"Ложный флаг (Предательская западня)" - читать интересную книгу автора (Рощин Валерий Георгиевич)Глава пятая– В селе нашем давно появлялся? – копаясь в рюкзаке из полинялого брезента, спросил Хамзат. – В конце зимы – три месяца назад, – помогая пленнику карабкаться по камням, отвечал Усман. – Забыл уж, как дочери выглядят. И сын… – Как там семья без тебя обходится? – Худо живут, что говорить… Отец тогда сильно больной был; даже не знаю – оправился ли. А ты когда в последний раз наведывался? – И я давненько – в марте. По снегу шел… Гостинцев привез, денег оставил… Да, и отца твоего видел! Вроде, здоровый по двору ходил – на вершины гор долго смотрел, палкой снег ковырял… Поговорил я тогда с ним недолго. Одноглазый хотел с силой дернуть за полу пиджака надоевшего пленника, сызнова поскользнувшегося из-за гладкой подошвы лакированных туфель. Да услышав благую весть, подхватил его под руку, помог подняться. Вздохнув, посетовал: – А я тогда сам еле живой до аула добрался. И ничего семье не принес. Наоборот, уходя через месяц, забрал последнего барана… – Что ж так? – Наш отряд перед этим здорово потрепали. Сначала напоролись на федералов, потом выходили из окружения – тащили на себе раненных, хоронили ушедших на суд к Аллаху; сами голодали… Половина из уцелевших решила разойтись по домам. – А остальные? – допытывался земляк. – Остальные… Остальных не больше тридцати было. Сговорились отсидеться по родным селам до появления зеленки, подлечиться, запастись боеприпасами… – И что же? – А!… – в сердцах махнул тот рукой, – в назначенный день в условленном месте собралась только половина. – Да-а, – протянул приятель. – А последние новости слышал? – Ты про милицейский отряд на западной окраине? – Про него. Теперь в родное село только ночью проберешься. Месяца два назад на краю селения расквартировалось подразделение местной милиции. Укрепленный блок-пост возле грунтовой дороги, два кирпичных дома за высоким бетонным забором. И постоянно шастающие по окрестности вооруженные патрули. – Слышал. Поговаривают, будто они переписали всех мужчин, ушедших в горы, – невесело отвечал Касаев. – Иначе, зачем мне было идти в Шатой сдаваться? Вернулся бы к своим и дело с концом… Хамзат не стал расспрашивать о дальнейшем – по виду земляка и без слов было ясно, чем закончилась эпопея со сбором остатков отряда. Молчал и Касаев, то ли вспоминая прошлое – бесславный конец соединения Ризвана Абдуллаева, то ли обдумывая день сегодняшний – встречу с группой рыжебородого… Да, что ни говори, а поведение пришедших из Грузии людей все больше удивляло и настораживало. Семерых он видел впервые, но односельчанина Хамзата знал давненько. Однако и тот вел себя необычно: оставался замкнут, неразговорчив, чего раньше в его характере не замечалось. "Чего медлят с нападением на экипаж и пассажиров "вертушки"? Дожидаются темноты?… – гадал Усман, осторожно выглядывая из-за валуна. Пока еще не сгустились сумерки, было отлично видно одетых в камуфлированную форму мужчин, расхаживающих около вертолета и вдоль глубокого обрыва. Темнело в горах Кавказа быстро – небо уже утратило синеву, поблекло, потерялось в серых тонах. Скоро исчезнет и ярко-красное пятно чьей-то гражданской куртки, так аляповато смотревшееся среди одинакового одеяния из военного пятнистого хаки. "Отсюда их не достать даже из пулеметов – дистанция великовата – больше полутора километров. Подходы к площадке ограничены, разве что прорваться через длинную полоску леса?