"Воители безмолвия" - читать интересную книгу автора (Бордаж Пьер)

Глава 12

Розовая заря застала даму Сибрит Анг в подвесном саду рядом с ее апартаментами в сеньорском дворце. Облокотившись о белые опталиевые перила балкона, она рассеянно наблюдала, как разгорается небесный свод.

Отвратительный кошмар прервал ее сон, когда Жонор, последний из пяти спутников второй ночи, еще рассыпал свои медные блестки по синему небу. Испытывая тоску, вся в поту, она отбросила шелковое покрывало и встала. Она даже не успела надеть облеган. Поспешно набросила на плечи ночную накидку, убрала волосы под просторный капюшон и решила прогуляться по саду, наполненному сладким ароматом карликовых цветущих кустов, пытаясь изгнать из памяти неприятное сновидение.

Но ночная прогулка только усилила черные мысли. Ни вид альфал, ее любимых цветов, чьи белые чашечки постепенно раскрывались, высвобождая ажурные лепестки, ни привычное завораживающее журчание фонтана из розового опталия в виде стилизованного снежного медвигра, ни спокойствие ночи, убаюканной звездами, не могли разогнать подспудную тоску, снедавшую ее.

У дамы Сибрит вот уже десять лет были причины для беспокойства. Большинство ее снов оказывались вещими и реализовались почти с математической точностью. Но, будучи официальной супругой сеньора Ранти Анга, она не хотела наносить ущерб правящей семье и не открывала своей тайны никому. Она опасалась, что Церковь Крейца обвинит ее в колдовстве, в союзе с дьявольскими силами и приговорит к ужасной пытке на медленном огненном кресте. После громкого процесса, учиненного над смелла Шри Митсу, и его публичного осуждения на вечную ссылку ни одно высокопоставленное лицо не могло избежать тайного трибунала и чувствовать себя в безопасности перед лицом скаитов-чтецов святой Инквизиции. Церковь Крейца использовала малейший предлог, чтобы учинить показательную казнь. Дама Сибрит из осторожности хранила тайну своих провидческих снов. Она видела во сне смерть Тиста д'Арголона, казнь сеньоров Конфедерации, падение системы Нафлина… Один сон возвращался очень часто: молодой неизвестный человек бросался в погоню за сиракузянкой, и будущее всех рас вселенной зависело от союза этих двух человек. Пока эта история не имела завершения…

К счастью, дама Сибрит, супруга сеньора, располагала четырьмя мыслехранителями. Она знала – и эта уверенность успокаивала, – что они постоянно находятся в соседней комнате, бесстрастные, бдительные стражи, закутанные в бесконечные складки своих белых бурнусов с красной оторочкой. Это были цвета сеньорской охраны.

Небо уже заливал пурпурный свет. День посылал огненных ангелов на приступ тридцати конических сверкающих башен огромного дворца с плоскими бирюзовыми крышами, белыми резными парапетами и скульптурами из бестиария сиракузских легенд – химер, гриффардов, драконов, трирогов, гигантских гиен. Утренние лучи уже коснулись вершин пальмин, растущих во внутренних двориках, промежуточных террас, дорожек для стражи, декоративных башенок. Внизу по кварталу Романтигуа лениво извивался Тибер Августус, гигантский кровеносный сосуд в спящем теле. Пунцовый свет предвещал скорое появление Розового Рубина, солнца первого дня.

Предчувствие, что она в последний раз созерцала просыпающуюся Венисию, поглотило даму Сибрит. Эта мысль наполняла ее неизмеримой печалью и несла невероятное облегчение.

Она снова увидела во сне смерть. Смерть в образе юной нимфы, нежной и бесстыжей. Она облачена в прозрачные одежды и весело смеется… Она приглашена на праздничный обед, открывает свое тело, очаровывает, соблазняет сеньора Ранти. Потом начинает танцевать, кружится как волчок, и ее прозрачные покровы превращаются в синюю грубую ткань, становятся бурнусом, капюшон которого откидывается назад, открывая зеленое угловатое лицо и желтые глаза коннетабля Паминкса. Эта метаморфоза вызывает ужас гостей, но их воля подавлена, парализована. Никому не хватает мужества убежать. Коннетабль оглядывает их одного за другим и требует, чтобы к нему привели детей сеньора Ранти и дамы Сибрит Убийцы-притивы выполняют приказ. Трое детей, двое мальчиков и одна девочка, поставлены перед столом. Два мальчика внезапно падают, их головы ударяются о край стола, вышитые белые скатерти испачканы брызгами крови. Сеньор Ранти вскакивает и яростно протестует против казни своих сыновей, продолжателей имени и традиции. Потом бледнеет, корчится от боли и, в свою очередь, падает на мраморные плиты пола. Коннетабль долго наблюдает за ползущим сеньором Ранти, а потом бросает на произвол судьбы, как бросает сломанную игрушку ребенок. Остальные гости не могут избежать своей судьбы, их трупы усеивают пол. Из всех углов появляются скаиты-мыслехранители, скидывают свои бурнусы. Они обнажены и гротескны – зеленые, коричневые, желтые, черные… Ужасающие бесполые тела… Карикатуры на человека. Они склоняются над трупами, раздирают их зубами, пожирают внутренности… Перед коннетаблем остаются только дама Сибрит и ее дочь. Невероятная боль возникает в ее голове, она знает, что сейчас умрет… Черты коннетабля деформируются, исчезают… Из-под синего капюшона показывается квадратное лицо Менати, ее шурина, чьи грубые манеры солдафона и пьяницы вызывают в ней ненависть. Губы Менати открываются, обнажая два ряда острых окровавленных зубов, которые внезапно впиваются в нежную плоть ее шеи… Она кричит от боли и ужаса, но он не разжимает могучих челюстей. И вдруг она осознает, что ей нравится эта животная сила, что она покидает мир, так и не превратившись в женщину…

Она яростно сражалась с простынями, потом в панике проснулась, перепуганная, залитая потом, пальцы ее сжимали шею.

