"Извек" - читать интересную книгу автора (Кондратьев Вадим)

ГЛАВА 10

Микишка еле удерживался в седле. Дрожащие руки упирались в окровавленные дуги рогов. Шайтан осторожно ступал трёхпалыми копытами, колдобины обходил, голову старался нести ровно, без единого колыхания. Сотник, в любой миг готовый подхватить ополченца, ехал рядом. Ворон, всё понимая, вышагивал ноздря в ноздрю с рогатым собратом.

Резан повёл затуманенным взором, двинул головой и едва не свалился. Разлепив сухие губы, тихо прохрипел:

— Скоро ручей… по течению вниз, мелкая заводь… Рядом капище, старое, там не… — он замолчал и бессильно закрыл глаза.

— Всё понял! Молчи! — затараторил Извек. — Впереди будет ручей, по нему свернуть с дороги, до заводи, туда не сунутся, место заговорено! Правильно?

Микишка, не открывая глаз, еле кивнул. Дорога спускалась вниз и пересекала широкий ручей. Кони замедлили шаг. Ворон оглянулся, будто ожидая разрешения, и осторожно ступил в воду. Шайтан, как на привязи, двинулся следом. Сотник настороженно прислушивался, но тишину, нарушало только лёгкое журчание под ногами. Скоро ручей свернул вбок. В месте изгиба поблёскивал неглубокий круглый омуток, с ровным, выложенным гладкими валунами, дном. Прямо из воды, по склону, поднималась дорожка из таких же плоских камней.

Кони протопали вперёд и остановились. Не успел Сотник покинуть седло, как Шайтан аккуратно улёгся посреди заводи и замер. Почувствовав прохладу, Резан разжал пальцы, медленно сполз в воду. Голову опустил на торчащую из воды ступень.

— Так лучше, — пробормотал он. — Отдохну малость.

Сотник кивнул и остался стоять рядом. Микишкина бледность таяла на глазах. Шайтан вытянул шею, лизнул лоб, щёки. Ополченец зажмурился, чуть улыбнулся. Кожу опять защипали мелкие иголочки, будто долго сидел на морде, пока не отсидел и теперь затёкшая физиономия начинает отходить.

Убедившись, что Резан не собирается умирать, Извек расстегнул суму, вынул флягу и выдернул пробку. Микишка углядел заветный сосуд, вздохнул, приподнялся на локтях:

— Либо вина испить, может полегчает? С ним всегда легчает! За исключением тех случаев, когда не легчает, а?

— Испей, хуже не будет. — улыбнулся Извек.

Дождавшись, когда Резан напьётся, подхватил баклагу, приложился сам. Глотнув, обтёр усы, вбил пробку поглубже.

— Ну, полно отмачиваться, не хватало ещё от холода лихоманку подцепить.

— Ага, будя! — согласился Микишка. — Пошли на верх, обсушимся, согреемся. Солнце уже высоко.

Шайтан вскинулся на ноги, предупредительно подставил рог. Резан уцепился за гладкий костяной клин и, вдвоём с козлоконём, двинулся по каменной тропе. Ворон перестал пить и, оскальзываясь на мокрых камнях, затопотал за Извеком.

На вершине холма, деревья расступились и открыли высокий частокол. Дорожка шла через проход в ограде и упиралась в плоский жертвенный камень, над которым возвышался почерневший четырёхликий столб. Шесть камней поменьше образовывали внутренний круг. Доковыляв до него, ополченец тяжело опустился на крайний валун.

— По-моему, мы сегодня не завтракали.

— Ну вот, — обрадовался дружинник. — А Ворон сказал, ты умирать собрался.

— Он у тебя и говорить умеет?

— Умеет, только тихо и сам с собой.

Ворон поднял голову, переглянулся с Шайтаном. Сотнику показалось, что звери друг друга поняли. Он подошёл к коню, стащил со спины перемётную суму, и скоро над капищем воцарилась тишина, прерываемая скрипом травы, бульканьем вина и хрустом гусиных костей. Когда все насытились, дружинник достал Микишкин шестопёр. Повертел, осматривая заострённые пластины, на одной заметил почерневшую щербину, будто кто-то раскалёнными докрасна зубами выгрыз кусок стального лепестка.

— Хорошо, в лоб не попало! — заметил он и посмотрел на ополченца. — Тогда бы уже не пообедали.

Микишка мотнул кудрями и, будто припомнив что-то, показал ладонь с обожжённой кожей.

— В лоб не попало, а через руку по всему телу вдарило, особенно по мозгам.

— Странно, — задумался дружинник. — А у мне ничего, хотя по жерди тоже полыхнуло. Видать железо против них слабовато, хотя нет, последнего доколол клинком.

Он замолчал. Лоб прорезала вертикальная морщина. Потянулся к ножнам, встал и медленно, будто во сне, зашагал туда-сюда, восстанавливая в памяти расклад боя. Три пары глаз с недоумением уставились на него. Смотрели, как Извек помахал в воздухе мечом, развернулся и, отступив, бросил в ножны. Потом поднял с земли что-то невидимое, перекинул с руки на руку и, крест-накрест, взмахнул воображаемой оглоблей.

Затем отбросил несуществующий шест, выхватил меч и, скакнув вперёд, вогнал остриё в землю.

Резан поднялся, пошевелил плечами и направился к застывшему на месте дружиннику.

— И чё? Добил гада, что он и пикнуть не успел?

Извек, не меняя положения руки, присел возле меча, оглянулся.

— Вот как раз в этот момент он и пикнул в последний раз. Ударил по лезвию, когда ему брюхо протыкало. Треск был, искра из когтей была, но в когти же и ушла. А теперь смотри! — он указал на рукоять. — Рука лежит на оплётке, ни огнива*, ни навершия не касается. Что получается?

— Что? — переспросил Резан.

— Что через кожу и через дерево их волшебство не пробивает! Тем более по второму или третьему разу.

— Ага, — поддакнул Микишка. — В полной силе, да втроём, вон какие деревья валили, а вполсилы и меня пенька не смогли… почти.

Коники тоже решили перекусить и выщипывали пучки травы из под основания частокола. Изредка посматривали на жующего ополченца. Наконец, дождавшись когда тот приступит к печенью, подступили сзади и, отталкивая друг друга, засопели Микишке в затылок. Резан, со смехом, принялся рассовывать душистые лепёшки в их пасти.

— Ешьте, ешьте, только облизывать меня не надо!

— Почему не надо! — удивился Извек. — У тебя на роже уже почти ни одной царапины не осталось, и опухлость прошла. А, не оближи тебя Шайтан, неделю бы синий ходил.

Сзади заскулил шайтан. Оба оглянулись. Ворон вскинул голову, уши поставил торчком, глаза скосил на хозяина.

Извек приложил палец к губам, вытащил меч. Микишка поднялся с камня, прислушался. Кони наоборот — перестали ловить звуки и снова склонились к траве. Теперь уже и люди слышали шорохи и хруст сучков. Звуки приближались. Кроме пощёлкивания сушняка стали доноситься негромкие стоны.

Извек с Микишкой удивлённо переглянулись, подвигали ладони на рукоятях и замерли у прохода в частоколе. Зашуршало совсем рядом, из-за ограды показалась странная пара.

Сухой волхв, с седыми волосами и бородой до пояса, из последних сил висел на мальчишке лет тринадцати. Одеяние старца было бы белым, если бы не пыль и кровь, обильно залившая холстину. На пацане и рубаха, и штаны, и медвежья душегрейка, перехваченная в поясе плетёным ремешком, тоже были забрызганы кровью, но паренёк шатался не от ран, а от смертельной усталости. Увидав вооружённых незнакомцев, мальчишка остолбенел, но разглядев удивлённые лица, перевёл дух и, опираясь на дедовский посох, упрямо двинулся вперёд.

Меч Сотника тут же оказался в ножнах. Скакнув вперёд, Извек подхватил старика на руки и на миг застыл, высматривая куда положить. Мальчишка едва не упал от внезапного облегчения, одними глазами указал на жертвенный камень.

— На камень? — удивлённо переспросил Сотник.

— Туда. — кивнул отрок и шатаясь побрёл к столбу.

Микишка дёрнулся было поддержать под мышки, но тот отшатнулся, не позволяя себе помогать. Сотник тем временем уложил старика на каменную плиту и, разорвав рубаху, оглядел жуткие раны. Левее грудины зияла неровная дыра. По бокам от неё пузырились раны поменьше с такими же рваными краями.

