"Песня ветра" - читать интересную книгу автора (Шервуд Валери)

Глава 13

В открытом море. Весна 1689 года

Стройный серый «Морской скиталец» выглядел, скорее, как «Волк». Чуть накренившись под ветром, он упорно рассекал волны. Палуба слегка покачивалась. Паруса казались серыми на фоне черного неба, усеянного яркими звездами. Рэй, Каролина и Вирджиния вспоминали события; предшествующие их появлению на борту «Скитальца».

Под прикрытием белого тумана девушки в сопровождении Рэя пробежали по лужайкам и вскоре достигли поджидавшего их баркаса. Тихо поздоровавшись с беглецами, гребцы налегли на весла, и баркас бесшумно устремился к устью реки. Там, у входа в море, стоял щеголеватый «Морской скиталец». К этому времени туман рассеялся, корабль распростер свои полотняные крылья и заскользил по глади Чесапикского залива.

Подгоняемые свежим ветром, они держали курс в открытое море. Капитан, сняв свой атласный камзол, надел панталоны и сорочку. С улыбкой поглядев на красавицу, которой едва не лишился в этот день, он приказал откупорить бочку эля для всего экипажа.

– Просто не верится, – размышляла вслух Вирджиния, облокотясь о поручень левого борта, – что мы уже в пути. Я все еще боюсь, как бы чего-то не случилось. – До сих пор ее жизнь складывалась так неудачно, что эти опасения не удивляли.

Волосы Каролины разметал ветер. Она прижалась к широкой груди возлюбленного, ощущая тонкое полотно его сорочки.

– Наш курс – на Англию, Вирджи. – Она нежно взглянула на сестру. – Отныне ничто не остановит нас.

«Дай Бог, чтобы так оно и было», – подумал стоявший радом с ней высокий капитан. В сущности, многое могло остановить корабль: шторм, мель, скрытая под водой скала, способная порвать обшивку, английское судно, предъявившее права на обыск, вследствие чего любой член экипажа мог бы опознать знаменитого капитана Келлза и вспомнить, что в Уильямсберге требуют его ареста. Капитаны могучих испанских галионов из Веракруса жаждут крови Келлза, а ведь на борту у него женщины, которых он не смеет подвергать опасности. Но, Бог даст, ничего подобного с ними не случится. Галионы из Веракруса будут курсировать по Карибскому морю, британские военные суда займутся другими делами, а боги не обрушат на них грозные молнии и ураганные ветры. Да пощадят они капитана, которому до сих пор так не везло в личной жизни, и его возлюбленную!

– Да, наш курс – на Англию, – подтвердил он своим звучным низким голосом.

– И ты даже не попытаешься найти судно, назвавшееся «Морским волком», и человека, выдающего себя за Келлза? – удивилась Каролина.

«С тобой на борту мне лучше от этого воздержаться», – подумал Рэй, но предпочел умолчать об этом.

– С такими сокровищами на борту лучше не делать этого, – сказал он. – Я уже переправил значительную часть в Англию, но мои люди еще не сделали этого. И они хотят сначала доставить на английскую землю свои богатства, а уж потом разобраться с самозванцами.

– А ты не вернешься назад? – спросила Каролина, опасаясь за его жизнь.

– В ближайшее время – нет. – И это тоже было правдой. Посовещавшись, капитан и его экипаж пришли к решению сначала добраться до Англии, а потом уж вернуться в Карибское море и уничтожить самозванцев. Уцелевшие пассажиры «Офелии», достигнув Иорктауна, рассказали обо всем случившемся и назвали имена команды «Морского скитальца».

Рэй не понимал, что руководит действиями самозванцев.

Каждое судно бросает якорь в определенном порту, его должны килевать, очищать корпус от ракушек и всего прочего, иначе оно быстро износится. В Карибском же море слишком много моряков, которые легко узнают «Морского волка». Они знакомы с Келлзом и не спутают его ни с кем другим. Загорелые лица офицеров и матросов потемнели при мысли, что какие-то негодяи, назвавшись их именами, совершают преступления. Однако все сошлись на том, что прежде всего надо вернуться домой, к семье, и оставить там свои богатства. А затем опять в море, и уж тогда они поквитаются с наглыми самозванцами.

Каролина не задумывалась о том, что, если Рэю не удастся вывести самозванцев на чистую воду, помилование, полученное им с таким трудом, утратит силу. Не ведая об этом, она была счастлива и всем довольна и обещала себе сделать все возможное, чтобы удержать Рэя в Англии.

