему-то не успокаивали.

Досадуя на свою нервозность, она криво улыбнулась и покосилась на старпома, достопочтенную Мишель Хенке. В отличие от непосредственного начальства Мика держалась совершенно непринужденно, что, собственно говоря, было вполне естественно. Она всего-навсего собиралась навестить главу старшей ветви своего многочисленного семейства. Сидевший на коленях Хонор Нимиц, словно укоряя ее за смятение, вильнул пушистым хвостом, и она, наклонившись, почесала кота за ушком. Это движение привлекло внимание Хенке, посмотревшей на Харрингтон с лукавой улыбкой.

– Нервы, да? – спросила она искрящимся весельем контральто.

Хонор пожала плечами.

– В отличие от некоторых я не привыкла вращаться среди членов монаршей фамилии.

– Странно. А мне казалось, что тебе пора бы привыкнуть, – невозмутимо откликнулась Хенке.

Хонор хмыкнула: по большому счету Мика была права. Большинству офицеров за все время службы так и не довелось удостоиться личной монаршей благодарности, а Хонор сподобилась такой чести четыре раза – из них три за последние пять стандартных лет. Это пугало Хонор почти в той же степени, что и льстило ей, правда льстило все-таки больше. Харрингтон встретилась не только с государыней, воплощением верховной власти, но с живым человеком. С личностью, которую Хонор нашла достойной своей преданности.

Елизавета Третья взошла на престол почти одиннадцать мантикорских – более восемнадцати земных – лет назад, после трагической гибели отца во время катания на гравилыжах. Род ее по прямой линии восходил к Роджеру Первому, основателю Дома Винтонов: в череде его преемников и преемниц она являлась шестнадцатой. Помимо фамильных качеств – прозорливости и дальновидности, – она, при весьма колючем характере, обладала ярко выраженной харизмой. Хонор была наслышана о решительности королевы и, пожалуй, упрямстве, какими мог бы гордиться даже уроженец Сфинкса. Ходили слухи и о ее исключительной – она никогда не забывала мельчайших обид – злопамятности, однако Хонор не видела в этом ничего дурного. Заслуг перед государством королева тоже не забывала никогда. Некоторые политические аналитики утверждали, что излишняя прямота монархини затрудняет проведение тонких дипломатических маневров, однако эти недостатки полностью искупались ее неистощимой энергией и неколебимой честностью. Любые посягательства Народной Республики Хевен на дело ее жизни получали должный отпор.

Впрочем, все перечисленные соображения при несомненной их справедливости не имели для Хонор особого значения. Елизавета Третья являлась государыней, которой Харрингтон принесла воинскую присягу как офицер и вассальную – как графиня. В глазах Харрингтон именно королева воплощала в себе Звездное Королевство как таковое. При этом государыня отнюдь не являлась неким высшим, непогрешимым существом, внушающим лишь благоговение. Ей были не чужды обычные, порой раздражающие человеческие слабости, зато Хонор находила в ней все, чего желала и могла потребовать от Короны. Харрингтон не имела склонности к мученичеству, однако, поклявшись не щадить жизни на службе Короне, рада была сознавать, что Елизавета Адриенна Саманта Анетта Винтон достойна ее клятвы.

Катер замедлил скорость и под тихое гудение антигравитационных установок совершил мягкую посадку. Люк открылся, Хонор, поднявшись, усадила Нимица себе на плечо. По очень старой традиции, сложившейся еще до того, как древесных котов поставили на флотское довольствие, коты всегда сопровождали своих приемных людей во время аудиенции. Семь из девяти последних мантикорских монархов, включая саму Елизавету, были признаны котами во время посещения Сфинкса, причем выглядело это так, словно каждый кот заранее знал о предстоящем прибытии подходящего для него человека и поджидал его. В ходу была шутка, неизменно вызывавшая смех – по крайней мере, на Сфинксе: говорили, будто Корона не принимает ни одного решения, не посоветовавшись с котами. Выслушивая этот бородатый перл остроумия, Хонор всякий раз вежливо улыбалась, однако порой ей казалось, что в нем содержится зерно истины. Уж во всяком случае, Нимиц, когда дело касалось ее поступков, никогда не упускал возможности выказать свое одобрение или порицание.

