"Завещание" - читать интересную книгу автора (Гришем Джон)

Глава 22

Река становилась все шире, в некоторых местах даже не видно было берегов, она поглощала мели, затапливала густые кустарники, превращала в грязевые болотца маленькие дворики домов, которые встречались на пути “Санта-Лауры” приблизительно раз в три часа. Река несла все больше мусора – водорослей, травы, сучьев и даже молодых деревьев. Но становясь шире, она набирала и силу – встречное течение теперь еще больше замедляло ход яхты.

Впрочем, никто по-прежнему не следил за временем.

Нейта вежливо освободили от обязанностей капитана после того, как “Санта-Лаура” врезалась в невесть откуда появившийся ствол дерева, которого он не заметил. Повреждения судно, к счастью, не получило, но от удара Жеви и Уэлли мигом проснулись и опрометью бросились в рубку. Нейт же вернулся на свою уютную маленькую палубу с гамаком и провел там все утро, то читая, то наблюдая за жизнью дикой природы.

Спустя некоторое время Жеви присоединился к Нейту, чтобы вместе выпить кофе.

– Ну, что вы думаете о Пантанале? – спросил он.

Они сидели рядом на скамейке, просунув руки под перила и спустив босые ноги за борт.

– Волшебное место.

– Вы бывали в Колорадо?

– Да, доводилось.

– В сезон дождей реки в Пантанале разливаются, и территория, залитая водой, равна по площади штату Колорадо.

– А ты бывал в Колорадо?

– Да. У меня там живет двоюродный брат.

– А где еще ты бывал?

– Три года назад мы с кузеном на большом автобусе фирмы “Грейхаунд” пересекли всю страну, посетили все штаты, кроме шести.

Жеви был бедным двадцатичетырехлетним бразильским парнем. Нейт – вдвое старше, и большую часть жизни он имел много денег. Тем не менее Жеви повидал в Соединенных Штатах гораздо больше, чем Нейт.

Впрочем, когда средства позволяли, Нейт всегда ездил в Европу. Его любимые рестораны находились в Риме и Париже.

– Когда дожди заканчиваются, наступает сухой сезон, и тогда в Пантанале больше заливных лугов, заводей, лагун и болот, чем можно себе представить. Здешняя природа удивительна. Тут шестьсот пятьдесят разновидностей птиц – больше, чем в Канаде и США, вместе взятых. Как минимум двести шестьдесят видов рыб. В воде живут змеи, кайманы, аллигаторы, даже гигантские выдры.

Как по заказу на опушке небольшой рощи появился зверь.

– Смотрите, олень! – сказал Жеви, указывая на него рукой. – Их здесь полно. А еще есть ягуары, гигантские муравьеды, тапиры и макаки. Пантанал кишит дикими животными.

– Ты здесь родился?

– Я сделал свой первый вздох в больнице в Корумбе, но всегда много времени проводил на этих реках. Это мой дом.

– Ты говорил, что твой отец был лоцманом?

– Да. Я начал плавать с малолетства, отец брал меня с собой и разрешал держать штурвал. К десяти годам на десяти основных реках я чувствовал себя как рыба в воде.

– Он погиб на реке?

– Да, на Такуири, это к востоку отсюда. Он вел судно с немецкими туристами, когда налетел шторм. Выжил всего один матрос.

– Когда это было?

– Пять лет назад.

Оставаясь судебным адвокатом, Нейт хотел задать еще с дюжину вопросов об этом происшествии. Ему нужны были подробности. В суде ведь всегда побеждают подробности. Но он лишь сказал:

– Прости. – И замолчал.

– Они хотят погубить Пантанал, – вновь заговорил Жеви.

– Кто?

– Многие. Например, большие компании, которые владеют крупными фермами. Они расчищают сейчас огромные территории к востоку и северу от Пантанала, чтобы и там устраивать свои фермы. Главная их культура – соя, вы называете ее бобами. Они хотят ее экспортировать. Чем больше лесов вырубают, тем больше отходов скапливается в Пантанале. Уровень вредных примесей в речной воде возрастает с каждым годом. Почва на фермах бедная, поэтому компании используют множество опылителей и удобрений. Многие большие хозяйства перегораживают дамбами реки, чтобы устраивать новые пастбища. Это нарушает цикл разлива рек. А ртуть убивает рыбу.

– Ртуть-то как сюда попадает?

– Из шахт. На севере разрабатывают золотоносные жилы. При этом сбрасывают в реки ртуть. Наша рыба глотает ртуть и дохнет. Гробят в Пантанале все. Гуиаба – город с миллионным населением на востоке. Там крупные горные разработки. Догадайтесь, куда идут сточные воды.

