"Врата" - читать интересную книгу автора (Пол Фредерик)Глава 11Я говорю Зигфриду: "Боюсь, сеанс у нас будет не очень продуктивным. Я истощен. Сексуально, если ты понимаешь, что я имею в виду". - Я определенно понимаю, что вы имеете в виду, Боб. - Поэтому мне не о чем говорить. - Помните какие-нибудь сны? Я ежусь на матраце. Так уж получилось, что я кое-что помню. И говорю: "Нет". Зигфрид всегда просит меня рассказывать свои сны. А мне это не нравится. Когда он впервые заговорил об этом, я ему сказал, что редко вижу сны. Он терпеливо ответил: "Вероятно, вы знаете, Боб, что все видят сны. Но, проснувшись, вы можете не помнить свой сон. Однако если постараетесь, можете и вспомнить". - Нет, не могу. Ты можешь. Ты машина. - Я знаю, что я машина, Боб, но мы говорим о вас. Хотите попробовать небольшой эксперимент? - Может быть. - Это нетрудно. Держите рядом с постелью карандаш и листок бумаги. Как только проснетесь, запишите все, что помните. - Но я вообще ничего не помню из своих снов. - Мне кажется, стоит попытаться, Боб. Что ж, я сделал это. И знаете, я действительно начал припоминать свои сны. Вначале небольшие фрагменты, обрывки. Я их записывал и иногда рассказывал Зигфриду, и он был счастлив. Он так любит сны. Я в них особого смысла не вижу... Ну, не вначале. Но потом что-то случилось - я превратился в новообращенного. Однажды утром я проснулся от сна, такого неприятного и такого реального, что я какое-то время сомневался, сон ли это или действительность, и такого ужасного, что я не осмеливался поверить, что это всего лишь сон. Он так меня потряс, что я принялся его записывать как можно быстрее, записывать все, что мог припомнить. Но тут зазвонил телефон. Я ответил; и знаете, в ту же минуту я совершенно все забыл! Ничего не мог вспомнить! Пока не посмотрел на свои записи. И тут же все вновь встало передо мной. Ну, когда через день-два я увиделся с Зигфридом, я опять все забыл! Как будто ничего не было. Но я сберег листок бумаги и прочел его Зигфриду. Это один из тех случаев, когда, как мне кажется, Зигфрид доволен собой, да и мной тоже. Он целый час возится с этим сном. Находит символы и значения в каждом эпизоде. Не помню, что там было, помню только, что мне было совсем не весело. Кстати, знаете, что самое забавное? Я выбросил листок, уходя от Зигфрида, и теперь ради спасения своей жизни не смог бы сказать вам, о чем был тот сон. - Я вижу, вы не хотите говорить о снах, - говорит Зигфрид. - Хотите поговорить о чем-нибудь конкретном? - Нет. Он не отвечает сразу, я знаю, он ждет, чтобы я что-нибудь сказал. Поэтому я говорю: "Можно задать тебе вопрос, Зигфрид?" - Как всегда. Роб. - Иногда мне кажется, он пытается улыбнуться. Я имею в виду - улыбнуться по-настоящему. Так во всяком случае звучит его голос. - Ну, я бы хотел знать, что ты делаешь со всем, что я тебе рассказываю. | - Я не совсем уверен, что понял ваш вопрос, Робби. Если вы спрашиваете о программе сохранения информации, ответ сугубо технический. - Нет, я не это имел в виду. - Я колеблюсь, стараясь точнее сформулировать вопрос и в то же время удивляясь, почему задаю его. Думаю, это все связано с Сильвией, бывшей католичкой. Я завидовал ей, говорил, что глупо с ее стороны оставлять церковь, особенно исповеди. Внутренность моей головы усеяна сомнениями и страхами, от которых я не могу избавиться. Мне хотелось бы излить их исповеднику. Я так и вижу, как выплескиваю это все священнику, принимающему исповедь, а тот в свою очередь епископу (точно не знаю; в сущности я мало знаю о церкви), и все это доходит до папы, у которого есть специальный бак для боли, страданий и вины со всей земли: а уж оттуда уходит непосредственно к Богу. (В том случае, если Бог существует, или, по крайней мере, существует адрес "Бог", куда можно направлять весь этот вздор). Дело в том, что нечто подобное я вижу и в психотерапии: местные накопители сливаются в окружные отстойники, оттуда дальше - пока не попадают к психиатрам из плоти и крови, если вы понимаете, что я хочу сказать. Если бы Зигфрид был живой личностью, он не выдержал бы всех страданий, которые изливаются в него. Прежде всего у него возникли бы собственные проблемы. И мои, потому что именно так я от них избавляюсь - передаю их ему. И проблемы других пациентов, которые разделяют со мной его горячий матрац. И он вынужден был бы изливать все это другому человеку, а тот другому, все выше и выше, пока не пришли бы... к чему? Может, к духу Зигмунда Фрейда? Но Зигфрид не реальный человек. Он машина. Он не может испытывать боль. Так куда же уходит вся эта боль и грязь? Я пытаюсь объяснить это ему, заканчивая так: "Разве ты не понимаешь, Зигфрид? Если я отдаю свою боль тебе, а ты передаешь ее еще кому-то, то ведь где-то это должно кончиться. Мне не кажется, что она превращается во что-то типа магнитных пузырей и поднимается туда, где ее никто никогда не чувствует". - Не думаю, чтобы было полезно обсуждать с вами природу боли, Роб. - А полезно ли обсуждать, реален ты или нет? Он почти вздыхает. "Боб, - говорит он, - Не думаю также, что полезно обсуждать с вами природу реальности. Я знаю, что я машина. И вы знаете, что я машина. Какова цель нашей встречи здесь? Мы здесь, чтобы помочь мне?" - Иногда я сомневаюсь, - отвечаю я сердито. - Не думаю, чтобы вы действительно сомневались. Вы знаете, что приходите сюда, чтобы получить помощь, и единственная возможность для этого - что-то изменить у вас внутри. То, что я делаю с информацией, может удовлетворять ваше любопытство; к тому же это дает вам возможность провести сеанс в интеллектуальной беседе, вместо терапии... - Туше, Зигфрид, - прерываю я его. - Да. Но дело в том, как вы поступаете с этой информацией, как вы себя чувствуете, как вы функционируете в обществе. Пожалуйста, Боб, занимайтесь тем, что внутри вашей головы, а не моей. Я восхищенно говорю: "Ты ужасно умная машина, Зигфрид". Он отвечает: "У меня такое впечатление, будто вы на самом деле говорите: "Как мне ненавистны твои кишки, Зигфрид". Никогда не слышал, чтобы он так говорил, и это захватывает меня врасплох. Но потом я припоминаю, что на самом деле говорил ему так, и не однажды. И это правда. Я ненавижу его кишки. Он пытается мне помочь, и я ненавижу его. Я думаю о сладкой сексуальной С.Я, и как охотно она делает все, о чем я ее прошу. Мне очень хочется сделать Зигфриду больно. |
||
|