Первая ночь, проведенная ими на борту корабля, была восхитительной. Они испытывали несказанную радость, изредка обмениваясь ласковыми словами, прикасаясь друг к другу, и тихо вздыхали, вспоминая, что судьба едва не развела их навеки. Очарованные волшебной близостью, они не задавались вопросами о будущем.

Каролина чувствовала себя в безопасности, Рэй снова был с нею, однако смутное беспокойство не покидало ее.

На вторую ночь, когда они нежились в большой каюте, пережив райское блаженство слияния, она взволнованно попросила:

– Рэй, расскажи мне об Испании.

Испания… Уступив на миг предательской слабости, он вспомнил об Испании, стране, где потерял любимую женщину. Его Испания не имела ничего общего с надменной страной, управляемой золотоволосым королем в черной бархатной одежде. Король жил в Эскориале, работал в кабинете, похожем на келью, но, несмотря на все усилия, потерпел поражение от Англии, потопившей его могучую армаду. Испания Рэя не имела ничего общего и с той продажной, дурно управляемой страной, где царствовал преемник Филиппа, до времени состарившийся Карл Второй. Испания Рэя, какой он увидел ее впервые, была далека от политики. Ее пшеничные поля золотились, она изобиловала скотом, и сотни людей собирались, чтобы посмотреть на бой быков. Там, в провинции Леон, его, казалось, все еще ожидал золотой город —Саламанка со старыми каменными домами, залитыми солнечным светом, и искрящиеся воды реки Тормес. Саламанка с ее пробковыми дубами, гнездами аистов и великолепными дворцами. Когда-то он думал, что всегда будет жить в одном из домов на окраине Саламанки с пятнадцатилетней девушкой, покорившей его сердце.

– Полагаю, – сказал Рэй, – что ты хочешь знать вовсе не об Испании.

«Ты прав, – подумала она. – Я хочу знать о той женщине».

– Ты сказал тете Пэт, что был женат. – Голос Каролины дрогнул. – Это правда?

Она лежала рядом с ним обнаженная. Ее тело поблескивало в лучах лунного света, струившегося в каюту сквозь большие кормовые окна. Ночь была тихая, слышался лишь плеск воды и потрескивание обшивки большого судна. Рэй откинулся на спину. Лаская плавный изгиб ее бедра, его рука иногда соскальзывала вниз.

– Да, – ответил он, повернув к Каролине темноволосую голову. – Это правда.

– Но почему ты мне ничего не сказал? Почему я узнала об этом при таких обстоятельствах?

– Все это было так давно. Я не предполагал, что это имеет какое-то значение для нас. – Однако Рэй умолчал об этом и по другой причине. Даже сейчас ему было трудно говорить о той женщине, ибо он помнил ее лучистые темные глаза, благоуханные черные волосы, вздох, который услышал, впервые поцеловав ее в патио с аркадами, напоенном запахами цветов… Долгие годы Рэй благоговейно хранил воспоминания об этой девушке, считая ее чистоту мерилом для всех женщин.

– Не лучше ли забыть о старых ранах, Каролина? – Он с тревогой взглянул на нее.

Старые раны… Освещенная лунным светом Каролина почувствовала, будто над ней, как предостережение, пронеслась какая-то легкая тень. Вероятно, не следует ни о чем спрашивать Рэя. Но она не удержалась:

– Расскажи мне о ней, Рэй.

Нахмурившись, он провел по своим темным волосам. Отныне владычица его сердца – она, эта женщина, словно сотканная из звездного сияния. Она заслуживает того, чтобы узнать правду. Что ж, она узнает ее, раз хочет.

Рэй закинул руки за голову и вытянулся – длинный, стройный, сильный и ловкий.

– Хорошо, Каролина, я расскажу тебе. Что ты хочешь знать?

– Все.

Он вздохнул:

– И с чего мне начать?

– С самого начала. – Каролина надеялась, что не накличет несчастья на свой пока безоблачный мир.

– С самого начала? – Стало быть, ради той, что так дорога его сердцу, ему придется заново пережить весь этот кошмар. – Мой дядя обучил меня морскому делу, в том числе навигации. Двадцати лет от роду я отправился вместе с ним в плавание на торговом судне. Разразился сильный шторм, и мы вдруг увидели тонущий испанский галион. Ничто уже не могло его спасти. Словно птица с поломанными крыльями, исчезал он в бушующих волнах. Мы заметили человека, ухватившегося за обломки мачты. Он так устал, что даже не мог поймать конец веревки, который мы ему бросали. Тогда веревкой обвязали меня. Я прыгнул в море, доплыл вместе с тонущим до корабля, и нас подняли на борт. Это была безрассудная затея, потому что их корабль уже уходил под воду и в такой шторм веревка могла в любой момент лопнуть. Спасенный был стар и беспомощен, – пояснил Рэй, как бы оправдывая свое безрассудство.

