"Невероятные случаи зарубежной криминалистики. Часть 1" - читать интересную книгу автора (Боровичка Вацлав Павел)«ДЕЛО МАРИЦИУС»Примерно в десяти километрах от центра Рима, на гряде романтических холмов расположен курорт Баньи-ди-Тиволи. Недалеко отсюда находятся руины виллы Адриана – бывшей резиденции императора Адриана – с остатками храма, построенного в честь бога Сераписа и названного поэтому «Серапион». В четверг 4 февраля 1926 года какой-то пастух гнал через руины, покрытые засохшей прошлогодней травой, стадо коз. Вдруг он прислушался, потому что откуда-то донесся стон и хрип. Юноша стал искать, откуда исходят эти звуки, и забрался внутрь развалин храма. Примерно в метре от каменного пола была ниша. Пастух заглянул в нее. «Святая мадонна!» – воскликнул он, отпрянув, для верности перекрестился, затем повернулся и бросился бежать. Двое карабинеров приехали на велосипедах. Они установили, что в нише лежит хорошо одетый человек. Лица его не было видно, так как на его голову был наброшен пиджак. Его окликнули, но он не отвечал, а только тяжело вздыхал и тихо стонал. Когда жандармы вытянули неизвестного из ниши, по светлым волосам и белому лицу они определили, что мужчина не итальянец. Пострадавший находился в глубоком беспамятстве. Как можно быстрее его доставили в больницу, где он вскоре умер, так и не придя в сознание. – Это, без сомнения, самоубийство, – сказал инспектор Форлиани, прибывший в больницу составить протокол. – Он умер, приняв яд, – подтвердил предположение врач. – Какой яд, доктор? – Для травли крыс. Стрихнин. – Я так и отмечу, а вы это, господин доктор, подпишете как свидетель. В кармане мертвого найдены золотые часы, четыреста тридцать лир, а также неиспользованный билет на турне по Италии. Однако не удалось обнаружить никаких документов. И почему-то с одежды срезаны ярлыки фирмы-изготовителя. Знаете, что мне кажется странным, инспектор? – сказал врач. – То, что решив умереть, он забрался в дыру, словно зверь. Зачем ему понадобилось прятаться? И от кого? Представьте себе, что он отправился бог знает откуда в Рим, поехал по виа Тибурина к Тиволи, где-то там между виноградниками выпил яд и забрался в нишу между камнями. – Да, доктор, есть случаи, когда просто теряешься, не можешь понять их. Думаете, самоубийца нормальный человек? Если бы это было так, он бы не кончал жизнь самоубийством, а радовался, что настало утро. Это был странный самоубийца. Римская полиция установила, что он жил в отеле «Везувий» и записался в книге жильцов как Роберт Ли. Администратору Ли сообщил, что он американец, и говорил с ним по-английски. В морге у покойника сняли отпечатки пальцев, сделали фотографии и отправили их в полицейские управления столиц всех европейских государств. Через несколько дней пришел ответ из Берлина: «Согласно идентификационной карточке и данным архива преступлений, мертвый является бывшим адвокатом Карлом Гау, который недавно после восемнадцати лет заключения вышел из тюрьмы». В великосветском германском курортном городке Ба-ден-Баден среди других стояла роскошная вилла. В ней жила госпожа «советница медицины» Молитор со своими дочерьми Ольгой и Линой. Госпожа Молитор, шестидесятидвухлетняя вдова, вложила почти все свое миллионное состояние в золото и драгоценности. Она жила в окружении вышколенной и надежной прислуги в тишине и спокойствии, принадлежала к верхушке местного общества и играла значительную роль в культурной жизни города, который в начале двадцатого века был местом встреч представителей высшего света и деятелей культуры всей Европы. Так было до середины октября 1906 года. В тот день почтальон принес на виллу Молитор телеграмму следующего содержания: «ПРИЕЗЖАЙ ПЕРВЫМ ПОЕЗДОМ В ПАРИЖ ТЧК ОЛЬГА БОЛЬНА ТЧК ЛИНА». Фрау Молитор испугалась. Она вызвала кучера и приказала закладывать лошадей. На следующий день она вышла из экспресса на парижском вокзале и отправилась в отель «Регина», где ее дочери и зять снимали номера. Там выяснилось, что телеграмма была ложной. Старшая дочь, бывшая замужем за адвокатом Гау, и младшая Ольга ничего не знали о телеграмме, и Ольга была здорова. – Этому может быть только одно объяснение, – рассуждала вдова Молитор. – Кто-то отправил телеграмму, чтобы вытащить меня в Париж. – Но зачем, мама? – удивилась Лина. – Чтобы, можно было ограбить нашу виллу. – Но ведь там надежная прислуга, – возразил зять доктор Карл Гау. – Мне это кажется маловероятным. Разве неизвестный поехал бы в Париж, чтобы дать телеграмму, а потом быстренько вернуться и обокрасть виллу Молитор? Пожилая женщина первым же поездом вернулась в Баден-Баден и увидела, что там все в порядке. Обе дочери с зятем, продолжая путешествие, отправились в Лондон, а она терялась в догадках: кто мог послать ложную телеграмму и зачем. Поскольку директор полиции Баден-Бадена был ее старым другом, она заявила о неизвестном злоумышленнике. Во вторник 6 ноября 1906 года стоял сырой ненастный день, и в пять часов вечера было почти темно. По улицам Баден-Бадена гулял ветер, и все кому не надо было выходить из дома, сидели в тепле. Без двадцати шесть зазвонил телефон, служанка сняла трубку, некоторое время слушала, затем сказала: «Да, да, конечно, передам». Затем, вежливо попрощавшись, она положила трубку. – Госпожа, звонил начальник почтового отделения господин Граф и сказал, что вам необходимо сейчас прийти к нему. Выяснилось, кто отправлял телеграмму. Сначала я подумала, что звонит господин доктор, мне показалось, что это был его голос, но он назвался господином Графом. Я все равно думаю, что звонил господин доктор Гау, ведь я хорошо знаю его голос. Джозефине Молитор не хотелось выходить в непогоду, но она все-таки решилась, велела подать теплую шаль и вышла на улицу. Баден-Баден в то время был действительно центром общественной жизни. Со всей Европы сюда в сезон, и не только в сезон, съезжались аристократы поиграть в местном казино. Городок, живущий сегодня уже только своим славным прошлым и являющийся центром