Татьяна УСТИНОВА

ПОДРУГА ОСОБОГО НАЗНАЧЕНИЯ

В конце концов она чуть не попала под машину.

– Бабка, смотри, куда прешь, если не хочешь в ящик сыграть! – обидно закричал выскочивший из машины водитель. Даже шагу не сделал, чтобы посмотреть, что там с ней такое.

Ничего такого с ней не было. Сегодня на ее глазах погиб человек, и она подозревала, что его убили, только и всего.

– Ну! Чего сидишь, вставай! Ты можешь или не можешь, бабка?!

И опять ни шагу к ней.

Кое-как она перевалилась на колени, отползла к обочине и поднялась, держась двумя руками за гору плотного грязного снега. Вся улица смотрела, как она ковыряется, как пытается отряхнуть пальто, как растерянно озирается по сторонам в поисках сумки, которая отлетела неизвестно куда.

Сумки не было.

– Ну чего? Идти-то можешь?

Коленка сильно болела, наверное, Варвара ударилась об асфальт, когда падала. Она нагнулась и попыталась рассмотреть, что там с коленкой, но ничего не увидела.

Господи, а сумка-то!

Неистово сигналили машины – прогоняли ту, которая наехала на Варвару. Она стояла посреди улицы, загораживала проезд. Любознательный и сердобольный водитель, так вежливо выяснявший, все ли с ней порядке, захлопнул дверь и тронул машину с места.

Варвара из-под съехавшего платка проводила его испепеляющим взглядом.

Наплевать ему на твои взгляды, дорогая. Еще очень повезло, что он тебя, во-первых, до смерти не убил, а во-вторых, по физиономии не дал за то, что представляла угрозу для его драгоценной машины, да еще заставила остановиться, терять время, вопросы тебе задавать!..

Да где же сумка?!

Варвара переступила ногами, словно пробуя их на прочность, и тут проклятая машина опять оказалась прямо перед ее носом. Она даже отшатнулась немного, уверенная, что теперь-то ее непременно задавят.

Распахнулась задняя дверь.

– Бабушка, – душевно сказали из салона, – давайте я вас подвезу куда-нибудь. Или, может быть, в больницу?

– Спасибо, не надо, – пробормотала Варвара, усердно отряхивая пальто.

– Давайте все-таки.

– Я же сказала, не надо, – повторила она с нажимом. – Со мной все в порядке.

Тут она увидела свою сумку – далеко, под самой стеной дома – и радостно заковыляла к ней, как будто сумка могла оградить и спасти ее от всех сегодняшних неприятностей.

Сейчас она поднимет ее и пойдет себе потихоньку домой, закроет за собой дверь, влезет в ванну и будет сидеть в горячей воде столько, сколько захочет, и день кончится наконец.

Сумка была пуста. Это было так неожиданно и так ужасно, что Варвара, не поверив себе, перевернула ее и потрясла, ожидая, что на тротуар из непривычно худого сумкиного нутра сейчас вывалятся паспорт, кошелек, очки, пухлый романчик, записная книжка школьных времен с шикарным тиснением – серп и молот – на обложке.

quot;Дима К.” было почему-то записано там. “Дима К.”, “Катя Б.” – и телефон. Почему Б, и К.? Почему не фамилия?

Варвара заглянула в сумку и в свете фонаря увидела только сиротскую подкладку, и больше ничего.

– Что, бабка? – насмешливо спросил у нее над ухом давешний вежливый и аккуратный водитель, – всю пенсию сперли? Надо было смотреть за пенсией-то!

– Надо под колеса смотреть, если за руль сел, – сказала Варвара, не поворачиваясь. Слезы были уже близко, и она часто глотала, чтобы отогнать их. – На дорогу надо смотреть, а не ворон считать и на девчонок пялиться!

– Ух ты!.. – восхитился голос. – Во дает бабка!.. Меня ж еще и кроет!..

– Витя, угомонись.

За ее спиной произошло неясное движение – она загоняла слезы в горло, заглядывала внутрь своей сумки и не оборачивалась, – и кто-то крепко взял ее за локоть.

– Пойдемте.

– Никуда я не пойду!

– Пойдемте. Я довезу вас до дома. У вас же ничего нет – ни денег, ни документов.

При упоминании о деньгах и документах Варваре стало совсем худо. Господи, за что ей такое наказание?! Чем заслужила, чем не угодила?

«Не поминай Господа всуе, – сердито говорила бабушка Настя. Она всегда была в белом платке в мелкую крапушку, с темным и строгим лицом. Варвара ее боялась. – Господь – не соседская коза, его ни за что ни про что не зовут, только уж если очень надо или дело какое важное!..»

– Да не упирайтесь вы! – с досадой сказали сзади. – Садитесь, что вы на самом деле!..

Варвара, подталкиваемая в спину, неловко пролезла в шикарный салон, освещенный теплым светом, и тут обнаружилось, что колготки – ясное дело! – порвались и на обеих коленках зияют ровные круглые дыры, похожие на озера. Грязная белая кожа казалась особенно неприличной в приглушенном салонном свете, и Варвара поспешно прикрыла коленки полами пальто.

quot;Доберусь до дома и утоплюсь в ванне”, – решила она.

Одна за другой хлопнули дверцы, и автомобиль поехал.

– Вам куда, бабушка?

– Мне на улицу Тухачевского, – выговорила Варвара.

Полы пальто терли содранную кожу, колени саднило, и было ужасно жалко денег, почти пятьсот рублей. Конечно, с голоду она не умрет, но когда твои деньги крадут на улице какие-то подонки, пока ты ковыряешься в снегу под колесами автомобиля, – очень обидно. Лучше бы в метро вытащили, ей-богу!..

– Что ж вы по сторонам не смотрите, когда улицу переходите? Внимательнее надо быть, особенно по вечерам.

– Да я-то смотрю, – сказала Варвара злым голосом, – это шофер ваш неизвестно куда смотрит! Я на зеленый переходила, по переходу!

– Да зеленый мигал уже!.. – взвился на переднем сиденье водитель, уверенный, что обвиняют его облыжно. – Бабка сама виновата, а теперь пытается наводить тень на плетень, и скорости у меня никакой не было, я тронулся, когда красный уже переключился!..

– Ничего не знаю ни про какой красный, – с ходу приняла подачу Варвара, – только переходила я по переходу и на зеленый, а вы ехали черт знает как! Да за мной еще целая толпа шла, вы же видели!

– Потому что одни козлы кругом! Когда свет мигает, переходить нельзя. Нельзя! А вы претесь, как стадо баранов! Ей-богу, пешеходы в Москве!..

– Витя!

Водитель посмотрел в зеркало заднего вида, еще немного пошевелил губами, как будто не смог сразу замолчать, и буркнул:

– Извините, Иван Александрович.

Иван Александрович, на которого Варвара даже ни разу не взглянула как следует, немного подвинулся в ее сторону и предложил довольно участливо:

– Может быть, все-таки заедем в медпункт? Что там у вас.., в смысле травм?

«Боится, что я права и его водитель попер на красный, – решила Варвара. – Сам-то он, конечно, на дорогу не смотрел и не знает, кому верить, то ли мне, то ли водителю. Поверит, несомненно, водителю, но меня хочет задобрить, чтобы я не верещала и не создавала ему проблем. Впрочем, какая из меня проблема!..»

– Все в порядке, – сказала она, – кожа содрана и колготки порвались. В медпункте колготки все равно не выдают, а йод у меня есть дома.

И тут, наконец, она на него посмотрела. Он был коротко стриженный, темноволосый, не толстый, но очень плотный. Большие руки, крепкая шея в тисках галстука. Глаза казались обведенными черным из-за очень густых и темных ресниц.

Он тоже некоторое время внимательно смотрел на нее. Цвет его глаз Варвара разобрать не смогла.

– Извините, – буркнул он, отвернувшись, – я думал, что вы бабушка.

– Я не бабушка, – зачем-то объяснила Варвара, – но, возможно, через некоторое время ею стану.

Водитель таращился на нее в зеркало заднего вида и, видимо, не верил себе. Внезапное омоложение Варвары его озадачило.

– Я-то думал, – вдруг сказал он, – платок, сумка, пальто… Бабка и бабка…

– Витя!

– Извините, Иван Александрович…

– Тем более непростительно, – раздраженно продолжил Иван Александрович, – видеть вы должны хорошо, ноги у вас в порядке, что ж вас понесло на проезжую часть!

– Меня не понесло. Я переходила улицу…

– Да, я слышал. На зеленый. Все равно нужно по сторонам смотреть, если не хотите, чтобы вас убили!

– Это вы своему водителю скажите! Я-то не хочу, чтобы убили, а он зачем людей давит?! Вместе со мной целая толпа переходила!

– Но под колесами почему-то именно вы оказались! Толпа благополучно перешла, а вы очутились под колесами!

– Потому что он меня стукнул своей машиной, и я упала! И сумка отлетела, и из нее все украли!..

– Да, – вдруг спокойно произнес Иван Александрович, как будто не он только что разорялся, – это плохо. Сумку жалко. Что в ней было? Деньги? Документы?

– И деньги, и документы, и все на свете!

– Много денег?

– Много, – огрызнулась Варвара, – пятьсот рублей. И тут так жалко ей стало этих пятисот рублей, и себя, и свой паспорт – фотография там была удачная, ей очень нравилась, – и даже книжку, которую она только-только начала читать и не успела еще толком понять, что за кровавое убийство затевают злые люди, что она заревела и, обхватив ладонями щеки, сунулась лицом в колени.

– Да что ты ревешь?! Чего теперь реветь, когда…

– Витя!

Ревела она почти до самого дома, только на перекрестке Иван Александрович, будь он неладен, спросил у нее, куда повернуть. Варвара показала рукой. В довершение всех унижений, когда машина остановилась, он стал совать ей деньги, повторяя, что готов “возместить”, а Варвара отталкивала его руку, всхлипывала и утиралась платком.

Ужасно.

В конце концов ей удалось выбраться на волю, и она побрела по расчищенной дорожке к подъезду, и опять чуть не упала, наступив на присыпанную сегодняшним снежком ледяную полоску, и замахала руками, пытаясь обрести равновесие, и пустая сумка крутилась вокруг нее, а машина все не уезжала, и Варвара точно знала, что Иван Александрович и его водитель наблюдают за ней оттуда.

Диагноз неутешительный, как говорил ее дед, военный врач.

В лифте стояли неаппетитные лужи, а в тамбуре пахло собаками – соседи держали в двухкомнатной квартире трех огромных кавказских овчарок. Сосед хвастался, что дверь они могут вообще никогда не запирать. Варвара была в этом уверена – не запирать не столько из-за свирепости собак, сколько из-за духа от них. Любой, сделавший попытку кражи, непременно должен был упасть замертво.

Сосед, выстроивший всю свою собачью семью для вывода на прогулку, долго ахал над причудливым Варвариным видом, клял “новых русских” и их машины, прикрикивал на “ребят”, задравших к Варваре пудовые морды. Она стояла, прижавшись к стене и обняв пустотелую сумку – “ребята” занимали все свободное пространство в тесном тамбуре, да еще сосед между ними пролезал, суетился, изнывал от любопытства, смешанного с сочувствием. Когда, наконец, все выкатились на площадку и Варвара смогла открыть дверь в свою квартиру и зажечь свет в прихожей, крохотной, как платяной шкаф из гарнитура “Хельга”, оказалось, что пальто спереди не только мокрое и грязное, но и ворсистое от плотно покрывающей его собачьей шерсти.

– Да что же это такое!.. – выкрикнула Варвара с тоской, обращаясь почему-то к своей сумке, которую она держала за ремешок и потрясла ею у себя перед носом. – Что же это такое, а?!

Сумка не дала никакого внятного ответа, и Варвара швырнула ее под зеркало. Потоптавшись на предусмотрительно постеленной при входе газетке – разуваться следовало на газетке, чтобы не наследить на чистом полу, – она стянула сапоги и пристроила пальто на вешалку.

В чем она завтра пойдет на работу?! В курточке?!

Можно, конечно, попробовать высушить пальто феном, а потом пропылесосить. Шерсть счищает не впервой, она часто сталкивалась с соседом, когда тот шел с “семьей” гулять, и после таких встреч пальто всегда нужно было пылесосить.

Как ее занесло под эту машину?! Правда повезло, что так легко отделалась, да еще до дома доехала с комфортом. Могли ведь и поколотить, если бы попались не такие культурные и вежливые.

Шмыгая носом, Варвара поставила на плиту чайник и переоделась в махровый халат. Когда-то халат был голубым, в звездах и облаках, которые постепенно исчезли, образовав общий серо-голубой цвет. Это был любимый халат, средство утешения, а вовсе не одежда, в нем было тепло и мягко, и Варвару не смущало даже, что она выглядит в нем, как Фаина Раневская в кинофильме “Весна”. Просто она старалась не смотреть на себя в зеркало.

Все-таки в зеркало пришлось посмотреть.

Ничего особенного, по крайней мере на лице ее сегодняшнее ДТП никак не отразилось – не было ни ссадин, ни царапин, все в порядке. Только глаза красные от того, что ревела. Нужно будет положить на них по куску капусты. Бабушка Настя всегда говорила, что “капустный лист красноту разгоняет”.

Хотя какое это имеет значение! Можно подумать, что на работе кто-нибудь заметит ее красные глаза!

В любимом халате она выглядела толстой и бледной – зря все-таки смотрелась в зеркало! Теперь весь вечер станет думать, отчего она такая толстая. Вроде и ест немного, и на работе все время, а там есть некогда, и сахара в чай кладет всего одну ложку, а Вика Горина по три, и все равно стройная, легкая, быстроногая…

Почему жизнь так несправедлива?

На ужин была курица с рисом, и, расстроенная от того, что такая толстая, Варвара съела все до крошечки, хоть и обещала себе, что все есть не станет, а половину оставит на завтра. Теперь, когда пятьсот рублей придется вычеркнуть из бюджета, такая экономичность была бы весьма актуальной.

Усевшись в комнате с большой кружкой чаю – сахара всего одна ложка! – она стала думать.

Сегодня у них в офисе произошло “несчастье”.

Посетитель, незаметного вида молодой человек с портфелем, приходил уже в третий раз. Шеф неизменно принимал его, когда бы он ни появился, и Варваре это казалось странным.

Шеф не принимал никого, не помурыжив известное время в приемной. Такой у него был стиль работы. Очевидно, он считал, что принимать посетителей в назначенное время – дурной тон, который не к лицу большим начальникам. Шеф считал себя большим начальником, и в приемной у него собирались очереди, как к утренней бочке с молоком в советские времена. Однако этот молодой человек проходил в кабинет сразу, едва Варвара о нем докладывала.

У него была странная фамилия. Лиго Петр Борисович, вот как его звали.

Сегодня он опять пришел и опять был приглашен в кабинет, как только Варвара произнесла в селектор его фамилию. Минут через десять шеф вызвал Варвару и неприятным голосом попросил кофе. С Варварой он всегда разговаривал неприятным голосом. Не потому, что на самом деле был ею недоволен, а потому, что быть недовольным секретаршей тоже считал хорошим тоном.

Варвара принесла кофе.

Петр Борисович Лиго сидел на диване, и у него было напряженное лицо. Руки стиснуты на одном колене. Он старался приветливо улыбаться Варваре и делал это как-то на редкость неубедительно. Наоборот, она даже посмотрела повнимательнее, что это с человеком, почему он корчится. Вскоре Петр Борисович неожиданно выглянул в приемную и попросил у Варвары пепельницу. Изумленная Варвара вскочила с места, пронеслась к “хозяйственному отсеку” – ниша в стене, загороженная решетчатой ширмочкой, – и отыскала пепельницу. Пепельница была чистая, но мокрая, и, рассыпав от усердия и спешки кучу салфеток, Варвара яростно протерла ее до скрипучей сухости и подала постно дожидавшемуся Петру Борисовичу.

Потом еще раз вошла – начальник приказал забрать грязные чашки и подать чистые вместе со свежим кофе. На часы она не смотрела, но со времени первой подачи кофе прошло, наверное, с полчаса.

Петр Борисович Лиго пересел в кресло у окна, довольно далеко от кофейного столика. Лица его Варвара не видела, но он что-то говорил, довольно громко. Она не стала вслушиваться. Минут через десять шефу позвонила Лина Ахметова из юридической дирекции, и он ушел туда, буркнув по дороге, что Петр Борисович что-то печатает на компьютере, а ему срочно нужно к юристам. В компании так было принято – к юристам все ходят сами и по первому зову. Только председателю, кажется, юридические документы приносили в кабинет. Варвара слегка удивилась, что посетителя внезапно потянуло к работе на компьютере, но ничего выяснять она, естественно, не стала.

Дверь была прикрыта неплотно, и несколько раз она слышала шум, как будто Петр Борисович прохаживался по кабинету. Шеф не возвращался. Потом загрохотало так, что Варвара перепугалась. Ей показалось, что Петр Борисович перевернул на себя книжный шкаф.

– Что он там может делать? – спросила она у Люды Галкиной из рекламного отдела, забежавшей покурить.

– Не знаю, – быстро ответила Людка, – надо посмотреть. Зайди!

Варвара зашла.

Петр Борисович Лиго лежал на полу, прижимаясь желтым виском к ковру. Рядом на полу валялись монитор и клавиатура.

Сам Петр Борисович был абсолютно, непоправимо мертв. Варвара поняла это с первого взгляда, и в обморок не бухнулась, и не стала совершать никаких бессмысленных киношных действий – трясти его, поливать водой, дрожащей рукой совать валидол, сначала себе, а потом трупу или наоборот.

– Люда, – вместо всего этого сказала Варвара, сидя на корточках, – по-моему, он помер.

Людка ахнула, попятилась и немедленно схватила себя за свитерное горло.

– Я вызову “Скорую”, – продолжила Варвара быстро, пока Людка не вздумала лишиться чувств, – а ты сбегай за шефом. Он к юристам ушел. Ну, скорей, скорей, шевелись!..

Когда требовалось, Варвара становилась очень решительной, гораздо более решительной, чем нынешним вечером под машиной вежливого Ивана Александровича.

Прибежал бледный шеф, за ним кто-то из юристов, и Варвару прогнали.

Потом начались неразбериха и паника, канитель со “Скорой”, в приемной толклись любопытные – еще бы, такое неожиданное “счастье”: средь бела дня в офисе труп! Тут не один день, неделю никто работать не будет! Высокая дверь открывалась и закрывалась.

Когда открывалась, Варвара в волнении поднималась на цыпочки и хватала за плечи и толкала таких же любопытных, пытаясь рассмотреть, что такое там происходит, на месте событий, а когда закрывалась, все поворачивались к Варваре, придвигались к ее столу и смотрели на нее умоляюще, а она делала строгое и немного печальное – “подобающее” – лицо и многозначительно помалкивала, зато Людка в коридоре в сотый раз повторяла, как она курила с Варварой, а потом что-то грохнуло, и они бросились в кабинет, хотя они вовсе не бросались, а он лежит, а рядом монитор, а он.., никакой. То есть совсем мертвый. Окончательно и бесповоротно…

Варвара посмотрела в свою кружку – чая не было. Когда успела выпить? И удовольствия не получила, и вкуса не заметила – а все из-за внезапной кончины Петра Борисовича!

И самое, самое главное, от чего становилось холодно в спине.

Варвара была уверена – Петра Борисовича Лиго убили, и “спазм сосудов головного мозга”, сведения о котором моментально просочились “в коллектив” от приехавших на “Скорой” мрачного вида громил, не имеет к его смерти никакого отношения.

– Ты просто начиталась детективов, дорогая, – сама себе сказала Варвара. Просто так сказала, чтобы послушать, как это прозвучит. Прозвучало неубедительно.

quot;Фантазерка, – говорила про нее бабушка Настя с неодобрением, – вечно в облаках витает! Что за девка! Беда с ней”.

Впрочем, Варвара не знала никого, о ком бабушка отзывалась бы с одобрением. Варвара была “фантазерка”, отец “куркуль”, мама “заноза”, соседка “Кабаниха”, ее сын “бандит”, хотя розовый, очкастый, толстый Димка на бандита тянул так же, как сама Варвара на “Мисс Вселенная”.

Димка ухаживал за ней когда-то, и его неловкое сопение и влажные пальцы, которыми он стискивал Варварину ладошку, были самыми романтичными воспоминаниями в ее жизни.

Ну и ладно. Ну и наплевать. Подумаешь.

Или вот Татьяна, лучшая подруга. Вышла замуж в двадцать лет и – ясное дело – по безумной любви. Некоторое время любовь продолжала быть безумной, потом стала обыкновенной, потом не стало никакой. Осталась только морока с опостылевшим, никуда не годным мужиком, который, как назло, за это время стал “своим и родным”, и бросить его на произвол судьбы у добросердечной подруги не хватало совести. Сидел он на шее у нее и родителей, очень удобно сидел, свесив ножки и помахивая кнутиком, ничего не делал, ни о чем не заботился, не печалился ни о чем – почти десять лет. Татьяна превратилась в пожилую бабищу пятьдесят восьмого размера – Варвара сочувствовала ей с некоторым жалостливым женским высокомерием, ибо сама носила всего только пятьдесят четвертый, – стала раздражительной, визгливой, волосы накручивала на бигуди, короткие ногти красила ярко-алым лаком, ссорилась с родителями и обожала сына Ваську, который от мамашиного обожания совсем одичал и перестал правильно соотносить себя с окружающим миром.

Вот вам и романтическое чувство, уважаемая Варвара Андреевна. Такого хотите? Вы-то посиживаете себе в кресле в любимом халате, чаек потягиваете, думаете о высоком, жалеете свои пятьсот рублей, а Танька, небось, одной рукой картошку жарит, другой пол метет, одним глазом уроки проверяет, другим кучу белья окидывает – когда гладить, уже сегодня или еще до завтра полежит.

Хорошо хоть “родного” в прошлом году она все же выставила вон – как в комедии. Пришла под Новый год домой пораньше, три сумочки принесла, с индейкой, мандаринами и подарками, а “родной” посреди комнаты в одних трусах мечется, а барышня на балконе без лифчика – и метель, метель, и барышнино барахлишко неубедительной кучкой!..

Танька как принялась хохотать, так и хохотала до самого суда, и в суде хохотала, и судья вместе с ней. Развели их за пять минут.

quot;Пять минут, пять минут, бой часов раздастся вскоре…” И что-то там такое про ссору.

Девять лет непрерывного ежедневного изматывающего счастья – у Татьяны невралгия и зарождающаяся язва желудка, у бывшего “родного” пивное пузо, одышка и “сердечко шалит”, Васька среди ночи просыпается и плачет, боится, что родители начнут орать друг на друга, – а потом пять минут, и жизнь “с чистого листа”, как говорили раньше в телепередачах про писателей.

Нет, уважаемая Варвара Андреевна, вы спасибо скажите ангелу-хранителю вашему, что вас все это миновало. Немножко жалко, конечно, что никогда и ни в кого не была влюблена, и что сына нет – уж она, Варвара, ни за что не допустила бы, чтобы он ревел по ночам! – и сердце ни от чего не замирает, и давешний нахальный водитель подумал, что она бабка, а ей до тридцати еще целый год, полтора даже!

А Петра Борисовича со странной фамилией Лиго все-таки убили. Варвара была уверена, что его убили, как только шеф вышел за дверь кабинета. Кто-то следил за ними, пока они разговаривали, и как только шеф вышел, прикончил Петра Борисовича.

Зачем? Кто он такой, этот Петр Борисович? Что за дела у них с шефом? Почему он никогда не сидел в приемной, проходил, ни на кого не глядя, и с шефом говорил как будто немного свысока, как если бы шеф был жокеем, а Петр Борисович – владельцем породистого рысака.

quot;Ты можешь думать о себе все что угодно, но лошадь все равно моя”, – примерно так выглядел Петр Борисович, когда говорил с шефом. Впрочем, говорил в основном шеф, а Лиго слушал.

И сегодня его убили. До смерти, как выразилась впечатлительная Люда Галкина.

Варвара протяжно вздохнула, стряхнула с отворотов халата вчерашние сухарные крошки, застрявшие в махровых остатках звезд и облаков, и зашлепала на кухню, ставить чайник. Жалко, что все сухари вчера же и кончились.

Она не станет жалеть о сухарях. Она и так толстая. Вика Горина, небось, не ест по вечерам сухари, да еще с изюмом, да еще с сахаром, и она. Варвара, не станет.

Сухаря, твердого, ванильного, пахнущего сдобой, с изюмом и крупными крупинками коричневого сахара, хотелось уже почти невыносимо.

Может, в булочную спуститься, за кексиком или за мороженым? Сухарей у них все равно нет.

Она ни за что не пойдет! Вика Горина, к примеру…

Варвара выключила воду, на кухне вдруг стало пронзительно тихо, и оказалось, что заливается звонок у входной двери.

Ни с того ни с сего Варвара перепугалась и уронила чайник в раковину. Чайник загрохотал, вода широко плеснулась, залила линолеум и халат спереди, где облака и звезды были уж совсем ни на что не похожи.

Входная дверь вздрогнула, как будто в нее ломился кабан.

Ноги отнялись, и живот, на который пролилась вода, заледенел.

– Варвара!!! – протрубил из-за двери кабан. – Открывай давай!

Уф-ф, господи!..

Варвара перевела дух и потрусила в прихожую, похожую на шкаф из гарнитура “Хельга”.

– Хоть бы позвонила!.. – в сердцах выговорила она, распахивая дверь.

– Да чего звонить-то! – пропыхтела Татьяна, протискиваясь мимо, – я и так знаю, что ты дома!

– Откуда?

– От верблюда. Где тебе еще быть, если не дома?

– Это точно, – вздохнула Варвара, подсовывая подруге тапки, – а ты почему не дома? Или все белье перегладила?

– Ничего я не гладила, – устало сказала Татьяна. В левой отставленной руке она держала ботинки, а правой взбивала на темени кудри, приплюснутые шапкой. – У меня неожиданно получились каникулы.