Спрятав вызванную привычной мыслью улыбку, она прошла через люк в сопровождении Мишель Хенке. При другом капитане Мика вышла бы первой, ибо высокое рождение в данном случае давало ей преимущество перед старшими по чину, однако Хонор была не только капитаном, но и графиней. Только сейчас ей пришло в голову, что она догнала свою старинную подругу не только по службе, но и по социальному статусу. Размышлять над этим не было времени: внимания прибывших настоятельно требовал страж – усатый майор в фуражке с алой окантовкой личного Ее Величества полка и с наплечной нашивкой Батальона Медных Стен. Уроженец родного мира Хонор, он приветствовал соотечественницу с очевидной радостью, отразившейся, впрочем, только во взоре. Дисциплина не позволяла выражать личные чувства, и офицер приветствовал прибывших, отдав честь.

Хонор и Мика козырнули в ответ. Усач вытянул руки по швам, словно на строевом плацу.

– Леди Харрингтон. Коммандер Хенке. Позвольте представиться, майор Дюпре, ваш сопровождающий, – произнес он, проглатывая буквы с неистребимым сфинксианским акцентом (отчего на Хонор повеяло дыханием родины), отступил в сторону и указал на выход из дока.

– Благодарю вас, майор, – ответила Хонор и, унимая внутреннюю дрожь, двинулась в указанном направлении. Хенке последовала за ней.

Путь оказался дольше, чем ожидала Хонор, а через некоторое время она сообразила, что идет не по тому маршруту, который был знаком ей по прежним визитам. Вовсе не к впечатляюще безобразному массиву здания Суда лорда-канцлера. При других обстоятельствах Хонор могла бы порадоваться – архитектор, проектировавший это строение земное столетие назад, являлся фанатичным последователем крайнего направления «функциональной» школы, и возведенное им здание совершенно не сочеталось с ранними, более гармоничными и изысканными элементами дворцового комплекса. Однако неожиданное изменение направления усиливало тревогу. Прежде королева всегда принимала ее в Голубом зале, палате для официальных аудиенций – размером с футбольное поле с парящим на недосягаемой высоте потолком. Это помещение могло сбить спесь с кого угодно, однако Хонор почему-то куда больше робела при мысли о встрече с государыней в менее формальной обстановке.

Едва эта мысль мелькнула в голове, Харрингтон выбранила себя за самонадеянность: с чего она вообще вообразила, будто ей уготован какой-то особенный прием? Но когда майор Дюпре неожиданно свернул к самой старой части дворца, Хонор прокашлялась.

– Прошу прощения, майор, не скажете ли, куда именно мы идем?

– В Башню короля Майкла, миледи, – с оттенком удивления отозвался офицер, видимо считавший, что расположение дворцовых помещений должно быть известно всем и каждому. А вот у шедшей позади Хенке почему-то вырвался вздох. Хонор обернулась, однако Мика уже совладала с изумлением – если таковое вообще имело место – и одарила подругу простодушным взглядом, сделавшим бы честь и ее кузену Полу.

Хонор нахмурилась и, отвернувшись от кареглазой спутницы, стала смотреть на вырисовывающееся впереди сооружение из необработанного камня, формой и пропорциями напоминающее одежный шкаф. По меркам цивилизации, научившейся справляться с гравитацией, это здание, пожалуй, не вполне соответствовало понятию «башня», однако возносилось ввысь с впечатляющим изяществом. Харрингтон почувствовала, как в глубине ее сознания что-то шевельнулось, и напрягла память, стараясь поймать упорно ускользавшую мысль. То ли она что-то читала об этой башне, то ли слышала?..