— Трезубец! — безнадёжно выдохнул Микишка и отвёл глаза. — Уже не помочь…

— Закрой пасть! — рявкнул Извек, хотя сам видел неотвратимость смерти и удивлялся, что старик ещё дышит. Оглянулся, беспомощно глянул на мальчишку. Тот сохранял полное присутствие духа. Облизав потрескавшиеся губы, шагнул к старику, положил узкую ладошку на морщинистый лоб и прошептал:

— Пришли.

Старец медленно открыл глаза, нечеловеческим усилием заставил себя что-то видеть и обвёл взглядом склонившиеся над ним лица.

— Пора. — проговорил он, глядя на мальчишку.

Отрок воткнул посох в землю, двинул руку под душегрейку, вытащил стёршийся от времени нож. Взявшись обеими руками, сглотнул ком в горле, занёс над головой.

— Ты… ты чё?! — еле выговорил Резан и, расшиперив глаза, рванулся к мальчишке. Извек поймал за локоть, дёрнул обратно. Ополченец замер, дико поглядывая то на дружинника, то на мальца с ножом. Мальчишка постоял, не справляясь с текущими по щекам слезами, опустил руки, всхлипнул:

— Не могу!

— Что не могу?! — вспыхнул Резан. — Вы что затеяли! Дай старику спокойно умереть!

Волхв собрал остатки сил и медленно проговорил:

— Лучше… в жертву Перуну, чем от ран… иноземной нечисти! Торопитесь! — из под лохматых бровей на Сотника сверкнули ясные серые глаза. — Уже… совсем мало сил… должны успеть вы!

Старик перевёл взгляд на парнишку, тот протянул древний нож и сжал трясущиеся губы. Извек стиснул отполированную веками рукоять.

— Привет там всем нашим…

— Погодь… — вдруг выкрикнул Микишка. — Дедуля, шепни хоть, откуда их столько принесло? И с чего?

Волхв прикрыл запавшие глаза.

— С чужими богами идут. Одни из-за моря, другие из степей… Чужие боги — чужие люди, чужие люди — чужие нелюди… спешите! — уже прохрипел он. Губы беззвучно зашевелились, творя слова последнего заговора.

Извек не дыша следил за губами. Дождавшись конечного слова, коротко ударил в сердце. Старик вздрогнул и затих. Мальчишка смахнул слезу, размазав по лицу копоть. Резан положил ладонь на его золотистую неровно остриженную голову.

— Крепись, брат. Крепись.

Пацан отвернулся, плечи затряслись. Сотник мрачно наполнил плошки вином, протянул Резану, кивнул на мальчишку. Сам взял баклагу. Долгим тяжёлым взглядом посмотрел на старика и отпил из горловины. Мальчишка держал плошку двумя руками, глотал с трудом, но допил до конца и протянул посудинку обратно. Поняв, что пацану пока не до еды, Извек стал складывать вещи. Помня обряд, обернулся к парнишке.

— Собирать сушняк, или как?

Светлая голова качнулась отрицательно.

— Нет! Просил оставить на камне.

— На камне, так на камне, — согласился Сотник и окликнул друга. — Резан, ты как?

— Гораздо лучше, чем он. — грустно ответил ополченец, глядя на торчащий в груди волхва нож. Поправив за поясом шестопёр, оглянулся. — Эй, хлопец, пойди умойся, поедешь с нами. Тут больше делать нечего.

Малец отрешённо кивнул, как во сне побрёл к ручью. Проводив его взглядом, Сотник выдернул посох из дёрна и не спеша осмотрел. Когда разглядел заглаженные воском тайные знаки, потер лоб, обернулся к возвращающемуся мальчишке.

— Держи. И постарайся не терять, очень полезная вещь.

— Знаю. — отозвался пацан и шмыгнул носом. — Дед говорил.

— Ну тогда по коням. — скомандовал Сотник и направился к Ворону. Микишка подъехал к мальцу, подтянул за руку и усадил впереди себя. Тот моментально развернул посох вверх набалдашником, нижний конец прижал ногой к боку Шайтана. Ополченец протянул левую руку и взялся за посох поверх маленьких кулачков. Сотник одобрительно кивнул. Даже не полном скаку малец будет крепко сидеть в седле.

Кони настороженно ступали по неглубокому руслу. Всадники монотонно покачивались, вслушиваясь в беспечный щебет неунывающих пичуг. Извек остановил Ворона, дождался спутников, восседающих в большом шайтановом седле. Мальчишка уже давно клевал носом от усталости и теперь тихо сопел, склонившись на широкую грудь Микишки. Сотник подмигнул, пусть малец поспит, притомился. Резан улыбнулся, придерживая широкой ручищей светлую голову мальца. Солнце, выбравшись на серёдку небосклона, ловко прорывалось сквозь густую листву и припекало весьма ощутимо. Ручей сузился, вода стала доходить до сапог. Микишка завертел головой. На вопросительный взгляд Извека, указал глазами вперёд, где из-за поворота ручья, показалась дорожка. Выбегая из матёрого орешника, утоптанная полоска земли смело ныряла в воду и, выскочив на другом берегу, так же весело юркала под тяжёлые ветви.

Микишке пришлось откинуться назад, чтобы не сшибить лбом могучий, давно высохший сук. Однако от лёгкого толчка малец всё же проснулся. Дёрнулся, испуганно огляделся, но вспомнил где он и, уже спокойней потёр ладонями мордашку. Резан похлопал по худенькому плечу:

— Ничё, паря, ничё. Всё спокойно… пока, — добавил он подумав. — И на первый взгляд. А там поглядим.

Он бодро глянул на Сотника. Тот ехал хмурый как грозовое небо, задумчиво теребил бороду. Цепкие глаза зыркали по сторонам. Когда посматривал на спокойные уши Ворона, одна бровь недоумённо ползла вверх. Из задумчивости не вывел даже одинокий комар величиной с орех. Не успев сесть, с лёту вонзил хобот в Извекову щёку. Сотник невозмутимо вмазал себе ладонью по скуле, смахнул мокрое пятно и обернулся к спутникам.

— По-моему в этих проплешинах наблюдаются длинноты. Мне говорили, что их за день проехать способно.

— В хорошие времена, ровным скоком, да по прямой дорожке как раз день и выходил, — вздохнул Резан. — Теперь же, из-за этих чумазых и мохнорылых, петляем околесицами. Можно конечно как встарь, но…

— По прямой не сунешься, — неожиданно перебил мальчишка. — Там их пруд пруди, и тех и других. Всё проплешины делят. Дед говорил, что с утра до ночи бьются, никак поделить не могут. Не, там совсем не пройти.

— А я думал они все здесь, у нас поперёк дороги собрались. — удивился Сотник.

Мальчишка грустно улыбнулся: такой большой дядька, а глупости говорит.

— Здесь их горстка. Так, дозорные разъезды. — он покосился на вытаращившегося Извека. — А на прямой дороге их больше, чем деревьев в лесу.

Извек с Микишкой переглянулись. Сотник взлохматил пятернёй бороду, повёл окольчужеными плечом.

— Ума не приложу, как они сюда наползли. Ну ладно, десяток-другой задами да лесами прошмыгнуть могут. Но ежели по опушкам шныряют гурты в полсотни голов, а чем дальше в лес… — он тряхнул головой. — Ничего не понимаю.

— Всё просто, — вздохнул мальчишка. — Они появляются прямо здесь, в проплешинах. Дед волховал, в воду глядел, видел два места, откуда они прут. Те, что с рогами, из круглой ямы с обгоревшими краями. Другие, чумазые, у которых такие вот кони, — пацан кивнул на Шайтана. — выползают из трещины в земле. Гнутая такая рытвина, вроде полумесяца. Когда она на кочкарнике появилась, дед пару раз ходил и первых гостей обратно вбивал. Благо неподалёку от дороги была. А когда земля в другом месте провалилась, тут уж не успевал метаться в обе стороны. Эти уроды посыпали, как просо из дырявого мешка. Мы с дедом в деревню поспешили, предупредить, да куда там. Не поверили. Тут, мол, своей нечисти хватает, а дед будто бы со старых глаз не разобрал.

Мальчишка зло сжал губы, в глазах снова заблестело.

— А дед, — малец шмыгнул носом. — Да он с трёх сотен шагов разобрал, что у этих белоголовых тройные копыта, и соображал он лучше, чем все эти камнекопатели вместе взятые. Они же кроме своей горючей земли ничего на свете не видели.

Сотник сочувствующе вздохнул и негромко поинтересовался:

— Эт что за земля такая, горючая?

