"Лекции по истории Церкви" - читать интересную книгу автора (Асмус Валентин Валентинович)

ЛЕКЦИЯ 4

Завершение периода гонений на Церковь отмечено особенно страшными, дотоле невиданными преследованиями христиан. Чтобы понять, почему это случилось, нужно хотя бы немножко представить, что являла собой Римская империя во второй половине III-го — в начале IV-го века. В третьем веке Империю постиг жесточайший кризис. Все было поколеблено, а особенно страшной была ситуация на границах: с севера наседали германцы, с востока персы. И те, и другие враги грозили империи разрушением, и чтобы отразить эту опасность, она должна была сконцентрировать все свои силы. И в этом, т. е. в деле спасения империи как таковом, христиане полностью были на ее стороне: они понимали, что империя, даже в ее языческом облике, — это те внешние рамки, в которых не только возникла, но и продолжает более или менее нормально существовать, насколько возможно, нормально существовать в перерывах между гонениями, христианская Церковь. Гибель империи очень легко может стать не только гибелью культуры, но и самой Церкви. Возможная гибель империи воспринимается как некая эсхатологическая катастрофа. Но империя, для того, чтобы защититься от врагов, меняет свой характер: она превращается, как теперь сказали бы, в государство тоталитарного типа. Государство не в интересах эксплуататорских классов, как сказал бы марксист, но в своих собственных интересах берет под контроль всю жизнь общества. Государство предпринимает более энергичные военные усилия, и потому расширяется воинская обязанность. Оно предпринимает огромные финансовые усилия, и потому растет управленческий аппарат. Государство берет под свой контроль всю экономическую жизнь: каждый человек прикрепляется к своему сословию и к своему рабочему месту. Историей поздней римской империи всегда интересовались социалисты, и действительно, там был элемент социализма, но это, так сказать, крепостной социализм.

Усиливается также и идеологический диктат государства. Языческая религия во все большей степени навязывается всем слоям населения. С 284 г. во главе империи стоял император Диоклетиан, и почти двадцать лет он правил, не трогая или почти не трогая христианской Церкви. Первые девятнадцать лет его правления отмечены только мученичеством среди воинов, потому что воины то и дело отказывались приносить положенные жертвы богам, и за это подвергались казни. Христиане чувствовали себя настолько спокойно, что даже против дворца императора в малоазиатском городе Никомидии, где Диоклетиан имел свою резиденцию, возвышалась большая христианская церковь. И вот под самый конец своего царствования, в 303 г., Диоклетиан воздвигает гонения на христиан. В течение одного года 303–304 он один за другим издает целых четыре эдикта (указа) против христиан, и эти эдикты предопределяют все более нарастающие масштабы гонений. Сначала происходит всего-навсего конфискация церковного имущества (эта конфискация напоминает события в нашей стране в 20-х годах и впоследствии). Прежде всего, конфисковывались церковные здания. Кроме того, от духовенства требовалось выдавать священные сосуды и священные книги. Один из епископов был рад, что он обманул гонителей, и вместо священных книг выдал им еретические книги, которые для сведений хранились у него. Но несравненно чаще ситуация была более острой, потому что тех, кто не выдавал священных книг и сосудов, подвергали репрессиям, а тех кто выдавал — считали падшими — об этом Церковь судила довольно строго. Между прочим, во время Диоклетиановых гонений было уничтожено несравненно больше христианских книг, чем впоследствии, в христианскую эпоху, книг языческих — по приговору церковных судов, потому что языческие книги, уничтоженные христианами, можно пересчитать по пальцам одной руки, в то время как язычники истребляли вообще все христианские книги.

