"Забытая трагедия. Россия в первой мировой войне" - читать интересную книгу автора (Уткин Анатолий)

Возможная альтернатива

И все же в практическом плане союзнические отношения были достаточно ровными, оба фронта решали одну — германскую задачу, и внешне наблюдалась гармония. Правда, время от времени союзники получали уколы, подобные тому, который зафиксировал генерал Нокс, беседуя за рюмкой с русским генералом: «Россия не пожалела ничего для победы, тогда как Англия свободно раздавала деньги, но не жизни людей» {186} . Но для думающих русских дело было не в чьем-то умысле. «Многие русские, — пишет Б. Линкольн, — пришли к заключению, что жизнями своих соотечественников они платят за индустриальную отсталость, в то время как их союзники развили индустриальную мощь и этим прикрыли свое население» {187} . Палеолог задумывается над тем, какие политические силы могли бы прийти на смену царскому правительству. В союзных посольствах собирали досье на ярких оппозиционеров, хотя и не прочили им, собственно, будущей государственной ответственности. Союзники признавали наличие талантливых политиков, в частности, в среде конституционно-демократической партии. Имелись в виду, прежде всего, М.М. Ковалевский, П.Н. Милюков, В.А. Маклаков и А.И. Шингарев — цвет русских либералов, люди несомненной честности, представители высокой культуры. Чиновники французского и английского МИДа менее всего видели в них революционеров. Был широко известен их политический идеал — конституционная монархия. Палеолог и Бьюкенен помнили, как во время думского заседания Милюков, подражая нравам «матери парламентов» — британской палаты общин — сказал дипломатам: «Мы не являемся оппозицией его величеству — мы оппозиция его величества».

Насколько ответственна была оппозиция, насколько она преследовала конструктивные цели, способна ли она укрепить Россию, вовлеченную в страшную схватку? На Западе отмечали и беспечный радикализм, и бесшабашную для военных лет риторику, неблагоприятные для себя черты в программных заявлениях кадетов. Тревогу вызывала общая внешнеполитическая ориентация кадетов. Здесь не закрывали глаза на то, что кадетская партия — невероятно, но факт — даже в условиях войны весьма сдержанно относилась к союзу с Францией и Британией. Насколько можно проследить, эта традиция брала начало с 1905 г., когда после войны с Японией (и последовавшей революции) произошло явственное ослабление российского государства, что сделало как никогда актуальным вопрос о зарубежном кредите. В апреле 1906 г. французское правительство дало согласие предоставить заем в два миллиарда двести пятьдесят миллионов франков, но оно предоставило этот заем непосредственно царскому правительству, а не Думе, где заглавную скрипку играли кадеты. Французы особенно и де скрывали геополитического подтекста своих действий — они желали укрепления той России, которая была их военным союзником. Укрепление царского правительства возвышало Россию, но ослабляло оппозицию, и кадеты этого не забыли. С тех пор гласно и негласно кадеты, будучи, безусловно, патриотами, асе же воспринимали Антанту (и прежде всего Францию»), как своего рода гарантов царизма в России, гаранта того строя, который конституционно-демократическая партия считала неадекватным национальным русским задачам и который она, не прячась особо, стремилась заменить.

Кадеты стремились как минимум преобразовать абсолютную монархию в конституционную Были ли кадеты более деловиты, более конструктивны, чем царские чиновники, которых они готовились заменить? Западные эксперты сомневались. Лидеры конституционных демократов, как и прочие корифеи русского либерализма, были слишком умозрительными, слишком теоретиками, слишком книжными для людей действии. Понимание общих идей и знание политических систем недостаточно для управления человеческими делами, здесь необходим практический смысл, интуитивная оценка возможного и необходимого, быстрота принятия резолюций, четкость плана, пониманий страстей, обдуманная смелость — все те качества, которых, по мнению западных дипломатов, конституционные демократы были лишены Будучи на дружеской ноге с русскими либералами, западные дипломаты стремились не поощрять того, что им казалось политическим безрассудством, призывали лидеров кадетов к ответственности и осторожности. Посол Палеолог советовал помнить слова руководителей «монархической оппозиции» во время французской революции 1848 года. «Если бы мы знали, насколько тонки стены вулкана, мы бы не стремились вызвать извержение». И кадеты, и их «западные коллеги», разумеется, не осознавали насколько близкими к практике российской жизни скоро станут подобные исторические аналогии.

Либерально-буржуазная среда — где демократы Запада чувствовали себя «в своей тарелке» — была не единственным сегментом— русского общества, где Запад пытался определить контуры русского будущего. Послы Запада пробовали почву и в других слоях, в частности, среди рабочих партий. Именно отсюда к ним вперgt;-вые пришли сведения о растущей популярности лидера большевистской фракций социал-демократов Ленине. Однажды возникнув, эта фамилия уже не исчезала, на вопрос, не является ли Ленин немецким провокатором, французским послом был получен ответ, что «Ленин человек неподкупный. Это фанатик, но необыкновенно честный, внушающий к себе всеобщее уважение. — В таком случае, — пришел к выводу М. Палеолог, — он еще более опасен». На левом фланге политического спектра стала набирать силу и влияние политическая партия., руководство которой считало главной задачей дня прекращение кровопролития.

Разумеется, это сразу же делало всех социал-демократов (кроме «оборонцев») политическими противниками Запада. Но не единственными В консервативных кругах под влиянием военных разочарований и ощущения предела мощи России тоже стало чувствоваться брожение. Здесь зрело недовольство «слепыми поклонниками Антанты», кадетами, в первую очередь. С точки зрения консерваторов наиболее опасными для политической стабильности российского государства являлись монархисты-либералы и конституционные демократы. По мнению правых, именно эти группы — прогрессисты, кадеты октябристы, имели общую политическую доминанту — они вольно или невольно готовили крах режима и вели общество к революции. Эта революция, полагали правые, унесет либералов в пучину в первые же дни, поскольку революционный процесс пойдет значительно дальше, но в этом мало утешения — погибнет Россия. В грядущей революции, считали правые «реалисты», преемниками либералов будут не только социалисты. За дело в конечном счете возьмется огромная крестьянская масса. А когда мужик, у которого обычно такой кроткий вид, спущен с цепи, он становится диким зверем. Снова наступят времена Пугачева, и это будет ужасно.

В уютных кабинетах западных дипломатов подобные оценки звучали еще экстравагантностями, но у послов Запада оставалось все меньше контраргументов, В Париж и Лондон шли сообщения, что, по мнению правого фланга русской политической арены, русский народ, по видимости, столь покорный, не способен управлять собою. «Когда у него ослабевает узда, малейшая свобода его опьяняет. Изменить его природу нельзя — есть люди, которые пьяны после стакана вина. Может быть, это происходит от долгого татарского владычества. Но ситуация именно такова. Россия никогда не будет управляться английскими методами. Парламентаризм не укоренится у нас», — цитировалось в дипломатической почте, идущей на Запад.