"Фэнтези 2007 [сб.]" - читать интересную книгу автора (Пехов Алексей, Ночкин Виктор, Уланов Андрей,...)

CAPUT III, в котором мы знакомимся с одним хайль-баши, во всех отношениях превосходным человеком, гордимся любовью, которую власти Бадандена испытывают к гостям города, и понимаем, что от дома хабиба до вожделенной мести врагу — много больше шагов, чем хотелось бы...

Первые лучи солнца, ласкового с утра, прорвались сквозь листву старой чинары, росшей напротив окна. Обнаружив щель в неплотно задернутой шторе, они проникли в комнату — и рассекли сумрак золотисто-розовыми клинками небесных воинов-армигеров из свиты Вечного Странника.

Будь существо, лежавшее на огромной квадратной кровати-пуфе под шелковым балдахином, упырем — или, к примеру, игисом-сосунком! — оно бы в ужасе бросилось прочь из комнаты, поспешило забиться под кровать и, опоздав, с отчаянным воем обратилось в пепел, исходя зловонным дымом.

Однако указанное существо ни в коей мере не являлось ночной нежитью.

Солнечного света оно не боялось.

Молодой человек заворочался в постели, сощурился, протирая заспанные глаза. Безбоязненно и с удовольствием подставил лицо теплой ласке светила, потянулся, хрустя суставами — и скорчил болезненную гримасу. Вчерашние порезы давали о себе знать. То, что рана не опасна, отнюдь не означает, что она не станет болеть при неосторожном движении.

Словно почуяв пробуждение больного, в комнате объявился хабиб аль-Басани. При свете дня он оказался совсем еще нестарым человеком. Седина в козлиной бородке лекаря выглядела искусственной. С ее помощью хабиб явно пытался придать себе солидности.

— Как спали? Раны не беспокоили?

На родном языке Джеймса лекарь говорил прекрасно, почти без характерного баданденского акцента. Наверняка учился в Реттии.

— Благодарю вас, уважаемый. Я спал отлично.

— Чудненько, чудненько! Тем не менее, позвольте вас осмотреть.

Молодой человек шутливо развел руками, подчиняясь врачу.

И еще раз поморщился.

Хабиб картинно щелкнул пальцами. В дверях возник его помощник — мальчишка, похожий на скворца, обремененного чувством важности собственной миссии. В руках скворец держал широченный поднос, на котором курилась паром серебряная чаша с горячей водой. Вокруг чаши двумя стопками лежали чистые бинты и полотенца, громоздились флаконы с мазями и зловеще поблескивала сталь хирургических инструментов.

— Приступим?

Джеймс начал подозревать наихудшее.

Стоило выжить на улице Чеканщиков, чтобы тебя из лучших побуждений залечили до смерти...

К счастью, ланцеты и щипцы не понадобились. Разве что узкий шпатель для целебной мази. Лекарь осмотрел раны, уже начавшие затягиваться, с удовлетворением покивал, бормоча себе под нос какую-то галиматью, и тщательно удалил старую мазь. Затем он покрыл порезы Джеймса слоем свежей — острый запах снадобья заглушил аромат цветов, долетавший через приоткрытое окно.

Наложив новые повязки, аль-Басани разрешил пациенту одеться.

— На постельном режиме я не настаиваю, — важно сообщил он.

И вдруг стал очень похож на мальчишку-помощника.

С аппетитом уплетая поданный скворцом завтрак: горячие лепешки, козий сыр с кинзой и превосходный кофий, где плавал взбитый желток — Джеймс был бы вполне доволен жизнью, если б не два обстоятельства. Первым и главным из них безусловно являлся рябой наглец-задира, ушедший — вернее, позорно сбежавший! — от справедливого возмездия. Вторым же было ожидание счета, который выставит заботливый хабиб за свои драгоценные услуги.

Еще и завтрак включит, можно не сомневаться. Причем по ценам самой дорогой в Бадандене ресторации. Не то чтобы молодой человек был крайне стеснен в средствах, но...

— К вам гость.

Хабиб со значением воздел палец к потолку и добавил:

— Официальный гость.

— Просите, — кивнул Джеймс, допивая кофий.

«Официальный гость» выглядел, с точки зрения Джеймса, отнюдь не официально. Так одеваются франты: малиновый халат с золотыми драконами, синий кушак с кистями, темно-лиловый тюрбан, шелковые шаровары того же цвета и щегольские, расшитые бисером туфли с загнутыми носами. У пояса — кривой шамшер в ножнах, инкрустированных яшмой. На голове — чалма с концом, падающим на левое плечо.

