"Фея" - читать интересную книгу автора (Варли Джон)

ГЛАВА VII Гармоничные небеса

Крис нанял титаниду, чтобы та довезла его до невесть какой дыры под названием Место Ветров, откуда он, как ему сказали, на лифте доберется до ступицы. Титанида оказалась бело-голубой длинношерстной пегой самочкой по имени Кастаньета (Диезный Лидийский Дуэт) Галдеж. Весь этот галдеж и достался Крису. Титанида немного говорила по-английски и попыталась завязать разговор. Крис отвечал лишь хмыканьем — так что всю дорогу (на полном скаку) Кастаньета от души дудела в свой медный рог.

Когда Титанополь остался позади, Крис стал проявлять больше интереса к путешествию. Езда была гладкой как на судне с воздушной подушкой. Они миновали бурые холмы и какое-то время скакали вдоль стремительного притока реки Офион. Потом земля пошла вверх — ко впечатляющей панораме Места Ветров.

Гея представляла собой кольцевой подвесной мост. Ступица ее служила анкером, работавшим против центробежной силы. От ее спиц расходились девяносто шесть подвесных тросов, которые приковывали ступицу к подземным костяным пластам обода. Каждый трос, скрученный из сотен жил, составлял пять километров в диаметре. Жилы несли в себе трубопроводы для нагревающих и охлаждающих жидкостей, а также артерии для транспорта питательных веществ. Некоторые тросы подходили к земле под прямым углом, но большинство выходило из громадных зевов спид и, под наклоном пройдя сумеречные зоны, некоторое время спустя появлялись в дневных областях.

Место Ветров представляло собой окончание наклонного троса в Гиперионе. Походило оно на длинную руку, тянущуюся из мрака и сжимающую землю в кулак из валунов. Где-то в лабиринте гребней и скальных россыпей пронзительно свистели ветры — то воздух накачивался вверх, чтобы из ступицы вылететь обратно через спицы. Воистину то был вековечный кондиционер Геи — так она предотвращала образование перепадов давления и поддерживала приемлемую для дыхания кислородную атмосферу по всей 600-метровой колонне воздуха. Еще то была ангельская лестница в небо. Но Кастаньета и Крис направлялись не туда — лифт располагался на другой стороне.

У Кастаньеты ушел почти час — или целый оборот, напомнил себе Крис, — чтобы обогнуть трос. Дальняя сторона просто ошеломляла. Неисчислимые тонны троса покоились в воздухе над головой, будто небоскреб, выстроенный параллельно земле.

Пейзаж под тросом выглядел безлико-опустошенным. И дело тут было вовсе не в нехватке солнечного света; Гея славилась своим плодородием, поддерживая формы жизни, которые были адаптированы к самым экстремальным условиям среды, включая и полную темноту. Но здесь лишь по соседству со входом в лифт начиналась хоть какая-то растительная жизнь.

Лифт оказался темной, мягкой капсулой четырех метров в длину и трех в высоту, с расширенным отверстием на одном конце. Другой был прижат к сжимателю обычного для Геи типа. Такие отверстия вели в циркуляционную систему, которую, если, конечно, осмелиться, можно было использовать как транспорт. Сами капсулы представляли корпускулы, включенные — через двухфункциональную организацию, которая представлялась не иначе, как торговой маркой Геи, — в систему жизнеобеспечения. Дышащее кислородом животное, помещенное внутрь такой капсулы, вполне могло там жить, пока не умерло бы от голода.

Взобравшись в капсулу, Крис устроился там на каком-то подобии дивана. Из внутренних стенок тянулись волокна, которые полезно было применить в качестве ремней безопасности. Крис так и поступил. Это была его третья поездка в транспорте, который обитатели Геи называли трах-машинами. Он уже знал, что поездка будет малокомфортной, пока трах-машине придется проталкиваться через вихревые токи вокруг поворотных точек.

Интерьер был люминесцентным. Когда отверстие позади было уже задраено, Крис даже пожалел, что не захватил с собой книгу. Ему предстояла трехчасовая поездка, где единственными его спутниками должны были стать его собственное урчащее брюхо — и понимание, что на том конце его ждет беседа с богиней.

