Валерий Иващенко Месть проклятых

Вместо пролога.

- Проснитесь, ваше сиятельство, умоляю!

Пожилой дворянин с ворчанием перевернулся на своём ложе на другой бок. Однако капитан не унимался - Заник за свои заслуги и верность сюзерену пользовался у его сиятельства немалыми, но вполне заслуженными привилегиями. А потому спокойно проигнорировал пожелание провалиться к дьяволу, равно как и раздражённо брошенный в его сторону ночной колпак. И в конце концов граф оказался вынужден привстать и, превозмогая последствия вчерашней пирушки, открыть красные с недосыпа и вполне понятных причин глаза.

- Вот же ж старый хрен! Чего тебе?

Наклонившийся над ложем и трясший его Заник так откровенно обрадовался, что выпрямился и облегчённо расправил крытые потёртой кольчугой плечи.

- Ваше сиятельство, там у ворот вашего замка нечто такое, на что вам стоит посмотреть своими глазами, послушать - и со всей внимательностью. Кажись, сведения о вашем Альфреде появились...

В полутёмной опочивальне воздух на миг застыл. Замерли золотистые пылинки, пляшущие в лучике пробившегося меж портьер утреннего солнца. Казалось, весь замок остановился в ожидании чего-то недоброго. И это спокойствие внезапно взорвалось - рука графа Эверарда змеёй метнулась вперёд, ухватила капитана стражи за кольчужный ворот и притянула ближе. А длань у его сиятельства всё так же тяжела, как и в молодости - не приведи боги попасться под неё в горячую пору.

- Повтори! - в глазах старого графа полыхнул такой огонь, что Заник от испуга передёрнулся.

- Ваше сиятельство, - севшим голосом, почти шёпотом доложил тот. - К воротам пришла лесная дева с человеческим младенцем - и рассказывает очень, очень занятные вещи...

Скрежещущий вой снова разнёсся по лесу, порождая ощущение безграничной злобы, паники и близкой смерти. Отголоски его ещё долго блуждали меж деревьев, отчего по верхушкам сосен в испуге метались рыже-серые белки, да птицы на лету роняли перья вместе с капельками помёта.

Осторожно подкравшись с подветренной стороны к источнику столь неприятных шумов, Альфред теперь хмуро смотрел на поляну, раздвинув ветви кустарника. Вместе со звериной вонью немытых тел в ноздри лез едкий, неприятный запах. Плохо, очень плохо! Если орочий шаман успеет сделать своё дело, здесь воцарится очередная Пустошь - словно выжженная беззвучным взрывом огромная проплешина, лишь через много лет зарастающая упрямой сорной травой. Так были потеряны побережье и долины, пустота зияет страшными обломками на месте славного града Ривернолла. И вот теперь грозное шаманство орков добралось и до родного Семигорья.

Альфред по рождению, как бы это помягче сказать... а-а, да ладно, чего уж теперь? В общем, хоть и не любят люди эти слова и почитают бранными, а всё же быть бастардом, ублюдком - не самое худшее, что есть на свете. Внебрачный сын графа Эверарда, прижитый тем от голубоглазой красавицы Анны, дочери садовника, отличался той крепостью тела, что свойственна людям трудолюбивым - и той живостью да возвышенностью духа, что отличает благородное сословие. Папаша не то, чтобы признал мальца, но взял в свой замок и вырастил из незаконнорожденного отпрыска крепкого воина. Так что давно прошли те времена, когда кто-либо осмеливался в лицо или даже за глаза назвать Альфреда нелицеприятным словом: ловкий и сильный двадцатилетний молодец живо воспитал к своим кулакам и мечу должное почтение.

Так и сошлись на витиеватом прозвище "боковая ветвь". Или "яблоневый цвет" - за те едва прикрытые ресницами жаркие взгляды, что якобы ненароком бросали на статного и пригожего голубоглазого парня девицы, а иной раз даже и их молодые мамаши. Порода, что тут скажешь!

Особых обязанностей у Альфреда сегодня не было, вот и отправился он побродить по осеннему лесу, густо растущему во владениях его светлости графа. Последние погожие деньки, когда уже не жарко, но ещё и не пришли унылые дожди - отчего-то парень особенно любил эту пору.

Добродился, Падший это всё побери! И теперь, словно лазутчик во вражьем стане, он смотрел на творящееся посреди небольшой тенистой полянки действо.

