"Как на Дерибасовской угол Ришельевской" - читать интересную книгу автора (Смирнов Валерий)

РАССКАЗ НОМЕР ДВА

Жена действовала на нервы Баранова с ненавязчивостью бормашины. Минимум два раза за одну ночь. Несмотря на то, что она предпочитала объятия Морфея барановским потугам. Поэтому утро Баранов встречал с воспаленым мозгом при заспанных глазах.

Баранов тупо смотрел на посапывающую супругу и с завистью думал о летаргическом сне Спящей красавицы. Его жена Марина была так похожа на эту принцессу, как нынешний председатель областного совета народных депутатов на бывшего первого секретаря горкома партии: один в один. Молодая и очень красивая, пока не откроет рот. Баранов женился на ней вскоре после того, как наглядно доказал Марине на райкомовском столе, что настоящий коммунист всегда добивается поставленной цели. Даже если цель стоит в неудобной позе. Потом Марина открыла рот и Баранов сразу понял, что ему нужно выбирать между завершением партийной работы и кратковременным посещением ЗАГСа. Девушка наотрез отказалась от поездки на базар в Турцию по комсомольской линии и, чтобы не потерять свою любовь к родному инструкторскому стулу, Баранов предложил ей свою руку и прочие жизненно важные органы в обмен на обещание не мешать ему в дальнейшем проводить в жизнь мудрую политику партии.

Марина открыла свои прекрасные бархатные глаза и Баранов понял, что ему впору закрывать свои.

— Придурок, — обратилась к нему супруга с традиционным утренним приветствием, — ты еще здесь? Господи, с каким идиотом я связалась… Ты украл мою молодость, за серебряную цепочку я помолчу…

Баранов кивал головой с покорностью какаду.

— Он открыл магазин, — продолжала Марина, с привычным отвращением глядя на мужа, — успел сам себе его приватизировать и думает, что на этом все бабки прибегут в эту лавку и будут кричать: «Баранов, а вот и мы». Ты посадил мента у входа и теперь он уносит из магазина больше, чем ты приносишь домой. Нужно быть еще большим идиотом, чем ты, чтобы какой-то рэкет пришел в этот магазин. Хотя большего идиота, чем ты в Одессе точно нет. Если не считать главврача со Слободки, которого такие, как ты, больные на всю голову довели до института Сербского. И этому кретину я отдала свою молодость вместе с доверенностью на вождение папиной машины.

Марина замолчала, чтобы перевести дыхание, и Баранов поспешил вставить свои пять копеек в беседу.

— Я, Мариночка, решил, так сказать, в порядке обмена опытом… Словом, сходить в какой-то магазин, перенять их формы и методы работы…

— … и вызвать на социалистические соревнование в честь открытия фондовой биржи, — продолжила Марина, потягиваясь роскошным телом под тремя одеялами, надежно прикрывающими его от поползновений супруга. — Если у тебя не хватает мозгов, так иди и смотри. Господи, что за идиот… Вон бывший завгоротдело на копченых гусях уже наверное миллион замолотил, а этот пиндос недоделанный решил торговать пластинками, чтоб тебя раздавило вместе с ними. И теперь я вынуждена вместо колготок с рыбками покупать простые. Вчера еле-еле на три пары в кошельке нашла. Самане заметила, как он меня на три пары раскрутил. Вот что, Баранов, дуй на улицу своего бывшего апостола Маркса и поучись, как торговать в магазине всяким говном.

Пользуясь подобревшим тоном супруги, Баранов выскочил на улицу, не получив на этот раз традиционного матюка в спину. От радости он даже не унюхал свежих кошачьих автографов в парадном. Баранов шел по улице поспешно одевающейся в металл Одессы, понимая, что в своей торговой деятельности он допустил большую ошибку. «Надо было решетками торговать, железными дверями, — думал Баранов, — очередь бы стояла, как за водкой. Как в Мавзолей раньше. А с другой стороны, где столько железяк набрать? Раньше было хорошо, снял бы трубку и меня этим металлом фондовым, дефицитным, любой бы завод по маковку завалил с большим удовольствием».

