"Выбравший бездну" - читать интересную книгу автора (Арчер Вадим)

Глава 10

Едва он углубился в хроники, как его отвлек вызов. Что-то в последнее время стало слишком шумно жить, подумалось ему.

— Да? — нехотя откликнулся он.

— Ты здесь? — послышался голос Нереи.

Маг подосадовал на себя. Стоило один раз вломиться к ней под настроение, и она, кажется, стала претендовать на какое-то место в его жизни.

— Разве это не очевидно? — недовольно спросил он.

— Я несколько раз вызывала тебя, но тебя не было в доступных вызову мирах. Геласа — тоже. А после этого вызова Императора, о котором все только и говорят, я стала беспокоиться… Можно я приду к тебе?

— Через портал — я у себя дома, — разрешил Маг, удивляясь про себя своей снисходительности.

Пока он вызывал второе кресло, гептаграмма засветилась голубым и в ней появилась Нерея. Он небрежным жестом указал ей на кресло.

Нерея аккуратно села и оперлась на ближний к Магу подлокотник. Ее лицо оказалось совсем близко к его лицу. Он откинулся на спинку кресла, отстраняясь от нее. Нерея заглянула ему в лицо, ее глаза смотрели вопросительно и жалостливо. Она жалела его — этого только ему не хватало!

— Тебе не стоило беспокоиться о нас, — сдержанно сказал Маг. — Если не объявили сбор у колодца предназначения — значит, с нами все в порядке. Больше всего шума обычно поднимается из-за пустяков, как и в этот раз. Просто Император надумал дать нам указания по нашей работе, а мы оба были за пределами обычного вызова. Вот и все.

— Я беспокоилась о тебе. — Он почувствовал на своем лице ее пристальный взгляд. — Гелас не из тех, о ком нужно беспокоиться, а у тебя всегда что-нибудь приключается.

Хорошенькая же у него сложилась репутация — впрочем, он ее честно заслужил.

— Кого-то из нас ты недооцениваешь, Нерея, — усмехнулся он, — а кого-то переоцениваешь. Не думаешь ли ты, что сумеешь выручить меня тогда, когда я не сумею выпутаться сам?

— Ну, даже если я не смогу что-то сделать… иногда можно помочь советом. Или хотя бы сочувствием.

— Сочувствием? — поднял бровь Маг. — Для этого по меньшей мере нужно знать, что я чувствую.

— Но ты можешь высказать мне…

— Зачем? — перебил ее Маг. — Зачем мне хотеть сочувствия?

— От этого становится легче.

— Я не был бы собой, если бы искал, как легче, — отрезал он.

— Да ты… — губы Нереи вздрогнули, — ты просто бесчувственный!

Бесчувственный! Да он не помнил, когда еще ему приходилось перечувствовать столько, как за последнее время. С тех пор, как он связался с этими людьми. Маг устало закрыл глаза и откинул голову на спинку кресла.

— Из твоих слов, Нерея, следует только одно, — он заговорил вполголоса, куда-то в сторону, не заботясь, услышит ли она его, — что это ты не видишь и не находишь во мне чувств. Причем не любых, а тех, которые тебе хочется найти. Не знаю, что можно высказать другому, если нет понимания без слов. Одни пустые звуки, которые каждый понимает по-своему.

— Но ведь можно как-то объясниться друг с другом, договориться, — терпеливо сказала Нерея.

Маг вообще-то предполагал, что она обидится и уйдет. И тогда он снова углубится в хроники. Он приоткрыл один глаз и повернул голову к ней. Ее глаза пристально вглядывались в него — светло-серые, как у него самого.

— Да, именно так, Нерея, — подтвердил он. — Глаза в глаза — и никаких слов. Словами можно сыпать сколько угодно, но если нет понимания — это все равно, что нет любви. Сколько о ней ни говори, она не придет. Сколько о нем ни говори, оно не наступит. Ничего важного словами не передашь, они не для этого.