Она не боится смерти. Напротив, не раз призывала ее с тех пор, как имела несчастье стать супругой сеньора Ранти Анга! Ее постоянно окружали напудренные, загримированные, льстивые, завистливые, лживые лица придворных, советников, послов, дам-компаньонок, казначеев, банкиров, промышленников, представителей гильдий, официальных артистов… Сколько раз ее подвергали публичному унижению! Сколько ранящих, оскорбительных, злых взглядов под сладкой маской двуличия, которое многие называют контролем эмоций, ей пришлось поймать на себе во время официальных приемов во дворце! Реальность оказалась совершенно иной, чем жизнь, которая виделась ей, когда она была только невестой сеньора Ранти, наивной девушкой из далекой южной провинции!

Она уже давно потеряла вкус к ежедневным спектаклям, дававшимся во дворце. К миму, которым раньше восхищалась. К амплифонической музыке, к эмоциональным песнопениям, к головизуальному театру, к балетам Средних веков. Все это теперь вызывало у нее необоримую зевоту.

Дама Сибрит, чью красоту воспели лучшие скульпторы, жалкая провинциалка, которую венисианцы приняли и признали королевой, задыхалась и медленно увядала. У нее не оставалось сил восставать против этикета, даже мысленно убегать из тесной тюрьмы, в которую загнали придворные обязанности. А ведь ребенком и девушкой она была свободна… И большую часть времени провела в бескрайних пустынных владениях отца, носясь по ним на рогатых шигалинах… Отец ее был знаменитым Алоистом де Ма-Джахи, ближайшим другом сеньора Аргетти Анга…

Она устала служить мишенью или пешкой в тайных интригах, которые постоянно плелись в коридорах и внутренних двориках дворца. С тех пор как сеньор Ранти влюбился в жалкого чужака Спергуса, эфеба-блондина с Осгора, жизнь ее ухудшалась с каждым днем, и все, особенно женщины, видели в этом прекрасную возможность отомстить ей за собственную посредственность и не отказывали себе в удовольствии напомнить при любом подходящем случае о ее немилости и несчастье. Эти женщины мечтали стать первой дамой Сиракузы и спешили возложить вину за равнодушие Ранти Анга к прекрасному полу на хрупкую провинциалку. Они утверждали, что сумели бы затащить сеньора в свою постель и удержать его в ней. Поскольку были истинными придворными дамами, дочерьми знатных семей, венесианками, виртуозами в области обольщения: все брали уроки у профессиональных гейшах, натирали тело и рот афродизиаками, знали все варианты и тонкости эротической науки, которую семь веков назад создал Герехард де Вангув, величайший эрудит сиракузской истории.

Они не церемонились, говоря о супружеском невезении дамы Сибрит в ее присутствии, но осторожно облекали свои желчные слова в ядовитую оболочку холуйства… Это называлось контролем эмоций… Дама Сибрит едва сдерживалась, чтобы не спросить, почему же их мужья предпочитали им компанию гейшах, почему уклонялись от их столь умелых рук, отдавая себя в руки профессионалок. Но предпочитала молчать, потому что никогда не любила отравленных придворных игр. Сейчас она потеряла вкус и к жизни.

Прежде чем погрузиться в спасительное благостное забвение, она желала лишь одного: попытаться спасти детей, невинных жертв интриг, которые их не касались. Еще до рассвета она записала кодированный текст на крохотном устройстве, которое придворные называли «спорой любви», ибо любили пользоваться им для тайной переписки. И теперь с нетерпением ожидала прихода Алакаит де Флель, своей компаньонки и доверенного лица, еще одной провинциалки, которую ей удалось сделать первой дамой, несмотря на яростное противодействие старейшин этикета. Алакаит обычно приходила поздороваться с ней на рассвете, когда безумная суета еще не охватывала дворец.

Во сне она получила предупреждение, что, быть может, еще есть время спрятать детей в надежном месте. Безумная идея, которая сжигала ее лихорадочным пламенем. Она видела их один раз в день во время ленча в первых сумерках. Она успевала только обнять и поцеловать их, пока шумная и ревнивая армия воспитателей не завладевала ими. Они ей не принадлежали и были лишь безликими плодами ее плоти, но она ощущала ответственность за них. Они не были зачаты в любовных объятиях – дама Сибрит так и не познала радостей и горестей плотской любви. Она была матерью-девственницей, и эта всем известная девственность была главным предметом сплетен придворных Венисии. Дворцовые врачи-акушеры взяли у дамы Сибрит три яйцеклетки, которые надежно хранили, пока не оплодотворили их тщательно отобранными сперматозоидами сеньора. Зародыши развивались в трех прозрачных шарах, подключенных к чанам с синтетической амниотической жидкостью. Дама Сибрит следила за их развитием, и это вызвало настоящий скандал при дворе. Старейшины этикета объявили ей настоящую войну на изматывание и даже прибегли к арбитражу иерархов Церкви Крейца: обычай предполагал, что супруга сеньора оставит эти малоприятные детали жизни на усмотрение специалистов. Разве не был шокирующим этот вид развивающихся тел?.. Иерархи Церкви оказались в затруднении и простили ей отклонение от правил, которое отнесли на счет провинциального духа ретроградки.