Баранов прошел мимо надписи возле дверей очередного магазина «У нас не дешевле, а у нас лучше» и подумал, что было бы неплохо нечто такое написать у себя. Из всех ключевых фраз, пришедших из недр памяти больше других подходило «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме». Баранов уныло мотнул головой и посмотрел на мраморную мемориальную табличку с золотыми буквами: «В этом доме до 1917 года жил академик Павлов». «И как жил!» — было нацарапано завистливой рукой чуть ниже на стене дома. Выстроенные в строгую линию перед мемориальной табличкой мусорные баки источали неповторимый аромат полусгнивших даров полей. Баранов сглотнул слюну. Марина вычитала в какой-то книге, что до полудня есть вредно. По крайней мере, мужчинам. И при фамилии Павлова у Баранова почему-то сработал глотательный рефлекс не хуже, чем у подопытных собак академика. Так, регулярно сплевывая излишки слюны, Баранов добрался до небольшого магазинчика, который был разрекламирован Мариной с утра пораньше. Над дверьми магазинчика, отличающегося от остальных ненарисованной чашкой с ключом, коротко значилось «Аркаша-ша!»

Баранов смотрел на прилавок с умилением. Вот это выбор, не то, что у него. Жевательная резинка соседствовала с косметикой, из-под которой выглядывала россыпь презервативов, кофе в зернах лежал рядом с видеомагнитофоном, со стен свисали кожаные куртки и хрустальные люстры, клетки для попугаев и картины в золоченых рамах. «А импорта-то, Господи, — мысленно перекрестился урожденный атеист Баранов, — словно у нас при Андропове». И вспомнил, как весельчак и балагур Иваненко, брошенный на укрепление райкома из газеты, где благополучно исправился в должности редактора после того, как несанкционированно посетил публичный дом в Дании, придумал считалку. «Нам сегодня приносили колбасу, духи и мыло, перстни, запонки, заколки, куртки, майки и футболки, кроссы, джинсы и ботинки, и веселые картинки, и швейцарские часы, и французские трусы, раз, два, три, четыре, пять, завтра будем вновь считать». Раньше было хорошо, а потом Иваненко, изгнанный из райкома в директора музея за выпивку, пошел в неформалы и стал народным депутатом. Теперь ему стало еще лучше. Наверняка, уже придумал новую считалку. Интересно, как он зарифмует доллары с «мерседесом», а бриллианты со свежеиспеченным особняком?

Баранов еще раз окинул пылающим взором изобилие полок и вспомнил, как во времена развитого социализма он вместе с коммунистом двадцатых годов из Тамбова и компетентным товарищем, работавшим в облсовете по туризму майором, зашел в обычный финский магазин. Ну, Баранова и компетентного товарища этими штучками мира капитала напугать было тяжко, привычка сказалась, а у старого большевика ночью температура поднялась от увиденного. На что Баранов и компетентный товарищ тут же указали в своих отчетах, мол, чтоб больше не травмировать пожилого человека, не хер его впредь пускать в мир каменных джунглей.

Баранов с отвращением вернулся из воспоминаний в сегодняшний день и прислушался к разговору продавца с единственным покупателем, вертевшим в руках рыболовный крючок. Покупатель, как и все приезжие, отличался от продавца прекрасным загаром. Продавец был квадратным, словно славянский шкаф, который не успел продать СП с улицы Бебеля.

— Так вот я вам говорю, шо этот кручок не просто там какой-то кованый, испанский. Он универсальный, любую рыбу взять может. Вы попробуйте зацепистость. Прямо, как у хуны с-под «Лондонской», — с возбуждением рассказывал продавец. — Мой сосед на такой кручок поймал судака на двенадцать кило. Я ему кинул идею: «Напиши в журнал „Рыболоводство“, это же рекорд». Не захотел, он рекорды только на Привозе ставит. Так шо не думайте долго, все равно последний, еще вчера тыща была. Или две.

— Беру, — ответил покупатель, — пойду попробую, как ловится ваша рыба.

— Шо значит пойду? Вот так взял и пошел, — забарабанил в ответ продавец, — вы шо думаете, вы бросите в море этот кручок и рыба выползет на берег с ним у зубах? Не, кручок надо привязывать до лески. И если вы скажете, шо леску надо покупать в рыболовном магазине, так я вам отвечу: ха! Привязать до той лески кручок, это просто его легче сразу выкинуть. Потому шо рыба нашу леску оборвет, особенно если на ней стоит знак качества: сделано руками, ногами, но без головы. Вы посмотрите здесь глазами, только для вас: последняя катушка лески «Дамул». Западная Германия, или теперь просто немецкая, мененная, завяжите среди нее узел и тяните в разные стороны. И если порвете — я вам ее подарю.

