"Смерть как сон" - читать интересную книгу автора (Айлс Грег)

8

Я сидела на Сен-Шарль-авеню в припаркованном «мустанге» и никак не могла набраться духу выйти из машины. Я остановила ее в квартале от дома, чтобы дети, чего доброго, не увидели меня в окно. Венди стояла в нескольких метрах, прячась в тени раскидистого дуба.

Мы легко с ней сошлись, и я действительно чувствовала себя в полной безопасности, пока она была рядом. Уж на кого-кого, а на Венди вряд ли произвел бы впечатление мой рассказ о том, что Джейн совершала ежедневные трехмильные пробежки и работала с гантелями. Зато мне очень легко было представить агента Трэвис в тире, где коллеги-мужчины в очередной раз негодуют из-за того, что эта чертова девчонка опять их обставила на всех мишенях. Венди пришла в Академию ФБР в девяносто втором. Услышав об этом, я сразу поняла, что она из поколения Кларис Старлинг – вчерашних школьниц, в огромном количестве устремившихся на учебу в ФБР под впечатлением от вдохновенной игры Джоди Фостер в знаменитом триллере «Молчание ягнят».

Что ж, в этом нет ничего зазорного. Когда я сама посмотрела «Энни Холл» Вуди Аллена в тысяча девятьсот семьдесят седьмом, то потом еще целый месяц разгуливала по окрестностям в штанах-шароварах, с мужским шейным платком и в шляпе. По крайней мере, душевный порыв Венди обернулся для нее достойной работой в серьезном учреждении.

Я очень долго выбирала подарки для племянников, но Венди не торопила меня и даже давала советы. Генри уже восемь. Его назвали в честь деда – отца Марка. А Лин всего шесть, и ее назвали в честь бабушки – нашей с Джейн мамы. С тех пор, как одиннадцать месяцев назад я уехала из Нового Орлеана, мне лишь однажды удалось с ними повидаться. Конечно, я обещала им совсем другое, но сдержать слово было мучительно. Ничего удивительного: ведь мы с их пропавшей без вести матерью похожи, как две капли воды. Кроме того, как бы Марк ни пытался психологически подготовить их к моим визитам, я знала, что буду испытывать чувство вины, а дети – биться в истерике.

Последние пару минут Венди неотрывно смотрела на меня, посылая мысленные призывы выйти наконец из машины. Она знала, что я нервничаю. Час назад я уговорила ее отвезти меня в бар. Она не пила, а я не сумела отказать себе в двух джин-тониках. Так и сказала ей: «Для храбрости». За короткой беседой она поведала мне много интересного о местной штаб-квартире ФБР. Вспоминала, что поначалу Боулс все никак не мог приноровиться к местной преступности и политике – а вплоть до последнего времени жители Нового Орлеана не видели между ними большой разницы, – но потом осмелел. В настоящее время в суде разбирается дело бывшего губернатора. Удалось Боулсу приструнить и некоторых других прежних «шишек». А вот Джон Кайсер… О нем Венди не хотела ничего говорить, и каждый ответ на свой вопрос я вытягивала из нее буквально клещами. При этом она смотрела на меня так, что сомнений не оставалось: Венди пытается оценить, какого рода интерес я питаю к Кайсеру и не представляю ли для нее угрозу…

По словам Венди, Джон был главной звездой штаб-квартиры. Весь женский персонал бесстыдно флиртовал с ним, но тот игнорировал знаки внимания. За все время его пребывания в Новом Орлеане ни одного свидания, ни одного букета цветов, ни одного «мужского взгляда», брошенного украдкой. Такое поведение восхищало агента Трэвис. Как и биография кумира. Он служил шерифом в Айдахо, когда туда однажды наведался Дэниел Бакстер. В соседнем округе орудовал серийный убийца, и одно из преступлений было совершено на территории, подотчетной Кайсеру. В конце концов, они сообща поймали маньяка, и Кайсер очень быстро расколол того на допросах. Впечатленный этим Бакстер дал молодому шерифу рекомендацию для поступления в Академию ФБР, хотя и не питал особых надежд на то, что «деревенскому простачку» удастся выдержать серьезный конкурс. А Кайсеру удалось. По окончании учебы Джон работал в Спокане, Детройте и Балтиморе, а потом Бакстер выписал его к себе в Квонтико. Его коэффициент раскрываемости преступлений действительно был одним из лучших за всю историю «серийного подразделения». А потом случилось то происшествие…

Когда я сказала Венди, что уже знаю о случае в Монтане, она глянула на меня с подозрением. Каким это образом, спрашивается, я успела за один день то, на что она потратила несколько недель, а то и месяцев?

– От него ушла жена. Он и об этом вам рассказал?

– Нет.

Удовлетворенная ухмылка.

– А вот мне рассказывал. Она, видите ли, не выдержала его напряженного рабочего графика. Обычная история… В последнее время мы женимся и выходим замуж почти сплошь за своих. Вообще-то ему надо было вовремя осознать угрозу и предотвратить распад семьи, но он был так занят, что ни на что не обращал внимания. И она ушла. А он ее не задержал.

– А дети?

