"Орден куртуазных маньеристов (Сборник)" - читать интересную книгу автора (Степанцов Вадим, Добрынин Андрей, Григорьев...)

Незабываемый Россини

...Я человек восьмидесятых. (Чехов, "Вишнёвый сад")
Лень, праздность, кутежи, интриги и дуэли - вот спутники моих летящих в бездну лет, да щебетанье дам с утра в моей постели, да чернота у глаз - безумных оргий след. Признания в любви выслушивая хладно, бесчувственно смотрю на слёзы бедных дев, и трепетную грудь целую безотрадно, невинное дитя бестрепетно раздев. Ничто не шевельнёт отрадного мечтанья на сердце как урюк иссохшем и пустом. И только погрузясь порой в воспоминанья, перестаю я быть законченным скотом. Недавно, проносясь в курьерском по России, я вспоминал июль, Калугу и Оку, бехштейновский рояль и музыку Россини, и всё не мог прогнать внезапную тоску. Я был тогда студент, она была певица. Неловок и румян, я ей дарил цветы. Я был её сосед, я был готов молиться, взирая на её небесные черты. О, как в её саду поутру пели птицы, когда, крадясь как тать вдоль выбеленных стен, под окнами её девической светлицы чертил я на песке признанье: "Ie vous aime". Аннета, грусть моя, мой ангел синеглазый! В стране любви с тобой мы были новички. Смотрели в небо мы - и видели алмазы, а кто-то видел там свиные пятачки. И этот кто-то был чиновником управы, смазливым и нечистым на руку дельцом. Он опоил тебя, а после для забавы оставил в номерах с воронежским купцом. Сокровище твое в ту ночь не пострадало: купчишка был хмелён, точней, мертвецки пьян. А ровно через день чиновника не стало, он умер у Оки от огнестрельных ран. Была ты отмщена, а я, счастливец пылкий, невинностью твоей за то был награждён. Над свежей твоего обидчика могилкой ты отдавалась мне в ночь после похорон. На следующий день кровавые разводы увидел добрый люд на гробовой плите. А по Оке, ревя, сновали пароходы, и птицы пели гимн любви и красоте. По городу ползли немыслимые слухи: управский негодяй был, мол, упырь иль черт... А мы с тобой в любви увязли, словно мухи, в разгар мушиных ласк присевшие на торт. Я целовал тебя, тонул в небесной сини глубоких, как Ока, прохладных нежных глаз. Ты пела под рояль "Цирюльника" Россини. Россини, чародей! Как он тревожил нас! Я совлекал с тебя дрожащими руками турнюр и полонез - ты продолжала петь - и открывалось то, что было под шелками - и, ослеплённый, я готов был умереть.. Июль, июль, июль! О запах земляники, который исходил от тела твоего! А на груди твоей играли солнца блики. Я задыхался, я не помнил ничего. Приличия забыв, забыв про осторожность и про твою маман, полковницу-вдову, использовали мы малейшую возможность, чтоб превратить в бедлам дневное рандеву. С полковницею чай откушав на закате, к обрыву над рекой сбегали мы тайком, и там, задрав тебе муслиновое платье, я сокровенных тайн касался языком. Ах, Боже мой, теперь бессмысленной рутиной мне кажется уже вся эта канитель, когда, крутя сосок красавицы невинной, я мрачно волоку её в свою постель. Аннета! Не таким я был, когда вас встретил, вино и Петербург сгубили жизнь мою. Забыли ль вы о том калужском знойном лете, над синею Окой, в родительском краю? А я? А я в разгар студенческих волнений, признаться, не сумел вам даже написать, лишь где-то прочитал, что на калужской сцене и в ближних городах вы начали блистать. Два года я провел в Шенкурске под надзором, дурь выбил из башки мне Олонецкий край. Вернувшись в Петербург, я стал большим актёром и женщин у меня - хоть в вёдра набирай. А ты? Я слышал, ты по-прежнему в Калуге, сценическая жизнь твоя не удалась. Об этом две твои поведали подруги: я в Нижнем год назад резвился с ними всласть. Ах, милая Аннет, ты тоже сбилась с круга: юристы, доктора, поручики, купцы, всем ты была жена, невеста и подруга, все были, как один, подонки и лжецы. Так, весь во власти дум, я мчался в первом классе, на станции Торжок направился в буфет - и тут же обомлел : ты подходила к кассе. "Аркадий, это вы?" - "Ах, Боже мой, Аннет! " - "Куда вы?" - "В Петербург. А вы? - "А я в Калугу". "Что делаете здесь? Очередной роман?" - "Увы. А вы?" - "А я похоронил супругу, её в Твери убил жандармский капитан". - "Аркадий, как мне жаль!" - "Да полно вам, Аннета. Она была глупа, противна и стара. Когда б не капитан, я сам бы сделал это. Ба! Кажется звонок. Прощайте, мне пора".