международного туризма, расположен в чудесном горном крае возле Черного леса. Осень здесь пасмурная, а зима морозная. Госпоже Молитор не хотелось идти одной по темной аллее и через парк возле казино, поэтому по дороге она зашла за своей дочерью Ольгой, находившейся в гостях на одной из соседних вилл. Обе женщины должны были пройти по Кайзер-Вилгельм-штрассе. К зданию почты вела липовая аллея Линденштаффельн. Из темноты грянул выстрел, пожилая госпожа Молитор вскрикнула и упала на землю. Ее дочь Ольга успела заметить мужскую фигуру, отделившуюся от стены дома и исчезнувшую в темноте. – Он был высокий, стройный, одет в темное пальто с поднятым воротником, а на голове – черная шляпа, – сказала она позже на допросе. Убийца был хорошим стрелком и одной пулей пробил легкое и сердце своей жертвы. Он стрелял примерно с десяти метров из револьвера шестимиллиметрового калибра. Кто был этот неизвестный? Почему он убил богатую вдову? Лондонская полиция позднее арестовала по требованию государственного прокурора из Карлсруе доктора Гау. Он жил в одном из лондонских отелей с женой, дочерью и свояченицей Ольгой. Был ли адвокат убийцей вдовы Молитор? Весной 1901 года миловидный молодой человек с сигаретой в углу рта сидел в ресторанчике у порта корсиканского города Аяччо, потягивал спиртной коктейль и скучал от безделья. В это время пристало судно из Марселя, и среди солидных пассажиров появилась пожилая госпожа с двумя дочерьми. Карл Гау был студентом, уже познавшим немало в свои двадцать лет. Он родился в феврале 1881 года и был сыном директора банка из Бернкастела. Его мать неожиданно умерла, у отца не было достаточно ни времени, ни желания позаботиться о его воспитании. Он полагал, что хватит и того, если у сына будет все необходимое и достаточно карманных денег. Уже в гимназии Карл стал вести разгульный образ жизни и еще до ее окончания заразился сифилисом. Он поступил в Берлинский университет. Но лечение не давало результатов, и врачи отправили его на Корсику, где, по их мнению, он должен был поправиться. Вдова Молитор поселилась со своими дочерьми в хорошем отеле в Аяччо, молодой Гау стал ухаживать за Линой, которая была старше его на пять лет. Судя по всему, это было не курортное увлечение, а действительно большая любовь. Двое молодых людей, по-видимому, по-настоящему полюбили друг друга, потому что прошло немного времени, и студент-юрист посетил госпожу Молитор с букетом цветов и попросил руки ее дочери. И получил отказ. Ведь Лина на пять лет старше его, заявила вдова, и уже помолвлена с каким-то офицером, кроме того, легкомысленный молодой человек окончил только первый семестр юридического факультета и еще не добился никакого положения в обществе. Однако Карл Гау был предприимчивым молодым человеком. Он убежал с Линой в Швейцарию, поселился с ней в Реале недалеко от Сен-Готарда и направил ее в банк за двумя тысячами марок. Когда деньги у них закончились, они решили вместе уйти в мир иной. Гау выстрелил в Лину Молитор, но не нашел достаточно смелости направить револьвер в себя. Вместо этого он отправился да почту и послал вдове Молитор телеграмму, в которой сообщил о случившемся. Неуступчивая до самого последнего момента мать у постели раненой дочери благословила молодых. Лина поправилась и стала госпожой Гау. Оставался неясным вопрос: зачем богатому сыну директора банка понадобилось выманивать у любимой девушки две тысячи марок, которые они вместе растратили за несколько дней? Супружество началось с трагического события и продолжалось также своеобразно. Карл Гау должен был проучиться еще шесть семестров на юридическом факультете. Молодые супруги переехали в Соединенные Штаты и при поддержке родителей с той и с другой стороны жили без забот. После завершения учебы перед молодым адвокатом распахнулись все двери. У Карла были исключительные способности к иностранным языкам, и кроме родного он прекрасно владел английским, французским и итальянским языками. Ему ничего не помешало стать личным секретарем турецкого генерального консула в Вашингтоне, доктора Шенфельда. Облеченный его полномочиями Гау уехал на долгое время в Константинополь, получив задание пропагандировать в турецких торговых и промышленных кругах готовящуюся всемирную выставку в Сент-Луисе. Этот молодой адвокат (позже во время судебного процесса он вынужден был признаться, что так и не получил докторской степени) вскоре стал совладельцем известной адвокатской конторы адвоката Енахана, преподавал в должности доцента в Университете Джорджа Вашингтона римское право, был принят высшим вашингтонским обществом, встречался с такими тузами большого бизнеса, как Рокфеллер, Морган, Гарриман, посещал президента Теодора Рузвельта, а его любовницей стала популярнейшая певица того времени Отер. Он много работал и транжирил состояние своей супруги Лины. Позднее оказалось, что молодым супругам теща перевела из Баден-Бадена 65 000 марок, по тем временам это были большие деньги. Но молодому Гау даже такой суммы было мало. 17 октября 1906 года к довизовому отделению одного из самых крупных венских банков подошел высокий, хорошо одетый молодой человек и представился доктором Карлом Гау из Вашингтона. Он предъявил чек на четыреста фунтов, выданный лондонским банком «Браун, Шипли энд К Венский банк передал это дело в полицию, которой вскоре удалось установить, Что в Вену 17 октября действительно прибыл молодой человек, наружность которого соответствовала описанию, сделанному кассиром и контролером банка. По-видимому, он был в Вене транзитом, так как в тот же день после обеда продолжил свое путешествие до Франкфурта, где вышел из поезда и сел в фиакр. На следующий день Карл Гау выехал в Баден-Баден, где посетил тещу, у которой гостили его жена и дочь. Он оставался здесь до 25 октября, затем с супругой, дочерью и свояченицей выехал в Лондон. Они поселились в отеле «Регина». Адвокат собирался вместе с семьей вернуться в Соединенные Штаты. Свояченица Ольга проводила их до самого Лондона. Затем