Однажды утром врачи-акушеры извлекли из шаров трех розовых младенцев, двух мальчиков и одну девочку, как того требовала традиция. Ни один из них не был похож ни на даму Сибрит, ни на сеньора Ранти. Некоторые особо придирчивые придворные усмотрели в них отдаленное сходство с их дедом, почитаемым сеньором Аргетти. Другие, чьи языки привыкли злословить, уверяли, что семя Ранти Анга было слишком плохого качества, а потому использовали семя специально отобранного донора.

Официальные хранители генеалогического древа Ангов, старые маразматики, которых наградили почетными титулами за верную службу, торжественно прибегли к «перстам судьбы», чтобы определить, кто из мальчиков, Джонати или Бернельфи, станет наследником. Перст указал на Джонати, и перст, как говорили придворные, оказался справедливым, ибо они не могли себе представить, чтобы Сиракузой однажды стал править человек со столь смешным именем, как Бернельфи. Сеньор Ранти объявил четыре дня грандиозных праздников, чтобы с надлежащей роскошью отметить назначение принца-наследника.

Вся любовная жизнь дамы Сибрит закончилась на этом научном опыте отбора яйцеклеток, холодном и нейтральном.

Ее детей, которым уже исполнилось семь лет, воспитывали в соответствии с ролями, которые предназначались им в Сиракузе. Джонати знакомили с жестокими обязанностями сеньора под неоспоримым руководством старого Остена д'Эланжеля, автора голофильма о всеобъемлющем воспитании принцев, который ценился всеми правящими семьями Конфедерации. Бернельфи, младшему по воле случая, пришлось удовольствоваться званием генералиссимуса сиракузских армий (армий-призраков, несравненно более слабых, чем Пурпурная гвардия, и используемых только для парадов). Его учили военному искусству, хотя он испытывал отвращение ко всему, что даже отдаленно напоминало военную форму. Ксафит, девчонка с круглым лукавым личиком, находилась в полном распоряжении старейшин этикета, которые не без трудностей пытались научить ее манерам поведения и достоинства, присущих придворным дамам. Дама Сибрит испытывала к своим детям какое-то карикатурное материнское чувство, чувство отдалённости и зыбкости, которое иногда охватывало ее в их присутствии.

Но сейчас, под кровавым небосводом первой зари, она ощутила срочное, неодолимое желание вырвать их из когтей смерти. Сон не обманывал ее: коннетабль был в заговоре с Менати Ангом, чтобы опрокинуть Ранти и устранить его наследников. Она должна была приложить все силы, чтобы спасти их и с миром в душе уйти самой. Для этого ей нужна была помощь Алакаит, единственного искренне преданного друга при дворе. Она яростно сжимала регистратор, чуть не ломая его.

Розовый Рубин взошел над горизонтом. Он высветил рваную линию горного массива Месгомии. Вокруг дамы Сибрит раскрылись фиолетовые офеглиды, цветы любви и страсти – ирония судьбы! Они приветствовали звезду первого дня.

В амбразуре двери, выходящей в сад, появился хрупкий силуэт дамы Алакаит. Она не отличалась красотой, которую обычно приписывали знатным придворным дамам. Непропорциональное лицо: слишком длинный нос, поджатые губы, торчащий подбородок, но она всегда отказывалась устранять эти недостатки с помощью клеточного пластического моделирования. На ней был бледно-желтый облеган и бежевое платье-туника с разрезом выше колена. Водяная ярко-желтая корона и изумрудные браслеты подчеркивали ее невзрачность. В ней отсутствовало какое-либо кокетство, она не успела напудриться и уложить локоны вдоль капюшона, эта ее неряшливость подчеркивала суровый облик. Дама Сибрит не удержалась, чтобы не сравнить ее со средневековыми сиракузянками, женщинами, лишенными фантазии и чувственности, чьи портреты висели в некоторых галереях дворца.

– Дама моя! Что вы делаете здесь в такой ранний час и в столь легкой одежде? – проворчала Алакаит вместо приветствия. – Вы кончите тем, что вас будут считать человеком, который стремится вернуться в мир животных!

– Эка важность! – возразила дама Сибрит. – Накидка прячет меня от нескромных взглядов…

– Да предохранит нас Крейц! – воскликнула Алакаит, ужаснувшись, хотя уже давно привыкла к ее утренним выходкам. – Не хватает, чтобы вы прогуливались обнаженной перед всеми! Знаете ли вы, дама моя, что ваша привычка спать без облегана может стать предметом разбирательства святой Инквизиции! Обнаженность, – в ее устах это слово звучало греховно, – допускается, только допускается во время ежедневной ванны и акта… э-э-э… зачатия… Простите меня, дама моя…

Дама Алакаит закусила губы. Она коснулась исключительно скользкой темы и разозлилась на себя за неловкие слова. Она наравне с хозяйкой страдала от одиночества и немилости дамы Сибрит.

– Все это не имеет особого значения, – пробормотала супруга сеньора Сиракузы. – Как, впрочем, не имеют значения и абсурдные проблемы одежды!

– Дама моя, милости ради, не искушайте злой рок! – умоляюще воскликнула Алакаит. – Иначе я умру от ужаса.

Она жадно вглядывалась в черты собеседницы. И, догадываясь, что произошло нечто серьезное, содрогнулась и не на шутку испугалась.

– Слушайте меня внимательно, дама Алакаит! У нас очень мало времени…

– Почему?.. Что случилось?.. Во имя Крейца…

– Выслушайте меня, не прерывая и не задавая вопросов!

Властный тон дамы Сибрит был непререкаем.

– Вы покинете мои апартаменты как обычно. Потом, как можно скрытнее, отправитесь к моим детям. Скажете воспитателям, что мать немедленно требует их к себе. Если надо, воспользуйтесь властью, которую дает вам ранг первой дамы компаньонки.