– Какие каникулы, разве у Васи…

– Васю родители увезли в дом отдыха под Солнечногорск. На четыре дня. Я теперь свободна и независима, как бывшая братская Украина. Я привезла сырокопченой колбаски и тортик.

– Какой еще тортик!..

– Маленький, – заискивающе проблеяла Татьяна, – ничего с нами не будет от маленького тортика! А? Ничего не будет?

Варвара не стала говорить каникулярной подруге, что Вика Горина наверняка не ест на ночь тортики, даже маленькие, не говоря уж о колбасе.

– Ботинки поставь под батарею, – распорядилась Варвара, – только постели что-нибудь, а то будет лужа.

– Не будет. Я их сейчас вымою. Кстати, бутылку я тоже принесла.

– Пить будем?

– И есть. Мы будем есть и пить. Ставь сковородку.

– Жарить нечего, – отозвалась Варвара, выуживая чайник из раковины, – была курица, но я ее уже съела.

– На твою курицу я и не рассчитывала, – решительно заявила Татьяна, появляясь на пороге кухни, – я купила отбивные.

– Маленькие? Как тортик? – уточнила Варвара.

– Здоровые. Ну и что? – проскулила она, преданно глядя на Варвару, – ну, раз уж у меня каникулы!.. Поесть-то можно! Господи, я в последний раз спокойно ела на прошлый Новый год, да и то после четырех часов ночи, когда Ваську спать загнала и родители улеглись. Никто не руководил, не приставал, не поучал, не рыдал, не спрашивал, где суффикс, где окончание, а где числитель со знаменателем!..

– А картошка зачем? – спросила Варвара строго, глядя, как в раковину проворно летят коричневые очистки. Алые до нелепости ногти хищно сияли. – Картошка с мясом!.. Хуже только торт с маргариновыми розами!..

– Не хуже! Картошка с мясом хороша в своем роде, а торт с розами в своем. Или плоха.

– Плоха, – подтвердила Варвара. – Картошку варить или жарить?

– Варить. Мясо жарить. Картошку варить. И то и другое жарить – вредно. А ты чего в этом халате? Стряслось что-нибудь?

– Стряслось, – вздохнула Варвара, – а картошку давай все-таки пожарим! У нас на работе сегодня один придурок помер, и я чуть под машину не попала. Вернее, я попала, но.., не очень.

– Как – не очень?! – возопила подруга, оставив “придурка” без внимания. – Как это можно попасть “не очень”?! Ты что, на красный переходила?! Или на зеленый?! Если на зеленый, то надо в суд подать, чтобы компенсацию выплатили! У тебя свидетели есть?

– Тань, ну что ты говоришь?! Какой суд, какие свидетели?! Хорошо, что с миром отпустили, да еще до дому довезли и с меня никакой компенсации не потребовали! Машина такая.., солидная была. Большая. И хозяин.., солидный.

Почему-то неожиданно и слишком ясно вспомнились серые глаза, темные из-за очень густых и коротких прямых ресниц, большие руки, и еще голос, и уютный автомобильный свет, и то, как она потом ковырялась на дорожке, размахивая сумкой.

Фу, как ужасно!..

– И из сумки все украли, – продолжила Варвара с тоской, – пока я поднялась, отряхнула пальто…

– Как – все?! – ахнула Татьяна. Она ахала и ужасалась, но про картошку с мясом не забывала ни на секунду – посолила, помешала, а теперь внимательно и с удовольствием принюхивалась. – Денег сколько было?

– Пятьсот рублей. И паспорт еще!.. Теперь придется в милицию тащиться, и в фотографию, и в домоуправление, и еще, небось, в сберкассе платить, а там очереди! Я только две недели назад заграничный паспорт оформляла, думала, что мне конец придет. Оказывается, в нашей стране победившего капитализма все повально едут за границу. Ты что-нибудь об этом слыхала?

– Нет, – призналась Таня.

– Я тоже не слыхала. А тут ко мне в международном отделе пристали – оформляй да оформляй паспорт. Мы компания современная, у всех наших сотрудников непременно должны быть паспорта!.. Вдруг шефу взбредет в голову меня на стажировку отправить в Лондон или в Нью-Йорк!

– А он.., моет.., опраить? – спросила Таня с набитым ртом.

– Нет! Но это неважно. Важно, чтобы у международников в компьютере были данные – Варвара Лаптева, секретарь, паспорт номер такой-то. Тань, я с этим паспортом валандалась три недели. И теперь что – заново начинать, следующий оформлять?! – Тут Варвара совершенно неожиданно для себя заревела.

Вроде и не собиралась, и все как-то отступило и улеглось, и халат она достала, и курицу съела, и почти позабыла о том, как нахальный водитель весело называл ее бабкой, – и заревела!

Ревела она долго, со вкусом, подвывала и всхлипывала. Таня косилась на нее, подцепляла со сковороды лепестки картошки, молча жевала и ни о чем не спрашивала.

Как хорошо, что есть подруги, которые знают, когда можно спрашивать, а когда лучше жевать картошку и молчать. Раз есть такие подруги, и жареная картошка, и мясо, и тортик – значит, наплевать на Ивана Александровича и его машину и на его болтуна-шофера, вот только денег жалко, и паспорт…

– Хватит рыдать, – приказала Таня, и Варвара послушно утерлась рукавом халата, – сейчас все пережарится, и получится гадость. Давай лучше есть.

– Я решила худеть, – объявила Варвара за чаем с ломтем “тортика”. Некстати пришедшую на ум Вику Горину она прогнала.

– По Монтиньяку хорошо, – подсказала Таня. – У нас в бухгалтерии одна девица на пятнадцать килограмм похудела. Только картошку нельзя и белый хлеб, а все остальное можно, даже шоколад.

– Свежо предание, – вздохнула Варвара и водрузила на свою тарелку еще один ломоть торта, – по-моему, на пятнадцать килограмм можно похудеть, только если кардинально изменить образ жизни.

– Как?

– Так. К примеру, страшно разбогатеть и перейти на устрицы и креветки. И есть их до конца жизни. В теннис начать играть. Знаешь, как это шикарно – сегодня с утра у меня теннис и сауна, позвони мне после обеда, когда я уже буду пить свой чай из трав и заедать его булочкой из неочищенных злаков…

– У меня каждый день с утра теннис, сауна и неочищенные злаки, – буркнула Таня. – Сначала сауна с Васькой, а потом теннис с родителями. Иногда наоборот бывает. В смысле сначала теннис, а потом сауна. Слушай, Лаптева, давай лучше еще выпьем. За нас, умниц и красавиц. Мы же с тобой умницы и красавицы. А, Лаптева?

– Только почему-то никто этого не замечает, – пробормотала Варвара, – хоть топись. Шеф три месяца назад обещал повысить, в помощники перевести, а вместо этого…

– Что?

– Труп, – внезапно выпалила Варвара, вспомнив, что так и не рассказала подруге самую важную новость. – Слушай, Танька, у нас сегодня в офисе одного мужика прикончили!

– Как.., прикончили? – спросила Танька и взялась пухлой ручкой за собственный рельефный бюст – с той стороны, где положено быть сердцу. Глаза у нее засверкали. – Как в фильме “Улицы разбитых фонарей”, да? Ты сидишь за столом, и тут врываются четверо в масках, и кидают всех на пол, и убивают твоего шефа, а ты вызываешь милицию и становишься врагом мафии…

– А потом на тебе женится милицейский майор, – закончила за подругу Варвара, – и не мечтай даже. Никто не врывался и на пол не кидал. Прости.

– Да ну тебя.

– Правда, Тань. Конечно, все было так, как будто он сам по себе умер, а я думаю, что его убили.

Таня отняла руку от груди, подперла подбородок и посмотрела на нее с настороженным интересом. Мелко завитые кудри на голове вздрогнули и тоже вроде как нацелились на Варвару.

Лет восемь назад во время какого-то семейного праздника из плоской хрустальной вазы, водруженной в центр низкого серванта, пропали бриллиантовые серьги Таниной свекрови. Серьги были старинные, единственные уцелевшие от некогда громадного наследства, которое оставила своим детям свекровина то ли пра-, то ли прапрабабка. Свекровь убивалась и рыдала. Свекор бегал со склянкой в руке, и от него на весь дом несло валокордином. Танин муж, тогда еще горячо и безумно любимый, прятался за Таню, гости настороженно переговаривались, уверенные, что “продолжение банкета” не сулит им ничего хорошего, – свекровь кричала, что положила серьги в вазу пять минут назад, потому что у нее “уши отваливаются”. Серьги были тяжелыми, и бриллиантов в них было много.

Варвара серьги нашла.

Как в детективном кино, она задала каждому из присутствующих по одному вопросу и внимательно выслушала ответы. Кое-что даже записала. Потом подумала и произнесла короткую речь.

– Я знаю, кто взял из вазы серьги Марины Ильиничны, – сказала Варвара, и над столом повисла и стала быстро растекаться по углам тишина, – и я знаю, как это доказать. Обещаю, что никому не скажу, кто это сделал, если серьги вернутся на место. Если нет, я объясню Марине Ильиничне и Виктору Ивановичу, как все было, и тогда уж они поступят на свое усмотрение. Думаю, что это будет справедливо. Значит, так. Виктор Иванович, погасите свет в коридоре и закройте дверь. Хорошо. Теперь я гашу люстру и начинаю считать до тридцати. Когда я зажгу свет, серьги должны лежать на тарелке из-под яблок. Таня, вытащи из тарелки яблоки. Раз, два, три!..

Свет погас, стало темно, как в погребе во время полярной ночи, а когда через несколько секунд свет вспыхнул снова, на тарелке красовались прабабушкины серьги. Красовались, сверкали и подмигивали всеми своими многочисленными бриллиантами еще нахальнее, чем обычно.

Сколько потом Таня ни приставала, Варвара так и не выдала, кто их тогда утащил. Свекрови тоже было страсть как любопытно, она Варвару и задабривала, и подлизывалась к ней, и пироги пекла, и торт “Прага”, и вареники с вишней лепила, а ведь каждому известно, что нет ничего хуже, чем налепить на всю семью вареников с вишней.

Варвара ни на какие задабривания и уговоры не поддалась, не помогли и вареники с вишней.

С тех самых пор раз и навсегда Таня уверовала в то, что Варвара и есть прямая наследница Шерлока Холмса по женской линии.

– Ну Лаптева-а, – ныла она в телефон после очередной серии знаменитого детектива, закончившейся, как водится, на самом интересном месте, – ну скажи, что там дальше? Кто, по-твоему, пристукнул эту дуру? Муж? Или, наоборот, тот, который ее шантажировал? Или это сестра? Или она не сестра?

Из-за этих приставаний они даже ссорились иногда.

– Я не пишу сценарии, – орала Варвара, – я не знаю, сестра она или не сестра! И вообще я не смотрю телевизор! Он меня раздражает!

Таня была уверена, что Варвара кокетничает и набивает себе цену.

– Ну и что? – Таня налила в рюмки еще “по глоточку”. На дне бутылки болталась какая-то совсем невразумительная порция, и Таня решительно долила в каждую рюмку, а бутылку сунула в мусорное ведро. – Кто его убил? Киллер? Снайпер?

– Не киллер и не снайпер. Огнестрельных ран на нем не было, это точно. Я к нему самая первая подошла, – сказала Варвара с некоторой гордостью, – загрохотало что-то ужасно, я вошла в кабинет, а он.., на полу лежит. Мертвый.

– А шеф? – ужасным шепотом поинтересовалась Таня и отхлебнула из рюмки. Для укрепления расшатавшихся нервов.

– Да шеф в это время в юридическую службу ушел, – с досадой объяснила Варвара, – ему позвонили, и он.., ушел.

– Так, может, этот, который труп, от сердца умер или еще от каких-нибудь.., пороков развития? – обиженно предположила Таня. – Я-то думала, из него кровь рекой текла, а у вас в офисе полдня стреляли, и теперь будет ремонт, потому что все стены в дырках от пуль!..

– Никаких дырок от пуль, а мужика все-таки убили! Вообще все было странно. С самого начала. Почему-то его шеф принимал. Сразу, представляешь? Как только я докладываю, шеф сразу выходит и провожает его в кабинет. Чуть не под ручку ведет. Он сразу никого не принимает. Никогда.

– Так если в нем дырок нет, почему ты думаешь, что его убили?!

Варвара понюхала свою рюмку, сморщилась, залпом выпила оставшуюся водку и подышала открытым ртом.

– Гадость какая, – выговорила она с отвращением, – и зачем мы ее пьем! Поставь еще раз чайник, Тань.

– Почему ты думаешь, что его убили?

– Окно, – задумчиво произнесла Варвара и сунула нос за воротник халата, в развал теплой ветхой ткани, – окно было открыто. И монитор. Все дело в этом проклятом мониторе.

– Его убили монитором?

– Что за чушь, – сказала Варвара рассеянно, – конечно, нет.

Носу было тепло и внутри халата приятно пахло чистотой и кухней. Варваре немедленно захотелось спать.

Сначала нужно пристроить Таню, помыть посуду, посушить пальто феном, а потом пропылесосить его или, может, веником пройтись?..

– Тогда, значит, он выпал в окно?

– Кто?!

– Ну этот твой покойник. Чай заварим или уже кофе?

– Не выпадал он в окно!

– Ты же сама говоришь.

– Я говорю, что окно было открыто.

– И он выпал?

Варвара потрясла головой.

Выпитая водка плескалась внутри. Глаза жгло. В горле сохло. Утром будет еще хуже, хотя напиться Варваре из-за ее габаритов было непросто. Чтобы напиться, да еще вдвоем с Таней, одной бутылки совсем недостаточно.

– Кто открыл окно? Зачем? Когда? Я заходила в кабинет два раза. В первый раз принесла кофе и потом еще раз принесла. Окно было закрыто. Его вообще открыть сложно, надо на подоконник становиться. Или на стул. Если его открыл шеф, выходит, он на стул лез?! Или на подоконник?! Ерунда, не может быть. Кроме того, у него насморк.

– У кого? – спросила Таня и зевнула. – У покойника?

Ее интерес к “детективной истории” иссяк, как только выяснилось, что четверо в масках не укладывали Варвару лицом в ковер, и вообще все было не так, как в фильме “Улицы разбитых фонарей”.

– У шефа насморк. Он даже дверь из приемной в коридор не разрешает открывать. Говорит, что его продует.

– Так, может, окно открыл тот, который труп? То есть который впоследствии стал трупом. А?

– Зачем?

– Чтоб проветрить.

– Таня, – сказала Варвара терпеливо и потерла глаза, которые изнутри щипала выпитая водка, – этого не может быть. Посетитель в чужом кабинете влезает на стул или подоконник и открывает окно, чтобы проветрить!.. Этого не может быть.

– Ну пусть не может, – согласилась покладистая Таня, – а монитор при чем?

– Когда я вошла, труп лежал на полу. Рядом с ним валялся монитор и клавиатура. Все очень естественно. Как будто человек сидел за компьютером, работал себе спокойно, а потом вдруг – раз! С сердцем плохо стало! Только монитор не работал.

– Ну и что? – не поняла Таня. – Правильно, что не работал. Он же на пол упал. Упал и разбился, наверное.

– Ничего он не разбился. То есть, конечно, может, он и разбился, но я знаю, что он не работал еще до того, как упал.

– Почему?

– Потому что он в сеть не был включен, вот почему. Вообще компьютер не работал, понимаешь? У нас уборщица очень активная. Когда пылесосит, все шнуры из розеток выдергивает. Всегда. Я посмотрела – вилка на ковре валялась, рядом с розеткой.

– Может, она сама как-то выдернулась, когда он упал? Упал, потянул за собой монитор, а монитор потянул…

– Вот именно, – заявила Варвара, – сообразила, да? Монитор подключен к системному блоку, а уж системный блок к розетке. Блок на месте, только чуть-чуть сдвинут, а запас шнура, наверное, около метра. То есть блок можно на метр отнести в любую сторону, шнура хватит. Вилка лежит рядом с розеткой, именно так, как вчера ее выдернула уборщица. Выходит, Петр Борисович работал на выключенном компьютере.

Таня моргнула, а Варвара продолжала с воодушевлением:

– И шеф знал, что компьютер выключен! Он на уборщицу всегда громче всех орет и, когда на работу приходит, первым делом все розетки проверяет. Ему позвонили из юридической службы, он вышел в приемную, сказал мне, что посетитель что-то пишет на компьютере, а он “отойдет на минутку к юристам”. Зачем он сказал мне про компьютер и про юристов? Он мог мне ничего не объяснять! Да он никогда и ничего мне не объясняет! А он сказал. Зачем?

– Зачем? – повторила Таня.

– Не знаю.

– Может, он и убил? Стукнул по голове – и сразу наповал.

– Нет.

– Почему? – спросила Таня и зевнула. Варвара мельком глянула на часы – полвторого, а еще пальто пылесосить!

– Потому что этот самый Петр Борисович ходил по кабинету после того, как шеф ушел. Я слышала, как он там ходит. Давай спать, Тань.

– А кутить? – спросила Танька, тараща слипавшиеся глаза, – мы же только начали!.. Я последний раз кутила…

– Знаю, знаю, – перебила Варвара из коридора, – на прошлый Новый год, когда всех разложила по кроватям! Иди умывайся, я тебе постель разберу.

– Я сама себе разберу, – пробормотала Таня неуверенно, – и посуду помою. И все уберу. Только посижу немножко.

– Иди-иди! Ты сейчас уснешь и свалишься с табуретки. Что я с тобой стану делать?!

– Васька в субботу ждал отца. Он обещал сводить его то ли в цирк, то ли в “Макдоналдс”. Васька полдня перед телефоном сидел, а потом в прихожей под дверью. А когда я его отгоняла, орал как резаный. А этот так и не пришел. Что мне делать, Варь?

– Ничего, – буркнула Варвара, – продолжать жить.

– А Ваське что делать?

– Под дверью сидеть, – сказала Варвара мрачно, – пока не сообразит, что даже если он всю жизнь просидит под дверью, эта.., свинья все равно не придет.

– Мне его так жалко-о-о… – вдруг завыла Таня и схватила себя за барашковые кудри на голове, – он ведь маленьки-ий! Я хотела, чтобы у меня семья была-а-а!.. А я собственного сына не могу-у-у…

– Танька, – заявила Варвара и решительно подняла подругу с табуретки, на которой та заливалась горькими слезами, – ты тут ни при чем! Ты не виновата. Никто не виноват. Вася маленький еще, он вырастет и все поймет. А ты не убивайся, я тебя прошу! Ты только хуже всем сделаешь, и Васе в первую очередь. Он должен знать, что ты у него есть всегда! Всегда, что бы ни случилось. Для него это самое главное.

– А.., а отец? – спросила Таня икая. – Отец не главное?

– Нет, – решительно отрезала Варвара, – сейчас отец уже не главное. Сейчас он уже в прошлом. Все. Теперь уж придет не придет – это его проблемы. И черт с ним, и пусть живет, как хочет. Поняла?

Таня тихонько прохрюкала, что поняла.

Варвара уложила ее на диван, под толстую перину, подоткнула со всех сторон, перелезла через нагроможденные в темноте стулья и приоткрыла форточку, чтобы легче дышалось.

Ну как вам семейная жизнь, дорогая Варвара Андреевна, спросила она себя, перемывая под краном хрустальные рюмки. Рюмки были старые, толстые, исполненные советского праздничного достоинства. Варвара их очень любила и берегла. И семьи-то никакой нет и не было никогда. Были Таня с Васей – с одной стороны, и “родной” – с какой-то другой стороны. И никогда ему не было до них дела, и никогда его не волновало, на что они живут сейчас, и на что будут жить завтра, и из чего нажарить котлет, и куда поехать в июле, и кто пойдет в больницу навестить дедушку, и за что Васе вкатили трояк по природоведению, и чем опять недовольна теща, и кому придется поднимать упавший забор на даче.

Нет семьи и не было никогда, осталось одно мученье, когда невозможно, невозможно объяснить ребенку, который полдня просидел под дверью, а до этого неделю ждал и готовился – как же, папа пойдет с ним в цирк! – почему папы нет и не будет, и никто в этом не виноват. Просто жизнь такая.

Или все-таки не жизнь, а люди такие?

Жили бы как Лопухов с Верой Палной из литературного творения пламенного, революционного и прогрессивного Чернышевского, которых Варвара проходила в восьмом классе и искренне удивлялась, почему они такие идиоты.

Жили бы как Лопухов с Верой Палной, ходили бы друг к другу “на кофей” через картонную стенку хрущевки, делились бы идеями, клокочущими в груди, строили планы спасения человечества – от свинства и поклонения “золотому тельцу”, брали бы уроки игры на фортепиано – можно на виолончели, читали бы вслух Прудона. Впрочем, Прудон не в моде. В моде Карлос Кастанеда. В определенном смысле ничуть не хуже Прудона. Или ничуть не лучше.

Варвара вернула рюмки в буфет и мимоходом пощупала свое пальто, висевшее в ванной над батареей. Конечно, мокрое. В чем она завтра пойдет на работу?

Да и черт с ним. Черт с ним, с пальто, с Иваном Александровичем, с паспортом и кошельком! Утром что-нибудь само придумается.

А Петра Борисовича Лиго убили. Убили прямо под носом у Варвары Лаптевой, а она ничего не видела и не слышала. Жалость какая. Единственное приключение в жизни, да и то проспала.

Такой приличный, невзрачный, серый человечек. За что его могли убить?

– За уши!

– Что?!

– Я говорю – за уши!

– Что – за уши?! За какие уши?!

– Если у тебя волосы во все стороны торчат, – прокричала Варвара и ловко перевернула на сковородке оладушку, – заправь их за уши!!

– Какие должны быть уши, чтобы за них можно было заправить мои волосы?! – прохныкала из глубины квартиры Таня. – Господи, что ж это такое!..

Она не выспалась и пребывала в плохом настроении. И еще на работу придется идти! Ну почему, почему суббота бывает так редко? Ну хоть бы два раза в неделю была суббота. Два раза суббота и один раз воскресенье.

А? Неплохо?

В дверь позвонили, и Таня уронила себе на ногу диванную раскладушку.

– Вот черт!.. Ах, господи!..

– Не поминай господа всуе, – назидательно сказала Варвара из коридора. – Господь – не соседская коза…

– Ты открывай лучше, – простонала Таня и пнула диван. Легче не стало, зато чувство свершившейся мести принесло некоторое удовлетворение. – И кого это принесло в полвосьмого утра?!

Варвара вышла в общий коридор, заставленный коробками и банками – банки были предусмотрительно пронумерованы и прикрыты старым одеялом, чтоб не сперли, – и, вытянув шею, заглянула в мутное стекло.

– Кто там?

За стеклом шевельнулось что-то огромное и темное, и Варвара вдруг так испугалась, что взвизгнула и отпрыгнула назад.

Что делать?! Милицию вызывать? Она будет ехать час. Или два. За это время их с Танькой убьют. Каждую по семь раз.

– Варвара, – позвал из-за двери странный и незнакомый голос, и темная туша опять шевельнулась, – Варвара, это вы.., ты?

– Я, – прохрипела она, нашаривая рукой банку с огурцами. Все лучше, чем ничего. Банкой с огурцами вполне можно дать по голове. Как в кино.

– Варвара, это Дима Волков. Ты.., вы.., помните меня?

Дима? Какой еще Дима?! Что за Дима Волков в полвосьмого утра?!!

Тут у Варвары в голове просветлело, она снова взвизгнула, но уже от радости, кинулась на дверь, кое-как отперла хлипкий замочек и уставилась на темную, шевелящуюся в вечных подъездных сумерках тушу.

– Димка?!

– Ну да. Это я.

Он говорил с какой-то странной, как будто вопросительной интонацией, словно бы сомневался в том, что Димка – это именно он, и улыбался неуверенной улыбкой и прямо перед собой держал треугольный целлофановый сверток, из которого бодро торчали три замороженные гвоздики.

– Димка! – вскрикнула Варвара, кинулась на него и поцеловала в щеку. Димка испуганно моргал и все улыбался. – Откуда ты взялся, Димка?! Ты же в Америке!

– В Америке, – подтвердил он и сунул Варваре сверток. – Это тебе. Только боюсь, что они не совсем.., свежие.

– Они были свежими месяц назад, – нетерпеливо сказала Варвара и потянулась, чтобы еще раз его поцеловать, – но это неважно.

Почему-то она никак не могла взять у него букетик и не сразу сообразила, что это из-за банки. В руке у нее была банка с огурцами. Варвара сунула ее обратно и задвинула ногой.

– Димка, когда ты приехал?!

– Варвара, кто там? Оладьи сгорели!

– Ты.., не одна? – спросил Димка, сделал шаг назад и стыдливо потупился, как на просмотре кинофильма “Еще раз про любовь”, куда их водили всем классом.

– Я не одна. У меня Таня ночевала, подруга. Слушай, почему мы стоим в коридоре? – Его рука под тканью синей куртки была толстой и теплой, как в былые времена. Варвара держалась за эту руку и, не отрываясь, смотрела ему в лицо, и даже приплясывала от радости.

– Наверное, потому, что тебе неудобно пригласить меня войти, – предположил Димка, и Варвара фыркнула:

– Ты совсем лишился ума в своей Америке! Пошли! Пошли скорее!

quot;Скорее” не получилось, потому что у него был рюкзак величиной со стог сена, еще сумка и еще один рюкзак, поменьше.

– Господи, ты что, не заходил домой?!

– Я заходил, – пропыхтел Димка, втаскивая в прихожую – шкаф из гарнитура “Хельга” – всю свою поклажу, – но я их не предупредил. Я хотел, чтобы был.., неожиданность. Сюрприз, вот что.

– Ты разучился говорить по-русски? – уточнила Варвара. За лямку она тянула рюкзак, который поменьше.

– Нет. Но я быстро разучиваюсь. Мне не с кем говорить по-русски.