произошла эта странная история с ложной телеграммой и поездкой вдовы Молитор в Париж. Уже в прологе трагедии появилось немало странных, и надо сказать, так никогда и не разгаданных тайн. Но это было еще не все. В пятницу 2 ноября 1906 года в лондонский отель пришла телеграмма, подписанная директором американской торговой компании «Стандард ойл компани», на которую Гау при случае также работал. Господин Тигл требовал, чтобы он незамедлительно выехал в Берлин и о своей поездке и встрече никому не сообщал. Во время судебного разбирательства выяснилось, что телеграмму отправил сам Гау, и дальше он вел себя непонятно. Спросил администратора, где он может приобрести парик. О парике позаботился гостиничный парикмахер, и Гау изменил свою внешность. Купил себе длинный темный плащ, надел темный парик, приклеил усы и бороду и тайком отправился в Берлин. Вероятно, парик, усы и борода были не самого лучшего изготовления, потому что люди на улице обращали на него внимание. Когда он сел в Дувре на судно, следовавшее во французский порт Кале, то с удовольствием выбросил неудачные усы и бороду в море. Карл Гау отправился не в Берлин, а во Франкфурт-на-Майне, где 3 ноября поселился в отеле. В воскресенье 4 ноября он отправил телеграмму жене, в которой сообщил, что его деловая встреча состоится во Франкфурте и еще раз напомнил, чтобы она никому обо всем этом не рассказывала. Тогда же в воскресенье он пошел к парикмахеру, где заказал новые, на этот раз каштановые усы и бороду, а также отдал в покраску парик, привезенный из Лондона. Во вторник Карл Гау надел парик, приклеил новые усы и бороду и поездом выехал в Карлсруэ, где оставил свой чемодан в камере хранения. Затем продолжил путь в Баден-Баден. Это было по меньшей мере странное поведение интеллигентного человека и к тому же юриста. Полиции позднее удалось проследить каждый его шаг, поскольку десятки людей обратили внимание на чудака, путешествующего в столь странном виде: в парике и с наклеенными усами и бородой. Когда произошло убийство и полиция искала не только убийцу, но и мотив преступления, подозрение пало на доктора Гау. Прислуга вдовы Молитор заявила, что узнала по телефону голос молодого господина. Начальник почтового отделения в Баден-Бадене утверждал, что никуда он не звонил. Подозрение еще больше усилилось. Государственный прокурор 7 ноября, то есть уже на следующий день после убийства вдовы Молитор, подписал ордер на арест Гау. А в это время подозреваемый был уже снова в Лондоне. Переговоры о его выдаче немецким властям длились целый месяц, затем адвоката перевели в тюрьму в Карлсруэ и подвергли предварительному заключению. Расследование преступления было не из легких. Все еще не был понятен его мотив. Карл Гау с тещей никогда не ссорился, вдова Молитор поддерживала молодую семью в финансовом отношении, да и сам Карл Гау был родом из богатой семьи банкира. Казалось не логичным, что он совершил убийство из-за наследства. Но все же зачем ему понадобилось стрелять в тещу? Следователи между тем не располагали никакими доказательствами. Первую улику им предоставила жена подозреваемого, Лина. Примерно в начале июля 1907 года она навестила Гау в тюрьме, села за стол и заявила: – Сначала я не могла поверить, что это сделал ты. Но потом мне рассказали, что удалось разузнать о тебе. Выяснилось, как распутно ты жил в Константинополе, с какими женщинами там встречался, как транжирил мое состояние, какими грязными делами занимался. Ты мне лгал. Тайно отправился в Баден-Баден и убил мою мать. Сейчас я уже верю, что это сделал ты. Я никогда не смогу открыто смотреть людям в глаза. Моя мать мертва, мой муж убийца. Я не могу больше так жить, всю жизнь мне придется краснеть от стыда. Два дня спустя тело Лины Молитор-Гау нашли в озере возле Пфеффикона, что недалеко от Цюриха. Это трагическое событие значительно осложнило судьбу подозреваемого. Уже мало кто верил, что он невиновен. Однако он продолжал отрицать свою вину. Девять судебных экспертов, семьдесят два свидетеля и присяжные из почетных граждан во главе с избранным председателем – мясником из городка Брухаль, должны были решить, виновен или невиновен подсудимый. Он предстал перед эрцгерцогским судом присяжных в Карлсруэ 17 июля 1907 года. Мрачный, замкнутый молодой человек оказался в центре внимания газетчиков многих стран мира. Процесс стал сенсационным. Несколько тысяч галдевших зевак пытались проникнуть в зал суда. Они свистели, кричали, пытались прорваться сквозь полицейский кордон. Полицейские и жандармы вынуждены были обнажить сабли, чтобы остановить разбушевавшуюся толпу. Но это им не удалось. Когда полицейские не смогли удержать толпу, власти вынуждены были вызвать две роты солдат. Военные наступали на толпу с винтовками наперевес, с примкнутыми штыками, но их встретили камнями. Все судебные процессы начинаются с зачтения обвинения. Затем подсудимый должен рассказать о своей жизни, а государственный прокурор старается доходчиво объяснить присяжным, в чем именно он обвиняет подсудимого. В совершении уголовного преступления адвокат Гау не признался и даже отказался отвечать на большинство вопросов судьи. Поэтому его бывшие коллеги – юристы, вынуждены были начать с самого начала. Где и когда он родился, где учился, с кем встречался, как познакомился с семьей Молитор. Так перед публикой предстала беспорядочная жизнь студента Гау. Напрасно протестовал адвокат подсудимого, стремившийся оставить в тени хотя бы этот период жизни своего подзащитного. – Полагаю, что нет причины для такого решения, – заявил государственный прокурор доктор Блейхер. – Пусть присутствующие услышат, какую дикую жизнь вел подсудимый с ранней юности. – Подсудимый, – продолжал допрос председатель, президент земельного суда доктор Эллер, – нам известно, что вы уже будучи студентом вели распутный образ жизни в Трире, а позднее во Фрайбурге и в Берлине и у вас были постоянные связи с женщинами. – Я этого не отрицаю, господин председатель, – признался Гау. – Когда