– А если воспитатели будут против…

– Я просила вас не перебивать! Выкручивайтесь, как хотите, но заберите детей! Речь идет об их жизни! Но ни в коем случае не приводите их сюда, в мои апартаменты! Покиньте дворец через один из тайных выходов. Уверена, вы знаете их все. Постарайтесь убедить гвардейцев выпустить вас. Если надо, пообещайте им крупное вознаграждение. Покинув дворец, возьмите такси и отправляйтесь на площадь Артибанических Войн. Мой старший брат Мулик сейчас проездом в Венисии. Он живет в отеле Клавдия-Августа и должен сегодня навестить меня. Передадите ему детей и шифрованное послание. Голосовой декодер у него есть! Она разжала пальцы с лакированными ногтями – на ладони лежал крохотный темный рулон. Ничего не понимая, дама Алакаит внимательно разглядывала даму Сибрит. Она отчаянно пыталась уловить хоть капельку иронии или хитрости в темных глазах хозяйки. Она так часто становилась жертвой розыгрыша и шуток со стороны дамы Сибрит. Но к ее великому ужасу, белое лицо, усталое и беспокойное, оставалось неподвижным. В зрачках светились трагические огоньки.

– Вы не скажете мне, что происходит, дама моя? – спросила Алакаит. – Не связано ли это с жестокой участью ваших друзей Тиста и Марит, погибших прошлой ночью? Не связано ли это со слухами, которые ходят по поводу асмы?

– Возможно… Но большего я сказать не могу. Чем меньше вы будете знать, тем меньшей опасности подвергнетесь! Даже если ваши мыслехранители постоянно держат непроницаемый занавес… Дама Алакаит, готовы ли вы помочь мне?

Алакаит де Флель долго с болью во взгляде смотрела на даму Сибрит.

– Я сделаю все, как вы пожелаете, дама моя. Давайте ваше послание.

Дама Сибрит протянула открытую ладонь. Алакаит схватила рулон, сунула его во внутренний карман туники и исчезла через одну из дверей, ведущих в апартаменты.

Дама Сибрит со сладострастием погладила кончиками пальцев полностью раскрывшиеся лепестки офеглидов, источавших насыщенный, пьянящий аромат. В последний раз обвела взглядом ярко сверкающий сад, заглянула в приоткрытую пасть снежного медвигра, извергавшего бесконечную струю радужной воды, всмотрелась в пурпурное небо, окрашенное лучами Розового Рубина, в белоснежные улицы и стены просыпающейся Венисии, проводила глазами взлетающие в воздух после трехдневной реквизиции такси и автобусы, галиоты, лениво рассекающие пурпурные воды Тибера Августуса. Первые торговцы, прибывшие даже из самых далеких миров, раскрывали свои прилавки с разноцветными куполами. Вдоль аллей парка тянулись пальмины с пунцовыми плодами и листьями, а на оранжевой траве расправляли яркие крылья хохлатые павлины… Дама Сибрит впитала в себя всю красоту зрелища… в последний раз…

Она пересекла сад и вернулась в спальню, где еще прятались тени ее кошмара. Нажала переключатель ванны над столиком у изголовья кровати. Несколько мраморных плит повернулись и утонули в полу. Рядом с кроватью возник овальный бассейн из ароматных пород дерева. В нем яростно вскипали световые вихри – волны, которые очищали тело и снимали усталость. На украшенном фресками потолке появилось зеркало-увеличитель, в котором отражался бассейн. Оно не отражало ничего другого в спальне, поскольку было покрыто специальной амальгамой, позволявшей купальщице при желании проверить каждый квадратный сантиметр кожи.

Накидка дамы Сибрит соскользнула на пол. Прохладный воздух, коснувшийся кожи, шеи, груди, живота и ног, доставил ей невыразимое ощущение свободы тела и дыхания, и она постаралась продлить это наслаждение. Если бы дворцовая камеристка застала ее в этом виде, тут же распространился бы слух, что супруге сеньора Ранти Анга, первой даме Сиракузы, нравится пребывать в унизительном состоянии звериной наготы, нарушавшем священные нормы. Этот слух не преминет распространиться по дворцу, и тогда ею займутся инквизиторы Церкви. Но сегодня ей было наплевать на сплетни и крейцианские трибуналы. Она превратилась в Сибрит Ма-Джахи, свободную девушку-дикарку, которая сжимает бедрами влажные бока шигалина, несясь сквозь облака оранжевой пыли, или обнаженной ныряет в светлую ледяную воду горных потоков…

Она опустилась в бассейн. Зеркало на потолке отразило белое тело, волны принялись очищать пора за порой ее кожу, убирая малейшую грязь и доставляя удовольствие от тысяч едва заметных уколов. Ей еще не удалось полностью насладиться этой волновой ванной, как дверь с грохотом распахнулась и спальня наполнилась голосами и шагами.

У дамы Сибрит перехватило дыхание. Они даже не дали ей надлежащим образом подготовиться к смерти.

Она ожидала прихода коннетабля Паминкса или Менати Анга, но в комнату в сопровождении четырех мыслехранителей ворвался сеньор Ранти Анг. Его худое лицо, зажатое капюшоном белого облегана, из-под которого выбивались два серо-синих локона, было бесстрастным. Однако яростный огонь, горевший в голубых глазах, свидетельствовал, что он утерял ментальный контроль. На нем был длинный темно-синий плащ. Он подошел к краю бассейна.