Микишка тряхнул кудрями, пояснил за насупившегося мальчонку:

— Ага, есть тут такая, на высохших болотах добывают. У нас весь Вышень зимой печи топит. Хорошо горит, жарко и долго. Здешняя деревушка этим испокон промышляет… — Микишка поймал взгляд пацана, умолк на полуслове.

— Промышляла. Как нечисть разошлась, уходить уж поздно было. Дед позлился конечно, но делать нечего, остался с ними, помочь ежели что. Несколько раз отгонял этих тварей от деревни. Потом, когда некоторые из наших пытались к Вышеню выбраться, опять в воду смотрел. Говорил, что все, кто болотами нечисти избежал, всё одно не выжили. Кто из проплешин по дороге выходит, бьют сразу, как оборотней.

— Эт точно. — подтвердил Резан. — По дороге лучше не выходить. А ежели по оврагам, то в общем можно… только никто ж не знает… А что там в деревне случилось?

Мальчишка помолчал, с трудом сдерживая слёзы. Свежие воспоминания перехватили горло. Он судорожно вздохнул, стёр со щеки начало мокрой дорожки.

— Последний раз дед держал обережный круг сколько мог, думал всё будет как обычно: побьются рогами в стену, да отступят. А они прорвались с двух сторон. Две разных орды одному не удержать, а от меня толку мало, я ещё не в Силе… — мальчишка судорожно вздохнул. — Как прорвались, домишки полыхнули, народ наружу подался. А нечисть уже людей режет, да ещё и жрёт всех на ходу. Дед вмиг почернел, встал посреди двора и рёк Слово Смерти*. Последние слова кричал уже раненый, когда вдвоём из последних сил отбивались. Потом на меня как небо рухнуло: землю тряхнуло и всё потемнело. Очнулся посреди пепелища. В голове звенит. Куда ни глянь — нелюди ошмётками навалены будто жерновами перемолоты. Дед хрипит, велит на капище уходить…

Пацан надолго замолчал. Под копытами коней изредка пощёлкивали палые ветки, а высоко над головами беззаботные пичуги затягивали вычурные трели. Извек о чём-то думал. Брови перетирали переносицу, уголки рта тянуло к земле. Глаза смотрели сквозь развилку Вороновых ушей, но вряд ли что-нибудь видели. Сердце стукнуло раз триста, прежде чем на мальчишку сверкнули по прежнему цепкие глаза.

— Говоришь попёрли из ям?

— Ага, — пацан шмыгнул носом. — Дед говорил, сначала в лесу шастало что-то не наше, чуял что какая-то иноземная хмарь, точнее зло чужеземного бога. Оно то как раз само пришло. И зла в нём будто бы больше, чем в нашем Чернобоге. Побродило промеж болот, да в землю зарылось. А уж когда земля в том месте лопнула, тогда и закишело их, как червей в дохлой собаке. Чуть позже и другая гадина забрела, а как логовом обзавелась, там тоже загуртовалось. Поначалу всё пешими таскались, потом одни себе и коней из под земли натягали.

Мальчишка кивнул на Шайтана. Тот виновато моргнул белыми ресницами и дружелюбно завертел куцым хвостом.

— Вот тогда мы с Дедом и стали людей уговаривать, да всё зря…

Сотник с Микишкой молчали, обдумывая сказанное. Парнишка ещё несколько раз задрёмывал, но постоянно вздрагивал, дёргая к себе дедовский посох. Едва солнце стало терять дневной жар, съехали с дороги и, подбирая место для ночёвки, некоторое время продирались по густолесью. Остановились на небольшом пятачке, прижатом к топям густым путанным кустарником. Пока Резан с мальчонкой рассёдлывали коней, дружинник обошёл стоянку. Внимательно вглядывался в прогалы между стволами. Наконец, более или менее успокоенный, вернулся к спутникам. Оба оставили занимающийся костерок, обернулись к Извеку.

— Надо думать место доброе. С болот не подойдут. Переть через буераки ночью тоже радости мало. Думаю, переночуем.

Микишка согласно кивнул, а мальчишка снова отвернулся к костру. Усаживаясь на Шайтановом седле поудобней, тихо пробурчал себе под нос:

— Нету тут добрых мест.

Мужчины усмехнулись, но перечить не стали. Извек достал съестное, наполнил плошки вином, сам хлебнул из фляги. Ополченец с мальцом жадно набросились на еду, с удивлением взирая на дружинника, что остался стоять, не притрагиваясь к пище.

— А ты что, сыт? — поинтересовался Микишка с набитым ртом.

— Да я её уже пять дней ем. — скушно проговорил Сотник. — В зубах навязла, вместе с печеньем. Чем-нибудь другим бы порадоваться…

— Ммм, — протянул Резан понятливо и подмигнул мальчишке. — Это дело поправимо. Вон на краю болота поохоться, свежей дичи добудешь. Она тут крупная, удивишься. Только смотри, чтобы не квакнула, не то распугаешь всю.

Малец поперхнулся, кашлянул, затряс головой. Микишка услужливо бухнул ладонью по спине, едва не сшибив его с седла.

— И то дело! — как ни в чём ни бывало согласился дружинник. — Для настоящего воина, да в походе, да с голодухи, да на безрыбье…

— И безмясье! — вставил Резан.

— Вот и я говорю, — кивнул Сотник. — Всё полезно, что в рот пролезло.

Достав засапожник*, он в самом деле направился к воде. Под взглядами остолбеневших спутников, срезал по дороге длинный прут и, заострив с узкого конца, двинулся вдоль зыбкого берега. Пацан с Микишкой переглянулись. Жевать стали медленно, будто бы прежний голод спешно отступил. Ужин закончили быстро. Запив утятину вином, покосились на печенье, но есть не стали. Отдали по несколько штук жеребцам и кинули оставшееся в суму.

Вечер быстро утверждался в правах. С деревьев плавно стекали сумерки и, сгущаясь возле земли, превращали воздух в серую неподвижную дымку. Фигура Извека начинала скрадываться подступающей темнотой, но он уже сидел у воды и, судя по всему, охоту уже закончил. Когда кусты слились в сплошную тёмную массу, послышались уверенные шаги. Лицо дружинника сияло, как у ловчего, надевшего на рогатину помесь лося и медведя. В одной руке, словно кукан с рыбой, мотался прут с насаженными лягушачьими ляжками. Другая рука вытирала о штанину вымытый нож. Не обращая внимания на вытянувшиеся лица, охотник присел у огня и, присыпав белое мясо золой, повесил прут над углями. Опустившись на землю, опёрся на седло и, с чувством выполненного долга, приложился к питью.

— И ты это будешь кушать? — осторожно поинтересовался Резан.

Сотник утёр ладонью губы и довольно крякнул, глядя на прогревающийся вертелок.

— Причём с удовольствием, и не малым!

Микишка отвёл глаза в сторону. На добычу старался не смотреть но когда от костра потянуло жаренным, украдкой зыркнул. Лапки уже задорно шкворчали, обретая жёлтую корочку и щекоча ноздри заманчивым ароматом. Мальчонка тоже поглядывал, как дружинник терпеливо поворачивает прут с пухленькими окорочками. Когда мясо было снято с огня, Микишка хмыкнул.

— А на вид, вроде куропаточьих ножек! С перепонками, конечно, было бы не то, а так… похоже.

Сотник захрустел первой лапкой, блаженно закрыл глаза.

— А на вкус гораздо славно. Гораздо!

Он снял с вертела вторую ножку, подумав, протянул прут Резану с мальчишкой. Внук волхва решительно замотал головой, а Микишка помедлил, но с любопытством отцепил румяный окорочёк. Пробовал недоверчиво, готовый тут же выплюнуть, но с каждым жевком глаза округлялись и, скоро пятерня ополченца потянулась за добавкой.

Извек сдержал улыбку, отломав край прута, отдал пяток лапок Микишке. Тот благодарно кивнул и уже смело принялся за угощение. После третьей прервался, опустошил плошку, сладко причмокнул. Мальчонка же, поглядывая на них, вздохнул и потянулся за печеньем.

— Интересная у меня всё-таки жизнь, — заговорил Микишка с довольной улыбкой. — Вчера чуть не убили, сегодня чуть не убили и завтра… чуть не убьют.

Он осёкся, задумчиво почесал вьющуюся шевелюру и помотал головой.

— Правда завтра хорошо бы отдохнуть. Шмотки постирать, помыться, просушиться. А то вон рукава, от засохшей крови, до локтей колом стоят. Да и на самом три слоя грязи…

Извек ухмыльнулся Микишкиной речи.

