"Город Мечтающих Книг" - читать интересную книгу автора (Моэрс Вальтер)

Лавка Кибитцера

Когда мое изумление толкотней на улицах несколько улеглось, хватания за рукав зазывал и навязчивость книгонош начали понемногу действовать мне на нервы. А поскольку с наступлением темноты становилось все холоднее, я решил наконец обратиться к букинистическим книгам. Но с чего начать? С большого магазина со смешанным ассортиментом? Или с небольшой, специализированной лавочки? И если последнее, то с какой специализацией? Лирика? Детективные романы? Жуть-литература рикшадемонов? Гральзундская философия? Флоринфийское барокко? Меня манили все освещенные свечами, полные печатных лакомств витрины, и ради простоты я решил зайти в ту лавку, возле которой как раз стоял. На входной двери был вырезан странный значок: круг, разделенный внутри тремя кривыми линиями. Заведение было освещено так скудно, что даже нельзя было прочесть названия выставленных в витрине книг. Но именно поэтому оно показалось мне самым таинственным и завлекательным из всех на этой улице. Скорее внутрь! Ненавязчивый звонок возвестил о моем приходе, в нос мне ударила давно знакомая затхлость зачитанных фолиантов. Сначала мгновение мне показалось, что магазинчик пуст, но когда мои глаза понемногу стали привыкать к полумраку, я сумел различить, как из серых теней вокруг полок складывается сгорбленная фигура со светящимися в темноте глазами навыкате. До меня донесся приглушенный ритмичный треск.

— Чем могу вам служить? — тонким и ломким голосом спросил гном, точно язык у него был из пергамента. — Вы интересуетесь работами профессора Абдрахмана Соловейника?

Ах ты батюшки! Я оказался в лавке, специализирующейся на писаниях Чокнутого с Мрачных гор. Вот попал, так попал! Я был мало знаком с трудами Соловейника, но и этого хватило, чтобы, понять, что его научная точка зрения на мир крайне далека моей поэтически страстной натуре.

— Лишь поверхностно, — сдержанно ответил я.

Поскорее прочь отсюда, пока я из вежливости не дал себе навязать какой-нибудь неудобоваримый талмуд!

— Без поверхности нет глубины, — возразил гном. — Возможно, вас интересуют его побочные исследования? Например, в области замонийской лабиринтистики? Могу предложить очень ин-тересную работу доктора Оцатафана Колибриля, одного из самых одаренных учеников Соловейника, и ни чуть не преувеличу, сказав, что из нее можно почерпнуть кое-какие сведения о разгадывании лабиринтов.

— Собственно говоря, меня не слишком интересуют лабиринты, — отозвался я и отступил на шаг. — Боюсь, я ошибся магазином.

— Так науки вас не интересуют? Вы ищете беллетристику? Эскапистскую литературу для бегущих от реальности? Значит, вам, нужны романы? Тогда вы действительно не по адресу. Здесь только научно-популярные книги.

В голосе владельца не было ничего враждебного или надменного, и сказанное прозвучало лишь как вежливая информация. Я взялся на ручку двери.

— Прошу прощения! — глупо сказал я и нажал на ручку. — Я недавно в городе.

— Вы из Драконгора? — спросил букинист.

Я остановился. В жизни прямоходящего динозавра есть несколько данностей, и одна из них — всякий способен с первого взгляда определить, откуда ты родом. Пока я еще не выяснил, преимущество это или помеха.

— Этого, пожалуй, невозможно не заметить, — ответил я.

— Прошу, простите мое пренебрежительное и обобщающее замечание о романах. Приходится произносить кое-какие пустые фразы, чтобы отвадить туристов, которые то и дело врываются ко мне и требуют подписанных первоизданий «Принца Хладнокро-ва». Но хотя у меня магазинчик чисто научной литературы, я тоже проглотил кое-какие романы, написанные в Драконгоре. — Сморщенная фигурка нагнулась над заваленным книгами столом и зажгла свечу. — И простите, пожалуйста, за недостаточное освещение. В темноте мне лучше думается.

Танцующий на фитиле язычок высветил лицо гнома: сперва вспыхнул ярко, потом нервно затанцевал, а после несколько опал и успокоился. Что владелец лавки был эйдеитом, я определил сразу, хотя прежде ни одного не встречал. Форму их головы, как я знал из различных энциклопедий, ни с чем не спутаешь, а она позволяет предположить наличие как минимум трех мозгов внутри. Теперь я понял, что таинственное потрескивание исходит из его черепа: как думают эйдеиты, можно услышать.

— Хахмед бен Кибитцер. — Эйдеит протянул мне похожую на вязанку веточек ладонь, и я осторожно ее сжал.

— Хильдегунст Мифорез. — Уже публиковались?

— Не за пределами Драконгора.

— Тогда вы простите, что я еще ничего вашего не читал.

Я натянуто рассмеялся и сам себе показался полным идиотом. Как же я был наивен!

— Но, как я говорил, литература драконгорцев занимала меня довольно долго. Я написал диссертацию о влиянии замедленного кровообращения на крепкую стилистику.

