"Три начала" - читать интересную книгу автора (Харламов Валерий Борисович)

ВСЕ ПОРОВНУ – И РАДОСТИ, И ОГОРЧЕНИЯ

Многое в духе команды, в укреплении ее волевого мускула зависит от контакта игроков с тренерами.

Когда со сборной работали Чернышев и Тарасов, в одном отношении было проще: эти тренеры многое брали на себя. И если команда проигрывала, то Аркадий Иванович и Анатолий Владимирович искали причину неудачи в собственных просчетах. Не тех хоккеистов они включили в сборную, не ту тактику предложили они своим подопечным, именно потому и произошла осечка.

А в Катовице и Вене, где два года подряд уступали мы золотые медали чехословацким хоккеистам (в Вене, напомню, мы пропустили вперед и команду Швеции), в неудачах, как полагали наши наставники, были виноваты не столько они, сколько хоккеисты.

Это обидно. Это несправедливо и крайне обидно.

Проиграли чемпионат. И раз, и другой. И вот после поражений хоккеистам припоминают какие-то происшествия месячной или двухмесячной давности. Нарушение режима, например. День рождения с излишествами. Плохую работу на тренировке. Я никого из партнеров не обеляю. Тем более, что и сам нередко грешен. Потом в содеянном раскаиваешься, искренне жалеешь о случившемся, но вот удержаться от какого-то соблазна порой все-таки силы воли не хватает, хотя целую главу посвящаю я силе воли, которую воспитывает спорт…

Если выиграли – все мгновенно забывается. Мы – молодцы! А вот после поражения – всяко лыко в строку. Тебе припоминают все твои грехи: и давние и недавние. Согласен – грешен, виноват, подвел команду своим поведением. Не следовало бы в марте отвечать на удар соперника. Не следовало бы в феврале столь злоупотреблять спиртным за праздничным столом. Жалею об этом. Знаю – здорово подвел и команду, и себя, и тренеров. И хотя прошу простить меня, чувствую, что «наломал дров» предостаточно и что решение может быть и не в мою пользу.

Тренер, работающий с клубной или со сборной командой, понимает, как виноват хоккеист, не хуже, а даже лучше меня или моего проштрафившегося партнера. И тем не менее наш наставник считает возможным включить хоккеиста в сборную: Харламова, Гусева, Петрова – не важна в данном случае фамилия. Но если взяли, включили, поверили, то ты и впрямь стараешься вовсю, чтобы не подвести поверившего в тебя тренера, стараешься принести команде максимальную пользу.

Но не получилось. Остались вторыми. Остались третьими. Проиграли. Даже если ты сыграл неплохо: сейчас речь не обо мне – в Вене я и не мог сыграть лучше. Однако тренер после поражения начинает искать виновных. Неверная тактика не в счет. Неумелое руководство игрой своих подопечных по ходу матча – не в счет. В счет только промахи, ошибки игроков. В том числе и грехи, которые сам тренер вроде бы решил простить, взять на себя.

Несправедливо. Жестоко. И неразумно.

В следующий раз у этого хоккеиста не будет ЧП. Не будет нарушений режима. Не будет приглашений на заседания СТК – спортивно-технической комиссии. Все будет в порядке, благопристойно. Но и игры через не могу не будет.

Игрок ведь при таком к нему отношении может рассуждать просто: меня ругать не за что, я тренируюсь нормально, режим спортивный не нарушаю, грубости не допускаю, так что ошибки теперь ищите в своей работе.

Понимаю, не слишком благородная позиция. Но к такой философии вел игрока тренер.

Какая уж тут воля к победе!

Правы, считаю, были Чернышев и Тарасов, когда не упрекали после неудачи игрока за то, что он месяц назад сотворил что-то не то. Эти тренеры понимали, что именно с них может спросить Спорткомитет, почему, на каком основании решились они ходатайствовать о включении хоккеиста в команду: в ЦСКА ли, в «Динамо» ли, даже в сборную.

Но сборная, когда ею вместе руководили Аркадий Иванович и Анатолий Владимирович, не проигрывала.

Одно из проявлений и силы воли и мужества в спорте заключается, по моим представлениям, в том, что спортсмен, как и тренер, должен с достоинством переносить неудачу, поражения. Уметь видеть причину проигрыша в собственных ошибках, промахах и просчетах.

По-настоящему мужественный хоккеист не может не быть человеком душевно щедрым, умеющим принять на себя вину (не только свою, но, может быть, и партнера!) за неудачу, расположенным к людям. Подлинный мастер не мелочен, он не считается с тем, кто сделал больше, а кто меньше.

Проигрывать обидно, кто с этим спорит. Но проигрывать приходится, и ужасно неприятно, когда начинается выяснение на льду, кто ошибся, кто виноват в голе, кто не так сыграл. Сведение счетов раздражает своей бессмысленностью – виноватый и так все понимает, и напоминать ему о промахе не нужно. Не только, кстати, потому, что это лишний раз травмирует мастера, но и потому, что укоряющий может быть совсем не прав. Каждый игрок может припомнить сколько угодно ситуаций и эпизодов, когда в голе виноват был не тот или иной защитник, нападающий или вратарь, а вся пятерка хоккеистов, находившихся в этот момент на площадке.

Бывает, что ты недоработал в своей зоне, упустил опекаемого тобой игрока, а гол забили с другого края. Выходит, ты не виноват? Ну а если бы ты до конца боролся, если бы ты пусть и не сорвал атаку соперника, то хотя бы помешал ему, то не исключено, гола, возможно бы, не было. Ты задержал бы атаку, кто-то из твоих партнеров успел вернуться назад, и все окончилось бы для твоей команды благополучно.

Сижу порой после гола на скамейке запасных, слушаю, как лениво или, наоборот, с азартом переругиваются мои партнеры, и думаю, что спор их бессмыслен: виноват во всем я – и если бы не потерял шайбу, то гол забили бы не нам, а мы. Но…

Подхожу или просто говорю, чтобы кончали базарить: тушили пожар, да не потушили, что уж теперь-то выяснять, как все случилось. Ужель охота кулаками после драки махать?

Каждый из нас видит хоккей по-своему. Мне стремление жить потихонечку, полегонечку неприятно. Так же, как неприятно нарочитое стремление выделиться.

Умение сохранять выдержку, самообладание требуется не только в моменты огорчений, неудач, но и в минуты радости.

Проявления силы воли, нравственной, душевной подготовки спортсмена многолики, и мне по душе те мои партнеры и соперники, которые умеют контролировать себя в любой ситуации. И когда мы наедине с собой, и когда следят за нами миллионы телезрителей.