Она покачала головой.

– Он говорил, что служил во Вьетнаме. Вы что-нибудь знаете об этом?

– Нет, об этом он старается не вспоминать. Но Боулс рассказывал Грэнджеру, что он как-то видел послужной список Джона – у него полным-полно боевых наград. Одно время Боулс очень хотел видеть Кайсера в отряде быстрого реагирования, и Грэнджер даже пытался вести переговоры, но Джон уперся. Сказал, что аналитическая работа его привлекает больше. А вы как считаете?

– Я не удивляюсь этому его решению. Люди, побывавшие на войне, потом довольно скептически относятся к силовым методам разрешения конфликтов.

Венди закусила губу, и я испугалась – уж не обиделась ли?

– А вы ведь бывали на войне? – вдруг тоном любопытного ребенка спросила она. – И видели своими глазами реальный бой?

– Не только видела, но и снимала на пленку.

– А в вас когда-нибудь стреляли?

– И попадали.

Я поняла, что резко поднялась в ее глазах.

– Это больно?

– Не рекомендую пробовать. Однажды меня ранило шрапнелью прямо… в задницу. А шрапнель гораздо хуже пули. Вот меня тогда припекло так припекло!

Мы рассмеялись. Когда мы выходили из бара, я уже точно знала, что она по уши влюблена в Джона Кайсера и до смерти боится, что я могу стать соперницей.

Венди облегченно вздохнула, когда я наконец набралась мужества, вылезла из «мустанга» и быстро направилась к дому Марка. Собственно, это был не дом, а самый настоящий особняк. Джейн и Марку повезло. Точнее, Джейн повезло с Марком. В этой части Сен-Шарль-авеню одни железные решетки на парадных воротах могли стоить дороже, чем целые квартиры в других районах Нового Орлеана. Я быстро взбежала на крыльцо и, не давая себе времени на дальнейшие сомнения, стукнула пару раз в дубовую дверь массивным медным кольцом. Я думала, что мне откроет Аннабель, пожилая служанка семейства Лакур, которая перешла к Марку «по наследству», но на пороге показался сам Марк.

Говорят, что людям обычно везет с чем-то одним – либо с внешностью, либо с деньгами. Марку Лакуру повезло сразу со всем. У него были песочного цвета волосы, голубые глаза, абсолютно римский профиль и крепкое, тренированное тело спортсмена. Марк выглядел лет на десять моложе своего возраста, а стукнуло ему почти сорок два. Когда родились дети, он было потолстел на несколько килограммов, но переживания, вызванные похищением Джейн, все вернули на свои места. Весь последний год он занимался в тренажерном зале словно одержимый – лишь бы забыться. И теперь – в синих шерстяных брюках, рубашке от «Брукс бразерс» и кожаных туфлях – выглядел почти как модель.

Увидев меня, Марк тут же расплылся в улыбке. Он быстро притянул меня к себе, и я ответила на его объятие. От него пахло дорогим одеколоном.

– Джордан… – пробормотал он, когда я наконец отстранилась. – Как хорошо, что ты приехала.

Он пропустил меня в просторный холл, запер дверь и повел в гостиную, которая словно сошла с обложки журнала «Архитекчурал дайджест». В комнате поддерживался идеальный, музейный порядок. Ни оброненной игрушки, ни коробки от пиццы, ни пылинки. Я даже не сразу решилась опустить пакеты с подарками на пол. Джейн тоже была чистюлей, но все же не до такой степени. После ее исчезновения жизнь в доме потихоньку начала возвращаться в то русло, которым из поколения в поколение текла в семье Лакур. Мне вдруг стало жалко детей – каково им здесь расти и в их-то возрасте поддерживать неизменный стерильный статус-кво?

– Генри и Лин наверху? – спросила я, присев на краешек кресла-качалки, которое выглядело так, что не хватало только натянутой вокруг ленты с табличкой: «Экспонаты руками не трогать!»

– Они сейчас у моих родителей. – Марк опустился напротив меня на диван.

– Да?.. А когда вернутся?

– Отец купил городской дом в паре кварталов отсюда. Они приведут детей, как только я позвоню.

«Как только он позвонит?»

– Что-то случилось, Марк?

– Я хотел бы поговорить с тобой, прежде чем ты с ними увидишься.

– О чем?

– Хочу подготовить тебя. Ты должна знать одну вещь.

– Не тяни, Марк!

Он сделал продуманную паузу, даром что слывет успешным адвокатом.

– Дети знают, что Джейн умерла.

– Что?!

– Мне пришлось сказать им. У меня не было выбора.

Мы все-таки ужасные лицемеры. Целый год я старательно убеждала себя в том, что Джейн больше нет, множество раз оплакала ее и похоронила в своем сердце. Но теперь, услышав заявление Марка, которое лишь словесно подтверждало мои мысли, вдруг испытала приступ крайнего возмущения и детской обиды…

– Но ведь ты сам не знаешь, умерла ли она!

Марк покачал головой и вздохнул:

– Сколько еще времени тебе нужно, чтобы смириться с этим? Твоего отца нет уже почти тридцать лет, а ты все еще на что-то надеешься! Но, Джордан, войди в мое положение! Я воспитываю детей, а они не могут ждать так долго.