В правой руке франт держал четки из агата, выдававшие в госте поклонника творчества аль-Самеди Проницательного. Каждая бусина четок, отличаясь оттенком от остальных, символизировала один из бейтов знаменитой «Касыды об Источнике Жизни» прославленного баданденца:

— Хлещут годы жгучей плетью, за спиной молчат столетья,

Собирался вечно петь я, не заметил, как допел —

Задыхаюсь в душной клети, сбит с пути, лежу в кювете,

Стар, гляжу — смеются дети; одинок, бреду в толпе.

Где надежда? Где удача? Ноги — бревна, сердце — кляча.

Спотыкаясь, чуть не плача, по извилистой тропе

В ночь тащусь, еще не начат, но уж кончен. Силы трачу,

На ветру, как флаг, маячу — ах, успеть бы!.. Не успел.

Ну, и так далее.

Высокий, статный, смуглый, с густой бородой кольцами, крашенной хной, — визитер производил впечатление сильного человека. Люди этого типа чувствуют себя хозяевами в любой обстановке. Волевые скулы, на левой — едва заметный застарелый шрам (как у рябого!..), тонкие губы, орлиный нос (опять! Джеймс, дорогой, прекрати блажить...) — и внимательный, цепкий взгляд карих, чуть раскосых глаз.

Раз встретишь — запомнишь надолго.

Хищник.

Опасный, быстрый и знающий себе цену.

— Ассалям-алейкум, — раскланялся гость, галантно описав четками в воздухе безупречную «восьмерку». Жест напомнил Джеймсу фехтовальный прием одной из турристанских школ боя на саблях. — Разрешите представиться: Азиз-бей Фатлах ибн-Хасан аль-Шох Мазандерани. Хайль-баши 2-го специального отдела дознаний Канцелярии Пресечения Бадандена.

Увидев, как медленно вытягивается лицо молодого человека, гость сжалился над приезжим, не способным с первого раза запомнить столь простое имя, и милостиво добавил:

— Но вы можете называть меня просто Азиз-беем.

— Алейкум-ассалям, — Джеймс привстал и сопроводил ответный поклон улыбкой, достаточно радушной, чтобы Азиз-бей не счел себя оскорбленным. — Джеймс Ривердейл, виконт де Треццо. Присаживайтесь. Чем обязан?

«Хайль-баши? Однако! Серьезный чин к нам пожаловал! В армии Бадандена хайль-баши командует двойной тысячей. А в Канцелярии Пресечения? Двумя сотнями мушерифов?»

Прежде чем легко опуститься в кресло, Азиз-бей продемонстрировал собеседнику шестиугольный значок-персоналий с руной Порядка, карающим мечом и баданденской звездой. Значок вспыхнул зеленым пламенем, над ним всплыло объемное лицо Азиза, подтверждая полномочия хайль-баши.

Завладей значком самозванец, в его руке тот загорелся бы алым огнем, мгновенно раскалившись докрасна и оставив на ладони вора ничем не сводимое клеймо:

«Сын шакала».

— Насколько нам известно, вчера вечером на улице Малых Чеканщиков вы подверглись коварному нападению. В результате оного вы были ранены и доставлены сюда, а нападавший скрылся. Мне поручено произвести дознание по этому делу, выяснить все обстоятельства и установить, наличествует ли состав преступления. Подтверждаете ли вы факт нападения?

Джеймс встал с кровати и пересел во второе кресло, стараясь выглядеть столь же непринужденно. Откровенничать с высокопоставленным сыскарем он не собирался. Но отрицать очевидное — глупо.

— Подтверждаю. И имею заявление.

— Я слушаю.

— Это был честный поединок, а не коварное нападение.

— Дуэль?

— В общих чертах, да. Один на один, с объявлением намерений.

— Очень интересно. И кто же, позвольте спросить, оказался вашим противником?

— Он не назвался. Впрочем, моего имени он тоже не спрашивал.

— У вас имелись секунданты?

— Нет.

— Значит, правила дуэли не были соблюдены. Данный случай можно классифицировать, как...

— Простите, почтенный Азиз-бей, — вмешался Джеймс, по-прежнему улыбаясь, но гораздо холодней. Классификация хайль-баши, еще не начавшись, ему уже не нравилась. — В пункте 7-Б Международного Дуэльного кодекса, ратифицированного, в том числе, Реттией и Баданденом...

— Я помню кодекс, о многомудрый виконт, — вернул улыбку хайль-баши. Если улыбка Джеймса была изо льда, то улыбка Азиз-бея смотрелась выкованной из стали. — В особых случаях, когда защита чести не терпит отлагательств... Извините за нескромный вопрос, но что же послужило поводом для вашего поединка?