Сердце Каролины наполнилось нежностью к нему. Она не сомневалась, что Рэй готов рисковать жизнью ради спасения других.

– Значит, ты спас его?

– Да. И дон Игнасио Сааведра – так его звали – испытывал ко мне огромную признательность. Он был пассажиром этого злосчастного галиона и должен был разделить участь других. Только этот старик и спасся. Дон Игнасио сносно говорил по-английски и попросил меня поехать с ним в Испанию, сказав, что у него нет сыновей и он был бы счастлив, если бы я согласился стать его приемным сыном. Молодой, бесшабашный, склонный к авантюризму, я очень хотел повидать Испанию. Дядя предупредил меня, что в Испании таких, как я, считают еретиками, и рассказал об угрожающих мне опасностях. Однако дон Игнасио нашел более веские аргументы. Он обещал за шесть месяцев обучить меня говорить на кастильском наречии, ибо сам был родом из Кастилии, хотя и взял себе жену из Леона. Жена его умерла, но он остался жить в ее старом фамильном доме в Саламанке. Он собирался выдать меня за внезапно объявившегося дальнего родственника. Пока же я усвою язык, мне придется делать вид, будто у меня неладно с горлом. Сам дон Игнасио был не слишком набожным, в отличие от своей семьи, живущей в Кастилии. Одно время его единственный брат даже собирался стать священником. Старик обещал также обучить меня религиозным обычаям страны. Мне в мои двадцать лет его предложение показалось необычайно заманчивым, и я согласился…

По тону Рэя Каролина поняла, что он чувствовал, устремляясь навстречу опасности, в мир, совершенно чуждый его родной Англии… «Рэя манили, а возможно, – со страхом подумала она, – и сейчас манят ветры незнакомых стран».

– Но неужели твой дядя не возражал?

– Он знал, что я младший сын, вернее третий из четверых, и у меня нет шансов получить наследство. Он считал, что, поскольку дон Игнасио – богатый человек, это откроет передо мной широкие возможности, если я, конечно, приживусь в чужой стране.

И вот, когда около Азорских островов они встретили португальское рыболовное судно, дядя убедил капитана взять Рэя и дона Игнасио на борт и доставить в Ла-Корунью. Оттуда они верхом отправились в древний город Саламанку, которую опустошали многие завоеватели, среди них Ганнибал, римские легионы, готы и мавры.

И там в солнечном дворике виллы дона Игнасио, на окраине Саламанки, молодой англичанин впервые увидел дочь хозяина – пятнадцатилетнюю красавицу Розалию, и они полюбили друг друга.

Каролина представила себе эту девушку с высоко поднятыми, заколотыми гребнем волосами, томно обмахивающуюся веером в тени дубов. Рэй говорил о ней с необычайным воодушевлением, и Каролина поежилась. «Розалия была удивительно хороша собой», – поняла она.

– Вы были любовниками? – спросила Каролина охрипшим голосом, стыдясь за себя.

Рэй покачал головой.

– Испанские обычаи очень строги. Молодой девушке дозволено лишь прогуляться по саду в присутствии дуэньи… Иногда в сумерках я пел ей серенаду под балконом… Она бросала мне розу сквозь чугунную решетку… – «А ее темные глаза сияли ярче заката…» Рэй вспомнил, как они обменивались пылкими клятвами любви, тогда как дуэнья мирно подремывала возле журчащего фонтана.

Все это звучало на редкость романтично. От его слов у Каролины заныло сердце.

– И ты женился? – прошептала она.

– Да, с благословения святой матери церкви, – с иронией ответил он. – Я, англичанин, еретик, дал торжественный обет, назвавшись чужим именем, ибо дон Игнасио перекрестил меня в Диего. Так он мечтал назвать своего сына. Фамилию я выбрал сам, и стал Диего Вьяхаром – Диего Странником.

– Но ведь дон Игнасио мог иметь сыновей, – заметила Каролина.

– Нет, его молодая жена умерла во время родов. Скорбя о ней, он не пожелал больше жениться, хотя его и убеждали это сделать. Всю недвижимость старика в Саламанке должна была унаследовать Розалия.

