"Хлопок одной ладонью. Том 1" - читать интересную книгу автора (Звягинцев Василий)

ГЛАВА 17

Да, вопрос, конечно, уровня буридановой проблемы, с кем из уцелевших друзей имеет смысл попытаться восстановить давно оборвавшиеся связи?

Интересные Новикову были все из тех, кто выжил и состоялся, и в деловом смысле, и просто по-человечески. Как, почему сложилась именно такая карьера у ребят, с которыми дружили, бегали по девочкам, неслабо выпивали, ну и более серьезными делами занимались? По корпоративным законам тех времен помогали друг другу, чем могли: на работу устроиться, публикацию протолкнуть, вовремя предупредить о сгущающихся тучах, да мало ли что еще.

Не друзья это, конечно, были, в том смысле, как Левашов и Шульгин, но хорошие приятели и, в общем, надежные товарищи. Да с другими в семидесятые - начале восьмидесятых и не водились. Все знали и понимали, кто есть кто. Подлецы, чересчур «отмороженные» карьеристы и просто конформисты, переступавшие некую неписанную, но всем известную грань, подвергались остракизму.

В этом смысле отмеченные им в списке люди были примерно равноценны, в прежние времена Новиков мог бы зайти к любому с бутылкой в кармане и без околичностей обсудить и решить все, что требовалось.

Но двадцать лет - это двадцать лет. Да еще каких!

Он еще раз просмотрел табличку. Редактор двухсотстраничного журнала, переполненного рекламой, - человек наверняка до невозможности занятый, да и от издателей, платящих ему сумасшедшие деньги, наверняка чересчур зависимый. В таких делах шаг вправо, шаг влево - и адью.

Эмчеэсовский генерал-полковник, да еще и заместитель министра - не та фигура, чтобы по простому звонку принять полузабытого приятеля для приватной болтовни. Конечно, если потребуется, и его достанем, но сейчас - незачем.

Чин из президентской администрации - та же статья. Не сейчас, Князь церкви (Андрей не помнил точно, относится ли митрофорный протоиерей и профессор богословия к этой категории, но звучит все равно красиво) тоже может пригодиться на каком-то этапе, но для этого нужно сначала соответствующую литературу проштудировать.

Остались двое - политолог и информациолог. То, что эта «профессия» к компьютерным технологиям не относится, понятно. Белая магия какая-то. Но звучит заманчиво. Информация, дезинформация - это нам близко.

По странному стечению обстоятельств как раз с ними у Андрея и в прежние времена отношения были наиболее простыми и, в своем роде, доверительными. Хотя чего же странного? Именно те люди, у которых за счет повышенной порядочности и склонности к эпикурейству не хватило напора или беспринципности, чтобы переть к высоким постам бульдозером, зацепились за требующие сообразительности, но не слишком обременительные занятия.

А с кого начать? От этого, между прочим, тоже кое-что зависело. Пообщавшись с первым, он волей-неволей вынужден будет воспринять, пусть в самой незначительной мере, но все же, его точку зрения на здешнюю жизнь и на второго товарища тоже. Это в философии называется бихевиоризм, теория, что не только методика и инструмент изучения влияют на исследуемый объект, но и наоборот - тоже.

Бросать монетку - пошло. Пойдем по алфавиту. Не ответит первый - обратимся к следующему в списке.

Политолог был Александровым, а информациолог аж Сысоевым, Значит, быть по сему.

– Юрий Трифонович? - осведомился Андрей, когда с той стороны провода после пятого гудка услышал недовольное: «Ну?»

И еще раз «Ну!» - теперь уже утвердительно повторил знакомый, пусть и слегка подсевший по сравнению с восемьдесят четвертым годом голос.

– А чего это ты такой невежливый? Так, на хрен, всю клиентуру растеряешь. Вдруг тебе серьезный человек с серьезными намерениями звонит. А ты - «Ну!». На конюшне воспитывался?

– Да какое твое… - начал набирать децибелы голос, и вдруг осекся. - Постой, это кто говорит? Не ты ли, Андрюха, мать твою греб-перегреб до седьмого колена в латинской транскрипции…

– А если? - вкрадчиво спросил Новиков.