Мантикорские средства массовой информации пришли к своего рода джентльменскому соглашению с Короной. В ответ на полную открытость и свободу, ограниченную лишь сохранением военной и государственной тайны, пресса не пыталась сорвать покровы с частной жизни королевской фамилии. Однако, кажется, в «Лэндинг Таймс» было что-то о…

И тут она вспомнила. В Башне короля Майкла находились личные покои Елизаветы, куда допускались лишь особо приближенные политические соратники и… друзья.

Хонор захотелось справиться у Мишель, но было уже поздно: они остановились у входа в башню. Дверь распахнулась, часовые щелкнули каблуками, и Хонор не оставалось ничего другого, кроме как проглотить вопросы и следовать за Дюпре по просторному, залитому светом коридору к старомодному подъемнику, наверняка представлявшему собой часть изначального технического оснащения здания. В этой конструкции не использовался даже простейший антигравитационный привод, но, когда майор указал место назначения, антикварный лифт пришел в движение на удивление мягко. Затем лифт остановился, двери распахнулись, за ними открылся просторный холл одного из верхних этажей. Охраны на виду не было, но Хонор знала, что сложная система обеспечения безопасности следит за каждым движением прибывших. Постаравшись придать лицу соответствующее ситуации выражение, она вслед за Дюпре подошла к потемневшей от времени резной двери.

Постучавшись, майор отворил дверь и объявил:

– Ваше величество, прибыли леди Харрингтон и коммандер Хенке.

– Спасибо, Андре, – послышался чей-то голос.

Посторонившись, Дюпре пропустил Хонор и Мишель внутрь и закрыл за ними дверь.

Сглотнув, Харрингтон двинулась вперед по безбрежному ржаво-красному ковру. Детали удобной, но изысканно-простой обстановки фиксировались где-то на периферии сознания, тогда как взор сосредоточился на двух женщинах, сидевших в старомодных набивных креслах по разные стороны кофейного столика.

Сидевшую справа, даже без древесного кота на плече, невозможно было спутать ни с кем. Ее теплая, красновато-коричневая кожа была светлее, чем у Мишель Хенке, но темнее, чем у большинства мантикорцев, а сходство черт лица особенно бросалось в глаза, когда она и Мика находились рядом. Правда, Хонор не назвала бы королеву столь же привлекательной, как Мишель, зато ее облик – и в первую очередь прямой, проницательный взгляд – сразу выдавал незаурядную личность.

Когда вошедшие офицеры приблизились, королева встала, и Хонор преклонила колено. Согласно церемониалу, от простых подданных требовался лишь низкий поклон, однако Хонор приветствовала государыню, как подобало пэру – приветствовала в лице государыни своего сеньора. Взволнованная и не вполне уверенная в себе, она подняла глаза, и королева улыбнулась.

– Встаньте, дама Хонор, – произнесла она голосом, окрашенным тем же хрипловатым тембром, что и голос Мики. – Это частная аудиенция. Мы можем приберечь формальности для другого раза.

– Да, ваше величество.

Голос Хонор дрогнул, и она, почувствовав это, покраснела, однако ухитрилась встать почти грациозно.

Одобрительно кивнув, королева протянула ей руку. Монаршее рукопожатие оказалось крепким, а кремово-серый королевский кот, склонив голову набок, воззрился на Нимица. Спутник королевы был поменьше и потоньше, чем Нимиц. Его хвост опоясывало меньше возрастных полосок, но зеленые глаза были столь же яркими и пытливыми. Хонор краем сознания ощутила глубокий и тонкий ментальный обмен. Потом коты кивнули друг другу, и Нимиц, тихо мурлыкнув, расслабился на ее плече.

Харрингтон взглянула на королеву, та усмехнулась.

– Я собиралась представить Ариэля, но он, похоже, обошелся без моего посредничества, – произнесла она со столь непринужденным лукавством, что Хонор усмехнулась в ответ, а ее робость почти совсем улетучилась.