«Значит, все-таки Розалия, а не Диего… Рэй имел столько имен, выдавал себя за испанца». Она со страхом внимала ему, не зная, какие признания еще услышит.

– У дона Игнасио был брат Карлос, – продолжил Рэй. – Когда-то он оставил Кастилию и переехал к дону Игнасио в Саламанку. Дон Карлос пользовался влиянием при дворе и за два года до этого получил назначение в Перу. В память о пребывании в Саламанке он оставил свою любовницу Кончиту, не старше Розалии – она, видимо, была совсем девочкой, когда он соблазнил ее, – и нескольких внебрачных детей от разных служанок. Добрый дон Игнасио заботился обо всех, даже о старой Хуане, матери Кончиты, немой с самого рождения. Дон Карлос был на несколько лет моложе брата, крепче его и надеялся со временем стать опекуном Розалии и прибрать к рукам ее состояние. Очевидно, кто-то написал ему в Перу обо мне, и он срочно вернулся, хотя и опоздал. В тот момент, когда дон Карлос, весь в пыли, въезжал в город, мы с Розалией, обвенчавшись, выходили на солнечный свет из сумрачного собора.

Каролина живо представила себе эту картину – такой, какой он, вероятно, видел ее. Красные черепичные крыши и выбеленные стены домов заливает яркое солнце. Поодаль высится величественный романский собор, откуда только что вышли молодые. Она вообразила, как дон Карлос, роскошно одетый испанский гранд, усталый и запыленный, галопом мчится на взмыленном коне и резко останавливается перед собором. Нетрудно понять, как неприятно поразил его вид молодых, выходящих из церкви: Рэй, дон Диего Вьяхар, Диего Странник, держит под руку дочь дона Игнасио. На ней кружевная мантилья, в темных волосах – дорогой гребень. Представлять себе все это было мучительно больно.

– Розалия знала, что ты англичанин, чужеземец? – полюбопытствовала Каролина, слышавшая, что испанским девушкам это далеко не безразлично.

Рэй нахмурился:

– Нет. Дон Игнасио просил меня скрыть это от нее. Он не хотел понапрасну тревожить дочь, считая, что женщин незачем посвящать в подобные дела, а я теперь должен остаться Диего. Мне было тяжело обманывать ее, но пришлось уступить дону Игнасио.

Итак, Розалия ничего не знала. Она вышла замуж, уверенная, что Диего – ее соотечественник. Вот так и она, Каролина, собиралась выйти за него замуж, не подозревая о том, что он уже был женат. Для Розалии все это кончилось трагически. Каролина решила, что обдумает все позднее.

Однако последовавшее за этим признание Рэя потрясло ее.

– Я так и не знаю, отравили дона Игнасио или нет, но на свадебном пиру у него начались сильные колики, и он почти сразу умер. Я увел плачущую Розалию от тела, а вернувшись, увидел, что дом опустел. Остались лишь мы и дон Карлос со своими людьми. Выгнав всех слуг брата, он стал полным хозяином в доме… – В лунном свете лицо Рэя казалось высеченным из гранита. Его серые глаза омрачились ужасными воспоминаниями. – Люди дона Карлоса поволокли меня в винный погреб и там с удовольствием поведали мне, каким пыткам я подвергнусь, попав в руки инквизиции.

– И ты никогда уже не видел ее?

– Видел. На другой день они привели меня в комнату, выходившую во внутренний двор, и привязали за руки к ржавой оконной решетке. «А теперь, англичанин, – сказал дон Карлос (каким-то образом он узнал, что я англичанин; должно быть, дон Игнасио поделился с ним этой тайной перед свадебным пиром), – теперь ты увидишь, что происходит с теми, кто выходит замуж за еретиков. После этого я разделаюсь и с тобой». Он махнул рукой, и с другой стороны двора двое его людей вывели Розалию в белом подвенечном платье и в кружевной мантилье. Я окликнул ее, но она не ответила. Вероятно, они воткнули ей кляп в горло. Я только слышал невнятные стоны, но слов не различал. – Рэй глубоко задумался.

– И что… что же случилось дальше? – Голос Каролины дрогнул, когда она заметила, что лоб возлюбленного покрылся испариной, а дыхание стало прерывистым.

– Дон Карлос вытащил шпагу и, с грустной улыбкой взглянув на меня, пересек двор и пронзил Розалию острым лезвием. – Рэй застонал, и Каролина ярко представила себе, как алая кровь обагрила белое платье, гордая голова под кружевной мантильей поникла и девушка, так и не вкусившая радостей первой брачной ночи, упала на плиты дворика.