– Ты не то говоришь, Марк, не то…

– А что я должен говорить? Поначалу они думали, что Джейн выкрал «плохой человек», что она страдает у него и не может вернуться домой, потому что он ее не отпускает. Эта версия при всем ее удобстве не могла жить вечно! Дети впали в ступор, вся их жизнь превратилась в сплошное ожидание мамы. Они больше ничем не занимались, почти не ели, почти не спали. Дни напролет сидели на подоконнике и смотрели на улицу, срывались на каждый телефонный звонок. Это не могло так дальше продолжаться, Джордан. Поэтому в конце концов мне пришлось сказать им, что Бог забрал маму к себе на небеса и она там теперь вместе с ним, а не с «плохим человеком». И смотрит на нас сверху, и думает о нас.

– Неужели они не спрашивали, как именно она умерла?

– Спрашивали. Я сказал, что она заснула и не проснулась.

«Господи…»

– А они что?

– А они только спросили: ей было больно?

Я спрятала лицо в ладонях. Но Марк не унимался:

– У меня не было выбора, Джордан. Пойми, я отец и мне решать. Пожалуйста, не говори им ничего об этом расследовании, которое вы сейчас ведете. О картинах, об уликах. Ни слова! Ни слова о том, что может наполнить их безумной надеждой и новым ожиданием счастливого конца. Потому что его не будет. И ты знаешь это так же хорошо, как и я. Все те женщины мертвы. Все до единой.

Может, все дело в том, что у меня нет собственных детей. Может, я и понятия не имею, как надо воспитывать маленьких людей. Особенно тех, на долю которых выпали такие страдания.

– Я хочу, чтобы ты была с ними рядом, стала частью их жизни, – продолжал Марк. – Но пожалуйста, давай больше не будем возвращаться к этому вопросу. Джейн умерла. И точка. Мы даже заказали по ней панихиду.

– А почему я узнаю об этом только сейчас?

– Ты была в командировке, как, впрочем, и всегда. И мы не знали, как тебе сообщить.

– Мой агент всегда в курсе, где меня найти.

– Хорошо, тогда я скажу по-другому. Я не хотел, чтобы при этом присутствовала женщина, как две капли воды похожая на их мать, которую они в тот самый момент отпевали!

– Черт, Марк, что ты наделал?.. – произнесла я, качая головой. – Я не говорила тебе до сих пор, но… Одним словом, восемь месяцев назад у меня дома раздался телефонный звонок. Звонили из Таиланда. Связь была отвратительная, и я могла легко обознаться, но мне показалось, что это Джейн.

– Что?!

– Она взывала о помощи и говорила, что папу не убили, но помочь он почему-то не может. А потом к трубке подошел какой-то мужчина и сказал что-то по-французски. И добавил по-английски: «Это всего лишь сон». На этом связь оборвалась.

– И ты в самом деле решила, что это Джейн? Звонила из Таиланда?!

– Я не была уверена, как не уверена и сейчас. Но ведь я наткнулась на те картины не где-нибудь, а в Гонконге!

– Почему ты не рассказала мне об этом раньше?

– Не хотела расстраивать.

– Когда был звонок – днем или ночью?

– А что?

– А то, что я прекрасно помню – в то время ты была сама не своя и спала сутки напролет. И накачивала себя всякой дрянью.

Меня мгновенно охватило бешенство, но я взяла себя в руки.

– Ты прав, но я обратилась с заявлением в ФБР. Они проверили – мне действительно звонили из Таиланда. С вокзала. Ночью.

Марк еще несколько секунд напряженно смотрел на меня, потом медленно перевел взгляд на портрет своих родителей, висевший на стене.

– Я знаю, что ты по уши влезла в это расследование. Что ж, отговаривать не буду. Каждый из нас должен делать то, что велит ему совесть. Но я ничего не хочу знать об этом, понимаешь? Ничего! В этом доме о расследовании – ни звука! По крайней мере до тех пор, пока у них не появятся – если вообще появятся – неопровержимые доказательства, что Джейн или по крайней мере кто-то из этих женщин выжили. А до тех пор только молчание, полное молчание.

– Речь истинного адвоката.

Его лицо покрылось пятнами.

– Ты, наверное, думаешь, что мне легко без нее? Да я, если хочешь знать, пережил такое… – В этот момент зазвонил его сотовый. Он взял трубку. – Да, я. Хорошо, сейчас иду.

Он убрал телефон и поднялся с дивана.

– Удивительно, Марк, как ты вообще согласился допустить меня до племянников.

– Повторяю: я хочу, чтобы ты стала частью их жизни, даже прошу об этом. Ты – прекрасный пример для подражания. Особенно для Лин.

– Ты в самом деле так думаешь?

– Да. Забудем об этом нашем разговоре. Постарайся сосредоточиться на детях.

«Забудем обо всем… забудем о Джейн…»

– Я подожду здесь.

– Хорошо.

Марк вышел.