Выпустив ее руку, королева повернулась к Хенке.

– Ну и ну. Никак это кузина Мика!

– Ваше величество…

Мика пожала протянутую ей руку (Хонор с завистью отметила, что у нее это получилось уверенно и непринужденно), и Елизавета улыбнулась.

– Так официально, капитан Хенке?

– Я не… что ты сказала? – растерянно переспросила Мика.

Елизавета расхохоталась:

– Ага, забыла про церемонии! Я сказала: «капитан». Ты разве не слышала, что в нашем флоте есть такое звание?

– Слышала, конечно, но…

Она осеклась, так и не закончив фразу. Глядя на ее оторопелую физиономию, королева рассмеялась еще громче и обернулась к Харрингтон.

– Не могу объяснить неожиданную манерность Мики ничем, кроме вашего влияния, дама Хонор. Я никак не ожидала такой льстивой почтительности от особы, которой случилось наградить меня хорошим пинком. И не одним.

– Помянутые пинки явились следствием того, что ты извозюкала песком мой купальный костюм, – с нарочитой серьезностью сказала Хенке. – Мокрым песком. Помнится, после этого мама спровадила нас обеих в постель без ужина. Что было крайне несправедливо, поскольку первой начала ты.

Хонор ухитрилась выслушать все это, не моргнув глазом. Она уже привыкла к тому, что ее помощница, по праву рождения принадлежащая правящему дому, общается на равных с представителями самой высшей знати, но такое…

– Зато я была гостьей, а гостям положены поблажки, – весело возразила королева, и Хонор расслабилась. – Тебе следовало проявить гостеприимство, а ты из-за какого-то костюма надавала пинков своей будущей королеве.

– Может, ты и права, но какое отношение имеет та давешняя история к словам «капитан Хенке»?

– Узнаешь, все узнаешь. Садитесь обе.

Королева указала на кушетку и, когда приглашенные сели, вернулась в свое кресло. Нимиц тут же переместился на колени Хонор, а Ариэль с той же прытью на колени королевы.

– Вы, наверное, не знакомы с баронессой Морнкрик? – сказала Елизавета, указывая на женщину во втором кресле.

Вытаращившись на особу, сменившую на посту Первого лорда Адмиралтейства сэра Эдварда Яначека, Хонор мысленно выругала себя за то, что не узнала ее сразу. В любом случае ей следовало догадаться.

– Нет, ваше величество, я не имела такого удовольствия, – сказала она, понимая, что королева ждет ее ответа.

– Хочется надеяться, что вы будете считать знакомство с ней «удовольствием» и по окончании аудиенции, – заметила королева.

В ее голосе промелькнула нотка горечи или досады. Впрочем, промелькнула настолько быстро, что это вполне могло померещиться.

– Что до твоего вопроса, Мика, – продолжила Елизавета, – то ответить на него я предоставляю леди Морнкрик. Франсина, прошу.

– Слушаюсь, ваше величество, – откликнулась баронесса и повернулась к Мишель. – Боюсь, ваша неподражаемая манера вести беседу мне недоступна, а посему ограничусь сообщением о присвоении вам звания капитана второго ранга.

Хенке отвесила челюсть, и Морнкрик улыбнулась.

– Кроме того, вы в течение недели получите письменный приказ, официально утверждающий вас в должности капитана легкого крейсера Ее Величества «Агни». Поздравляю, капитан Хенке.

Хенке несколько секунд молча таращилась на нее, потом повернулась к кузине.

– Твоя идея, Бет? – чуть ли не обвиняющим тоном спросила она.

Королева покачала головой:

– Мика, можешь винить в происходящем только даму Хонор. Я прекрасно знаю, что ты на дух не выносишь кумовства, но леди Морнкрик объяснила, что вместе с отличившимся капитаном награду и повышение всегда получает и первый помощник. Конечно, если ты не согласна, я могу отменить приказ.