— Вот как? — переспросил я, как будто знал, о чем он говорит. — И каким выводам вы пришли?

— К таким, что замедленное кровообращение положительно сказывается на композиции и гармонии литературного произведения. Драконгорцы — прирожденные писатели, это я могу научно доказать.

— Весьма лестно.

— Я искренне считаю, что физиологически ваш народ прямо-таки создан для литературного труда. Большая продолжительность жизни важна для зрелости письма и овладения техническими приемами. Трехпалая лапа идеально подходит для держания пера, карандаша или чего бы то ни было. Толстая шкура ящера — лучшее средство против отрицательных рецензий. — Эйдеит хихикнул. — В Драконгоре родились некоторые из лучших романов в истории замонийской литературы. «Комната без счастья» Сатория Ямбщика. Или «Напоенные лунным светом» Гартхайма Рифмоотливщика! «Стоять как цапля» Гюльдии Дра-мадубилыцицы! «Нерифмованная ночь»! «Песнь устриц»! «Жеманная наживка»! И нельзя забывать про «Рыцаря Хемпеля» Гри-фиуса Одакропаря.

— Вы читали «Рыцаря Хемпеля»?

— Ну разумеется. Помните то место, где у рыцаря провалились в доспехи очки и на копейном поединке он сражается практичес-ки вслепую? Или то, где он вывихнул нижнюю челюсть, и целую главу ему приходилось объясняться знаками? Как же я смеялся! Шедевр высокого юмора!

Так далеко я не продвинулся. Навязанную мне Данцелотом занудную тягомотину я, потеряв терпение, уже после ста страниц (введение в правила по уходу за копьями), раздраженно забросил в угол.

— Конечно, конечно, — солгал я. — Нижняя челюсть. Неподражаемо!

— Сперва нужно, конечно, продраться через сто страниц введения в правила по уходу за копьями, — сказал Кибитцер, — но потом сюжет ух как закручивается! Глава, в которой автор на протяжении ста пятидесяти страниц обходится без буквы «е» — гениальная находка липограмматики! — Откашлявшись, эйдеит продекламировал:

Вот курица. Ваш стол. И ваш уют. Благополучъя символ уникальный! Вот суть: да воцарится благо тут, Поскольку этих куриц подают На ужин тут столь мило — пунктуально![4]

Я знающе рассмеялся, притворившись, что стихотворение мне знакомо.

— Да, да, ни одного «е» во всей строке… Гениальная находка! — и согласно закивал, думая про себя: «Никогда в жизни не читал. Какая ерунда!»

— Но не только романы! — воскликнул, входя в раж, эйдеит. — Есть великолепная научно-популярная литература из Драконгора. Например, «Об отраде огорода». Истинная вершина описания укрощенной природы.

Это меня ошеломило.

— Вы читали Данцелота Слоготокаря? — Я, наконец, выпустил дверную ручку.

— Читал? Да вы, верно, шутите! Я что угодно из него во сне процитирую!

И потому для успокоения нам остается лишь природа. Почти инстинктивно мы выходим из четырех стен, и в саду, в огороде, под шум листвы под звездами нам дышится свободнее — там у нас становится легче на сердце. Со звезд мы пришли, на звезды вернемся. Жизнь — лишь путешествие в неведомое.

Маленький эйдеит знал единственное произведение Данцелота лучше меня. Из моего левого глаза выкатилась слеза.

— А, вы тоже высоко его цените! Не зря эта цитата вас тронула. Это почти восполняет ваше незнание «Рыцаря Хемпеля».

Я вздрогнул. Проклятье! Я и забыл, что эйдеиты умеют читать мысли. В этой лавке надо держать ухо востро, быть поосторожнее с тем, что думаешь.

— В отличие от речи мысли невозможно подавить, — улыбнулся Кибитцер. — Но вам нет нужды напрягаться. Я уже знаю о вас так много, что могу обойтись без их чтения. Вы ведь лично знаете Данцелота Слоготокаря, верно?

— Он был моим крестным в литературе. Он недавно умер.

— Вот как? М-ммм… Простите мне столь бестактный вопрос! Мои соболезнования. Он был гением.

— Спасибо. Сам он бы так не стал утверждать.

— Тем значительнее это его делает. Обладать такой мощью, о какой позволяет догадываться «Об отраде огорода», и ограничиться одной этой книгой, — истинное величие.

Я пожалел, что Данцелот не услышал этих слов при жизни. На глаза мне снова навернулись слезы.

— Но садитесь же! Если вы проделали столь дальний путь из Драконгора, то, наверное, совсем, измучены. Не хотите мускатного кофе?

Букинист зашаркал к стоявшему на книжной полке кофейнику.