… Там они, скорее всего, выставят пост, но в светлое время и к посту тайком не подойдешь. Да, лучше подобраться и напасть ночью. Тут я, пожалуй, с Вахтангом соглашусь…" – заключил одноглазый. С наступлением темноты грузины выудили из рюкзака какую-то громоздкую оптическую штуковину, с виду похожую на большой бинокль, но с одним огромным выходным окуляром. С ее помощью и вели наблюдение за русскими… Несколько часов в поведении неверных ничего не менялось: та же настороженность, то же деловое спокойствие. Распоряжался один из военных. Как и предполагал Усман, двоих он отправил дежурить в примыкающий к площадке с юга лес и менял свой дозор каждый час. Еще двое постоянно слонялись вдоль обрыва и осматривали ущелье с противоположным склоном… Сумерки давно сменились непроглядной мглой, а Вахтанг почему-то медлил. На его месте Касаев давно бы отправил половину людей с одним пулеметом в обход ущелья – к лесочку. Другой половине приказал бы спуститься чуть ниже по этому склону – уменьшить дистанцию до целей. И разом прикончить неверных: дозорных и всех остальных… Было бы желание. Но именно его, одноглазый в действиях рыжебородого и не усматривал. Однако после полуночи обстановка внезапно переменилась: Вахтанг все же принял решение обойти ущелье южнее – по недлинной перемычке; незаметно подобраться к лесочку и, обезвредив дозорный пост, напасть на группу. Для атаки он отобрал двух соплеменников и одного чеченца. Остальным же повелел оставаться на месте и ждать сообщения по рации. Одноглазый покачал головой и цокнул языком: "Опять я его не понимаю. Почему он все делает наполовину?…" Теперь, когда Вахтанг решился действовать – отправился с небольшой группой уничтожать дозор, Усман немного успокоился. По крайней мере, поведение грузинского лидера уже не казалось столь загадочным и непредсказуемым. Хотя, чего греха таить – все одно в голове не укладывалось: петлять по ущельям из Грузии более полусотни километров ради одной "вертушки"?… Глупо. Глупо и необдуманно. Вот если бы он организовал нападение на заставу! Это была бы достойная акция. Да, сейчас намерения рыжебородого слегка прояснились. Днем подобраться к вертолету через охраняемый лес он счел невозможным; ночью же действительно появлялся приличный шанс. Воспользовавшись американским биноклем, можно подползти к дозору на расстояние прицельного выстрела; затем с помощью одного бесшумного автомата уничтожить дозорных бойцов. Но после возникала проблема: имея только один "вал", быстро расправиться с многочисленной группой русских у вертолета не получится – они не тупые глухари и спокойно наблюдать за расстрелом товарищей не будут. На площадке понадобится молниеносный удар одновременно из четырех стволов, что имелись в распоряжении рыжебородого. Однако эхо стрельбы из "калашей" так и не прокатилось по ночному ущелью; молчала и крохотная рация в руках молодого Гурама… Зато через некоторое время к стоянке отряда вернулся сам Вахтанг. Уставший и взбешенный; с ним был только один грузин – Давид. Остальные… – Собаки! – зло прошипел командир, присаживаясь и расшнуровывая высокие ботинки. – Что случилось? – подбежал к нему Гурам. – Ничего… Они и за это ответят! Они мне за все заплатят!… – цедил тот сквозь зубы. И подав тому ночной бинокль, рявкнул: – Следите за каждым их шагом! В два часа ночи русские внезапно засуетились и стали куда-то собираться. Дозорный позвал Вахтанга… Убедившись, что большая часть пассажиров сбитого вертолета вознамерилась покинуть узкую площадку, рыжебородый грузин обернулся и радостно прошептал: – Уходят! Касаев в ту минуту находился рядом и опять подивился быстрой смене настроения этого человека. Тот узнал новичка; протянув мудреный прибор с громадным объективом и запросто – как давнему знакомцу предложил: – Полюбуйся!… Трепетно приняв увесистую штуковину, Усман приложил окуляр к единственному глазу и узрел увеличенную картинку, на которой с необыкновенной четкостью просматривалась каждая деталь. А особенно поразила возможность наблюдения за людьми. Чеченец то опускал чудо-прибор, пытаясь хоть что-то различить в таинственном мраке, и зрение оказывался бессильным. Тогда он снова заглядывал в одно из двух отверстий и дивился зрелищу: на относительно темном фоне точно по волшебству появлялись окрашенные зеленоватым свечением человеческие фигуры… Да, неверные уходили. Но не все. Возле вертолета продолжал крутиться какой-то мужик; не присоединился к потянувшейся в сторону леса группе и боец, находившийся на краю ущелья. По логике старший должен был оставить и кого-то