Разумеется, Джеймс имел полное право не отвечать. Однако зачем ссориться с представителем Канцелярии Пресечения? С Азиз-беем вообще не возникало никакого желания ссориться, даже не будь он «официальным гостем». Напротив, возникало страстное желание оказаться от него как можно дальше. И никогда больше не видеть этого лица — красивого, но словно вырезанного из мореного дуба, со старым шрамом и стальной приветливостью.

Боялся ли молодой человек хайль-баши?

О нет!

С чего бы?! — пусть его преступники боятся.

Но в присутствии баданденца Джеймс чувствовал себя неуютно.

— Мы поспорили из-за одного фехтовального приема. И чтобы разрешить наш спор, обнажили шпаги. Ну а потом... Мы несколько увлеклись.

— Понимаю.

На сей раз улыбка у Азиз-бея вышла вполне человеческой. Джеймс даже ощутил малую толику симпатии к хайль-баши. Возможно, вне службы баданденец — милейший человек и приятнейший собеседник, любитель поэзии и охоты на фазанов.

В отличие от рабочих часов, когда он — «при исполнении».

В дверь сунулся хабиб, желая сказать хайль-баши, что раненому нужен покой. Дело, пожалуй, было не столько в покое раненого, сколько в желании лекаря напомнить о своем существовании. Но Азиз-бей, хотя и сидел спиной к аль-Басани, нахмурился со значением, перебрал четки — и козлобородый султан целителей молча испарился, словно роса под лучами солнца.

Видимо, решил заглянуть попозже.

— Почему же ваш соперник в таком случае бежал? Если имела место честная дуэль или просто спор двух фехтовальщиков?

— Не знаю.

Джеймс пожал плечами и закинул ногу за ногу.

— У вас есть предположения на сей счет?

— Может быть, мой оппонент опасался, что его, не разобравшись, примут за грабителя или убийцу?

Азиз-бей огладил свою чудесную бороду, пропуская кольца между пальцами.

— Что было бы недалеко от истины. Это он настоял на выяснении вашего спора путем поединка?

— Да, — без особой охоты подтвердил молодой человек. Назваться зачинщиком, возводя на себя поклеп и выгораживая «охотника», было бы совсем уж глупо.

— Затеянный спор мог оказать предлогом, верно?

— Предлогом к чему?

— К вызову вас на поединок с целью убить и ограбить.

— Обычно грабители поступают иначе.

— И убийцы тоже, — серьезно кивнул хайль-баши. — Но в стае, как говорится, не без белой вороны. Были случаи. Вот вы, дворянин и честный человек, стали бы вы нарываться на поединок с незнакомцем, всего лишь желая проверить на практике действенность фехтовального приема?

— Я — нет. Но знаю немало людей благородного происхождения, кто вполне мог бы оказаться на месте моего оппонента. У меня к нему нет никаких претензий. Раны пустяковые, я, как видите, не прикован к постели. А спор наш вышел весьма занимательным. Впору найти этого человека и поблагодарить за доставленное удовольствие.

Джеймса мало интересовало, поймет хайль-баши его намек или воспримет как браваду. Он сам отыщет рябого. Сам! И сполна рассчитается с наглецом. Это дело чести! Нечего впутывать сюда баданденские власти. В конце концов, они бились один на один. Недостойно дворянина...

— Вы официально отказываетесь от претензий к нападавшему?

— Отказываюсь.

— Вы можете подтвердить свой отказ письменно?

— Хоть сейчас.

— Имеются ли у вас претензии к властям Бадандена?

— Ни малейших.

— Очень хорошо. Я уполномочен выплатить вам компенсацию за причинение физического, морального и материального ущерба во время пребывания в нашем городе. Вот, не откажитесь принять: семьдесят золотых дхармов.

Тяжелый кошель из кожи, извлеченный хайль-баши непонятно откуда, лег на столик, глухо звякнув содержимым.

— Можете пересчитать.

В первый миг Джеймс хотел гордо отказаться от компенсации. Он — взрослый человек, дворянин, наследник знатного рода, и в состоянии сам о себе позаботиться. Ривердейлы не нуждаются в опеке баданденских властей! Но гордыня сразилась с благоразумием и проиграла. Потому что на помощь благоразумию пришел недавно обретенный цинизм.

Деньги еще никому не мешали. Джеймсу, например, они очень даже пригодятся. Особенно если он планирует задержаться в Бадандене для розысков рябого наглеца.

— Благодарю вас, Азиз-бей.