— Эт, брат, ничё. До пяти слоёв — не грязь, а после пяти — сама отваливается.

Резан замер, осмысливая мудрые слова, даже жевать перестал. Наконец до него дошло, что это шутка. Он серьёзно кивнул, мол, понял и вернулся к остывающим лягушачьим лапкам. Дожевав лягушатину, с видом знатока заключил:

— Всё-таки жизнь интересная штука! Даже без бани. Чего только не испробуешь, пока не помрёшь. И по мордасам получал, и молнией по башке отведывал, и с нечистью поганой бранился, и на чудном коне сиживал, и вина от пуза пивал, и лупоглазыми закусывал, и к девкам боярским… — он осёкся, шмыгнул носом, потрогал места ссадин и уже тише закончил: — Весело в общем.

Внук волхва мельком глянул на него, потёр лоб и направился от костра. Сотник крутнул в руках корявый сучёк, проследил глазами за удаляющимся мальчишкой. Резан тоже бросил взгляд вслед пареньку и, запустив пальцы в курчавую шевелюру, задумчиво уставился в костёр. Извек кинул сучёк в огонь. Вскинувшиеся язычки пламени высветили напряжённую гримасу ополченца. Наблюдая как по лбу Микишки ползают морщины, Сотник усмехнулся.

— Чёт ты, братец, не весел. Иль думаешь о чём? Так поделись, вместе думать веселей, а ежели не придумаешь, то не так обидно.

Микишка покосился на Извека, оглянулся на кусты, за которыми скрылся мальчишка и, тяжело вздохнув, понизил голос.

— Никак не пойму, то ли мерещится, то ли меня по башке сильно стукнуло, только чудно мне. Малец наш какой-то не такой. Делает всё как-то не по-пацанячьи. А ещё… — Резан замялся. — Мы… пока ехали… моя рука-то перед ним… ну в общем мне почудилось…

— Что за пазухой у нашего мальца многовато! — перебил Извек, улыбаясь. — И при его худобе под телогрейкой уж больно торчит. Так?

Микишка вытаращил глаза, а Сотник, прищурившись на огонь, продолжал:

— И коленки у этого заморыша круглые, и плечи, для такого шустрого, маленько узковаты. И сесть норовит, сдвинув ноги… Да девка это. Девка!

Извек хохотнул, глядя как Микишкина челюсть поползла на грудь. Ворон тоже настропалил уши и замер с видом мудреца. Сотник махнул рукой, бросил в огонь ещё пару веток, подмигнул ополченцу.

— Ладно тебе столбенеть. И пасть прикрой, не-то кишки простудишь. Сейчас вернётся, да поговорим. И нам, и ей легче будет.

Из кустов показался парнишка, губы Резана с хлопком закрылись, оторопелый взгляд застыл в одной точке. Извек наполнил плошки, флягу оставил себе. Поймав встревоженный взгляд паренька, негромко проговорил.

— Послушай, а ты не помнишь как у твоего деда внучку звали?

Пацан замер. В глазах отразились суматошные мысли, которые тут же сменились пониманием. Пальцы дрогнули, по краю плошки побежала струйка вина. Над костром прозвучал еле слышный голос:

— Дара. Дед Дарькой звал. — Она вздохнула и опустила глаза.

— Ну и славно! — подытожил Извек. — Волос вот только жалко! Небось косища до пояса была?

— До колен, — голос дрогнул. — А с волосами, по нашим проплешинам, от рогатых не набегаешься.

Сотник погладил склонённую головку.

— Ничего. Не печалься, отрастут ещё. Ты и так красивая…

— Ага. — поддакнул Микишка.

Он искоса глянул на девчонку и снова уставился в костёр, укладывая в голове новый порядок дел.

Помолчали. Сотник глянул в звёздное небо.

— Ты бы легла. Завтра встанем рано.

Девчонка послушно кивнула. Сделав последний глоток, поднялась, отступила от костра и сбросив медвежью безрукавку, прилегла у Шайтанова седла. Дрёма мгновенно опустился в изголовье и, когда Дарьку укрыл плащ дружинника, она уже безмятежно спала…

…Микишка тронул за плечо. Внучка волхва вздрогнула, распахнула испуганные глаза, вцепилась в посох. Резан отшатнулся, с виноватым лицом тихонько проговорил:

— Пора, Дара. Надо бы выезжать.

Девчонка кивнула, легко поднялась, огляделась. Осёдланные кони дожидались рядом, Извек сидел у потухшего костра. Рядом с ним, на листах орешника дожидались несколько лепёшек и наполненная плошка. Набросив безрукавку, Дарька поспешила к ручью, вернувшись встретила улыбку Извека.

— Не торопись, девонька, ешь спокойно. Мы тут, пока суму увяжем, пока сами умоемся… Не спеши.

Небо быстро светлело. Издалека донеслось бульканье. Кони дрогнули ушами, но, не поймав больше ни звука, успокоились. Когда седоки оказались в сёдлах, Ворон топнул копытом, двинулся первым. Шайтан дёрнул обрубком хвоста и мелкой трусцой последовал за чёрным собратом. Осторожно переставляя копыта, выехали на дорогу, постояли без движения, ловя ноздрями воздух. Двинулись дальше, вглядываясь в редеющий лес. За толстыми осинами, по левую руку, проступила ровная как стол проплешина. Кое-где, по ярко-зелёной траве стелились корявенькие деревца неузнаваемой породы. Дальняя часть проплешины пряталась в тумане. Едва с той стороны подул лёгкий ветерок, ноздри обоих скакунов округлились. Прокачивая сквозь них воздух, оба жеребца стали как вкопанные. Глаза вперились в пустошь, уши застыли как караси в осеннем льду. Сотник покосился на Шайтана.

— Видать опять шелупонь с трезубцами пожаловала. Вон у рогатого глаза огнём наливаются.

— Похоже, — задумчиво согласился Микишка. — Ежели б другие, мы бы сами от вони морщились. А этих только кони чуют…

— А может не будем дожидаться! — воскликнула Дарька. — Мне ни тех ни других не надо!

— И то верно! — опомнился Извек. — Двигаем отсюда, пока ветер без сучков.

Кони уже расходились во весь опор, когда в тумане начали вырисовываться приземистые фигуры с длинными древками. Выходили неспешной вереницей, но заметив всадников, бросались бегом. Благо острые копытца быстро вязли в рыхлой дернине, и воющая стая скоро отстала.

Дорога впереди расщеплялась надвое.

— Правей! На болота! — заранее крикнул Микишка. — Слева короче, но могут опять засадить, да и овраги там, второпях не пройдём.

Дарька пыталась что-то крикнуть в ответ, но бешенная скачка сбивала дух и, кони послушно свернули направо. Сквозь стволы стали проглядывать просторные водные плеши, скрывающие бездонные топи. Дорога пологой косой вдавалась в болота и деревья постепенно редели. Скоро проскакали мимо последнего чахлого деревца и выметнулись на каменистую гряду, не шире семи саженей

— Придержи! — скомандовал Извек. — Вроде оторвались. Бегуны они никудышные, на своих копытцах и до развилки не скоро доберутся, к чему коней трудить.

Микишка оглянулся, прикинул сколько проскакали, заулыбался.

— Верно! Теперь можно и шагом! Скоро островок будет. От него до конца болот рукой подать. А там дорога на Рудож — городище вроде нашего. Ежели до неё доберёмся, то считай прошли.

Едва перестало трясти, Дарька торопливо перевела дух, хотела что-то сказать, но так и замерла с открытым ртом. Глаза с ужасом остановились, рука медленно двинулась вверх, но Сотник с Микишкой уже сами остановили коней.

В прозрачной дымке болотных испарений, по единственной дороге, навстречу двигалась куча рогатых.

— Ну что, Сотник, — устало произнёс Микишка. — Тряхнём стариной?

— Тряхнём, если не отвалится. — мрачно отозвался Извек, вынимая ноги из стремян.

Едва люди спешились, жеребцы заняли места по краям тропы. Внучка волхва прерывисто вздохнула и, закусив губу, попыталась встать между мужчинами.

— Держись сзади, — медленно проговорил Микишка. — И постарайся не попасть под удар.

Дарька молча кивнула и отступила за широкую спину ополченца, посох держала обеими руками перед собой. Встревоженно поглядывала то на коней, то на приближающихся рогачей.

— Умница! Понимает с полуслова, — подумал Извек. — А то хуже нет, когда баба под ногами путается.