вы в Аяччо познакомились с Линой Молитор и стали ее любовником, то убедили ее снять с банковского счета две тысячи марок. Вы хотели этими деньгами позднее финансировать побег? – Да, господин председатель. – Подсудимый, еще до начала разбора улик я хотел бы снова спросить вас – вы убили свою тещу? – Нет. – Возможно, вы станете отрицать, что во время совершения преступления находились в Баден-Бадене? – Нет. Этого я не отрицаю. – Вероятно, у госпожи Молитор были враги? – Этого я не знаю. Но если бы и знал, все равно не ответил бы. – Подсудимый, мы узнали, что вы в парике и с приклеенными усами и бородой приехали в Баден-Баден. Из показаний свидетелей нам также известно, что вы, изменив голос, позвонили своей теще и вызвали ее из дома. Вы сознались, что переодетый и с заряженным револьвером во время убийства находились на улице, на которой была убита госпожа Молитор. Объясните, наконец, что значат эти странные поступки? Какие причины заставили вас вести себя столь странным образом? – Мне нечего к этому добавить, – сказал Карл Гау. – Тогда перейдем к случаю с чеком, предъявленным для оплаты в венском банке. Кого, собственно, вы хотели обмануть? – У меня и в мыслях не было никого обманывать. Когда я выехал из Вены в Баден-Баден, то обнаружил, что кто-то украл у меня деньги, которые я получил по чеку. Я приехал в Баден-Баден к жене и теще без единого гроша и рассказал, что со мной приключилось. Теща сообщила об этом телеграфом в банк, служащие банка, по-видимому, неправильно истолковали текст телеграммы. Было бы хорошо, если бы обвиняемый объяснил, почему его жена приехала из Соединенных Штатов в Европу, – сказал государственный обвинитель. – Моя жена после рождения нашей дочери хворала. У нее была какая-то болезнь в брюшной полости, и врачи определили, что ей необходимо сделать операцию. Ее прооперировали в Мюнхене в то время, когда я находился в Турции. Послеоперационный период она провела у своей матери в Баден-Бадене. Здесь мы встретились, когда я вернулся из Турции. – Кто, кроме вас, вашей жены и дочери жил на вилле? – Теща и, разумеется, прислуга. – И больше никто? – Ах, совсем забыл, еще моя свояченица! – Вы забыли о свояченице Ольге? – не преминул съязвить государственный обвинитель Блейхер, а председатель суда добавил: – Когда вы на Корсике познакомились с семьей Молитор, с кем вы сначала познакомились – с вашей будущей супругой или с ее сестрой Ольгой? – На этот вопрос я отказываюсь отвечать, – упрямо сказал подсудимый. – Когда в конце октября прошлого года вы с женой, дочерью и свояченицей уехали в Париж, то по дороге или во время пребывания в Париже было что-нибудь между вами и свояченицей Ольгой? – Отказываюсь отвечать. – Ревновала ли вас супруга к своей сестре? – Не знаю. – Через несколько дней после вашего приезда в Париж ваша теща получила телеграмму следующего содержания: «Приезжай первым поездом в Париж. Ольга больна. Лина». Когда теща действительно приехала в Париж, то увидела, что Ольга здорова. Ваша супруга не посылала телеграмму. Это сделали вы? – На этот вопрос я отвечать не буду. – Остается предположить, – заявил председатель суда Эллер, – что телеграмму of правила ваша жена или вы. Третьего не дано. Вероятно, ваша супруга хотела, чтобы ее сестра покинула Париж. Это была уловка вашей жены? Она вызвала свою мать в Париж, чтобы она увезла Ольгу? – Отказываюсь отвечать. – Нам стало известно, что во время вашего пребывания в Париже вы со своей свояченицей Ольгой совершали длительные прогулки. Это правда? – Это мое дело. Я могу ходить на прогулки с кем хочу. Или это запрещено? – Нет, разумеется. На этой стадии слушания дела взял слово защитник подсудимого, который рассказал суду и присяжным о содержании своей беседы с госпожой Линой Гау незадолго до ее смерти. – Она сообщила, – сказал защитник, – что из Парижа эту телеграмму отправил ее муж. Дело в том, что он почувствовал, что его отношение к свояченице переходит допустимые нормы. Супруги поссорились, и он вызвал тещу, чтобы она увезла Ольгу в Баден-Баден. – Благодарю вас, господин защитник, – кивнул председатель суда и обратился к обвиняемому. – Так это вы послали телеграмму или нет? – На этот вопрос я отказываюсь отвечать. – Хорошо, тогда перейдем к другой телеграмме. Вы показали ее своей жене где-то в Дувре, когда вместе путешествовали в Лондон. Это был вызов, вам предписывалось немедленно вы ехать в Берлин. Вы сами послали эту телеграмму? – Да. У меня на континенте еще оставалась какая-то работа, и я должен был исполнить секретное поручение, о котором не должен был информировать даже собственную жену. – Это должно было быть действительно тайное задание, – сказал председатель доктор Эллер, – в противном случае вы не поехали бы в Лондон, чтобы там позаботиться о парике, искусственных усах и бороде. – Это было очень важное и секретное дело. Для его выполнения требовалась особая осторожность. Кстати, переплыв Ла-Манш, я выбросил искусственные усы и бороду. – Можно спросить, почему? – Они были плохо сделаны. – Вы отправились не в Берлин, а во Франкфурт. Приехали в город 4 ноября. Почему вы поехали во Франкфурт? – У меня была там важная встреча. Надеюсь, вы не обидитесь, если я не назову вам имена лиц, с которыми я встречался. – Вы жили в отеле «Инглишер Хоф» с 4 по 6 ноября и в это время купили новые усы и бороду и перекрасили парик. Затем, вновь замаскировавшись, во второй половине дня 6 ноября вы выехали в Баден-Баден, куда прибыли около двух часов дня. Около шести часов вечера была застрелена ваша теща. При этом вы отправили жене в Лондон телеграмму следующего содержания: «Встреча перенесена во Франкфурт. Храни молчание. Надеюсь вернуться в четверг или в пятницу». И ваша жена затем написала своей матери Джозефине Молитор, что вы выполняли секретное задание и снова уехали на материк, а она тем временем в Лондоне должна делать вид, что заболела. Вы и это отрицаете? – У меня нет для этого причины, – спокойно ответил подсудимый Гау. – А теперь, будьте