— Это мой долг.

— Мне, право, неловко, это совершенно излишне...

— Отнюдь! Тиран Салим ибн-Салим, да продлятся его годы навсегда, желает, чтобы у гостей нашего города оставались самые лучшие воспоминания о Бадандене. Мы стараемся в меру сил компенсировать подобные досадные случайности. Кстати, счет за услуги почтенного хабиба аль-Басани уже оплачен из тиранской казны. А вам предоставляется месячная скидка в пятьдесят процентов на услуги лекарей, имеющих честь состоять в Гильдии врачевателей Бадандена. Вот соответствующий документ, заверенный печатью.

На стол лег свиток пергамента, перевязанный шелковым шнурком. Джеймс снова проморгал, откуда собеседник его извлек.

— Ваша любезность, почтенный Азиз-бей, потрясает меня до глубины души! Воистину она может конкурировать только с вашей проницательностью, — молодой человек блеснул витиеватым слогом, принятым на Востоке. — Право, если в ответ я смогу быть чем-то вам полезен...

— Сможете.

«Кто тебя за язык тянул, краснобай?!»

— Во-первых, я бы попросил вас не слишком распространяться о прискорбном инциденте, случившемся с вами. Мы заинтересованы в притоке туристов. И очень дорожим репутацией родного города.

— Ну разумеется! — с облегчением выдохнул молодой человек. — Можете не сомневаться! Я не болтун.

— Прекрасно. Также я хотел бы, чтобы вы ответили еще на пару вопросов.

— Спрашивайте.

«А вот теперь не зевай, приятель, — подсказал внутренний голос, очень похожий на тенорок дедушки Эрнеста. — Этот красавец свое дело знает. Глазом моргнуть не успеешь, как попадешь в его силки. Думай как следует, прежде чем ответить».

— Не случалось ли с вами чего-либо странного в последнюю неделю? Возможно, какая-нибудь мелочь, на которую вы не обратили особого внимания?

Врать в глаза Азиз-бею не хотелось. Джеймс ухватился за соломинку. Хайль-баши сказал «странного», ведь так? А много ли странного в том, что двое посетителей оружейной лавки разговорились, обсуждая фехтовальный прием, и во время практического эксперимента один случайно оцарапал шпагой другого?

Ничего странного!

Совершенно будничный эпизод. С каждым может случиться.

— Нет, ничего такого... — ответил Джеймс после затянувшейся паузы, в течение которой он старательно делал вид, будто пытается вспомнить странности и диковины своего пребывания в Бадандене.

— Вы уверены?

— Вполне.

Молодой человек с трудом выдержал пристальный взгляд хайль-баши.

— Хорошо. Человек вашего происхождения не станет лгать. Во всяком случае, лгать без веской на то причины, — показалось или нет, но в карих глазах Азиз-бея сверкнули плутоватые искорки. — И, наконец, последний вопрос.

— Я слушаю.

— Вы хорошо запомнили человека, с которым сражались в переулке? Смогли бы его описать? Составить словесный портрет?

Нет уж! Он не даст им зацепки. Один раз Бдительному Приказу и Тихому Трибуналу Реттии, вкупе с любимым дедушкой Эрнестом, уже пришлось вытаскивать Джеймса Ривердейла со товарищи из переделки. И что, теперь, едва у него снова возникла проблема, он поспешит переложить ее на плечи властей?!

Не бывать этому!

Гордыня перешла в контратаку. Цинизм и благоразумие попятились.

— Там было темно. Я не очень хорошо его рассмотрел.

— И все-таки?

— Мужчина, — Джеймс искренне надеялся, что Азиз-бей не сочтет эту примету издевательством. — Телосложение среднее. Рост средний. В целом вроде меня. Возраст... Трудно сказать. Думаю, от тридцати до сорока. Вооружен шпагой.

— Лицо? Одежда? Волосы? Хоть что-то вы разглядели?!

— Увы, очень мало. Одет был в темное. Шляпа с узкими полями. Лицо... Нет, не запомнил. Возможно, при встрече узнал бы, но описать — не возьмусь. Волосы черные. Хотя я не уверен. И не очень длинные. Все.

— Да, не густо... Что ж, спасибо за сотрудничество. Отдыхайте.

«Я сказал ему правду. Почти правду. Во всяком случае, ни разу не соврал впрямую. Совесть моя чиста. — Молодой человек наблюдал, как закрывается дверь за ослепительным Азиз-беем. — И пусть они теперь попробуют найти рябого по этим «приметам»! Канцелярия Пресечения! Ха! Посмотрю я на них!...»