Покупатель заинтересовался таким предложением. Он завязал на леске узел и попытался его истребить с яростью революционера из недоразвитой страны, рвущего оковы международного империализма.

— Не отрежьте руки, нечем будет ловить рыбу, — посочувствовал продавец.

Покупатель пыхтел, как чайник, однако леска все равно не поддавалась.

— Можно, я попробую? — несмело предложил Баранов. Продавец победоносно посмотрел на него и учтиво произнес:

— Если клиент, который ее уже берет, не против, то рвите, хотя это не проще, чем купить зелень по сто рублей. Но шоб мне так снилось, это таки-да последняя леска.

Баранов сжал в руках отрезок лески с завязанным узлом и прикрыл глаза. Он собрался с духом, представил себе, что рвет узел своих накопившихся семейных проблем и, скрипнув фарфоровым зубом о настоящий, резко развел руки в сторону. Узел лопнул.

— Ага, — радостно оживился продавец, — есть еще сила в пороховой бочке. Шо вы вылупились на меня, вы смотрите на него. Это же наш знаменитый городской чемпион по штанге. Ему шо узел разорвать, шо вас пополам — без особой разницы.

Баранов никогда не поднимал штангу. Больше того, он возненавидел этот снаряд заочно после того, как два раза в жизни — первый и последний сцепился с Мариной на кухне. Супруга ловко ударила его ногой в пах и Баранов рухнул на пол, в падении почувствовав, что яйца становятся квадратными. «Еще раз полезешь, — заявила Марина добреньким голосом, — таки ты у меня станешь, как штангист на тренировке. Всю жизнь будешь пытаться поднять с третьего подхода к хирургу».

Поэтому со штангистом Баранова объединял только размер живота и тяжкие воспоминания о регулярном питании. В другое время он бы важно заявил продавцу, что не имел бы со спортом ничего общего даже под угрозой физической расправы, но, помня зачем зашел в этот магазин, промолчал. Тем более вражеская леска разрезала кожу на ладони, и Баранов в прямом смысле слова зализывал рану.

— Хорошая леска, — решил покупатель, с жалостью глядя на травмированного чемпиона. — Беру. Сколько с меня?

— Слушайте, я не хочу, шобы потом в городе за меня шла поганая слава, скажу вам честно. Мне не надо, шобы все говорили: Аркаша надурил приезжего, креста на нем нет. Хотя на мне его таки — да никогда не было. Шо вы думаете себе, вот я вам просто отдам товар и честно не предупрежу? Никогда!

— А в чем дело? — испуганно вытаращил глаза покупатель. — Леска не германская, а кооперативная?

— Ни в коем разе, — развел руками продавец, — она самая настоящая. Но я бы был в корне неправ, если бы промолчал за то, шо когда ловишь рыбу, эту самую леску надо привязывать до удочки. Молчите, я знаю, шо это сейчас большой дефицит. Но только не для нашей фирмы. Смотрите здесь, это телескопическое удилище «Санио». Та самая корпорейшн, которая гонит знаменитую аппаратуру, так вы можете себе представить, шо за чудо вместо удочки они выпускают? Это же вам «Санио», а не тот фуфель, который шпарят в гонгонгских сараях специально для наших туристов, потому шо поляки его перестали брать. Если вы скажете, но только честно, шо вы видели у своем городе такую удочку, я вам ее подарю. Или плюну в вашу сторону, потому шо это брехня. И вот теперь, когда у вас есть кручок, леска и удочка, вы можете смело идти до моря и ловить, шо в нем живет.

Покупатель рассмеялся и решительно махнул рукой:

— Гулять так гулять. Беру и удочку.

При этих словах Баранов перестал лизать свою ладонь.

— Очень хорошая удочка, — заметил он, — у меня где-то наподобие есть.