– Итак, дама моя! – агрессивно начал он. – Вы призываете меня на заре по делу, не терпящему отлагательств, а сами нежитесь в ванне! Пожалуйста, немедленно оденьтесь и соблаговолите объяснить мне, о чем идет речь. Вы же знаете, что я не терплю вставать так рано!

Озадаченная дама Сибрит перегнулась через край бассейна, схватила накидку, прикрылась ею и встала.

– Прошу прощения, сеньор, – тихо произнесла она. – Но я вовсе не посылала за вами…

– Как? – взорвался Ранти Анг. Он плохо выспался, был в дурном настроении, и его ментальный контроль трещал по всем швам. – Вы осмеливаетесь утверждать, что шифрованное послание, которое я только что получил, исходит не от вас?

– Клянусь всем самым святым в мире, я не посылала вам послания, – спокойно ответила дама Сибрит. – Кто его вам вручил?

Ранти Анг бросил на супругу подозрительный злобный взгляд:

– Дама из вашего ближайшего окружения передала его одному из капитанов Пурпурной гвардии…

– Сеньор мой, послание исходило не от меня. Боюсь, вам уготовили ловушку…

Ироничная усмешка перекосила накрашенные губы Ранти Анга.

– Ловушку? Мне, сеньору Сиракузы? Вы сошли с ума, дама моя! Вы отдаете себе отчет в том, что сказали? У кого хватит наглости устраивать ловушку сеньору Сиракузы? Вы слишком скучаете, дама моя… Быть может, мне стоит разрешить вам взять любовника!..

Презрительный, ядовитый тон не обезоружил даму Сибрит. Она возразила твердым голосом:

– Кто мог устроить вам ловушку, мой сеньор?.. Те же самые лица, которые решили убить сеньоров Конфедерации Нафлина. Те же самые, которые организовали заговор против Тиста д'Арголона и его друзей…

Лицо Ранти Анга внезапно разгладилось. Слова дамы Сибрит заинтриговали и позабавили его.

– Черт возьми! Вы, случаем, не колдунья? Что вы знаете о событиях, которые имели место во дворце асма?

– Ничего определенного, мой сеньор… Но поскольку вы меня спрашиваете, могу познакомить вас с теми слухами, которые ходят в моих апартаментах. Говорят, к примеру, что сеньор Сиракузы предал законы Конфедерации, а самое главное, законы гостеприимства, организовав для сеньоров союзных миров западню, в которой их ждала смерть. Говорят, что один из сеньоров, Лист Вортлинг с Маркината, был всего лишь шестнадцатилетним юношей. Говорят также, что сеньор Сиракузы, предав старую дружбу, которая объединяла его семью с семьей Арголонов, закрыл глаза на убийство Тиста и Марит, а также других придворных, чьей единственной целью было сохранение сиракузских традиций и культуры… Говорят очень многое… Хотите, чтобы я продолжила, или этого достаточно, мой сеньор?

Она произнесла свою тираду монотонным, почти чужим голосом. В тишине раннего утра это безликое перечисление звучало надгробной речью. Черты Ранти Анга посуровели и напряглись.

– Продолжайте, дама моя! – едва слышно приказал он.

– Хорошо, мой сеньор… Говорят, что сеньор Сиракузы передал половину наследия своих предков скаиту Паминксу, а вторую половину – чужаку Спергусу. Говорят, что коннетабль предал и собирается выступить против сеньора Сиракузы, готовя ему незавидную участь… Говорят…

– Хватит! Хватит! – взорвался Ранти Анг, окончательно выйдя из себя. – Как… как вы осмеливаетесь говорить со мной в таком тоне?

Дама Сибрит выдержала яростный взгляд, вперившийся в нее. В этом ее заслуги не было: она знала, она видела все это в своем сне.

– Успокойтесь, мой сеньор, меня вовсе не охватил запоздалый приступ мужества! Мы, вы и я, люди без будущего… Вы – потому что утеряли всяческий контроль над правительством вашей планеты, а я – потому что имею несчастье быть вашей женой. Именно это прозрение позволяет мне так откровенно высказываться… Проницательность человека, у которого не осталось надежд… С тех пор как я переступила порог этого дворца, мой сеньор, для меня важным было только одно: завоевать вашу любовь, как бы смешно это вам ни казалось. Поскольку я не придворная дама, а провинциалка. Иными словами, девушка, воспитанная в культе долга. Меня соединили с вами, и для меня этот союз вылился в обязательство полюбить вас… Это может выглядеть смешным, неуместным, пустым – не знаю чем? Но это так: я хотела вас любить, и я ваша жена!.. Но вы меня бросили, вы оставили мне в удел одинокие ночи, вы публично унизили меня с этим жалким чужаком Спергусом, вы отказались от моего тела. Однако тайными уголками женской души я продолжаю надеяться на вашу любовь… Похоже, мой сеньор, настал момент нашей окончательной разлуки! До того, как мы по-настоящему узнали друг друга. Ибо, не сомневайтесь, послание было обманом для того, чтобы заставить вас прийти сюда, в мои апартаменты в полном одиночестве, выманить вас из надежного охраняемого убежища… Отдалить от личной гвардии… Вы – в смертельной опасности!

Встревоженный утверждениями дамы Сибрит, ее словами, которые она буквально отчеканила, Ранти Анг был поколеблен ее уверенностью. Он быстро обвел спальню взглядом, остановил глаза на мыслехранителях, застывших у кровати.

