"Мировая холодная война" - читать интересную книгу автора (Уткин Анатолий)

Польша

На третьем пленарном заседании Рузвельт объявил, что хотел бы обсудить польский вопрос. «Я проделал самый длинный путь и, находясь на самом большом удалении, имею преимущества взгляда издалека». Касательно Польши вопрос вставал о границах и правительстве. Отметим, что польский вопрос обсуждался в Ялте больше и детальнее, чем какой-либо другой.

Головной болью западных союзников польский вопрос встал еще на предварительном заседании на Мальте. Было ясно, что реформировать эмигрантское лондонское правительство уже поздно. Советская армия стояла на польской территории и вовсе не просила о воздействии на лондонских поляков. В то же время Рузвельт и Черчилль не были готовы признать люблинское правительство. Бросить все ради защиты старой Польши? Госсекретарь Стеттиниус предупредил президента Рузвельта, что неразрешенность польской проблемы может в конечном счете поставить под вопрос наиболее ценимое американцами — создание Организации Объединенных наций.

Три фактора воздействовали на Рузвельта в польском вопросе: решения Тегеранской конференции; реалистическая оценка потребности Советской Армии в дружественном, а не враждебном тыле; и, главное, учет того, что в общую международную организацию главные военные союзники должны войти, соблюдая интересы своей безопасности. Последнее касалось СССР не в меньшей степени, чем США.

Складывается впечатление, что в «польском вопросе» Рузвельт был гораздо менее связан идеей американского самоутверждения, чем многие его дипломатические помощники. Как пишет американский историк Р. Даллек, у Рузвельта не было особых иллюзий относительно американского влияния в этой стране, но «он надеялся, что Сталин примет предложения, которые сделают Польшу меньшим по значимости предметом обсуждений внутри США и за границей… Он утверждал, что удаленность Америки от Польши делает его объективным в отношении этой проблемы. Но в США проживает от шести до семи миллионов поляков, и ему было бы легче иметь с ними дело, если бы советское правительство изменило „линию Керзона“ — в частности, отдав Польше Львов и нефтяные месторождения в прилегающей области. Но он лишь делает предложения, — добавил быстро президент, — и вовсе не настаивает на них».

Польский вопрос был единственным, при обсуждении которого хладнокровие едва не покинуло руководителя советской делегации. Сталин после испрошенного им десятиминутного перерыва сказал: «Если для Великобритании вопрос о Польше является вопросом чести, то для России это не только вопрос чести, но и вопрос безопасности… В течение последних тридцати лет Германия дважды пересекала этот коридор вследствие того, что Польша была слаба. В русских интересах, как и в польских интересах, иметь сильную Польшу, мощную и имеющую возможность собственными силами закрыть этот коридор. Этот коридор не может быть механически закрыт извне Россией. Он может быть закрыт лишь изнутри самой Польшей. Необходимо, чтобы Польша была свободной, независимой и мощной… Я должен напомнить вам, что „линия Керзона“ была изобретена не Россией, а иностранцами Керзоном, Клемансо и американцами в 1918-1919 годах. Россия не изобретала ее и не участвовала в этом… Некоторые люди хотят, чтобы мы были меньше русскими, чем Керзон и Клемансо».

Военная необходимость диктует предотвращение стрельбы советским войскам в спину. Следует предотвратить подобные действия АК. Почему не признать сотрудничающий с советскими войсками люблинский комитет? Его права на представительство польского народа не меньше чем у де Голля, с согласия союзников представляющего французский народ. 6 февраля Сталин пригласил в Ялту руководителей люблинского правительства, а 7-го февраля Молотов предложил советский пакет решения польского вопроса: союзники признают «линию Керзона» (с некоторыми изменениями в пользу Польши на востоке и с границей по Одеру-Западной Нейссе на западе), в люблинское правительство будут включены «некоторые эмигрантские лидеры» — расширенное правительство будет признано Соединенными Штатами и Британией, в Польше при ближайшей возможности будут проведены всеобщие выборы. Трехсторонняя комиссия оценит расширение польского правительства и даст соответствующие рекомендации своим правительствам.

Президент Рузвельт назвал эти предложения интересными, к нему присоединился Черчилль, оба они испросили время подумать над данными предложениями. По существу Рузвельт предложил отложить обсуждение польского вопроса. В течение последующих трех дней он и Стеттиниус стремились достичь продвижения за счет «тихой дипломатии». Все же Рузвельт посчитал нужным уведомить Сталина, что он не признает люблинское правительство в его нынешнем составе. Тут же он добавил, что, не решив этот вопрос, три лидера «потеряют доверие мира». По мнению Черчилля, люблинское правительство не отражает воли даже трети польского населения. Западные союзники рискуют потерять доверие 150 тысяч поляков, сражающихся на западном фронте и в Италии. Обратившись к Сталину, Рузвельт сказал, что «большинство поляков похоже на китайцев, им главное — спасти лицо». Советская делегация дала обещание реорганизовать люблинское правительство на широкой демократической основе с включением демократических политиков внутри и за пределами Польши. Это правительство проведет свободные выборы. Послы США и Англии в Москве — Гарриман и Керр смогут осуществлять контакты с представителями люблинского правительства в Москве и с другими польскими деятелями.

Лед несколько тронулся. Рузвельт подчеркнул, что он за то, чтобы в Варшаве было правительство, дружественное по отношению к Советскому Союзу. Он предложил призвать на текущие совещания двух членов люблинского правительства и двух-трех других польских политиков, чтобы здесь же, не откладывая дела в долгий ящик, решить вопрос о временном правительстве Польши. Сталин выдвинул контрпредложение: пусть часть деятелей польской эмиграции войдет в люблинское правительство.