Гонения развивались дальше, и от конфискации святынь и церковной собственности скоро перешли к арестам и казням духовенства. Преследованию подлежали все до единого духовные лица: не только епископы, но и все низшие клирики, которых в то время было очень много, потому что не было твердой границы между клириками и простыми церковными служащими: например, привратники в Церквах, или санитары, которые обслуживали церковные больницы и богадельни, тоже считались клириками. Что же представляла собой Церковь в это время? Не нужно думать, что Церковь уже успела духовно покорить большинство населения Римской империи. Хотя в некоторых местах христианизация была почти всеобщей, например, в некоторых районах Малой Азии или в Египте, в других местах верующих было еще очень немного: поместная Церковь могла, например, состоять из 10 человек или около того. Но надо сказать, что не все части империи в одинаковой мере были затронуты гонениями. Дело в том, что Диоклетиан, который вообще был реформатором, создал новую систему разделения империи и престолонаследия. Он образовал коллегию из четырех правителей — старших и младших. Они назывались августами и кесарями и получали в свое правление ту или иную часть империи. Один из этих соправителей, Констанций Хлор (отец Константина Великого) управлял Галлией (современная Франция) и Британскими островами. В этой части империи христиан было сравнительно немного, и гонения здесь, из-за того, что сам Констанций сочувствовал христианству, носили самый поверхностный характер. Они ограничивались конфискацией зданий, причем эта конфискация была вовсе не повсеместной. На востоке, где было значительно больше христиан, гонения имели куда более кровавый характер. Таких страшных преследований история христианства еще не знала.

В разгар гонений Диоклетиан отрекся от власти. После его удаления на покой, государственная система, которую он с большим тщанием создавал, рухнула. Начались гражданские распри, занявшие ровным счетом два десятилетия. Доходило до того, что в разных частях империи действовали семь разных императоров, которые по большей части не признавали друг друга. И вот в этот смутный момент на историческое поприще выходит св. Константин, которому предстояло совершить глубочайший переворот в церковной истории.

Христианство не было еще повсеместно распространено, но при императорском дворе, — т. е. нужно говорить во множественном числе, — при императорских дворах оно уже было представлено. В окружении самого главного гонителя Диоклетиана было несколько христиан, в том числе среди его ближайших родственников. Что же касается св. Константина, то, как известно, его мать, св. Елена, была христианкой, хотя мы точно и не знаем, когда она таковой стала. И во всяком случае на семью родителей св. Константина вера христианская оказывала заметное влияние. То, что одну из сестер св. Константина звали Анастасия, говорит об этом весьма недвусмысленно, потому что Анастасия — это характерно-христианское имя, которое среди язычников не употреблялось.

Как мы знаем из жития св. Константина, он пережил обращение в христианскую веру накануне очень трудной битвы с противником, который его многократно превосходил по численности воинов. Ему было видение, после чего он повелел на полковых знаменах водрузить христианские символы, т. е. открыто заявил, что он становится со всеми своими воинами под защиту Бога христианского. Это было весьма и весьма смело, потому что, во-первых, в ходе гонений Диоклетиана происходила чистка армии, из которой старательно изгонялся христианский элемент, и потому среди воинов св. Константина вовсе не было такой уж повальной склонности к христианству. Скорее наоборот: по-видимому, все они были более или менее спокойными язычниками. Во-вторых, если по подсчету самых оптимистических исследователей, число христиан не превышало 10 % численности жителей империи, то на западе, где правил св. Константин и где он действовал в первую половину своего правления, этот процент был еще ниже. Таким образом, в действиях св. Константина мы должны исключить простой политический расчет. Конечно, он был и главой государства, и политиком, и он бы был плохой главой государства, если бы пренебрегал политическими расчетами. Но в данном случае на первом плане было другое — его искренняя убежденность. И судя по всему дальнейшему, мы смело можем называть св. Константина не только первым христианским государем, но и прообразом всех его преемников. Хотя в его случае была особая трудность, было весьма трудно преодолимое противоречие: став христианином по убеждению, он оставался во главе языческого государства, государства, которое уже на протяжении целого тысячелетия связывало себя тесными узами с языческой религией, государства, которое своему главе усвоило звание верховного жреца этой самой языческой религии — и официально св. Константин от этого звания не отрекался до конца своего правления. Очень многое говорит о том, что он уже в те ранние годы стал искренним христианином. И с другой стороны, много есть свидетельств тому, что он не порывал с языческими традициями своего государства. Это нас не должно особенно удивлять, потому что эпоха св. Константина — это эпоха синкретизма, эпоха, когда очень многие стремятся к соединению различных религий. И св. Константин даже находил особый смысл в такой интерпретации христианства, которая сделала бы его более приемлемым для множества поданных империи. Например, некоторое время спустя, отстраивая новую столицу Константинополь, он распорядился построить три больших собора — в честь св. Силы, св. Премудрости и св. Мира. Император считал, что ипостаси св. Троицы, названные этими отвлеченными философским понятиями, станут более доступны уму просвещенного язычника. Но, так или иначе, на глазах у всех своих подданных, св. Константин все больше склонялся на сторону христианства.