Послышался сосущий звук — капсулу втянуло в защитный лабиринт клапанов внутри троса. Она неторопливо плыла от предсердия к желудочку, пока, с неожиданным энергичным порывом, не ринулась в небеса.

Танцора высвечивал подвешенный невесть где прожектор, и его фигура то появлялась, то уплывала из пронизывающего недвижный воздух желтого конуса. То был чечеточный фигляр в цилиндре и во фраке, в гетрах и накрахмаленной рубашке. Подобно всем лучшим танцорам, двигался он совершенно непринужденно. Каблуки его черных ботинок и металлический кончик тросточки выстукивали сложный узор, гулко отзывавшийся в невидимой полости ступицы.

Представление шло в пятидесяти метрах от дверцы самого обычного лифта, на котором Крис проделал последний этап путешествия. Прозвенел звонок — и Крис, обернувшись, увидел, как дверца лифта закрывается.

Танцор его раздражал. Все получалось так, будто он вошел в кинотеатр, где показывали какой-то маловразумительный фильм, причем Крис начал смотреть его с середины. Человек этот должен был что-то значить. Но чечеточник плясал и плясал, ничего своим танцем не сообщая, — просто плясал, и все. Лицо его скрывала тень от полей цилиндра — виден был только остроконечный подбородок. Ему бы шляпу снять, подумал Крис. Наверняка высветился бы голый череп — лик смерти. Или пусть прекратит свои пляски и рукой в элегантной перчатке покажет, куда Крису дальше идти. Но танцор никакого знака не подал — вообще отказался превращаться в символ чего-либо. Просто продолжал отбивать чечетку.

Когда же наконец Крис к нему приблизился, танцор сделал свой ход. Прожектор погас, но тут же зажегся другой — в двадцати метрах от первого. Силуэт мужчины, простучав через темноту, снова выскочил на свет. Зажегся третий прожектор, четвертый, пятый — и так по уходящей вдаль линии. Танцор перепрыгивал от одного к другому, чуть медля ради импровизированной ритмической фразы, после чего стучал копытами дальше. Затем все огни погасли. Стук по мрамору затих.

Но тьма в ступице не была кромешной. Высоко-высоко наверху пролегала безмерная линия алого света, резкая, как луч лазера. Крис стоял меж высокими тенями — коллекцией соборов Геи. Шпили и башни, висячие опоры и каменные гаргульи казались пепельно-серыми на фоне бездонно-черного. «Интересно, а внутри там тоже все как надо?» — задумался Крис. В книгах про это ничего не говорилось. Он знал лишь, что Гея коллекционирует памятники архитектуры и, в особенности, культовые сооружения.

Раздался ровный стук каблуков на отдалении — и вскоре перед Крисом появилась женщина в белом халате вроде тех, что носили санитары. Она обогнула приземистый каменный храм, затем помедлила, чтобы поводить по всей округе фонариком. Яркий свет ослепил Криса. Потом световой кружок двинулся дальше, но вскоре вернулся и снова высветил его, будто беглого каторжника. Наконец свет опустился к ногам.

— Сюда, пожалуйста, — пригласила женщина.

Неловко ступая из-за низкой гравитации, Крис все же к ней присоединился. Женщина повела его по извилистому пути мимо всевозможных строений. Ее ботинки на высоких каблуках внушительно цокали. Женщина держалась непринужденно, в то время как Крис то и дело подпрыгивал будто резиновый мячик. Вращение ступицы оставляло от жэ лишь одну сороковую; Крис сейчас весил всего пару-другую килограммов.

Он все гадал, что же это за женщина. В карантине ему и в голову не приходило сомневаться в человеческом происхождении санитаров. А здесь, наверху, все почему-то казалось иным. Он знал, что Гея способна — и часто этому следует — создавать другие живые существа. Может создавать новые виды — к примеру, титанид, возраст которых составлял всего два столетия, — наделяя их при этом свободной волей и благом своего невнимания. А может творить одноразовых индивидов — столь же свободных и неконтролируемых.