– А куда же смотрит правительство?

Жеви горько рассмеялся:

– Вы слышали про Гидровиа?

– Нет.

– Это гигантский канал, который должен быть прорыт через Пантанал. Предполагается, что он соединит Бразилию, Боливию, Парагвай, Аргентину и Уругвай и спасет Южную Америку. Но он высушит Пантанал. А наше правительство поддерживает проект.

Нейт чуть было не разразился гневной филиппикой насчет ответственности за экологический ущерб, но вовремя вспомнил, что на каждого соотечественника Жеви приходится самое низкое в мире количество электроэнергии, и сказал лишь:

– Но он все еще красив.

– Да, красив. – Жеви допил свой кофе. – Иногда мне кажется, что Пантанал все же слишком велик, чтобы его можно было погубить.

В этот момент они оказались в месте, где в Парагвай впадала еще одна маленькая речка. Несколько оленей бродили в воде, пощипывая листья вьющихся по деревьям растений и не обращая никакого внимания на доносившийся с реки Шум. Семь великолепных животных, два из которых были пятнистыми однолетками.

– Поблизости есть небольшая фактория, – сообщил Жеви, вставая. – Мы должны доплыть туда еще засветло.

– А что нам нужно купить?

– Вообще-то ничего. Но хозяин фактории, Фернандо, в курсе всего, что происходит на реке. Может, он знает что-нибудь и о миссионерах. – Жеви выплеснул кофейную гущу в реку и потянулся. – Иногда у него продается и пиво.

Нейт молча уставился на реку.

– Думаю, нам не стоит его покупать, – закончил Жеви и удалился.

“Я тоже так думаю”, – мысленно согласился с ним Нейт и осушил до дна свою чашку, набрав в рот гущу и крупинки нерастворившегося сахара.

Холодная коричневая бутылка “Антарктики” или “Брамы” – с этими двумя сортами он успел уже познакомиться в Бразилии – что может быть лучше? Отличное пиво. Когда-то любимым местом Нейта был студенческий бар неподалеку от Джорджтаунского университета. В его меню значилось сто двадцать сортов пива. Нейт перепробовал все.

Еще там подавали жареный арахис в вазочках, и шелуху разрешалось сплевывать на пол. Когда однокашники Нейта по юридическому факультету бывали в городе, они всегда встречались в этом баре и предавались воспоминаниям. Пиво здесь всегда было ледяным, орешки – горячими и подсоленными, а девушки – юными и весьма свободными. Этот бар находился там испокон веков, и каждый раз, попадая в клинику, именно о нем больше всего тосковал Нейт.

Он начал покрываться испариной, хотя солнце скрывали облака и дул прохладный ветерок. Забравшись в гамак, Нейт молился, чтобы уснуть и не просыпаться, пока они не покинут факторию. Пот выделялся все интенсивнее, и очень скоро рубашка пропиталась им насквозь. Нейт принялся читать книгу о традициях передачи имущества по наследству у бразильских индейцев, потом снова попытался заснуть. Но сна не было ни в одном глазу вплоть до той самой минуты, когда мотор заглушили и судно причалило к берегу. Послышались голоса, потом яхта мягко коснулась причала. Нейт осторожно выбрался из гамака и сел на скамейку.

Фактория была похожа на типичный деревенский магазинчик, только сооруженный на сваях – маленькое строение, сколоченное из некрашеных досок, с жестяной крышей и узким крыльцом, на котором, что неудивительно, праздно сидели несколько местных жителей, покуривая сигареты и попивая чай. Какая-то более мелкая речушка огибала факторию и терялась где-то в просторах Пантанала. К боковой стене цепью была прикреплена большая цистерна с горючим.

Хлипкий пирс для швартовки судов вдавался далеко в реку. Жеви и Уэлли провели яхту вдоль него со всей осторожностью, потому что течение здесь было весьма быстрым.

Поболтав с пантанейрос, сидевшими на крыльце, они вошли в открытую дверь.

Нейт поклялся, что не сделает ни шагу с корабля. Он перешел на противоположную палубу, сел на скамью и стал смотреть на полноводную реку во всей ее красе. Он решил здесь сидеть, не двигаясь с места, и никакое даже самое холодное в мире пиво не заставит его встать.

Как он уже успел убедиться, в Бразилии не существовало понятия “заглянуть ненадолго”, а особенно здесь, на реке, где люди встречались редко. Жеви приобрел тридцать галлонов дизельного топлива, чтобы возместить утечку, произошедшую во время шторма. И вот мотор наконец заработал снова.

