"1920 год" - читать интересную книгу автора (Шульгин Василий Витальевич)

Рассказ поручика Л.

Я жил тогда ... ну, словом, вы знаете у кого ... проснулся с сознанием, что еще очень рано. Проснулся оттого, что кто-то открыл двери из передней и сказал за дверью:

- Это к вам?..

Я приподнял голову. В комнату быстро вошел чело-пек. Рассмотреть его нельзя было, так как шторы были спущены. Человек быстро пошел к окну.

- Кто это?..

Человек поднял штору и сказал громко:

- Из Чрезвычайной комиссии ... Вставайте все ... В эту же минуту в комнату вошел другой человек. Я не моту сказать, чтобы я испугался, - это было бы не совсем точно. Но я почувствовал во всем организме какое-то особое напряжение... Как будто бы все точки организма оказались связанными, туго натянутыми нитями ... Это совсем похоже на то, как бывает, когда услышишь свист первой пули, и начинается бой.

Я рассмотрел этих людей. Вошедший первым был среднего роста, не брюнет и не блондин, полуеврейского, полувосточного типа. На нем было рыжеватое пальто и фуражка, военного образца без какого-нибудь значка или кокарды. Другой высокий черный, моложе первого, видимо русский, в черном пальто и кепи.

Один из них начал опрашивать всех. А в этой квартире было много народа. Он спрашивал всех по очереди. Затем обратился ко мне. - А вы кто?..

Эти люди, жившие в этой квартире, дали мне приют почти случайно. Они не знали, кто я. Им рекомендовали меня их друзья, просили приютить. Потому я ответил спокойно:

- Я студент такого-то университета, такой-то? Три дня тому назад приехал сюда... Меда приютили здесь, потому что мне некуда было деться.

- Это ваши знакомые?

- Да...

Один из чекистов стал перебирать и просматривать бумаги на письменном столе. Меня это не очень беспокоило; вряд ли он мог там что-нибудь найти. Когда я оделся, рыжий протянул мне какую-то бумажку. Штамп и печать одесской чрезвычайки. Я прочел:

"Товарищу такому-то. Предлагается произвести обыск в квартире гражданки такой-то, такой-то адрес, и арестовать ее и всех находящихся в квартире".

Затем последовал полусочувственный жест - ничего не поделаешь - и пояснение:

- Придется сидеть в квартире до вечера, ждать публику. А затем...

И красноречивая пауза.

Оба представителя власти шарили довольно продолжительное время по ящикам стола, по углам, приподнимали тюфяки, открывали корзинки и картонки. Извлекался откуда-то запыленный и заплесневевший номер "Единой Руси", о присутствии которого в квартире никто раньше и не подозревал. Впрочем, они сами, кажется, не придали этому обстоятельству значения.

Самое скверное было то, что не было папирос.

Попросили разрешения послать купить папирос и хлеба. Сначала они не согласились, потом позволили пойти четырнадцатилетнему гимназисту Жене. C мальчиком отправился один из чекистов. Когда он вернулся, то рассказал, что чекист все время шел за ним, и когда одна из дворовых девочек с ним заговорила, отогнал ее в сторону.

Рыжий уселся на диване в столовой, черный - в передней. Они не обращали внимания на передвижение публики из комнаты в комнату. Разрешили выходить и в коридор и в кухню.. Предупредили. что заперли и парадную и черную выходную дверь на ключ и что ключи у них.

Я прошел в спальню. Там было несколько молодых женщин. В общем, они почти не проявляли испуганности. Больше всех была взволнована В. А. В глазах ее стояли слезы.

- Скажите же, ради бога, откуда это несчастие, зачем они пришли?

Решить это было довольно затруднительно. Если бы они искали меня, то они бы обращалась со мной иначе. Очевидно, я не внушал им особых подозрений. Не больше, чем все другие. Но если не я, то кто же? .. И хозяйка квартиры, и вся семья, и все, кто случайно у нее оказался, никакой политикой не. занимались, жили изо дня в день, думая только о хлебе насущном. Я чувствовал, что здесь какая-то ошибка ... Или, быть может, выследили, что здесь бывает кто-нибудь, за кем охотятся. Населению квартиры вряд ли грозит серьезная опасность, и если их арестуют, то, в конце концов, конечно, выпустят, если бы не я... Меня могли узнать, и тогда дело для всей семьи могло бы повернуться серьезно. В сущности, было очень важно, чтобы я отсюда смылся...

Хорошо было бы еще поговорить с представителями власти... Для этой цели была командирована в переднюю Е. А., как более подходящая разведчица.

Мы остались вдвоем с хозяйкой квартиры. Удивительно, что эта маленькая хрупкая женщина сохраняла все время великолепное самообладание.

- Вот в чем дело, - сказала она. - Мы ничем таким не занимались ... очевидно, дело не в нас ... Очевидно, они ловят кого-то, кто у меня бывает... Я в политику не хочу входить, но я не хотела бы, чтобы у меня в квартире кто-нибудь погиб...

Ее губы дрогнули в первый раз ...

- Ах, боже мой ... за себя я не боюсь ... Ни капельки - даже странно ... Но вы все... Ока помолчала минутку. - А теперь уйдите, пожалуйста...