– Да ты, мать-перемать, откуда, на хрен, взялся? Мы все думали, замочили тебя, на хрен, в темном переулке и труп в бетон закатали. Или рванул на Запад с концами… А ты живой, что ли, бля?! Откуда взялся, старец Федор Кузьмич долбаный? Ты вообще откуда звонишь?

Новиков не помнил, чтобы товарищ разговаривал в таком стиле. Ну, бывало, конечно, однако - в пределах, теперь же матерная составляющая далеко зашкаливала за пятьдесят процентов текста.

Может, в политологии теперь так принято?

– Я это, я. Из Москвы звоню. Заскочил вот, начал своих разыскивать. Тебя - нашел. Может, посидим где? Обменяемся, так сказать, новостями…

– Ни хера себе, новостями. За двадцать лет? А почему и нет? Посидеть? Где б нам посидеть? Ты в каком месте?

– В самом центре.

– И я недалеко. Давай через час в кабаке Домжура?

– А поприватнее если? Чтоб не было вокруг братьев по профессии? Такой, знаешь, ресторанчик с фейсконтролем, тихий, пустой, никто ничего не спрашивает и не в свои дела не лезет… Кстати, угощаю я, чтоб посторонние мысли встречу не омрачали.

Сговорились встретиться на углу Сухаревской площади, обоим добираться почти одинаково, и подходящее заведение якобы поблизости имеется.

Александрова Андрей узнал, но сделав специальное усилие для совмещения идеального образа с представшим его глазам объектом.

Пополнел друг, обзавелся полуседой бородой, щеки обрюзгли. Ну, а что вы хотите, человеку крепко за пятьдесят, и жизнь здоровой не назовешь. Хоть с психической точки зрения, хоть с диетологической. Пьет, небось, по обстановке, закусывает черт-те чем, ночами кофе глотает (как они все в молодости), по две пачки поганых сигарет в день спаливает. Да если и хороших, все равно. Работа ведь такая…

Новикову стало неудобно за свой цветущий вид, хотя он и постарался состарить себя, сколь возможно, Ирина специальными составами усугубила загар, разукрасила его щеки морщинками, трехдневную щетину, модную в определенных кругах, тоже тронули серебром, и короткую прическу окрасили в тональность «соль с перцем». Но все равно он выглядел скорее на неплохие сорок с лишним, чем на хорошие пятьдесят пять. Да и глаза выдавали, если невзначай снять очки. Хорошо еще, моросящий туман скрадывал детали и подробности.

Приобнялись традиционно, повосклицали, как водится, направились к присмотренному Андреем ресторанчику, который оказался вполне приличен по антуражу и почти пуст. Время такое. Бизнес-ланчи закончились, до вечернего разгула еще далеко.

Странно, но в личном общении Юрий употреблял нецензурную лексику не в пример реже, чем по телефону.

Торопя официантку, Александров едва дождался заказанного графинчика, тут же разлил по первой.

– Поехали. Ты не думай, я не алкаш, надраться и дома мог бы. Просто разнервничал ты меня. Полчаса уже не в себе. Ну, давай, рассказывай. Без лишних подробностей. Самую суть.

Андрей ухитрился уложить свою легенду в десять минут, потому что лишние подробности действительно могли вызвать у искушенного человека ненужные вопросы, ответить на которые было бы трудновато.

– И что, за все время ни разу в Москву не приезжал? Не могу поверить. Эмигрант - не твоя роль.

– Приезжал несколько раз. И в Питер тоже. У меня там дела только раскручивались, да и по миру поболтаться захотелось, когда деньги появились, а здесь по большому счету мне особо делать нечего было. Что не звонил - так сам помнишь, какие тогда времена и настрои были…

Тут Андрей просто сыграл на самой примитивной психологии. Ну, не знал он этих времен в деталях и подробностях, как Юрий, на своей спине и шкуре их испытавший и переживший. Но и одного вечера девяносто первого хватило, чтобы спроецировать собственные ощущения на мировосприятие друга, стократно их при этом усилив. Получилось, в общем-то.