– Фернандо сказал, есть здесь какая-то женщина-миссионерка, которая работает с индейцами, – сообщил Жеви, вручая Нейту бутылку холодной воды. Они уже отплыли от пирса.

– Где – здесь?

– Он точно не знает. Кое-какие поселения есть к северу отсюда, возле боливийской границы.

– И далеко отсюда ближайшее из этих поселений?

– К утру мы должны оказаться рядом с ним. Но только не на этом судне. Придется плыть на моторной лодке.

– Звучит весело.

– Помните Марко, фермера, чью корову убил наш самолет?

– Конечно, помню. У него трое мальчишек.

– Да. Он был здесь вчера. – Жеви указал пальцем на исчезавшую в этот момент за поворотом реки факторию. – Он приезжает сюда раз в месяц.

– А мальчики тоже с ним приезжали?

– Нет. Это слишком опасно.

Надо же, а Нейт обрадовался было, что мальчики смогли наконец потратить деньги, которые он подарил им к Рождеству. Он продолжал смотреть на факторию, пока она окончательно не скрылась из виду.

Может, на обратном пути он окрепнет настолько, что сможет сойти на берег и выпить бутылочку холодного пива.

Ну, от силы две – чтобы отпраздновать успешное путешествие. Проклиная собственную слабость, Нейт снова забрался в свой гамак. Даже здесь, посреди гигантской дикой топи, его подстерег алкогольный соблазн, и в течение нескольких часов он не мог думать ни о чем другом. Всегда одно и то же: предвкушение, страх, интенсивное выделение пота и поиск возможности напиться. Оказавшись на волосок от гибели, он избежал ее на этот раз, и теперь, когда опасность миновала, он снова предавался фантазиям о возобновлении романа с алкоголем. Двух бутылок будет достаточно, потому что нужно вовремя остановиться. Ах, эта сладкая ложь!

Нейт был клиническим алкоголиком. Неоднократно пройдя курс лечения в клинике за тысячу долларов в день, он все равно им оставался. Посещая курсы анонимных алкоголиков, собиравшихся в церкви по вторникам вечерами, он все равно оставался запойным пьяницей.

Привычка к алкоголю прочно овладела Нейтом и доводила его до отчаяния. Это он платил за проклятое судно, Жеви лишь работал на него, так что, прикажи он развернуться и плыть обратно к фактории, тот выполнил бы его распоряжение. Нейт мог бы скупить все пиво, которое было у Фернандо, загрузить его в ледник, находившийся под палубой, и потягивать “Браму” до самой Боливии. И никто не помешал бы ему.

Словно мираж, вдруг нарисовался Уэлли с чашкой свежего кофе.

– Боу козинар, – сказал он. – Иду стряпать.

Еда поможет, подумал Нейт. Пусть даже это снова будут бобы, рис и вареный цыпленок. Она отвлечет его на какое-то время.

Ел он медленно, сидя в одиночестве на темной палубе и отгоняя от лица насекомых. Поев, опрыскал себя противомоскитной жидкостью. Приступ миновал, осталась лишь легкая слабость. Теперь он не ощущал на языке вкуса пива и не чувствовал аромата жареных орешков.

Снова пошел дождь, мелкий тихий дождь без ветра и грозы. Нейт ретировался в свое спасительное убежище. Чтобы ему было чем заняться на досуге, Джош положил в сумку четыре книги. Все справки и записи Нейт уже прочел по нескольку раз. Теперь остались только эти книги. Половину самой тоненькой он уже одолел.

Устроившись поудобнее в гамаке, он вернулся к печальной истории коренных жителей Бразилии.

Когда португальский путешественник Педро Альварес Кабрал впервые ступил на землю Бразилии в апреле тысяча пятисотого года, страну населяли пять миллионов индейцев, разделявшихся на пятьсот племен. Они говорили на тысяче ста семидесяти пяти языках и представляли собой мирный народ, если не считать обычных межплеменных раздоров.

После пяти веков обращения к “цивилизации” индейское население было почти полностью истреблено. Выжили всего двести семьдесят тысяч, составлявших двести шесть племен, говоривших на ста семидесяти языках. Представители так называемых цивилизованных народов не погнушались ни одним из способов массового уничтожения: ни войнами, ни убийствами, ни рабством, ни изгнанием с насиженных мест, ни распространением неведомых индейцам болезней.

История индейцев стала историей насилия и горя. Если они проявляли миролюбие и терпимо относились к колонизаторам, их поражали неведомые заболевания – оспа, корь, желтая лихорадка, инфлюэнца, туберкулез, против которых у них не было естественного иммунитета. Если они боролись за свободу, их уничтожали куда более изощренным оружием, чем стрелы и отравленные дротики. Когда индейцы мстили и убивали чужеземцев, их превращали в невольников.