Краем глаза заметил, как девчонка пригнулась и напружинила ноги в коленях. Видать кое-чему научена. Однако, весу маловато, супротив крупной твари не сдюжит. Хотя крупную постараемся не пускать. Сотник поддёрнул доспех на плечах и придвинулся к Микишке.

— Ну, кучерявый, держись. Огневиков нет и то хорошо.

— Угу, — зло буркнул Микишка. — Зато этих по два десятка на брата, и все с рогами.

— Сбавляй! — утешающе протянул Сотник. — Про сестру забыл? А ведь она у нас боевая. Да и коники, думаю, подсобят.

— Коников я посчитал. — невесело вздохнул Резан.

Извек прищурился на подкатывающую волну нечисти и оскалил зубы в недоброй усмешке. Уже достаточно чётко различались горящие глаза и клыкастые рыла. В последний раз выверяя свободное пространство, повертел головой: сбоку камнем застыл Ворон. Только ноздри шевелились на высоко поднятой морде. Глаза смотрели гордо и прямо. Казалось ещё чуть-чуть и из зрачков вылетит всесжигающий огонь. Шайтан наоборот: возбуждённо топал копытом, голову отвёл в сторону и повернул боком, готовя сверкающие рога к молниеносным ударам. Одно копыто стояло в воде, в локте от того места, где каменная гать обрывается в бездонную трясину.

— Яга!* — гаркнул Сотник и воздел меч.

Волна демонов преодолела последние шаги и над болотом разнёсся треск, и звон металла. Эхо, вернувшееся от дальнего леса, потонуло в шуме боя. Все звуки слились в общий рёв и слух перестал отмечать отдельные крики, стоны и удары.

Несколько чертей, сорвавшись с рогов Шайтана, уже залетели в топь и скрылись в трясине. Перед Вороном начала скапливаться россыпь рогатых, с промятыми рёбрами и разбитыми черепами. Толпа чертей остановилась и, мешая друг другу, толкалась на узкой гати. Извек выдвинулся чуть вперёд и размашисто крошил набегавших рогачей. Перед Микишкой росла гора из тел. Перепрыгивая через неё, свинорылые попадали под встречные удары и отлетали назад, наращивая собой заградительный вал. По гати уже потекли ручейки крови, вода по краям тропы начала окрашиваться красным. Две большие группы нападавших попытались обойти коней по воде, но оказавшись в топи, быстро погружались, пускали пузыри и навсегда исчезали в болоте.

Краем глаза Извек заметил как в воде, среди рогатых голов, мелькнуло что-то гладкое и блестящее. Когда через несколько мгновений показалось ещё несколько бледных пятен, Сотник уже не сомневался, что к их потехе присоединились болотники. Те самые болотники, которые вызывали жуткий озноб даже у бывалых мужей. На этот раз мертвяки сделали свой выбор. Извек хохотнул между ударами: хоть и нечисть, но своя!

Нападавших оставалось всё меньше, но и людских сил поубавилось. Одного из свинорылых угораздило дважды промахнуться и остаться в живых. После второй атаки трезубец разлетелся в щепки и неудачник, взвыв от ярости, бросился вперёд рогами. Попытка забодать Извека тоже не увенчалась успехом. Дружинник отшагнул в сторону и дал верещащей твари подзатыльник мечём плашмя. Получив дополнительное ускорение, рогатый стрелой пронёсся мимо и упал в двух шагах от Дарьки. Хлестнув по камням облезлым хвостом, попытался вскочить, но древний посох мощно хрястнул поперёк спины. Хребет лопнул и рогатый вновь рухнул на камни. Хвост бешено застегал в предсмертных судорогах. Когтистая лапа потянулась за булыжником, но лишь скребанула по нему пальцем и замерла.

Резан с Сотником уставали всё больше. Мимо них то и дело прорывались недобитые рогачи, и Дарька всё чаще пускала в ход дедовский посох. Ополченец двигался всё медленней. Уже дважды трезубцы вскользь задевали Микишкины рёбра, пока вскользь. Сотник перекинул меч в левую руку, давая правой отдохнуть. Однако, заметив, как Дарька еле отбилась от очередного рогача, схватил оружие обеими руками.

— За безрукого! — пронеслось над болотом и дружинник рванулся в самую гущу тварей.

Сея смерть, пронёсся сквозь копошащуюся массу, как медведь через малинник. В самом конце развернулся и заметался в толпе, разя вкруговую. Свинорылые растерялись, не зная в какую сторону нападать. За краткие мгновения большая часть была помята, посечена или сброшена в воду. Пока вновь вынырнувшие болотники расправлялись с добычей, на косе не осталось ни одного нападавшего. В грудах переломанных рогачей еле шевелились покаленные.

Микишка, Извек и Дарька, не в силах двинуться, тяжело дышали. Стояли на свободных пятачках, высматривая как пройти, не наступая на битые тела. Пока мужчины оглядывалась, девчонка медленно сползла на землю. Кони, остывая, подрагивали рядом. Губы дрожали от возбуждения. Когда направились к людям, старательно переступали через наваленные в беспорядке трупы. Дарька ловя ртом воздух указала Микишке на расползающееся по рубахе пятно, потянулась за сумкой, но Резан спешно махнул рукой.

— Потом, ерунда, царапина. Пойдём отсюда скорей.

Сотник уцепил повод Ворона, помог Дарьке подняться. Микишка подсадил в седло, похлопал по мокрому боку Шайтана, двинулся пешком. Скоро дорога сузилась и Резан с Извеком тоже сели в сёдла.

— Зря мы сюда свернули — тихо проронила Дарька.

— Эт почему же зря? — вскинулся Резан. Здесь самая лучшая дорога, правда посреди трясин петляет, зато с боков не зайдут. А что длинная, так это ничего, тише едешь — дальше будешь!

Девчонка с сожалением оглянулась на Микишку.

— На Рудож не пройдём. Нет больше той дороги.

— Как нет?

— Нет и всё. Когда нечисть расплодилась, то стала появляться, и на той стороне болот. Мужики тамошние сперва дозоры у болота поставили, а потом решили, гать разобрать. У большого острова, со своей стороны. Каменная гряда конечно осталась, да только под водой она. Самой дороги не разглядеть, а уж начала тем более.

— Ну дела… — протянул Микишка. — Может вернуться, пока не поздно?

— Поздно, — вмешался Извек. — Кони устали, позади — рогатые.

Микишка в задумчивости закусил губу, отчего стал похож на обиженного ребёнка. На лице обозначилась титаническая работа мысли. Извек с Дарькой затихли, с опаской поглядывая, как на лбу ополченца надуваются жилы. Чудилось, что уже слышен скрежет работающих мозгов.

Сотник склонил голову на бок и осторожно проговорил:

— Эй, парень, ты это, полегче. Эк набычился. Гляди, как бы пробку не сорвало!

— Или днище не выбило! — в тон ему добавила Дарька.

Ополченец рассеянно кивнул, не выныривая из бурлящего в голове потока мыслей, шевелиил губами, щурился на ровную гладь воды.

— Выход есть! — вдруг выпалил Микишка и вперился в девчонку горящим взглядом.

Та, скосившись на ополченца, попыталась отодвинуться к шее Шайтана, но не тут-то было. Микишка уцепил медвежью безрукавку и подтащил внучку волхва к себе.

— Будем искать!

— Что искать? — не поняла Дарька.

— Искать гряду, которая под водой. Мы с Сотником пока за дорогой присмотрим, хотя, сюда теперь вряд ли сунутся, место открытое. А ты смотри в оба, ищи место где гряда начинается. Другого выхода нет! Найдёшь?

— Не знаю. — растерялась девчонка и обернулась к Сотнику.

— Найдёшь. — успокоил Извек. — Надо найти. Очень надо.

Он поторопил Ворона. Шайтан заспешил следом. На мордах обоих скакунов было написано большое сомнение.

Скоро дорога сузилась ещё больше и, коням пришлось двигаться друг за другом. Ворон меланхолично рассматривал хвост Шайтана. Козлорогий же, при каждом бульканьи болотных газов, испуганно таращился по сторонам.

Перед самым островом тропа плавно нырнула, и вода дошла коням до брюха. Когда копыта затопали по твёрдой земле, неподалёку снова вспучились огромные пузыри и над болотом пронёсся низкий утробный звук. С той стороны понесло нехорошим, будто что-то издохло, и этого сдохшего было очень много. Кони фыркали, люди тоже морщили носы но приходилось терпеть и ждать, пока ветер переменится.

— Надо бы родничок поискать, — вспомнил Сотник. — из болота ни пить, ни умываться не тянет.

Дарька и Резан озадаченно переглянулись, а Микишка развёл руками.