– Ясно, гражданин мира. У нас таких много оказалось. При коммунистах рубахи рвали за Свободную Россию, а как слиняли - по херу им и свобода, и Россия. Кто на гастроли заезжает время от времени, уму-разуму нас учить, а кто и нет. «На Васильевский остров я приду умирать!»[37]. Ага, ждите…

– Это не про меня, Я теми делами не занимался. Просто, когда меня в загранку перестали выпускать соб спецкором, я слегка обиделся. Мать, думаю, вашу! Я на вас пахал со всей душой и талантом, вам бы мои корреспонденции в кружке политпроса при Политбюро изучать и конспектировать, глядишь, кое-что и поняли бы в «теории освободительных движений», пару миллиардиков для народа сэкономили бы…

Здесь Новиков говорил чистую правду. Он на самом деле откровенно писал из Центральной Америки о реальном смысле борьбы тогдашних сандинистов и сапатистов и, в меру информированности, куда деваются бесконечные миллионы «интернациональной и братской помощи». Кое-что из его материалов попадало в «синий» и даже «белый» ТАСС[38], но чаще слишком молодой и слишком настырный корреспондент начальство просто раздражал.

Как однажды выразился Сталин в адрес Михаила Кольцова[39], «нам в Испании журналисты нужны, а не «теневые послы».

В случае Новикова до расстрела дело не дошло, но при первом же «проколе» его отозвали.

– А тут у меня случай подвернулся, через Минрыбхоз сходить на полгода в океан, живописать трудовые будни добытчиков минтая и сайры. Штампик невыездного мне в дело поставить не удосужились, только из клана международников исторгли, так что все обошлось тип-топ. Ну и при первом же заходе на Ньюфаундленд я слинял. Дальше, как обычно.

С полчаса они выпивали, закусывали, Юрий рассказывал о своей здешней жизни.

– Нет, ну ты как хочешь… Сидим вот с тобой и как вчера расстались! Тут катаклизмы геологические, Союза нет, советской власти нет, вообще чуть не полжизни - коту под хвост, а вот сидим, водку пьем, и, если по сторонам не смотреть, - что было, то и есть!

Нет, я тоже не жалуюсь. При деле, не бедствую. А так, как ты, - не смог бы. На Западе я тоже бывал, и по грантам, и так. Не по мне. Тупо все, скучно. Тебе, значит, в кайф. Ты вон и выглядишь, как пацан. Не знал бы, что ровесники, не поверил бы. Правда, у меня дед и в семьдесят по бабам ходил, по пьяни для забавы через забор прыгал, а тут… - Он грустно шлепнул себя по прилично свешивающемуся через ремень животу, пригорюнился ненадолго.

Уводя тему в сторону, Новиков начал расспрашивать Александрова о сути и смысле его деятельности, о старых знакомых, о связях. Для чего, собственно, и затеял встречу. В общем-то, он не ошибся. Юрий знал достаточно много, и связи не только не растерял, а значительно приумножил. Да и странно было бы, если б иначе. Вся его политология заключалась в том, что по заказу всевозможных печатных изданий и контор политтехнологов он собирал доступную информацию, включая пьяную болтовню и слухи, циркулирующие в тех или иных кругах, составлял обзоры, прогнозы. Запускал в «независимые» издания созвучные моменту и чьим-то интересам подписанные и «редакционные» материалы, В общем, не столько изучал, сколько формировал общественное мнение, А то, что взгляды и идеи приходилось отстаивать и внедрять подчас полярные, его заботило мало.

Выпили они прилично, но это входило в условия задари. Новиков убедился, что Александров действительно не алкоголик, что было неприемлемо для замысла, а просто нормальный пьющий журналюга. А много ли их, непьющих?

– А собственные убеждения, хоть какие, ты имеешь? - между прочим спросил Андрей.

Юрий рассмеялся несколько раздраженно.

– Ты че, замполит, что ли? Какие теперь, на хрен, убеждения? Задумался вдруг. Двумя затяжками докурил сигарету.