Он приоткрыл второй глаз, словно позволяя ей заглянуть в себя. Он не верил, что она его увидит. Нерея завороженно смотрела в светлую глубину его глаз, казавшуюся ей бездной, и чувствовала, что он подпустил ее близко, очень близко к себе. Гораздо ближе, чем той ночью. Маг медленно опустил ресницы и только после этого отвел взгляд. Когда он поднял их и снова встретился с ней глазами, он был уже закрыт.

— Бедная девочка, — пробормотал он. — Ты гоняешься за тем, чего нельзя ни вымолить, ни заслужить. Ты гоняешься за тем, до чего можно только дорасти.

Что-то и он отыскал в светлых глубинах ее глаз. Светло-серых, как у него самого.

С чего начинать, что, где искать — мучился он вопросами, просматривая хроники Акаши. Трудность заключалась в том, что в хрониках он не мог видеть все планы людского мира одновременно. Либо он видел жизнь и быт людей, либо суетню грязеедов. И то и другое не совмещалось, поэтому он не мог проследить взаимосвязь. «Тоже мне Единый, — ворчал он про себя. — Не мог разработать нормальные источники информации. Теперь здесь никаких концов не сыщешь».

Маг воспринимал Единого как некую высшую сущность, такую же, какой он сам был по отношению к сильфидам или людям. Это не мешало, а скорее даже способствовало его критическому отношению к своему Создателю. В глубине души он предполагал, что труды и заботы этого парня во многом похожи на его собственные. Или не парня? — хмыкнул про себя Маг. В любом случае, он по себе знал, как обманчива вера творений в непогрешимость своего творца.

«Из-за этого недоумка мне теперь придется лезть туда, — пришел он наконец к заключению. — К людям, в плотное тело».

Он оставил хроники и в изнеможении рухнул на ложе.

— Ты что-нибудь нашел? — поинтересовалась Талеста.

— Только одно — этот Единый такой же творец, как и я. Вечно хоть что-нибудь, да упускает.

— Придержи язык, — забеспокоилась веревка. — Вдруг он услышит!

— Если он такой же, как я, он поймет меня правильно, — Маг широко заулыбался. — Мне самому было бы, пожалуй, даже приятно, если бы какое-нибудь из моих творений указало бы мне на недочеты. Значит, не зря трудился, сделал что-то достойное внимания.

— А если не такой?

— Его проблемы, — хмыкнул Маг. — А я такой, каким он меня создал, — с этим ничего не поделаешь.

— Не прикидывайся. — Веревка соскользнула с пояса Мага и взобралась на его плечо. Ее узелок оказался у самого его уха. — Раз в тебе есть божественная искра, то ты такой, каким ты сам себя создал. И нечего переваливать ответственность на своего творца.

— Не кричи в ухо. — Маг дернул плечом, пытаясь стряхнуть ее, но веревка держалась цепко. — Чего пристала!

— Чтобы ты не врал себе. Кого-кого, но себя ты не должен обманывать.

— Себя я не обманываю, Талесточка. — Он стащил веревку с плеча и вернул на пояс. — Думаешь, мне не известно, что себя обманывать нельзя?

— Значит, ты пытаешься обмануть меня? — надулась она. — И не надейся, что у тебя получится.

— Не сердись, веревочка. — Он не глядя погладил ее по узелку. — Это просто глупая привычка.

— Ну ладно, — смягчилась Талеста. — А что ты, собственно, валяешься? Тебе что, делать нечего?

— Зануда, — отозвался Маг. — Противная веревка.

Тем не менее он приподнялся и спустил ноги с ложа.

Посидев немного, он встал и отправил ложе в небытие, затем переместился в человеческий мир.

Воин был там, на месте. Он сидел на своей колеснице и вглядывался в плотный мир. Ксантогриффа и Меланогриффа бодро взмахивали крыльями, удерживая колесницу в полете.

