"Честь королевы" - читать интересную книгу автора (Вебер Дэвид)

Глава 16

– Насколько все плохо, Алистер?

– Достаточно плохо, мэм, – мрачно отозвался Алистер МакКеон. – У нас потеряны вторая ракетная и третья радарная секции. Это значит, что по правому борту в защите дыра. Тем же выстрелом задело передние импеллеры – отказали альфа-четыре и бета-восемь. Второй выстрел пришелся в двадцатый шпангоут и прошел через медотсек. Он выбил основные контрольные цепи третьей лазерной и четвертой ракетной секциям и попал во второй ракетный погреб. Про погреб можно забыть, третью лазерную и четвертую ракетную мы пока контролируем локально, восстанавливаем давление и делаем новые подключения, но мы потеряли тридцать одного человека, включая доктора МакФи и двух санитаров, и у нас есть раненые.

В его голосе чувствовалась боль, и Хонор разделяла ее, но они оба знали, что «Трубадуру» чертовски повезло. Потеря одного из носовых орудий и целого склада боеприпасов снизила его боеспособность, а разрушение третьей радарной секции оставило серьезный пробел в ее противоракетной защите. Но боевые возможности корабля пострадали куда меньше, чем следовало ожидать, да и людей могло погибнуть намного больше. Корабль искалечили, и до починки альфа-узла он был лишен носового паруса Варшавской, но все еще мог маневрировать и стрелять.

– Поперся туда как дурак, – с горечью продолжал МакКеон. – Если бы я хоть стенки поднял, может быть…

– Ты не виноват, – перебила его Хонор. – Мы не могли ожидать, что грейсонцы откроют по нам огонь, а даже если и могли, за повышение состояния боеготовности отвечаю я.

МакКеон сжал губы, но промолчал, и Хонор была только рада. Что бы ни происходило, им только не хватало обоим начать винить себя.

– Через пять минут я пошлю к вам Фрица Монтойю, – сказала Хонор, когда решила, что он немного успокоился. – Как только он решит, что ваши раненые стабильны, мы переведем их в наш медотсек.

– Спасибо, мэм. – Чувство вины в голосе МакКеона ослабло, но гнев остался.

– Но почему, черт возьми, они выстрелили? – спросила Элис Трумэн со своего окна разделенного экрана. В ее зеленых глазах чувствовалось изумление. – Это же безумие!

– Согласна.

Хонор откинулась в кресле, взгляд ее был жестким. Элис права. Даже если переговоры полностью провалились, со стороны грейсонцев было безумием стрелять по ней. Раз уж они боялись масадцев – то наверняка должны были понимать, что сделает с ними мантикорский флот после такой атаки!

– Мне это тоже кажется безумием, – мрачно продолжила она наконец, – но с настоящего момента я перевожу эскадру на военное положение. Я собираюсь подойти к Грейсону на расстояние выстрела и потребовать объяснений и отхода их флота. Я также собираюсь потребовать возможности переговорить с нашими представителями на планете. Если хоть одно мое требование будет отвергнуто или наша делегация хоть как-то пострадала, мы атакуем и уничтожим флот Грейсона. Все понятно?

Ее подчиненные дружно кивнули.

– Коммандер Трумэн, ваш корабль пойдет первым. Коммандер МакКеон, пойдете за нашей кормой. Далеко не отходите и подключитесь к радарам «Бесстрашного», чтобы прикрыть прореху в вашей обороне. Все ясно?

– Так точно, мэм, – в унисон ответили капитаны.

– Ладно, тогда все за дело.

– Капитан? У меня передача с Грейсона, – подала голос лейтенант Метцингер, и напряжение на мостике «Бесстрашного» заметно выросло. Прошло всего пять минут с момента засады, со стороны грейсонцев было бы глупо рассчитывать оправдать безумное нападение сообщением, отправленным еще до того, как их корабли открыли огонь.

Но Метцингер еще не закончила.

– Это от посла Лэнгтри, – добавила она, и Хонор удивленно приподняла бровь.

– От сэра Энтони?

– Да, мэм.

– Выведите на мой экран.

Хонор почувствовала всплеск облегчения, когда перед ней появилось лицо сэра Энтони, потому что за его спиной явно видна была стена кабинета в посольстве, а за стулом посла стоял Реджинальд Хаусман. Она боялась, что всех дипломатов арестовали грейсонцы; если они все еще в безопасности в своем посольстве, значит, ситуация не полностью вышла из-под контроля. Но потом она отметила мрачное, почти напуганное выражение лица посла. И где адмирал Курвуазье?

– Капитан Харрингтон, – голос у посла был напряженный. – Командный центр Грейсона только что заметил гиперслед, который, как я полагаю – как я надеюсь, – принадлежит вашей эскадре. Должен вас проинформировать, что система Ельцина патрулируется военными кораблями Масады…

Хонор напряглась. Неужели эти канонерки не принадлежали Грейсону? Но как тогда они сюда попали, и почему они?.. Записанное сообщение продолжало прокручиваться, и следующие слова посла разбили ход ее мыслей, как удар молотком по стеклу.

– Считайте любой встреченный корабль вражеским, капитан, и учтите, что в строю масадцев по крайней мере два – повторяю, два – современных корабля. По нашим оценкам, это пара крейсеров, предположительно хевенитской постройки. – Посол сглотнул, но он был офицером морской пехоты и не зря получил множество наград, и он мрачно продолжил: – Никто не догадывался, что у масадцев они есть, и четыре дня назад адмирал Янаков и адмирал Курвуазье вывели грейсонский флот им навстречу. Боюсь, что… «Мадригал» и «Остин Грейсон» погибли со всем экипажем – включая адмиралов Курвуазье и Янакова.