– Нет, кое-какие наверняка остались. Вот, например, нынешнюю власть и жизнеустройство менять не желаю. Пусть все как есть, так и останется. Ни на «Советскую Россию», ни на «Завтра» не работаю. Явлинского тоже не уважаю. Просто историю хорошо помню, как перед семнадцатым годом все хором орали: «Долой самодержавие!» И кадеты, и большевики, и меньшевики, октябристы, кажется, тоже орали. И что? Нет уж, хватит! Дайте мне прилично зарабатывать и дожить здесь, в единственно спокойном и сытном времени после тринадцатого года, сколько там осталось… Вот и все убеждения.

– Спасибо, Юра. Ответ исчерпывающий. Тогда мы, наверное, сработаемся. Ты сколько сейчас имеешь? В среднем?

Александров взглянул на него с опаской. Здесь такие вопросы считались бестактными в лучшем случае.

– Когда как, - осторожно ответил он. Потом, наверное, прикинул стоимость плавно переходящего в ужин обеда, который обязался оплатить Новиков. - Ну, от штуки баксов,.. Больше - бывает, но нечасто, меньше тоже редко. Да, вот так в среднем.

– Для Москвы, говорят, неплохо. А если - десять и регулярно?

– Подожди, я сейчас…

Юрий почти твердыми шагами направился к двери туалета, помещавшегося здесь отчего-то наверху, на окружавших полуподвальный зал антресолях.

Вернулся, явно освеженный, с влажными волосами. Налил еще по полной (девушка уже трижды обновляла им графинчик).

– Повтори, медленно. Сколько?

– Я уже сказал. Десять. Мимо кассы. В месяц. Дальше видно будет.

– И за что же, интересно?

– За то же самое, но при этом мои заказы и просьбы будут приоритетными. В свободное время - продолжай фрилансировать, если это, опять же, не пойдет в перекос с моими пожеланиями.

– А - зачем?

Теперь рассмеялся Новиков.

– Вот это - отдельный разговор. И явно не сегодняшний. Так что забудь все до утра, на хрен, и - гуляем. Как в семьдесят шестом в «Лабиринте». Помнишь?

– Помню, - слегка набычившись, ответил Юрий. - Я вообще много чего помню. Масса людей, если бы помнили, о чем я могу помнить, давно бы меня заказали. И без проблем их желание было бы реализовано… Вмажем?

– Свободно! - Новиков чувствовал, до какой поры товарищу еще можно позволить покуражиться, а где поставить точку и лично отвезти его домой. Или - на Столешников, по ситуации.

Но все равно в этом подвальчике сидеть было приятнее и наверняка безопаснее, чем в кафе «Виктория» всего двенадцать лет назад.

Тут вдруг Александров щелкнул пальцами, подзывая официантку.

– Девушка, прошу, двойной «Алка-Зельцер».

Немедленно был подан высокий стакан с зеленой пузырящейся жидкостью. Юрий залпом сглотнул, посидел пару минут, молча глядя на столешницу, поднял голову.

– Теперь я готов к деловому разговору. Ты, по правде, - кто и чего хочешь?

Андрей демонстративно выпил водку. Не нуждаемся, мол, в ваших отрезвителях.

– Я - по-прежнему я, сколь возможно оставаться в том же качестве через двадцать лет. Если угодно - Д'Артаньян из второго тома. Появился у меня приличный бизнес с выходом на Россию. Никакой политики. Как говорила одна баба, не помню, из какой книжки: «Мы против властей не бунтуем!» Если тебя мои слова в чем-то убеждают - продолжим. Да ты и сам увидишь, по мере течения времени, что ни уголовщины, ни желания вмешиваться в дела властей в моих схемах не присутствует. А зарплата - конкретная. Так как?

– Продолжай, - по-прежнему мрачно ответил Александров.

– С удовольствием. Как считаешь, Славка Сысоев с его «информационистикой» может пригодиться? И чем он вообще в своей Академии занимается?

– Херней, - конкретно ответил Юрий, - но вообще база у них хорошая. Аппаратуры навалом, помещение приличное, на западные фонды выходы есть.