добры, объясните нам, что это все означает? Зачем вы все это делали? Зачем вам понадобилось устраивать этот спектакль? – На этот вопрос я не могу ответить. – Может быть, вы нам хотя бы скажете, знала ли о вашем путешествии, о вашем секретном задании ваша свояченица Ольга? – На этот вопрос я отказываюсь отвечать. – Почему вы по дороге остановились в Карлсруэ и оставили там свой багаж в камере хранения? – Отказываюсь отвечать. – Объясните хотя бы, зачем вам вообще понадобилось ехать в Баден-Баден? Застрелить свою тещу? – Я не убивал. О причине поездки в Баден-Баден я не могу говорить. Это была игра в прятки со всеми атрибутами опереточных сценариев: тайные встречи, анонимные телеграммы, переодевания и накладные усы и борода. Однако за всем этим стояла смерть богатой пожилой дамы и еще один труп, труп ее дочери, не нашедшей другого выхода, как броситься в воду. Баден-Баден был известным на весь мир курортом. Сюда съезжалась не только европейская знать, но и известные деятели искусства и культуры, в местных радоновых источниках лечили свои недуги короли и императрицы, а в казино транжирили миллионы беспутные сыновья богатых отцов. Это был город предрассудков и условностей, и поэтому здесь постоянно что-нибудь происходило, а значит город находился в центре внимания газетчиков. Убитая Джозефина Молитор принадлежала к высшему обществу. Ее покойный муж был известной личностью и богатым человеком. Процесс над таинственным убийцей госпожи Молитор находился в центре внимания всей Европы уже хотя бы потому, что подсудимым был адвокат и представитель десяти тысяч богачей – элиты общества. А также из-за странного поведения обвиняемого. Несмотря на то, что множество обстоятельств было против него, он держался на суде высокомерно и неуважительно по отношению к суду и его председателю Эллеру. Может быть, дерзко отвечая на вопросы, он преследовал какую-то цель? Вероятно, хотел, чтобы в конце концов его объявили невменяемым и, стало быть, неспособным отвечать за свои действия? Был момент, когда казалось, он прислушался к голосу разума. Признался, что это он звонил на виллу Молитор, назвался именем начальника почты Графом и вызвал свою тещу на почту. Добавил также, что на нем был парик и искусственные усы с бородой, а также заряженный револьвер. – Ну, хорошо, – с удовлетворением сказал председатель Эллер, – вы вызвали тещу на почту, она вышла на улицу примерно без пяти минут шесть. Уже было темно, накрапывал дождь. Спустя несколько минут грянул роковой выстрел. А еще спустя пятнадцать минут вы покинули Баден-Баден. Находились ли вы на месте происшествия, когда раздался выстрел? – Не исключено, что я был близко. – Вы слышали звук выстрела? – Отказываюсь отвечать. – Тогда объясните, пожалуйста, зачем вам понадобилось обманным путем вызвать тещу из дома и спешно, словно в бегстве, покинуть Баден-Баден? – Я отказываюсь рассказывать об этих обстоятельствах. – Подсудимый, у вас был с собой в Баден-Бадене револьвер? – Об этом я отказываюсь рассказывать. – Полиция обнаружила в вашем чемодане револьвер. Может быть, у вас был еще один? – О событиях в Баден-Бадене я не желаю больше распространяться. – Дело ваше. Тогда перейдем к допросу вашей свояченицы. Но перед тем, как вызвать Ольгу Молитор и заслушать ее как свидетеля, я снова спрашиваю вас, подсудимый Гау – вы убили свою тещу? – Нет, – решительно сказал обвиняемый. – К убийству я не имею никакого отношения. – Может быть, вы кого-нибудь подозреваете? Может быть, знаете, кто мог быть убийцей? – Нет. – Не была ли убийцей ваша свояченица Ольга Молитор? – Отказываюсь отвечать. – Вы не исключаете возможность, что стреляла она? – Ольга? Нет. Это исключено. – Кто же тогда преступник? – повысил голос до этой минуты сохранявший спокойствие президент земельного суда. – Сообщите нам это, будьте любезны! Вы хотели избавиться от тещи, дабы у вас развязались руки для того, чтобы поддерживать связь с вашей свояченицей? Это так? – Отказываюсь отвечать, – решительно сказал подсудимый Карл Гау. – Наконец, еще это письмо, – сказал председатель и до стал из материалов дела лист бумаги. – Его писала ваша жена. Перед тем, как покончить жизнь самоубийством, она выразила желание, чтобы ее дочь взяла другое имя. Из содержания письма ясно, что она верила в вашу виновность. Выскажитесь по этому поводу, прошу вас! – Я не смог сказать ей правду. Вы не представили мне такую возможность. Я ни разу не смог поговорить с ней наедине. – Подсудимый Гау, вы посылаете ложные телеграммы, разъезжаете по всему миру в парике, накладных усах и бороде, с заряженным револьвером, выманиваете тещу из дома ложным вызовом по телефону, выдавая себя за кого-то другого, а менее чем через час после этого вашу тещу убивают, и вы же или утверждаете, что к убийству не имеете никакого отношения, или упрямо отказываетесь отвечать. Ничего подобного в своей многолетней практике я еще не встречал. Не хотели бы вы что-нибудь сказать в свое оправдание. – Мне еще раз хотелось бы подчеркнуть, что я не убивал свою тещу. Затем в зале суда перед двенадцатью присяжными были выслушаны семьдесят два свидетеля. Многие из них встречали на улице молодого, стройного, хорошо одетого человека в парике, приклеенных усах и бороде. Оглядывались на него, качали головой и шли дальше. Сейчас они выходили к распятию и присягали, что будут говорить правду и только правду и оттарабанивали несколько заранее приготовленных фраз. Эти показания мало способствовали выяснению правды. Один из свидетелей заявил, что на странного субъекта он указал полицейскому, ответившему, что не существует закона, запрещающего носить искусственные усы и бороды. И проводник скорого поезда, в котором ехал Гау в Баден-Баден, заметил парик, но ничего не предпринял. Вероятно потому, что пассажир был богат, изысканно одет и ехал в вагоне первого класса, чемодан его был обклеен этикетками многих европейских отелей. Проводник не отважился спросить, почему он одет как на маскарад. Следует отметить несколько важных