А посмотреть было на что. Пятеро орков неимоверной даже для их крепкой расы комплекции - все в кожаных безрукавках с пришитыми поверх наподобие чешуи костяными пластинами и с воронёными ятаганами в мускулистых лапах. Их уродливые головы беспокойно и подозрительно вертелись, осматриваясь и прислушиваясь окрест. Но в центре, под их прикрытием, тощий и, судя по свалявшемуся и порыжевшему на загривке меху, пожилой шаман глухо бил в бубен. Извиваясь всем телом и напевая заунывный тоскливый напев, он уже готов был опустить в булькающий над огнём котелок маленькую, недавно добытую человеческую голову.

Приглядевшись, Альфред мысленно помянул нечистого. Так вот куда два дня тому запропастилась дочурка бондаря из Зеленушек! Единственная златоволосая девчонка на всё графство - тут не признать было бы мудрено. А ведь ей прочили быть первой в деревне красавицей. Возможно, кто-нибудь из сыновей графа даже соизволил бы обратить на простушку внимание и обрюхатить, обеспечив семье безбедное будущее.

Стиснув зубы, бастард еле удержал в себе глухой стон - он уже знал, что сейчас обнажит меч и выскочит на поляну в безнадёжной попытке прервать обряд. Против пятерых орков в одиночку шансов у него маловато. Но если наплевать на оборону и попытаться первым же ударом достать шамана - Семигорье удастся спасти. Но это же значит, что самому Альфреду жить остаётся совсем мало - уж как орки умеют орудовать своими ятаганами, он знал не понаслышке...

А в это время маленькая, бестелесная лесная дриада буквально тряслась от ужаса. С поляны, где расположились страшные пришлецы, тянуло таким зловещим ядом, что Весини не выдержала. Лес и вся горная долина обречены - это она уже знала точно. И всё же стремилась удрать, содрогаясь в слепом ужасе. Выскочив на берег ручья, она на миг замерла.

Крики и звон клинков донёсся со стороны поляны, и Весини удивлённо всплеснула полупрозрачными руками - этот одинокий воин всё-таки решился! Нет, какие же молодцы эти человеки, ведь один против шести это верная погибель... И всё же, прислушиваясь к доносящимся сюда шуму и лязгу битвы, она сама не зная зачем замерла. Трясясь от страха и омерзения, дриада ждала невесть чего, каждый миг готовая унестись прочь - подальше. Хотя от камланья орковских шептунов не удрать и не скрыться, тошнотворный ужас оказывался сильнее.

И в это время призрачный серый туман, наплывающий со стороны поляны, сгинул. Растаял, словно его никогда и не было. Не веря своим ощущениям, всё ещё дрожащая Весини сторожко присмотрелась и даже принюхалась, открыв для восприятия всё своё чуткое естество.

Удалось! Воину из рода человеков удалось!

Удары острой стали и крики прекратились. Дриада вновь насторожилась - со стороны поляны сюда кто-то шёл. И эти звуки ломающих ветки ног Весини очень не понравились, уж очень они были неправильными. Неуверенными, спотыкающимися, словно их обладатель напился перебродившей браги из ягод и плодов, которую зачем-то употребляют эти непонятные двуногие с горячей сущностью. Потому призрачная фигурка вновь заметалась и не нашла ничего лучшего, чем юркнуть и спрятаться в ствол старой, чуть покосившейся сосны, что нависала над ручьём.

Из подлеска, спотыкаясь о камни и ветки, вышел воин человеков - но Вечный Лес - в каком виде! Всё тело в дырах, заляпанный парящей алой водой, он еле волочил ноги. Опираясь на своё наводящее дрожь оружие, цепляясь за деревья, он кое-как, шатаясь, добрался к ручью. И на этом его силы, похоже, закончились - обняв старую сосну, парень слабо застонал и стал сползать наземь.

Дриада в своём убежище содрогалась и корчилась от боли. Ведь сам того не ведая, человек позвал её. И ещё она знала - орки и человеки умирают, когда из дыр в их телах вытекает слишком много алой жидкости, столь непохожей на хрустально-чистую воду ручья.

И когда объятия человека и дерева разорвались, он упал, последний раз скользнув рукой по шершавой коре. Неведомая сила выкинула Весини из ствола, и маленькая дриада храбро склонилась над умирающим. Не будучи ничем в силах помочь, она с болью и жалостью смотрела в эти пронзительно-голубые, словно горные озёра, глаза, гладила вспотевшее чело призрачной ладонью.