— А воды на острове и не было никогда. Да и откуда ей взяться посреди болот.

— Так, — нахмурился дружинник. — Тогда по чарке и на поиски дороги.

Услышав голос хозяина, подковылял Ворон, подставил бок, где висела сума. С завистью поглазев как люди утоляют жажду, оглянулся на Шайтана. Козлорогий подступил к берегу, несколько раз нюхнул воду, но пить не стал.

— Погодь маленько, может к вечеру выберемся, тогда и напьёшься.

Чернеющая посреди острова сушина, неохотно рассталась с тремя нижними сучьями. Слеги получились не особо ровными, но достаточно длинными и лёгкими. До темноты все трое бродили вдоль берега, тыкали жердями в чёрную воду и всё больше смурнели. Дарька несколько раз отходила к концу тропы, закрывала глаза, вспоминала где было продолжение дороги но всякий раз подходя к выбранному месту чувствовала под слегой лишь бездонную пустоту.

Солнце, тем временем, потускнело, незаметно подкралось к окоёму и постепенно растаяло в неподвижной дымке, висящей над далёким краем топи. Сотник окликнул замученную Дарьку, махнул рукой Микишке и принялся разводить костёр. Когда спутники подошли, указал им на камни.

— Хватит на сегодня, сядьте, передохните.

Уселись. Невесело посмотрели на унылых коников. Те уже несколько раз подходили к воде, но так и стали пить тёмную нездоровую жижу. Мучимые жаждой, даже не глянули на печенье. Микишка не находил себе места. Отложив недоеденный кусок, покачал головой.

— Кусок в горло не лезет, когда эти не кормлены и не поены стоят.

— Это правильно, — угрюмо согласился Извек. — У меня тоже сердце кровью обливается. Только, если мы голодные останемся, им легче не будет. Потому жуй, целая ночь впереди. Как пройдёт ещё не известно, а силы могут понадобиться.

Дарька подняла голову, что-то припоминая, в раздумьи проговорила:

— А давайте их из фляги угостим. Дед как-то корову пивом поил, не помню, правда, от какой хвори, но пила…

Сотник задумался. Поглядел на флягу, перевёл взгляд на четвероногих бедолаг, хмыкнул.

— А давайте! Пойла у нас сколько хошь, а у меня где-то вёдрышко кожаное завалялось. А ну-ка, скакуны, двигайте сюда.

Ворон навострил уши. Едва показалось ведро, потрусил к костру. Пока вино булькало в ёмкость, раздувал ноздри и, судя по всему, запах нравился. Шайтан, услыхав хлюпанье собрата, вытянул морду и робко приблизился. Когда губы коня захлопали по дну, Извек потянул ведро к себе. Не обращая внимание на тычки Ворона в спину, вновь наполнил и шагнул к белоголовому. Шайтан опустил голову, вдохнул незнакомый аромат, нерешительно лизнул. Распробовав, ткнулся мордой, едва не вырвав ведро из рук Сотника. Послышались жадные глотки, прерываемые блаженным урчанием. Дарька с Резаном облегченно заулыбались. Сотник дождался, пока Шайтан утолит жажду и оглянулся на друзей. Дарькина чашка была полной, а Микишка охотно потянулся за добавкой.

— Надо бы им закусить дать. — предположил он заботливо.

— Вряд ли, — серьёзно проговорил Извек. — По-моему они после первой не закусывают.

Кони действительно с удовольствием выхлюпали ещё по полведра и, сцапав по паре лепёшек, довольно отошли в сторону. Повесив ведро сушиться, Сотник вернулся к еде.

Дарька не выпила и половины, когда Микишка снова наполнил плошку. Хлебнув, удивлённо замер, но почмокав губами, охотно допил. Крякнул от удовольствия, утёр губы и, закинув в рот кусок печенья, весело проговорил:

— В жизни всегда так. Хорошего много не бывает. Эт как в лесу: пчёл много — мёду мало. А если хорошего много, то это уже вирый, а я туда не спешу. Правда, если такого пойла много, то это уже наполовину вирый. Он обернулся к Сотнику и услужливо протянул флягу.

Извек подозрительно глянул на лоснящуюся физиономию Микишки и с опаской приложился к фляге. Попробовал, сдвинул брови, хмыкнул. Вино потеряло лёгкость и чудесный вкус. Фляга не успевала выдавать лёгкое питьё в таких количествах. Ароматный напиток поменял качества и превратился в грубое, но крепкое пойло.

Как-то зимой Извек уже пробовал похожее. Кто-то неосмотрительно оставил в сенях бадейку с брагой и за ночь она промёрзла почти до дна. Утром, пробив корку льда, Извек всё же нацедил ковшик холодной светлой жидкости. Отпив пяток глотков, почувствовал, что питьё уже не то. Пропал привычный дух, а на смену давешней сладости появилась острота и забористость. Через пару мгновений в брюхе загрело, в голове прочистилось, а на душе стало радостно и куражно, будто опрокинул не одну кружку мёда.

Видать и фляга, при неуёмных потребностях хозяина, не успевала выравнивать вкус и запах, но прибавляла питью крепости.

— Ну и гоже, — смирился Извек. — Теперь не замёрзнем, да и веселей будет.

Он сделал несколько богатырских глотков и передал питьё Резану. Ополченец оглянулся на пылающий заслон и, убедившись, что гореть будет долго, приложился прямо к фляге. Кадык подпрыгнул несколько раз. Закупорив посудину, Микишка причмокнул и весело изрёк:

— А больше всего мне нравится, что у нас этого добра не меряно. И нам хватит, и коням хватит… и даже этим, которые с вилами, тоже хватит…

За его спиной, напоенные кони игриво потряхивали головами. Изредка похрапывали, будто обсуждая свои лошадиные дела. Неожиданно донеслось заливистое ржание. Через некоторое время оно повторилось, вразнобой и громче, но уже с третьего раза хор получился слаженный, будто оба скакуна всю жизнь спевались на посиделках.

Сотник искоса глянул на развеселившихся коней, усмехнулся.

— Та-ак! Им больше не наливать.

Дарька хихикнула, но тут же потупила очи и притихла как мышка. Взялась ворошить прутиком угли, но смеющимися глазами постреливала на захмелевших скакунов. Брови Микишки заползли под разлохмаченные вихры.

Эва, гляди, забрало коников, — бодро выговорил он, хотя язык заметно цеплялся за слова. — Мы ещё вроде на чистом глазу, а эти уже веселятся… Не, больше не нальём. Нам самим почти не осталось.

Он бережно поднял бутыль, встряхнул, прислушался к плеску полной посудины и скроил постную физиономию.

— Так и есть! На донышке!.. Не-е не нальём!

Руки, проворно скрутили пробку и, в плошку плеснула щедрая струя покрепчавшего напитка. Брызги упали под ноги, но тут же впитались в рыхлый засохший мох. Микишка задумчиво оглядел мокрое пятно, потянулся к плошке Извека, со смешком буркнул себе под нос:

— Не хватало ещё всему острову напиться, то-то весело будет…

Кони тем временем разошлись не на шутку. Прекратив ржать, присмирели на миг, но тут же припустили друг за другом дурашливым галопом. Начались салочки.

На втором кругу улепётывающий Ворон сшиб грудью длинную сушину, вздымавшуюся неподалёку от костра. Дерево рухнуло и рассыпалось на дюжину осколков, едва не прибив Микишку. Тот и ухом не повёл. Запоздало скосил глаза, не отрывая губ от плошки. Только выхлебав креплёное до конца, утёр счастливую физиономию и удовлетворённо выдохнул:

— О! Теперь дров на всю ночь хватит!

На краю поляны Шайтан настиг Ворона, игриво боднул и тут же дал дёру. Теперь догонял чёрный потомок крылатых коней. Копыта обоих протопотали совсем рядом. Ветер колыхнул волосы, тут же что-то гупнуло и через миг звучно хрястнуло о землю. Сидящие у костра оглянулись. Древней, в две сажени, коряги как не бывало. Вернее она была, но теперь валялась на земле, бесстыдно задрав в воздух вывороченные корни.

— Ничё, ничё, — успокоил Микишка. — Это коники шуткуют. А коряжку они невзначай, разве заметишь на бегу, что на дороге деется!

Жеребцы возвращались. Топот стремительно приближался и, спустя мгновение, две туши с визгом пронеслись мимо костра.

— Не, — нахмурился Извек. — Так они и нас посшибают! Ишь разбуянились!