— Вот именно, шо наподобие, но не больше того, — воспалился продавец, — такая снасть и на Западе — это вам не хер собачий, шо тогда говорить за нас? Слушайте, товарищ или господин, зачем вы достали свой бумажник и смотрите на мене? Я понимаю, шо он у вас не такой толстый, как зад у моего налогового инспектора, но тем не менее должен признаться, шо… Короче, вы видите на удочке вот эту самую железячку. Так вот это не просто железячка, а специальное крепление для катушки. Это такая вещь, без которой легче поймать триппер в трамвае, чем здоровую рыбу у море. Только не бледнейте, у нет катушки «Санио». Чтоб я так жил, нет! Зато я имею катушку «Митчел», это вам даже не «Санио». Вы читали, как Хэмингуэй ловил акул, когда на Кубе не было Кастро, зато все было, как у людей? Так не это самое главное. Главное, шо этот Хэм ловил акул на катушку «Митчел». У нас в Черном море, между прочим, тоже акула-катран бегает. Вы и только посмотрите здесь: это фрикционный тормоз, две скорости, как на водяном велосипеде, да шо там говорить… Я молчу за рыбалку, но вы вернетесь до себе домой, если, конечно, не умрете от радости во время ловли в море. Вы вернетесь домой и покажите эту катушку своим друзьям. И вот они точно отбросят копыта от зависти. Потому шо рыбаков в каждом городе, как волос на заднице, а такая катушка будет только у вас. Это же известная английская фирма «Митчел», а не халоймыс «Дельфин» из Киева, на который можно ловить одни неприятности, а не одесскую рыбу.

— А что, в море еще не вся рыба передохла? — не к месту вмешался Баранов, с завистью глядя на катушку «Митчел». Точно такую он мог бы взять по разнорядке два года назад за двадцать пять рублей, но пожмотился, несмотря на то, что на толчке их кидали в четыре раза дороже. Иди знай, сколько эта катушка будет стоить теперь — сотню бы взял. Да что там катушка, чего хочешь нужно было сотнями брать, не прогадал бы.

— Перестаньте этих глупостей! — улыбался одновременно Баранову и своему клиенту продавец, — жизнь вылазила из моря на берег миллион лет, а вы хотите, шобы за семьдесят ее полностью уничтожили. Это даже нам не по силам. Так шо поговорка «На безрыбье и раком станешь» не для Одессы. Просто рыба отошла от берегу и сидит на глубине.

Там меньше гадости льется от наших предприятий и ихних приезжих…

— Гм… — недовольно напомнил о своем присутствии приезжий, — на что это вы намекаете?

— Я ни на шо не намекиваю, а просто стараюсь, шобы вам было хорошо. Вы же все-таки не государственное предприятие, с вас отходов меньше. А шо говорить: товаров не производят, а гадости в море льют — будь здоров. Так не это все-таки главное. Нет, Вы шо, не знаете поговорки: «Рыба ищет, где глубже, а человек — шо плохо лежит»? Знаете шо?. Нет… Это вам не пойдет… сильно дорого…

— Дорого, — презрительно ухмыльнулся покупатель, — да вы знаете, кем я работаю? Я брокер красноокнянской биржи цветных металлов и вторсырья…

— Скажите пожалуйста, брокер. А на вид — вылитый Петров. Конечно, я дико извиняюсь, брокер — это вам не какой-нибудь директор станции техобслуживания, где ко всем делам еще и зарплату дают. Так вот, господин брокер… Ой, вы знаете, у меня есть один знакомый брокер, который раньше был дилер, по фамилия Дрикер. Рыбак сумасшедший… Так вот, даже у него нет того, шо я вам имею сейчас предложить.

Баранов даже не мог представить: чего не хватает для полного счастья брокеру Дрикеру, и поэтому он вопросительно посмотрел на продавца, несмотря на то, что внимание хозяина магазинчика распространялось теперь исключительно на красноокнянского гостя.

— Так вот, скажу вам, как маме родной, рыбу с берега ловить хреново. Надо идти на глубину. Ну хорошо сказать, идти, пока еще не приватизировали катера пограничников. Дрикер этого только и ждет вместе с бывшим обкомом и теперешней милицией. Зато я вам уже сегодня могу предложить маленький катер с мотором «Судзуки». И скажу вам по секрету, наши пограничники о таком моторе могут только мечтать. Между прочим наши лодочные моторы едут только у перед, как завещали классики марксизмы, а ихние и задним ходом шпилят. Смотрите каталог, где мой палец. И если это чудо вам подходит, я сейчас звоню по телефону прямо из отсюда и через десять минут катер будет впереди дверей моей фирмы. Нет, вы представляете себе, шо будет, когда вы приезжаете до себе домой с таким катером? Это все равно, шо сегодня пройти по Одессе с ананасом. Хотя когда-то этими ананасами рыгали наши нищие…

— У нас-то и ездить на нем негде, — серьезным голосом перебил монолог продавца брокер.