— Вернулся, бездельник! — Рыжий приветствовал его радостной ухмылкой. — А я было подумал, что не скоро тебя здесь увижу.

— Ты так и торчал здесь все это время? — поинтересовался Маг.

— Нет, вылетал ненадолго в соседние миры, — признался Гелас. — Здесь такое медленное время, что с ума сойдешь ждать. Даже мои грифоны переругались от скуки.

— И давно вернулся?

— Только что. Можно сказать, едва успел осмотреть все колонии. То есть не все, но многие.

— И как там дела? — спросил Маг.

— На первый взгляд ничего не изменилось. Прошло еще несколько поколений. Да ты чего висишь, присаживайся, — спохватился Воин, подвигаясь на сиденье колесницы.

Маг уселся рядом с ним. Некоторое время они молча наблюдали за плотным миром. По количеству жилищ в поселениях Маг прикинул, что прошло не меньше десятка поколений, а может быть, и больше. Видимо, он довольно долго прокопался в хрониках.

— Ну и пестрота же там! — подивился он. — Каких только людей там нет — белые, желтые, черные, красные… не хватает только зеленых и синих. Рыжий, по-моему, ты перестарался. Неужели нельзя было сделать их поближе к своему образу и подобию?

— А смысл? — резонно возразил Воин. — Те, первые, не сохранили мой образ. Да и какая тебе разница?

— А такая, что мне придется в них воплощаться. Я как-то плохо представляю себя вон таким, — Маг ткнул в одно из поселений.

— Воплощайся, в кого тебе больше нравится, — невозмутимо ответил Воин. — Выбор достаточный. А ты, догадываюсь, что-то задумал?

— Есть одна идея.

— Ты поосторожнее со своими идеями, — предупредил его Воин. — Император уже недоволен нами.

— Она как раз касается поручения Императора, — успокоил его Маг, но Воин не успокаивался.

— Скажи, что ты задумал, — потребовал он.

— Проследить, откуда берутся эти грязееды, — ответил Маг. — Прямо на месте, в плотном теле. Тебе не кажется, что их стало больше?

— Не кажется. Разница такая, что это просто очевидно. Думаешь, тебе удастся что-нибудь там выяснить? — с надеждой спросил Гелас.

— Не думал бы — не собрался бы туда. Сам знаешь, что это — не удовольствие. — Маг вглядывался в поселения, выбирая самое подходящее. — Какие они все разные по величине!

— Конечно, ведь условия везде разные, — снисходительно пояснил Воин. — Где-то легче, где-то труднее, поэтому прирост идет с разной скоростью.

— И по виду тоже, — продолжал осмотр Маг.

— Это зависит от климата и подручных материалов.

— А вон там, кажется, потомки тех, кого мы оставили на расплод? — Маг не сразу понял это. Прежде там было мало грязеедов, но теперь загрязнение превосходило все мыслимые пределы. — И как же их много! — Это восклицание относилось не только к грязеедам, но и к людям.

— Еще бы, там с самого начала было целых три пары, — напомнил ему Воин.

— Туда я, пожалуй, и отправлюсь, — принял решение Маг. — Некоторые искры там, кажется, поярче остальных.

— А при чем тут грязееды? — удивился Гелас.

— Возможно, одно как-то связано с другим, — Нехотя выдал свои мысли Маг.

— Как это может быть? — не поверил тот. — Чем больше искра — тем лучше.

— Это я тоже проверю, — пообещал Маг и соскочил с колесницы, примериваясь, куда бы поточнее спуститься.

— Но…

— Все расскажу, когда вернусь. — Он исчез.

Маг спустился вниз и неторопливо понесся над миром на небольшой высоте, разглядывая пейзажи, преимущественно лесные. На его пути встретились поселения другой человеческой расы — несколько групп бревенчатых строений, расположенных неподалеку друг от друга. Видимо, здесь уже начался процесс расселения, знакомый Магу по уничтоженным наводнением людям.