В 312 г. был издан Миланский эдикт — плод договора св. Константина с Ликинием — императором, который в то время правил восточной частью империи. Св. Константин сначала, победив Максенция в Италии, установил свою власть над западной частью империи, восточная же, наиболее густонаселенная, оставалась под властью другого императора. Ликиний был язычник. Он, однако же, породнился со св. Константином, и заключая договор о браке между Ликинием и сестрой св. Константина, два государя заодно договорились и о религиозной политике. Миланский эдикт вовсе не означал, что христианство стало государственной религией. Это было невозможно в тот момент, и эдикт оказался всего-навсего эдиктом о веротерпимости. Его провозглашение было вполне естественно, потому что после ухода Диоклетиана гонения очень быстро прекратились. Преемники Диоклетиана, даже настроенные вполне по-язычески, увидели бессмысленность гонений, поняли, что гонения не принесут ожидаемого результата. Христианам была предоставлена свобода богослужения. Им стали возвращать конфискованное имущество. Это сразу утвердило имущественные права Церкви, и впервые за всю ее историю началось накопление церковной земельной собственности. Император Константин давал все новые привилегии Церкви. Он освобождал высшее духовенство от налогов и государственных повинностей, причем идея отделения Церкви и религии от государства была, естественно, совершенно чужда как языческим предшественникам св. Константина, так и его христианским преемникам.

Государь, который объявил себя христианином, чувствовал свою великую ответственность за духовное благо своих подданных. Он чувствовал, что отвечает не только за материальное благополучие своего государства и его жителей, но также и за их вечное спасение. Поэтому христианский государь, который вынужден терпимо относиться к язычеству (язычество все еще остается весьма мощным) в то же время четко определяет свою позицию относительно всяких церковных споров. Те привилегии, которые он дал духовенству, относятся только к духовенству кафолической Церкви, в то время как различные еретики и раскольники этих привилегий не получают. Св. Константин поначалу относился к своему месту в Церкви с большим смирением. Он уклонялся от каких-либо суждений по церковным вопросам, зато ссылался на определения церковных соборов, церковной иерархии.

Однако сама иерархия все более активно требовала вмешательства св. Константина в происходившие тогда споры. Так, потребовалось вмешательство императора в конфликт с донатистами. Донатисты — это были раскольники, обвинявшие Карфагенскую Церковь, что она осквернила себя принятием в свой епископат тех епископов, которые пали во время Диоклетианового гонения, т. е. выдали священные книги по требованию гонителей. Точнее, ситуация была такая. По возведению на Карфагенскую кафедру очередного епископа (это была главенствующая кафедра в латинской Африке) некоторые ревнители церковной чистоты обвинили его в том, что один из трех рукополагавших его епископов был падшим. Это обвинение до сих пор так и не удалось доказать, однако разгорелся большой спор. Возник раскол, раскольники основали свою собственную иерархию и вступили в совершенно непримиримую борьбу с православным епископатом. Они объявляли падшим не только всех, кто выдавал церковные святыни, но и любого, кто имел с таковым общение. Эти раскольники, претендовавшие на исключительную чистоту, вступили в спор с Римом, и в этот спор пришлось вмешаться св. Константину, хотя он многократно отклонял от себя такую обязанность. Сначала, по просьбе донатистов, был созван собор в Риме, который их осудил. Потом был созван гораздо более представительный собор в галльском городе Арле, но раскольники не удовлетворились деяниями этих соборов, и тогда в дело пришлось вмешаться самому св. Константину, который, естественно, встал на сторону двух соборов.

