"Мастер убийств" - читать интересную книгу автора (Сильва Дэниел)

Пролог

Вена. Январь 1991 года

Реставратор сдвинул на лоб бинокулярную лупу и выключил лампы. Подождав, пока глаза привыкнут к царившему в соборе вечернему полумраку, он еще раз оглядел крохотный фрагмент картины — чуть ниже раны от стрелы на ноге святого Стефана. За многие века краска в этом месте растрескалась и осыпалась до холста. Однако мастер восстановил картину с таким искусством, что без специального оборудования отличить реставрированный участок от подлинного живописного полотна не представлялось возможным. А это значит, что реставратор выполнил свою работу на совесть.

Стоя на реставрационной платформе, мастер вытер кисти и мольберт, после чего уложил тюбики с красками в прямоугольный ящик из полированного дерева. Вечерний сумрак затемнил высокие, украшенные витражами окна собора; недавно выпавший снег приглушал доносившийся с улицы шум большого города. В соборе Святого Стефана установилась такая непривычная тишина, что реставратор нисколько бы не удивился, если бы заметил средневекового служку с масляным фонарем в руках, пробирающегося вдоль стены придела.

Реставратор спускался с лесов с ловкостью и сноровкой домашней кошки и уже через минуту неслышно ступил на каменный пол собора. Кучка запоздалых туристов следила за работой мастера на протяжении нескольких последних минут. Реставратору не нравилось, когда на него глазели. По этой причине пару дней назад он велел завесить свою платформу серым брезентом. Теперь под взглядами туристов он вынужден одеваться — натягивать короткое, похожее на морской бушлат, двубортное пальто и покрывать голову шерстяной, с козырьком, шапкой. Отвесив созерцавшим его людям короткий поклон и пробормотав при этом «буэна сера», реставратор машинально всмотрелся в открывшиеся его взгляду лица, привычно запоминая их в статике, как если бы они были написаны маслом на холсте.

Симпатичная девушка — туристка из Германии попыталась заговорить с реставратором, неуверенно выговаривая итальянские слова. Реставратор, чья мать жила до войны в Шарлоттенбурге, ответил на хорошем немецком языке с берлинским акцентом, что опаздывает на важную встречу и разговаривать с ней не имеет времени. Удивительное дело: немки всегда вызывали у него в душе странное беспокойство. Рассматривая свою собеседницу, он скользил глазами по ее большим округлым грудям и длинным стройным ногам. Немка отметила этот пристальный взгляд, ошибочно приняв его за приглашение к флирту, улыбнулась и, отведя от лица светлый вьющийся локон, предложила мастеру выпить кофе в кофейне на противоположной стороне площади. Реставратор извинился и повторил, что торопится. «Кроме того, — добавил он, поднимая глаза к сводам, — это собор Святого Стефана, фрейлейн, а не бар, где можно подцепить парня».

Минутой позже он вышел на улицу и зашагал по Стефан-плац. Реставратор был среднего роста, с короткими черными волосами, тронутыми на висках сединой. Его длинный нос с резким изломом на переносице был будто бы вырублен из дерева. Широкий прямоугольный подбородок смягчали полные губы. В очертаниях глаз проступало что-то славянское: они имели миндалевидную форму, обладали ярким изумрудно-зеленым цветом и удивительно быстрым взглядом. Его зрение оставалось необычайно острым, несмотря на утомительную для глаз работу.

Шел он уверенно, с легкостью передвигаясь по широкой заснеженной площади. Висевший у него на плече деревянный ящик, где хранились краски, палитра и кисти, упирался своим нижним краем в некий металлический предмет, который он постоянно носил на левом бедре.