– Но здесь только мои мыслехранители, вы и я! – заявил он, пытаясь говорить беспечным тоном. – Что касается вашего… толкования событий, они не совсем ошибочны, но далеко не полны. Вы делаете поспешные заключения из фактов, не зная ключа к ним. Пример: то, что обычный, вульгарный язык называет предательством, является государственной необходимостью!.. У вас узкое мышление придворной сплетницы! Пожалуйста, дама моя, постарайтесь возвыситься над своим состоянием женщины и провинциалки! Вы накануне торжественного момента, когда вас коронуют императрицей вселенной! Для истории вы станете супругой первого императора постнафлинской эпохи и основательницей новой династии! Разве такая перспектива не заслуживает небольшого величия души?

Дама Сибрит перешагнула через бортик бассейна и подошла к супругу так близко, что складки ее накидки коснулись его плаща.

– Мой сеньор, к сожалению, должна вам сообщить, что вы никогда не станете императором! – медленно произнесла она с презрением и жалостью. – Неужели вы настолько ослеплены своей смешной страстью к юному осгориту? Разве вы не видите, что творится вокруг вас?

– Замолчите! – выкрикнул Ранти Анг.

Не в силах сдержаться, он влепил молодой женщине сильнейшую пощечину. Следы его пальцев отпечатались на бледной щеке дамы Сибрит, на ее ресницах повисли слезы. Она не отступила, не сделала ни малейшей попытки защититься. Он впервые дотронулся до нее.

– Замолчи, или я разведусь с тобой, грязная… девчонка! Слышишь? Разведусь! Не думай, что защищена от моего гнева тем, что ты дочь Алоиста де Ма-Джахи, друга моего отца! Я без колебаний отошлю тебя в провинцию, даже если мне придется целыми ночами убеждать муффия Церкви Крейца аннулировать наш брак! Это не составит особого труда: он у нас так и не состоялся! А если этого будет мало, я учиню самый громкий скандал во всей сиракузской истории!..

У нее дрожали губы и подбородок, но она старалась глядеть ему прямо в глаза. Щека ее приятно горела. Она поняла, что ей понравился этот приступ насилия. Как некогда ей нравился острый запах рогатых шигалинов, запах пота работников ее отца…

– Простите меня, дама моя, – смущенно пробормотал Ранти Анг. – Но вы вывели меня из себя!.. Я достаточно наслушался вас сегодня утром. Сейчас я отправлюсь, чтобы разобраться с этим посланием… Берегитесь, если солгали! Прощайте!

Он махнул своим мыслехранителям и быстрыми шагами пересек спальню.

В момент, когда он собирался переступить порог двери, в апартаменты дамы Сибрит ворвался эскадрон притивов и остановил его. Удивленный Ранти Анг отступил на шаг и наткнулся на своих мыслехранителей.

– Кто… кто разрешил вам входить сюда? Немедленно освободите дорогу!

Разъяренный сеньор Сиракузы попытался прорваться через цепь притивов, но наемники сомкнули ряды и не дали ему выйти. Дама Сибрит, наблюдавшая за происходящим, уже предвидела, как будут развиваться события. Ранти Анг бросил нерешительный взгляд назад. В апартаментах его супруги были и другие выходы, но поскольку он никогда не посещал ее, то не знал, где они расположены. Его охватила паника. Он знал, что притивы – простые исполнители. Он вдруг вспомнил слова дамы Сибрит: вы в смертельной опасности, мой сеньор… Она была права, кто-то расставил ему ловушку, кто-то постарался удалить его из крыла, где было полно тайных проходов, которые он оборудовал и закодировал, и разлучить с Пурпурной гвардией…

Синий бурнус коннетабля разорвал цепь наемников. Увидев его в спальне, Ранти Анг воскликнул:

– Господин коннетабль! Быть может, вы удосужитесь объяснить мне, что здесь происходит! Что эти наемники делают в апартаментах моей супруги…

Паминкс не ответил. Его лицо полностью скрывалось в многочисленных складках капюшона.

– Я жду ваших объяснений! – рявкнул Ранти Анг, чья самоуверенность таяла с каждой секундой.

– Мы ждем более квалифицированную персону, чем я, чтобы ответить на ваш вопрос, – ответил Паминкс. – И не пытайтесь убежать через потайные выходы: все они перекрыты.

Металлический голос коннетабля, как всегда, звучал безлико. Ранти Анг побледнел и повернулся к своим невозмутимым мыслехранителям, словно призывая их в свидетели:

– Господин коннетабль, отдаете ли вы себе отчет в том, что берете в заложники сеньора Сиракузы? В заложники!.. Немедленно прикажите этим людям, этим убийцам, чье присутствие, как я вам уже говорил, нежелательно на нашей планете, покинуть помещение! Это оскорбление не скоро сотрется из моей памяти. Будьте в этом уверены!

– Не стоит гневаться, мой сеньор, – сказал Паминкс. – Гнев нарушает контроль эмоций. На ваши законные вопросы вскоре будут даны всеобъемлющие ответы…

– Я вас увольняю! – закричал Ранти Анг – Увольняю! Моя личная гвардия знает, где я нахожусь: она явится с минуты на минуту! И поверьте, коннетабль Паминкс, вы очень долго будете жариться на огненном кресте, чтобы ощутить вкус горьких сожалений о своем проступке!

В это мгновение наемники расступились и пропустили новый отряд, состоявший в основном из полицейских в темно-синих комбинезонах и крейцианских кардиналов в пурпурных облеганах и лиловых накидках. Среди них Ранти Анг узнал кардинала Фражиуса Моланали, человека с розовым кукольным личиком, доверенного лица муффия Барофиля Двадцать Четвертого во всех делах, касающихся взаимоотношений Церкви и Государства. Он также узнал своего брата Менати, чье квадратное, массивное лицо растягивало кромку его черно-белого капюшона.

– Сеньор, мой брат, я вижу, вы в большой ярости! – саркастически бросил Менати. – Где же ваш пресловутый контроль эмоций!