Он неспешно встал, поправил ремень и двинулся наперерез резвящейся парочке. Заметил, что опять догоняет рогатый. Расставив руки в стороны, Сотник по-молодецки свистнул и… едва успел отскочить в сторону.

— А ну, стоять, волчья сыть! — взревел он, осерчав. — Кому сказано!

Копыта затукали реже и скоро из темноты выступил Ворон. Глядел обиженно, подойдя вплотную, поддел мордой руку хозяина, оглянулся в темноту, где маячила белая рогатая голова приятеля. Извек погрозил пальцем, погладил мягкие ноздри, проворчал примирительно:

— Охолонитесь маленько, почивать уже пора. Завтра трудный день, и послезавтра тож.

Шумный, полный тоски вздох шевельнул волосы на голове у Резана. Все что есть сил сдерживали хохот, видя несчастное смирение хмельного Ворона. Наконец конь тихонько отошёл в сторонку и затих. Скоро к нему присоединился Шайтан и оба, кажется, задремали.

— Эх, в баньку бы. — снова вспомнил ополченец не к месту.

Извек оторопел, затем сурово нахмурился и, покосившись на Дарьку, гордо изрёк:

— Ты это брось! В баньку! Ишь чего надумал! — он воздел флягу и, с видом княжьего виночерпия, пробасил: — В баню пусть ходят те, кому чесаться лень. А нам — мужчинам лениться не к лицу!

Дарька прыснула в кулачёк, но тут же умолкла, заметив с каким достоинством распрямилась спина Резана. Правда, по мере дохождения истинного смысла, гордое выражение сползало с лица ополченца и упало бы совсем, если бы не протянутая посудина вина. Дарька тоже осторожно глотнула из чеплажки и взялась за печенье.

Микишка вдруг встрепенулся и глянул на Сотника чистыми глазами.

— Слушай, Извек, давно хочу тебя спросить, да всё забываю. Что ты всё время кричишь, когда дерёшься? О каком безруком?

— Да не О! Безруком. — поправил Сотник. — А За! Безрукого.

— Во-во, за него самого. Так чё ж за безрукий такой?

Извек задумался, отставил плошку, пожал плечами.

— История-то простая, слушайте, коли интересно.

Резан закивал и уселся поудобней. Смотрел во все глаза, даже рот открыл, боясь пропустить хоть слово. Дарька же наоборот замерла, глядя в огонь, и чутко внимала неторопливому голосу дружинника:

…Был у Святослава ратник лихой, по прозвищу Рудияр. Среди прочих удалец редкий, воин великий и неустрашимый. И удача ему была сестрой, а успех братом. Во многих славных делах князю пособлял. Но однажды, с небольшим дозором, попал в засаду и держал бой до последнего. Полегли сотоварищи, сломались мечи, кольчуга издырявилась, как старая рубаха, но он всё бился. Когда же от потери крови на ногах не устоял, сбили наземь и еле живого притащили к хану. Тот повелел растянуть Рудияра меж двух столбов, а пытать и убивать сразу не стал. Три дня думал, что сделать в отместку за убитых батыров, но видел, что тому ни смерть, ни муки не страшны. Однако придумал наконец.

На рассвете четвёртого дня приказал отрубить воину обе руки. Раны перетянули ремнями, прижгли на огне и, привязав полумёртвого к седлу, стегнули коня. Жеребец привёз в родные места. Люди нашли, отнесли к знахарке. Та с ног сбилась, но выходила. Герой, поначалу, жить не хотел, но Святослав приказал беречь дружинника и, хоть тому свет не мил, обихаживать при дворе до смерти. Да разве богатырское это дело в иждивенцах по детинцу мотаться. Вот и ходил Рудияр чернее ночи, высох как былинка. А всякий раз, когда дружина выезжала в поход, стоял у ворот и, вздымая культи, просил: — Други, мне уж не мочь… так хоть вы за меня разок ударьте… разок…

Как тут не уважить! Сколь бы туго не приходилось, помнили. В самые тяжкие мгновенья боя, сотники кричали «За безрукого!». Ну, а уж тогда, откуда только силы брались. И седые, и безбородые бросались в сечу, будто и не бились ещё. Каждый считал святым долгом вложить удар за безрукого. И копилось тех ударов столько, что хватало на победу.

Рудияр, правда, так и не смирился. Однажды приехал в поле, ночью, перед битвой. Походил между кострами, посидел с воями, а потом…

Сотник прервался, переворошил угли, бросил в огонь сучок.

…потом попросил скрутить факел поболе, уцепил зубами, да на коня по-старому, не касаясь стремян. Погнал на далёкие огни, во вражеский стан. Ворвался к степнякам как вихрь. Успел метнуть огонь в шатёр хана и умер, напоровшись на острия копий…

Вот с тех пор, в любой страшной сече, и кричат воеводы о Безруком. И от клича того, любой чует, как прибывает сила дикая, необоримая. И бежит ворог, уносит ноги, ибо за безрукого трудятся те, кто с руками.

Сотник замолчал. У Дарьки по щекам пролегли блестящие тропки. Микишка застыл, глядя в огонь. Тщетно пытался сглотнуть комок в горле, пока Извек не протянул флягу…

…Едва ярило проколол иглами света лёгкие облака, всех троих разбудил жуткий звук. Доносился из самых топей, укрытых от глаз дымкой тумана. Казалось квакала лягушка размером с быка. От этого рёва пелена тумана вздрагивала, будто по ленивым белым сполохам стегали плетью.

— Ну вот и петухи запели, — пробормотал Сотник, потягиваясь. — Пора подыматься.

— Какие петухи? — не понял Микишка, обшаривая взглядом свободный от тумана клочок поляны.

— Какие, какие! Болотные! — проворчал Извек.

Его глаза уже выхватили из дымки тёмные силуэты дремлющих коней, скользнули по дуге огня, полыхающей между двух камней, остановились на Резане. Тот закатил глаза к небу, прислушивался к странному петуху. Но болотный кочет прекратил прочищать горло так же неожиданно, как и начал. Дарька, дрожа от утренней прохлады, уже уцепилась за слегу и, поёживаясь, направилась к берегу. Издалека донёсся последний невнятный всхлип, но девчонка будто не слышала. Деловито подошла к воде и, перехватив слегу поудобней, двинулась вдоль кромки болота. Шаг за шагом тыкала жердью в воду и, не чувствуя дна, двигалась дальше.

В той стороне, где затихли крики болотников, недалеко от берега булькнул пузырь, затем второй, чуть дальше. Дарька остановилась, помнила, что там и начиналась гать, но вчера под слегой не было ничего, кроме резко уходящего дна. Ведомая каким-то необъяснимым чувством, она выволокла жердь из воды и, затаив дыхание, приблизилась к мыску, напротив которого стягивалось свободное от ряски пятно воды. Микишка проводил её недоумённым взглядом, почесал нос и потянулся к Извековой бадейке.

— Мы ж там ещё вчера всех пиявок распугали.

— Значит не всех, — усмехнулся Сотник. — Ей лучше знать. Чую не зря болотник курлыкал.

Микишка наполнил плошки, жадно припал к той, что побольше, выхлебал в три глотка, губы раздвинулись в блаженной улыбке. Полуприкрытыми глазами следил как Извек, не спеша, отхлёбывал посвежевшее за ночь вино.

— Кабы не хотеть в баньку, я бы тут ещё остался. Лягушек немеряно, фляга бездонная, компания добрая, чё ещё надо для счастья?

Сотник оглянулся на понурых скакунов, что мученически смотрели большими мутными глазами.

— А про коников забыл? В них, этого добра, больше и под страхом смерти не зальёшь.

— Да? — удивился Микишка. — Они ж вчера пили как лошади, вроде нравилось.

— Так то ж вчера.

От воды донёсся вскрик Дарьки, оба тут же оказались на ногах, морды зверские, оружие само прыгнуло в руки. Девчонка нетерпеливо махала рукой, едва не подпрыгивала от радости. Микишка плюнул, ткнул шестопёр за пояс, буркнул сварливо:

— Наверно на завтрак самую крупную лягушку зашибла, а вытянуть не может.

— Так пойдём подсобим.

У берега клубилась поднятая муть. Слега Дарьки погружалась в воду на пол-локтя и тыкалась в твёрдое дно. Извек взял жердь из рук девчонки, двинулся вперёд, нащупывая перед собой невидимую дорогу. Под ногами чувствовалась каменная твердь. Появившаяся гать шла под водой неширокой полосой достаточной для одного всадника. Отойдя от острова на полсотни шагов, Сотник вернулся. Взглянул в нетерпеливые лица спутников, улыбнулся.