из тех, кто дежурил в лесной чаще – так, по крайней мере, опытному Усману подсказывало чутье… – Один, два, три… – начал он считать шедших к лесной опушке людей. – Не трудись – пятеро военных и двое гражданских, – самоуверенно заявил грузин. – А те, что стоят в дозоре? – Думаю, оба останутся здесь. Или один – не имеет большого значения. И то, и другое мне на руку! С этими словами он забрал прибор, поднялся и, вернувшись к своим парням, приказал готовиться в путь… Около километра группа почти на ощупь пробиралась вверх по отрогу. Вахтанг посматривал вперед сквозь оптику мощного тепловизионного бинокля, но гораздо чаще останавливал своих людей, в одиночку забирал вправо и, осторожно изучал соседнюю возвышенность. Точнее, не саму возвышенность, а ту вытянутую вдоль ее юго-восточного склона полоску леса, в которой исчезли русские. Вероятно, импортный прибор мог распознавать активность человека на очень большом удалении, и приличное расстояние между отрогами тому не мешало. После осмотра Вахтанг возвращался к отряду и корректировал скорость продвижения. – Очень дорогая штука, – с завистью поведал Хамзат во время очередной остановки. – Ты о чем? – очнулся от раздумий Усман. – О бинокле, что висит на шее Вахтанга. Технику ночью можно увидеть за несколько километров. Знаешь, сколько он стоит? – Откуда я знаю?… Приятель придвинулся поближе и негромко поведал: – Гурам сказал – пятнадцать тысяч. – Долларов?! – не сдержал изумления чеченец. – Потише говори, – одернул земляк и довольно ухмыльнулся: – Конечно, долларов. Не лари же! Но у наших врагов тоже могут оказаться приборы ночного видения, потому он и хоронится за камнями. – С какой стати у них будут такие причиндалы? По-моему, вы завалили обычный пограничный борт, летевший на ближайшую заставу. Тот покачал головой: – Э-э… ты много не знаешь. – Ну, так объясни! – вспылил из-за надоевших недоговорок одноглазый чеченец. – Погоди, брат. Приказано молчать о задании. Ты ж не глупый баран – скоро и сам все поймешь. – На заставу летели, – упрямо повторил Касаев. – Я среди них даже двоих гражданских рассмотрел. Одна из двоих баба в красной куртке – жена какого-нибудь пограничника. Что же, по-твоему, это горный спецназ операцию затеял? Во-первых, мало их. Во-вторых, опять же, эта баба… Согласиться или возразить Хамзат не успел – вернувшийся с ребра отрога Вахтанг поторопил: – Подъем! Они вышли из леса. Усман хорошо знал здешнюю местность. Если чертить прямую линию на гладкой карте, то до границы отсюда выйдет не более десяти километров. А, учитывая все перепады с зигзагами, к этой цифре надо смело прибавлять столько же. Да и тащиться приходиться вверх – к невидимым ночью вершинам. Это тоже тормозит продвижение: днем – когда все видно – идешь, идешь, идешь… а вершина как будто и не приближается. Проклятый Алазанский хребет! Холодные ветра пронизывают насквозь даже посреди лета, а отсутствие на высоте всякой растительности не раз ставило под сомнение успешное пересечение кордона. Голые скалы, снег, ледники… Только и остается рассчитывать на непроглядную южную ночь. Отроги, по которым двигались на юг обе группы, где-то впереди смыкались, образуя несколько седловин меж четырьмя высокими пиками. Седловины, по сути, и являлись пограничными перевалами. Там, впереди и немного правее находилась новая, недавно построенная пограничная застава, куда, вероятно и летел подбитый вертолет. Граница пока еще не была обустроена должным образом: ни контрольно-следовых полос, ни рядов из колючей проволоки. Да и кому придет в голову все это делать на высоте четырех тысяч метров!? Местами, правда, уже торчали столбики, обозначающие ту кривую жирную линию, что разделяла два государства на бумажных политических картах. Но, похоже, обустройство на том и закончится. Гораздо хуже дело обстояло с погранцами – в последнее время новые заставы вырастали одна за другой. В светлое время суток выгадать подходящий момент, чтобы не нарваться на пограничников, регулярно обходивших вверенный участок по