В тот миг, когда всю её сущность пронзила судорога боли от умирающего совсем рядом живого существа, Весини сама не зная зачем наклонилась - и приняла в себя последний вздох уходящего.

Жаркая волна прокатилась по призрачной дриаде, заставив её на миг вспыхнуть никогда не виданным ярким светом. Она кричала, содрогаясь в сладкой муке. О Вечный Лес - неужели это то самое чувство, о котором втихомолку шептались самки человеков, когда любопытная дриада подслушивала их болтовню? Как же она сейчас завидовала им, смертным женщинам...

- Тварь богомерзкая! Сейчас ты узнаешь на себе весь гнев Хранителя предержащего! - отец Марк от ярости был вне себя и брызгал слюной да пеной не хуже горного ручья. - Не удастся тебе обмануть и смутить души наши - так и знай!

Хмурый как туча граф взглянул в сияющее бездонной голубизной небо, какое бывает только в начале лета - когда оно ещё не выцветет до знойной блеклости, а затем снова перевёл взгляд на полупрозрачную, состоящую словно из невесомой текучей воды дриаду. Если бы этого младенца принесла обычная женщина, её приняли бы в замке с почётом и будущее её было бы обеспечено. Уж родимое пятно, серебристый дракончик на левом предплечье малыша - родовой знак Эверардов - неопровержимо свидетельствовал, что кто-то из сыновей или бастардов графа зачал крепкого воина или статную деваху, так сильно отличающихся от обычной крестьянской серости.

Но эта рассказанная лесной девой история о невесть как сгинувшем ещё осенью Альфреде заставила старого, умудрённого жизнью графа призадуматься и осмотреть младенца ещё раз. Нет, знак на месте и подделать его невозможно. Но в то же время ребёнок человека - и дриады? Нет, поверить в такое трудно.

И всё же граф смотрел и никак не мог оторваться от ясных синих глазёнок весело пускающего пузыри мальчишки.

"Анна, как же я тебя любил... если бы ты не ушла так рано - я бы наплевал на всё и сделал тебя графиней..."

- Когда пропал Альфред? - спросил он в сторону, и Заник, почесав в затылке, хмыкнул:

- А ведь, ваше сиятельство, аккурат десять месяцев тому или чуть больше.

Граф задумчиво коснулся младенца, провёл рукой по голове, неодобрительно нахмурился на еле заметно заострённые кверху ушки. Если не знать, то и не заметишь... А малыш, попав шалой ручонкой по ладони деда, тут же вцепился всей маленькой пятернёй в палец.

- Гу-у!

- Наша хватка, как раз по мечу, - одобрительно осклабился Заник, склоняясь над малышом и самым пристальным образом рассматривая отметину и глаза. - Да вроде тут без обмана, ваше сиятельство...

Взвыв так, что двое солдат у ворот испуганно отшатнулись, святой брат вновь стал настаивать на немедленном аутодафе лесной демоницы и гомункулюса - по всем канонам Святой матери-церкви.

- Так в чём дело? - полуобернувшись, через плечо рявкнул на него граф. - Возьмите пару солдат и готовьте, что там надо. Или что, я - должен - ждать? Я, повелитель Семигорья?

И этот рык Горного Дракона, задирать коего давно уже закаялись соседи и даже самые забубённые головушки, горной рекой раскатился по замковому двору. Отец Марк затрясся всем телом от переполняющей его злобы. Перекосившись лицом так, что Заник от всего сердца втихомолку пожелал ему, чтобы и впрямь с тем приключилась падучая, священник утёр слюнявые пухлые губы. И поддёрнув грубую серую рясу, припустил по каменным плитам двора.

- Эй, вы там! Столб, цепи, дрова - живо! Марта, принеси из кухонь масла, а я сбегаю за требником. Их сиятельство не потерпят заминки!

Отвернувшись, граф бросил взгляд на своего капитана. На миг он вздрогнул - такое неодобрение читалось во взгляде соратника многих битв. Так и виделось, что солдат едва сдерживается, чтобы не выхватить меч и не нашинковать своего господина тонкими ломтиками.

- Остынь, Заник, - процедил сквозь зубы граф и перевёл глаза на дриаду.

- Как тебя зовут?