– Нет! – невольно вырвалось у Каролины. «Зачем я заставила его вспоминать все это?» – мелькнуло у нее в голове.

Все остальное Рэй рассказал ей сам.

– Я совершенно обезумел. К этому моменту мои стражи ушли, и я остался один. Помню, я яростно проклинал дона Карлоса, и он направился ко мне с окровавленной шпагой в руке. – Лицо Рэя исказилось от боли. Что же он чувствовал тогда, глядя на скорчившуюся в тени пробкового дуба фигурку? Но при воспоминании об овладевшей им тогда жажде мести голос его окреп. – Помню его смеющееся лицо, белые зубы…

Каролина вздрогнула.

– Решетка была старая, насквозь проржавевшая и держалась не очень прочно. Я рывком выдернул ее и швырнул прямо ему в лицо. Ошеломленный, он рухнул на каменные плиты. Я выпрыгнул из окна и добил его железной решеткой.

– Ты… ты убил его?

Зловещая улыбка заиграла на губах Рэя.

– Да. Его люди не успели прийти ему на помощь. Потом раздались чьи-то крики. Меня ударили сзади. Больше я ничего не помню. Очнулся я весь в крови в тележке, прикрытый грудой соломы.

– Кто же спас тебя?

– Старая Хуана. Как – до сих пор не знаю, ибо она была немая, а писать не умела. Но именно Хуана вела впряженного в тележку осла. Когда я шевельнулся, она махнула рукой, чтобы я спрятался под соломой. Хуана лечила мои раны так заботливо, словно я был ее родным сыном. Она довезла меня до Ла-Коруньи.

– Оттуда ты и уехал? Рэй покачал головой.

– Мне еще не суждено было покинуть эту проклятую страну. В тот день, когда мы прибыли в Ла-Корунью, из тюрьмы бежали несколько узников и по всему городу велись их поиски. На набережной, куда мы успели добраться, нас схватили. Меня вытащили из тележки, Хуану стали допрашивать. Она не отвечала на вопросы, и это сочли за дерзость. Напрасно я кричал, что она немая и не может отвечать. Ее ударили с такой силой, что она рухнула навзничь, угодив под колеса проезжавшей телеги. Надеюсь, она не страдала и умерла сразу же.

Сопереживавшая ему Каролина невольно застонала.

– Власти решили, что я в сговоре с бежавшими узниками, поэтому-то и прятался в телеге. А так как их обвиняли в ереси, меня передали в руки инквизиции.

– И там быстро докопались, что ты англичанин? – догадалась Каролина.

– Ну этого-то они так и не узнали. Я выдал себя за кастильского бродягу и утверждал, что спал в тележке, когда меня схватили солдаты. Мне, конечно, не поверили. Кто-то пустил слух, будто я – посланник самого дьявола. – Рэй издал такой смешок, что Каролина похолодела. – Меня приговорили к аутодафе, и, без сомнения, я погиб бы в языках пламени, если бы Испания не нуждалась в гребцах для галер еще больше, чем в устрашении людей, голодавших в то время, когда в страну текли потоки золота и серебра. У меня были широкие плечи и крепкие мускулы, поэтому мне вынесли приговор: каторжные работы на галерах. Пожизненно.

Каролина не раз слышала, что это наказание хуже смерти.

– И как же тебе удалось бежать?

– А мне и не удалось. Тогда по крайней мере. Я был прикован к веслу «Ла ФуэрсЫ», одного из небольших испанских галионов. Судно ходило в Порто-Белло, откуда возвращалось с грузом золота и серебра из мексиканских и перуанских рудников. В Карибском море сильный шторм обрушился на корабль. Сильно поврежденная «Ла Фуэрса» потеряла управление и едва держалась на плаву. И тут вдруг появились два пиратских корабля и взяли нас на абордаж, но экипаж «Ла Фуэрсы» оказал ожесточенное сопротивление. Пока продолжалась схватка, мы, галерные рабы, по очереди вынимали длинную цепь, пропущенную через наши кандалы. Цепь была как раз в руках у меня, когда я увидел, что рядом со мной двое испанцев теснят капитана пиратского судна и вот-вот проткнут его своими шпагами. Одним удачным ударом цепи я повалил их обоих. В этот момент сверху донеслись радостные крики, возвестившие о том, что капитан «Аа Фуэрсы» капитулировал. Капитан пиратов Рейнард, которому я спас жизнь, освободил всех галерных рабов и велел сбить с наших ног кандалы. Узнав, что я изучал навигацию, он поручил мне командовать «Ла Фуэрсой», разрешил набрать экипаж из рабов и пожелал удержать корабль на плаву, хотя это внушало большие сомнения.