– Признайтесь, есть от чего! – возразил уязвленный Ранти Анг, овладевая собой. – Все эти люди, которых вы видите здесь и с которыми, полагаю, вы заодно, мешают мне вернуться к себе!

Присутствие Менати, который обычно раздражал его, одновременно интриговало и успокаивало Ранти Анга. Он заметил, что карие глаза его брата часто останавливались на даме Сибрит, застывшей посреди спальни.

– Порицать можно только одного человека, мой сеньор, – продолжил Менати Анг. – И этот человек я… Действительно, кодированное послание исходило от меня.

Он говорил веселым шутливым тоном, словно речь шла о безобидной светской игре без особых последствий. Ранти Анг понял, что проиграл. Ценой невероятного усилия воли он сумел сдержать свой гнев и страх и спокойно возразил:

– Так мне нравится больше! Поскольку вы просили их прийти, попросите теперь уйти. Таким образом, каждый вернется к себе, и все встанет на свои места.

Кардиналы, в особенности Фражиус Моланали, восхищенно следили за словесной перебранкой братьев Анг. Они вкушали радость от реванша над сеньором Ранти, чьи нападки, оскорбления и унижения им приходилось неоднократно сносить. К тому же он безнаказанно попирал власть Церкви и публично демонстрировал нравы, которые противоречили крейцианским догмам. Час расплаты настал.

– Я вижу, что вы меня совершенно не поняли, мой сеньор, – произнес Менати. – Если я приказал этим людям помешать вам покинуть эти апартаменты, то только по той причине, что вы отсюда живым не выйдете. Сегодня я с помощью нашей святой Церкви и нашего верного коннетабля забираю то, что «персты судьбы» по ошибке вручили вам. Брат мой, ваше царствование заканчивается именно в этот момент!

Ранти Анг, как раненый зверь, огрызнулся в последний раз: – Моя Пурпурная гвардия законопослушна! Они мне верны! Вы считаете, что они позволят вам действовать по своему усмотрению? Если они узнают о вашем предательстве…

– Предательство? – оборвал его Менати Анг. – Мне кажется, что я только что слышал из ваших уст, что слово «предательство» относится к дворцовым сплетням! К женщинам! К ограниченным умам! Вы предпочли, полагаю, термин «государственной необходимости»… Без преданности своих мыслехранителей вы столь же уязвимы, как и ребенок…

Ранти Анг быстро обернулся и всмотрелся в красно-белые капюшоны своего эскорта. Он вспомнил, что забыл проверить отпечатки их лиц, когда его вытащил из постели дежурный капитан, вручивший ему послание… Так ли это важно? Все скаиты, мыслехранители или инквизиторы, друзья или враги, были под властью Паминкса…

– Если мы организовали эту небольшую мизансцену, довольно жалкую, согласен с вами, то только ради того, чтобы пощадить… чувствительность некоторых офицеров Пурпурной гвардии. Их бы шокировало, казни мы вас во сне. Нам не хотелось начинать новое царствование с пролития крови старых верных служителей нашей семьи. Предательство иногда называется предосторожностью… Видите, куда завела неосторожность Тиста д'Арголона… Видите, куда завела неосторожность вашего дражайшего… Спергуса!

Ранти Анг вздрогнул. Лицо его посерело.

– Спергус… Что вы сделали со Спергусом? – Голос его был едва слышен.

Гордость оставила его. Его предали, и он превратился в обычного униженного, отчаявшегося человека, потерявшего контроль над собой.

Фражиус Моланали не заставил себя просить, чтобы вынести приговор. От резких движений нижних челюстей затряслись его вислые щеки.

– Священный трибунал Церкви, собравшийся на исключительное заседание в ночь на двадцать второе малинуса, решил, что некто Спергус Сибар, уроженец сателлита Осгор, виновен в животной сексуальной практике, противоестественной и кощунственной. Посему Спергус Сибар приговорен к муке на медленном огненном кресте. Искупление его преступлений началось с восходом Розового Рубина, звезды первого дня. Он выставлен на публичное обозрение на площади Артибанических Войн, дабы каждый сиракузянин узнал о наказании, которое ждет любого врага божественного Слова Крейца.

За словами кардинала последовала мертвая тишина. В душе Ранти Анга лопнула последняя пружина. Он был подавлен, его голубые глаза излучали неизмеримую печаль.

– Признайтесь, что вам очень повезло, брат мой! – снова заговорил Менати Анг. – Вас защищает ваш ранг. Вы избежите ужасающей муки, которая ждет малыша-осгорита.

– Быть может, покончим поскорее! – прошептал Ранти Анг.

– Вы правы. Не стоит продолжать дольше положенного этот ужасный спектакль.

По ментальному приказу Паминкса в спальню вошел скаит в черном бурнусе. Ранти Анг с горечью вспомнил, что сам содействовал увеличению бюджетных затрат на программу развития ментальных убийц. Он профинансировал создание инструмента своей смерти. Какая важность!.. Ему казалось, что он слышит крики агонии Спергуса на огненном кресте. И нашел в себе силы повернуться к даме Сибрит:

– Прощайте, дама моя. Простите мне все оскорбления. Вы заслуживали лучшего супруга, чем я. Вы правы: я прожил слепцом… Прощайте…

По щекам дамы Сибрит текли слезы. Она не сумела заставить этого человека полюбить себя, но она на него не злилась. И улыбнулась с невероятной нежностью. Она хотела, чтобы он унес по ту сторону жизни иной образ, образ женщины, которую мог бы полюбить. Скаит в черном остановился в трех шагах от Ранти Анга.