Однако мы ошибемся, если будем представлять себе роль христианского императора в духе позднейших католических доктрин, которые отводили императору подчиненное место. Согласно им, император рассматривался, если следовать латинскому выражению, как мирская рука, как вспомогательная сила, которая проводит в жизнь решения церковных инстанций, помогает их осуществлению. Епископы-современники св. Константина и преемников св. Константина в основанном им Константинополе смотрели на дело совсем иначе. Это проявилось со всей очевидностью во время крупнейшего события в царствование св. Константина — Первого Вселенского собора.

Первый Вселенский собор, как вы знаете, собрался по поводу ереси Ария. Арий был пресвитером в Александрии — крупнейшем церковном центре, втором по величине городе империи, и, безусловно, первом по своему культурному значению. Это относится к культурной роли Александрии в языческом мире, и в такой же мере — в Церкви первых веков: Александрия, несомненно, и тогда, была не только интеллектуальным, но и богословским центром. Но сказанное вовсе не означает, что этот центр был непогрешим. Имеющая в себе всю полноту благодати и утвердившаяся на крови мучеников. Церковь, однако, еще не пришла в полноту своего исторического свершения, и в церковной жизни были, конечно же, и недостатки. Это проявлялось, кроме всего прочего, и в области богословия — два крупнейших богослова доконстантиновской эпохи — Тертуллиан на Западе и Ориген не Востоке — оба впали в ересь.

Ориген был как раз александрийцем. Еще при своей жизни он подвергся осуждению не столько из-за своих богословских позиций, сколько по каноническим мотивам, хотя его влияние по-прежнему было очень сильным. Об Оригене мы будем говорить немножко подробнее, когда дойдем до Пятого Вселенского собора, окончательно его осудившего. А сейчас — о другом александрийском богослове — пресвитере Арии.

В Египте (Александрия — центр тогдашнего Египта) Церковь имела такую структуру: Александрия была огромным городом, который имел безусловное влияние на очень обширную область, куда входили территории Египта и современной Ливии. В этой области было очень много маленьких Церквей во главе с епископами, но все эти Церкви подчинялись авторитету александрийского епископа, и он правил иногда довольно круто, можно сказать диктаторски: век спустя святитель Иоанн Златоуст, в споре с александрийским епископом, называл его фараоном, определив этим названием диктаторский образ правления последнего. Лишь пресвитеры города Александрии несколько ограничивали власть александрийского епископа. Пресвитеры играли очень значительную роль в александрийской Церкви — они управляли большими секторами города и в своем управлении были довольно независимы от своего епископа.

И вот один из этих весьма высоких в Александрийской Церкви лиц, пресвитер Арий, выступил с лжеучением. Лжеучение Ария относилось к учению о Святой Троице, так что спор Церкви с Арием открывает эпоху тринитарных споров: споров о догмате Святой Троицы. Эти споры продолжались на протяжении 4-го века, и с ними связаны первые два Вселенских собора. В Евангелии от Иоанна Христос говорит: «Я и Отец — одно». Эти и другие подобные речения Священного Писания были всегда основой церковной веры в божественное достоинство Господа Иисуса Христа, на которое и покусился теперь Арий.

Учение Ария мы не можем установить с полной точностью, потому что собственных сочинений Ария не сохранилось, а в изложении его учения у полемизировавших с ним православных есть определенные противоречия. Однако все-таки можно утверждать, что Арий учил о тварности Сына Божия, о том, что Сын Божий сотворен Богом-Отцом прежде всех век, то есть совершенно ниспровергал учение Церкви о Святой Троице. Арий, однако, вовсе не утверждал, что Христос — это простой человек, и его учение заключается вовсе не в этом. Согласно ему, Христос — это человек, соединившийся с Сыном Божиим. Но сам Сын Божий — это по Арию, так сказать, божество низшего порядка.

