"В час дня, ваше превосходительство" - читать интересную книгу автора (Васильев Аркадий Николаевич)Меня зовут Альфред РозенбергАндрей, как и все чекисты, приехавшие в Ярославль, спал не больше трех-четырех часов в сутки, да и то урывками – надо было до конца распутать огромный клубок заговора. Пришлось Мартынову допрашивать и меньшевика Дюшена. От того Дюшена, каким он был в квартире Андрея в марте, – яростного спорщика, здоровяка с могучими кулаками, – не осталось и следа: он похудел, высох, стал меньше, говорил тихо. Только багровый шрам дергался еще сильнее. – Вот вы называли себя членом рабочей партии, как же вы согласились сотрудничать с монархистом Перхуровым? Дюшен молчал. – Можете объяснить? Дюшен поднял на Мартынова глаза с красными, воспаленными веками: – Наверное, смогу… Только, пожалуй, не стоит… Все это очень скверно… Поверьте мне… Андрея Дюшен не узнал. Мартынов жил в «Бристоле» в одном номере с Анфимом Болотиным, но виделись они редко. Болотин исполнял обязанности председателя губсовнархоза и часто уезжал. Если же они, случалось, сталкивались по ночам в номере, Андрей чувствовал себя неловко, словно и он был виноват в гибели Кати. Это чувство вины за непредупрежденный вовремя мятеж испытывал не только он, говорили об этом и другие чекисты. О Кате Анфим никогда не вспоминал. Однажды вечером Андрей спросил его: – Анфим Иваныч, сколько вам лет? – А что? Постарел я? Лет мне немного, Андрей, тридцать три… Нам бы жить и жить… Из Москвы приехал чекист и привез Мартынову письмо от Нади. Жена сообщала, что чувствует себя хорошо, просила не волноваться. «Хватит того, что я за тебя беспокоюсь, но что поделаешь, я знаю теперь, как нелегко быть женой чекиста… Жду тебя не дождусь». А через день Петерс вызвал Андрея в Москву. Анфим Иванович проводил Мартынова до вагона. – Если бы ты знал, как мне хочется уехать отсюда, – грустно сказал Болотин. – Будь добр, передай мое письмо Якову Михайловичу. В Москве Мартынов прямо с вокзала поспешил в ВЧК. – Ты, говорят, немецкий язык изучаешь? – спросил Петерс. – Только начал. Не хватает времени. – Пойдешь на новую работу. Здесь же, в ВЧК. На более сложную. И иностранным языком заниматься будешь всерьез. Сначала немецким, а там посмотрим. Согласен? – Согласен. – Ну и отлично. Ты похудел, Мартынов! Устал? – Ничего, товарищ Петерс. – Дело у тебя впереди трудное. Немного отдохни. Даю тебе неделю. Можешь съездить к родителям. Утром Андрей уехал. Поезд, – состоявший наполовину из товарных и наполовину из пассажирских вагонов, тащился до Иваново-Вознесенска около суток – особенно медленно ехали до Александрова, пропускали воинские поезда. Мартынов ехал в «телячьем» вагоне, с наспех сколоченными нарами из необструганных тесин. Соседом оказался молодой человек, такого же примерно возраста, хорошо одетый, с небольшим, очень красивым ярко-желтым кожаным чемоданом. Он говорил по-русски, но как-то странно, твердо выговаривая слова. – Наш Рижский политехнический институт перевели в ваш город. Студентам объявили: кто желает, может продолжать образование, а кто не желает, может получить документы в Москве, там есть отделение канцелярии. Я сначала пожелал продолжать образование, и мои документы увезли в Иваново-Вознесенск. А теперь я не пожелал, и мне надо обратно получать мои документы… – Почему же вы не пожелали? – У меня свои соображения. За сутки успели поспать и поговорить, поделились едой. В Юрьеве-Польеком Андрей разжился кипятком. – Надолго в Иваново-Вознесенск? – спросил Мартынов. – Думаю, дня на два. – Где жить будешь? – Остановлюсь в гостинице. Андрей засмеялся: – Это тебе не Рига. У нас две маленькие гостиницы, вряд ли получишь номер. Ничего, не горюй. У моих найдется и для тебя место. Какое это было счастье – видеть мать, Петьку и Наташу. Впрочем, Петьку никто уже так не называл: помощника командира 2-й Советской роты называли почтительно – товарищ помкомроты Мартынов. И Наташа школьные каникулы проводила за делом – работала на первой, только что открытой детской площадке в доме фабриканта Виткова на Советской улице. – К нам на открытие Фрунзе приезжал, – похвасталась Наташа. – А я твердо решила: буду учительницей, как наша Антонида Николаевна. Мать работала в фабкоме на Дербеневской фабрике. У нее были свои новости. – Вчера начали учет всех тканей. По новому декрету теперь все ткани – народная собственность… Попутчик пришел поздно, молча поужинал, поблагодарил. Мать устроила ему постель в сарайчике, где ночевал обычно Петр, когда случалось ему спать дома. Утром Андрей пошел к Фрунзе. Побеседовать спокойно не удалось, то и дело звонил телефон. Фрунзе брал трубку, произносил: «Извини», – и начинался деловой разговор. – А вы припишите – виновные в неисполнении постановления заплатят в десятикратном размере. Да, да, в десять раз больше. Вот и все! Фрунзе объяснил Андрею: – Фонд создаем для помощи беднейшему населению: солдаткам, семьям военнопленных, безработным. Обложили всех торговцев по два процента с оборота, а всех фабрикантов – по рублю с каждого работающего. И сказали – только из личных средств, а они упираются… Во время одного телефонного разговора Фрунзе рассмеялся: – Не может быть! Неужели я? Сегодня? А мне показалось, что сегодня читает Воронский. Извини, скоро прибуду. Понимаешь, Андрюша, перепутал. Курсы мы открыли для общественных работников, я думал, моя лекция завтра, а оказывается, сегодня. Надо идти. Из кабинета вышли вместе. В передней секретарь подал трубку: – Вас, Михаил Васильевич. Андрей услышал, как Фрунзе сказал: – Окружной военный комиссар у телефона… Так Андрей узнал, что у Фрунзе прибавилась еще одна должность – военного комиссара Ярославского округа. В этот день штаб округа из разбитого, сгоревшего Ярославля перебирался в Иваново-Вознесенск. На площадке широкой мраморной лестницы губкома Андрей увидел своего попутчика. Тот разговаривал с Дмитрием Андреевичем Фурмановым. Мартынов услышал только последние слова Дмитрия Андреевича: – Не думаю. Вы для здешних товарищей человек абсолютно неизвестный. Здесь вас в партию вряд ли сразу запишут. Попутчик, твердо выговаривая каждое слово, ответил: – Пожалуй, вы действительно правы, товарищ Фурманов. До свидания. Извините за беспокойство. Дни пролетали, пора было в Москву. Ехали снова вместе. На Ярославском вокзале попутчик поблагодарил за приют и осведомился, по какому адресу при необходимости можно писать. Андрей сказал домашний адрес. – Простите, я не знаю вашей фамилии. – Мартынов. И вы меня извините, я знаю – вас зовут Альфред, а фамилия? – Розенберг, – с поклоном ответил попутчик и повторил: – Альфред Розенберг. Еще раз благодарю! Счастливо оставаться… |
|
|