Как ни странно, но меня никто и никогда не посвящал в тонкости взаимоотношений Марка и Джейн. Сестра говорила, что у них все хорошо. И старалась всегда это демонстрировать. Они поженились совсем молодыми. Марк тянул с детьми до последнего, хотел сначала встать на ноги, сделать карьеру. Джейн это беспокоило, потому что она жаждала материнства с самого начала – причем, как я подозревала, не столько ради самих детей, сколько ради укрепления выгодного для нее брака. Но когда Генри и Лин родились, мне пришлось забыть о своих подозрениях. Джейн оказалась замечательной матерью и окружила малышей такой любовью и уютом, каких мы с ней никогда не знали.

Я услышала, как распахнулась входная дверь, и до меня долетели приглушенные расстоянием голоса. Громче всех говорила женщина:

– Не думаю, что это хорошая идея. Им и так через многое пришлось пройти…

Затем раздался голос Марка, который терпеливо и многословно настаивал на своем. А потом – о мой Бог! – я услышала, как по лестнице застучали маленькие каблучки и вслед им ступеньки заскрипели под тяжелыми шагами Марка. На лбу у меня выступила испарина. Честно говоря, я и предположить не могла, что буду волноваться так сильно. Звук шагов приблизился почти к самой двери и вдруг оборвался.

– Ну, идите, – прозвучал в коридоре голос Марка. – Все будет хорошо.

Ответом ему была тишина. Я сама боялась вздохнуть и не могла пошевелиться.

– А там для вас подарки! – тоненько пропел Марк.

В проеме показалось личико Лин. Маленькая копия меня и Джейн. Своими большими карими глазами она напоминала олененка, опасливо выглядывающего из-за дерева. Лин увидела меня, и у нее широко открылся рот. В следующее мгновение чуть повыше показалась белобрысая голова Генри. Он моргнул несколько раз своими голубыми глазами и исчез. Лин осталась. Я улыбнулась как можно сердечнее и раскрыла объятия. Лин оглянулась – видимо, на отца, – а затем переступила порог комнаты, сделала пару неуверенных мелких шажков и вдруг… бросилась ко мне.

– Мама, мама… – горячо зашептала она мне в ухо, прижимаясь всем телом и дрожа.

В ту минуту я едва не лишилась чувств. Невероятным усилием воли чуть отстранила ее, мягко заглянула в блестевшие от слез глазенки и проговорила:

– Я Джордан, зайчик мой, тетя Джордан…

– Она знает, – раздался в комнате голос Марка. Он стоял на пороге и держал за плечи не решавшегося подойти ко мне Генри.

– Она назвала меня мамой…

– Лин, ты знаешь, кто сейчас перед тобой?

Лин строго на меня посмотрела и шмыгнула носом.

– Тетя Джордан. Я видела ваши фотографии в альбомах.

– Но ты сказала «мама»…

– Вы очень похожи на мою маму. Мама сейчас на небе у Бога.

Я инстинктивно прикрыла рот ладонью, не зная, что делать и что говорить дальше. Меня выручил Марк, подтолкнувший вперед сына.

– А вот и старина Генри. Ну, подойди, поздоровайся с тетей.

– Привет, Генри, – дружески кивнула ему я.

– Мы заняли первое место по футболу, – вместо приветствия объявил тот.

– Не может быть!

– Хотите, покажу кубок?

– Еще как хочу. Но у меня для тебя есть подарок. Посмотришь на него?

Генри оглянулся на отца за разрешением.

– Я тоже с удовольствием погляжу, – сказал Марк.

Я кивнула в сторону одного из свертков у двери.

– Сумеешь открыть сам, Генри?

– Сумею!

Он атаковал сверток и через минуту достал плоскую коробочку с ярлычком «Панасоник».

– Это DVD-плеер, пап, смотри! Портативный! Для машины! – восхищенно вскричал Генри.

– Для машины? М-м-м, довольно оригинально, – проговорил Марк, подмигнув мне.

– Оригинальность – единственная привилегия незамужних и бездетных, – ответила я.

– Вот-вот…

Лин все стояла около меня, не решаясь спросить, есть ли что-нибудь и для нее.

– Ну а это тебе! – зная наперед, что читаю ее мысли, объявила я и передала девочке сверток поменьше.

– А что это?

– Сама посмотри.

Лин аккуратно развязала бантик и свернула ленту в клубок, прежде чем раскрыть сверток. У меня сжалось сердце. Точно так же бережно относилась к вещам и Джейн, научившись этому – в отличие от меня – у нашей матери. Сестра жила богато, но детские привычки навсегда остались с ней и даже перешли к дочке.

Тем временем Лин взяла в руки небольшую коробочку и принялась рассматривать ее со всех сторон.

– Что это?

– Догадайся. Ты уже умеешь читать? Что тут написано?

– «Ни-кон». «Никон». Девять-девять-ноль.

– Отлично! Давай-ка я тебе помогу. – Я откинула кожаную крышку с аппарата и вновь передала его Лин. – Как ты думаешь, что это такое?

Лин еще с минуту разглядывала подарок, а потом остановила взор на поблескивавшем объективе.

– Это фотокамера?

– Точно!