Когда возник спор православных с Арием, св. Константин, как и прежде, надеялся, что ему не придется вмешиваться. Он думал, что спорящие стороны послушают его увещаний и дела уладятся. Однако конфликт разгорался все больше и больше. И тогда, чтобы решить этот спор, св. Константин созывает Вселенский собор. Церковные соборы созывались и раньше, но они были гораздо меньшего масштаба. Это всегда были соборы местные, хотя такие соборы часто сообщали свои решения в важнейшие церковные центры. Теперь первый христианский император созывает Первый Вселенский собор. Этот собор Константин мыслит как императорское учреждение. В распоряжение епископов, которые должны были приехать на собор, он предоставляет средства императорской почты. Он не ограничивается ролью внешнего организатора собора. Император сам является на Собор, собравшийся в 325 году в малоазиатском городе Никее и председательствует на нем, хотя в этот момент он не только еще не крещен, но даже не вошел в число оглашенных. Мало того, что он председательствует, он предопределяет соборные решения.

Когда обсуждается главный спорный вопрос об учении Ария, и долгий спор ни к чему не приводит, в конце концов, предлагают выступить епископу Кесарии Палестинской Евсевию. Это был один из самых ученых епископов своего времени. Ему, по-видимому как епископу того города, которому административно подчинен святой град Иерусалим, как епископу-хранителю предания Иерусалимской Церкви, поручается прочитать крещальный символ веры своей Церкви. В то время еще не было всеобщего Символа Веры. У нас есть Символ Веры, который называем Никео-Константинопольским. Ясно, что в то время еще не было ни Никейского, ни Константинопольского соборов. Однако это не значит, что вовсе не было никаких символов веры. Символ Веры — краткое изложение веры, которые оглашенные, т. е. готовящиеся к крещению, выучивали на память и должны были прочитать во время крещения — такой символ существовал в каждой Церкви. Например, на западе был особенно распространен так называемый Апостольский Символ Веры — более простой, чем ныне принятый у нас Никео-Цареградский. Когда епископ Евсевий прочитал символ своей Церкви, он понравился очень многим, но не потому, что он вносил ясность в спорный вопрос, а как раз потому, что он не содержал в себе ясного разрешения спорного вопроса и, таким образом, мог явиться почвой для компромисса, т. е. мог удовлетворить обе стороны. Тогда слово взял св. Константин. Он сказал, что очень хорошо принять этот символ, но нужно сделать одно добавление: нужно отметить, что Сын единосущен Отцу. Вот это слово «единосущный» и есть тот ответ, который Церковь дала на лжеучение Ария, и вместе с тем — важнейший результат Первого Вселенского Собора.

Однако не надо думать, что все обрадовались, когда услышали слово «единосущный». Это слово в свое время было на востоке скомпрометировано тем, что его употребляли савеллиане, т. е. те, кто сливал лица Святой Троицы. Поэтому восточные епископы не только не могли бы предложить этого термина, но и когда он был предложен св. Константином, отнеслись к нему весьма сдержанно. По всей видимости, св. Константину этот термин был подсказан западными епископами, прежде всего его придворным епископом Осией Кордубским из Испании (мы не должна забывать, что сам св. Константин был западным человеком — он родился и вырос в латинском мире: правил сначала в Галлии, потом в Италии и лишь за год до Вселенского собора распространил свою власть и на восточную часть империи, объединив все государство под своей державой). Однако же, подчиняясь давлению св. Константина, епископы, собравшиеся на Первый Вселенский Собор, приняли символ веры в той формулировке, которая была предложена императором. Так св. Константин довел Вселенский Собор до успешного конца, т. е. до осуждения Ария и до положительного вероучения, и затем, естественно, постарался, чтобы все приняли деяния этого Собора, хотя это было совсем нелегко — у Ария оказалось очень много друзей и сторонников.

Несмотря на противодействие, которое встретил св. Константин, он до конца своей жизни не поколебался и был верен Никейской вере, т. е. православному учению, изложенному Первым Вселенским Собором, хотя друзья Ария и предприняли невероятные усилия, чтобы изменить мнение императора. Действия еретиков после Первого Вселенского Собора имели коварный характер. Они старались хитростью воздействовать на Константина, ибо видели, что он не станет сторонником Ария по существу. Поэтому начались всякие интриги, чтобы усилить позиции ариан. Прежде всего сторонники Ария стали доказывать, что Арий не виноват в том лжеучении, которое было ему приписано и, таким образом, Собор напрасно его осудил. Иными словами, не желая покушаться на деяния собора, влиятельные сторонники Ария стали предпринимать усилия для его личной реабилитации. Сам Арий был не прочь действовать в таком лицемерном духе. Он соглашался воздерживаться от самых определенных суждений, однако «личное дело» Ария завершилось, когда его внезапно настигла смерть.