Он фыркнул и добавил вслух:

— Я сам себе Канцелярия Пресечения!

За дверью кто-то охнул и сразу замолчал, как если бы зажал рот ладонью.

«Должно быть, сквозняк», — подумал Джеймс.

Хабиб аль-Басани настоял, чтобы Джеймс задержался у него хотя бы до обеда.

— Разделите скромную трапезу с недостойным цирюльником! — кланялся он. — Окажите честь! Если вы уйдете прямо сейчас, мне останется лишь обрить бороду в знак скорби, а это позор, какому нет равных! Смилуйтесь! Умоляю!

После оплаты счета из казны пациент немедленно превратился в гостя, а закон гостеприимства свят. Это Джеймс успел понять по тем дням, которые провел в обществе львов пустыни. Отклонить мольбу лекаря означало нанести смертельное оскорбление. А врачи обид не прощают. Явишься с запором, унесут с заворотом кишок...

До обеда пришлось скучать в четырех стенах, глядя в окно и от нечего делать листая толстенный фолиант «Недуги: взаимовлияние сфер». Книга была написана по-реттийски, но молодой человек не понял в ней ни бельмеса. Честно говоря, он и не пытался особо вникнуть в мудреные трансформации желчи белой, черной, желтой и крапчатой, а также в их общую зависимость от астральных метаморфоз.

Разглядывая картинки, он не вовремя вспомнил о предстоящей трапезе. Часть иллюстраций вполне могла вызвать рвотные позывы или нервический срыв. Аккуратно вернув фолиант на место, Джеймс предался размышлениям, строя планы на ближайшее будущее.

В первую очередь планы эти сводились к отысканию и примерному наказанию рябого наглеца. Однако молодой человек прекрасно понимал, что он — не сыскарь. Он не сможет, подобно обер-квизитору д'Эгрэ из криминальных баллад мэтра Синегнома, сидя в харчевне и прихлебывая винцо, скрупулезно складывать в единую картину улики и вещественные доказательства. Не суметь ему и сделать блестящий вывод на основе одного-единственного третьестепенного факта, как легавый волхв Шарль ван-Хольм, герой головоломных моралитэ беллетриста Конана Дойча.

А попытайся он, к примеру, отыскать (каким образом?!) и расспросить свидетелей вчерашнего поединка, живущих на улице Малых Чеканщиков... Об этом мигом станет известно мушерифам из Канцелярии Пресечения. И вряд ли им понравится инициатива гостя.

Кто виноват? — рябой наглец.

Что делать? — искать и карать.

Как?! — Нижняя Мама его знает...

Впрочем, одна ниточка имелась. Возможно, «охотник» — завсегдатай оружейной лавки. Тогда хозяин знает рябого. Азиз-бей не в курсе их первой встречи, здесь у Джеймса есть преимущество перед мушерифами.

А если хозяин закроет рот на замок?

Что тогда?

Что он, Джеймс Ривердейл, умеет? В чем разбирается? Как приспособить его умения и знания к розыску конкретного человека?

Он — боец, фехтовальщик. Он умеет сражаться. Хорошо разбирается в оружии, в теории и практике ведения боя, знаком с различными методиками... Что это нам дает? Как владение рапирой или алебардой может пригодиться в наказании пойманного врага, Джеймс знал. Но — в поисках? Без хорошего нюха волку ни к чему клыки — добыча бегает в лесах...

Стоп!

Но ведь и рябой — фехтовальщик! Его манеру Джеймс хорошо запомнил. Боевой почерк человека, с которым дважды скрещивал клинки, ни с чем не спутаешь. Вот оно! Зацепка! Учитель или школа. Разумеется, у каждого сколько-нибудь стоящего бойца манера индивидуальная, но школа за ней все равно чувствуется. Сын часто похож на отца или деда.

Если «охотник» местный...

Если он учился здесь, в Бадандене...

Если к этому времени не покинул город...

Слишком много «если». Но шанс все же есть. Пройтись по фехтовальным залам, якобы желая скрасить часы безделья. Поупражняться в каждом день-другой, присмотреться — глядишь, и обнаружатся знакомые ухватки. На этом поприще Джеймсу...

Молодой человек сперва в запальчивости подумал: «... нет равных». Но скромность помешала закончить мысль этим приятным способом. Скажем иначе: на этом поприще он кое-что может. В крайнем случае, если поиск по школам не даст результатов, наймем частного сыскаря. Денег хватит — спасибо тирану Салиму, да продлятся его годы навсегда.

Итак, первым делом в оружейную лавку.

Если там не повезет — по фехтовальным залам.

Решено!