Осклизлые холодные щупальца принялись шарить в мозгу сеньора Сиракузы. Ему казалось, что они обрывают нервные связи, соединявшие два полушария. Невероятная боль разрослась внутри его черепа. Он рухнул на пол. Его пальцы, усыпанные кольцами, заскребли по мраморным плитам, сжались, разжались. Открытые застывшие глаза, казалось, смотрели в глубину черного капюшона. Искривленный рот походил на усмешку.

– Отнесите его тело в зал крематория! – приказал Менати Анг полицейским. – Господа кардиналы, прошу вас сообщить населению через СМИ, головидение и галактическое радио новость о кончине сеньора Ранти Анга, сына Аргетти Анга. Планетного дня траура не будет. Он будет сожжен в кругу самых близких… Кардинал Моланали, вам лично поручается сообщить новость муффию Барофилю Двадцать Четвертому.

– Будет исполнено в соответствии с вашими пожеланиями, мой сеньор. – Кардинал поклонился.

И вышел в сопровождении пурпурно-фиолетовой когорты иерархов Церкви. Полицейские накрыли труп саваном и погрузили его на носилки с магнитной подвеской.

Менати Анг подошел к даме Сибрит, которую ужаснуло и оскорбило убийство, совершившееся на ее глазах. Младший Анг напоминал хищника, кружившего вокруг добычи. Он долго смотрел на нее, вглядываясь в распущенные волосы. Перевел взгляд на шею, на видневшуюся грудь, поднимавшую тяжелую ткань накидки. В его карих глазах зажглись огоньки желания.

– Я уличаю вас в бесстыжем отсутствии облегана, дама моя! – вполголоса протянул он. – Но стоит отблагодарить Крейца, эта забывчивость только усиливает блеск вашей красоты!

Она гордо вскинула голову и спокойно выдержала его пристальный взгляд.

– Убейте меня! – пробормотала она. – Убейте меня немедленно!

На грубом лице Менати Анга появилась жестокая улыбка.

– Убить вас, дама моя! Неужели вы мечтаете об этом?.. Стереть с лица планеты такую грацию, такую красоту? У меня нет намерения убивать вас… Я предназначаю для вас более славное, более достойное будущее! Я никогда не допущу ошибки брата!

– У меня осталось лишь одно будущее – смерть!

Она выплюнула эти несколько слов с высокомерным презрением. Сон ее сбылся во всех подробностях, но она проснулась, не досмотрев его до конца. Вернее, проснулась, чтобы не знать конца. Она больше боялась себя и своих странных порывов, чем Менати Анга.

– Ах, легендарная гордость и мятежный дух Ма-Джахи… Вы – истинная дочь Аллоиста. Я питаю к вам глубочайшее и истинное уважение!.. Знаете ли вы, дама моя, что люди, обеспечивающие безопасность дворца, недавно арестовали некую… Алакаит де Флель?

Кровь дамы Сибрит застыла в жилах.

– У нее было кодированное послание, которое наши специалисты сумели расшифровать… Что касается ваших двух сыновей, Джонати и Бернельфи… Она, увы, пришла слишком поздно. Ночью их обнаружили мертвыми…

– Вы – чудовище! – застонала дама Сибрит и зарыдала.

– Ну что вы, дама моя, возьмите себя в руки! Не устраивайте спектакль! Не старайтесь уверить нас в своем материнском чувстве! Ваши дети были зачаты в пробирке, а не в вашем чреве! Вашу дочь Ксафит пока пощадили… А Алакаит де Флель грозит суд по обвинению в государственной измене. Участь этих двух персон зависит только от вас…

Как и во сне, зубы Менати Анга сомкнулись на ее шее, и она вдруг поняла, что этот укус ей нравится.

– Чего вы ждете от меня?

– Некоторого… скажем, сотрудничества… Не пытайтесь преждевременно свести счеты с жизнью, иначе Ксафит и ваша компаньонка отправятся за вами сразу же после вашей смерти… Я хочу исправить жестокую несправедливость судьбы, которая отдала вас моему брату. Отдала… Соединить вас с ним означает то же самое, что отдать опталий человекозверю с Жетаблана! Говорят, он даже не лишил вас девственности… Поверьте мне, я сумею воздать вам те почести, которых вы заслуживаете.

Дама Сибрит всем своим телом жадно впитывала слова Менати Анга, но дух ее отказывался соглашаться с ним.

– Вы думаете, что, демонстрируя свою профессию убийцы, вы воздаете мне почести? Будьте вы тысячу раз прокляты, Менати Анг!

– Пожалуйста, дама моя, умерьте силу своего голоса! Множество хищных птиц только и ждут, чтобы отправить вас на огненный крест! Вас, вашу дочь и даму Алакаит де Флель… Не кощунствуйте на публике! Кардинал Фражиус Моланали видел вас без облегана, а это достаточный повод, чтобы потребовать вашего осуждения и уничтожения всего вашего потомства! Напротив, если вы покажете свое понимание, весь мир будет лежать у ваших ног…

Она было открыла рот, чтобы возразить, но он остановил ее жестом руки.

– Не говорите ничего, дама моя. Я вижу в ваших прекрасных глазах только печаль. И не буду вам больше надоедать. Меня зовут дела новой империи. Ваши мыслехранители вернутся к вам после моего ухода. До скорого, дама моя… И не забывайте, если хотите, чтобы жили Ксафит и Алакаит де Флель, вы тоже должны жить!

Он кивнул на прощание и вышел.

Его мыслехранители присоединились к нему в коридоре. И когда решил, что наконец укрылся от проницательности коннетабля, он дал волю некоторым своим мыслям. Главной из них была мысль, как найти средство отделаться от все более и более неудобного союзника, каким был Паминкс.