Она часто-часто заморгала.

– Она игрушечная или настоящая?

– Конечно, настоящая. Очень хорошая и довольно хрупкая. Будь с ней осторожна. Всегда надевай ремешок на шею, чтобы случайно не уронить и не разбить линзу. Впрочем, не стоит сдувать с нее каждую пылинку. В конце концов это всего лишь рабочий инструмент. Главное – это то, что ты видишь своими глазами. А камера всего лишь поможет тебе поделиться увиденным с другими людьми. Понимаешь?

Лин кивнула, в глазах застыло восхищение.

– Папа! – вдруг крикнул Генри. – Тут два подарочных диска! «Железный гигант» и «Эльдорадо»!

– А вы останетесь у нас ночевать? – спросила Лин, требовательно глядя на меня снизу вверх.

– Конечно.

– А вы научите меня, как делать фотографии?

– Обязательно. Все, что ты наснимаешь этой камерой, мы загрузим сначала в компьютер, а потом уже распечатаем на бумаге. У тебя есть компьютер?

– У папы есть.

– Ну что ж, до тех пор, пока он не купит тебе свой, мы будем пользоваться его. Правда, папа?

Марк показал мне кулак.

– Эх… Ладно, что ж с вами будешь делать. Так как насчет ужина?

– Ты что, Марк, умеешь готовить?

– Ты смеешься? Аннабель!

Через полминуты на лестнице послышались торопливые шаги и из коридора раздался голос пожилой женщины:

– Что это вы так кричите на ночь глядя, месье Лакур?

– Как там ужин?

– Через пять минут.

Аннабель показалась в дверном проеме. Я почему-то ожидала увидеть толстую неповоротливую матрону, но Аннабель оказалась стройной и весьма подвижной. На лице ее светилась приготовленная заранее приветливая улыбка. Лишь когда ее взгляд упал на меня, лицо вдруг мгновенно вытянулось от испуга.

– Ой…

– Аннабель, это Джордан, – поспешно сказал Марк.

– Господи прости… – пробормотала Аннабель, не сводя с меня завороженного взгляда. – Деточка, да ведь вы вылитая… – Она запнулась, вспомнив о находящихся в комнате детях. Медленно, словно ее кто-то толкал в спину, приблизилась ко мне. Я протянула руку, и она пожала ее с неожиданной силой. – Очень приятно.

Она повернулась, машинально потрепала по головам Генри и Лин и медленно вышла.

– Ты можешь быть свободна, когда приготовишь ужин, – крикнул ей вдогонку Марк. – Спокойной ночи!

– Вот только выну бисквиты из печки, и вы меня сегодня больше не увидите, – ответила Аннабель из коридора.

Когда ее шаги затихли, я проговорила:

– Неужели у вас тут до сих пор делают домашние бисквиты?

– Ты давно не была на Юге, – отозвался Марк. – Аннабель лучшая. Просто лучшая. Мы бы без нее пропали. А здорово ты ее… Она чуть в обморок не грохнулась.

Когда мы перешли в столовую, роскошный ужин был уже на столе. Поросенок в медовой глазури, сырные шарики, домашние бисквиты, разнообразные салаты. Я сама едва не грохнулась на пол без чувств от этих запахов, мгновенно заставивших меня позабыть об экзотике азиатской кухни, к которой мне поневоле пришлось привыкнуть в последний год. Этот стол живо напомнил мне о Джейн. В родительском доме мы сроду не видели с ней ни фарфора, ни столового серебра, потому-то это были едва ли не первые вещи, которыми она обзавелась, выйдя замуж. Я переводила взгляд с сервиза «Ройял Долтон» на хрусталь «Уотерфорд» и серебряные приборы «Рид энд Бартон».

– Красота… – проговорила я, шутливо подтолкнув Генри. – Садись со мной. Лин, а ты с другой стороны.

– А разве вы не сядете на почетное место во главе стола? – наивно удивилась девочка.

– Что мне почетное место, если я хочу сидеть с вами?

Лин счастливо улыбнулась, и за одну эту улыбку я готова была поклясться перед всем миром, что ни один волосок никогда не упадет с ее головы. Дети пододвинули свои стулья поближе, мы все уселись за стол и без долгих предисловий принялись за еду. Я сама удивилась, как ловко и быстро нам удалось найти общий язык. Мгновения неловкости возникали лишь в кратких паузах между веселой болтовней. Дети смотрели на меня, не отрываясь. Я понимала, что они ужасно соскучились по домашним вечерам в обществе мамы. В какой-то момент даже глаза Марка мечтательно затуманились…

Тринадцать месяцев назад чья-то злая воля вырвала из их жизни любимую жену и маму. И на том месте в их сердцах, которое безраздельно занимала Джейн, появилась рваная рана. А сейчас она чудесным образом затянулась. Пусть и временно. И все благодаря женщине, родственнице, которая по прихоти природы точь-в-точь походила на Джейн.

– А не пора ли вам, братцы мои, в постель? – поинтересовался Марк.

– Нет! – в один голос закричали дети.

– Может, и правда позволишь им немножко покуролесить сегодня?