Варвара перелезла через гору вещей, загромоздивших ее прихожую-шкаф, и захлопнула дверь в коридор. Соседка, выглянувшая на шум, уже считала свои банки, откинув старое одеяло, загибала пальцы и шевелила губами.

– Доброе утро, – сказала Варвара соседской спине и быстро захлопнула дверь.

– Варвара, кто там с тобой?! Мы сейчас на работу опоздаем! И оладьи сгорели! Ты слышишь?!

– Димка приехал, – завопила в ответ Варвара. – Димка Волков! Из Америки. Так почему ты не пошел домой, я не поняла? Что за сюрприз?

– Я не хотел, чтобы родители меня встречали. Я хотел, чтобы.., неожиданно.

– Все ясно! – перебила Варвара с удовольствием. – Ты приперся из своей Америки, а дома никого нет. Йес?

– Йес, – подтвердил Димка, усмехнувшись.

– Какой еще Волков? – недовольно спросила Таня, появляясь в дверях кухни.

На ней была выцветшая розовая майка с собачьей мордой на животе – морда заканчивалась чуть выше монументальных молочно-белых коленок. Буйные кудри стояли дыбом. В руке деревянная лопаточка с обгорелой куцей ручкой. На веках – по пол-ломтика свежего огурца.

В конце концов каждый по-своему приводит себя в порядок наутро после “девичника”. Варвара верила в капустный лист, а Танька – в огурцы.

– Здравствуйте, – отчетливо выговорил вежливый Димка, – простите меня за непрошеное вторжение. Я не мог предупредить, потому что мой мобильный телефон не может быть настроен на русскую мобильную сеть.

Тут Танька очухалась, содрала с себя огурцы и юркнула в ближайшую дверь.

– Здравствуйте, – прокричала она оттуда, – не обращайте на нас внимания. Мы не ждали гостей.

– Если я не вовремя… – снова затянул свою песню Дима Волков, и Варвара пнула его в плечо.

– Ты что, – спросила она, не отпуская плечо, прикрытое толстой курткой, – ненормальный? Раздевайся скорей, и давайте кофе пить! Только оладьи сгорели. Неужели ты прямо с самолета?!

Он кивнул, вешая на крючок свою куртку.

– Я забыл, что у мамы может быть дежурство. У нее, скорее всего, дежурство, а папа, наверное, в командировке. Обычно он уходит на работу около девяти, а я приехал в половине восьмого.

– А может, он в булочную пошел, – предположила Варвара, – позвони, если хочешь. Но даже если он вернулся, – крикнула она уже из кухни, – все равно мы сначала кофе выпьем. Таня, вылезай! Господи, мы, наверное, года три не виделись! Какой ты молодец, что приехал, Димка!

– Варвара, дай мне мои штаны, – приглушенно попросила Таня из-за двери, – я не могу выйти.

– Сейчас. Димка, ты позвонил?

– Звоню. Пока никто не подходит.

– Ну, значит, нет никого! Иди сюда, я хоть посмотрю на тебя! На, – и она сунула брюки в открывшуюся дверную щель. – Димка, тебе чай или кофе?

– Кофе, – ответил он у нее из-за спины – очень близко, и она обернулась с веселым удивлением.

Он почти не изменился, Дима Волков, который тискал ее ладонь своей большой влажной ладонью и выразительно сопел. Он остался огромным, розовощеким, смущенным, близоруким и белобрысым. Как всегда.

Какое счастье, что – как всегда.

– Вот Лидия Владимировна обрадуется, – глядя ему в лицо, пробормотала Варвара, взяла его за руку и подтащила к окну, чтобы рассмотреть получше.

Пожалуй, он стал старше и, кажется, еще больше, чем раньше. Может, от того, что перестал сутулиться. Белый пух на щеках, похожий на свалявшийся войлок, исчез. Слоновьи глазки за стеклами широких очков смотрели на Варвару с радостным удивлением, как будто он тоже позабыл, какая она, и теперь вспоминал, и вспоминать ему было приятно. На нем был темно-синий свитер крупной вязки и светлые джинсы, как в голливудском кино про горных спасателей.

– Димка, – сказала Варвара, рассматривая его, – я даже не пойму, изменился ты или нет. По-моему, нет. Или да?

– Нет, – ответил он смущенно, – ты тоже – нет. Совсем. Я тебя помню точно такой же.

Сначала они учились в одном классе, а потом в одном институте. Варвара поступила в него потому, что ездить было недалеко, а Димка потому, что мечтал о высокой науке.

Варвара училась на тройки, слегка, для разнообразия, разбавляя их то двойками, то четверками, а Димка был отличник, умница, гордость факультета и радость деканата. Почему-то в этом очень трудном, элитном и еще черт знает каком институте для особенно умных не приняты были обыкновенные студенческие штучки вроде шпаргалок или списывания друг у друга контрольных во время отлучек в туалет. Каждый из “особенно умных” как-то особенно гордился своим умом и не собирался делиться им с дурехами вроде Варвары. В группе она была единственной девушкой, и ей казалось, что ее тупоумие доставляет парням удовольствие и значительно повышает их собственную значимость. Никто из них не был так туп и не учился так плохо, как Варвара. Только Димка, единственный из всех по-настоящему талантливый, всегда помогал ей. Он решал за нее контрольные и “задания” – на каждый семестр полагалось по два “задания”. Пухлая брошюра с желтыми страницами, изданная репринтным способом, вызывала у Варвары приступ паники, уже когда она получала ее в библиотеке. Она точно знала, что не сможет никогда ничего решить, даже под страхом расстрела – все равно не сможет. Варвара представляла себе инквизиторов – авторов пухлой брошюры с “заданием”, – как они выдумывают задачи посложнее и позаковыристей, как потирают сухие ручки, как прищуривают иезуитские глазки, радуясь тому, что тупицам, вроде Варвары, никогда не прорваться сквозь возведенные ими баррикады.

Варвара и не прорвалась бы, если бы не Димка. Окончив институт, он очень быстро и легко защитил все диссертации, получил все существующие степени, с тоской огляделся вокруг и понял, что нужно уезжать.

– Чучелом или тушкой, – грустно сказал он Варваре, когда пришел объявлять, что ищет себе работу “там”.

– Что это значит? – не поняла Варвара.

– Это значит анекдот, – объяснил Димка. – Ты не знаешь? В Израиль уезжает старый еврей, а в клетке у него старый-престарый попугай. Таможенник говорит – птиц можно провозить только чучелом или тушкой, больше никак. Еврей плачет и клянется, что этот попугай в их семье уже лет сто и все такое. Ну вот. Попугай слушал, слушал, а потом говорит: “Брось ты, Фима!.. Чучелом или тушкой, а уезжать надо!quot;

– Ты же доктор наук, – сказала Варвара, рассматривая его. Он печалился, болтал ложкой в чае, прятал глаза. – Тебе почти двадцать семь лет, а ты доктор наук. Зачем тебе непременно уезжать, если ты так не хочешь?

– Не хочу, – признался Димка, – и родителей не хочу оставлять и.., вообще. Но если меня хоть куда-нибудь возьмут, уеду.

– Почему?!

– Потому что наука в этой стране кончилась, – ответил Димка резко и поморщился. Он не любил красивых фраз и стеснялся, когда приходилось их произносить, – нет науки, все. И на протяжении нашей жизни больше не будет.

– Почему?

– Потому что вкладывать деньги в теоретическую науку могут позволить себе только очень богатые страны. Зачем она нужна бедным, эта наука?! Из моей диссертации штаны не сошьешь, а для того чтобы я ее написал, знаешь, сколько денег нужно угрохать? Сначала на то, чтобы меня выучить, потом на то, чтобы обеспечить меня работой, потом на то, чтобы выделить мне экспериментальную и всякую прочую техническую базу!.. Мне надо зарплату платить, на конференции вывозить – я же не медведь в берлоге, чтобы нормально работать, мне нужно знать, кто и чем занимается в мире.

– Дим, но у нас же самая сильная в мире наука. Была.

– У вас – это у кого? – осведомился Димка и перестал болтать ложкой. Слоновьи глазки стали зелеными от злости. – Эта страна семьдесят лет работала только на войну, и ее наука работала только на войну. Очень успешно работала, между прочим. Отлично работала. Автомат Калашникова, “Су-27”, “Миг-29”. Если наши не профукают, все это еще вполне можно продавать и делать на этом бизнес. Но на науку денег все равно не хватит, даже если продать все, включая нашего директора. Хватит только на поддержание видимости, что вроде бы она у нас есть и поэтому мы не сырьевой придаток вроде Венесуэлы с Бразилией, а держава!

– Дим…

– Что? Как только отменили войну, отменили чохом всю нашу науку. Мне вчера предложили секретное исследование, под которое институту дают деньги. Отказаться не могу, иначе весь отдел по миру пойдет, во главе со мной. Хочешь, тему скажу?

– Секретную?

– Супер. “Истребление саранчи с помощью лазерной пушки, установленной на вертолете”.

– Это что? Шутка? – спросила Варвара, хотя по Димкиному лицу было видно, что никакая это не шутка.

– Так что если возьмут – уеду, – неожиданно закончил Димка.

Конечно, его “взяли”, и он уехал.

Варвара состояла с ним в более или менее бессмысленной компьютерной переписке – “Дорогая Варвара, поздравляю тебя с наступающим Рождеством”, “Дорогой Дима, получила твое письмо и очень рада”, – раза по два в год навещала его родителей, пила с ними чай на тесной кухоньке, рассматривала фотографии, которые присылал любящий сын, слушала рассказы о его успехах. Успехов было немало. Он быстро получил профессорскую должность, переехал из съемной квартиры в небольшой домик с белым забором и зеленой лужайкой, купил машину, завел дополнительный счет в банке и на уик-энды ездил кататься на горных лыжах.

Образцовый американец конца девяностых. Только Димка не был американцем.

– Как это ты родителей не предупредил? – после довольно долгого молчания ни с того ни с сего спросила Варвара. – Все-таки мужики – дураки. А если Лидию Владимировну сердечный приступ хватит?

– Надеюсь, что нет, – сказал Димка, подумав, – вообще-то я писал, что собираюсь приехать, только не писал, когда. Чтобы не волновать. А ты? Ты как?

– Хорошо! – уверила его Варвара. – Секретаршей была, секретаршей и осталась. Правда, я теперь секретарша генерального директора. Моего шефа повысили, и я вместе с ним повысилась. Мужа нет, детей тоже. Если бы завелись, я бы тебе написала.

– Надеюсь, – пробормотал Димка и неожиданно поднялся, чуть не задев головой красный фонарик в форме тыквы.

– Ты что?

– Доброе утро, – пробасил Димка, – меня зовут Дима Волков. Я старый друг Варвары.

– Здрасьте, – буркнула Таня, протискиваясь за Варвариной спиной к плите, – я так и поняла.

– Это Таня, – представила ее Варвара, – моя подруга. У нас вчера был девичник, пьянство и дебош.

– Какой-то праздник? – спросил Димка, подумав.

– Большой, – Таня отхлебнула кофе из белой кружки. Она терпеть не могла кофейные чашки и всегда пила кофе только из громадных кружек. – У нас был праздник непослушания. Мои родители уехали отдыхать и увезли с собой моего сына. Мы праздновали свободу.

– Это отлично, – одобрил Димка.

– Ты садись, – посоветовала Варвара, – ты очень много места занимаешь.

Димка послушно сел и даже сделал попытку задвинуться под подоконник.

– Тань, ты тоже садись.

– Я хочу сделать бутерброды. Оладьи-то сгорели.

– Оладьи вполне ничего, съедобные. Чуть-чуть только черные, с одной стороны.

– Я с удовольствием съем, – вступил Димка, – я давно не ел никаких оладий. Даже сгоревших.

– Да ничего они не сгорели. Это Танька все придумала!

– А вы в Америке живете, да? В штате Канзас?

– Нет, – ответил удивленный Димка, – в штате Техас.

– У вас ранчо и вы знаменитый скотовод?

– Я физик, – сказал Димка, как бы оправдываясь, – я работаю в университете. В Хьюстоне. У нас.., хороший университет.

– Тань, что ты к нему привязалась?

– Я не привязалась. Возьмите меня на работу в штат Техас, Дмитрий. Я тоже буду ученым. Или скотоводом, мне все равно.

Димка вежливо молчал.

– Васька будет ходить в американскую школу, выучится говорить по-английски, я найму ему беби-ситера, и его никто не побьет в подъезде, не заберет в армию и не убьет в Чечне.

– Дим, тебе молоко или сливки?

– Ничего не нужно, спасибо.

– В Техасе не пьют с молоком?

– Кто-то пьет, – ответил Димка и улыбнулся, – кто-то не пьет. Я не пью. Я еще в Москве.., не пил с молоком. В Техасе.., продолжаю не пить.

– А зачем вы приехали? Привезли на родину гуманитарную помощь?

– Он приехал к родителям, – укоризненно произнесла Варвара и за Димкиной спиной погрозила подруге лопаткой с куцей ручкой, – я тебе рассказывала. Лидия Владимировна и Евгений Васильевич. Они живут в соседнем подъезде.

– Что ж вы родителей в соседнем подъезде бросили, а сами в Техас укатили, Дмитрий?

Димка, прикрываясь кружкой, испуганно на нее косился.

– Вообще-то пока они не собираются переезжать, – сказал он осторожно, – но надеюсь, что в будущем сумею их уговорить. Уговорить моих родителей переехать, да еще за границу – непросто. А вы.., кто?

– Я? – переспросила Таня. – А я подруга Варвары. Меня зовут Таня. А вы кто?

– Нет, я не в этом смысле. Где вы работаете, наверное, так нужно спросить.

– Я работаю в поликлинике. Врачом на приеме.

– Моя мама тоже врач, – с неуместной американской радостью сообщил Димка, как будто делал Тане подарок, – она отличный врач, работает в военном госпитале. Имени.., имени Буденного.

– Имени Бурденко, – поправила Таня и впервые улыбнулась человеческой улыбкой.

– Да, – торопливо согласился Димка и покраснел, – конечно, имени Бурденко. Варвара, можно я еще раз позвоню?

– Ну конечно! – И как только он вышел, снова чуть не задев головой красную тыкву, Варвара накинулась на Таню:

– Что это ты к нему привязалась со скотоводом каким-то?! Чего тебе от него надо? Какая тебе разница, в Техасе или в Канзасе?!

– Ничего мне от него не надо, – сердито зашипела в ответ Таня, – просто он в Америке живет и думает, что тут его все ждут с распростертыми объятиями!..

– Да его и ждут! Родители ждут! И я его люблю, и тоже с распростертыми объятиями…

– Тогда выходи за него замуж и вали в Америку! В штат Техас!..

– Да при чем тут замуж?! Он никогда мне не предлагал замуж, да я и не пойду! А ты лучше доедай и давай в свою поликлинику! На прием.

– Елки-палки! – вскрикнула Таня, глянув на крошечные часики, обвившие пухлое запястье, и стала, обжигаясь, глотать кофе. – Время-то!..

– Вот-вот. Если он сейчас не дозвонится, придется мне на работу не ходить, – добавила она озабоченно. – Я же его одного не брошу в пустой квартире! Он, небось, десять часов летел…

– Тринадцать, – поправил Димка из дверного проема, – я сначала до Нью-Йорка летел. Три с половиной часа. А потом из Нью-Йорка до Москвы. Родителей нет. А записная книжка с маминым рабочим телефоном осталась.., в Америке.

– Господи ты боже мой… – фыркнула Таня не очень громко, но так, чтобы он расслышал. Варвара пнула ее в плечо.

– Но из-за меня не надо оставаться дома. Если ты разрешишь, я бы поспал немного. В самолете я не спал. Я плохо переношу самолет.

– В следующий раз езжайте поездом, – посоветовала Таня, споласкивая свою кружку. – Варвара, ты как хочешь, а я ухожу. Я с утра на вызовах, а потом на приеме.

– Ты тоже уходи, – сказал Димка Варваре, – если я дозвонюсь до родителей, я пойду домой.

– И оставите квартиру открытой! Здесь вам не Америка, штат Техас, Дмитрий!

– Тань, да что такое!.. Отстань ты от него!.. Дим, я тебе оставлю запасные ключи и номер своего рабочего телефона. Если объявятся Лидия Владимировна или Евгений Васильевич, ты мне позвони и уходи, только дверь запри. А я после работы к вам зайду.

– О'кей, – радостно согласился Димка. Ему было приятно, что все решилось так просто.

Ему всегда было приятней радоваться, чем печалиться. Он улыбался доброй бессмысленной улыбкой, даже когда вовсе незачем было улыбаться. На экзамене по теории функции комплексной переменной, например. Может быть, поэтому у него не складывались никакие любовные истории – девушки предпочитали романтических, несколько мрачных, “сурьезных” парней.

Димкина добродушная физиономия вызывала у девиц недоумение.

– Я постелю тебе на диване! – крикнула Варвара, выгружая из гардероба второй комплект белья. Завтра все это придется стирать, а потом гладить. Варвара ненавидела гладить. Стирать еще туда-сюда, но гладить!..

– Мне не нужно ничего стелить!.. – энергично возразил Димка. – Я так. Под пледом. Я больше люблю под пледом. Я все равно не буду раздеваться, – и покраснел.

Соблюдать политес ради политеса и настаивать, чтобы гость лег “по-человечески”, как выражалась бабушка Настя, Варвара не стала. Какой еще политес, когда десять лет назад в холодном и мрачном коричневом коридоре она засовывала себе в лифчик контрольную, которую он благородно вынес из триста четырнадцатой аудитории, где всегда проходили экзамены по физике!

– Димка, тогда устраивайся, как хочешь. Кофе в банке. Банка на полке.

– А полка?..

– Над плитой. В холодильнике колбаса и сыр. Хлеба, по-моему, нет, но остались оладьи.

– Я их уже съел.

– Молодец.

– Варвара, я ухожу!.. Закрой за мной! – орала Таня из прихожей.

– Подожди меня!

– Я не могу, я и так опаздываю! Привет штату Канзас, Дмитрий!

– Техас, – поправил Димка себе под нос и проворно убрался на кухню.

– До свидания, Дмитрий! – крикнула Танька во все горло. Шубейка на груди застегивалась плохо, Танька задирала подбородок и пыхтела. – Когда купите ранчо и станете знаменитым скотоводом, не забудьте про меня!

– Дим, не обращай на нее внимания, – велела Варвара, ногой прихлопнув дверь. За тонкой стенкой загудел лифт, бабахнули створки. – Не знаю, что на нее нашло. Устала, что ли?..

– У нее.., много работы?

– Да при чем тут работа!.. Слушай, я забыла, что еще есть сосиски. Если проголодаешься, свари себе сосиску. Или две. Или сколько хочешь… Ей просто очень трудно. Денег почти нет, мама болела весь прошлый год, Васька от рук отбился, с мужем развелась… Димка, а ты не женился в своей Америке?

– Нет, – быстро ответил Димка, – это странно, но там не на ком жениться.

– Народу мало?

– Народу много. Жениться не на ком.

– Ладно, ты мне потом расскажешь. А то я опаздываю.

– Это я тебя задержал.

– Ты тут ни при чем! Просто у меня шеф придурочный. По секундомеру засекает, кто на сколько опоздал. Господи, я совсем забыла про пальто!.. Димка, вытащи стремянку! У тебя за спиной в шкафу, справа! Димка, пожалуйста!..

Димка выволок стремянку, и Варвара проворно воздвиглась на нее. Димка поддерживал шаткую алюминиевую конструкцию и наблюдал с интересом.

– Что ты там ищешь?

– Куртку. Пальто вчера сильно вымокло и очень грязное спереди. Я упала. А куртку осенью засунула не помню куда… – Поднатужившись, Варвара потянула на себя тюк, по виду напоминавший куртку. Тюк не поддавался, она приналегла, Димка шевельнулся, и подлый тюк немедленно вывалился ему на голову. Прямо на Димкиной голове он развалился на мягкие неравные части и оказался никакой не курткой, а двумя подушками, побольше и поменьше, увязанными цветастой простыней. Варвара держала их для ночевки каких-нибудь неожиданных гостей.

Кроме Тани с Васей, у нее никогда никто не ночевал, а для них подушки и внизу были.

– Ч-черт!..

– Может, ты пойдешь в моей? – предложил снизу Димка. – По крайней мере ее не надо искать.

– В твоей куртке?! – изумилась Варвара.

– Ну да. Все равно я не собираюсь никуда.., выходить. Конечно, она тебе не по размеру, но я думаю, что это лучше, чем…

– А когда Лидия Владимировна вернется с работы и ты пойдешь домой?..

– Я пойду в соседний подъезд, а не за сто миль! И у меня есть еще один свитер! Слезай, Варвара. Пока не свалилась мне на голову.

Варвара глянула в плотно утрамбованную стену вещей, составленную из тюков, как будто из кирпичей. Чтобы разобрать эту стену или хотя бы пробить в ней брешь, понадобится несколько часов шахтерского труда, а она и так опаздывала на работу!..

– Спасибо, Димка! Клянусь, что верну тебе куртку в целости и сохранности. Стремянку задвинь обратно. Я тебе позвоню после обеда, а сейчас ты бы лег спать, после всех перелетов!..

– Да. Только сварю себе кофе. Его куртка, несмотря на огромность, была невесомой, чистой и приятно гладкой внутри. Путаясь в застежках, Варвара нацепила ее и уставилась на себя в зеркало.

По ее мнению, вид у нее стал вполне европейский. Настолько европейский, что даже давешний Иван Александрович и его гнусный шофер ни за что не приняли бы ее за бабку. Если бы у нее еще были брюки – джинсы лучше всего! – и стильные ботинки на толстой подошве, она недавно видела такие в журнале “Космополитен”, и белый свитер, и вязаные перчатки, и гладкие блестящие волосы – в “Космополитене” у всех девиц волосы были гладкими и блестящими, – она была бы вполне ничего. Ничуть не хуже Вики Гориной. Нет, хуже, конечно, потому что Вика была быстроногой и стройной, а Варвара…

– Кепку?

Она очнулась, оторвалась от зеркала и схватила непривычно худосочную сумку.

– Что? Какую кепку?

– Я спрашиваю, дать ли тебе еще мою кепку?

– Нет, Дим, спасибо, не нужно. Куртка – прелесть!.. Спасибо. Ты теперь ложись спать, а после обеда я позвоню.

– Может, ты позвонишь до обеда и мы вместе сходим куда-нибудь на ленч?

Примерившись, Варвара чмокнула его в колючую плотную щеку.

– Говорю же, ты совсем оторвался от жизни в своей Америке!.. Какой еще ленч! Спи лучше. Дверь никому не открывай. Лидии Владимировне привет. Пока!

– Пока, – пробормотал Димка, так и не понявший, почему они не могут в обед сходить куда-нибудь поесть.

Варвара подождала, пока за ее спиной щелкнет замок, выскочила из тамбура и нажала кнопку вызова.

Как хорошо, что он приехал! Она даже предположить не могла, что встреча с ним окажется такой радостной, как будто он не просто старый друг, давно и безнадежно живущий своей и очень далекой от Варвары жизнью, а родной, любимый, когда-то потерянный и вновь обретенный человек.

Сегодня вечером она будет пить чай дома у его родителей, и они снова станут смотреть фотографии, и он будет рассказывать о своих успехах, и родители будут переглядываться с веселой гордостью, и это будет так хорошо, так правильно, так приятно!..

А джинсы она себе все-таки купит. Никогда у нее не было джинсов, а теперь она их купит! Конечно, в джинсах она будет совсем не так хороша, как Вика Горина, но все-таки попробовать стоит.

Она опоздала на пятнадцать минут – катастрофа! Шеф давно приехал и на Варварино “доброе утро”, произнесенное в селектор срывающимся от спешки и скачков по лестнице голосом, не ответил ничего. То есть совсем ничего.

– Варварочка, что это с вами? – спросила Илария Ветлинская, начальник секретариата. В длинных пальцах – на каждом по бриллиантовому кольцу – она держала бумаги. То ли из-за колец, может, из-за жемчужности гладкой кожи, то ли из-за костюма, который просвечивал за бумагами, – дом Шанель, осенний показ в Париже, – казалось, что она держит никакие не бумаги, а букет белых пионов.

…Почему, черт возьми, пионов?! При чем тут пионы?! Права была бабушка Настя – “беда с девкой”.

quot;То есть со мной. Со мной, с Варварой Лаптевой, а вовсе не с Иларией Ветлинской”.

В повседневном общении Иларию необходимо было называть Лара, так она всем велела, как только пришла на работу.

– Со мной все в порядке, Лара. – Варвара проворно повесила в шкаф Димкину куртку, забежала за ширмочку, в “хозяйственный отсек”, и включила чайник. – Спасибо. Прошу прощения за опоздание, но ко мне из Америки приехал.., друг. Неожиданно.

quot;Вот так. И пусть знает, что у меня тоже может быть “друг”, да еще в Америке”.

Илария слегка засмеялась.

– Ну конечно! – обидно сказала она. – Я даже собиралась вам звонить на мобильный, чтобы выяснить, где это вы пропали, а потом вспомнила, что у вас нет мобильного.

– Нет, – согласилась Варвара.

– Очень жаль. Вы уже готовы работать? У меня куча дел, я не могу весь день просидеть на вашем месте.

quot;Ты доставила мне массу неудобств, – вот что это означало. – Ты опоздала – да, да, на целых пятнадцать, нет, почти шестнадцать минут и заставила меня заниматься твоими делами! Можешь начинать оправдываться. Я твоя начальница и еще подумаю, принять твои оправдания или нет”.

Оправдываться Варвара не стала.

Может, потому что сегодня утром к ней приехал из Америки Димка, может, потому что всю дорогу она чувствовала себя необыкновенно стильной в его куртке или потому что знала совершенно точно: Илария торчала в приемной вовсе не для того, чтобы грудью закрыть амбразуру – пустующее секретарское кресло, – а для того, чтобы лишний раз оказаться в непосредственной близости к шефу.