– Вот уж дудки. И думать не смей!

– Чего-то подобного я и ожидала, – хмыкнула королева. – Семейственности ты не потерпишь, но от заслуженного повышения отказываться не станешь.

– И не подумаю, – заверила ее Хенке и, взглянув на Морнкрик, уже серьезно добавила: – Благодарю вас, миледи.

– Вы повышены заслуженно, капитан.

– А теперь ваша очередь, дама Харрингтон, – сказала королева, и Хонор выпрямилась, как стрела. – Официальная монаршья благодарность будет объявлена вам позднее, в Голубом зале, но хочу заранее объявить, что мы приняли решение присвоить вам звание полковника морской пехоты.

Глаза Хонор расширились так же, как незадолго до того глаза Хенке. Присвоение полковничьего звания представляло собой способ, каким Корона выражала особую благосклонность по отношению к капитанам, по выслуге еще не имевшим право на флагманские чины. Большинство офицеров никогда не удостаивалось этого отличия. Власти звание не прибавляло, однако жалование полковника было выше, чем у занимавшего такую же должность капитана, да и сам факт присвоения звания недвусмысленно свидетельствовал о королевском благоволении.

– Премного благодарна, ваше величество, – произнесла Хонор чуть ли не шепотом. Королева покачала головой.

– Не стоит благодарности, дама Хонор, – возразила она со всей серьезностью. – Если кто из офицеров и достоин подобной чести, так это вы.

Хонор вспыхнула и едва не всплеснула руками. Королева чуть заметно кивнула – похоже, она нашла такую реакцию вполне естественной, – но тут же откинулась в кресле с тяжелым вздохом.

– Ну что ж, леди, после того как мы порадовали вас хорошими новостями, пришло время поговорить и о чем-то менее приятном, – сказала она.

Хонор почувствовала, как напряглась на кушетке Хенке и насторожился сидевший на коленях Нимиц. Помолчав несколько секунд, королева пожала плечами и спросила:

– Дама Хонор, хорошо ли вы осведомлены о ситуации в палате лордов?

– Боюсь, что нет, ваше величество, – ответила Харрингтон, досадуя на себя за то, что голос ее звучит настороженно и чуть ли не боязливо. Королева подняла брови, и Хонор едва не пожала плечами. – Мы пробыли в системе всего четырнадцать часов, ваше величество, а я не настолько компетентна в политике, чтобы разобраться в обстановке за столь короткое время. Тем паче что это занятие меня отнюдь не привлекает.

– Вполне понятно, учитывая ваш нелегкий опыт, – сказала королева. – Увы, боюсь, что происходящее сейчас никоим образом не пробудит в вас любовь к политике. Дело в том, что вы, к сожалению, оказались в центре серьезного политического кризиса.

– Я? – вырвалось у Хонор. – В центре кризиса?

– Увы. Хотя, спешу добавить, не по вашей вине. Позвольте мне объяснить ситуацию.

Королева закинула ногу на ногу, погладила Ариэля по спине и хмуро начала:

– Проблема состоит в том, дама Хонор, что в настоящий момент палата лордов активно противодействует политике моего правительства. Все оппозиционные партии объединились против центристов и роялистов, и герцог Кромарти не имеет в Верхней палате не только квалифицированного, но и простого большинства. Из чего, в свою очередь, следует, что проведение правительственного военно-политического курса оказывается невозможным – во всяком случае до тех пор, пока герцогу не удастся купить, украсть, вымолить или еще каким-либо образом раздобыть нужное число голосов. Уверена, мне нет нужды втолковывать вам, что это означает при нынешней военной обстановке.

– Нет, ваше величество, – пробормотала Хонор. Услышанное ошеломляло, но отвращение прозвучало в ее голосе даже явственнее, чем потрясение.

