"В час дня, ваше превосходительство" - читать интересную книгу автора (Васильев Аркадий Николаевич)Где раздобыть денег?Центральному комитету партии левых эсеров деньги были нужны позарез: на содержание членов ЦК, пропагандистов, лекторов, на издание брошюр и листовок. Большие надежды, возлагаемые на получение прибыли от газет «Дело народа» и «Знамя труда», не оправдались: тиражи газет, и без того небольшие, падали с каждым днем. За несколько дней до IV съезда Советов левые эсеры приняли решение выйти из состава Советского правительства, если съезд ратифицирует Брестский договор. Закрыв заседание, происходившее в бывшем особняке графини Уваровой в Леонтьевском переулке, Спиридонова попросила членов ЦК Камкова, Карелина и заместителя председателя ВЧК Александровича остаться. – Закрой форточку, Вячеслав! – резким, сухим голосом приказала Спиридонова Александровичу. – А вы посмотрите, нет ли посторонних. Карелин и Камков, привыкшие к тому, что Спиридоновой всюду мерещатся большевики, обошли соседние комнаты. – Дела наши неважны, – начала Спиридонова. – У нас почти нет денег. Не сегодня-завтра придется закрыть газету. А у нас впереди немалые расходы… Жду ваших предложений. – Хорошо бы заем, – скучно предложил Камков. – Только у кого? – Никто не даст, – отрезала Спиридонова. – У анархистов денег много, – не то посоветовал, не то позавидовал Камков. – Ничем не брезгуют, все берут, что плохо лежит. – Мы политическая партия, а не ворюги, – с суровым презрением сказала Спиридонова. – Да и некому у нас грабежами заниматься. Я вижу, от вас толкового предложения получить трудно. Давай, Вячеслав, ты. Александрович вынул из жилетного кармана небольшую записочку, развернул ее. – Прежде всего я должен сказать, что, принимая решение о выходе из состава Советского правительства, Центральный комитет не должен настаивать на том, чтобы вместе с народными комиссарами уходили со своих постов заместители и члены коллегий. Иначе надо будет уйти и мне, а вы сами понимаете, как важно для нас знать все, что происходит в ВЧК. – Это ясно, – перебила Спиридонова. – Ближе к делу, Вячеслав. – Кроме этого, мой уход из ВЧК лишит нас возможности пополнять наши финансы. По состоянию на первое марта мною передано… – Обойдемся без цифр, – торопливо перебила Спиридонова. – Самое главное, что эти деньги изымаются не у трудового народа, а у спекулянтов, валютчиков, и мы имеем моральное право расходовать их на нужды нашей партии… – Совершенно верно, – подтвердил Александрович. – Деньги действительно дармовые. Но я сегодня должен поставить вас в известность, что и мне добывать деньги с каждым днем становится все труднее. – Дзержинский? – спросил Карелин. – И он и другие. Особенно секретарь, ВЧК Ксенофонтов и Петерс… – Догадались? – Поди узнай, но я начал испытывать некоторые неудобства. На днях совершенно неожиданно для меня начальника отдела хранения, члена нашей партии, – заменили большевиком. Потому я опасаюсь, что поступления могут сократиться. Кроме этого, я должен усилить финансирование отряда особого назначения ВЧК. – А при чем тут мы? – искренне удивился Карелин. – Финансируйте на здоровье. – Официально в этом отряде должно быть не более пятисот человек, а там уже около тысячи. – Можно без подробностей, – снова перебила Спиридонова. – Главное ясно: Вячеславу уходить из ВЧК никак нельзя, даже если все наркомы, их заместители и члены коллегий уйдут со своих постов. – Я прошу, Мария Александровна, всех не отзывать. Кроме меня надо оставить еще кого-нибудь в ВЧК, иначе Дзержинский выкинет меня немедленно. Вчера кто-то доставил ему