– Как человек он не слишком изменился?

– Темпора мутантур, эт нос мутамур ин иллис[40]. Ровно, как ты и я. Сукой не стал, точно. Заработать не прочь - точно. А как разговор пойдет - не берусь прогнозировать, сам попробуй.

– А остальные? - он положил перед Александровым свой список.

– Молодец, никого не забыл. Из живых, я имею в виду. Что ж, квалификация чувствуется. Наверное, и вправду с тобой стоит поработать. Хочешь, я со Славкой предварительно сам переговорю, и вот с этим, - он отчеркнул ногтем не президентского секретаря, как ожидал Андрей, а церковника.

Что ж, местному человеку виднее.

После «Алка-Зельцер» Юрий снова с удовольствием выпил водки, закурил. Минут десять поболтали на совершенно посторонние темы. Новикову просто было интересно узнать о судьбах некоторых приятельниц, прикосновенных к их прошлым забавам, да и вообще, исподволь, о стиле и нравах нынешнего, способного принять его в свой крут общества.

Закончилась дружеская вечеринка не совсем привычным для Андрея образом. Уже девушка подала счет, заложенный в отдельную папочку, он положил туда требуемую сумму и чаевые «на свое усмотрение», собрался вставать, докуривая последнюю сигарету.

– Ну, раз поговорили, - без всякого стеснения заявил Александров, - так, может, и авансик выдашь? Мне же начинать работу придется…

Принципиальных возражений Новиков не имел, и вообще для него денежные вопросы не имели абсолютно никакого значения, но все равно царапнуло что-то. Не те, не те времена, и люди далеко не те! Да просто стыдно было бы так вот, в лоб…

Ну так и отвечать надо соответственно. Заодно и посмотрим лишний раз, что с людьми способны сделать двадцать лет и смена исторической формации.

Андрей не торопясь достал из внутреннего кармана бумажник. Оглянулся, не смотрит ли кто, но смотреть было некому. Гостей раз-два и обчелся, и все далеко, официантки столпились в своем закутке перед раздаточной. Раскрыл его и положил перед приятелем. - Возьми, сколько сам считаешь нужным… - и демонстративно отвернулся, разминая очередную, совсем уже нежеланную сигарету. Просто чтобы руки занять.

Стол содрогнулся от удара кулаком. Даже официантки дернулись испуганно, но тут же снова успокоились. На скандал с битьем посуды и ломкой мебели выходка клиента не тянула.

– Ты что, бля, твою мать и так далее! Ты за кого меня держишь? Ты что, бля, тут из себя строишь?! Да я, бля, твой поганый бумажник…

– Тихо, Юра, тихо. - Новиков своей тяжелой рукой все-таки тридцатипятилетнего тренированного мужчины легко прижал к столешнице вялое, хотя и массивное предплечье товарища. - Я же думал, вы тут в Москве по-новому живете, по рыночным законам… Что ж я неправильного сделал? Ну, одичал немного на Западе, прости. Ты спросил аванса, я его тебе предложил, причем без запроса. Разве у вас теперь не так?

Но смотрел Андрей на Александрова и произносил свои слова, как мог бы это делать именно году в семьдесят пятом - семьдесят восьмом. Кто представляет, поймет без пояснений, иным растолковывать слишком долго.

– На хрен, Андрюха, на хрен, на хрен… Ты что, бля, прямо оттуда явился, немым укором? Подавись, мол, старый хер, этими погаными бумажками, а я вас всех, пигмеев, там и там видал… (Пигмей - это у них одно время была такая уничижительная дефиниция для определенного сорта людей). То-то ты такой молоденький да гладкий, пьешь и не пьянеешь…

Он глубоко, со стоном вздохнул, уронил голову на сжатые кулаки.

– Может, еще зельцеру? - участливо спросил Андрей. Цель была достигнута, даже с перебором.

– Какой, на хер, зельцер? Бери водки, поедем ко мне, или к тебе, как хочешь, там настоящий разговор начнем. А здесь - остолбенело…