Понимающе усмехнувшись, королева продолжила:

– Мне необходимо снова получить большинство в парламенте, дама Хонор. Жизненно необходимо. В настоящий момент в Республике Хевен царит хаос, но это долго не продлится, а я, увы, не в состоянии предпринять какие-либо существенные шаги до тех пор, пока объявление войны блокируется оппозицией. Сопротивление которой, боюсь, разжигают, помимо всего прочего, и известия о готовящемся процессе над лордом Юнгом.

Хонор откинулась на кушетке, охваченная самыми дурными предчувствиями.

– Слишком многие оппозиционеры недолюбливают вас, капитан, – спокойно сказала королева. – Вашей вины тут нет: служба ваша безупречна, как офицер вы достойны лишь подражания, и я подозреваю, что в палате общин вы популярны куда в большей степени, чем непопулярны среди пэров. По существу, вы являетесь кем-то вроде народной героини, но ваши успехи вызывают у оппозиции раздражение. Вы выставили их дураками на «Василиске», ну а уж что касается случившегося на Ельцине…

Она пожала плечами, а Хонор закусила губу, возможно впервые пожалев, что в тот раз не сдержалась и врезала Реджинальду Хаусману. Он заслужил худшего, однако его семейство имело такой вес среди либералов, что избиение повлекло за собой нежелательные последствия. Причем не столько для нее, огорченно подумала Хонор, уловив в голосе королевы беспокойство.

– Не расстраивайтесь, Хонор, – мягко произнесла Елизавета, и Харрингтон заставила себя встретиться с ней взглядом. – Я не стала тогда вмешиваться, поскольку взяла за правило предоставлять Адмиралтейству по возможности самому разбираться с проблемами, касающимися Флота, но – не как ваша королева, а как женщина – могу лишь пожалеть, что вы не всыпали ему больше. Тем не менее тот случай настроил против вас либералов, а обвинения в адрес лорда Юнга вызвали сходные чувства и у консерваторов. Откровенно говоря, вас не любят многие недоумки из оппозиции, а отец и приятели лорда Юнга пытаются использовать этот факт для его защиты.

Королева умолкла, и несколько бесконечно долгих секунд в комнате висела напряженная тишина. Наконец Хонор прокашлялась и спросила:

– Что я должна сделать, ваше величество?

– Прежде всего понять, что происходит, – ответила Елизавета и, увидев в глазах Хонор боль, поспешно добавила: – Нет, я не собираюсь отменять выдвинутые против лорда Юнга обвинения.

Хонор вздохнула с облегчением, однако королева еще не закончила.

– Видите ли, я весьма опасаюсь того, что суд над ним будет способствовать углублению политического кризиса.

Взгляд Хонор вновь окрасился тревогой. Подавшись вперед, королева сделала знак Морнкрик, и та продолжила объяснения:

– На данный момент, капитан Харрингтон, Адмиралтейство назначило судебное разбирательство для рассмотрения дела лорда Юнга на основании обвинений, выдвинутых против него адмиралом Парксом. Будучи лицом официальным, я не должна озвучивать свое отношение к обвинениям до вынесения вердикта, но, не будучи членом трибунала и не имея возможности повлиять на его решение, могу – разумеется, не для протокола – высказать свое личное мнение. Я внимательно ознакомилась со всеми материалами дела и нашла, что они полностью обличают обвиняемого. Проблема заключается в том, что наказанием за преступления такого рода служит смертная казнь. Естественно, что граф Северной Пещеры нажимает на все возможные рычаги в стремлении спасти сына, а консерваторы, похоже, считают, что смогут обратить спровоцированное процессом обострение обстановки против герцога Кромарти и к своей выгоде. Пока они лишь ропщут, но как только обвинения будут предъявлены официально и их начнут открыто обсуждать в средствах массовой информации, оппозиция поднимет немыслимый вой. Мне приходится считаться с тем, что политическая борьба в палате отразится на ходе процесса… и наоборот. Вы следите за ходом моей мысли?