свидетельских показаний. Госпожа фон Райтценштайн жила по соседству с Молитор. – В тот вечер, когда произошло убийство, я шла с письмом на почту, – рассказывала она. – Недалеко от Линденштаф-фельн я встретила мужчину с усами и бородой. Он шел большими шагами, по-видимому, спешил. Когда я возвращалась от почтового ящика домой, то встретила обеих Дам Молитор. Мужчина тихо как мышь шел за ними примерно шагах в тридцати. – Тот же мужчина? – спросил председатель суда. – Нет. Другой. Он был меньше ростом и старше, у него также были борода и усы, но подстрижен он был как австриец. – Госпожа свидетельница, – сказал председатель доктор Эллер, – посмотрите внимательно на подсудимого. Вы узнаете его? Это был тот мужчина, который преследовал женщин? – Нет. Тот был с фальшивыми усами и бородой. – Вы уверены, что встретили двоих мужчин? – спросил государственный обвинитель доктор Блейхер. – Абсолютно уверена. Тетка обвиняемого Гау, доктор Мюллер из Линца, была свидетельницей защиты и внесла в слушание дела еще большую неразбериху. – Госпожа свидетельница, говорили ли вы когда-нибудь с госпожой Гау о ее сестре Ольге? – спросил защитник доктор Дитц. – Разумеется. Однажды я спросила, правда ли, что Ольга влюбилась в ее мужа? – И что ответила госпожа Гау? – Сказала, что, к сожалению, это правда. – Вы продолжали разговор на эту тему? – Да. Я спросила у госпожи Гау, почему она не договорит об этом со своей сестрой? – И что она вам сказала? – Что она поговорила об этом с матерью, а та спросила у Ольги, какие у нее отношения с доктором Гау. Защитник доктор Дитц сделал драматическую паузу, затем подошел к свидетельнице и патетически спросил: – Госпожа свидетельница, сейчас я задам вам очень важный вопрос. Вы тетя господина Гау. Считаете ли вы, что он пришел бы к вам, если бы находился в финансовом затруднении? – Конечно. – Вы бы ему одолжили денег? – До десяти тысяч марок без единого слова. А если бы понадобилось, то и все пятьдесят тысяч. – Прошу господ присяжных обратить внимание на это обстоятельство. Зачем было убивать обвиняемому, чтобы получить семьдесят пять тысяч. Ему надо было только попросить, и деньги были бы у него в кармане. Ольга Молитор приехала к зданию суда в экипаже с зашторенными окнами. Кучер в цилиндре открыл дверцу, и высокая, стройная и очень красивая девушка с рыжеватыми волосами быстро поднялась по лестнице в здание суда. Прошла через коридор, в зале суда направилась к месту, где сидели свидетели, даже не взглянув на судью, присяжных и обвиняемого. Когда председатель Эллер пригласил ее дать показания, у нее задрожал подбородок. – 6 ноября около шести часов вечера я была в гостях у знакомых. За мной пришла мать и попросила проводить её на почту, где нашелся бланк с текстом парижской телеграммы. И я пошла с ней. Когда мы шли по улице Бисмарка, я заметила какую-то мужскую фигуру и услышала шаги. Мы остановились. Мать испугалась. Я попыталась успокоить ее. Мы решили по какой дороге пойдем к почте. Я снова услышала шаги. Они быстро приближались. Я подумала, что мужчина хочет обогнать нас. Между вторым и третьим фонарями на Кайзер-штрассе, в самом темном месте раздался выстрел. Мама обернулась и упала. Я хотела ее поднять, но сначала посмотрела туда, откуда прогремел выстрел. Я увидела неизвестного мужчину. Он спешил за угол, а потом я услышала, как он бежал по улице. Я стала звать на помощь. – Вы подозревали в убийстве своего зятя? – спросил председатель суда. – Нет. – Могли вы предположить, что зять покушался на вашу жизнь? – Нет. – Было ли у вас к нему… Существовала ли между вами интимная связь? – Никогда! – Вы замечали, что сестра ревнует вас? – Я узнала об этом позже. – Зачем вы поехали в Париж? – Хотела познакомиться с Парижем. Никогда раньше там не бывала. – И вы никогда не подавали повода для ревности? – Никогда. Только однажды заметила в Париже, что моя сестра очень опечалена. Мы очень любили друг друга, она доверяла мне с детства. Между нами никогда не было недоразумений, и Гау также не был причиной раздора. Моя сестра горячо любила его. – Госпожа свидетельница, что вам известно о выстреле, которым муж ранил ее перед свадьбой? – Лина рассказывала мне об этом. Они решились на совместную смерть. Гау выстрелил в нее, но затем не нашел смелости выстрелить в себя. – Вы высказывали после смерти вашей матери предположение, что это мог быть акт мести? – спросил свидетельницу защитник доктор Дитц. – Да. Дело в том, что я не нашла этому другого объяснения. – Как ваша мать относилась к прислуге? Была с ней строгой, наказывала ее? – спросил председатель суда. – Думаю, что у нее в доме было как у всех. Я бы никого не заподозрила из прислуги. Председатель суда прекратил допрос свидетельницы и обратился к обвиняемому Гау со следующим вопросом: – Вы желаете высказаться по поводу показаний госпожи свидетельницы? – Она рассказала правду. – Могли бы вы что-нибудь добавить к вопросу о ревности вашей жены? – Поскольку здесь в первой половине дня об этом уже говорили, то я могу добавить, что жена своей ревностью спровоцировала в отеле ссору. Укоряла меня в том, что мое отношение к Ольге некорректно. – Как вы повели себя? – Отверг обвинения. – На самом же деле ваши отношения со свояченицей были корректными? – Разумеется. – Зачем тогда вам понадобилось подделывать подпись вашей жены и вызывать тещу в Париж? – Я полагал, что это самый надежный способ сократить пребывание свояченицы с нами. У Джозефины Молитор было пятеро детей: дочери Лина, Ольга, Фанни, Луиза и сын, служивший в армии в звании обер-лейтенанта. Фанни Молитор на вопрос председателя суда о том, кого она считает убийцей, однозначно заявила: – Никого другого, кроме обвиняемого. Луиза Молитор сказала: – Когда я приехала в Баден-Баден, то мне сказали, что убийцей может быть только Гау. Когда из Лондона вернулась сестра Лина, то сначала она не хотела в это верить, но в конце концов и она убедилась в том, что ее муж убийца, и присоединилась к мнению, что должна принять сторону