Но арианство не умерло со смертью Ария, причем арианам удалось буквально взять императора Константина «в кольцо». Одним из самых влиятельных епископов оказался Евсевий Никомидийский — другой Евсевий, а Никомидия была еще со времен Диоклетиана императорской резиденцией. Хотя Константин как раз в эти годы отстраивал новую столицу — Константинополь, он по-прежнему бывал довольно подолгу в Никомидии и поэтому влияние местного епископа превозмогло влияние православного Осии Кордубского, который был слишком почтенного возраста и не мог действовать так энергично, как прежде. Стремясь оправдать Ария в глазах св. Константина, еретики в то же время стремились дискредитировать перед ним наиболее видных противников Ария.

Самым замечательным борцом против арианства в эти первые десятилетия после первого Вселенского Собора считается, безусловно, Афанасий Великий, епископ Александрийский. Арианствующим удалось сделать так, что Афанасий подвергся ссылке и был вынужден провести несколько лет вдали от своей паствы на далеком Западе. Св. Афанасия обвиняли в том, что он вносит смуту в церковную жизнь, т. е. обвинения носили не догматический а канонический характер, опять-таки по той причине, что догматические обвинения при св. Константине не достигли бы цели.

Св. Константин умер в 337 году, процарствовав более 30 лет. Самый значительный документ о жизни св. Константина это «Житие царя Константина», составленное одним из его придворных епископов — Евсевием Кесарийским. Это житие составлено в панегирическом духе, и поэтому многие сомневались в его исторической ценности. Однако в последнее время наука относится к исторической достоверности этого жития как к твердо установленному факту. Например, в египетских папирусах найдены те указы Константина, которые приводит в своей книге и Евсевий. Так или иначе, житие Константина было своего рода программой для всех последующих поколений, особенно для императоров, и то место в Церкви, которое оно отводит Константину, конечно, старались удержать за собой и его преемники, бывшие, так сказать, более «нормальными» христианами. Св. Константин принял св. крещение незадолго до смерти. Он считал, по-видимому, что невозможно быть императором, выносящим смертные приговоры и членом Церкви, тем более что царствование св. Константина было очень тяжелым, ему приходилось проявлять иногда жестокость даже к самым близким людям. Например, в свое время были казнены его жена и старший сын. Впоследствии императорами становились люди, которые приняли крещение уже в младенчестве или в юном возрасте.

В речах, которые Константин произносит у Евсевия перед собранием епископов или в письменных документах, которые он, согласно тому же Евсевию, им адресует, император называет себя «епископом внешних дел Церкви», а также «сослужителем епископов». Первое выражение можно осмыслить по-разному. Некоторые понимают его так, что св. Константин считал своей целью привести язычников, которые находятся вне церковной ограды, внутрь ее — и только. Другие же — в том смысле, что св. Константин притязал устраивать внешнее бытие Церкви, в то время как другие устраивают внутреннюю ее жизнь. То, что рядом с первым выражением соседствует второе — «сослужитель епископов», — подтверждает скорее второе толкование, причем заметим, что это епископство Константина универсально, так же, как универсальна его империя. Это очень важно сознавать — ведь Римская империя всегда мыслила себя как государство всемирное. Если какие-то страны еще оставались вне власти римских императоров, то это понималось как какое-то историческое недоразумение, как положение ненормальное и временное. Империя была тождественна вселенной. Поэтому, между прочим, и патриарх второго Рима — Константинополя получил наименование Вселенского патриарха. И столь же вселенским было призвание самих императоров. Церковь называет св. Константина равноапостольным: подобно тому, как апостолы привели в Церковь Христову начатки верующих, так равноапостольный царь Константин создал условия для того, чтобы все подданные его империи стали христианами. Действительно, время Константина — это время массовой христианизации.