обе стороны от заставы, стало невероятно сложно. Вдвоем со своим пленником Касаев как-нибудь преодолел бы перевалы – дождался бы в укромной промоине темноты и… только бы его погранцы и видели! А насколько удачным получится пересечение кордона в составе отряда Вахтанга – покажут ближайшие часы. Пока же, как казалось Усману, рыжебородый грузин терпеливо выждал, когда русские подвернут вправо и, выдерживая направление на заставу, начнут плавно спускаться по противоположной стороне отрога. Это позволит боевикам безбоязненно проскочить разделявшее отряды ущелье и приблизиться к неверным на дистанцию прицельной стрельбы. Спустя несколько минут, после выхода русских из леса, случилась заминка – по непонятной причине они остановились и организовали привал. И это всего через час после ухода с плато. Данное известие еще больше утвердило Усмана во мнении, что параллельным курсом следуют не тренированные бойцы спецподразделения, а заурядные вояки… Пришлось притормозить и людям Вахтанга. – Отдыхаем, – обернувшись, скомандовал он. – Гурам, подмени меня. Молодой грузин бережно принял тяжелый бинокль, устроился неподалеку от товарищей, затих… Бойцы слегка поредевшего грузино-чеченского отряда решили воспользоваться остановкой – организовали поздний ужин или, скорее, ранний завтрак. Послышался шорох ранцев и рюкзаков, заскрежетали ножи о тонкий металл консервных банок… Хамзат присел рядом с земляком, угостил круто посоленным далнашем – пшеничной лепешкой с начинкой из фарша рубца и бараньего сала. – Эй, – окликнул Касаев пленника, – держи. А то помрешь до того, как я получу за тебя выкуп. Схватив небольшой кусок лепешки, Атисов жадно вцепился в него зубами, принялся быстро жевать… Земляк извлек из рюкзака еще одну фляжку, бережно завернутую в тряпицу; отвинтил пробку, протянул: – Глотни, Усман. Из нашего винограда. Усман припал к горлышку, сделал несколько глотков и ощутил до боли знакомый вкус. На глазах навернулись слезы. То ли от терпкости вина, то ли от нахлынувших воспоминаний… – Наш виноград рос на излучине – западнее Мускали, – только и смог выдавить он. – Нет. Это вино из того, что растет на правом берегу Вердыэрк. На южном склоне, по соседству со старыми Дехестами… И опять упоминания о родных местах поселили в груди холодную тесноту, заставили вздохнуть, поднять взгляд к черному небу, слегка разбавленному звездным серебром. Возможно, в эту минуту кто-то из родственников или односельчан тоже любовался этими бездонными красотами и смотрел на те же самые звезды. А он, Усман Касаев, вынужден подчиняться какому-то Вахтангу, идти на юг – в чужую страну и гадать, сможет ли когда-нибудь вернуться… – Вахтанг! – внезапно раздался громкий призывный шепот Гурама. – Что там у тебя? – откликнулся тот. – Иди скорее сюда! Командир отложил рюкзак, тяжело поднялся, исчез в темноте. Несколько минут не доносилось ни звука. Бойцы немногочисленного отряда перестали жевать и шевелиться: все настороженно вслушивались в гнетущую тишину – уж больно встревоженным показался им голос дозорного воина. Наконец, оба вернулись. Вахтанг подхватил свой "вал" и на ходу озабоченно произнес: – Впереди чужаки. Могут все дело испортить. Гурам пойдет со мной, остальным сидеть здесь. Давид, жди моего сигнала по радио. – Что он собрался делать? – зашептал Усман, когда шаги рыжебородого стихли. – Убьет, – коротко отвечал Хамзат. – Как убьет?! А если это наши?… – Ему плевать. У него приказ. Несколько минут Касаев сидел в молчаливом оцепенении; в воображении одна картинка сменялась другой. То представлялся злорадная усмешка широкоплечего грузина, целившего из бесшумного "вала" в чеченцев. То виделись изуродованные мощными пулями тела единоверцев… "А если бы я не повстречал днем Вахтанга и его людей? – внезапно подоспела догадка, – что было бы тогда? Я мог бы напороться на них ночью и… Заметь он меня первым – точно так же пошел бы и пристрелил. Без всяких раздумий и сожаленья. Собачий сын! Пришел на нашу землю и решает: кого убить, кого миловать…" |
||
|