Марк нахмурился, всем своим видом показывая, кто здесь хозяин. Но… согласился. Мы перешли в гостиную, где я преподала Лин первый урок фотографии, а Генри тем временем возился со своим новым плеером, вставляя в него диск с «Эльдорадо». Меня поразило, с какой быстротой Лин схватывала все мои советы и указания. Мы отщелкали несколько пробных кадров, и я загрузила их в компьютер Марка. Снимки были очень приличные, о чем я тут же объявила пунцовой от удовольствия Лин. Спустя некоторое время Марк вновь попытался отправить детей спать, но те взбунтовались и кинулись ко мне за поддержкой. Они ее получили, и веселье продолжилось. К счастью, Генри предложил поиграть в салочки и уже через десять минут заклевал носом от усталости, а еще через пять заснул на диване.

Марк сидел в кресле в углу комнаты, сложив ноги на высоком пуфе, и вполглаза смотрел сводку биржевых новостей по Си-эн-би-си. Вымотавшись во время игры с Генри, я тоже отдыхала и не сразу заметила обращенный на меня неподвижный взгляд Лин. А когда встретилась с ней глазами, увидела, что у девочки мелко дрожит подбородок.

– Что с тобой, зайчик? – шепнула я.

Она нахмурилась, смахнула кулачками выступившие слезы, а потом – не в силах совладать с собой – уткнулась мне в грудь и всхлипнула:

– Я скучаю по маме…

На этот раз я тоже не смогла удержать себя в руках и разревелась. Никогда в жизни меня не охватывал столь сходный с материнским инстинкт «защиты детеныша». Даже в юности, когда я фактически в одиночку поднимала Джейн деньгами и советами. Сейчас все было по-другому. В эту минуту я готова была пойти на все – даже на преступление, – только бы защитить Лин и Генри. Но что я могла сделать, как могла исправить то, что с ними случилось? Никак… Оставалось только гладить Лин по волосам и плакать вместе с ней.

– Я знаю, зайчик, – прошептала я, когда снова смогла говорить. – Я тоже скучаю. Но ведь теперь мы вместе и у нас все будет хорошо.

– А вы останетесь с нами?

– Конечно.

– А надолго?

Она шмыгала носом, утирая мокрое личико.

– Надолго. Пока буду вам нужна.

Марк отвлекся от телевизора и глянул в нашу сторону.

– Что там у вас?

– Ничего особенного, – ответила я, пристроив Лин у себя на коленях и потихоньку баюкая ее.

А сама снова и снова вспоминала тот телефонный звонок, раздавшийся у меня дома ночью восемь месяцев назад. «Господи! Господи, сделай так, чтобы это была Джейн! – возносила я про себя неистовую молитву. – Этим детям нужно гораздо больше, чем я смогу им дать».

Через полчаса мы с Марком отнесли спящих малышей в детскую. Со времени исчезновения Джейн они спали в одной комнате, упросив отца переставить их кровати в помещение, смежное с его спальней.

Вернувшись в гостиную, мы откупорили уже вторую за вечер бутылку вина и предались воспоминаниям. Марк не лукавил, когда говорил, что тяжело переживал потерю Джейн. Не раз и не два я ловила в его глазах отблеск слез.

– Я знаю, что ты про меня думаешь… Что я гад распоследний, потому что объявил им о смерти Джейн. Но ты пойми, постарайся понять. Им было очень тяжело, невероятно… А я просто всеми способами пытаюсь сделать так, чтобы им стало чуть легче. Да, то, что я сказал, мучительно принять. Но потом все равно становится легче. Потому что это определенность.

Я подняла на него усталые глаза.

– Теперь, увидев их, я, по крайней мере, смогла тебя понять. Может, ты и прав. Но… вот что ты будешь делать, если это не так?

Он фыркнул:

– В каком смысле? Уж не думаешь ли ты всерьез, что все те женщины живы?

– Я? Не знаю. Я сама себя в какой-то момент убедила, что Джейн погибла. Это было давно. Но теперь обстоятельства изменились! И я не поверю в это до тех пор, пока своими глазами не увижу ее тело.

– А я не удивляюсь. Зная, как ты относишься к истории с твоим отцом, я совершенно не удивляюсь, – пробормотал Марк. – Ты никогда не сдаешься.

– Я бы хотела, чтобы и ты не сдавался. По крайней мере, в душе.

– В душе? – Он резко прижал бокал с остатками вина к груди и случайно плеснул себе на рубашку. – Тринадцать месяцев назад моя жизнь превратилась в ад, а душа – в кровоточащую рану. Знаешь, если бы не дети, мы с тобой, возможно, и не пили бы сейчас…

– Марк, что ты говоришь?!

– Я знаю, что ты подумала. Решила, что я сопляк, слизняк…

– Нет, не придумывай.

Но он уже не слушал меня – уронил голову на грудь и беззвучно рыдал. Алкоголь не лучший помощник человеку, страдающему от депрессии. Испытывая неловкость, я поднялась, подошла к нему и тронула за плечо.

– Я знаю, как тебе тяжело. Мне тоже нелегко.

Он замотал головой, выпрямился и утер слезы.