своих сестер, а не мужа. Обер-лейтенант Молитор в своих рассуждениях пошел еще дальше. – У матери была серьезная болезнь сердца. Ей нельзя было волноваться. Телеграмма с тревожным сообщением о болезни Ольги могла ее убить. Художник Ленк оказался в затруднительном положении, его подозревали в растлении несовершеннолетней девушки и, подвергли предварительному заключению. По случайному стечению обстоятельств он оказался в одной камере с обвиняемым Гау. Обвинение Ленка оказалось необоснованным, во время расследования выяснилось, что художник не виновен и, продержав в камере предварительного заключения четырнадцать дней, его выпустили на свободу. Карл Гау поверил Ленку и рассказал художнику о своих злоключениях. Но когда председатель суда вызвал художника для дачи показаний, тот отказался отвечать, так как пообещал обвиняемому никому не рассказывать об их разговоре. И все же в ходе допроса Ленка стало известно одно обстоятельство, которое еще больше сбило всех с толку. – Господин свидетель, это правда, что вы написали обер-лейтенанту Молитору письмо, в котором попросили о встрече? – Да, – ответил Ленк. – Чем вы мотивировали свою просьбу? – Написал, что встреча пойдет на пользу всем: и ему, и мне. – Что вам ответил обер-лейтенант Молитор? – Не захотел встретиться. Написал, что интересы обвиняемого ему совершенно безразличны. – Почему вы считали встречу важной? – Господин Гау уполномочил меня передать одно послание. – Какое? – Весьма интимное. Я дал честное слово, что об этом никто не узнает. – Вам известно, что как свидетель вы должны отвечать и что суд вправе привлечь вас к ответственности. – Как честный человек, я вынужден смириться с этими обстоятельствами и готов нести ответственность. В этот драматический момент Гау поднялся со скамьи подсудимых, жестом установил тишину в зале, а затем с пафосом заявил: – Я желаю дать некоторые объяснения к показаниям свидетеля Ленка, так как не могу допустить, чтобы из-за меня он был наказан. Поэтому хочу объяснить, почему я приехал шестого ноября в Баден-Баден и что там делал. Я приехал для того, чтобы до окончательного отъезда в Америку проститься со свояченицей Ольгой, чтобы последний раз увидеть ее. Я ее страстно любил. Прощание в Париже не удовлетворило меня. – Будьте так любезны, обвиняемый, объясните, почему вы сначала поехали во Франкфурт, почему заказали парик и усы с бородой? – Не хотел, чтобы меня кто-нибудь узнал. – Чтобы встретиться со свояченицей вы и вызвали тещу на почту? – Всю первую половину дня я провел недалеко от виллы, так и не увидев ее. – И когда к вечеру вы поняли, что ваш план провалился, то изменили его и решили застрелить госпожу Молитор, чтобы получить наследство? – Нет, это неправда! – воскликнул до этой минуты сохранявший спокойствие Гау. – Я не стрелял. Я взял извозчика и помчался на вокзал, чтобы уехать первым же поездом. – Кто же стрелял в госпожу Молитор? – Этого я не знаю. – Не собирались ли вы сначала застрелить свояченицу Ольгу, а потом и себя? – Нет. Конечно нет. – Ваше свидетельство правдоподобно, обвиняемый, – заявил прокурор доктор Блейхер. – Почему вы об этом не сообщили еще в ходе расследования? Почему тянули с этим? – Я не хотел, чтобы об этом узнала моя жена. Не хотел, чтобы она знала, что я ездил в Баден-Баден к ее сестре Ольге. Это было единственной причиной. – Позовите, пожалуйста, еще раз свидетельницу Ольгу Молитор, – сказал председатель суда. – Вы сказали, фрейлейн свидетельница, что ничего не подозревали о чувствах своего зятя, обвиняемого Гау? – Нет, я ничего о них не знала. – Вы уверены, что действительно не знали о них? – Я в этом уверена. – Если бы вы встретились в Баден-Бадене, то, вероятно, удивились бы, тому, что ваш зять изменил свой облик? – Вероятно, да. – А если бы он вам при этом сказал, что вы были единствен ной причиной его отъезда на материк, какие чувства это вызвало бы у вас? Ольга Молитор молчит. Затуманенным взором смотрит куда-то в угол зала заседания. – Что бы вы ответили, если бы он сказал о своих чувствах? – Отправила бы его к жене. – Значит, вы заявляете, что не подавали ни малейшего повода для его чувств к вам? – Да, заявляю. – Вы подозреваете, кто мог убить вашу мать? – Нет. Высказались и специалисты в области психиатрии, но они не пришли к единому мнению. Присутствующим в зале суда действительно могло показаться, что Гау не совсем нормален в психическом отношении. Однако тайный советник профессор Гох из Фрайбурга и профессор Ашаффенбург из Кельна имели больше возможностей изучить обвиняемого. Профессор Гох наблюдал Гау в своей психиатрической клинике в течение шести недель и полностью опроверг выводы некоторых специалистов, что обвиняемый ненормален и у него плохая наследственность. Было очевидно, что Гау не обладал твердым характером, был мягким и чувствительным, не мог полностью сосредоточиться на конкретной цели, однако это был тип исключительно способного человека с недостатком внутренней дисциплины и воли, со склонностями к необузданным импульсивным поступкам. Неограниченная фантазия толкала его на экстравагантное поведение, привела к возникновению мании величия. Он отличался от обычных людей и был способен принимать независимые решения. Во время судебного разбирательства ни разу не сказал, что не знает, что произошло в тот роковой вечер 6 ноября, наоборот, всегда подчеркивал, что отказывается об этом говорить. Профессор Ашаффенбург считал Гау психопатом, у которого, отрицательные и положительные черты характера тесно переплетены, однако он ни в коем случае не может считаться невменяемым, то есть не ответственным за свои действия. Каким он был в жизни? Высокомерным и заносчивым. Обладал склонностями к преувеличению и лжи. Рассказывал, например, что в Константинополе получил высокую правительственную награду, какой-то орден, украшенный бриллиантами, и любил его показывать. Во время следствия было установлено, что никто ему орден не вручал, а он его где-то раздобыл, что бриллианты были поддельными и что