Он задержался над жилищами, чтобы разглядеть их получше. Внизу жили крупные светловолосые люди, носящие кожаную и груботканую одежду. Каждый дом был обнесен высоким забором из тесно стоящих, вкопанных в землю бревен. Такие заборы предназначались явно не для того, чтобы удерживать бродивших поблизости коз, овец и коров. К домам примыкали огороженные участки обработанной земли.

Пролетев еще чуть-чуть, Маг заметил внизу движение и остановился. Несколько конных мужчин с копьями в руках гнали лань. Животное неслось наискось по неровному травяному склону, направляясь к растущему ниже лесу, всадники догоняли его. Один из них вырвался далеко вперед и уже занес копье, готовясь к удару.

Вдруг его конь оступился на полном скаку. Всадник перелетел через него и приземлился головой на большой камень, каких немало валялось на склоне. Маг вздрогнул от неприятного звука треснувшего черепа, а мгновение спустя увидел отлетающую искру неудачливого охотника. Жизнь парня оборвалась в один миг.

«Вот, значит, как это случается», — подумал Маг. Тело было еще живым, сердце еще отстукивало последние удары, но обитавшая там сущность безвозвратно ушла из непригодного вместилища. Маг вдруг сообразил что ему представилась хорошая возможность оказаться среди людей не чужаком, а одним из своих. Не успев додумать эту мысль, он спикировал в тело и восстановил проломленную черепную кость и поврежденный мозг. Наружные ранения он оставил как есть, чтобы их отсутствие не показалось людям подозрительным.

Когда к нему подъехали остальные всадники, он уже вставал на колени.

— Ну ты и грохнулся! — воскликнул один из них. — Я уже подумал, что все — конец тебе, — добавил он, не подозревая насколько был прав. — А ты ничего, встаешь.

Маг отер ладонью стекавшую по щеке струйку крови и поднялся на ноги. Он заглянул в мысли парня и узнал, что тот был его другом, хотя можно было не и заглядывать — это было видно и по глазам, по выражению его лица.

— Нечего болтать, лань еще недалеко, — вмешался другой всадник.

Маг без труда заметил, что этот не был другом погибшего. Кажется, он даже огорчился, увидев, что падение обошлось благополучно.

Кто-то подвел Магу его коня, кто-то сунул в руки выпавшее при падении копье. Маг одним лихим движением взлетел в седло — тело помнило навыки прежнего хозяина — и погнал коня вслед за убегавшей ланью. За ним устремились остальные охотники.

Конь сорвался в галоп и понес всадника по склону. Это был великолепный, вышколенный конь, и Маг снова стал отрываться от остальных, устремляясь по заметному в высокой траве следу лани. Вот впереди показалось скачущее красно-бурое пятно, расстояние между ним и Магом медленно сокращалось. Оставшиеся в теле знания подсказывали ему, что до леса уже недалеко, что лань успеет скрыться в нем, а преследовать в лесу ее почти невозможно.

Кровь бросилась Магу в голову, охотничьи инстинкты проснулись в его теле. Откуда в нем взялся этот дикий, гортанный крик? Откуда в нем вскипел этот жар, требующий овладеть добычей? Конь птицей взвился под ним, чуя присутствие, власть, приказ творца, и полетел вслед за ланью. Пальцы Мага сжимали вздрагивающее древко копья, ставшего продолжением его руки. Весь мир исчез для него, весь, кроме удирающей в лес добычи. Ну нет, может быть, это людям не под силу уследить за ланью в лесу, но не ему, творцу!

Конь влетел в лес и понесся сквозь чащобу, повинуясь руке повелителя. Ветви хлестали Мага по лицу, но он не замечал их. Все его человеческие, все его высшие чувства были сосредоточены только на несущемся впереди красно-буром пятне. Лань уходила в болота, трава становилась гуще, почва под копытами мягче и сырее, но Маг и не думал отказываться от преследования. Его товарищи остались далеко позади, а он все гнал коня по следу, все углублялся в чащу, в болото.