Но она также создавала тварей, что звались орудиями Геи. Эти существа были уже не более чем ее протяжениями. Она использовала их для строительства копий соборов в натуральную величину, для сношений с низшими формами жизни — короче, для всего, что сама она не могла делать просто в силу нормальной экологии своего существования. Вскоре Крису предстояло встретиться с одним из таких орудий, которое само будет называть себя Геей. Да, Гея действительно окружала его со всех сторон — но обращаться к стенам было при этом бесполезно.

Крис снова взглянул на высокую женщину с волнистыми черными волосами. Интересно, орудие она или человек?

— Вы откуда? — спросил он.

— Из Теннесси.

Компоновка зданий была совершенно беспорядочной. Некоторые теснились так, что Крису вдруг подумалось про какие-то небесные трущобы. Другие же разделяло порядочное расстояние. Из-за всего этого беспорядка тут могла оказаться площадь, а там — вдруг проулок. Двое путников протиснулись меж копией Шартрского собора и безымянной пагодой, пересекли мощенную, мрамором площадь — и оказались перед Карнаком.

Автор прочитанной Крисом книги открыто выражал свое недоумение по поводу того, зачем Гея строит всю эту каменную рухлядь. И почему, построив ее, оставляет в темноте, почти невидимой. Человек здесь чувствовал себя мухой, затерявшейся на заплесневевшем дне детской коробки с игрушками. Строения эти вполне можно было использовать как фишки в триллионерской партии в «монополию».

— Вот мое любимое, — вдруг сказала женщина.

— Какое-какое?

— Вон то, — ответила она, указывая фонариком. — «Националь».

Здание казалось знакомым, но после такого обилия за столь короткое время одна каменная глыба начинала напоминать другую.

— А в чем тут соль? Ведь их почти и не видно.

— Ну, Гее свет ни к чему, — заверила Криса женщина. — В таком работал один из моих далеких-далеких предков. Я видела его в Вашингтоне.

— Но ведь совсем не похоже.

— Да, нескладно получилось. Его собираются снести.

— Так вы ради этого сюда подались? Изучать великую архитектуру прошлого?

Она улыбнулась.

— Нет, строить. А где на Земле можно проделать такую работу? Ведь эти здания строились сотни лет. Даже здесь уходит лет двадцать-тридцать — и это без всяких профсоюзов, строительных норм и забот по поводу стоимости. На Земле я строила здания куда побольше, но, если не укладывалась в шесть месяцев, мне давали пинок под зад и нанимали кого-то еще. А когда я такое здание заканчивала, оно получалось в точности как упавший с неба кусок дерьма. Здесь же я прямо сейчас работаю над Зимбабвийской мормонской молельней.

— Да, но что в них толку? Какой тут смысл? Взгляд женщины был полон жалости.

— Если вы задаете такой вопрос, ответа вам уже просто не понять.

Потом они оказались на участке с приглушенной подсветкой. Источник света был совершенно неуловим, зато впервые удалось разглядеть крышу ступицы, изогнутую еще круче, чем на ободе, — и километрах в двадцати над головой. Крыша напоминала хитроумную плетеную корзину, где прутиками служили тысячеметровые жилы троса. На ближайшую стену был натянут отрез белой ткани размером с главный парус кибершхуны. Туда проецировался фильм. Фильм был не только двухмерным, но еще и черно-белым, и немым. Пианола рядом с проекционной будкой обеспечивала музыкальное сопровождение.

От будки до экрана простирался добрый акр персидского ковра, где на диванах и подушках отдыхали с полсотни мужчин и женщин в просторных красочных одеяниях. Некоторые смотрели фильм; остальные болтали, смеялись и пили. Среди них была Гея.

Она мало соответствовала своим фотографиям.

В свое время было сделано несколько снимков того конкретного орудия, которое Гея предпочитала представлять как «себя». Масштаб на них был неясен. Одно дело прочитать, что Гея — невысокая пожилая женщина, совсем другое — оказаться с ней лицом к лицу. Сиди она на парковой скамейке, подумалось Крису, никто бы на нее и внимания не обратил. Таких бомжих на городских пустырях и свалках Крис встречал тысячами — рыхлые старые крысы, шныряющие по помойкам.