Она стала зажигать лампадку перед иконой. Быть может, хотела молиться...

В столовой я нашел альбом и углубился в стихи. Стук в парадную дверь. Чекист, дремавший на диване, вскочил и бросился в переднюю. Впустили бабу-молочницу. Сдав молоко, забрав свои фляги в корзину, она намеревалась уйти, но чекист заявил, что не выпустит ее. Баба подняла отчаянный вой.

- Як же так... ой лишеньки мини... Ратуйте, добри люды... Диты ж мои дома зосталысь... Штос ными буде ... Штож не такое за горе...

Плач и причитанья продолжались минут пятнадцать. Наконец, очевидно, нервы церберов не выдержали. Бабу выпустили со строгим предупреждением, чтобы она не смела говорить, что делается в квартире.

Инцидент с молочницей имел следующие последствия.

Минут через десять после ее ухода кто-то начал энергично стучать, а потом ломиться во входною дверь. Оба чекиста бросились со всех ног в переднюю. Открыли дверь и впустили банду - человек пять-шесть милиционеров ближайшего района. Оказалось, что домовый комиссар узнает либо от молочницы, либо от дворовых детей о том, что в квартире засели какие-то личности, которые всех задерживают, допрашивают и чего-то ищут. Он предположил, что это могут быть налетчики, и поспешил в район, откуда немедленно был командирован патруль. Охранная служба у большевиков несется отчетливо.

Милицейские с шумом ворвались в квартиру.

- Кто такие... Сдавай оружие ...

- Осторожней, товарищи ... легче ...

- Да кто вы такие? чего разоряетесь, трам-тарарам, сдавай оружие...

- Мы - представители Чека... Ваш ордер!

- А ваш ордер, трам-тарарам ... Много таких представителей ...

Произошел обмен ордерами.

- Так чего же вы, товарищи, не предупредили домового комиссара? Правило, ведь, знаете...

- Так какая же тогда будет засада, если его предупреждать!.. Если все будут знать, так кто же в эту квартиру пойдет? ..

- Да не все... а домовому комиссару нужно... надо, чтобы по закону...

Милиционеры ушли ... Ушел и один из чекистов. Насколько можно было судить по фразам, которыми они обменялись, в ордере оказалась какая-то формальная неисправность, которую нужно было исправить. А, может-быть, он пошел за инструкциями. А, может-быть, по своим личным делам.

Прошло некоторое время. И вдруг в мозгу у меня мелькнула картинка, сохраненная зрительной памятью: когда один чекист уходил, другой его не провожал в переднюю. Значит, выходную дверь он не мог запереть на ключ, ведь, не унес же ушедший ключ с собой... Значит, дверь закрыта только на английский замок. Надо посмотреть, нельзя не посмотреть ...

Стучат ... Вот законный предлог: я пошел открывать. Тот чекист, что в столовой, задремал - стука не слышит.

Так и есть. Поворачиваю английский замок, дверь открыта. Sacramento[32], - в дверях уходивший чекист. Не вовремя вернулся... Не судьба...

Е. А. произвела артистическую атаку на вернувшегося чекиста и затем сообщила результаты разведки. По слогам представителей власти, причиной ареста был донос. Кем сделан донос и каково его содержание - они сами не знают ... Это правдоподобно, ибо донос, вероятно, так же распространен в Совдепии, как в свое время в Венеции. Второе, что она узнала, это то, что около трех часов в квартиру должны явиться какие-то следователи, которые произведут вторичный обыск и допрос, и затем всех отправят в Чека.

У нас в квартире были дети. У этих детей, в свою очередь, было много приятелей и приятельниц из других квартир. Несколько из них пришли к нам в гости. Когда они хотели уходить, чекисты их не пустили. Тогда младенцы сомкнулись гурьбой и ворвались в столовую с воем. Представители власти сначала обозлились, потом рассмеялись. Один из них вытащил из кармана ключи сунул мальчику постарше:

- На, открой им дверь ... Выпусти их ... к черту ...

Мальчик вышел в переднюю, сопровождаемый всей ватагой. Затем вернулся и возвратит ключ чекисту. Спустя минутку он отозвал меня в сторону:

- Вы можете уйти ... Дверь не заперта.

Спасибо, мой маленький герой. Но я не уйду. Если бы я ушел, было бы слишком ясно, кто мне помог. И бог знает, какую плату получил бы ты за свой героизм от палачей чрезвычайки.

Но было больше двух часов. Обещанные следователи могли явиться каждую минуту.

Надо было действовать до их прихода. Я чувствовал, что мне надо во что бы то ни стало уйти, потому что я был, так сказать, единственный, кто мог потопить остальных, если бы меня узнали. Если мне удастся уйти, их хотя и арестуют, по выпустят, - против них ничего нет. Они ничего не знают, ни во что не замешаны.

Но как уйти?.. Я подошел к окну. И вдруг у меня мелькнула мысль: "А нельзя ли из этого или другого окна по карнизу перебраться в какую-нибудь соседнюю квартиру?".

Я спросил хозяйку дома, маленькую хрупкую женщину ...