Вдруг впереди послышался испуганный, рассерженный визг. Маг понял, что бегущая лань вспугнула стадо пасшихся в болоте диких свиней. Еще несколько скачков — и он оказался среди них. Крепенькие, коротконогие, до смешного высокие и узкие, покрытые длинной бурой щетиной, они разбежались в стороны при его появлении. Все кроме вожака. Разъяренный кабан-секач воинственно пригнул голову и пошел навстречу испуганно попятившемуся коню. Это была добыча получше лани. Рука Мага сама похлопала коня по шее, успокаивая его, пока другая рука заносила копье.

Кабан приближался. Маг следил за каждым его движением, выбирая время и место удара. Когда зверь нацелил кривые клыки и бросился на коня, Маг привстал на стременах и обеими руками всадил ему копье под левую лопатку. Навалился всей тяжестью, чтобы острие вошло глубже, и прижал бьющегося кабана к земле. Из его горла вырвался победный крик — он знал, что удар был верен.

Издали донеслись ответные крики и послышался треск сучьев скачущих на его голос охотников. Когда они разыскали Мага в чаще, кабан уже перестал биться. Маг соскочил на землю и выдернул из туши копье, а подъехавшие охотники стали гоняться за свиньями, закалывая тех, которые не успели спрятаться в болоте.

Охота вышла на редкость удачной. Закончив бить свиней, охотники собрались вокруг Мага, с восхищением разглядывая его добычу.

— Что ты стоишь столбом? — спросил его друг. — Вырезай сердце и вынимай клык.

Маг заглянул в его мысли и узнал, что кабан считается трудной добычей и обходиться с ним нужно не так, как с другими свиньями. Этого его тело не знало — оно помнило только низшие инстинкты, а прочие сведения покинули его вместе с прежним хозяином.

— Он стукнулся головой, — насмешливо сказал другой, которого Маг уже определил как своего недоброжелателя.

Ноздри Мага вздрогнули от вони, и он с подозрением глянул на лежавшего перед ним зверя, но скверный запах распространялся не от убитого кабана. От охотничьего азарта чувства Мага перепутались, и он не сразу понял, что его высшее обоняние уловило идущий от этого человека запах зависти.

Маг вынул висевший на поясе охотничий нож и принялся за дело. Под взглядами столпившихся вокруг охотников он вскрыл зверю грудь и вынул пронзенное копьем сердце, затем выковырял из челюсти кабана правый клык, выросший чуть длиннее левого. Этот клык следовало просверлить и повесить на шнурке у себя на шее. Там уже висели несколько звериных зубов — несмотря на молодость, прежний обладатель этого тела был выдающимся охотником.

Остальные туши поделили между охотниками, но кабан был почетной, единоличной добычей Мага. Убитых животных взвалили на лошадей и привязали ремнями позади седел. Возвращались довольные удачной охотой — добыли много свиней, и теперь дома будет мясо, щетина, прочная кожа и вкусные окорока. Маг искренне разделял общее радостное возбуждение — в чужом теле он чувствовал и воспринимал события несколько иначе, чем в самодельном.

Когда впереди показались строения, он вдруг понял, что не знает, как вести себя дальше, и в растерянности придержал коня.

— Ты чего? — К нему подъехал молодой парень, почти мальчишка, и озабоченно взглянул на шишку у него на голове. Маг поймал его взгляд.

— Голова разболелась, — подтвердил он, заглядывая в мысли парня. Тот, оказывается, был его младшим братом, но до сих пор держался в стороне из почтения к старшему. — Езжай вперед, я за тобой.

Парень поехал первым. Маг последовал за ним, украдкой изучая содержимое его памяти. Он узнал, что помимо родителей у него были трое братьев и две сестры. Трое старших — двое братьев и сестра — давно жили своими семьями, а сам он жил в родительском доме с младшими братом и сестрой.