Хонор кивнула, однако боязнь, что Юнгу и на сей раз удастся выкрутиться, видимо, столь явственно отразилась на ее лице, что Хенке сжала плечо подруги, а Морнкрик поспешила объяснить подробнее:

– Из этого никоим образом не следует, что мы собираемся позволить ему избежать ответственности. Однако, начиная это дело, мы вступаем на минное поле, а потому должны, имея в виду все возможные осложнения, провести его куда с большей тщательностью, чем обычно. От вас в этой ситуации требуется предельная осторожность. Едва будет опубликовано официальное сообщение о битве при «Ханкоке», вся репортерская свора набросится на вас, требуя комментариев. Так вот, нам представляется важным, жизненно важным, чтобы вы избегали каких бы то ни было публичных заявлений о предстоящем суде, обвинениях или событиях, повлекших за собой следствие. Подобное требование крайне несправедливо по отношению к вам, и я приношу свои глубочайшие, искренние извинения, однако настоятельно прошу вас до оглашения вердикта вести себя тише воды ниже травы.

– Конечно, миледи… – Хонор закусила губу, но потом заставила себя задать вопрос. – Простите за назойливость, но мне хотелось бы знать, какое воздействие должны оказать эти меры на исход процесса?

– Надеюсь, что никакого, но гарантировать этого, увы, не могу, – призналась Морнкрик. – Мы недостаточно осведомлены относительно возможной тактики наших оппонентов. Твердо могу обещать лишь одно: как бы яростно ни требовали консерваторы снятия всех обвинений, на это мы не пойдем.

Покосившись на королеву, Морнкрик поджала губы и добавила:

– Кроме того, хоть у меня и не в обычае давать такие обещания, могу вас заверить, что в строй лорд Юнг не вернется. Вне зависимости от решения трибунала и политических дрязг ни один Первый лорд – даже адмирал Яначек – не доверит ему командование. Другое дело, что все это может иметь столь далеко идущие последствия, что лучше на сей счет даже не задумываться. Честно говоря, я нахожусь здесь именно потому, что не знаю, чем все обернется, но, будучи в долгу перед вами, считаю необходимым лично объяснить вам мотивы наших поступков и решений.

В голосе баронессы звучала такая усталость и печаль, что Хонор ни на секунду не усомнилась в ее искренности. Она с гневом и горечью осознала, что могучие силы, уже не раз вызволявшие Юнга из затруднительных положений, снова пришли ему на помощь, и силы эти таковы, что гарантировать победу над ними не может даже Корона. От обиды и отвращения ей хотелось разрыдаться, но она лишь кивнула и снова встретилась взглядом с королевой.

– Вы должны знать, дама Хонор: все происходящее заставляет меня глубоко и искренне сожалеть. Я уже довела до сведения герцога Кромарти и адмирала Кордвайнер свое настоятельное требование провести процесс в строгом соответствии с нормами Военного Кодекса. Однако на меня возложена ответственность за судьбу державы, и, в каком бы долгу перед вами мы ни находились, благодарность не может и не должна помешать обеспечению безопасности перед лицом угрозы, исходящей от Народной Республики.

– Я все понимаю, ваше величество. Прошу вас, не извиняйтесь, – сказала Хонор, искренне считавшая, что королеве не следует снисходить до извинений, и заставила себя улыбнуться.

– Благодарю вас, – тихо сказала Елизавета. Посмотрев собеседнице в глаза, она добавила: – В любом случае я желаю, чтобы о моем отношении к вам было известно всему нашему Королевству. Официальным предлогом для парадной аудиенции будет присвоение вам звания полковника морской пехоты. Через несколько минут мы вступим в Голубой зал, и я как королева Мантикоры выражу вам благодарность за мужество и решительность, проявленные при «Ханкоке». И это не будет простой формальностью. Я никому не позволю забыть, скольким мы вам обязаны.