Щекастая физиономия богини явно просила кирпича. Меж тяжелым лбом и грязными складками жира были втиснуты вялые темные глазки. Черные сальные кудряшки обрезаны были ровно по плечи. Крис припомнил, что тогда еще отыскал фотографию Чарлза Лафтона, чтобы проверить, верно ли так часто упоминаемое сходство. Да, сходство было просто портретное.

Гея язвительно ухмылялась.

— Ну-ну, сынок, реакция мне знакома. Что, далеко старой карге до эффектного горящего куста, да? А вообще-то, как ты думаешь, на что Иегова тогда рассчитывал? А? Да просто хотел заставить наложить в штаны одного суеверного еврейского пастуха — только и делов. Вот так-то. Ладно, расслабься, парнишка. Возьми себе подушку и валяй рассказывай.

Беседовать с Геей было на удивление просто. Наверняка тут играла роль и нетрадиционность выбора ею Божественного Облика: каким-то неуловимым образом все подводило к восприятию Геи как Земной Матери. В ее присутствии человек чувствовал себя как дома. Все, что он так долго держал в себе, теперь можно было вытащить, обнажить — причем доверие все возрастало по мере разговора. У нее был тот талант, какой непременно нужно иметь всем приличным педагогам и родителям. Она прекрасно слушала и — мало того — ясно давала понять, что понимает. В ее слушании совсем не обязательно мелькало сочувствие, не было там и безотчетной привязанности. Крис вовсе не чувствовал себя фаворитом богини или даже лицом, вызывающим ее особое участие. Но он был ей интересен — и интересно ей было его несчастье.

Крис задумался, а не слишком ли все это лично, раз он проецирует все свои надежды на эту рыхлую старуху. Тем не менее, по ходу разговора он беззастенчиво перед нею плакался и не считал нужным искать себе оправдания.

Он редко на нее поглядывал. Глаза его просто блуждали, попадая то на чье-то лицо, то на кубок, то на ковер — но на самом деле ничего этого не видя.

Наконец, Крис сказал все, что намеревался. Никаких достоверных сведений о том, что должно последовать дальше, у него не было. Люди, возвращавшиеся исцеленными, в своих интервью подозрительно туманно высказывались о тех шести месяцах, что следовали после аудиенции. Ни под каким нажимом говорить об этом они не желали.

Гея какое-то время смотрела на экран, затем отхлебнула из своего бокала на тонкой ножке.

— Чудесно, — сказала она. — То же самое мне передавала и Валторна. Будь уверен, я досконально тебя обследовала, понимаю твое состояние и могу гарантировать, что исцеление возможно. Не только для тебя, разумеется, но и для…

— Простите, но как вы меня обследовали, если…

— Не перебивай. Вернемся к нашей сделке. Это именно сделка, причем тебе она может и не понравиться. Там, в посольстве, Валторна задала тебе вопрос, и ты на него не ответил. Мне интересно, обдумывал ли ты его с тех пор и нашел ли ответ.

Крис напряженно задумался — и вдруг вспомнил проблему двух детей, привязанных к рельсам перед приближающимся поездом.

— Да это не так уж и важно, — признала Гея. — Зато интересно. Я вижу здесь два ответа. Один для богов, другой для людей. Так ты об этом задумывался?

— Да, кажется.

— Ну и что ты родил?

Вздохнув, Крис решил ответить чистосердечно.

— Пожалуй, вероятнее всего… если бы я попытался освободить обоих, то наверняка бы погиб, освобождая второго. Не знаю, которого я освободил бы первым. Но если бы я освободил одного, то неизбежно должен был бы попытаться освободить и второго.

— И погибнуть. — Гея кивнула. — Это человеческий ответ. Вы, люди, без конца так делаете — лезете на сук, чтобы освободить своего сородича. Ну а сук, понятное дело, ломается. Десять спасателей гибнут, пытаясь отыскать одного заблудившегося засранца. Жуткая арифметика. Хотя она, конечно, не всеобща. Многие люди просто стояли бы и смотрели, как поезд давит обоих детишек. — Тут она с прищуром на него посмотрела. — Так что бы ты все-таки сделал?

— Не знаю. Не могу до конца честно сказать, что пожертвовал бы собой.