Пройдя площадь, он зашагал по Ротентурмштрассе — широкой пешеходной улице, по сторонам которой сверкали яркими огнями витрины кафе и дорогих магазинов. Время от времени он останавливался, рассматривая выставленные в витринах авторучки «Монблан» или часы фирмы «Ролекс», хотя никакой нужды в этих вещах у него не было. В следующий раз он остановился под запорошенным снегом тентом тележки разъездного торговца, продававшего горячие сосиски, и купил «кёзевурст» — колбаску, которую, даже не удосужившись надкусить, через сто ярдов выбросил в мусорный ящик. Потом зашел в телефонную будку, бросил в щель таксофона шиллинг и набрал наугад какой-то номер; пока пальцы нажимали кнопки, он просматривал улицу, витрины и двери кафе и магазинов. Механический голос в трубке сообщил, что он неправильно набрал номер. Он повесил трубку, забрал выпавший на металлический лоток шиллинг, вышел из будки и продолжил прогулку.

Реставратор направлялся в небольшой итальянский ресторанчик, расположенный в Еврейском квартале. До нацистов в Вене проживало около двухсот тысяч евреев, которые доминировали в культурной и коммерческой жизни города. Теперь их осталось всего несколько тысяч. В основном это были выходцы из Восточной Европы. Что же до Еврейского квартала как такового, то его в эти дни составляла всего пара дюжин магазинов готового платья, ресторанов и ночных клубов, которые окаймляли Юденплац, иначе говоря, Еврейскую площадь. Среди жителей Вены этот район носил негласное название «Бермудского треугольника», которое оскорбляло чувства реставратора.

Жена реставратора и сын ждали его в ресторане. Женщина сидела за дальним столиком лицом к входной двери — то есть так, как велел ей муж. Мальчик расположился рядом с матерью, втягивая в себя розовыми губами длинные маслянистые спагетти. Реставратор сквозь стекло витрины несколько секунд разглядывай женщину, давая оценку ее красоте, как если бы оценивал произведение портретной живописи. Учитывалось все: изящество исполнения, краски, композиция. Ее оливкового оттенка кожа, овальные карие глаза и длинные черные волосы, заплетенные в косу, конец которой покоился на правом плече.

Он вошел в ресторан, приблизился к столику и поцеловал ребенка в макушку. Потом, перекинувшись несколькими словами по-итальянски с человеком, стоявшим за стойкой бара, опустился на стул. Его жена стала наливать ему вино.

— Только не очень много. Сегодня ночью мне придется поработать.

— В соборе?

Он пожевал губами, вскинул голову и спросил:

— Ты уже пакуешь веши?

Она кивнула, после чего перевела взгляд на экран телевизора, стоявшего над стойкой бара. Над Тель-Авивом завывали сирены воздушной тревоги: очередная ракета «скад» иракского производства проникла в воздушное пространство Израиля. Жители Тель-Авива надевали противогазы и бежали в бомбоубежища. Потом картинка на экране изменилась. Камера показывала, как с ночного неба в направлении города падала огненная стрела. Жена реставратора наклонилась к мужу и дотронулась до его руки.

— Я хочу домой.

— Скоро поедем, — ответил реставратор и добавил себе вина.

Она оставила свою машину на улице неподалеку от ресторана. Это был темно-синий «мерседес»-седан, зарегистрированный в Вене, но записанный на небольшую химическую компанию в Берне. Реставратор усадил сына на заднее сиденье и застегнул на нем ремень безопасности. Потом поцеловал жену.

— Если меня не будет к шести, значит, что-то пошло не так. Ты помнишь, что надо делать в подобном случае?

— Ехать в аэропорт, сообщить пароль и секретный цифровой код, после чего о нас позаботятся.

— Итак, шесть часов, — повторил он. — Если к этому времени я не войду в двери, езжай прямиком в аэропорт. Оставь машину на парковке, а ключи выброси. Ты все поняла?

Она кивнула.

— Обязательно будь дома к шести.

Реставратор захлопнул дверцу машины, махнул рукой жене и зашагал по улице. Прямо перед ним, над крышами домов Старого города, парил в воздухе подсвеченный прожекторами купол кафедрального собора. Еще одна ночь, подумал он. А потом на несколько недель домой. Пока не появится новая работа.

Он слышал, как у него за спиной заработал стартер «мерседеса». Но потом звук поплыл и прервался, как если бы пластинку на проигрывателе неожиданно переключили на другую скорость. Реставратор остановился и резко обернулся.

— Нет! — закричал он, но жена повернула ключ в замке во второй раз.