хвалился он чужими заслугами. Хотя он и получил юридическое образование и имел право работать адвокатом, однако никогда не получал звание доктора юриспруденции, которое он обычно использовал. До самой последней минуты своей бурной жизни он вел себя как авантюрист, бахвал и ловелас. У него было много отрицательных качеств, и все же казалось невероятным, чтобы он ради денег убил свою тещу. Ведь для мужчин с его умом и способностями существовало множество других, более удобных и менее опасных способов завладеть состоянием семьи Молитор. К тому же жена никогда не запрещала ему распоряжаться их деньгами и даже в своем предсмертном распоряжении она завещала ему значительные средства – десять тысяч марок наличными и на большую сумму драгоценностей, хранившихся в сейфе Олденбургского банка, а также свою долю на право владения виллой и другой недвижимостью в Баден-Бадене. Но если отпадал мотив убийства ради денег, то вновь перед судом вставал вопрос, зачем же адвокату понадобилось убивать свою тещу? Никто не представил суду ни одного иного мотива, который мог бы толкнуть Гау на преступление. Заключение врачей-психиатров соответствовало уровню развития психиатрии начала века, к тому же судебная психиатрия еще только зарождалась. Известный американский криминалист Джозеф Е. Менкен высказал позже об этом деле свое квалифицированное суждение: – Я убежден, что речь шла о явном случае шизофрении. Необычное поведение Гау на процессе доказывало, что он совершенно не воспринимал себя как обвиняемого Гау. Даже смертный приговор, вероятно, не подействовал на него – в том смысле, что он с решимостью смотрел смерти в глаза, совершенно не осознавая, что речь идет о его жизни. Доказательством этого утверждения являются также две книги, написанные после того, как его помиловали. Это удивительные документы. Ни в одной из них он не признал свою вину, но в то же время (хотя и был адвокатом – Доказывает ли это невиновность обвиняемого? Ни в коей степени. Я убежден, что сознание Гау было раздвоено: во время совершения преступления и во время процесса. Болезнь половых органов, которой он страдал с юности и факт которой в рамках существовавших тогда условностей, притворства и лицемерия защита отвергла в ходе процесса, вместо того чтобы обратить на нее внимание, – вполне могла стать причиной душевного расстройства. Разумеется, Гау знал – это он совершил преступление, но одновременно у него было чувство, что он не имеет ничего общего с этим вторым «я», с убийцей. Его трюки с переодеванием только подчеркивают шизофренические наклонности. Карл Гау спокойно пошел бы на виселицу, считая, что казнят кого-то другого. Примечательна реакция общественного мнения на процесс и приговор. Время от времени при слушании особо громких уголовных дел на поверхность выплескивается энергия толпы. История криминалистики – доказательство тому. Это происходит под избыточным давлением человеческих страстей. Во время слушания дела адвоката Гау взрыв страстей перешел все границы. Процесс сопровождался демонстрациями, на улицах собирались толпы людей, выкрикивавших угрозы в адрес Ольги Молитор, ставшей за одну ночь в глазах публики беспутной женщиной, соблазнившей порядочного зятя, то есть первоисточником всего зла, а в глазах многих даже убийцей своей матери. Когда в субботу после окончания разбирательства она возвращалась в пролетке в отель, полицейским пришлось охранять ее. Досталось хлопот и швейцару отеля, который едва успел вовремя закрыть ворота за въехавшим во двор экипажем. Четыре сотни свистевших и улюлюкавших граждан готовы были растерзать бедную девушку. 22 июля, когда был оглашен приговор, волнение толпы усилилось. Согласно газетным сообщениям того времени, обычно спокойный городок Карлсруэ превратился в бурлящий котел. Семьдесят полицейских охраняли здание суда, которое осаждали двадцать тысяч человек. Толпа хотела ворваться вовнутрь и повлиять на решение суда. Начальник полиции сначала вызвал подкрепление, а затем обратился за помощью к войскам. Смертный приговор был объявлен после полуночи, но возбужденная толпа разошлась только к третьему часу ночи. Что они, собственно, хотели? Этого никто толком не знал. Почему возникла столь напряженная психологическая ситуация? Вероятно, толпу взбудоражили сенсационные сообщения в газетах, множество ничем необоснованных предположений. По мнению некоторых репортеров, Гау был не убийцей, а обманутым селадоном, который, оказавшись в затруднительном положении, как настоящий рыцарь молчал, чтобы не запятнать имя дамы своего сердца. Этакий бедолага, ослепленный любовью. Его приговорили к смертной казни. Прошение о помиловании было отклонено, однако эрцгерцог баденский 1 декабря 1907 года даровал ему жизнь. Карл Гау отбывал пожизненное заключение в тюрьме Брухзал и двенадцать лет отсидел в камере-одиночке. Через семнадцать лет – в 1924 году его выпустили на свободу. Ему было 43 года, но выглядел он на все пятьдесят. Его выпустили при условии, что он не будет мстить Ольге Молитор и в течение шести лет воздержится от своих комментариев о процессе, приговоре и пребывании в тюрьме. В 1925 году в крупном немецком издательстве «Уллстайн» вышли две его книги воспоминаний «Смертный приговор. История моего судебного процесса» и «Обыкновенная жизнь. События и страдания». Тем самым он нарушил условия, на которых был освобожден, и суд в Карлсруэ 27 ноября 1925 года снова выдал ордер на его арест. Узнав об этом, Гау купил билет на турне по Италии и покончил с собой недалеко от Рима. Дело стало важной главой истории немецкой криминалистики, а также вошло в историю литературы. Известный немецкий писатель Якоб Вассерман положил историю Карла Гау в основу своего нашумевшего романа «Дело Марициус». Миллионы зрителей в кинотеатрах познакомились с необъясиенным убийством благодаря фильму французского режиссера Жюльена Дювивье. Но все эти обращения к делу не внесли ясность в вопросы – был ли Карл Гау убийцей и кто все-таки застрелил вдову Молитор. |
||
|