— Ты как? — Друг догнал его и кивнул на его голову.

— Ничего, — уклончиво ответил Маг.

— Вечером пойдем на лужайку за селом? Попляшем с девками?

Маг пока был не готов к такому количеству общения. Нужно было еще разобраться, как вести себя среди родни.

— Голова что-то побаливает, — сказал он.

— Тогда — до завтра. — Друг хлопнул его по плечу на прощанье и свернул в сторону, к своему дому.

Их ждали. Когда они остановились у ворот, те распахнулись, и навстречу им выбежала девушка. Маг спешился, и она с радостным криком кинулась ему на шею, называя чужим, незнакомым именем.

— Сестренка, — ласково произнес он, растроганный ее радостью.

— Ой, что это? — Она протянула руку к ране на его голове, не решаясь прикоснуться. На ее круглых голубых глазах появились слезинки.

— Ничего, пустяки, — успокоил ее Маг.

— Ну, разнюнилась, — пренебрежительно фыркнул младший брат. — Зови отца снимать добычу, да забери коней.

Девушка убежала за отцом и вскоре появилась с пожилым мужчиной, почти стариком. Глядя на него, Маг вдруг понял, что не этот старик, а он сам является опорой оставшейся в доме семьи. Не нужно было читать чужие мысли, чтобы определить это — так ему говорили его чувства. Было видно, что отец гордился своим сыном, принесшим в дом такую добычу. Что было бы, если бы он не занял это тело… Маг отстранил назойливую мысль, сейчас ему было не до переживаний. Втроем они сняли кабана, затем отвязали часть свиной туши с лошади брата — выделенную ему долю. Девушка увела коней, а мужчины отнесли добычу к дому и положили на крыльце. Остальное было заботой женщин.

Вслед за отцом и братом Маг вошел в дом. Многое здесь было не так, как в том доме, где он побывал однажды. Тот дом, кажется, был выстроен не из бревен, а из чего-то другого, и пахло там иначе. Однако здесь точно так же теснились полки с посудой, шкафы с припасами, в сенях стоял ларь с мукой, а в кухне вместо открытого очага зияло широкое, дышащее теплом жерло печки. Пахло прогоревшими поленьями и горячей едой, состряпанной матерью к возвращению сыновей. Сама хозяйка суетилась, накрывая на стол.

Все уселись есть, хозяин — во главе стола. Последней подошла ухаживавшая за конями девушка. Никто не начал есть, пока за ложку не взялся отец. Маг подивился тому, как в разное время и в разных местах возникают одни и те же традиции.

После еды мать начала убирать посуду, а сестра подошла к нему, держа в руках чистую тряпку и миску с водой.

— Садись сюда, — кивнула она на ближайший табурет, — я промою тебе рану.

Маг послушно сел. Девушка стала хлопотать вокруг него, аккуратно обмакивая тряпку в воду и осторожными движениями протирая засохшую кровь вокруг раны.

— Ты всегда был моим любимым братом, — щебетала она за своим занятием. — Я всегда лечила твои синяки и ссадины. Помнишь, как ты расшиб себе бровь, когда мы с тобой лазили в овраг за орехами?

Маг заглянул ей в мысли и увидел мальчишку с девчонкой, сидевших на корточках у ручья в овраге. Трогательная картинка, словно живая, встала перед его внутренним взором — ему даже показалось, что он чувствует во рту вкус неспелых орехов.

— Помню. Ты тогда раскусила пополам лесное яблоко и приложила мне сюда, чтобы унять кровь. — Он ощупал наружный край брови и почувствовал под пальцами старый, едва заметный шрам. — Драло ужасно.

— Но ты терпел, — с гордостью сказала сестра.

— А что же — реветь было надо? Ты тогда еще сказала, что если на глазу выскакивает ячмень, то его можно вылечить, неожиданно плюнув в глаз.