У них были “особые отношения”, о чем офис был оповещен через час после того, как эти “особые отношения” случились, и Илария в личных интересах всячески поддерживала и укрепляла шефа в осознании необходимости именно таких отношений.

На слове “таких” следовало многозначительно закатывать глаза.

Все офисные дамы послушно закатывали, только одна Варвара не закатывала.

Шеф ей не нравился. Он был склочный, мелочный, высокомерный, себялюбивый, не слишком профессиональный, очень амбициозный молодой человек “из новых”. Как все ему подобные, он не имел никакого понятия о деле, которым занимался, зато хорошо разбирался в марках машин, с неимоверной дотошностью одевался, душился, стригся, посещал только “правильные места” в компании “правильных” женщин, шпынял сотрудников – исключительно потому, что тоже считал это “правильным”. Варваре казалось, что и с Иларией он спал только потому, что и в этом усматривал что-то “правильное” – для каких же еще целей нужна начальница секретариата, если секретариат состоит из одной Варвары, которая вполне справлялась и без начальницы!

– Хотите кофе, Лара? – предложила Варвара. – Я сейчас сварю.

– Владислава давно сварила, – сухо проинформировала Варвару начальница, – шеф не может полдня просидеть без кофе!

– Пятнадцать минут, – себе под нос пробормотала Варвара.

– Что? – переспросила Илария от двери и слегка повела соболиной бровью.

– Он не пьет с сахаром, – сказала Варвара громко.

– Я отлично это знаю. И Владислава тоже.

Владиславой звали “помощницу по хозяйству”, и она приходилась Иларии лучшей подругой. Она приходила обычно к одиннадцати часам, варила шефу супчик, стряпала котлетки, или мясное рагу, или отварного судака, подавала обед и часа в четыре уходила. “Помощница” была изобретением Иларии – не может же начальник есть вместе с подчиненными в корпоративном буфете! Шеф, который раньше не знал, что он “не может”, моментально решил, что это тоже “правильно”, и с тех пор получал свою миску в кабинете.

Как известно, самое большое влияние на сильных мира сего имеют те, кто их стрижет, бреет, меряет давление и лечит любимого пуделя. Владислава тотчас же по приходе, можно сказать, между первой тарелкой супа и первым куском тушеного мяса, приобрела невиданный кредит доверия, свободный доступ в кабинет и прочие блага приближенной к трону и потому стала всем нужна. За ней ухаживали, ее боялись, ей угождали, почти на равных с Иларией.

Варвара была уверена, что, несмотря на то что они жарко и нежно целуются при встрече, щебечут по телефону, меняются бриллиантами – “я во всем этом уже была, одолжи мне “Картье” к черному платью!” – очень скоро Илария Владиславу вышвырнет и больше никогда о ней не вспомнит.

Зачем делиться, если можно не делиться? Владислава свое дело сделала, убедила шефа в том, что начальница секретариата печется о нем, как мать родная, и достаточно.

Варвара старалась не думать, когда же Илария вышвырнет ее саму.

…А может, и не вышвырнет. По крайней мере, на Варвару шеф не обращает никакого внимания. Даже не смотрит в ее сторону. Даже глаз не поднимает, когда она кладет ему под нос бумаги. Даже голову не поворачивает, когда проходит мимо. А придет какая-нибудь с ногами от ушей, и что тогда будет делать Илария?

– Через три минуты приедет курьер из “Олимпа”, – сообщила Илария уже почти из коридора, – вы должны отдать ему подписанные договоры. Вы помните об этом, Варварочка?

Варварочка никогда и ни о чем не забывала, но начальница находила нужным все время ей о чем-нибудь напоминать.

– Помню, Лара. Больше ничего не надо, только договоры?

Илария понятия не имела, надо или не надо. Для нее работа состояла вовсе не в том, чтобы утруждать себя тем, что “надо”, а что “не надо”. Самое главное – правильно сыграть. Обойти соперниц и избавиться от соперников. Заставить себя бояться. Заставить с собой считаться. Заставить шефа поверить, что без нее он – нуль, пустое место.

А работа.., при чем тут работа? Какая разница, где работать? Главное, работать правильно.

На столе пискнул селектор, и Варвара в панике уставилась на него. Злобный красный глаз вызова загорелся на кнопке под названием “начальник секретариата” и горел довольно долго. Варвара подумала было, что, может, обойдется, но тут загорелась кнопка под названием “приемная”.

– Слушаю, Альберт Анатольевич.

– Вы на месте? – спросил из селектора невидимый и очень недовольный шеф, как будто она могла отвечать не из приемной, а откуда-то еще.

– Да.

– Почта, – буркнул шеф, и кнопка погасла. Это означало, что Варвара должна принести почту.

Какую еще почту?! Он никогда не смотрел почту раньше семи часов вечера!

Варвара посмотрела на часы. Курьер из “Олимпа” уже должен быть внизу. Подумав, она подошла к богатой полированной двери в начальничий кабинет и осторожно заглянула.

– Альберт Анатольевич, почты еще нет, – пропищала она, страшась войти. – Я сейчас спущусь в управление делами и потороплю их.

– Да, – отрывисто сказал шеф, не глядя на нее, – поторопите.

Она стала задом отступать за дверь, когда он неожиданно поднял на нее утомленные глаза.

– Я попросил бы вас, – заявил он и неприятно потянул носом воздух, – чтобы вы прекратили болтать в курилках о вчерашнем.., вчерашней неприятной истории.

Варвара вытаращила глаза.

Она болтает в курилках?!

– Я не болтаю, – произнесла она растерянно, – я вообще ни с кем из сотрудников ничего не…

– Будьте любезны, – перебил он, – у нас много работы, и я не желаю, чтобы мои подчиненные мусолили эту тему. Вам ясно?

– Да, Альберт Анатольевич.

Чтобы подчиненные не мусолили, хорошо было бы их срочно расстрелять. Только это смогло бы удержать их от “обмусоливания”. Варвара еще не видела никого, кроме Иларии, но была твердо убеждена, что все только и говорят о вчерашней “неприятной истории”, как шеф поименовал труп в собственном кабинете.

«Может, он как раз и предлагает мне их расстрелять, – подумала Варвара, приятно улыбаясь в сторону шефа и отступая, – просто выражается так.., культурно? Иначе зачем говорить, что это я обсуждаю “историю” в курилках?»

Варвара выскочила из кабинета, скатилась на один пролет чистой мраморной лестницы и, громко топая от усердия, ворвалась в отсек управления делами.

– Ольга, привет, – возвестила она, влетая к начальнице этого самого управления, – мой-то совсем умом повредился! Почту требует!

– Сейчас?!

– Ну да. Сию минуту. Готова?

– Варь, какая почта в пол-одиннадцатого?! – растерянно спросила управляющая. – Председатель еще ничего не расписывал, это в смысле вчерашнюю, а сегодняшнюю я ему не докладывала еще. Вот газеты ваши пришли и журнал один, можешь забрать, а больше ничего пока нет.

– Заявление есть на отпуск, – сказала из-за перегородки невидимая Наташа Минаева, – по новым правилам их генеральный подписывает. Заберешь?

– Заберу, – пообещала Варвара, – девочки, у вас ничего нет в “Олимп”? От них курьер приехал, можно попросить, чтобы забрал.

Управляющая переглянулась с возникшей на пороге Наташей.

– Так. Сейчас я подумаю. Кадровые приказы мы им отправили, по газете были какие-то распоряжения, но они в “Олимп” не расписаны… А чей курьер?

– Их генерального.

– Письма! – вскрикнула Наташа торжествующе. – Ольга Михайловна, вчера же письма им председатель расписал! Одно из Томска, а второе откуда-то…

– Из Краснодара, точно, – управляющая проворно побежала к шкафу и выудила из него два громадных помятых конверта, – на, Варь. Это как раз их генеральному. Что-то там по местным станциям, я не смотрела. Спасибо, что напомнила.

Варвара была рада, что услужила такой могущественной структуре, как управление делами. Секретариат находился в подчинении управления, так что и она сама, и Илария Ветлинская подчинялись Ольге Громовой, и как раз ей Варвара только что угодила, избавив от необходимости посылать сотрудника в дальнюю даль, на Мичуринский проспект, в компанию “Олимп”.

Знакомый курьер скучал в кресле у низкого стеклянного столика, и Варвара, подходя, издали ему улыбнулась. Какой-то человек, разговаривавший по внутреннему телефону, повернулся и внимательно на нее посмотрел. Она не обратила внимания.

– Вот, – сказала Варвара, протягивая толстую папку, – здесь договоры и два письма. Из управления делами передали. Нам есть что-нибудь?

– Вам тоже договоры, – ответил курьер весело, – письма кому? Генеральному? Варвара кивнула.

– Хорошо. Слушай, Варь, а правду говорят, что у вас вчера какого-то чувака застрелили?

Варвара оглянулась по сторонам, словно ожидала, что сейчас из-за колонны выскочит шеф и уличит ее в том, что она обсуждает “это” с сотрудниками. Впрочем, курьер был чужой сотрудник.

Интересно, а с чужими “это” можно обсуждать?

– Он сам помер, – проинформировала его Варвара и придвинулась поближе, – в кабинете у шефа. Я вошла, а он уже мертвый.

– Сам застрелился? – поразился курьер.

– Да не стрелялся он, Толик! Он умер. Врачи со “Скорой” сказали, что у него что-то там с мозгом. С сосудами, что ли…

– Сосу-уды?! – обиженно протянул курьер Толик. – А мы решили, что…

– Нет, Толик, не правильно вы решили.

– А у нас только и говорят, что теперь Альберта посадят за убийство. Ну, потому, что это он того.., укокошил.

– Толик, это чушь! – внушительно сказала Варвара и поправила под мышкой у курьера свою папку. На улице шел снег, и Варвара переживала, что договоры промокнут. – Альберта вообще в кабинете не было. Я в приемной была, когда тот помер. Не Альберт, а посетитель.

– Лучше бы Альберт, – вдруг на ухо ей быстро сказал курьер, и она хихикнула. Приятно было, что шеф никому не нравится, не только ей одной. – Покуришь со мной, Варвара?

– Не могу, он почту ждет, злой как собака. Пока, Толь. Я в ваше управление делами позвоню, если завтра будут бумаги.

Курьер сунул ей под нос ведомость, где следовало расписаться.

– Варь, поставь время на полчаса попозже, а? Я уже в трех местах был, мне бы домой заскочить минут на двадцать, учебники забрать. Сессия скоро…

– Сессия летом, – сказала Варвара, – а зимняя прошла давно, чтоб ты знал.

Она посмотрела на часы и поставила время 11.10, хотя было только половина.

– Спасибо, Варь, – поблагодарил ее Толик, – всегда выручишь.

Он натянул кепку на залихватские студенческие вихры, изобразил воздушный поцелуй и ушел за стеклянные двери, в утренний московский уличный шум. Варвара ему позавидовала.

Хорошо быть курьером! Ездишь себе в разные места, книжицу почитываешь по дороге, посвистываешь, мечтаешь, ни за что не отвечаешь, не думаешь ни о чем, не страшишься никаких взбучек, не отлавливаешь на лице у шефа признака недовольства или раздражения – твое дело маленькое, ты бумаги привез, закорючку получил и дальше поехал.

Надо бежать. Крутов сидит там один, злой и раздраженный, и ждет почту, которой нет. Надо бежать.

Проводив ее глазами, человек вернул трубку на пластмассовые телефонные уши, вынырнул из круглой стеклянной кабинки и деловой походкой вышел на крыльцо. Машина, приткнутая к сугробу, еще не успела остыть – снег на капоте таял, растекался неровными лужицами.

Мужчина сел на водительское место и захлопнул за собой дверь. И посмотрел в зеркало заднего вида.

Прошуршала газета.

– Ну что?

– Она. Вчерашняя.

Газета снова прошуршала.

– Черт бы ее побрал. Поехали, Витя.

День прошел как-то странно.

Несколько раз Варвара звонила Димке, но трубку никто не брал – то ли он спал крепко, то ли убежал домой. Лидии Владимировне она тоже позвонила, но и там никто не подошел.

Илария, прибыв из очередного круиза по компании, подобрала на ковре связку Варвариных ключей и вернула ей.

– Надо следить за своими вещами, Варварочка! Вы не дома. Что это такое – кругом разбросаны ваши вещи!

Шеф не показывался, а когда Варвара сунулась было с кофе, махнул на нее бледной ручкой в накрахмаленной белоснежной манжете. И про почту, о которой так переживал поначалу, не спрашивал.

С середины дня у него в кабинете засела начальница секретариата и принялась в хвост и в гриву гонять Варвару – “Варварочка, у меня на столе синяя папка, принесите, пожалуйста… Теперь еще желтую. Сходите в юридическую дирекцию. У них должен быть договор на покупку сериала у “Эн-би-си”. Как нет? Ах да, он на визировании… Еще кофе, пожалуйста. Спасибо, но, пожалуй, лучше чай. Хорошо, но лучше зеленый”.

Это случалось каждый раз, когда Илария надолго устраивалась в его кабинете. Варвара даже присесть не могла – только носилась по компании и по приемной то с документами, то с чашками, то с пепельницами. В этот раз Илария угомонилась как-то на редкость быстро. Варвара сидела за столом, неотрывно глядя на селектор, но красная кнопка не зажигалась – странное дело.

Зашла Людка Галкина и только было открыла рот, как Варвара из-под стола показала ей кулак.

– Ты что? – изумилась Людка.

– Вчерашнее происшествие не обсуждаем. Шеф запретил.

– Да ла-адно!.. Его же сейчас здесь нет.

– Есть, – сказала Варвара и показала глазами на селектор, – на месте сидит. С Иларией.

– Он все равно не слышит.

– А кто его знает, слышит он или не слышит.

– Варь, ну правда, ну я хотела спросить… – заныла Людка, но неумолимая Варвара немедленно полезла в стол, достала какие-то никому не нужные бумаги и принялась неистово их изучать.

Людка потопталась некоторое время, а потом заявила:

– Ну и как хочешь, – и ушла.

Варвара независимо посмотрела в закрывшуюся дверь и сунула бумаги в стол.

Не будет она ничего обсуждать, раз шеф так.., болезненно к этому отнесся! Он и так ее еле выносит, а если уж она перестанет указания выполнять, тогда все, пиши пропало! Еще, не дай бог, уволит. Что она станет делать, если шеф ее уволит?!

Почему он так беспокоится из-за смерти Петра Борисовича Лиго? Или тоже догадался, что с его смертью дело нечисто? Или он сам все подстроил?!

Если сам, тогда получается, что Варварин шеф – убийца. Ну, то есть не такой киношный убийца, в маске с дырками для глаз и двумя пистолетами за ремнем камуфляжной формы, а другой. Заказчик, если Варвара правильно разбирается в терминологии.

Она подперла рукой пухлую щеку и стала смотреть в компьютер.

Нет, это какая-то ерунда. Если шеф – заказчик, значит, он “заказал”, чтобы Петра Борисовича прикончили в его кабинете. Зачем? Зачем приканчивать его в кабинете, если вполне можно было прикончить его на улице, и никто никогда не связал бы смерть случайного прохожего с Альбертом Круговым. Смерть Петра Борисовича в кабинете у шефа неизменно повлечет за собой – и уже повлекла – разговоры, толки, слухи, сплетни, и шефу теперь от них не избавиться много лет. Еще бы – прямо в кабинете, прямо среди бела дня настоящий труп! Хорошо, что пока в газетах ничего не напечатали.

Впрочем, все впереди. Конкурентов у медиа-холдинга “Московское время” полно, а темка для “журналистского расследования” вполне подходящая, особенно если у Петра Борисовича остались жена и семеро козлят, один другого меньше. Их наличие придает любому “журналистскому расследованию” остроту и пикантность.

Итак, у шефа от кончины Петра Борисовича прямо в его кабинете – одни проблемы. Выходит, не шеф его “заказал”. Впрочем, Варвара была совершенно уверена: ни на что подобное шеф вообще не способен. Он был трусливый, преуспевающий, хлипкий московский барчонок, орущий на секретарей и швыряющий об пол дорогие ручки.

Да его и не было в кабинете, когда Петр Борисович преставился. Попасть в кабинет можно только через приемную, в которой неотлучно пребывала Варвара, а потом к ней еще присоединилась Людка Галкина.

Зачем шеф сказал, что посетитель решил поработать на компьютере? Почему он “работал” на компьютере, даже не включив его в сеть? От чего на самом деле умер Петр Борисович Лиго? Кто и когда открыл в кабинете окно?

Варвара закрыла глаза.

Кабинет огромный, глухой и теплый, в “новом” духе: подвесные потолки, сложный свет – светятся стены, и из потолка тоже исходит сияние, как в райской обители из облаков, – золоченая мебель, которую Варвара искренне считала верхом безвкусицы, а оказалось, что это шедевр какого-то итальянского мебельного зодчего. Стоил шедевр как годовой бюджет средних размеров автономного округа. Настольная лампа с “хрусталиками”, безделушки от Тиффани, безделушки от Кензо, безделушки еще от кого-то, три черных телевизионных квадрата – суперплоский экран, “тау-гига” или что-то в этом роде – сладострастно изогнутая оттоманка, приглушенно зеленоватые стены. Когда делали ремонт, дизайнер особенно гордился внедрением в кабинет этого зеленоватого цвета. Он – цвет, а не дизайнер – назывался “гнездышко ржанки”.

Если бы Варвара не знала совершенно точно, что в этом кабинете молодой мужик руководит делами огромного холдинга, она бы подумала, что “гнездышко ржанки” принадлежит ну, скажем, экзальтированной и утонченной содержательнице журнала “Он и Она”.

На окнах очень неудобные витые золотые ручки. Открыть окно так, как это делают все – то есть подойти, повернуть ручку и потянуть створку, – нельзя. Нужно долго и упорно экспериментировать, поворачивая ее то так, то эдак, ибо при повороте золотого завитка на определенное количество градусов, створка открывается то сверху, то снизу, то справа, то слева, то наискосок, то вообще выпадает на голову открывающему. Так как обычные стеклопакеты шефу не подходили – они оскорбили бы собой красоту “гнездышка ржанки”, – а подходящие открыть было нельзя, поэтому со времен окончания ремонта окна вообще не открывали, спасались кондиционером.

Кто открыл окно, когда покойный Петр Борисович работал на компьютере, отключенном от сети? И, главное, зачем он это сделал?!

В приемную заглянул программист Игнат Бражников. Варвара ему кивнула, и он немедленно вдвинулся поглубже.

– Ну, как сегодня? – спросил он полушепотом. – Трупов не было?

– Про трупы не разговариваю, – проинформировала его Варвара и показала глазами на селектор, – запрещено.

– Да ну? – удивился Игнат. – У нас все только про труп и говорят. Ну, правда, Варь, так и неизвестно, от чего преставился-то?

– Да еще вчера было известно! – зашипела Варвара. – Они сразу сказали, те, которые на “Скорой” приехали. Сосуды, спазмы и все такое.

Про окно и компьютер она решила не упоминать. Игнат изучающе посмотрел на нее, но она таращила правдивые глаза так, что сразу было ясно – больше ничего он от нее не добьется.

– Ты сегодня допоздна?

– Как обычно. Если ничего не стрясется, часов до семи, до полвосьмого.

– Дай журнальчик, – подхалимским голосом попросил Игнат. – Пришел? Я ведь знаю, что пришел!

Журнал “Компьюлэнд” приносили в компьютерный отдел – один на всех программистов, и к ним в приемную – один на одного шефа. Шеф никогда его не читал, но выписывал, потому что интересоваться компьютерами было “правильно”, и у него на столе время от времени должно было лежать какое-нибудь сложное и современное чтиво – по маркетингу и рекламе или по компьютерам, к примеру. Чаще всего шеф забывал разложить чтиво на столе, но иногда вспоминал, и тогда пиши пропало, если журналов не оказывалось в приемной.

– Ничего не дам, – сухо сказала Варвара, – он только вчера пришел, шутишь, что ли!

– Да я верну! – горячо уверил ее Игнат. – Правда верну У нас его уже сперли. Вчера был, а сегодня нет.

– А если шефу понадобится?

– Ну, соврешь что-нибудь! Скажешь, что не приносили, а сама позвонишь мне, и я верну. Сразу же. Клянусь.

– Знаю я ваши клятвы, – произнесла Варвара тоном ворчливой старухи, которая не в силах ни в чем отказать проказнику-внуку, и вытащила из ниши журнал, – только на самом деле верни, Игнат. Или я больше никогда…

– Конечно! – Он проворно схватил его, опасаясь, что она передумает, наклонился и галантно чмокнул ей руку. – Твой навеки. Навеки твой.

Варвара засмущалась, закраснелась, потянула руку, хотя все это было просто игрой, ничего не означающей, милой и приятной, и тут раздался ледяной, как панцирь Антарктиды, голос начальника секретариата Иларии Ветлинской:

– Что здесь происходит? В чем дело, Варварочка? Игнат отскочил от нее, с детсадовской старательностью пряча за спину добытый журнал, и бочком стал подвигаться к выходу из приемной.

Илария стояла у дверей кабинета, и вид у нее был столь же выразительный, как и голос.

– Альберт Анатольевич с утра ждет почту, – проинформировала она Варвару, как только за Игнатом закрылась дверь. – Я, конечно, понимаю, что вам не до этого…

– Почты нет, – выпалила Варвара, – ее не бывает раньше пяти, Лара. С утра приходят только газеты. Я принесла.

Начальнику секретариата полагалось знать, во сколько приходит почта. Собственно, это и есть главное, что полагается знать начальнику секретариата. Если человек не знает, во сколько приходит почта, значит, он никакой не начальник секретариата.

Варвара преданно, не отрываясь, смотрела на начальницу.

– Зайдите в кабинет, – велела та, – Альберт Анатольевич вас ждет. Владислава пришла?

– Еще нет, – Варвара вскочила, одернула кофту, встряхнулась, повела шеей – в общем, проделала все то, что проделывал, завидев приближающегося капитана, дневальный по роте в недавнем фильме “Граница. Таежный роман”.

Илария с усмешкой проводила глазами неуклюжую секретаршу. Для нее, Иларии, шеф был “дуся” – произносить, выпячивая вперед губки, словно бы в насмешку над тем, кто произносит это всерьез, но все же с изрядной долей нежности, – и ей в голову не приходило одергивать на себе пиджак перед тем, как войти в его приемную.

– Да, Альберт Анатольевич. – В руках у Варвары был блокнот. Шеф любил, чтобы секретарь заходила с блокнотом – как бы для записи ценных указаний.

Шеф голову в ее сторону не повернул, но неприятно потянул носом – так, чтобы она слышала. Конечно, она слышала.

– Ну вот что, – произнес он раздраженным фальцетом, – завтра вы уезжаете в Чехию.

– Простите?

– Если вы плохо слышите, купите себе слуховой аппарат, – проговорил шеф. – Вы едете в Чехию. Завтра. Вернетесь во вторник. Лара отдаст вам конверт, который вы должны будете передать по указанному адресу. Билет в международной дирекции.

– Альберт Анатольевич, я не… – забормотала Варвара, и шеф поднял на нее глаза. Кажется, он едва сдерживался, чтобы не бросить в нее хрустальный спиритический шар – безделушку от Павла Глобы.

– Я непонятно говорю? – осведомился он любезно. – Быть может, на иностранном языке? Или у вас приступ отупения?

– У меня.., нет приступа, – выговорила Варвара, чувствуя, как разгораются щеки, – я просто никак не могу взять в толк…

– Господи, да почему же вокруг меня такая тупость?! – возопил шеф, обращаясь к настольному прибору – безделушке от “Давыдофф”. – Вы. Летите. В Чехию. Завтра. Утренним рейсом. В Карловы Вары. Вам. Нужно. Отнести. Конверт. По адресу. Конверт. У Иларии. – Теперь он говорил с паузами и смотрел на Варвару с отвращением. – Вам все еще непонятно?

Варваре было ничего не понятно, но она уверила его, что вот теперь-то наконец все ясно.

– Не забудьте паспорт в международной дирекции, – сказал шеф, когда она отступала к двери, – на границе нужно показывать паспорт. Вы об этом знаете или тоже не знаете?

С той же истовостью Варвара уверила, что она абсолютно все знает про границы, тихонько прикрыла за собой дверь и в тесном и глухом тамбуре взялась за лоб.

Что происходит? Какие еще Карловы Вары?! Что за конверт “по указанному адресу”?!

Она вышла в приемную, зачем-то понюхала альпийскую фиалку на деревянном постаменте и посмотрела на себя в темное стекло книжного шкафа.

Щеки горели, и от этого физиономия казалась вдвое толще, чем на самом деле.

– Поговорили, Варварочка? Она подскочила как ужаленная.

– Лара, я не совсем поняла. Альберт Анатольевич сказал мне, что завтра я…

– Ну да, – нетерпеливо перебила ее Илария, – завтра вы летите в Карловы Вары. Всего на четыре дня. Что тут такого? Обыкновенная командировка. Если будете соображать быстрее, вы еще успеете в бухгалтерию.

– Зачем? Илария вздохнула.

– За командировочными, Варварочка. Вы, конечно, женщина состоятельная, но думаю, что вам лучше поторопиться.

– Лара, это какая-то ерунда, – убежденно сказала Варвара, – я никогда в жизни не была за границей. Кроме того, можно послать письмо “быстрой почтой”, оно завтра же придет по адресу, и не нужны никакие командировки.

– Альберт Анатольевич решил, что вы поедете, – отчеканила Илария, – что еще за капризы!.. Если бы мне сейчас кто-нибудь предложил поехать за границу на четыре дня, я бы от радости запела. А вы.., ломаетесь!

– Я не ломаюсь. – “Господи, кажется, и вправду меня отправляют в Карловы Вары!” – Я просто не понимаю зачем…

– А вот это не нашего ума дело, Варварочка, – сказала Илария как-то так, что стало понятно – ум Иларии ни при чем. Она-то отлично знает – зачем. – Сходите в бухгалтерию и в международную дирекцию. Вика уже звонила и сказала, что виза есть.

quot;Происходит что-то странное, – думала Варвара, шагая по коридору. – Происходит что-то очень странное”.