— Подумаешь, ездить негде. И не надо. Вы же нуждаетесь в рекламировании, спонсировании и прочей херне, хотя сами не знаете, зачем оно вам и людям. Ну, возьмите и откройте у себя музей флота — вот и первый экспонат… Только не говорите, шо у вас никогда не было никакого флота, ничего страшного. У нас, между прочим, есть министерство культуры, и никто от этого еще никто не умер. Не хотите музей — подарите катер каракумского детскому дому, это сейчас еще моднее, чем шляться по круизам. Но скажу вам честно, через год этот катер будете стоить дороже, чем тянет сегодня теплоход «Иван Франко» без капитального ремонту. Так шо вы не просто себе будет доставлять удовольствие, но еще и выгодно вложите деньги. Хотя, если это деньги, тогда я граф Дракулер. Между нами говоря, два года назад этот катер, правда, без мотора, стоил дешевле, чем сегодня кило бананов, шоб мне не сойти с этого места. Так шо, звонить?

Приезжий и Баранов одновременно кивнули головами. Продавец снял с полки радиотелефон с ценником и стал быстро нажимать на кнопки, одновременно выспрашивая:

— Это красная красавица «Жигули» ваша? Чудесная машина, не хуже «Вольвы». Кстати, вам «Вольва» не надо?.. Алле, Сэмен, Аркаша на проводе. Будешь ты мне здоровенький, буду я тебе здоровенький, кто же выполнил больничный план? Ой, и не говори, у них на три больницы осталось одна таблетка. Да и то пургена… Но не это главное, хотя гробы подорожали опять. Главное, шоб ты по-быстрому ставил на прицеп этот «Судзуки»… Как просят оставить? Сэмен, ты мне это завяжи, мой клиент должен выйти с фирмы, как с гарему, полностью удовлетворенный. Так шо давай по-быстрому сюда. Да, понял, с мене причитается. Та ты шо, с коня попадал? Он возьмет катер вместе с прыцепом, шо он этот глиссер в зубах по асфальту поволокет? «Жигули» у него. Ну и шо «что?» Я понимаю, шо на прицепе одно колесо от «Мерседеса»… Короче, время деньги, даже если это рубли, дуй суда.

Через пятнадцать минут Баранов уже помогал крепить прицеп к машине приезжего, сменявшего все купюры, привезенные в Одессу, на испанский крючок, английскую катушку, японский катер, удочку и отечественный прицеп. Довольный покупатель перед тем, как уехать, выудил из заднего кармана смятую пятерку и протянул ее Баранову со словами «Спасибо, друг». Баранов машинально взял деньги, повертел их в руках и заметил:

— Когда-то бутылку можно было взять…

— Ну зачем вспоминать за когда-то, — вздохнул продавец, забирая у Баранова купюру, — мы же сейчас живем.

Он вытащил из кармана дешевую жвачку, протянул Баранову и добавил: — Теперь только вот шо можно взять за эти так называемые деньги.

Баранов повертел в руках жвачку и сказал:

— Интересно работаете. Все с крючка началось…

— Какой там кручок, — улыбнулся кончиками губ продавец, — приехал к нам человек отдохнуть на недельку. Вдобавок девочку с собой привез, как будто у нас с этим добром такое же напряжение, как с сахаром. По нынешним временам, значит, пациент при капусте — это даже придурку ясно. А шо ему надо в Одессе? Шобы было солнце и море, хороший стол в ресторане, как при проклятом застое, ну и, конечно, номер с трехспальной кроватью типа «Ленин с нами». И все это у него есть, а дальше? А дальше приключается хохма — у его девочки начались праздники. И он заскочил ко мне купить тампакс. Ну купил, ну и шо? Между нами говоря, эта роскошь по карману только большим бизнесменам. Раз делает такую покупку, значит с бабками у него — будь здоров. Я говорю, пока девочка от тебя отдыхает, получи другое удовольствие. Сходи на рыбалку, это же незабываемое впечатление — споймать рыбу в Одессе. А вы говорите — кручок…