Хонор побелела. Нет! Адмирал не мог погибнуть – только не адмирал!

– У нас здесь серьезные проблемы, капитан, – продолжал голос Лэнгтри в записи. – Я не знаю, почему они пока ничего не предпринимают, но грейсонцам самим их не остановить. Пожалуйста, как можно быстрее сообщите мне о своих намерениях. – Лэнгтри закончил.

Экран очистился, и она уставилась на него, застыв в командирском кресле. Это неправда. Жестокая, злая ложь! Адмирал жив. Жив, черт побери! Он бы не умер. Он не мог умереть – он не мог так с ней поступить!

Но послу Лэнгтри незачем было лгать.

Она закрыла глаза, чувствуя тепло и тяжесть Нимица на своем плече, и вспомнила Курвуазье – таким, как она видела его в последний раз. Вспомнила лицо проказливого чертенка, блеск в голубых глазах. А за этими свежими воспоминаниями пришли другие, двадцать семь лет воспоминаний, и каждое резало глубже и больнее, чем предыдущее. Наконец, когда было уже слишком поздно, Хонор поняла, что так и не сказала ему, как она его любила.

А помимо потери ее мучения усиливало чувство вины. Она сбежала от него. Он хотел, чтобы она осталась, и отпустил только потому, что она настаивала. И из-за того, что «Бесстрашного» не было – ее, Хонор, не было здесь, – он вывел в бой единственный эсминец и погиб.

Это она виновата. Курвуазье в ней нуждался, а ее там не было – и это его убило. Хонор сама его убила, как будто сама выстрелила ему в сердце.

На мостике «Бесстрашного» воцарилось молчание, и все взоры обратились к женщине в капитанском кресле. В ее глазах чувствовалось потрясение последними событиями, начиная с внезапной атаки канонерок. Даже в глазах ее кота читалось отчаяние. Он присел на спинке ее кресла, поджав хвост и опустив уши, и только его тихий жалобный стон сопровождал катившиеся по щекам Хонор слезы.

– Какие будут приказы, капитан? – нарушил тишину Андреас Веницелос, и несколько человек вздрогнули, когда его негромкий голос прервал переживания капитана.

Хонор резко вдохнула; дыхание ее было неровным, и она распрямила плечи, сердито вытирая ладонью мокрое лицо.

– Готовьтесь к записи, лейтенант Метцингер, – сказала она со сталью в голосе, таким тоном, какого от нее еще никто не слышал, и офицер связи сглотнула.

– Записываю, мэм, – сказала она тихо.

– Посол Лэнгтри, – сказала Хонор тем же опасно ровным тоном. – Ваше сообщение получено и понято. Сообщаю, что моя эскадра уже участвовала в столкновении и уничтожила три ЛАКа, которые я теперь считаю принадлежащими Масаде. Мы получили повреждения, есть жертвы, но наша боевая мощь не пострадала.

Она снова сделал глубокий вдох, чувствуя обращенные на нее взгляды офицеров и матросов.

– Я продолжу движение к Грейсону на максимальной возможной скорости. Ожидайте моего прибытия на орбиту через… – она проверила экран астрогации, – примерно через четыре часа двадцать восемь минут с настоящего момента.

Хонор уставилась на экран, и краешек ее губ дернулся. В карих глазах горела железная решимость, закаленная на огне гнева и выкованная горем и виной, и голос ее был холоднее космоса.

– Пока у меня нет полной информации, детальные планы сформулировать невозможно, но вы можете сообщить правительству Грейсона, что я собираюсь защищать систему в соответствии с очевидными намерениями адмирала Курвуазье. Пожалуйста, подготовьте для меня полное досье. В частности, мне потребуется немедленная оценка оставшихся у Грейсона военных возможностей и назначение офицера связи к моей эскадре. Я встречусь с вами и старшим офицером Грейсона в посольстве через десять минут после прибытия на орбиту Грейсона. – Харрингтон закончила.

Она выпрямилась, уверенно и упрямо, и ее решимость передалась команде. Они не хуже своего капитана знали, что весь грейсонский флот, даже если он совсем не пострадал, будет бесполезен против противника, которого она только что поклялась встретить. Скорее всего, кто-то из них или их друзей на других кораблях эскадры погибнет, а умирать никто не хотел. Но кто-то из друзей уже погиб, а на них самих напали.

Никто из офицеров Хонор не был протеже адмирала Курвуазье, но многие у него учились, и он был одним из самых уважаемых офицеров флота даже для тех, кто никогда не встречал его лично. Если был шанс расправиться с теми, кто его убил, экипаж был только рад этому.

– Запись готова, капитан, – сказала лейтенант Метцингер.

– Отошлите ее. Потом установите еще одну телеконференцию с «Аполлоном» и «Трубадуром». Удостоверьтесь, что у коммандера Трумэн и коммандера МакКеона есть копии сообщения сэра Энтони и подсоедините их к терминалу в моей комнате для инструктажа.

– Есть, мэм, – сказала Метцингер, и Хонор встала. По пути к люку в комнату инструктажа она оглянулась на Андреаса Веницелоса.

– Мистер ДюМорн, вахта ваша. Энди, пойдем со мной.

Ее голос был все еще резким, а лицо застывшим. Горе и вина рвались на волю, раздирая ее душу, но она отказывалась прислушаться. С этим успеется разобраться после охоты.

– Есть, мэм. Вахта моя, – тихо сказал ей в спину лейтенант-коммандер ДюМорн, когда она открыла люк. Она его уже не слышала.