Вика Горина долго смотрела в компьютер, и пока она смотрела, Варвара пришла к выводу, что все это – глупый розыгрыш.

– Так, – сказала Вика, отрываясь от монитора, – вот бланки. Подпиши, пожалуйста. Фотографию на визу я взяла из твоего личного дела. Искать тебя мне было некогда, я и так в посольство опаздывала. Зайди в кадры к Юрию Ивановичу, он тебе скажет, какие фотографии принести на замену.

– Вик, а что за спешка-то? – осторожно спросила Варвара и приткнулась на заваленный бумагами стул.

– Откуда я знаю! – Вика повела узким плечиком. – Твой вчера распорядился, чтобы бумаги готовили для выезда в Чехию. Срочное дело какое-то у них. А ты что, не знаешь?

– Нет. Мне сказали, что я завтра должна лететь в Чехию, а я понятия не имею…

– Счастливая, – протянула Вика с завистливым вздохом, – мне бы сказали, что я завтра должна лететь.., ну хоть в Монголию, я бы от счастья умерла. А ты – в Чехию! Вместо работы!

– Да я не собиралась никуда лететь!..

– Ты еще успеешь собраться, – поняв ее по-своему, ответила Вика, – вот здесь подпиши. Посмотри в Интернете погоду, много барахла не бери. Зонт не забудь. Вот номер рейса, а вот время вылета. Отель “Дворжак”. Точно не знаю, но, по-моему, даже четыре звезды. Встречать тебя будет фирма “Евро Ллойд”. В зале прилета посмотришь такую табличку. Я вот тут тебе записала.

– А приказ? – не слушая ее, спросила Варвара. – Приказ о командировке уже вышел?

Если приказ есть, значит, поездка планировалась заранее. Если нет – все это чистейшая импровизация.

– Нет приказа. Но ты не волнуйся, твой все подписал. Наверное, уже в управление делами пошло.

Значит, импровизация. Значит, утром, когда Варвара вломилась в управление делами, Ольга Громова еще ничего не знала. Может, с ней поговорить?

– В бухгалтерию зайди, – напутствовала Вика, – прямо сейчас. Пока они не разошлись еще. Если деньги есть, тебе и командировочные сразу дадут.

Что-то подсказывало Варваре, что деньги в бухгалтерии непременно есть и командировочные ей дадут.

Какие Карловы Вары?! Зачем ей лететь в Карловы Вары?!!

Командировочные дали, и совершенно ошеломленная Варвара вернулась на свое место.

– Вот конверт, который вы должны передать, Варварочка, – Илария положила перед ней широкий бумажный пакет. – Улица Московская, двадцать. Вы получите расписку и привезете ее Альберту Анатольевичу. Понятно?

Глядя на конверт, как под гипнозом, Варвара кивнула.

– Ну и хорошо. Я думала, мы с вами никогда не договоримся, – добавила Лара как бы в скобках, – где договор с региональными станциями? У вас?

– Они все разные, – по-прежнему глядя на конверт, пробормотала Варвара, – какой именно вам нужен?

Илария чуть смутилась. Никакой ей не был нужен. Кроме того, она понятия не имела, что они разные.

– Любой, – справившись, ответила она. – Типовой.

– Типовых нет, Лара, – удивленно заявила Варвара и оторвалась, наконец, от конверта, – с каждой станцией специальный договор. Там все разное – цены, время вещания, стоимость рекламы. Все зависит от региона.

Телеканал “ТВТ”, входивший в медиа-холдинг “Московское время”, продавал свои программы региональным телевещательным станциям. Программы были неплохие, денег у владельцев хватало, и “ТВТ” развивался успешно и “планомерно”, как писалось в аудиторских отчетах. Варвара страшно гордилась, что работает в непосредственной близости к “средствам массовой информации”. Можно сказать, прямо в них, в средствах.

– Ну, дайте какой-нибудь, – раздраженно приказала Илария, – я должна почитать.

Варвара поспешно вытащила договор и передала Иларии. Посмотрела в закрывшуюся дверь и вынула заграничный паспорт.

До этого она держала его в руках только один раз – когда получала. Потом сдала в международную дирекцию и забыла о нем. Все равно не было никакой надежды на то, что секретарская зарплата позволит ей отправиться в заграничное путешествие.

В паспорте была ее фотография. Варвара поизучала ее так и эдак. Вроде ничего. Конечно, морда толстая, как у щенка, и неприлично жизнерадостная. И брови серпиками – Леонид Ильич Брежнев времен бестселлера “Целина”. Плотные розовые страницы плохо листались, до того были новыми, и Варвара не сразу нашла визу, за которой Вика Горина бегала в посольство. Тем не менее виза была.

И деньги были. Триста долларов – целое состояние.

– Вам какими купюрами, – спросил кассир Семен Прокопьевич, – помельче, покрупнее?

Варвара никак не могла решить, каких купюр ей больше хочется, и они сошлись на стодолларовых.

– Так как-то привычней, – заметил Семен Прокопьевич философски.

Конверт Варвара внимательно ощупала и даже потрясла. Внутри болтались какие-то толстые бумаги.

Что все это значит, черт возьми?!

Конечно, может статься, шеф решил избавиться от надоевшей секретарши навсегда. Тогда завтра на таможне в сумке у нее найдут три килограмма героина общей стоимостью двести тысяч долларов, а в кармане управляемый фугас с отпечатками пальцев Бен Ладена, и остаток жизни она проведет в тюрьме, и больше не будет отравлять шефу жизнь своим гнусным видом.

Только это как-то не правдоподобно. Это очень в духе детективных сериалов, которые Варвара смотрела с удовольствием, и начисто лишено правдоподобия.

Нет. Дело не в управляемом фугасе.

Тогда в чем? Что в конверте? Что-то такое нужно срочно переправить через границу? План секретного торпедного завода? Шифровка “Алекс – Юстасу”?

И шифровка, и план секретного завода были того же порядка, что и три килограмма героина, и, значит, никуда не годились.

Позвонила Ольга Громова и сообщила, что пришел приказ на ее командировку.

– Это очень здорово, – произнесла она с некоторым удивлением, – только я не понимаю, что за спешка. Юрий Иванович сказал, что фотографию на визу из личного дела вытащили. Ты не знаешь, почему так срочно-то?

– А ты? – спросила Варвара. – Не знаешь?

– Нет.

– А я вообще только два часа назад узнала. Я думала, они.., шутят так.

– Кто?

– Шеф и Лара, – произнесла Варвара, прикрывшись ладошкой. – Оль, а вообще бывает, что за один день в командировку отправляют, да еще за границу?

– Я не слышала, – подумав, ответила Ольга, – но в любом случае желаю тебе хорошо слетать! Я Карловы Вары люблю больше любой Швейцарии. Обязательно сходи в кофейню. На набережной кофейня – изумительная. Называется “Элефант”, чтоб не соврать. Кофе и фруктовый кекс. И в “Чайный дом”, это возле отеля “Бристоль”…

– Оля! – взмолилась Варвара, и управляющая засмеялась.

– Ладно, ладно! Да, и гранаты! Там полно гранатов.

– Их едят? – уточнила Варвара, имевшая о гранатах самое смутное представление.

– Их носят на себе! Это камни. Знаменитые чешские гранаты. Купи себе что-нибудь. Если у тебя мало денег, приходи, я одолжу.

– Спасибо, не надо! – завопила Варвара.

– Нет, правда. Когда ты еще туда попадешь? Я дам тебе денег, а ты отдашь, когда сможешь.

Варвара почти никогда не брала в долг. Отдавалось потом долго и так трудно, что она была уверена – овчинка выделки не стоит. Да и не нужны ей чешские гранаты, смехота какая-то!

– И еще там Европа, – мечтательно добавила управляющая, когда Варвара уверила ее, что денег не надо, – я туда летела по привычке – в соцстрану. А прилетела в буржуазную Европу.

– Оль, а ты не знаешь, где там улица Московская?

– По-моему, на горке, где российское посольство или консульство, что ли. Тебе надо на эту Московскую?

– Ну да.

– Найдешь, – подытожила Ольга, – там места не слишком много.

Загорелась красная лампочка “шеф”, и Варвара Ольгу мигом отключила.

– Вы еще на месте? – вопросил шеф из селектора. – Вы завтра уезжаете в командировку! Ответственную. Вы можете идти.

– Спасибо, Альберт Анатольевич.

Уходить немедленно ей не хотелось.

Она знала, что как только за ней закроется дверь, Владислава моментально сядет на ее место, чтобы поиграть на компьютере, и перепутает все бумаги, и перевернет все вверх дном, и набрешет чего-нибудь по телефону, и потеряет почту, которую под вечер принесут из управления делами, и зальет кофе новые приказы, и затрет нужные файлы, и опрокинет лак для ногтей на пилотный выпуск нового сериала, а в сетку вещания на будущую неделю завернет остатки еды для своей собачки. Логичнее было уходить после того, как Владислава, изготовив свои рагу и куриные грудки, уберется домой.

Через пятнадцать минут шеф снова ее вызвал.

– Я попросил вас уйти домой, – сказал он раздраженно, – вы что, не слышали меня?

– Слышала, – проблеяла Варвара.

– Ну так идите!.. – крикнул шеф и отключился. Пришлось идти.

– Лара, – заискивающе сказала Варвара, нацепив Димкину куртку. Илария посмотрела с удивлением. Куртка была недешевая и странным образом меняла пухлощекую секретаршу. – Пожалуйста, посмотрите, чтобы бумаги остались на месте. Владислава…

– Владислава ничего не сделает с вашими бумагами! Что вы на самом деле! Ладочка, Лада! – позвала она, и на зов явилась Ладочка в крошечной черной юбочке и черной же кофточке-декольте, обтянувшей стройное тело так туго, что бюст от ужины даже несколько подпирало кверху. Впрочем, очевидно, так и задумывалось.

Варвара покраснела.

Дура.

– Лада, пообещай Варварочке, что не тронешь ее бумаги. Она волнуется.

Прямо на Варвариных глазах Владислава из нейтральной державы превратилась в активно-враждебную. Вот каким первоклассным снайпером была Илария.

– А что? – еще чуть-чуть выставив и без того невозможной красоты бюст, спросила Владислава сексуальным контральто. – Я что-то делаю с ейными бумагами?

Это она всегда так говорила – ихний, ейный. Это ее так в школе научили.

– Нет, нет, – заторопилась Варвара, – все в порядке, просто в прошлый раз вы куда-то сетку вещания переложили. Альберт Анатольевич меня спрашивает, а я не знаю, где она…

Владислава фыркнула, задержала взгляд на новой куртке – Димкиной! – тряхнула платиновыми локонами в стиле Памелы Андерсен и убралась на кухню.

Кухня у шефа тоже была. Стиль назывался “Домино” – черное на черном, белое на белом.

Тут “Домино”. Там “гнездышко ржанки”.

Зачем же ее так спешно отправляют в Карловы Вары? Зачем?! И почему именно туда? И что в конверте, который она должна отнести на улицу Московскую? Может, и вправду какой-нибудь криминал?

Сейчас она приедет домой и все расскажет Димке.

Вот как ей повезло – к ней сегодня утром из Америки прилетел старый друг, и она может разговаривать с ним сколько угодно, не опасаясь, что ему надоест или что ляпнет какую-нибудь глупость. Он старый друг, он простит ей любые глупости, и правильно все поймет, и посоветует что-нибудь умное, он всегда был умнее всех и, уж конечно, умнее Варвары.

Если только ей удастся его разбудить.

Она шла от троллейбусной остановки к своему громадному темному дому с натыканными семечками желтых окон и улыбалась.

Конечно, он спит. Он так долго летел, столько часовых поясов пересек, что спать, наверное, будет до завтра. У невыездной – еще в недавнем прошлом! – Варвары было несколько “доколумбовское” представление о мире. Америка представлялась ей лежащей за океанами – пенные валы, белые гребни, созвездие Гончих Псов, скрип мачт, тугие щелчки полотняных парусов, бородатый кок-негодяй, крадущийся ночью по палубе, чтобы насолить молодому капитану и вместо Вальпараисо загнать его, бедолагу, в гнусные африканские болота, в которых засели гнусные африканские работорговцы.

Все еще улыбаясь, Варвара вышла из лифта и обнаружила, что хлипкая коридорная дверца – волнистое матовое стекло, правый уголок выбит – почему-то открыта. Соседка следила за этой дверью во все глаза – в коридоре стояли банки, бесценные банки, прикрытые старым одеялом и пронумерованные, чтоб не сперли!

Варвара вошла в узкий коридорчик и хорошенько захлопнула за собой дверь. Дверь бахнулась о косяк и снова медленно отворилась. Варвара опять ее захлопнула, переложив в другую руку пакет с хлебом и молоком. Дверь не закрылась.

Да что это такое, почему она не может дверь закрыть?!

И тут она догадалась посмотреть.

Язычок замка был прихвачен синей изоляционной лентой.

Что за ерунда?!

Может, сосед выносил что-нибудь и прихватил язычок, чтобы дверь не закрылась?

Варвара нетерпеливо отодрала ленту, посмотрела на свою дверь и замерла.

Дверь была открыта.

Сквозняк легонько покачивал ее – туда-сюда. За дверью была чернильная тьма.

Димка? Ушел и не смог закрыть? Оставил по американской привычке квартиру открытой?

Лоб взмок. Варвара вытерла его рукавом куртки.

– Димка, – позвала она в темный проем, – ты спишь? Дима!!

Коридорную дверь дернуло сквозняком, клацнул защелкнувшийся, наконец, замок. Варвара вздрогнула.

– Димка!! – Цепляясь пакетом, она пролезла в свою квартиру и привычно нащупала выключатель на правой стене.

Свет вспыхнул и разогнал чернильную тьму.

– Ди-им!

Он лежал на полу – странно, что она о него не споткнулась. Нога у него была неудобно вывернута, а волосы показались Варваре странно-темными. Еще утром у него были прямые светлые волосы. Она присела и потрогала темное у него на голове. И посмотрела на свою руку.

Темное оказалось красным. На волосах у Димки была кровь.

Таня приехала минут через сорок.

– В чем дело? – строго спросила она своим самым “докторским” голосом и таким же, очень “докторским”, движением сняла шапку и шубейку. – Что случилось?

– Не знаю, – ответила Варвара, и губы у нее затряслись.

Таня взглянула искоса и, не разуваясь, прошла в ванную. Зажегся свет, зашумела вода.

– Я не знаю, что случилось! Я приехала, а он лежит. Прямо.., здесь. И весь в крови. Я думала, он у.., умер.

– Он не умер? – спросила Танька из ванной.

– Я стала звонить в “Скорую”. Я звонила полчаса. А мне сказали – какой номер страхового полиса? У него нет страхового полиса. У него полис есть в Америке. Тогда, говорят, пусть в Америке и лечится, а мы не приедем. Танька, я умоляла, я просила, я обещала заплатить!.. А мне говорят – проспитесь, девушка. И ухажер ваш пусть проспится тоже.

– Прекрати, – приказала Таня, услышав в голосе Варвары неконтролируемое повизгивание, – сначала я его посмотрю, и только потом ты закатишь истерику.

– Танька, – как в бреду продолжала Варвара, – он лежал в.., крови. В темноте. У него волосы потемнели. От крови. Я не могла понять, дышит он или нет. Димка! Я не могла понять, жив он или умер, а они сказали – полис. Если нет полиса, мы на вас даже время тратить не будем. У нас бензин казенный. Хоть сдохните вы все.

– Не правда, – невозмутимо заявила Таня, – так они тебе сказать не могли. А про полис все верно. Есть полис – есть медицинская помощь. Нет полиса – нет помощи. Как во всех цивилизованных странах.

– Я.., умоляла. Я.., очень просила, – голос у Варвары стал совсем хриплым, – я думала, что они приедут и спасут его. Столько крови!..

– Тихо! – приказала Таня. – Давай пошли. Быстро. И не смей реветь.

Димка лежал на полу в большой комнате – на диван Варвара не смогла его затащить. Он лежал на полу, накрытый клетчатым пледом и коротко и шумно дышал.

Таня встала на четвереньки и заглянула сначала с одной стороны, потом с другой. Потом взяла его руку и подержала. Потом по очереди оттянула каждое веко.

– Да разве это много? – вдруг спросила она. – Ты не видала, когда много, дорогая!

– Че.., чего много? – Варваре было так холодно, что зубы беспорядочно стучали друг о друга. Ей казалось, что Таня слышит, как они стучат, и было стыдно.

– Крови, чего, чего! Ее нет почти, а ты говоришь – лужа! Ничего и не лужа. Так, побрызгало чуть-чуть. Посвети мне.

– Как?

– Возьми торшер, – нараспев сказала Танька и заползла с другой стороны, – включи его, наклони и посвети мне. Я ни черта не вижу.

Варвара кинулась исполнять поручение, зацепилась ногой за давешний пакет с хлебом, чуть не упала и стукнулась лбом о косяк.

– Ты полегче, – велела Таня, не отрываясь от Димкиной головы, – я тебя сейчас зашивать не могу.

– Что с ним, а? – Держа торшер за деревянную ногу, Варвара подтащила его поближе и сильно наклонила. – Что с ним, Тань? Это.., очень серьезно?

Желтый свет залил запрокинутый Димкин лоб, и Танины руки, и цветастый ковер с узором.

– Так, так, – себе под нос говорила Таня и поворачивала Димкину голову в желтом круге, – оч-чень, оч-чень хорошо.

Димка неожиданно захрипел, дернулся и открыл глаза – совершенно бессмысленные.

– Тихо, тихо, милый, – коленом она прижала его руку, поднявшуюся было, – лежи спокойненько. Самое главное не дергайся, не мешай мне, и все будет хорошо.

Варвара вдруг вспомнила, что в прошлом году на каком-то медицинском празднике в поликлинике говорили, что Таня – Татьяна Васильевна – очень хороший врач.

Она хороший врач. Она сейчас все исправит. Она спасет Димку и.., вылечит его страшные раны. Ничего. Все обойдется.

– Нужно зашить. Здесь и здесь. Кости целы, насколько я могу судить. Конечно, хорошо бы на рентгене посмотреть, может, трещины, но так, на первый взгляд…

– Варвара?.. – спросил Димка и сделал усилие, чтобы поднять голову. На лбу надулись вены.

– Лежи, лежи!..

– Варвара, возьми его за руку, – скомандовала Таня, – так, чтобы он тебя видел.

Кое-как перехватив торшер, Варвара опустилась на корточки и схватила Димкину руку. Рука была большая и холодная. Варвара подтянула плед повыше.

– Варвара, что.., случилось?

Она молчала, стискивала его руку. Танька ползала на карачках у него за головой.

– Это мы у вас хотим спросить, что случилось, дорогой скотовод из Аризоны, – сказала она и повернулась так, что оказалась с ним нос к носу. Димка моргнул, стараясь сфокусировать на ней расплывающийся взгляд. Таня внимательно следила за ним. – Мы пришли, а вы лежите. Что такое?

Димкины губы шевельнулись, и Варвара с изумлением поняла, что он улыбнулся.

– Я увидел привидение, – сообщил Димка, – я увидел привидение, упал и ударился головой о каминную решетку.

– Он шутит, – успокоила Таня всполохнувшуюся Варвару, – насколько я могу судить, он не спятил, а просто шутит.

– Я не спятил, – подтвердил Димка и вдруг быстро сел, задев Таню носом по подбородку.

– Димка!!

– Я же тебе велела его держать!..

– Я держала!..

– Вижу, как ты держала!

– Димка, ляг сейчас же!

Он посмотрел сначала на одну, потом на другую и, кряхтя, поднялся на ноги. И тут же сел на диван, придерживая рукой голову.

– Вы что, осатанели в своей Пенсильвании?! Я вам ясно сказала – лежать!

– Прошу прощения, – выговорил галантный Димка, губы плохо его слушались, – но ничего такого вы мне не говорили.

Таня посмотрела на Варвару, а Варвара – на Таню.

– Так. Принеси мне мою сумку. Поставь воду. Мне надо вскипятить шприц. У тебя есть стерильные бинты?

– Не знаю.

– Дура, – обозлилась Таня, – я тебе в прошлый раз привозила. Пусти, я найду.

– Что случилось? – одновременно спросили друг у друга Димка и Варвара, как только Таня вышла.

– Я приехала с работы, – сказала Варвара, рассматривая бледное лицо с синевой вокруг глаз и проросшей очень светлой щетиной, – дверь открыта. А ты в коридоре на полу. Лежишь. Я.., думала, ты.., умер.

– Мне пить очень хочется, – заявил Димка и облизнул сизые губы, – можно?

– Сейчас, конечно! Сейчас я принесу, – засуетилась Варвара, – Тань, можно ему попить?

– Да. Я дам.

– Я спал, – сообщил Димка, – и проснулся от того, что открылось окно. Хлопнула створка. Оно, наверное, не было закрыто.

Конечно, оно не было закрыто. Варвара всегда оставляла щель, чтобы проветривалось. Она была поборницей свежего воздуха.

– Я встал. Вышел в коридор. Увидел, что входная дверь тоже открыта. Я думал, это ты пришла… Он замолчал, потому что вдруг стало страшно.

Он вышел в тесный коридор и увидел клин жидкого света из приоткрытой входной двери. Он нацепил очки, которые держал в руке, потому что без них совсем плохо видел, и тут понял, что не один в тесной прихожей. Шее сбоку стало щекотно, и он знал – это от того, что кто-то рассматривает его из темноты.

Он стоял неподвижно и ждал – это сейчас произойдет. Он ждал целую секунду, как будто смотрел, как падает из деревянных пазов лезвие гильотины – прямо в середину его слабой, беззащитной, человеческой шеи, и он уже ничего не может изменить.

Стремительное движение, взрыв в голове, и все. Гильотина упала, перебив артерии, вены и сухожилия, и голова покатилась. Отвратительная мертвая человеческая голова с мучительно и постыдно высунутым языком – его собственная.

«Ты никогда не мог за себя постоять, – где-то совсем близко сказала мать, – просто удивительно!»

– Пейте! Вы слышите меня?! Пейте, ну!! Оказалось, что голова осталась на месте. По крайней мере, с ее помощью ему удалось попить какой-то гадости из широкой белой кружки. Гадость пробила дыру в песке, забившем его горло, и стало можно вздохнуть.

– Что еще за танцы, – произнес сердитый женский голос, – сначала он вскакивает как ошпаренный, потом в обморок валится! Варвара, подержи.

Что-то происходило вокруг него, и он открыл глаза.

– Ну вот что, – в лицо ему сказала сердитая молодая женщина, – мне надо сделать пару стежков на вашей драгоценной голове. Обезболивающее у меня очень.., условное. Я, конечно, побрызгаю, но чудес не ждите. Придется терпеть.

– Я готов.

Таня фыркнула.

– Или связать вас? – с сомнением спросила она и посмотрела на его руки, как будто и вправду собиралась связать. – Варвара, давай его привяжем. Ну хоть к стулу, что ли.

– Не Надо меня привязывать, – пробормотал Димка. – Это какое-то сексуальное извращение.

– И не мечтайте даже.

Он бы обязательно покраснел, если бы мог.

– Правда, не надо меня привязывать. Я постараюсь вам не мешать.

– Если вы будете мне мешать, я сама дам вам по голове. Варвара, держи его за руки.

Потом стало очень больно, и это было долго. Он дышал с присвистом, и ему было стыдно, что он так дышит, как будто специально. Лицо и спина были совсем мокрыми от пота. Мокрыми и холодными.

– Отлично, – сказала Таня. Звякнули какие-то пыточные железки. – Ковбой Мальборо. Можете расслабиться.

Он раздвинул стиснутые челюсти и немножко подышал, стараясь, чтобы это было без позорного свиста.

– Хороший мальчик, – похвалила Таня, – хоть и скотовод.

– Я физик, – пробормотал он. Ее бесцеремонность и навязчивое желание сделать из него скотовода внезапно стали раздражать.

– Ну физик. Варвара, это можно убирать. А это оставь. И чайник поставь!

Димка вдруг понял, что больше всего на свете хочет чаю. Очень горячего, очень крепкого и очень сладкого чаю. Семь кружек. Горло опять стиснуло – так хотелось чаю.

Наверное, он сказал это вслух, потому что Варвара вдруг жалостливо проговорила:

– Сейчас, Димочка, миленький. Сейчас, только вскипит.

На кухне, пока Танька мыла свои инструменты, она осторожно спросила:

– Тань, что мне теперь с ним делать-то? К родителям в таком виде нельзя. Лидию Владимировну инфаркт хватит.

– Да это все пройдет через три дня, – безмятежно отозвалась Таня. Она очень гордилась собой.

Она выполнила сложную операцию в полевых условиях и…

Ну пусть не сложную и пусть не в полевых, но она справилась, она хороший врач, профессионал, помогла “больному” – ловко, красиво, быстро.

Выходит, она тоже чего-то стоит, а это так важно, когда бросил муж, стареют родители, безумствует сын, и язва по ночам сосет все сильнее, и нельзя болеть, потому что без зарплаты – голодная смерть, а впереди ничего, кроме ежедневного приема в поликлинике и сериала “Скорая помощь” по вечерам, где невозможный, обаятельный, шикарный Джордж Клуни одной левой спасает больных, любит роскошных женщин, играет в бейсбол, радуется своим американским радостям и печалится американским печалям…И мужа она бросила сама!..

– Слушай, – вдруг сказала рядом как будто очнувшаяся Варвара, – а кто его стукнул по голове?!

Распоясавшийся Джордж Клуни занял все место в Таниной голове, и она не сразу поняла, кто кого стукнул.

– Так, наверное, жулик! – решила она, сообразив. – К тебе в квартиру влез жулик, нарвался на скотовода и дал ему по голове.

– Жулик? – переспросила Варвара с сомнением. – А почему он ничего не взял, этот жулик?

– Что значит – не взял?