- Может-быть, вам удастся... Ближе всего из кухни. В соседней квартире как раз никогда никого нет в это время. Дверь на английском замке ...

Я колебался...

- Скажите мне совершенно откровенно: лучше для других, чтобы я ушел?..

- Если вы чувствуете что-нибудь за собой, - уходите ... Нам будет лучше...

Она посмотрела мне в глаза:

Знал ли я что-нибудь за собой... Я знал слишком достаточно... И я решил бежать...

Сделали так. Прошли все поодиночке через столовую, где полудремали на диване оба чекиста. Простились... Затем я прошел через столовую обратно и вышел в коридор. В момент моего драпа все должны были находиться в комнатах для получения алиби.

Я высунулся в окно и осмотрел карниз. Раньше я как-то не подумал о том, что карнизы бывают разные, - не по каждому пролезешь... Это был не особенно удобный карниз, в особенности для четвертого этажа. Узенький- ладони полторы шириной, и покатый. Попробовал стать на него ногой, держусь за раму окна. Куда там... на нем немыслимо удержаться ни одной секунды. А стена совершенно гладкая, без всяких выступов, держаться не за что.

Но вот что, - внизу на уровне пола комнаты есть другой карниз. Такой же узенький и такой же покатый, правда, став на него, можно держаться за загиб того карниза, что идет на уровне подоконника. Попробовал. Да, можно удержаться, но только несколько секунд - всю тяжесть тела приходится держать на кончиках пальцев, ибо загиб карниза не более сантиметра. Острое железо режет руку ... Вот в чем дело - надо упереться в нижний карниз коленями... Теперь верхний карниз приходится на уровне плеч... Так гораздо легче... Достигнуто правильное распределение тяжести тела между коленями и кончиками пальцев. Больно коленям, больно пальцам, но держаться можно. Теперь в путь... До спасительного окна - сажени две с половиной-три...

Техника движения такая. Хватаюсь сначала правой, потом левой рукой возможно дальше вправо, а затем таким же образом передвигаю колени. В голове ничего - все ушло в мускульное напряжение. Так прополз почти половину дороги. Но что это? Дальше верхний карниз оборван - перерыв аршина два. Как я раньше не заметит этого, не рассмотрел, - не понимаю ... Но не возвращаться же назад. Цепляюсь изо всей силы самыми кончиками пальцев за угол верхнего карниза и передвигаюсь коленями, сколько возможно, вправо. Теперь самый рискованный момент. Нужно выпустить карниз из рук, сильно податься корпусом вправо, схватиться за кончик карниза там, где он снова начинается... Это напомнило мне поразившую меня в детстве фотографию в "Ниве". Велосипедист висит в воздухе на большой высоте вверх ногами, - это мертвая петля с прерванной наверху лентой.

Но это была лишь одна из тысячи мыслей, мелькнувших у меня в голове в это мгновение; я теперь понимаю, что значит, когда говорят, что в момент гибели разворачивается в одну секунду и проходит пред глазами вся жизнь.

Я удержался с трудом. Одно колено сорвалось с карниза, но в ту же секунду я "восстановил положение" ... Теперь я уже был почти уверен, что доползу. До спасительного окна оставалось аршина полтора. Но вдруг я почувствовал, что самый железный карниз, за который я держусь, начинает оползать с выступа стены ... Оказалось, что два последних гвоздя, которыми он прикреплен к выступу стены, - отсутствуют. Что делать? Если бы на стене была хоть какая-нибудь точка опоры и я мог бы сделать еще шаг, чтобы схватиться за раму окна ... Но ни опереться, ни схватиться решительно не за что... Я продвинулся еще немножко по карнизу ... Железная полоска гнется и ходит у меня в руках. До окна только аршин. Но даже расстояние в сантиметр человек перелететь не может. Возвратиться обратно - немыслимо. Мускулы рук и ног страшно устали, и я знаю, что место, где карниз оборван, мне уже никак не преодолеть второй раз. Оставалось одно.

Я повернул голову к окну и тихо оказал:

- Дайте руку.

Молчание. Я повторил громче.

- Дайте руку.

В окне показалась голова ... ребенка. И он протянул мне руку и, напрягши все силенки, помог мне.

Я не знаю, кто был этот мальчик, и увижу ли я его когда-нибудь... Я ушел как можно скорей. Спустился по лестнице черного хода, вышел во двор, У ворот охраны не было. Я был свободен ...

А теперь все без подробностей... Я был свободен, но стольких арестовали ... Оказывается, большевики будто бы раскрыли какую-то обширную русско-польскую организацию и хватали направо и налево... Я ничего не мог сделать больше, кроме того, чтобы затруднять других укрывательством своей особы. И поэтому я решил бежать еще раз морем ... Удалось... Вы можете себе представить мое состояние, когда я узнал, что вы ушли с Тендры искать меня ... и погибли ... Там все были уверены в вашей гибели... По обыкновению, существовало много версий на этот счет. В самом отвратительном состоянии я прибыл в Севастополь двадцать шестого октября ... А через четыре дня, как вы знаете, произошла всеобщая эвакуация ... Я поспел как раз вовремя.