– Я хотела бы поблагодарить капитана Рейнарда. – При этих словах Каролины Рэй мрачно улыбнулся.

– Я тоже был бы рад это сделать, но в тот момент не имел такой возможности. Его офицеры и офицеры второго корабля выразили недовольство тем, что капитан возится с полузатопленной «Ла Фуэрсой», ибо рассчитывали поблизости встретить другие корабли, которые станут для них легкой добычей. Предоставив нам заботиться о себе и своем судне, они поплыли дальше и скоро наткнулись на караков[5], тут же с ними расправившихся. Капитан Рейнард погиб, так и не добравшись до Тортуги.

Эти слова напомнили Каролине, как коротка жизнь пирата, и она молча возблагодарила Господа за то, что Рэй покончил с этим занятием.

– Через некоторое время мы увидели еще одно судно рассеянной флотилии – «Эль Лобо» – «Волк». Оно не так сильно пострадало от шторма, как-наше. Мне пришло в голову, что нам не мешало бы сменить нашу полузатопленную посудину на более пригодную для плавания. Я созвал военный совет. Захватить «Эль Лобо» мы могли только хитростью. Мы надели испанские мундиры. Когда нас окликнули, мы убедили офицеров и матросов «Эль Лобо», что они имеют дело с испанцами, выдержавшими сражение с пиратами. На своем хорошем кастильском наречии я попросил их прислать на наш борт людей, которые оценили бы нанесенный нам ущерб. Когда они прибыли, мы, наставив на них дула пистолетов, велели вызвать сюда и других. Лодка за лодкой подплывали к нам, и всех мы заковывали в цепи. Наконец, подстрекаемый любопытством, к нам прибыл и сам капитан «Эль Лобо». Этого только мы и дожидались, и тут же отправились с ним на его корабль. Я прижимал дуло пистолета к его спине, и, чтобы спасти свою жизнь, он отдал распоряжения, позволившие нам завладеть судном. Мы захватили «Эль Лобо» без единого выстрела. Глаза Каролины засверкали гордостью за возлюбленного.

– Раньше, на галерах, я сохранял имя Диего, но теперь, вспомнив о своей семье в Англии, выдал себя за ирландца Келлза. У меня был собственный корабль, и я даже буксировал добычу. Когда мы вошли в залив Кайона, меня уже знали как капитана Келлза, а «Эль Лобо», несколько видоизмененный нами, именовался «Морским волком».

Рэй посмотрел на Каролину, и в его серых глазах вспыхнул огонь.

– С той самой ночи, когда «Эль Лобо» вошел в залив Кайона, я беспощадно мстил всем соотечественникам Карлоса.

Так началась его личная война с Испанией. С тех пор эта война не затихала ни на день. Рэй, конечно, не говорил, что каждый раз, беря на абордаж очередной испанский галион, он видел перед собой лишь лицо Розалии, но Каролина и так это знала. Губы ее пересохли.

– Поэтому, сражаясь с испанскими кораблями, ты поднимаешь вместо флага юбку Розалии? – «Салют в честь потерянной возлюбленной?» – хотелось ей уточнить.

Он мрачно кивнул.

– Да, поэтому. Но только юбка никогда не принадлежала Розалии. Я взял ее из сундука, найденного нами на корабле, который направлялся из Кадикса в Панаму. Я захватил тогда весь груз.

«Стало быть, юбка – лишь символ. Но образ этой женщины он всегда носит в своем сердце», – мелькнула грустная мысль в голове Каролины.

В дверь постучали.

– Капитан, – сказал грубоватый голос, – ветер переменился, погода портится.

– Сейчас приду. – Рэй вскочил и натянул панталоны. Каролина проводила его взглядом. Сидя на койке и ощущая килевую и кормовую качку, она размышляла о тех ужасах, которые пришлось испытать ее возлюбленному: «Рэй глубоко любил эту женщину и потратил долгие годы, чтобы отомстить за нее. А ведь он даже не спал с ней. Да и сейчас одно только упоминание ее имени продолжает волновать его, заставляет чувствовать себя несчастным. Он никогда не забудет ее…»

Каролина закрыла лицо руками. Теперь она горько сожалела о том, что расспрашивала Рэя об этой женщине.