"Князь Ярослав и его сыновья" - читать интересную книгу автора (Васильев Борис)

4

Последнее слово так и не прозвучало во время обеда, но советники нимало не расстроились, понимая, что зерно посеяно и рано или поздно проклюнется. В конце концов в этом и заключалась их служба: сеять зерна для урожая, который собирали не они.

Алексич не утаил от Гаврилы Олексича разговора с назначенными отцом пестунами и советниками. Олексичу понравилась идея позаимствовать у монголов опыт тайной разведки, да и к предложению поручить Сбыславу главную роль он отнесся одобрительно:

– Умеет и улыбаться, и помалкивать. Среди чужих всю жизнь прожил, такое не забывается. Только ты, князь, сам с ним поговори. Больно уж поручение ответственное да не очень почетное.

Сбыслав воспринял поручение без восторга, но и без неудовольствия. Сказал, что понимает важность, но опыта не имеет и что неплохо бы собраться всем посвященным для обсуждения не столько того, что надо, сколько того, как надо. С этим Александр согласился и, найдя благовидный предлог, собрал всю заинтересованную пятерку.

– Как? – спросил Ярун, когда выяснил цель тайного совещания. – Думали мы об этом с андой и на том сошлись, что так, чтоб комар носа не подточил.

– На торг Сбыслава не определишь, купцы враз поймут, с кем дело имеют, – сказал Гаврила. – Охота – лучше всего. И удовольствие знатное, и азарт всех равняет, и языки развязываются. Может, князь Александр, тебе Сбыслава ловчим определить?

– Сие преждевременно, – вздохнул Александр. – И должность эта родовитости требует, и помнит Новгород, что ты, Олексич, из Полоцка вместе со Сбыславом вернулся.

– Вот в Полоцке и поискать, – сказал молчавший доселе Чогдар. – На пиру князь Брячислав со мной говорил, а рядом с ним был какой-то Яков.

– То Яков Полочанин, родственник князя Брячислава, – подтвердил Александр. – Его тесть при дочери оставил, супруге моей Александре.

– То и знатно, – подхватил Ярун. – Новгородцы его не знают, а родовитости для чина ему не занимать.

– И Сбыслав при нем – вроде друга-советника, – заметил Александр. – Что ж, попробовать можно.

– Сперва человека надо попробовать, – заметил Чогдар. – Умеет ли он язык за зубами держать.

– Это непременно проверим, – оживился Гаврила. – Яков – парень холостой, и высокий чин ему в молодецкой компании праздновать. Вот туда мы со Сбыславом и напросимся: Сбыслав к гостям присмотрится, а я – к хозяину. Каков во хмелю, каков в трезвости, каков с похмелья. Коль пьян да умен – два угодья в нем!

Через день после этого разговора князь Александр официально назначил Якова Полочанина своим ловчим, а неофициально посоветовал ему во всем полагаться на Сбыслава, поменьше говорить да побольше слушать. И уже на первом дружеском пиру, куда Гаврила Олексич зазвал видную новгородскую молодежь, Сбыслав быстро сошелся с самым известным в городе драчуном и забиякой Мишей Прушанином.

– Тут не мечи, а калиты на поясе носят, – презрительно говорил Миша, опрокинув пару кубков доброго вина. – Слава Богу, татары у Игнатьева креста остановились, а то бы бояре наши на позор без боя город сдали. Сам – сын боярский, отца и приятелей его вдосталь наслушался и в городскую дружину ушел. По мне добрый меч да удаль дороже весов да прибыли, хоть отец и грозится наследства лишить. Плевать мне на его богатства, я с татарами посчитаться должен.

– Где ж ты их найдешь, Миша? – улыбнулся Сбыслав. – Татары там, где конские табуны пасти можно, им трава нужна, а не земля. А вот немцы, слышал я, как раз до земли охочи. Говорят, уж в псковские земли заглядывают и к новгородским подошли. Конечно, торговые люди поболе об этом знают, им немцы препятствий не чинят.

– Спорят много, когда и до крика. Одни говорят, что, мол, захиреет Великий Новгород без заморской торговли, другие – что Святую Софию на позор немцам отдать все одно что мать родную из дома выгнать, третьи – что меж двух огней мы и из двух зол придется рано или поздно меньшее выбирать.

– А сам как думаешь?

– Немцы, какие ни есть, но – христиане. А татары – язычники поганые. Что ж тут думать?

– Жил я среди этих язычников. Жадны, грубы, спесью надуты, грабить горазды и нас за людей не считают.

– Вот!

– Только ни земли, ни веры нашей не трогают. У них закон строгий: чужих богов не обижать. Да и в Новгород они не полезут, далеко слишком. А до немцев – рукой подать.

Миша тогда отмолчался, перевел разговор на другую тему, а через несколько дней новый княжеский ловчий устроил охоту. К тому времени Чогдар соорудил монгольский лук – длиннее русского и тугой до невозможности. Даже богатыри вроде Гаврилы Олексича и Миши с трудом сгибали его, но – русским способом, тетивой, а не левой рукой, и стрелы их летели пока что мимо цели. Вот тут-то Сбыслав и блеснул мастерством, вызвав не только удивление, но и огромное уважение. А когда показал свое уменье пользоваться арканом, чего совершенно не знали новгородцы, слава лучшего охотника сразу закрепилась за ним. Из никому не известного дружинника князя Александра он вдруг стал человеком видным и авторитетным, и теперь уж каждому лестно было поговорить с ним.

Так сложилась охотничья компания, попасть в которую хотелось многим. И Александр, и посадник щедро выдавали разрешения на охоту в своих угодьях, особенно если к этой охоте желали примкнуть разного рода почетные гости, в том числе и иностранные, часто посещавшие Новгород по торговым делам.

Сбыслав передавал все затеянные или услышанные им разговоры слово в слово Гавриле Олексичу. Память была отменной, но главное заключалось в том, что Сбыслав не считал себя вправе самому решать, что достойно размышлений и княжьих ушей, а что – нет. Право это принадлежало его начальнику, с детских лет имевшему прямой доступ к Александру в любое время. Олексич был человеком весьма осмотрительным, а потому стал приглашать Сбыслава к себе домой, где и выслушивал его доклады без опасения, что их услышит кто-либо другой. Однажды это совпало с обедом, и Гаврила, выслушав подчиненного, пригласил его к столу:

– Сестра моя, Марфуша. Матушка наша у старшей сестры проживает, ну а меня Марфуша обихаживает. Жаль, что с тобой охотиться не может, хорошим была бы помощником.

– Помощником? – спросил Сбыслав, с трудом отрывая взгляд от задумчивого, трагически строгого лица девушки.

– Ты говорил, что вчера беседу на немецком языке слышал да не понял ни слова. А Марфуша немецкому обучена.

– Я три языка знаю, могу и четвертый выучить, – сказал Сбыслав и тут же пожалел, что сказал, потому что начал краснеть.

– А что? – оживился Олексич. – Дело полезное. Может, поможешь нам, сестра?

– Попробую, – тихо сказала девушка.