— Ты и это помнишь. — Она захихикала, словно девчонка. — Какой ты у меня славный братец! А твой друг — он сегодня не зашибся?

Маг, все еще глядевший в ее мысли, без труда прочитал там, что она влюблена в его друга и мечтает, чтобы он взял ее в жены.

— Чего ему сделается? — сказал он. — Я еще погуляю на вашей свадьбе.

К его удивлению, сестра смутилась и шлепнула его по затылку. Осторожно, чтобы не задеть рану.

— Болтун! — возмутилась она. — Как тебе не стыдно!

Маг остался в недоумении, что же он такое сказал, что задело ее. На всякий случай он исследовал ее память, чтобы узнать причину обиды. Оказывается, у людей было не принято намекать на чужие симпатии. Кроме того, сестра не знала, нравится ли она этому парню, но после высказывания Мага решила, что брату известны чувства его лучшего друга. Но Маг понятия не имел, как тот относится к ней, он явно поторопился со своим заявлением и зря обнадежил девчонку. Придется теперь как-то улаживать это.

— Ой, голова закружилась. — Девушка поставила миску на стол и потерла ладонью лоб. Исследование Мага не прошло для нее незамеченным.

— Ты устала, — сказал он. — Иди отдыхать.

— Когда мне отдыхать? — удивилась она. — Мясо надо разделать и посолить, или оно испортится.

Сестра еще раз протерла мокрой тряпкой его рану и встала перед ним, с удовлетворением разглядывая свою работу.

— Завтра я сварю мазь, чтобы скорее зажило, — пообещала она и унесла миску с тряпкой.

Оставшись один, Маг усмехнулся про себя — эти родственные отношения, когда один так сердечно заботится о другом потому, что у них общие родители, были непривычными ему, но приятными.

С этого дня Маг занял место незнакомого парня, погибшего в погоне за ланью. В первое время он даже не вспоминал о причине, которая привела его в плотный мир. Ему было не до этого — слишком ко многому нужно было приспособиться, слишком многое нужно было узнать и освоить. К счастью, никто не обратил внимания, что в знакомой оболочке скрывается новая, чужая сущность. То ли люди были еще недостаточно развиты, чтобы подметить различия в поведении, то ли привычная внешность подавляла их способность к различению. Магу отчасти повезло — прежний хозяин этого тела был так же неразговорчив, каким по необходимости был и он сам.

Он привыкал откликаться на чужое имя. Он привыкал регулярно есть и заботиться о том, чтобы в семье была еда. Он привыкал следить за чистотой своего тела, одежды и окружения. Он привыкал осознавать необходимость каждого из членов семьи, каждой пары способных к труду рук. Он привыкал понимать, что здесь, в этих условиях немыслимо прожить в одиночку.

Он привыкал чувствовать тепло и поддержку близких ему людей. Рука об руку работать с сильными, печься о слабых. Он был охотником и воином, кормильцем и защитником своей семьи. У него был друг, с которым он ездил на охоту, с которым они совместно обрабатывали семейные поля. У него была сестра, которая встречала его у ворот, когда он возвращался с охоты.

Сестричка принимала его коня, помогала ему стаскивать сапоги, чистила испачканную в лесу одежду и журила за несъеденный завтрак, который она утром сунула в его котомку. При этом она неумолчно болтала, рассказывала ему о случившихся за день в селении событиях. Благодаря ей Маг перезнакомился со всеми местными жителями, с их интересами, занятиями, отношениями, хозяйством и болезнями. От нее он узнавал, кто сегодня с кем поссорился, у кого объягнилась овца, чья скотина забрела в лес или на чужое поле. Сестра не требовала, чтобы ее брат как-то поддерживал разговор, ей было достаточно, что он безропотно выслушивает ее болтовню.