– Тань, жулик зачем в квартиру лезет? Чтобы что-нибудь украсть. Димка попался ему на дороге, он дал ему по голове и ушел, да? А красть? Почему он ничего не украл? Димка без сознания был.

– А точно ничего не пропало?

– Не знаю. Ничего. У меня ничего нет. Есть три серебряных кольца. Вот. – Варвара показала растопыренные пальцы с кольцами. – Пальто есть, в собачьей шерсти. Оно на двери висит. Чайник “Тефаль”. Телевизор, торшер, ковер. Все на своих местах. Да, еще чашки в серванте. Могу пересчитать.

Таня искоса на нее взглянула.

– Испугался? – предположила она. – Испугался, что наделал дел, и смылся. Варвара промолчала.

– Тебе бы замки поменять, – предложила Таня серьезно, – как он в квартиру-то попал?

Да. Вот черт.

Варвара рванулась в прихожую и зажгла свет. Ей было видно, как Димка на диване разлепил глаза и с усилием повернул голову в ее сторону.

– Ты сиди, сиди!.. – сказала она быстро. – Чай сейчас будет.

– Спасибо, – пробормотал он.

Варвара открыла дверь и внимательно осмотрела замок. Она не знала точно, как должны выглядеть “следы взлома”, но была уверена, что сможет их отличить. Замок был в полном порядке. Она повыдвигала и поубирала замковые железки. Они легко выдвигались и убирались.

– Ну что? – с любопытством спросила Танька из-за ее плеча.

– Ничего. Все в порядке. Замок как замок. Работает.

– И что это значит?

– Это значит, что открывали ключом.

– Чьим? Твоим?

Варвара подобрала с пола свою сумку и стала копаться в ней. Копать особенно было нечего – вчера из нее все вытащили, и сегодня утром в ней был только очень неудобный коричневый кошелек, который ей подарили на работе к Восьмому марта, файловая папка с бумагами из международной дирекции, ручка и билет на метро на две поездки. А ключи? Сейчас ключей не было.

Варвара бросила сумку и схватила пакет с хлебом и молоком, так и валявшийся посреди дороги. В пакете ключей тоже не было. И в куртке не было. И в “собачьем” пальто.

– Я утром запирала дверь ключами, – остановившись, пробормотала она, – точно. Я попрощалась с Димкой, велела ему спать и заперла дверь, оставив запасные ключи. На работе мои ключи еще были, я их выронила из сумки, а Илария подняла. Еще замечание сделала! Их могли украсть по дороге домой или где угодно. В метро.

– В троллейбусе, – подсказала Таня.

– На работе. У меня сумка всегда лежит просто так, я никуда ее не убираю, и у нас никогда ничего не пропадало.

– Подожди, не реви. Почему ты решила, что на работе?

– Потому что в троллейбусе никто не знает, где именно я живу! – крикнула Варвара и вытерла глаза. – Или они за мной следили?! Зачем за мной следить, если у меня, – и она снова потрясла у Тани перед носом пухлыми пальцами, – три серебряных кольца и чайник “Тефаль”!.. А на работе все знают!

– И все хотят украсть твои кольца? – спросила Таня с сомнением. Да. Это было глупо.

– И командировка! – вдруг вспомнила Варвара. – Я же завтра должна ехать в командировку!

– В какую еще командировку?! Варвара схватила Таню за рукав и поволокла за собой на кухню.

– Меня сегодня днем шеф отправил в командировку.

– В один конец?

– Танька, правда В Чехию. В Карловы Вары. До вторника. Смотри, вот билет. И еще триста долларов.

Таня пошарила рукой, нашла табурет и опустилась на него, как бы внезапно обессилев. Она не отрываясь смотрела на то, что Варвара держала в руках.

– Я должна передать конверт. – Она проворно выбежала из кухни и вернулась с хлебным пакетом, в котором был конверт. – Улица Московская, дом двадцать.

– Ерунда какая-то, – сказала Танька, рассматривая конверт, – просто глупость, чушь!

Варвара и сама знала, что это “глупость и чушь”, но внезапно оскорбилась:

– А почему меня нельзя послать в командировку за границу?

– Да потому что ты никто! – закричала Танька. – Нуль, пустое место! Попка-дурак в приемной! Для заграничных командировок существуют отдельные люди, свои! Зачем посылать тебя, когда можно послать твою Иларию?! Или эту, как ее… Геннадию?!

– Владиславу.

– Какая разница!

– Тань, тебе завидно и хочется поссориться. От того, что Варвара была права, Таня распалилась еще пуще:

– Иди ты к чертовой матери! Или ты с ним переспала?

– С кем?!

– С начальником!

– Таня, замолчи! Не желаю слушать!

Танька вскочила с табуретки, ринулась в прихожую и стала торопливо напяливать на себя одежду, бормоча “чтоб я еще раз.., можно подумать.., к чертовой матери…”. Варвара смотрела в окно.

Бормотание прекратилось, слышалось только сопение и топтание ног, потом и оно прекратилось, и Варвара оглянулась.

Таня стояла на пороге кухни в шубейке и с шапкой в руке. Вид у нее был задумчивый.

– Тебе нельзя здесь ночевать, – сказала она, – раз ключи пропали, значит, квартиру в любой момент могут открыть. Дали же ему по башке, – она кивнула в сторону комнаты, – и тебе вполне могут. Кто их знает, зачем они сюда лезли?! Может, у тебя в кладовке неизвестное полотно Рембрандта?

– У меня в кладовке швабра.

– Поедем ко мне.

– А Димка?

Таня молча содрала с себя шубейку и приткнула ее на стул вместе с шапкой.

– Вот черт побери, – расстроенно сказала она, выставляя на поднос кружки, и искоса взглянула на Варвару, – что ж теперь делать-то?

Варвара достала сахар, вспомнила, что так и не купила ванильных сухарей с изюмом, и жизнь показалась совсем темной и пустой, как продуваемый метелью переулок.

– Ты только не реви, – предупредила Таня быстро, – мы что-нибудь придумаем!

Но что можно придумать, когда украли ключи, ударили по голове несчастного Димку и на работе заварилась какая-то каша, а к чаю нет ванильных сухарей с изюмом и вообще ничего нет!..

В комнате что-то грохнуло, и они посмотрели друг на друга.

– Пошли скорей, может, он теперь в окно выпал, – предположила Таня, – больно шустрый.

Димка не выпал в окно. Свет бил ему в лицо, и он повернул торшер так, чтоб не бил.

– Вот ваш чай. Опять без сахара?

– С сахаром. Если можно.

Таня подала ему кружку и мимоходом потрогала лоб. Температуры, слава богу, не было.

– И во сколько ты летишь?

Варвара моргнула.

– Куда?

– В Карловы Вары, – выговорила Таня презрительно.

– Ты летишь в Карловы Вары? – удивился Димка.

– Это только сегодня выяснилось.

– Да и то случайно, – съязвила Таня.

Варвара тяжелой рысью метнулась в кухню и отыскала файловую папку, выданную ей Викой Гориной.

…Небось Вику Горину нисколько не расстраивают ванильные сухари! Она, небось, вообще не ужинает, потому такая красивая и стройная, не то что Варвара!..

…Во сколько же самолет, и где это смотрят, черт побери все на свете! Тут одни цифры со всех сторон, какие из них означают время?! И почему билет только один? Может, обратного нет и прямо на границе ее схватят и посадят в тюрьму для нелегальных эмигрантов?!.

– Переверни страницу.

– Что? Какую страницу?

– Переверни обратно. Вот эту. Сверху твое имя и фамилия. Потом такая таблица. Веди по ней пальцем. Там номер рейса, дата и время. Нашла?

– Девять двадцать, – объявила Варвара. – Спасибо, Димка.

– Плюс два часа, – пробормотал он и еще отпил из кружки. Чай согревал холодный живот и смывал песок в горле. Он даже посмотрел на чайник, боялся, что ему не хватит на вторую кружку. – Вернее, не плюс, а минус.

– Какой еще минус? – недовольно спросила Таня, которую раздражала вся затея с Варвариной заграничной поездкой.

Да еще триста долларов дали! Полтора месяца сытой жизни, если экономить.

А Ваське на эти доллары можно купить все – новую куртку, джинсы, ботинки, кроссовки, электронную игрушку с кнопками, о которой он уже три месяца заговаривает, думая, что мать никак не возьмет в толк, что ему нужно, рюкзак, книжку “Гарри Поттер и философский камень” за восемьдесят рублей, розовую обезьяну, которая пылилась в универмаге и чем-то ему приглянулась, спортивный костюм, лыжи…

Таня потратила почти все Варварины доллары, когда выяснилось, что для того, чтобы улететь в девять двадцать, в Шереметьево нужно прибыть, самое позднее, в семь двадцать. Выйти из дома, соответственно, нужно часов в шесть. До шести оставалось – Таня посмотрела – восемь часов, и было совершенно непонятно, как Варвара проведет эти восемь часов.

– Я бы остался здесь, Варвара, – сказал Димка и улыбнулся виноватой улыбкой, – родители не знают, что я прилетел. Если я покажусь маме с.., забинтованной головой…

– Да, – согласилась Варвара, – да уж…

Она представляла себе, что будет, если он покажется.

– Здесь нельзя оставаться, – резко сказала Таня, – ну, скотовод-то у нас человек приезжий, а ты что? Квартира, считай, открыта. Скотовод самостоятельно даже до сортира не дойдет, не то что до плиты.

– Я не скотовод, – твердо поправил ее Димка. Таня махнула рукой.

– Какая разница!

– Тань, возьми его к себе, – попросила Варвара, – до моего приезда. То есть почти только на выходные. Я вернусь во вторник и заберу его.

– Не надо меня брать, – перепугался Димка, – я не хочу. Я не пойду. Я лучше здесь как-нибудь!

– А если он вернется? – спросила Варвара. – Тот, который тебя огрел? Зачем он приходил? Танька думает, что за Рембрандтом, а я думаю, что за шваброй! Откуда у него ключи?! Где их у меня вытащили? Одно дело, если какие-нибудь соседские гоблины, а другое дело, если кто-то свой, с работы!

– Почему – другое дело?

– На работе все знают, что взять у меня нечего, и тем не менее зачем-то в квартиру влезли! – Варвара вдруг остановилась. – Слушай, а может, дело вовсе не во мне, а в тебе?

– Как это? – спросила Таня. – При чем тут он?

– Димка, может, за тобой охотится американская промышленная мафия? – спросила Варвара, и глаза у нее заблестели. – Ты не занимаешься никакими секретными разработками?

– Я занимаюсь десятком разных разработок, – ответил Димка сердито, – а американская промышленная мафия – это выдумки русских режиссеров.

– Они следили за тобой, – не слушая, продолжала Варвара, – увидели, что ты пришел ко мне, выкрали у меня ключи и попытались тебя убить. А?

– Здорово, – оценил Димка. – Только глупо.

– А может, тебе в самолете что-то подложили в сумку? Ну, помнишь, как в том фильме, где Гаррисон Форд и микрочип в статуе Свободы? Может, ты, сам того не зная, попал в эпицентр международного заговора?

– Я, сам того не зная, попал в филиал дома для сумасшедших, – ехидно заявил Димка, – вернее, в квартиру для сумасшедших.

– Может, нам проверить его вещи? – предложила Таня.

– Тань, возьми его к себе, – повторила Варвара жалобно, – ну не могу же я его бросить одного с раненой головой, да еще в открытой квартире!.. Ну, пожалуйста!

– Ваську в воскресенье привезут, что я ему скажу?!

– Скажешь, что это твой пациент и ты его дома лечишь, только и всего.

– А спать он будет на раскладушке?

– Дим, ты будешь спать на раскладушке? Димка открыл рот, снова закрыл и покрутил головой, это могло означать все, что угодно.

– Он будет, – перевела Варвара. – Тань, ну правда, нет другого выхода! А он тебе заплатит. Дим, ты заплатишь?

– Я заплачу, – пообещал Димка странным тоном.

– Конечно, он заплатит! Господи, еще эта командировка дурацкая! Так не вовремя!..

– Дамы, – неожиданно спросил Димка, – а почему никто из вас не хочет позвонить в полицию и сделать заявление о нападении на человека и взломе квартиры?

Этот простой вопрос до глубины души поразил и озадачил Варвару с Таней.

Правда – почему?

– Потому что они все равно ничем не помогут, – пробормотала Таня неуверенно.

– Потому что у меня в шесть утра самолет, а мне придется тогда всю ночь в милиции проторчать, – объяснила Варвара туманно.

Странно, что он забыл.

Никто тебе не поможет, кроме тебя самого. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Обезвредить насильника может только его жертва, если окажется обладательницей пояса по карате. Кошелек можно спасти, только поглубже его упрятав. От грабителей можно убежать, если успеешь, или отдать им все, что они хотят, – тоже выход.

При чем здесь милиция?

Если убьют, тогда в дело вступит милиция. Привяжет бирку к большому пальцу, сунет труп в пакет, заведет дело. Дело полежит, полежит и канет в архив. Так всегда бывает. Вернее, только так и бывает. Он просто забыл.

– Ладно, – велела Таня. – Давайте собираться. Она забрала у Димки кружку, и ей показалось, что у него горячая рука. Теперь она выглядела озабоченной – все-таки прежде всего она была врачом, а врач не может бросить больного с раной в голове и поднимающейся температурой. Ну не может, и все тут!

– Ехать недалеко, на соседнюю улицу. Какие вещи вам собрать, скотовод-любитель?

– Я не скотовод, а физик, – стиснув зубы, сказал Димка. – Маленький рюкзак. Там все мои вещи.

– А остальное? – не удержалась Таня. – На продажу?

– Там подарки моим родителям, – ответил он с ненавистью, – когда я приезжаю в Россию, я привожу родителям подарки.

– Нежный сын.

– Тань, отстань от него. Никто не знает, какой там климат, в этой Чехии? Тропики, субтропики или альпийская зона?

– Скорее альпийская зона, – решительно объявила Таня, – это же в горах.

– Там теплее, чем здесь, – сказал Димка, – если я не ошибаюсь, градусов на десять. В марте там обычно совсем тепло.

– Ребята, – попросила Варвара, – вы посидите, я пальто пропылесосю.., сошу.., сосю… Так, наверное, неприлично ехать.

– Я дам тебе куртку, – предложил Димка, – хочешь? У меня в сумке еще одна, я купил для отца. Она как раз.., двухсезонная.

– Демисезонная, – поправила его Таня.

Ишь, какой щедрый ковбой! Даже отцовской куртки ему для Варвары не жалко!

А может, у него к ней романтическое чувство? Он женится на ней, увезет в штат Канзас – нет, Техас, на самом деле Таня отлично помнила, что Техас, – и они заживут в доме с зеленой лужайкой и белым забором и станут присылать Тане глупые сувениры и ничего не значащие подарки.

Это было так обидно – еще обиднее, чем Карловы Вары и триста долларов!

– Она в самом низу, в пакете. Открывай и тащи. Зеленый пакет. Нашла?

Куртка была серо-желтая, огромная, невесомая, многочисленные завязки болтались и приятно позвякивали латунными замочками, “молнии” были широкими и солидными.

У Варвары никогда не было таких вещей. Вообще курток у нее не было, она считала себя слишком толстой для курток, имея странный гибрид куртки и пальто, и он ужасно ей не шел, зато был очень практичен.

– Димка, – пробормотала Варвара, таращась на себя в зеркало, – спасибо тебе. Я тебе клянусь, что все верну в целости и сохранности, чистое и новое.

– Ты вся в ценниках, – сказала Таня, – повернись, я отрежу.

Варвара оборотилась к зеркалу спиной и пыталась рассмотреть свой зад. С ее точки зрения, зад выглядел неплохо. Куртка все скрывала.

– Да не вертись ты!

– Тань, ты поаккуратней, смотри лишнего не отрежь.

– Язык тебе отрежу.

– Господи, какая куртка!.. Сказка, а не куртка! А, Тань?

– Куртка как куртка. И пошли, пошли, я спать хочу, а мне еще ковбоя на ночь устраивать.

– Я не ковбой, а физик, – пробормотал Димка упрямо.

Когда они вывалились на темную улицу, к Таниным “Жигулям” первой модели, пошел снег. Он был мартовский, мелкий, жесткий, как будто сморщенный от старости и такой же старчески колючий.

– Осторожно голову!.. – предупредила Таня, когда Димка, кряхтя, полез в салон. – Там антифриз на полу, вы его отодвиньте за другое сиденье. Варвара, возьми тряпку и протри фары. Мы еще будем греться.

Человек, который, распластавшись, лежал на сиденье своей машины, слышал ее громкий, решительный, “докторский” голос. Ее спутников он не видел, но этого и не требовалось, он слышал их голоса. Самое главное узнать, куда они теперь поедут.

Он узнает и накажет эту бешеную суку за все – за самодовольство, наглость, за все несчастья и беды!.. Она заслужила наказание! Она ведет себя как проститутка, шлюха! Он накажет не только ее. Он накажет и мужчину тоже – слизняка, подонка! – и все наконец-то поймут, чего он стоит!

На другом конце города другой человек оторвался от монитора, крепко, всем телом потянулся и потер шею. Он не любил подолгу сидеть за компьютером, хотя и приходилось. В одной только майке было холодно, и он, поняв, что сильно замерз, накинул на необъятные плечи теплую фланелевую рубаху.

Надо сварить кофе. От коньяка он немедленно уснет, а спать было никак нельзя.

Итак, завтра, рейс в девять двадцать, “Чешские авиалинии”.

Что это? Совпадение? Или все было задумано заранее?

Если заранее, значит – бегство?

В самолете неожиданно выяснилось, что Варварин билет – первого класса.

Она долго не могла понять, чего от нее хочет веселенькая проводница в красном и бежевом, непривычном для русского глаза, костюме, и упиралась, и не шла, и боялась, что произошла какая-то путаница с местами и сейчас ее высадят, проводница все повторяла “прошу, пани” и манила Варвару за собой, а она все не решалась и перегораживала проход, и пассажиры толпились за ней и нетерпеливо выглядывали, а потом оказалось, что место у нее – в первом классе.

Уф, как неудобно.

Как была, в сногсшибательной Димкиной куртке, она плюхнулась в широкое кресло, прижимая к груди худую сумку, где были документы и триста долларов, выданные Семен Прокопьичем стодолларовыми купюрами, и еще роман под названием “Знак беды”, позаимствованный у Тани. Рюкзачок с вещами красно-бежевая стюардесса затолкала под сиденье. Варвара пошерудила ногой – вещи были на месте.

Варварин сосед, со всех сторон окруженный газетой, вздрогнул и громко чихнул.

– Будьте здоровы, – пробормотала Варвара.

– Спасибо, – ответили из-за газеты.

– Положить, – весело спросила красно-бежевая, распахивая над головой у Варвары белый ящик и ударяя на слог “ло”, – куртка?

– Нет, нет, – отказалась Варвара, старательно улыбаясь. Она слышала, что все иностранцы все время улыбаются, такая уж у них, у иностранцев, сущность. – Я потом. Я сама.

– В лайнер тепло, – проинформировала красно-бежевая, – очень.

Но Варваре не хотелось расставаться со своим сокровищем. Очень уж она была хороша в этой куртке, просто загляденье.

Конечно, не так хороша, как Вика Горина, но ведь говорят, что есть мужчины, которые любят.., которым нравятся.., полные женщины. Кстати, красотка Вика тоже не замужем, хотя, казалось бы…

Газета вздрогнула, и сосед опять чихнул.

quot;Простужен, наверное, – решила Варвара. – Как бы меня не заразил”.

В кармане рюкзака у нее был тюбик оксолиновой мази, всунутый Таней на всякий случай. Варвара нагнулась и стала искать мазь. Это было трудно, потому что рюкзак лежал совсем другим боком, и сначала нужно было найти карман, а потом мазь.

Потом заговорили динамики – Варвара все искала и перестала, только когда динамик по-русски извинился за то, что “члены нашего экипажа не говорят по-русски”. Так как динамик говорил совершенно точно по-русски. Варвара долго не могла понять, что, собственно, имеется в виду.

Потом самолет поехал.

Варвара моментально забыла обо всем на свете – о чихающем соседе, о мази, о куртке, – потому что это было чудо.

За круглым стеклом иллюминатора стало совсем светло, и Варвара видела аэропорт, и другие самолеты, и огромные машины, которые плыли мимо и были отрезаны от них, потому что оставались на земле, а они собирались лететь.

Самолет чуть подрагивал длинным и крепким телом, готовился к работе, как будто поигрывал мышцами, настраивался, и это было так.., эротично, что Варвара раскраснелась, а потом устыдилась. Впрочем, этот самый первый класс был устроен как-то так, что она чувствовала себя в полном одиночестве, и даже сосед со своим чиханием и газетой не мешал ей.

Когда самолет чуть притормозил, а потом вдруг ринулся вперед, разгоняя и разгоняя себя, а потом прыгнул в воздух, и воздух удержал его – тонны стали, приборов, машин, людей! – и земля стала стремительно уходить вниз, как будто отъезжала невидимая камера, Варвара поняла, что плачет – просто так, ни от чего, от того – и тут ей стало совсем стыдно.

Она независимо высморкалась в бумажный платок, хотела спрятать катышек в карман, но пожалела куртку и зажала его в руке. И посмотрела по сторонам.

Газетный сосед опять чихнул и жалобно всхлипнул.

– Будьте здоровы, – бодро пожелала Варвара.

Газета зашуршала, съехала, примялась, и прямо перед ней оказалось выбритое до синевы лицо и глаза, как будто обведенные черным.

Что за черт?

– Вы работаете в кошачьем питомнике? – сварливо спросил сосед.

– Почему? – как зачарованная спросила Варвара.

– Я стал чихать, как только вы сели, – буркнул он и полез обратно в свою газету, – у меня аллергия на шерсть.

Это был он. Тот самый, что совал ей пятьсот рублей и говорил своему водителю “Витя”, когда тот называл Варвару бабкой. Впрочем, он и сам решил, что она бабка.

Варвара покраснела до ушей – хотя уши тоже, наверное, покраснели.

Узнал? Не узнал?

Вспомнил? Не вспомнил?

За газетой опять чихнули.

– Черт побери!..

Мигнули огни вдоль прохода – можно было отстегнуть ремни и встать. В проеме показалась красно-бежевая красотка.

Из-за газеты вверх вытянулась смуглая волосатая рука и нажала кнопку на панели. Красно-бежевая приблизилась с торопливым достоинством.

– Воды, – попросил Иван Александрович, – без газа. Прямо сейчас.

– Минуту, пан.

Пан? Почему пан? Какой еще пан?

В голову некстати влез счетовод пан Вотруба – откуда?! И еще пан Данила из “Страшной мести”.

Если у “пана” аллергия на Варвару, значит, страшная месть свершилась. Нечего честных людей на дорогах машинами сбивать.

Сосед опять примял свою газету в сторону Варвары и поднялся. Она смотрела во все глаза.

Он был большой – довольно высокий и очень широкий. Плечи, руки, все на редкость.., монументальное. Тонкий шерстяной свитер, светлые джинсы, из-под свитера выглядывает воротник черной майки. Варвара любила глянцевые журналы и знала, что этот стиль называется “сельский”, и рядом прайсик – что почем. Самый дешевый “сельский” стиль укладывался долларов в пятьсот.

Он шуровал в багажной полке довольно долго, потом вынырнул оттуда, сжимая в руке какое-то лекарство. Он глянул на Варвару, лицо у него перекосилось, он поспешно отвернулся и опять чихнул.

– Кларитин, – сказал он и потряс у нее перед носом блескучей оберткой, – от аллергии.

– Я не работаю в питомнике, – заявила Варвара, – у меня даже кошки дома нет. Правда, у соседей три собаки. Кавказцы. Они все время об меня трутся.

– Трутся? – переспросил сосед. – Об вас? Он выдавил на ладонь таблеточку, запил принесенной водой и снова посмотрел на Варвару.

– Послушайте, – спросил он, вдруг удивившись, – это вас мой водитель чуть жизни не лишил?

– Меня, – призналась Варвара.

– Ну и как ваше здоровье?

– Спасибо, хорошо, – поблагодарила она, – а ваше?

– Мое плохо, – признался он, сморщился и опять чихнул. Вытащил из кармана платок и утер им нос. – Вы решили немного отдохнуть?

– Я в командировку, – призналась Варвара с гордостью, – в Чехию.

– Весь самолет летит в Чехию, – из-за платка сказал Иван Александрович, – странно, если бы этим самолетом вы летели в Сингапур.

Грубиян и нахал, решила Варвара.

Впрочем, он же не знал, что она летит за границу в первый и, наверное, в последний раз в своей жизни и ей до смерти хочется, чтобы кто-нибудь разделил с ней ее упоение, гордость, восторг, предвкушение, радость.

Упоение и радость, несмотря ни на что. Даже на то, что несколько часов назад она нашла в своей открытой квартире Димку с проломленной головой.

– И что вы там станете делать?

– Где? – не поняла Варвара.

– В командировке.

– А.., у меня короткое поручение. Я его выполню и все. Я лечу всего только на четыре дня. На два, если не считать прилет и отлет. Я никогда не была за границей, – вдруг призналась она, потому что не могла, не могла терпеть это в одиночку, – мне так хочется все посмотреть!

Иван глянул на нее внимательно – щеки раскраснелись, глаза поголубели, нелепая челка как будто перестала быть нелепой. Он поймал себя на том, что улыбается, и удивился этому.

Улыбаться ей не входило в его планы.

– Вино, виски, шампанское для пани?

– Возьмите красное вино, – посоветовал он, – оно не такое гадкое, как все остальное.

– Красное вино, – повторила Варвара, – а почему все остальное гадкое?

– Не знаю. Так принято. В самолетах плохое пойло. Варвара попробовала вино, и оно показалось ей удивительно вкусным. В нем был запах винограда, черной смородины, полыни и солнца. Сосед пить вино не стал, попросил томатный сок и еще воды. Ишь ты, какой аристократ!..

– Какой у вас отель?