— Можно уходить. Дорожка неширокая, но твёрдая. Дальше пошире. Похоже, что старая гать.

— Наверняка! — заверил Микишка. — Кому ж под силу всю дорогу разбирать. Ну шагов сто, ну полтораста, а всю дорогу — никаких сил не хватит.

Микишка подставил руку, к стремени шайтана, одним махом вознёс девчонку в седло, вскинул брови.

— Дара, ты чего такая невесёлая? Все беды позади, вроде бы.

— Чудно уж больно. — ответила внучка волхва. — Выходит болотники за ночь камней натаскали.

— Они, — кивнул Извек. — Я их ещё вчера на тропе заметил, когда они рогатых топили.

Микишка с открытым ртом слушал их разговор. Глаза округлились.

— Болотники?! А что ж они нас не слопали?

— Понятно что, — пожал плечами Извек. — Так Поконом устроено, когда чужак на землю приходит, междоусобицы забываются. Общий враг объединяет. Однако поспешим, а то как бы не передумали. Микиша, держись за хвостом Ворона, тропа узкая.

Взявшись за слегу, Сотник накинул повод на плечо и осторожно двинулся через топь…

…По притопленной гати тащились медленно. Кони, чувствуя близкую глубину, ступали осторожно. После каждого шага замирали, пробуя копытом неровную каменистую тропу. Когда остров начал теряться в дымке, впереди из белой мути выступила уцелевшая дорога. Кони толкали мордами в спины, подгоняли хозяев, торопясь выбраться из рясочного киселя. Выбравшись на твёрдое, едва дождались, когда Дружинник с ополченцем заберутся в сёдла, и нетерпеливой рысцой припустили по дороге.

Скоро показался край болот с оторочкой елового бора. Дорога упиралась в берег и, взобравшись на него, катилась в жидкий распадок.

Извек остановил Ворона и оглядел волглую лощину. То здесь, то там торчали измученные нелёгкой жизнью корявые кустики. Звон ручейка, струящегося рядом, казался совершенно чуждым в этом безмолвии.

— Привал. — непривычно тихо скомандовал Сотник и мягко спрыгнул на траву.

Микишка ссадил Дарьку и, подав ей посох, слез сам. Извек всё ещё осматриваясь по сторонам, потянул с коня удила. Ворон дрогнул боками, дождался пока снимут узду и устало двинулся к ручью. Когда припал к воде, аж застонал от блаженства.

— А-а, — улыбнулся Извек. — Утреннее похмелье это тебе, брат, не вечерний водопой.

Ворон жадно втягивал воду. Чуть посторонился, когда сзади, подгоняемый вчерашним бодуном, затопотал белоголовый. Напившись, побрели вдоль ручья, набивая брюхо сочной травой.

Микишка стянул рубаху и, оглядев царапины на рёбрах, бросил заскорузлую холстину в ручей. Придавив камнем, оттер мокрой ладонью потемневшие потёки на боку и растянулся на траве. Сотник помедлил, но тоже потянул с себя доспех. Забросив рубаху отмачиваться, занялся костром. Едва пламя захрустело лапником, оставил огонь на попечение Дарьки. Отыскал в суме моток верёвки и принялся сдирать с доспеха и наручей почерневшие брызги.

Через некоторое время, от ручья донеслись мокрые шлепки. Микишка, сложив обе рубахи в жгут, постукивал камнем мокрую материю. Простучав с обеих сторон, споласкивал в ручье и снова долбил, пока от холстины не отошли бурые пятна. Оглядев в очередной раз оставшиеся жёлтые разводы, махнул рукой и принялся отжимать. Заметив благодарный кивок Сотника, пробурчал:

— Пока и так сойдёт. Всяко лучше, чем раньше.

Дарька оглядела себя, но решила отложить стирку до следующего раза, не раздеваться же при мужчинах. Резан понимающе кивнул.

— Ничего, девонька, на тебе грязи меньше, а скоро и до бани доберёмся, и до стирки человеческой.

Пока костёр и полуденное солнце сушили рубахи, кони наелись и сонно дремали. Извек оглядел свою работу и остался доволен. С удовольствием влез в чистую рубаху, напялил надраенный доспех и, застёгивая наручи, двинулся к коню.

— Просыпайся, друже! Пора выдвигаться…

…Местность менялась. Исчезла сырость и, среди тёмного ельника, всё чаще попадались листоносы. Скоро они совсем вытеснили колючих собратьев и заблестели трепещущей на ветру зеленью. Дорога свернула вбок и выбежала на прозрачную опушку. Сотник долго вглядывался в горбины далёкого окоёма, принимая глазами отложенные в памяти заметы. Почесав лоб, потупился, обернулся к спутникам.

— Ну, ребята, приспело время прощаться. Прошлые беды позади, впереди дорога к новым.

Он грустно усмехнулся, заметил как Микишка вдруг растерялся, забегал глазами, не находя слов, зачем-то потёр нос, ухо. В очередной раз подняв глаза на Сотника, тихо спросил:

— И куда теперь?

— Мне туда, — Извек махнул рукой за спину. — Тут уже недалече, денёк-три и доеду.

— М-м-м, — неопределённо протянул Резан, кивнув. — А потом?

— А потом обратно поеду, токмо другой дорожкой. Подлинней, потише, поспокойней: через горки и долины. На обратном пути, рисковать да торопиться никчему, да и некуда. Заеду только к одному знакомому за обещанным… и к Киеву подамся.

Микишка в смятении зарылся пальцами в буйные кудри. Позабыв о замершей рядом Дарьке, с отчаянной надеждой глянул на Сотника.

— Слушай, а может меня в Киев возьмёшь, глядишь и в дружине примут, а?

Сотник улыбнулся.

— Да я сам об этом думал. Такие молодцы нам к пользе. Только… — он глянул на мрачнеющую Дарьку и замялся.

Микишка же наоборот, засиял как новая цареградская монета. Казалось, сейчас соскочит с Шайтана и примется от радости нарезать бегом вокруг Извека.

— Уговорились! — звонко заключил он. Вот только Дарьку отвезу к родне в Городище. Сестра у меня там есть, Калиной кличут. Ведунья. Добрая — сил нет. У неё и пристрою, а сам прямиком к Киеву!

— Гоже! Если доберёшься раньше меня, спроси на княжьем дворе Эрзю, Мокшу или Ра… — Сотник осёкся, вспомнив, что Рагдая уже не будет, поправился: — Спросишь Эрзю или Мокшу. Любому из этих двоих скажешь, что я прислал. До времени устроят, а там и я объявлюсь.

Микишка скучковал брови, прикрыл веки и медленно, почти по складам, повторил.

— Эрзя и Мокша… Мокша и Эрзя.

Когда снова открыл счастливые очи, Ворон уже стоял рядом, а Сотник протягивал руку. Резан с готовностью растопорщил пятерню. Хлопнули, стиснули до хруста в пальцах, подержали, глядя друг другу в глаза, разняли. Извек склонился к нахмуренной девчонке, провёл тыльной стороной ладони по щеке, подмигнул.

— Прощай, Дара. И не грусти, ты весёлая лучше. Да и не с чего грустить, жизнь впереди долгая и счастливая. Через годок-другой замуж тебя отдадим, а? — Сотник лукаво глянул на Микишку. — Найдём, что ли жениха?

— Угу, — промычал враз посерьёзневший Резан. — Поищем, коли надо будет. Через-другой.

В глазах Сотника запрыгали смешинки. Заметил, как зарделись Дарькины щёчки, как замерла, будто перепёлка, даже дышать перестала. Благо сидит впереди ополченца — тому не видать.

— Вот и славно, значится ещё и на свадебке погуляем, а пока…

Он резко развернул Ворона и, не сказав больше ни слова, пустил с места в галоп. Гнал не оглядываясь, пригнувшись к чёрной гриве. Две пары глаз неотрывно следили, пока он не превратился в точку с пыльным следом. Наконец и Шайтан, ведомый лёгким движением узды, тихо тронулся с места. Сидящие на его спине молчали. Ветер скоро высушил нечаянные слёзы расставания и они, боясь нарушить хрупкую тишину, мечтали каждый о своём.

Микишка уже топал сапогами по дубовым ступеням киевского детинца, сидел на пиру, сжимал в руке кубок зелена вина, беседовал в одном ряду с лучшими воями: Эрзёй, Мокшей, Извеком.

Дарька же шла к капищу, рука об руку с суженым. Смотрела с ним в воду и видела рядом со своей отросшей косой буйные кудри…