Они попадали в рабство к горнопромышленникам, владельцам ранчо и каучуковым королям. Любая группа людей, имевших достаточно ружей, увозила индейцев с земель их предков. Священники сжигали их на кострах, солдаты и бандиты охотились за ними; их женщин при желании мог изнасиловать, а потом безнаказанно убить любой достигший половой зрелости и не страдающий импотенцией европеец. На всех этапах своей истории индейцы терпели поражение, если интересы коренных жителей вступали в противоречие с интересами белых людей.

А если в течение пяти столетий постоянно испытываешь горечь поражения, то уже не ждешь от жизни ничего хорошего, и самой серьезной проблемой для некоторых уцелевших племен стал неправдоподобно высокий уровень самоубийств среди молодежи.

После многовекового геноцида правительство Бразилии наконец решило, что пора защитить “благородных дикарей”, поскольку международное сообщество осуждало массовые Убийства. Были созданы бюрократические институты и приняты соответствующие законы. Под звуки фанфар кое-какие исконные земли возвратили коренным жителям, а на карте государства очертили границы земель, в которых им якобы гарантировалась безопасность.

Но за правительством уже прочно закрепился образ врага. В тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году результаты проверки деятельности Агентства по делам индейцев повергли большинство бразильцев в шок. Оказалось, что чиновники агентства, земельные спекулянты и владельцы ранчо – бандиты, которые либо работали на агентство, либо использовали его в своих интересах, – систематически применяли химическое и бактериологическое оружие, чтобы истреблять индейцев. В места их обитания завозилась одежда, зараженная бациллами оспы и туберкулеза. С самолетов и вертолетов на индейские деревни и земли сбрасывались вещества, зараженные смертоносными бактериями.

Владельцы ранчо и горнопромышленники в пойме Амазонки и других местах не обращали никакого внимания на границы безопасных зон, начертанные на картах.

В тысяча девятьсот восемьдесят шестом году некий владелец ранчо в Рондонии под видом инсектицида высыпал на находившиеся рядом с его владениями индейские земли токсичные химикаты. Тридцать человек умерло, но против владельца ранчо даже не было возбуждено уголовное преследование. В восемьдесят девятом году другой ранчеро с плато Мату-Гросу учредил для охотников, истребляющих вредных животных, награду за доставленные ему уши убитых индейцев. В девяносто третьем золотоискатели из Манауса напали на мирное племя только потому, что оно не желало покинуть свои законные земли. Тринадцать человек было убито, и никто не понес за это ответственности.

В девяностые годы правительство начало агрессивную кампанию за свободную эксплуатацию земель бассейна Амазонки – территории с богатейшими природными ресурсами, находящейся к северу от Пантанала. Но этим планам по-прежнему мешали индейцы. Большинство тех, кому удалось выжить, обреталось как раз в бассейне Амазонки: пятьдесят населявших джунгли племен еще имели счастье избегать контактов с “цивилизацией”.

Теперь эта самая “цивилизация” им угрожала. По мере того как горнопроходцы, лесорубы и фермеры при поддержке правительства углублялись в пойму Амазонки, опасность для индейцев возрастала все больше.

Но трагическая история индейцев была одновременно и завораживающей. Нейт читал четыре часа без перерыва, пока не перевернул последнюю страницу.

После этого он поднялся в рубку, чтобы выпить кофе с Жеви. Дождь закончился.

– Удастся нам добраться до места к утру? – спросил он.

– Думаю, да.

Лучи установленных на носу судна прожекторов ритмично поднимались и опускались в такт движению по волнам. Казалось, что корабль еле движется.

– В тебе есть индейская кровь? – спросил Нейт после некоторого колебания. Это был очень личный вопрос, и в Штатах никто не решился бы задать его.

Не отрывая взгляда от реки, Жеви с улыбкой ответил:

– В каждом из нас есть индейская кровь. Почему вы спросили?

– Я читал историю индейцев Бразилии.

– Ну и что вы о ней думаете?

– Она трагична.

– Это правда. Вы признаете, что с индейцами обращались здесь очень плохо?

– Разумеется.

– А как с ними обращаются у вас в стране?

Почему-то на ум пришел генерал Кастер. По крайней мере хоть какую-то победу индейцы одержали. И в Штатах их не сжигали на кострах, не травили химикатами, не продавали в рабство. Так ли? А как же резервации?

– Боюсь, не многим лучше, – вынужден был признать Нейт. Он не хотел вступать в дискуссию.