— Ну а ответ богов прост. Любой бог спокойно дал бы им умереть. Иначе говоря, жизни отдельных личностей значения не имеют. Когда сознаешь все, даже падение какого-нибудь воробушка с ветки, уже не стараешься это падение предотвратить. Природа жизни такова, что все твари смертны. Я вовсе не жду, чтобы тебе это понравилось, чтобы ты это одобрил или чтобы ты с этим согласился. Я просто излагаю свою позицию. Понятно?

— Кажется да. Не уверен. Гея махнула рукой.

— Еще раз. Мне не важно, одобришь ты это или нет. Просто ты должен понять, как работает моя вселенная.

— Это я понимаю.

— Вот и славно. Хотя я не настолько бесстрастна. Немногие боги абсолютно бесстрастны. Будь там какая-нибудь последующая жизнь — которой, между прочим, нет ни в моей теогонии, ни в вашей, — я, пожалуй, склонна была бы вознаградить парнишку, который бросился бы на рельсы и погиб, спасая этих детей. Я взяла бы этого обалдуя в Рай, если бы таковой существовал. Но, к несчастью… — с кислым видом богиня опять махнула рукой — … ближе, чем сюда, ни до какого Рая добраться невозможно. Я не делаю никаких широковещательных заявлений — это место мало чем отличается от любого другого. Разве что жратва здесь вкусная. Но если мне приглянулся кто-то за то, что он проделал, я вознаграждаю его в этой жизни. Сечешь?

— Да, я внимательно слушаю. Рассмеявшись, Гея потянулась и шлепнула Криса по колену.

— Вот это мне нравится. Поехали дальше. За так я ничего не даю. Но ничего и не продаю. Исцеление предоставляется за некие заслуги. Валторна передавала мне, что ты пока еще не сделал ничего такого, чем бы заслужить исцеление. Подумай хорошенько.

— Не уверен, что знаю, что вам от меня нужно.

— Ну, если бы дело происходило на Земле, все следовало бы задокументировать. Изобретение устройства для спасения жизни, заложение основ новой достойной философии. Жертвование собой ради другого. Ты не смотрел «Что за чудная жизнь!» Франка Капры? Нет? Ну стыд и срам. И как это вы, люди, пренебрегаете классикой ради прихотей толпы и популярных дешевок? Главный герой в этой истории совершил нечто, способное его возвысить. Но это не зафиксировали в документах, а раз он вряд ли смог бы доставить пару автобусов с надежными свидетелями ко мне, чтобы все это дело подтвердить, то удача ему не светила. Понимаю, очень скверно — но по-другому я не могу. Тебе в голову так ничего и не пришло?

Крис помотал головой, в которую явно ничего не пришло.

— Свершил ты что-нибудь эдакое после разговора с Валторной?

— Нет. Ничего. Наверное, все мои мысли были сосредоточены на моем несчастье. Пожалуй, мне стоит за это извиниться.

— Нет нужды, нет нужды. На хрена мне твои извинения? Теперь к делу. Штука, понимаешь ли, в том, что я имею дело только с героями. Если хочешь, можешь считать, что я веду себя по-снобистски с вами, однодневками, и что где-то мне надо провести границу. Я могла бы использовать в качестве мерила богатство, и тогда ты столкнулся бы с еще худшей проблемой, чем теперь. Поверь, разбогатеть куда труднее, чем сделаться героем.

В прежние времена я бы и разговаривать с тобой не стала. Тебе пришлось бы вначале доказать, что ты герой. В те дни проверочка была проще простого. Для существ со свободной волей лифт был закрыт. Если кто-то хотел меня видеть, ему приходилось взбираться по спице — 600 километров по вертикали. Любой, кому это удавалось, по определению считался героем. Ну а кому не удавалось, тоже считался героем. Только мертвым.

Но с тех пор как я стала целительницей для рода человеческого, я пересмотрела этот план. Некоторые люди, нуждающиеся в исцелении, так слабы, что им и из постели-то не выбраться. Дураку понятно, что драконов они убивать не могут, но есть и другие способы доказать свою ценность. Теперь и они получили свой шанс. Можешь думать об этом как о минимальной уступке, сделанной человеческим представлениям о честной игре. Хотя, понятное дело, никакой честности и никакого благородства я со своей стороны гарантировать не могу. Просто пользуйся шансом — и абзац.