Маг искренне привязался к этому бесхитростному, добросердечному существу. Он по-братски полюбил свою сестричку — не властной, собственнической страстью мужчины к женщине, а скорее любованием, как любят ласковых, безобидных ручных зверюшек. У него завелась привычка привозить для нее из леса букетик цветов, причудливую коряжку или горсть сладких ягод, и сестра радовалась этим маленьким подаркам, словно ребенок.

— Ты изменился, — сказала как-то она. — Словно в тебе поселился кто-то чужой.

— Этот чужой — он плохой? — спросил ее Маг.

— Нет, хороший. — Она ответила ему улыбкой. — Очень хороший.

— Тогда не думай об этом.

И она больше не заводила этот разговор. Она напоминала ему сильфиду, хотя ее нельзя было посадить на ладонь, — такая же шустрая, милая и непосредственная. Как и его малышкам, сестричке было далеко до женских сущностей тонких миров, но она не казалась Магу глупой или ограниченной. У нее был свой мирок, забавный и своеобразный, и она чувствовала там себя как дома.

Он рассказал ей о сильфидах. О предприимчивой Люцине, о рассудительной Флавии, о плутовке Илиль. Сестра слушала его, широко раскрыв глаза. В них горел восторг ребенка, слушающего волшебную сказку.

— А они там, в лесу? — Она ни на миг не усомнилась в словах своего любимого брата. — А можно я пойду с тобой, посмотрю на них?

— Они тебе не покажутся, — улыбнулся Маг. — Они очень ревнивые и не любят других женщин.

— А еще? — попросила она. — Там живет еще кто-нибудь?

Маг рассказал ей о гномах. И о дриадах, катающихся верхом на стрекозиных дракончиках. И даже о каменеющих на свету троллях, хотя это были не его создания и не из мира сильфид. Очень уж хорошо умела слушать его сестричка.

— Вот почему ты так любишь лес, — догадалась она. — Там столько всего чудесного!

Маг любил бывать в лесу, но не только поэтому. В человеческом селении было такое, к чему он никак не мог привыкнуть. Там обитали грязееды. Он помнил, что явился сюда, чтобы исследовать их, поэтому не прогонял и не уничтожал их, но существовать бок о бок с ними — с этим невозможно было сжиться. В лесу грязеедов не было, и Маг отдыхал там от их вони и дурных излучений.

Чаще всего он отправлялся в лес с другом. Там они вместе охотились, выбирали строевые деревья, примечали ягодные места, чтобы рассказать о них женщинам. И конечно, обсуждали односельчан и сельскую жизнь. Благодаря сестре у Мага всегда было чем поддержать беседу.

При первой же возможности Маг постарался узнать, как его друг относится к его сестре. Тот был равнодушен к ней, но не был увлечен и другой девушкой. Маг не стал торопить события, навязывая ему сестру, и говорил о ней не больше, чем о ее ровесницах. Однако отношение Мага к сестре, видимо, как-то передалось и его другу, и тот довольно скоро перестал подсмеиваться над ягодами и цветами, которые Маг прихватывал из леса. Наконец наступил день, когда его друг, запинаясь на каждом слове, заговорил с Магом о том, не пора ли выдавать замуж его младшую сестру. Маг уже знал, как вести себя в таких случаях, поэтому они договорились без затруднений.

Свадьбу назначили на осень, после уборки ячменя. Вскоре после этого отец заговорил с Магом, не сыграть ли им заодно еще одну. Магу было давно известно, какая девушка в селении предназначалась ему в жены. Его предшественник вроде бы интересовался ею больше, чем другими, поэтому односельчане единодушно прочили их друг другу.

Конечно, Маг даже и мысли не допускал о женитьбе. Он не собирался проживать здесь целую человеческую жизнь, он уже прикидывал, как будет лучше и удобнее уйти отсюда, а девушка не заслуживала такого несчастья. Он с трудом уговорил отца подождать еще год.

Месяц спустя пришло время убирать ячмень, а затем обе семьи начали готовиться к свадьбе. Наступили первые осенние дни.