– Извини, Джо, извини. Что-то я совсем расклеился… Прости.

Я присела на его оттоманку и положила руки ему на плечи.

– Эй… Мало кто способен пережить такое и потом еще растить двух детей. Ты держишься молодцом, Марк. Правда.

Он поднял на меня пьяные глаза.

– Не лги, Джордан, не лги, прошу тебя. Какой там, к черту, молодец…

– Тебе просто нужно отвлечься. Ты был в отпуске?

– Нет. Работа помогала мне не думать, не вспоминать…

– Мне кажется, ты переоценил свою работу. Тебе нужно куда-нибудь съездить, поваляться на пляже.

Он хмыкнул, словно давая понять, что не нуждается в услугах доморощенного психотерапевта. Мужчины его положения всегда, в любой ситуации, стараются показать, что стоят чуть выше окружающих.

– Я ужасно рад, что ты приехала, – сказал он. – Немного боялся за детей, но они так тепло тебя приняли…

– Я сама боялась, а потом – в столовой – вдруг ощутила, будто они мои собственные.

– Да, я видел. – Улыбка на его лице погасла. – Я ужасно рад, ужасно…

Он наклонился и обнял меня. Признаюсь, еще минуту назад мне трудно было бы поверить, что плачущий Марк способен меня утешить. Но это ему удалось. За все последние месяцы тоска впервые почти отступила. Почти…

Но вдруг я спохватилась. Что-то было не так. Я почувствовала влажное прикосновение к своей шее. Господи, да ведь он целует меня, и это совсем не родственный поцелуй!

Я будто окаменела, сдерживаясь, и только тихо проговорила:

– Марк, ты что?..

Он оторвался от меня, но не успела я перевести дух, как он впился поцелуем уже в мои губы. На этот раз я не сдержалась и оттолкнула его. В его покрасневших глазах застыла мольба.

– Ты не знаешь, не можешь себе представить, каково мне тут пришлось без нее. Ты не понимаешь, вы сестры. А я… Я был бы и рад отвлечься на другую женщину, но не мог. Я никого вокруг себя не видел, только ее. Но сегодня… В столовой… Я смотрел на вас, и мне казалось, что ты – это она. Правда!

– Я не она.

– Я знаю, но если не зацикливаться на мелочах, а просто смотреть… то возникает полная иллюзия! Полная! Черт, я не знаю, как объяснить… – Он схватил меня за руки. – У тебя такие же пальцы, глаза, грудь, все – понимаешь, буквально все! – Он не спускал с меня исступленного взгляда. – Ты не представляешь, что для меня будет значить одна ночь… всего одна ночь. Это как если бы Джейн вдруг вернулась. Это…

– Замолчи! – прошипела я, боясь потревожить детей. – Ты понимаешь, что несешь? Я не Джейн и не смогу притвориться Джейн! Во имя каких бы то ни было высоких целей! Ни ради твоего утешения, ни даже ради детей. Одна ночь… Да ты с ума сошел! О Боже…

Он долго смотрел в пол, затем вновь поднял на меня глаза, провел рукой по волосам, словно приводя их в порядок, как-то гаденько подмигнул мне и вдруг шепнул:

– А ведь это был бы не первый случай, когда ты сыграла бы ее роль, а?

Эти слова электрическим разрядом прошили все мое тело. Я лишилась дара речи и даже не могла вздохнуть. И лишь когда он снова сжал мои ладони, очнулась и выдернула их.

– Что ты сказал?

Он опять подмигнул и улыбнулся:

– Ты знаешь.

В следующую секунду я уже стояла перед ним, а отброшенный ногой пуф валялся метрах в трех.

– Я ухожу. Переночую в отеле. Передай детям, что вернусь днем.

Он моргнул раз, второй, по лицу промелькнула тень растерянности. Он словно наконец очнулся от наваждения или сделал вид, что очнулся.

– Подожди, не делай этого. Я не хотел тебя обидеть. Просто ты очень красивая, и на меня нашло затмение.

Он попытался подняться с кресла, но покачнулся и вновь сел. На мгновение мне захотелось помочь ему, подать руку, но я удержалась. Противно было до него дотрагиваться.

– Я пойду наверх за вещами. А ты сиди здесь.

– Перестань ломать комедию, ты прекрасно знаешь, что спокойно можешь заночевать здесь и ничего с тобой не случится.

– Я все сказала, Марк.

Я быстро вышла из гостиной, поднялась в выделенную мне комнату и перекинула через плечо дорожную сумку. Слава Богу, я не успела днем разложить вещи. Спустившись вниз, я обнаружила, что Марк стоит на пороге и загораживает выход.

– А что я скажу детям? – обиженно воскликнул он.

– Не смей! Не смей давить на меня, прикрываясь детьми! Скажи им, что меня срочно вызвали. По работе. Что я вернусь днем. Обязательно.

Марк молча опустил голову и отошел в сторону. Руки его безвольно висели. Казалось, он вот-вот снова заплачет или упадет на колени и будет вымаливать прощение. Я не стала ждать, молча прошла мимо, распахнула дверь и выбежала на крыльцо.