— Это я тоже понимаю.

— Ну так бери ноги в руки. Пока у тебя есть задача, можешь ее решать. А когда станешь достоин моего внимания, возвращайся. — Но она пока еще от него не отвернулась.

— А чего вы от меня хотите?

Она села прямее и принялась постукивать кончиками пальцев по коленям. Не пальцы, подумал Крис, а сосиски — сплошь усеянные кольцами, которые почти утопали в жире.

— Первое. Ни хрена я от тебя не хочу. Катись домой и забудь обо всем. Второе. Самое простое. Вернись на обод и вскарабкайся сюда по спице. Тут у тебя один шанс из тридцати. Третье. — Она бросила загибать пальцы и обвела своей лапой рассевшихся вокруг людей. — Присоединяйся к пирушке. Кути, развлекайся, и я вечно буду поддерживать в тебе здоровье. Вся эта публика прибыла сюда так же, как и ты. Они решили сыграть в беспроигрышную игру. Здесь куча фильмов и, как я уже говорила, классная жратва. Хотя, надо признаться, очень высок процент самоубийств.

Крис впервые со всем вниманием огляделся. И сразу представил себе, что из этого выйдет. Несколько пирующих уже и на людей-то не походили. Просто сидели, таращась на громадный экран, — тупые наблюдатели, из которых, подобно смрадным водам Стикса, так и сочилась депрессия.

— Четвертое. Отправляйся вниз и что-нибудь такое соверши. Возвращайся ко мне героем, и я не только исцелю тебя, но и дам земным врачам рекомендации, которые позволят им вылечить семьдесят три человека с тем же недугом, что и у тебя.

Вот теперь все. Черта подведена. Теперь дело за тобой. Прыгнешь ли ты на рельсы — или будешь стоять и смотреть, пока кто-то сделает это за тебя? Эта публика тоже надеется, что придет кто-нибудь похрабрее их и с тем же недугом. У одного парнишки, между прочим, то же, что и у тебя. Вон у того, с голодными глазами. Если ты отправишься вниз — жить или умереть — то сможешь стать его спасителем. Или можешь присоединиться к нему и ждать, пока прибудет еще какая-нибудь дубина стоеросовая.

Взглянув на мужчину, Крис был потрясен. Голодные глаза — вот точное описание. Одни голодные глаза. На одно жуткое мгновение Крис представил себя рядом с этим несчастным.

— Но чего же ты, черт возьми, от меня хочешь? — простонал Крис. — Хоть намекни, что ли!

Он чувствовал, что Гея стремительно теряет к нему интерес. Глаза ее блуждали по мелькающим на экране образам. И все же она еще один, последний, раз к нему повернулась.

— Там, внизу, миллион квадратных километров всего, чего душе угодно. Там такая география, какой тебе в жизни не представить. На вершине стеклянной горы лежит алмаз размером с сотню твоих грязных задниц. Принеси мне этот алмаз. Есть там живущие в страшном угнетении племена — рабы низменных тварей с глазами красными и горячими как уголья. Освободи их. По всему моему ободу рассеяны сто пятьдесят драконов, причем все разные. Убей хоть одного. Там живут тысячи неправых, которых нужно наставить на путь истинный. Там мириады препятствий, чтобы преодолеть, мириады беспомощных, чтобы спасти. Советую тебе выступить в поход по моим внутренностям. К тому времени, как ты вернешься туда, откуда начал, твое рвение, могу гарантировать, множество раз подвергнется хорошей проверке.

Решить ты должен сейчас. Этот парнишка с горящими глазами и семьдесят два человека на Земле ждут твоего решения. Они крепко-накрепко привязаны к железнодорожным рельсам. От тебя зависит, спасутся они или нет. Может статься, и ты начнешь понимать, что тебе самому спастись не удастся. Но даже если ты погибнешь, твоя смерть тоже чему-то послужит.

Ну так как? Заказывай выпивку — или катись отсюда ко всем чертям!