– Я точно не знаю.

– Как не знаете?! – поразился он. – Вы не знаете, куда едете?!

Варвара засмеялась.

– Мне только вчера сказали, что я вообще еду. У меня есть бумажка, а на ней написано. Я знаю, что меня встречает фирма “Евро Ллойд”.

– Ну, хоть в горах или внизу?

– Что?

Он вздохнул и опять утерся платком.

– Ваш отель.

– Не знаю. Какой-то композитор или писатель. Сметана. Нет. Да, точно, “Дворжак”, вот как!

– Это хороший отель, – отметил Иван Александрович с некоторым сомнением, как будто не мог поверить, что Варвара станет жить в “хорошем отеле”.

– Вы там были?

– В прошлом году. Я люблю Карловы Вары. Кстати, я тоже живу в “Дворжаке”. Я даже могу вас подвезти, – предложил он галантно.

Ей не понравилось слово “даже”, и она отказалась вежливо и решительно.

Он не понял, что ее рассердило, но видел, что она рассердилась. Почему-то она нравилась ему – с ее нелепой челкой, розовыми щеками, персиковой кожей и дивной улыбкой. Он давно не видел, чтобы люди так улыбались. Нацепленные на физиономии протокольные гримасы, пронумерованные в зависимости от целей – “улыбка для шефа”, “улыбка для партнера”, “улыбка для коллеги”, “улыбка для любимой” – не в счет.

В проходе опять показалась стюардесса с тележкой.

– Сейчас будет обед, – пояснил Иван, – или завтрак. Давайте я уберу вашу куртку. Или вы будете есть в ней?

Варвара стянула с плеч куртку и с сожалением сунула ему в руки, понимая, что без куртки она совсем не так хороша, как в ней, и сейчас он посмотрит на нее и поймет, какая она толстая. Как слон.

Он взял ее одежду и уронил на ковер.

– Прошу прощения!

Пальцы быстро и ловко скользнули по карманам. Ничего. Пусто. Сколько всего карманов? Наклоняясь, он насчитал пять. А внутренние?

Укладывая куртку на полку, он проверил и внутренние. На первый взгляд ничего не было.

Скорее всего этого в куртке нет.

Он сел на место и улыбнулся ей.

– Берите мясо. Курица не очень вкусная, а рыба вообще несъедобная. Чехи плохо готовят рыбу. Только в Праге и только судака.

– А.., из Карловых Вар можно съездить в Прагу?

– Можно, но если у вас два дня, лучше не ездить. Два дня – это очень мало.

– Конечно, мало, – согласилась Варвара, – но я боюсь, что больше никогда…

Взгляд ее зацепился за газету “Коммерсант”, которую он засунул в карман впереди стоящего кресла, и она замолчала на полуслове.

Прямо на нее с газетной фотографии смотрел Петр Борисович Лито, ныне покойный.

Варвара на миг закрыла глаза и посмотрела снова. Петр Борисович никуда не исчез.

Есть, понял Иван. Разглядела.

– Пойду руки помою, – пробормотал он специально для нее и поднялся. И боковым – или задним – зрением увидел, как она вытянула газету.

Статья называлась “Ограбление века” и повествовала о том, что у знаменитого на весь мир рекламного художника Павла Белого со счета в банке пропало ни много ни мало полмиллиона швейцарских франков. Не менее знаменитая швейцарская компания “Нестле” заказала агентству Павла Белого свой новый имиджевый ролик – по слухам, даже не один, – и съемки должны были начаться со дня на день. Заблаговременно переведенные для этой цели денежки лежали на счете фирмы, и, ясное дело, никто не проверял их наличие каждую минуту. Пропажу обнаружили только сегодня, то есть вчера. Деньги были переведены неизвестно куда и сгинули. Служба финансовой разведки, налоговая полиция и еще какие-то серьезные люди не нашли пока даже следа этих денег.

Под портретом Петра Борисовича Лиго была надпись, из которой следовало, что это и есть знаменитый художник и клипмейкер Павел Белый. Причем о том, что он ныне покойный, в статье не было ни слова.

Варвара перевела дух и всмотрелась в фотографию.

Ну конечно, это он.

Она столько раз провожала его к шефу и столько раз подавала ему кофе, что узнала его сразу. И это совершенно точно был он, и никто другой!

Варвара еще раз пробежала статью и сунула газету под свое кресло. Потом она уберет ее в рюкзак, а сосед вряд ли спохватится.

Руки стали ледяными, а щеки очень горячими.

Так. Что происходит?

Несколько недель назад в их офисе появился тихий смирный человечек, сказал, что он Петр Борисович Лиго и шеф – Альберт Анатольевич – ждет его. Шеф незамедлительно его принял. Потом Петр Борисович приходил регулярно, и шеф так же регулярно принимал его.

Позавчера в кабинете у шефа Петр Борисович помер.

Шефа в это время на месте не было, и появился он только после того, как за ним сбегала Людка Галкина. Варвара слышала, как Петр Борисович ходил по кабинету, следовательно, он не мог помереть до того, как шеф отбыл к юристам. Когда Варвара вбежала, Петр Борисович лежал на полу, а рядом валялись монитор и клавиатура. Компьютер не был включен в сеть, а значит, шеф зачем-то соврал, когда сказал, что посетитель работает на компьютере. “Скорая” констатировала сосудистый спазм или что-то в этом роде.

На следующий день Варвару спешно услали в командировку, а Димке в ее квартире дали по голове.

Сегодня она узнает, что Петр Борисович Лиго жив, и его зовут Павел Белый, и у него украли – всего ничего! – полмиллиона швейцарских франков.

Что происходит?!

– Приятного аппетита, – усаживаясь, сказал сосед, и она вздрогнула, как будто он приложил электрический провод к ее голой шее. – Что с вами?

Газеты не было в кресельном кармане, а она вся тряслась, и щеки горели.

– Спасибо.

– Вы попробовали?

– А.., нет пока.

– Еще вина для пани?

– Виски, – вдруг заявила Варвара, – и кока-колу. Со льдом.

Занервничала?

Правильно сделала, что занервничала! Или ты думала, что в газеты ничего не попадет?!

– Между прочим, – произнес Иван задушевно, – в Карловых Варах были почти все русские императоры и императрицы. Есть даже памятничек Петру Великому. Нужно подняться на фуникулере. Остановка называется “Олений скок”. Там подают отличное пиво и всегда мало соотечественников. Семья Романовых… Она не слушала.

– Что такое? – спросил он шутливо. – Не желаете говорить об императорах и императрицах?

– Нет, – сказала Варвара. У нее заболела голова, и в мозгу что-то крутилось с настойчивым жужжанием. Наверное, шарики заходили за ролики.

– Жаль. Такая чудесная буржуазная тема. Очень модная.

«Непробиваемый уверенный в себе козел, – вдруг обозлилась Варвара. – Что ты ко мне лезешь? Что тебе надо? Посиди ты спокойно хоть в самолете, недолго ведь осталось! Сейчас прилетим, и к твоим услугам будут все курортные крали, как отечественного, так и импортного производства, а от меня отстань. Я тебе все равно не гожусь!»

Десять минут назад ее так радовала эта поездка и то, что она летит на знаменитый курорт, и станет там шикарно прогуливаться в Димкиной куртке, и жить в отеле “Дворжак”, и триста долларов греют ей душу, хоть она ничего не станет покупать – зачем?! – что от радости она готова была прыгать, как в детстве, по мягкому сиденью широкого кресла.

Все изменилось, как только она увидела в газете “Коммерсант” Петра Борисовича Лиго. Нет, то есть Павла Белого.

Нужно выяснить, кто помер у нее в кабинете, ведь кто-то точно помер. Нужно выяснить, что связывало их с шефом. Нужно выяснить, когда точно этот человек пришел к ним в первый раз. Нужно выяснить, зачем шефа так спешно вызвали юристы, как раз когда Петр Борисович собирался преставиться. Нужно понять, кто утащил у нее из сумки ключи от квартиры и зачем дали Димке по голове? Как он может быть связан с клипмейкером Белым? Он знал его? Дружил? Ходил в один детский сад? Прямо ли из Шереметьева он приехал в квартиру Варвары? Почему не предупредил родителей о том, что приезжает?!

Димка?!

Нет. Не может быть. Димка ни при чем.

Димка решал ей контрольные, которые она потом торопливо запихивала в лифчик прямо в коричневом холодном институтском коридоре.

– Мясо ничего, – самодовольно возвестил рядом ее сосед. Чихать он перестал, однако носом по-прежнему шмыгал. Должно быть, волшебный препарат помог. Лучше бы не помог и он бы продолжал чихать и углубился в свои страдания. Не мешал бы Варваре думать.

Надо поесть. Вкусная еда – отличное успокаивающее средство.

Мясо действительно оказалось вкусным, маленькие картофелинки горячими, масло ледяным, а соус к цветной капусте острым и сладким. Варвара залпом допила виски.

Иван сбоку посмотрел на нее, увидел, как двигается белое горло и розовое нежное ухо, и неожиданно подумал, что в последний раз занимался любовью месяц назад. Даже с лишним. Да и то без энтузиазма. Лере было двадцать, она чувствовала себя женщиной-вамп и делала все, чтобы убедить его в этом. Он подыгрывал, конечно, – куда ж было деваться! – но получил бы значительно больше удовольствия, если бы она не так старалась поразить его своей сексуальной неотразимостью.

Судя по улыбке, горящим глазам, по складке веселого рта любовь с Варварой могла бы быть.., захватывающей.

Он вдруг смутился, как школьник.

– Да, – произнес рядом объект его фантазий, – все очень вкусно. А в самолетах всегда дают завтрак? Ему стало смешно.

– На международных рейсах дают. А на внутренних, по-моему, только на дальних.

– Вы часто летаете?

– Часто.

– За границу?

– И за границу, и по России.

– У вас бизнес, – констатировала Варвара, – продаете нефть, газ, алюминий и сибирский лес.

– У меня бизнес, но я не продаю ни нефть, ни газ, ни лес.

Она подождала, пока он скажет, что именно продает, но он почему-то не сказал. Ну и не надо. Какое ей дело до его бизнеса!

– А вы?

– Я секретарша, – сообщила Варвара, и он удивился, что не соврала, – у генерального директора холдинга “Московское время”. Слышали, наверное.

– Слышал, – согласился он.

– Ну вот. Я пришла туда работать сразу после института. Конечно, я собиралась делать карьеру и все такое, тем более это еще был никакой не холдинг, а просто газета. Это все потом добавилось – журнал, телевидение. Я стала работать и вышла в редакторы и…

– Что? – спросил он. Это было любопытно.

– Мама заболела, – сказала она грустно, – и болела долго. Конечно, я не смогла в командировки ездить, нужно же было ухаживать! И я стала секретаршей. И до сих пор все секретарша. Но я не жалею, вы знаете! На самом деле это очень интересная работа, и вокруг столько интересных людей!

– И роман с начальником.

Почему-то ему обязательно нужно было знать про роман с начальником, как будто ему могло быть до этого дело! Но он спросил и ждал, что она ответит. На самом деле ждал.

Она засмеялась. Он удивился.

– Если бы вы видели моего начальника! У меня был другой, но его выпроводили на пенсию, и совершенно зря, между прочим! Зачем ему пенсия, ему только шестьдесят лет стукнуло! А этот.., горе одно, а не начальник. Он, наверное, года на два меня моложе. Вечно всем недоволен, вечно мрачен, каждый день опаздывает, совещания отменяет, люди в приемной по три часа сидят! Почту почти не читает. Зато читает журналы про автомобили и стрелковое оружие! Кстати, с секретаршей он спит, только не со мной, конечно! С моей начальницей. Она ровно в тысячу раз меня краше и худее… Ой, это вам, наверное, совсем не интересно.

Иван слушал с таким вниманием, с каким на летучках не слушал своих замов.

– То есть вы с ним не спите потому, что вы не красивая и не худая, – подвел он итог, – это интересный подход.

– Да дело не в этом! – взвилась Варвара. – Просто я очень не люблю никчемных, капризных, наглых мужиков. Меня бесит мужчина, который оскорбляет подчиненных только потому, что он может это сделать. Они все думают, что им можно все, потому что очень хороши и очень богаты. А они тупы, плохо образованны и богаты только благодаря родительским или еще каким-то связям!

– Ну-ну, – осторожно произнес Иван, – это вы о падении буржуазных нравов, что ли?

– Да ладно, – Варвара махнула рукой, чуть не задев его по носу, – какая же это буржуазия? Так, ошметки какие-то! Моя начальница купила себе шубу. За пятнадцать тысяч долларов. Это очень замечательно, что она такая молодец и купила себе шубу, а уборщице тете Кате третий месяц денег не платят. Мы пообещали уборщице, что будем ей доплачивать. Просто так, сверху. И не платим, а тетя Катя ждет, у нее муж ногу сломал, а мы-то обещали! Машинисткам начальница рассказывает, как опять подорожали костюмы “Шанель”. Вы знаете, сколько получает машинистка?! Когда наша цаца едет в отпуск, вся компания оповещается о звездности ее отеля! Вот я вам расскажу про буржуазию. К нам однажды приехал директор “Уралмаша”. Дело у него было к шефу. Он пришел в мятом костюме, с сигаретой, и портфель у него не застегивался из-за бумаг. Шефа на месте, конечно, нет, он опаздывает. Так вот, сел директор рядом со мной в кресло и пятнадцать минут, пока ждал, работал – звонил, писал что-то, опять звонил. Потом встал и сказал: “Большой привет Альберту Анатольевичу, но я очень занят. Дело у меня большое. Называется “Уралмаш”. И уехал. Вот это буржуазия. Именно это, а не мой шеф!

– Убедили, – сказал Иван, – да и черт с ним, с вашим шефом.

– Мама тоже так всегда говорит – черт с ним, не обращай внимания.

– Вы живете с мамой?

– Нет. Они с отцом переехали в деревню, под Псков, когда она поправилась. Отец давно там дом купил, а когда на пенсию вышел, все достраивал его, улучшал, и они переехали. Маме воздух был нужен, у нее сердце плохое, а папе, кроме этого дома, вообще ничего не надо. Я к ним часто езжу, особенно летом. У моей подруги “Жигули”, и мы все вместе ездим. Она, Вася, это ее сын, и я. Раньше еще ее муж был, а потом они развелись. Мама даже не знает, что меня за границу отправили, – заявила она хвастливо, – мне обязательно нужно купить ей подарок.

– Я покажу вам большой сувенирный магазин, – пообещал он, и Варвара вновь насторожилась.

В этом был намек на какое-то “продолжение”, а она не могла рассчитывать ни на какие “продолжения”!

Во-первых, она толстая секретарша, а он одет в “сельском” стиле, и пахнет от него изумительно, и серые, очень внимательные глаза кажутся черными из-за густоты прямых ресниц. Во-вторых, в газете “Коммерсант” было написано, что у Павла Белого пропало полмиллиона швейцарских франков, и Варвара была совершенно уверена, что это напрямую касается ее.

Мигнул вдоль проходов свет, и снова зажглись надписи “Не курить, пристегнуть ремни”, и Варвара вдруг расстроилась.

Самолет снижался, волшебство кончалось.

Вот черт. Она даже не успела как следует насладиться этими тремя часами.

Через двадцать пять минут самолет коснулся колесами серого бетона, сильно затормозил, как будто задирая хвост, и Варвара поняла, что прилетела в чужую страну, когда увидела крошечное чистенькое здание аэропорта, зеленые лужайки, шустрых автопогрузчиков, крест немецкой кирхи за редким леском и динамики сообщили, что за бортом плюс двенадцать градусов.

– Ну что, – спросил сосед, доставая ее куртку, – поедете со мной до отеля?

– Нет, – отказалась она, – спасибо.

Чувствуя себя легкой и неотразимой под белой пеной махрового халата, вся, от пальцев на ногах и до заколотых вверх волос, предвкушающая первое утреннее удовольствие, Варвара вошла в светлую и гулкую пустоту бассейна. Голубая вода ровно и неподвижно лежала в сверкающем мраморе. Стеклянная стена упиралась в бурую гору с белыми прожилками сахарного снега, а с этой стороны стекла блаженствовал под теплым светом какой-то сложный цветок.

Варвара глубоко вздохнула – от счастья, от того, что была совсем одна в этом почти тропическом раю, от того, что всласть выспалась на широкой и удобной постели, от того, что белоснежный халат был громадным, длиннющим, и ей не приходилось то и дело натягивать его на вылезающие колени и выпадающие груди.

Шикарно скидывать халат на кресло она не стала. Все-таки у нее было какое-никакое чувство юмора, и она никак не могла вообразить себя полноценной героиней сериала, даже выспавшись на почти сериальной кровати! Голубая вода плеснула в сверкающем мраморе, как будто вздохнула, и Варвара вздохнула вместе с ней.

Плавать было приятно. У Варвары никогда не было времени и денег на абонемент в бассейн, но воду она обожала. Вчера она твердо решила, что встанет как можно раньше, чтобы не попасть в толпу жаждущих утренних омовений, и сунула под подушку часы, и долго лежала, прислушиваясь к шуму широкой и мелкой речки под самым окном, и незаметно уснула, и проспала все на свете, и страшно удивилась, увидев, что в бассейне никого нет.

Некоторое время она просто качалась на воде, старательно держа на поверхности голову. На голове была прическа – или это Варвара думала, что была? – и она боялась ее испортить. Потом бояться за прическу стало скучно.

Когда еще она будет совсем одна в бассейне с теплой голубой водой, как будто она владелица замка и его окрестностей, и даже бурая гора за стеклянной стеной принадлежит ей?! Варвара решительно фыркнула, нырнула, посидела под водой, чтобы волосы хорошенько намокли и терять было бы уж совсем нечего, вынырнула, отряхнулась, как мокрая собака, и нырнула снова, и поплыла у самого дна, рассматривая равнодушное лицо мозаичной русалки. Ей казалось, что русалка тоже смотрит на нее, и она задрала голову и посмотрела наверх, через голубую толщу, на которой лежал яркий свет, снизу казавшийся почему-то дымным.

Расплескав воду, Варвара вынырнула и глубоко и шумно вздохнула, как засидевшейся на глубине кашалот, перевернулась на спину и поплыла, слегка шевеля ногами. Потом опять нырнула – чтобы проплыть под водой от стены до стены. Она слегка задыхалась, когда возле бортика с шумом вознеслась на поверхность.

– Доброе утро!

Варвара с ужасом посмотрела направо и увидела под водой волосатые ноги странной формы и веселенькие клетчатые плавки.

– До…доброе.

Выходит, он видел, как она выныривала – кашалот, синий кит и все остальные рыбы гигантских пород. И как она пела, лежа на спине, слышал. И видел, как она плевалась, и как волосы прилипли к голове, и как она прыгала на мелководье, вытряхивая воду из уха.

Варвара даже застонала, будто от зубной боли.

– Простите?

– Нет, ничего. – Она засуетилась и стала поправлять волосы, нервно запихивая их за уши. Он смотрел с интересом.

Утром в номере она зашила дырку на купальнике. Черт его знает почему, но в боковых швах у него то и дело появлялись дырки. Купальник был старый и заслуженный, ожидающий выхода на пенсию, но Варвара никак не могла с ним расстаться. Во-первых, он был черный и, следовательно, ее стройнил, а во-вторых… Каждый знает, что купить купальник большого размера – это все равно что купить лошадь, которая ходила бы на задних ногах. Почти невозможно. И дорого. В общем, купальник у нее был старый, со старательно зашитой этим утром дыркой.

Вот черт.

Конечно, он ее не интересует, этот мужик. Ну, то есть абсолютно. Ну, вот нисколечко.

И все-таки жаль, что он увидел ее в этом чертовом купальнике, плюющуюся, как кашалот. Жаль.

– Как вы добрались? – спросил он довольно равнодушно. – Встретила вас фирма “Евро Ллойд”?

– Да, спасибо, – поблагодарила Варвара, – а вы?..

– У меня здесь машина, – сказал он, как будто она спрашивала именно об этом, – стоит у друга в гараже. Он меня встретил, мы пообедали, и я поехал кататься в горы. Я люблю просто так ездить на машине.

– И я, – вдруг призналась Варвара, – ужасно. У моей подруги машина. Она нас иногда катает. Мы – это Вася и я. Вася…

– Это подругин сын, – опередил он ее, – я уже слышал.

Варвара смутилась.

– Давайте? – вдруг предложил он и кивнул на воду.

– Что?

– На время. Или кто вперед. Туда и обратно. Давайте?

Он предлагал ей посоревноваться. Очень мило. А разве он не в курсе, что хрупкие барышни не могут ни в чем соревноваться с большими сильными мужчинами?

Последнюю надежду на то, что он все-таки видит в ней хрупкую барышню, засосала широкая мраморная труба, которая, всхлипывая, откачивала из бассейна лишнюю воду.

– Давайте, – согласилась Варвара с мрачной решимостью, как будто он предлагал ей схватку не на жизнь, а на смерть. – Считайте.

Он произнес: “Раз, два, три”, – и Варвара рухнула в воду. Ей некогда было смотреть, где там Иван Александрович и что он делает. Она приспосабливалась к соревнованию, контролировала дыхание – после четвертого взмаха рукой выдох направо. Бассейн кончился как-то подозрительно быстро, и она повернула обратно, сильно толкнувшись под водой ногами. Вынырнули они одновременно и посмотрели друг на друга. Варвара заправила за уши волосы.

– Вы отлично плаваете, – тяжело дыша, сказал он и вытер воду с лица, – просто отлично. Я вас не догнал, хоть и старался.

– Догнали.

– Обогнать не смог, – поправился он. – Давайте еще. Туда-обратно и еще раз туда-обратно.

– Давайте, – согласилась Варвара.

На этот раз она вынырнула у бортика на секунду позже. Иван бурно дышал, так что ходуном ходила обширная грудная клетка, щеки горели коричневым румянцем.

Он посмотрел на Варвару и засмеялся:

– Ну, спасибо вам большое. Потешили старика. Уважили. Век не забуду.

– Я давно не тренировалась, – объяснила слегка уязвленная Варвара.

Не собиралась она “потешать старика”. Она не песельник Антипка, и развлекать купца-самодура не желает!..

Над ее головой произошло какое-то движение, мелькнула тень, и в спокойную воду плюхнулась туша – далеко впереди – и поплыла, поднимая яростные волны.

Ну вот, принесло еще кого-то!.. А она-то воображала себя хозяйкой замка в своем личном бассейне.

– Я пойду, – сообщила она Ивану, – спасибо за компанию.

– А я еще поплаваю, – отозвался он все с той же равнодушной любезностью.

Варвара была уже у самой лесенки, когда пивной седовласый немец, похожий на кабана, вдруг вынырнул перед самым ее носом и стал что-то с возмущением говорить и тыкать куда-то пальцем и наливаться кровью.

Варвара перепугалась. По-немецки она не говорила и не знала, что ему нужно, а он распалялся все сильнее и даже стал наступать на нее. Она оглянулась на воду. Иван плавал, летели брызги, и Варвара поняла, что помощи ждать неоткуда.

– Я говорю только по-английски, – сказала она на языке Шекспира, – how can I help you?

– Are you from Russia?

– Yes.

– Рашен швайн! – загремел немец на всех языках сразу, и Варвара попятилась. – Швайн, швайн!

Потом он заговорил, путая слова, и из его речи Варвара поняла, что все его возмущение происходит от того, что купалась она без шапочки.

– Да, – начала она по-английски, – но вот же правила. В правилах ничего не указано относительно шапочки. Я специально прочитала перед тем, как идти плавать.

– Everybody knows, – перебил немец, – каждому известно, что купаться нужно в шапочке. Даже если этого нет в правилах. Это известно всем, кроме невежественных русских свиней!

– No rules, – отрезала Варвара, – no questions! Excuse me!..

И вышла из бассейна, решительно потеснив пивовара плечом. Иван издали наблюдал за ней с интересом. Пивовар налился апоплексическим цветом, повыкрикивал что-то ей в спину, фыркнул, взмахнул руками и поплыл.

Иван тоже был без шапочки, но немец только посмотрел сердито, называть его свиньей почему-то не стал.

Впрочем, Иван отлично знал – почему.

quot;Она молодец, – вдруг подумал он. – Вовсе не такая беззащитная, как кажется с первого взгляда”.

Разве она показалась ему беззащитной?

У нее были белые зубы, и нежная кожа, и дивная улыбка, и розовые уши, и веселый рот, и ему вспоминались все его одинокие ночи, и он как будто знал, что с ней это будет как-то особенно, не так, как со всеми, и немножко стеснялся своих мыслей, и в то же время смеялся над собой. Ничего такого он не планировал. Она ему понравилась, только и всего. Еще в самолете понравилась, хоть это и было не правильно.

Иван вынырнул под носом у немца – тот шарахнулся и забормотал, – подтянулся на руках и вытащил себя на бортик. Плавать без Варвары ему было скучно.

Если бы он был философ, то непременно подумал бы что-нибудь про неистребимую павлинью сущность мужиков, но он не был философом и ничего такого не подумал.

Он вытерся громадным красным полотенцем, сунул его в корзину, накинул халат и вышел из бассейна. Немец плюхался в воде с такими звуками, как будто по ней стреляли из пушки.

Иван перешел неширокий коридор, оставляя на ковре мокрые следы, и открыл белую дверь. За дверью начинались метры мозаики, стекла, камышовых циновок, подогреваемых каменных лежанок, стеклянных кабинок с разнообразными приспособлениями для улучшения себя – сауна. Пахло сильно разогретым деревом и водой, булькающей в джакузи. Для полноты картины не хватало только нагих гурий и серебряных подносов с фруктами и кубками.

Иван усмехнулся, вытягивая из стопки простыню.

Что-то тебя с утра на нагих гурий тянет, ох, тянет!.. Не к добру!..