Едва я вышла из дома, как дверца моего «мустанга» распахнулась.

– Джордан? – услышала я голос Венди. – Что случилось?

– Все в порядке, Венди. Просто я здесь сегодня не ночую.

– Почему?

Я вдруг вспомнила о своей грубой шутке насчет того, что Венди начнет приставать ко мне. Ко мне сегодня действительно приставали, но если бы мне утром кто-то сказал, что это будет муж моей несчастной сестры…

– Да так, мужской бред.

– А-а… Бывает. Куда мы сейчас?

– В отель.

Она забрала у меня сумку и бросила на заднее сиденье «мустанга».

– Знаете… Может, вы фанатка гостиничного сервиса, но если нет, то у меня дома есть свободная комната. Мне по-любому вас опекать круглосуточно, где бы вы ни ночевали. Так что решайте. Но дома, по крайней мере, у нас будет ужин и кофе. И нормальные туалетные принадлежности.

Я много раз за свою карьеру мечтала о гостиничном номере, как о манне небесной. Мне приходилось ночевать в таких местах, что и вспоминать-то жутко… Но сейчас совершенно не улыбалась перспектива оказаться в стерильной обстановке накрахмаленных простыней и казенного гостиничного запаха. Хотелось, чтобы меня окружали человеческие вещи. Нормальная кухня, продавленный диванчик, раскиданные повсюду компакт-диски… Я взглянула на Венди, взмолившись, чтобы она не оказалась такой же чистюлей, как Марк.

– Спасибо. Пожалуй, не откажусь. Поехали.

Я завела «мустанг» и вдруг услышала противный тонкий писк.

– Что это? – растерянно уставилась я на приборную панель.

– Сотовый, – тут же отозвалась Венди. – «Нокия», только у них такие отвратительные звонки. У нас все такие в офисе.

Я нашарила свою сумочку и действительно обнаружила в ней надрывающийся телефон, который Кайсер дал мне днем.

– Да? – сказала я, ответив на вызов.

– Мисс Гласс? Это Бакстер.

– Слушаю вас.

– Я тут опять пообщался с месье де Беком.

– И?..

– Мы ударили по рукам на том, что вы полетите на нашем самолете и сможете захватить с собой одного помощника, который потащит за вас снаряжение.

– Прекрасно. Когда я отправляюсь?

– Завтра. Последние полчаса мы препирались между собой по поводу кандидатуры вашего помощника. Я считаю, что надо выбрать толкового паренька из группы по спасению заложников. Если события примут неожиданный оборот, у него будет больше шансов вызволить вас оттуда.

– А кто-то с вами не согласен?

– И это еще мягко сказано. Агент Кайсер.

Я про себя усмехнулась.

– А кого рекомендует господин шериф?

Бакстер прикрыл трубку ладонью и кому-то сказал:

– Она только что назвала тебя «господином шерифом». – И после паузы: – Господин шериф хочет лететь сам.

– Ну что ж, пусть так.

– Вы не возражаете?

– Абсолютно. Сам факт его желания уже наполнил мое сердце ощущением безопасности.

– Стало быть, по рукам. Завтра утром я снова позвоню и сообщу, когда вы вылетаете.

– Договорились. Спасибо, что отрядили ко мне Венди. Она профессионал.

– У нас все такие. До завтра.

– Что там? – спросила Венди, терпеливо дождавшись, пока я закончу разговор.

– Я отправляюсь завтра на Каймановы острова.

– Ого… – Она поерзала на своем сиденье. – А что это вы говорили про господина шерифа?

– Это шутка. Я имела в виду Кайсера.

Венди мгновенно сопоставила в уме услышанное.

– Он едет с вами?

– Да. В качестве телохранителя.

Венди отвернулась к окну, за которым стояла ночь, и тихо произнесла:

– Везет вам…

Вот она, женская переменчивость. Минуту назад мы были чуть ли не лучшими подругами. А сейчас она уже готова забрать обратно слова о свободной комнате в своей квартире и кофе. И лишь из вежливости этого не делает. Украдкой посмотрев на нее, я едва не сказала, что она может спать спокойно – я не собираюсь вставать у них с Кайсером на пути. Хорошо, что удержалась, иначе Венди могла расценить это, как издевательство. Я вздохнула и начала выруливать на Сен-Шарль-авеню.

– Куда ехать? Скорее бы забраться в постель.

– Прямо, – отозвалась Венди, по-прежнему глядя в окно. – Я скажу, где поворачивать.

Я ехала по трамвайным путям, которые блестели в огне фар и исчезали под колесами «мустанга». По сторонам дороги темнели деревья. Впереди горели ночные светофоры. Над головой чернело небо. Но я всего этого не замечала. Перед мысленным взором снова и снова прокручивалась недавняя сцена, едва меня не убившая.

Марк подмигивает и говорит: «А ведь это был бы не первый случай, когда ты сыграла бы ее роль, а?» И тут же в сознании всплыла реплика доктора Ленца: «Вспомните самый отвратительный поступок в своей жизни».

И совесть в тысячный, наверное, уже раз больно кольнула меня в самое сердце.