Ни с того ни с сего конечности у меня отяжелели. Я шел с рассвета, не остался отдохнуть в гостинице, а потом много часов бродил по городу. После слов эйдеита я понял, что бесконечно устал. Опустившись на стул, я стер с глаз слезы. — Не бойтесь, я не стану больше копаться в ваших мыслях, — сказал Кибитцер, протягивая мне чашку темного, привлекательно пахнущего напитка. — Могу я спросить вас на традиционный лад, что привело вас в Книгород? Я спрашиваю не из любопытства. Возможно, я сумею вам помочь. — Он поглядел на меня с дружеской улыбкой. Быть может, в эту лавку меня привело милостивое провидение? Если я уже нашел почитателя Данцелота, почему бы не начать поиски с него?

— Я ищу одного писателя.

— Тогда Книгород подходит для этого больше, чем скажем, Кладбищенские Болота Дульсгарда.

Смех эйдеита над собственной шуткой прозвучал как приступ астмы. Порывшись по карманам плаща, я достал рукопись.

— Может, вы прочтете? Я ищу того, кто это написал. Я не знаю ни имени, ни того, как он выглядит. Даже не знаю, жив ли он еще.

— Вы ищете призрак? — усмехнулся эйдеит. — Что ж, давайте почитаем.

Сначала, проверяя качество бумаги, букинист потер ее между кончиками пальцев — типично профессиональное движение.

— Гм. Сорт «Гральзундская изысканная», — пробормотал он. — «Верходеревная Бумажная Фабрика», двести грамм. — Он понюхал рукопись. — Содержание кислот чуть выше обычного. Персиковый привкус. Березовая древесина, толика еловых иголок. Отбеливателя добавили недостаточно. Шероховатый край.

Обычная тарабарщина книгородских букинистов, я такое уже слышал на улицах от книгонош. Кибитцер провел указательным пальцам по обрезу.

— Обрез неровный, каждые пять миллиметров запил. Резательный станок устаревший. Вероятно, «556-й волокнорезательный». Разлиновка нанесена чернилами каракатицы, из чего я заключаю…

— Может, вам стоит просто прочесть? — решился прервать его я.

— Гм?

Он как будто очнулся от транса и долго рассматривал строчки на первой странице. Очевидно, он, совсем как я раньше, восхищался каллиграфической красотой почерка. Затем он, наконец, начал читать.

Через несколько мгновений он стал напевать отдельные фразы, точно читал партитуру, и вел себя так, будто меня тут не было вовсе. Несколько раз он разражался хриплым смехом и криками «Да! Да! Вот именно!» и вообще сильно возбудился. То, что последовало дальше, показалось мне отражением моих собственных «ахов» и «охов», когда я впервые читал письмо в Драконгоре. Он переходил от приступов смеха к слезам, задыхался, хрипел, хлопал себя ладонью по лбу и то и дело издавал возгласы согласия и воодушевления: «Ну, конечно же! Да! Замечательно! Так… совершенно!» После он опустил листки и с минуту сидел неподвижно, уставясь перед собой в темноту.

Я посмел кашлянуть. Кибитцер испуганно вздрогнул и устремил на меня огромные светящиеся глаза, в которых сокращались и расширялись янтарные зрачки.

— Ну и? — спросил я. — Вы знаете автора?

— Текст просто пугает, — пробормотал он.

— Знаю. Кто бы это ни написал, он великий мастер. Эйдеит вернул мне рукопись, его глаза сощурились до узких щелочек. В лавке как будто стало еще темнее.

— Вы должны покинуть Книгород, — прошептал он. — Вам грозит большая опасность!

— Что?

— Пожалуйста, уходите из моего магазина! Немедленно возвращайтесь в Драконгор! Или еще куда-нибудь, но обязательно исчезните из этого города. Ни в коем случае не останавливайтесь в гостинице! Никому не показывайте рукопись! Ни-ко-му! Понимаете? А еще лучше уничтожьте. Бегите из Книгорода и как можно скорее!

Это был целый водопад советов, и все они указывали в прямо противоположном направлении тому, в каком я намеревался действовать. Во-первых, я с удовольствием задержался бы еще немного в этой лавке, чтобы поболтать с симпатичным эйдеитом. Во-вторых, был рад-радехонек, что наконец смог повернуться спиной к Драконгору, и, ракшас меня побери, если я туда вернусь. В-третьих, мне, разумеется, хотелось рано или поздно попасть вгостиницу «У золотого пера», хотя бы потому что там остались мои вещи. В-четвертых, я твердо решил показывать рукопись каждому, кого она заинтересует. В-пятых, я ни за что на свете не уничтожу это самое безупречное литературное творение, которое когда-либо читал. И, наконец, в-шестых, мне ни в коем случае не хотелось покидать этот великолепный город, который казался воплощением моей самой заветной мечты. Но не успел я огласить хотя бы один пункт моих возражений, как эйдеит уже вытолкал меня из лавки.

— Пожалуйста, послушайтесь моего совета! — прошептал он, выпихивая меня за порог. — Самым коротким путем уходите из города. До свидания. Нет: до никакого свидания! Бегите! Спасайтесь, пока еще возможно! И остерегайтесь трикривья!

На том он с грохотом захлопнул дверь, наложил изнутри засов и повесил в витрину табличку «Закрыто». В лавке стало еще темнее, чем раньше.