Премьер-министр Черчилль, имея в виду получение Польшей больших территорий на западе с шестимиллионным немецким населением, предупредил, что «польский гусь» не должен «съесть слишком много немецкой пищи, чтобы не возникла угроза несварения». Сталин заверил, что бегство немцев от наступающей Советской армии оставит полякам практически пустую территорию.

Можно ли было ставить под вопрос успех всей союзнической конференции, войска участников которой стояли уже под Берлином? Черчилль просил учесть, что несогласие в польском вопросе будет иметь трагические последствия. Британский премьер желал демократического решения вопроса. В этом месте Сталин не выдержал и «попросил страстного сторонника демократии в Польше объяснить присутствующим, что ныне происходит в Греции?». Американская сторона при желании, могла бы воспользоваться этим вопросом. Черчилль ответил, что ответ на этот вопрос займет слишком много времени. Похоже было, что ситуация в Греции, как и греческая демократия, не особенно интересует президента Рузвельта. По крайней мере, он не проявил того интереса, который был столь острым в польском вопросе. Итак, польская демократия — это все, а греческая демократия — это нечто побочное. Сталин также сказал, что он не предъявляет счета Черчиллю по поводу формирования греческого правительства.

Президент спросил, сколько времени понадобится для проведения всеобщих выборов в Польше? Американская делегация предложила модификации к пакету от 7 февраля: «линия Керзона» будет принята, но на западе граница Польши будет отодвинута к востоку — Польша потеряет 8100 квадратных миль. Три великие державы проведут дискуссии относительно создания Правительства национального единства, пока же Польшей будет управлять президентский совет из трех человек, где Люблин будет представлен коммунистом Берутом; после создания такого правительства великие державы дипломатически признают новое польское правительство.

Именно 8 февраля обсуждение польского вопроса достигло критической точки. Рузвельт сказал, что между союзниками осталась одна проблема — как будет управляться Польша до всеобщих выборов. Рузвельт выразил сомнения в целесообразности переноса границы на реку Нейссе. Но он и Черчилль в принципе согласились с идеей переноса польской границы значительно на запад, хотя и не так далеко. Отвечая, Сталин начал проводить аналогию между польским и французским правительством. По его мнению, ни правительство де Голля, ни временное правительство Польши не имело ясно выраженного мандата избирателей, но Советский Союз признал режим де Голля, и союзники должны сделать то, же самое по отношению к люблинскому правительству.

В конечном счете президент очертил свое понимание вопроса. Польша должна ограничить себя на востоке «линией Керзона», на западе присоединить к национальной территории Восточную Пруссию и часть Германии. Рузвельт настаивал на том, что правительство в Варшаве должно иметь расширенный политический фундамент, включить представителей пяти главных партий (президент перечислил их). Черчилль поддержал президента, напомнив о том, что Англия вступила в войну вследствие нападения на Польшу, и восстановление польского суверенитета является для англичан делом чести.

Молотов сказал, что для советской стороны в общем и целом приемлемы контрпредложения американской стороны за исключением пункта о президентском совете в Польше. Стеттиниус согласился с этим изменением. Он снова повторил, что Соединенные Штаты откажутся участвовать в создании Организации Объединенных наций, если польская проблема не будет решена.

Именно на этой фазе Рузвельт и Черчилль согласились с основой решения польского вопроса. Что касается деталей, то они решили передать доработку польского вопроса в руки министров иностранных дел.

Повторяем, важные свидетельства говорят о нежелании Рузвельта превращать польский вопрос в главную межсоюзническую проблему. Компромисс был ему нужен для решения гораздо более масштабных дел послевоенного мира. И если прежде он настаивал на том, чтобы люблинское правительство составляло лишь одну треть будущего правительства Польши, то теперь он удовлетворился обещанием общего расширения основы польского правительства за счет демократических сил, находящихся за пределами Польши. Рузвельт предложил, чтобы послы трех великих держав в Варшаве наблюдали за выполнением польским правительством взятых обязательств по расширению политического спектра кабинета министров и проведению всеобщих выборов. Более того, Рузвельт здесь же, в Ялте, модифицировал свою позицию — не «наблюдать» за польским правительством получили мандат послы, а «информировать свои правительства о ситуации в Польше».

Повторим: все действия и конечные мнения Рузвельта базировались на том, что у США и Англии нет эффективных рычагов определения политической ситуации в Польше. Представляет интерес мнение А. Гарримана о восприятии советским руководством американской позиции. «Сталин и Молотов пришли к заключению в Ялте, что, ввиду нашего согласия принять общие словесные формулировки в декларации по Польше и освобожденной Европе, признания нужды Красной Армии в безопасных тыловых зонах и преобладающих интересов России в Польше как в дружественном соседе и как в коридор, ведущем к Германии, мы проявили понимание и согласились на принятие уже известной нам советской политики». Окончательное соглашение в Ялте по польскому вопросу предполагало «реорганизацию польского правительства на широкой демократической основе».

Во исполнение этого решения трое представителей лондонского правительства вошли в варшавское правительство, которое возглавил премьер лондонского правительства Миколайчик. Беседуя с адмиралом Леги, Рузвельт сказал, что добился максимума возможного в польском вопросе. Он не мог бесконечно оказывать воздействие на союзника, от которого зависело число американских жертв в Европе и на Дальнем Востоке, союзника, обеспокоенного враждебностью Запада и заботившегося о своей безопасности в конце самой кровопролитной в истории войны. Если бы Рузвельт занял позицию бескомпромиссного восстановления прозападного правительства Польши, сбылась бы мечта Гитлера — великая коалиция разрушилась бы на решающем этапе. Создание всемирной организации, в которой Рузвельт надеялся занять доминирующее положение, стало бы обреченным делом.