Каким образом слова лесной девы проникали в голову, не знал, наверное, даже и многомудрый смотритель храмовой библиотеки в Тарнаке. Но не ушами воспринимались они - а всем сердцем. Ибо именно оно сладко трепыхнулось, едва до сознания мужчин дошёл ответ.

- Весини, дочь леса.

- Тогда, Весини, скажи мне - какое имя ты выбрала для моего внука?

От ответа дриады не лишённый всё же романтической жилки суровый граф удивился. С просветлевшим лицом он внимал - как счастливая и в то же время немного встревоженная мать слушала шёпот затаившегося под огромным пнём мудрого лесного духа. Как лукавые и неверные сильфиды воздуха слетались, чтобы полюбоваться на неслыханное диво, сопящее в своей колыбельке. Как медведица с подлунных гор и тигрица восточных чащоб схватились за право давать малышу своё молоко - но аппетит у мальчонки оказался на зависть, и обе счастливо порыкивающие мамаши остались довольны.

Невидимые человеческому глазу феи горных озёр водили вокруг младенца свой хоровод, и серебристый радостный смех булькающего от счастья малыша служил им наградой и утехой. И даже старый демон огня, дремавший дотоле в корнях гор, вылез наверх полюбопытствовать - и беззаботная детская ручонка не обожглась об ослепительно сияющего гостя.

И лишь в ту ясную полночь, когда красавица Селена явила миру идеально круглый облик, спустился из горних высей ветер. Сообщил он немало опечалившейся и задумавшейся матери, что надлежит мальчишке быть воспитанным в мире людей. А ещё принёс крылатый посланец богов имя. Выплелось оно шорохом ветра в кронах и шелестом дождевых капель о камни, разлетелось незримым эхом по всему миру - став явным лишь для умеющего видеть и слышать. И тайным для всех прочих.

- Но повелительница лесных воинов, нагнувшись над колыбелью, дала мальчику второе имя - дабы уберечь от губительных страстей и низменных чувств, неизменно преследующих род человеческий. Айлекс, что означает...

- Защитник, - вдруг пересохшим языком прошептал старый граф, не хуже иных мудрецов знающий древний язык.

И неизвестно, где бродили думы властелина Семигорья, но тут сбоку подскочил нетерпеливо облизывающий губы святой брат и бесцеремонно потеребил шитый серебряной нитью рукав камзола.

- Давайте же, давайте скорее жечь эти проклятые исчадия ада!

- Всё готово? - граф недобро ощерился.

И Заник поёжился невольно - такая ненависть сверкнула во взгляде старого вельможи. Как тогда, много лет назад, когда лорд из Вышеграда ненароком прошёлся острым словом по покойной ныне Анне, властительнице дум повелителя Семигорья. Останки того лорда потом сшивали по частям и хоронили тайно... А граф Эверард поднял глаза чуть выше - на солдат, смущённо переминающихся за спиной святого брата.

- Ну что ж, пусть сегодня огонь очищающий примет в свои жаркие объятия заблудшую душу! - голос вельможи весенним громом разлетелся по замковому двору, словно на миг к его хозяину вернулась молодость. - Возьмите этого жирного монаха - и на костёр!

"А ещё сообщаю вашему святейшеству, что бесы завладели душой преподобного брата Марка. Зимы у нас в Семигорье суровые, а нынешняя выдалась так просто на диво студёной. Только вином и спасались - спасибо всеблагим небесам, кто-то из стариков надоумил нашего светлого графа, и их сиятельство вдоволь загрузили бочонками подвал. Так вот, пристрастился брат Марк к зелью - с самого праздника середины зимы, почитай, и не просыхал.

И в начале лета таки одолели его демоны. В глазах огонь адский, изрыгать проклятия и богохульства начал. А изо рта пена, будто объелся корня мыльнянки. Уж на что я в кольчуге был, а и то забеспокоился - вдруг покусает? И дошёл до того покойный брат, что стал требовать, дабы граф живьём сжёг своих внуков.

Насилу его трое дюжих воинов скрутили - хотя брат Марк прежде ни силой чресел, ни шириной плеч не отличался. Знать, сильные бесы попались. А когда на костре очищаюшем горел, то читал я, ничтожный, над ним молитву - уж как бедолагу карёжило да плющило! От воя демонов камни со стен замка обваливались. Едва цепи медвежьи не порвал да столб не вывернул..."