бумагу, которую командир отряда особого назначения Попов неосторожно направил в военный комиссариат Москвы с просьбой отпустить отряду двадцать санитарных носилок, столько же медицинских полевых сумок и еще что-то. Я зашел к Дзержинскому, а он меня спрашивает: «Не знаете, с кем Попов собирается воевать?» Понимаете мое положение? – Ну и как ты выкрутился? – осведомился Карелин. – Сказал, что Попова надо заменить. Говорю: «Он не в меру воинствен, еще подведет нас». В общем, за Поповым нужен присмотр, а то он действительно какой-нибудь кунштюк выкинет. Спиридонова первый раз за всю беседу улыбнулась: – Это вы напрасно, Вячеслав. Попов человек храбрый и предан нашему делу до самозабвения. Карелин и Камков переглянулись – они знали слабость Спиридоновой к храбрым людям. Спиридонова нахмурилась, встала. – Подумайте, где можно раздобыть денег… Приняв от Мартынова дело спекулянта Артемьева, Филатов немедленно вызвал арестованного. – Ну, жирный, будешь правду говорить? Давай выкладывай, где у тебя еще золотишко припрятано? – Все тут. Больше ни одной монетки, ничего больше нет. Все отдал. Филатов порылся в бумажках и рявкнул: – А где маменькин браслет с камушками? Разве мог Артемьев предполагать, что ни о каком браслете следователю не известно? А Филатов, увидев, что арестованный растерялся, подошел к нему, поднес к его побледневшему лицу огромный кулак: – А где оклады от киотов? Отвечай, сволочь! Через час Артемьев признался, что в его квартире за большой иконой апостолов Петра и Павла вделан в стену несгораемый ящик. – Поехали! Когда Филатов, сняв икону, открыл тайник, Артемьев повалился на пол, повторяя одно и то же: – Господи!.. Господи!.. Филатов деловито спросил: – Чемоданчик найдется? Артемьев на коленях добрался до шкафа, достал кожаный чемоданчик. Филатов аккуратно уложил драгоценности, сел, закурил, спросил все еще стоявшего на коленях Артемьева: – Слушай, купец, жить хочешь? – Чего? – Жить, говорю, хочешь? Все это мы в протокол заносить не будем. Понял? – Не будем? Хорошо. А почему не будем? – Я вижу, ты совсем очумел… Не будем в протокол заносить, вот и все. А ты сейчас вроде как убежишь. – Никуда я не побегу! Еще пристрелите. – Вот дура! Я же сказал – вроде… Понял? Документы тебе новые на Сухаревке справлю. Бороду снимешь, жить переедешь во Всехсвятское… Я вижу, ни черта ты не понимаешь, столб деревянный! Но имей в виду – я только свистну, и ты передо мной как лист перед травой! Поняв наконец, что от него хочет следователь, Артемьев всхлипнул, перекрестился и забормотал торопливо: – Все сделаю! Все! Благослови тебя господь, золотой ты человек. По гроб жизни… – Смотри только, не сбрехни кому-нибудь. Со дна моря достану! – Что ты, голубчик, родной мой! Что мне, жизнь надоела, или я уже совсем дурак, дура, как вы сказали, столб… Вот пол целую, клятву смертную даю… – Вставай. Придешь завтра вечером, после десяти, на Воздвиженку, девять. Спросишь Филатова. А теперь лети что есть духу. Покурив, Филатов выбежал во двор и несколько раз выстрелил в воздух. Появился рабочий патруль. – Кто стрелял? – строго спросил пожилой рабочий. – Один гад у меня ускользнул. Филатов предъявил мандат. Пожилой сочувственно спросил: – Попадет тебе, товарищ Филатов? – Всыплют… И куда он, сволота, делся? Как в яму провалился! Филатов спросил фамилии, записал. – На всякий случай, – пояснил он. – Вдруг потребуетесь. Надеюсь, не откажетесь подтвердить? – Ну как не помочь! Филатов подождал, пока патрульные завернут за угол, и пошел домой. Дома его ожидало неприятное известие: кто-то из чекистов арестовал его отца. |
|
|