Он всегда останавливался именно в этом отеле, когда приезжал в Карловы Вары, – золоченая роскошь “Империала” и подчеркнутая светскость и богатство знаменитого “Пуппа” приводили его в уныние, и он никогда в них не жил, – и еще ни разу в сауне его не поражала мысль об этих самых гуриях.

quot;Заведу постоянную любовницу, – решил Иван, как будто речь шла о собаке. – Стану держать ее дома и делать все, что захочу и когда захочу”.

Вполне удовлетворенный принятым решением, он распахнул толстую дверь темного стекла, из которой в лицо ему пахнуло сухим сосновым жаром, вошел в небольшое полутемное пространство, всем телом радостно чувствуя, как обволакивает жар, как будто кто-то осторожно заворачивает его в горячую простыню. Вдруг сбоку произошло какое-то стремительное движение, раздался мышиный писк, и он с неудовольствием оглянулся.

– С легким паром, – пробормотала Варвара, судорожно натягивая на себя белую ткань и делая попытки закатиться в какую-нибудь щель, – что-то вы мало плавали.

Ну конечно.

Главное европейское счастье – общие бани, подвергнутые сатириком Михаилом Задорновым детальному освещению и разбору. Иван даже слышал пару “эстрадных миниатюр” именно на эту пикантную тему.

То ли потому, что его раздражал сатирик Михаил Задорнов, то ли потому, что за минуту до этого он как раз мечтал о “нагих гуриях” – из-за нее, из-за Варвары мечтал, будь она неладна, вместе с ее тонким черным купальником и пышными формами! – но он вдруг разозлился.

– Лежите спокойно, – сказал он холодно, – ничего такого не происходит. Или вы квасных литераторов начитались?

Он перешагнул через Варварины ноги, улегся на разогретую деревянную поверхность и отвернул нос к стене. Сразу стало горячо и сонно. Кровь неторопливо разгонялась в голове.

– Каких.., квасных литераторов? – запнувшись, спросила она снизу.

– Черт их знает. Их много. Один рассказ помню хорошо. Про то, как баня загорелась, все выскочили – голые, разумеется, – а одна предпочла сгореть. Суть в том, что дура, которая сгорела, и есть настоящая женщина, потому что она стыдлива. Остальные шлюхи.

– Что за ерунду вы говорите, Иван Александрович! – пробормотала Варвара и незаметно подтянула простыню еще повыше. Литераторы литераторами, но нервничала она ужасно. Принесло его так не вовремя, только она разнежилась!

– Называйте меня Иван, – велел он, не поворачиваясь, – Ваней нельзя. Не люблю.

– А Иваном Александровичем почему нельзя?

Он вдруг зевнул и ничего не ответил. Варвара повернула голову слева направо, с носа у нее капнула огромная капля.

Вот ужас-то. Всем ужасам ужас.

Мало того, что она голая – Варвара прикрыла глаза, – она еще красная и потная. И ей предстоит встать и выйти, и она даже не сможет определить, смотрит он на нее или нет!

Выход только один – лежать здесь как можно дольше и уйти после него.

Краем глаза Иван видел, как она возится внизу, и знал – это от того, что она в смятении. Пивной бочонок, кричавший ей в лицо, что она “русская свинья”, напугал ее гораздо меньше.

Женская сущность непостижима. Непостижима и загадочна. Загадочна и нелогична. Нелогична и…

– Вы пиво пьете? Смятение внизу усилилось.

– Ну, не так чтоб… Да. Пью.

– Тогда я вас приглашаю в пивнушку на горе. Возле Петра Первого.

– Пивнушка? – переспросила Варвара осторожно. Что ему от нее надо, а? Не может же он всерьез хотеть выпить с ней пива в пивнушке с видом на Петра Первого?!

Или может?

– После обеда, – уточнил он сердито. Она молчала как-то странно, так что он чувствовал себя дураком. – Часа в три. Ну, что вы сопите?

– Я… – А-а, будь что будет! – Спасибо большое.

С удовольствием.

– Отлично. Если у вас нет других планов, можем еще погулять по парку. Здесь огромный парк, очень красивый. Я вас сфотографирую на фоне колоннады. Хотите сфотографироваться на фоне колоннады?

– Хочу, – призналась Варвара. Фотографию она маме пошлет.

– Да, – вспомнила она, – мне еще нужно купить подарок.

– Шефу?

Варвара приподняла голову и осторожно глянула наверх. Ничего не было видно, кроме согнутой в локте руки, загорелого бока и волосатой ноги.

– Почему – шефу? При чем тут шеф? Маме подарок и папе тоже.

– Маме и папе, – повторил Иван. – Понятно. Варвара обозлилась:

– А вы не покупаете подарки родителям? В мире большого бизнеса это не принято?

– Я покажу вам сувенирный магазин, – пообещал он, – вы хотите купить сувениры или более осмысленные подарки?

Если бы у нее были деньги, она бы накупила родителям и Тане с Васей самых осмысленных и бессмысленных подарков, которые только есть на свете, но денег у нее было мало. Были триста командировочных долларов – стодолларовыми купюрами, – и она сразу решила, что ни за что не истратит все.

Пятки обжигало сухим жаром, под волосами было горячо, и Варвара поняла, что, несмотря на все благие намерения, больше лежать не может. Голову Иван так и не повернул, и она решилась.

– Мне уже достаточно, – пропищала она, подтягивая простыню, – я пойду…

– Счастливо, – напутствовал он, не поворачиваясь.

Варвара просеменила к двери, сбежала вниз по круглым и широким ступеням и нырнула под душ.

Зеркала отразили ее сказочную красоту – пылающую алую физиономию, спутанные мокрые волосы, по бокам в разные стороны, а сверху как будто прилепленные пластилином. Грудь, бедра, живот – все очень обширное, в веселеньких красных пятнах.

Ну что тут делать?! Как жить?! Почему Вика Горина стройная и легкая, а она, Варвара Лаптева, похожа на купчиху с картины художника Кустодиева?!

Впрочем, говорят ведь, что есть мужчины, которым нравятся именно такие женщины. И еще говорят, что…

Тут Варвара очень на себя рассердилась, потому что вдруг отчетливо поняла, что ей очень хочется, чтобы к числу вышеупомянутых мужчин относился Иван Александрович.

Кое-как обтеревшись, она нырнула в халат, и оказалось, что это чужой халат. Они все были одинаковые, эти халаты, и Варвара поняла, что он чужой, только нащупав в кармане что-то твердое, оказавшееся мобильным телефоном. На вешалке было всего два халата, значит, этот принадлежал Ивану. Она сдернула его с себя, как будто его надевал прокаженный, воровато косясь на темную дверь в сауну, пристроила обратно на вешалку, расправила, чтобы не было видно, что его трогали, нацепила свой и заторопилась в номер.

Ей очень хотелось позавтракать – шведский стол, апельсиновый сок, теплые рогалики со свежим маслом, круглая яичница с тонкими лепестками сосисочек, творог с медом и орехами, целый кофейник кофе, розовая вестфальская ветчина и горячие тосты. Вчера за обедом и ужином Варвара совершенно капитулировала перед обилием и красотой всевозможной еды и ожидала продолжения.

Она влетела в свой номер, кинула на столик ключи, прикрыла балкон, выходивший на шумливую мелкую речку, и кинулась в ванную, к фену.

Стоп.

Помедлив, она сунула бодро загудевшую пластмассовую трубку обратно в гнездо. Взглянула на себя в зеркало. Зеркало было таким огромным, что помещение казалось ровно вдвое больше.

Рюкзак. Он лежал немного не так, как она его оставила. Недаром Танька то и дело приставала к ней с вопросами, чем кончится детективный сериал. Она всегда точно запоминала детали.

Рюкзак в нише лежал правым, а не левым боком. Кто его повернул и зачем?

Она кинулась в комнату и огляделась.

Конверт, который ей предстоит нести на улицу Московскую, был на месте. Он тоже оказался сдвинутым, и “Правила для проживающих” оказались под конвертом, а не рядом с ним.

Больше.., больше вроде бы ничего.

Кто был у нее в номере, пока она развлекалась в бассейне и прятала все, что только могла спрятать от взора Ивана Александровича?

Варваре стало так страшно, что подкосились ноги.

Во что она влипла?! Что происходит вокруг нее последние несколько дней?!

Она села на кровать и растерянно заправила за уши мокрые волосы.

Кто мог побывать у нее в номере?! И зачем?!

Иван Александрович, единственный ее знакомый, все утро провел с ней – сначала в бассейне, а потом в сауне. Правда, в бассейн он пришел позже нее и, следовательно, мог…

Что она вообще про него знает, кроме того, что у него какая-то дорогущая машина и бесцеремонный шофер по имени Витя?! Почему он оказался с ней в самолете?! Почему он полетел в Карловы Вары тогда же, когда и она?! Зачем он подсунул ей “Коммерсант” с историей об ограблении клипмейкера Павла Белого?! Или он не подсовывал?!

Нет, надо успокоиться.

А может, это горничная приходила убираться? Всем известно, что в отелях есть специальные горничные, которые убирают за постояльцами.

Варвара кинулась к двери и распахнула ее. В конце длинного и безмятежно тихого коридора стояла тележка. Возле тележки никого не было.

Варвара схватила ключ, выбежала в коридор, старательно заперла дверь, подергала и ринулась к тележке.

Она почти подбегала, когда ей наперерез вышла миниатюрная женщина в сером форменном платье. Варвара чуть было не сбила ее с ног.

– Пардон, пани!..

– Нет, – пробормотала Варвара и, вспомнив, натянула на лицо улыбку, – это вы меня извините. Вы убирались в номере двести два? Сейчас?

– Двести два? – переспросила женщина, становясь озабоченной. – Убрать? Сию минут?

– Нет, нет, – заторопилась Варвара, – вы сегодня убирались в номере двести два? Сегодня? Убирались?

– Сей день? – переспросила женщина, подумав. Варваре показалось, что ее интерес горничной не нравится. – Нет. Через час. Поспешать?

– Нет, нет, спасибо, – пробормотала Варвара, – большое спасибо, ничего не нужно. Я просто так.

– Так? – снова переспросила женщина.

– А.., во сколько вы начинаете работать? – спросила Варвара, понимая, что горничной подозрительны все ее расспросы. – Рабочий день? Во сколько?

– Шесть утра, так, – сказала горничная неприязненно. – Сначала коридор. Потом номер.

До полвосьмого Варвара была в номере. Горничная к этому времени уже была в коридоре.

– В номер двести два никто не заходил?

Она не поняла или сделала вид, что не поняла.

– Пани, – ответила горничная, – пани ушла.

– А после меня никто не заходил? – Варвара даже руки на груди сложила умоляюще, чтобы горничная вспомнила.

– Я не видала.

– Точно?

Горничная нетерпеливо вздохнула. Наверное, придется дать ей какую-нибудь монетку, так всегда делают в кино. У Варвары не было с собой никаких монеток.

– Телефон, – неожиданно сказала горничная и потыкала пальцем в открытую дверь у себя за спиной с надписью “Только для персонала”, – я слышу и иду и говорю. В коридор не смотрю.

Звонил телефон, поняла Варвара. Она отошла к телефону и не знает, что в это время происходило в коридоре.

– У пани проблема?

Еще какая, подумала Варвара, еще какая проблема!

– Спасибо, все хорошо. Извините меня.

Горничная проводила ее разочарованным взглядом – видно, надеялась на монетку.

Кое-как, раздирая щеткой, Варвара высушила мокрые волосы.

Если у нее в номере что-то искали, почему не потрудились оставить все в том же самом виде? Или ее внешность обманчиво свидетельствует о ее непробиваемой тупости? Если так, то она могла бы голову дать на отсечение, что где-то поблизости ее любимый шеф. Шеф, как никто другой, был уверен в том, что она на редкость тупа.

При чем тут шеф? Шеф остался в Москве. Да и что у нее могли искать, когда с собой она взяла один потрепанный рюкзачок, а в рюкзачке две блузки, чистый лифчик, купальник, оксолиновая мазь и пижама с полинявшей розой на груди!

Варвара напялила водолазку, схватила рюкзак и вытряхнула из него все барахлишко. Перевернула, потрясла и тщательно ощупала подкладку. За подкладкой ничего не было. Вывалился только мятый фантик от давно съеденной конфеты.

Как и следовало ожидать. Ничего.

Но кто-то заходил в ее номер и рылся в нем! Кто-то переложил рюкзак другим боком, кто-то брал в руки ее “поручение” и передвинул его.

Кто?! Зачем?!

В сумке тоже все было цело, включая заветный конвертик со стодолларовыми купюрами. Варвара конвертик открыла, пересчитала купюры – три штуки, все правильно.

Ей нужно подумать, а думать как раз было некогда. Завтрак подходил к концу, а она ни за что на свете не согласилась бы пропустить завтрак – еще бы!

Она была уже у самой двери, когда зазвонил телефон на столике у кровати. Варвара, замерев как суслик, посмотрела на него.

Ей никто не мог позвонить в отель в Карловых Варах. Ни один человек на свете.

– Да. Слушаю, говорите.

Незнакомый голос что-то раскатисто выговорил по-немецки и остановился, как будто дожидаясь ответа.

– Простите, – ответила Варвара, – я не говорю по-немецки.

Голос раскатился длинной фразой, как будто подскакивали камушки на горной дороге. Помолчал и сказал любезно:

– Ауфвидерзейн.

– Бай-бай, – попрощалась Варвара.

Ошиблись?

Однако этот звонок вдруг навел ее на мысль. В кармашке кошелька у нее была пятидолларовая бумажка, всунутая на прощание Димкой: “Возьми. В дороге почему-то всегда трудно с мелочью”.

Варвара хотела было сказать ему, что с крупными купюрами тоже нелегко, но воздержалась и бумажку взяла с благодарностью. Она очень на нее рассчитывала, но решила, что другого выхода нет. Она сунула ее в карман куртки и вышла в коридор.

Тележка по-прежнему стояла в некотором отдалении.

Как они все друг друга называют, эти местные жители? Пани?

– Простите, пани, – позвала Варвара, заглядывая в распахнутую дверь чужого номера. Появилась давешняя горничная с вопросительно-любезным лицом. Увидав Варвару, она заметно скисла.

– Вот, – сказала Варвара, выхватывая из кармана бумажку, – это вам. Спасибо за помощь.

– Данке шон, – почему-то по-немецки поблагодарила горничная. Бумажка сверкнула в воздухе и исчезла. Варвара проводила ее глазами.

– Да, – как будто спохватилась она, и горничная, повернувшаяся было, чтобы идти, моментально остановилась, – а кто вам звонил?

Горничная подняла брови.

– Кто вам звонил, когда вы начали уборку? Вы сказали, что телефон зазвонил. Кто это звонил?

– А! – сообразив, ответила та. – Не звонил. Был ошибка. Так.

Опять ошибка! У них тут не все в порядке с телефонной связью – сплошные ошибки.

Кто-то мог позвонить, стоя за поворотом коридора, продержать горничную в комнате с надписью “Только для персонала” ровно столько, сколько требовалось, чтобы войти в Варварин номер, а потом извиниться за ошибку и повесить трубку.

Только зачем все это?

Варвара даже предположить не могла. Она додумает до конца и во всем разберется. А пока она пойдет и как следует позавтракает – назло врагам!

Городок был сказочный. Словно кто-то его придумал – просто так, а он взял да и материализовался. В путеводителе Варвара прочитала, что великий Корбюзье назвал Карловы Вары “фруктовым тортом” за розовые, голубые, сливочные домики с белыми, как будто и впрямь кремовыми, завитками. Домики лепились к горе, некоторые новые и шикарные, другие постарше и потемнее, балконы с чугунным плетением решеток нависали над крошечными переулками. Машины еле ползли за спинами у неторопливых пешеходов. Мелкая речка под названием Тепла шумела прямо посередине города. На горбатых кружевных мостиках стояли толстые немцы и худые немки и кормили уток. Иногда хлебные корки утаскивала неповоротливая от сытой и безопасной жизни рыба, и немцы восхищенно улюлюкали. Лакированная коляска, запряженная гладкой лошадью, стояла у края тротуара под голым каштаном. Варвара погладила лошадь по морде, а потом долго не могла отвязаться от предложений прокатиться.

Кругом были отели, а между отелями ювелирные лавки, освещенные солнцем так, что на витрины было больно смотреть. Все останавливались и смотрели, и Варвара тоже остановилась и смотрела – просто так. Она не чувствовала никакого желания покупать – разве в этом дело?! – но это было так красиво, так празднично, так победительно горели разноцветные камни за чистым стеклом, так самодовольно лоснились атласные подушечки, так благородно темнел бархат, что оторваться было невозможно.

Варваре нужно было поменять деньги, чтобы купить подарки, и еще ей предстоял поход в ресторан – в пивнушку, как выразился Иван, которого не следовало называть Александрович! Конечно, она надеялась, что он заплатит за двоих, но следовало все же подготовиться, чтобы не попасть в неловкое положение. В последний раз на свидание ее приглашал Димка, тогда все было понятно и просто, а как быть с этим. Варвара понятия не имела. Кроме того, она была уверена, что он просто мается от скуки и, пока ему не попалась на глаза ни одна курортная краля сказочной красоты, пытается довольствоваться тем, что есть, то бишь Варварой.

По светлым мраморным ступенькам она поднялась на невысокое крылечко, где был обменный пункт, и любезный юноша ловко покидал на стеклянное блюдо несколько странных бумажек с незнакомыми картинками, забрав ее доллары. Варвара бережно спрятала бумажки в кошелек, решив, что потом непременно рассмотрит картинки. Она уже повернулась, чтобы идти, но остановилась, как в детстве перед автоматом с газированной водой, который неудержимо ее притягивал.

С одной стороны был магазин, и Варвара оставила “без внимания” выставленные в витрине наряды. К нарядам она была равнодушна, или ей казалось, что равнодушна.

С другой стороны была парикмахерская, или салон красоты, или шут знает, как это называется.

Там было всего два кресла, одно свободно, а второе занято. Не видно было, кем оно занято, но над запрокинутой головой порхала ловкая барышня, похожая на эльфа, щебетала что-то, забегала с разных сторон, доставая из-за пояса блестящие инструменты, ни один из которых не был похож на знакомые Варваре парикмахерские ножницы. Это порхание, болтовня, сверкание инструментов, витрины с тысячами разных штучек, круглый стеклянный столик с оставленной чашкой кофе, хрустальная пепельница, разбрызгивающая солнце, и даже запах парикмахерской так притягивали, что она не могла сделать над собой усилие, чтобы уйти.

– Мадам?

Какая мадам? Где мадам?

Ах, это она мадам! К ней кто-то обращается. Господи, она только-только привыкла к тому, что она – пани, как неожиданно оказалось, что она еще и мадам!

– Пардон, мадам, вы хотите.., прическу?

– Нет, – перепугалась Варвара и попятилась, – нет, нет, спасибо.

Попятившись, она зацепилась ногой за бархатный канатик, свисавший между двумя блестящими стойками. Канатик огораживал ступеньки вниз. Варвара стала падать, потащив за собой канатик, стойки зашатались и с чудовищным грохотом и звоном низверглись вниз, покатились и заскакали по ступенькам.

– Мадам!..

Из всех дверей, которых оказалось неожиданно много, выглядывали встревоженные люди, оторванные от своих неторопливых занятий, и смотрели на Варвару. Юноша из обменного пункта и та самая дама, с которой Варвара столкнулась перед своим позорным падением, кинулись ее поднимать, и тянули за руки, и что-то приговаривали, а она, красная как рак, отбивалась, извинялась и чуть не плакала.

У-уф…

Порядок восстановился очень быстро. Стойки с канатиком водрузили на место, а Варвару препроводили на белый кожаный диван за стеклянную стену. Она пошла, потому что не могла больше находиться в центре сочувственного внимания и ощущать себя такой идиоткой.

– Кофе? Чай из трав?

Варвара покачала головой – ничего, ничего не нужно! Немножко болел ушибленный бок. Сейчас она посидит, бок пройдет, и она тихонько выйдет. Появилась давешняя дама, за ней шел молодой мужик в синем комбинезоне. Сзади к комбинезону была привязана каска и мобильный телефон. Дама что-то громко и сердито ему говорила. Они вышли за стеклянные двери, и она стала показывать ему то место, где повалилась Варвара.

Что теперь делать?! Может, она нарушила какие-то правила?! Может, теперь ее отвезут в полицейский участок?! Или заставят платить штраф?!

Перед Варвариным носом появилась большая чашка кофе, блюдечко с лимоном и сахаром и молочник.

– Для пани, – пояснила девушка, которая все это принесла, – кофе!

Из-за стеклянных дверей вернулась сердитая дама.

– О'кей, – сказала она Варваре и улыбнулась.

– О'кей, – согласилась Варвара.

Они посмотрели друг на друга. В отличие от большинства чехов, эта дама явно не говорила по-русски. На лице у нее было замешательство.

– Я говорю только по-английски, – сказала Варвара, уверенная, что это ей никак не поможет. По-английски здесь не говорил никто. Однако дама оживилась, застрекотала, подсела к Варваре.

– Как хорошо, что мадам говорит по-английски! Это большое счастье. Здесь много американцев, и странно, что местные жители не говорят по-английски. Мадам говорит очень хорошо. Вы не ушиблись? Это очень опасное место, я говорила Виктору, нужно что-то придумать, чтобы больше никто не упал. Попробуйте кофе.

Варвара попробовала.

Музыка играла, солнце светило, бок успокаивался.

Все хорошо.

– Я должна идти, – заявила Варвара, – спасибо. Дама переполошилась:

– Вы уверены, что уже можете? Варваре стало смешно.

– Конечно! Большое вам спасибо и извините меня за беспокойство!

Дама вдруг схватила ее за руку.

– Ваши волосы, – сказала она, и Варвара быстро потрогала свою голову, – мы сделаем вам прическу.

– Пет! – завопила Варвара так, что на нее оглянулась девушка-эльф, порхавшая за креслом.

– Почему – нет? – удивилась дама. – Да! Я сама сделаю вам прическу. У меня три салона – здесь, в Нью-Йорке и в Париже. Меня зовут Мишель Монро. А мадам?

– Барбара, – проскулила Варвара.

– Чудесно, – неизвестно чему обрадовалась Мишель Монро, – вы будете довольны. Это, – и она потыкала длинным загорелым пальцем в Варварины волосы, – not in your line! Совсем не в вашем стиле. Да, да! Я знаю, что вам пойдет. Я в этом бизнесе последние тридцать лет.

На вид Мишель Монро было около сорока – пряди в разные стороны, смуглое лицо, черная водолазка и черные брюки, кольца на каждом пальце, внимательный и веселый взгляд.

Сколько же ей лет на самом деле? Шестьдесят?

Переключившись на чешский язык, она кликнула какую-то Мартинку, стремительно поднялась, куда-то пошла, вернулась в черной накидке, похожей на плащ волшебника, перетянутой поясом с кармашками, из которых выглядывали блестящие инструменты.

– Сюда, Барбара. Проходите сюда. Варвара крепко зажмурилась. Права была бабушка Настя, утверждавшая, что “с девкой беда”.

Отступать было некуда, да и не хотелось отступать. Горячая вода лилась на лоб, энергичные ручки Mapтинки массировали кожу под волосами, сидеть было удобно, ноги стояли на специальной подставочке для ног, руки лежали на специальных перильцах для рук, волшебные снадобья, которые втирали ей в волосы, тонко и незнакомо пахли, и самое, самое главное – еще никогда в жизни никто не ухаживал так за Варварой Лаптевой!

Ну и пропади все пропадом. Ну и будь что будет.

– Нет, – заключила Мишель, рассматривая Варвару, когда та вернулась в вертикальное положение. – Совсем, совсем не ваш стиль!

Всю жизнь, с пятого класса, Варвара носила одну и ту же прическу, которая в районной парикмахерской изысканно и благородно называлась “каре” – на лбу челка, прямые патлы чуть ниже ушей по обе стороны физиономии. Патлы были то длиннее, то короче, челка же всегда оставалась одинаковой.

Конечно, это не ее стиль! Это вообще никакой не стиль.

Первым делом Мишель Монро отмахнула у нее клок волос такой длины, что Варвару обуял неподдельный ужас.

Что она делает, эта женщина?! В кого она ее превращает?! В заключенного изолятора временного содержания?!

Очевидно, мастерица почувствовала ее панику и напряжение, потому что сказала мягко:

– Доверяйте мне. Закройте глаза и думайте о том, какой новой вы себя увидите.

Но Варвара не стала закрывать глаза. Вцепившись в подлокотники, она смотрела на себя в зеркало. Волос на голове с каждой секундой становилось все меньше. Их оставалось уже так катастрофически мало, что Варвара взмокла под черной накидкой.

Мало того, что толстая, мало того, что дура, теперь будет толстая, дура и лысая!..

Сама виновата. Ты всегда и во всем виновата сама.

– Вам не придется ее подолгу укладывать, – щебетала Мишель, продолжая сокрушать Варварины волосы и самообладание, – это очень просто. Форму можно придать щеткой, здесь и здесь. И никогда, – тут она прижала к хилой груди смуглые руки, как в молитве, – никогда больше не носите длинные волосы!.. Вы не можете этого себе позволить! Это не для вас. Вы очень хороши, но совсем, совсем.., в другом стиле.

quot;Это мы уже слышали, – мрачно подумала Варвара. – Скорее всего я не смогу себе позволить выйти из дома без резиновой шапки, на которой так настаивал утренний немец. По крайней мере, в ближайшие три месяца”.

Стригли ее долго. Так долго, что, устав бояться, она все-таки закрыла глаза. Все равно теперь ничего не изменишь. Нужно было бежать отсюда, а ты уселась кофе пить, а потом разговоры разговаривать. Все тебя тянет на светские беседы и на красивую жизнь, Варвара Андреевна! Вот теперь получишь свою красивую жизнь. И еще неизвестно, сколько денег с тебя попросят. Это, наверное, считается шиком, когда тебя стрижет сама хозяйка салона. Где там она сказала?… В Мадриде? Ах, нет, в Нью-Йорке и в Париже, что ли…

Около уха приятно позвякивало, солнце пригревало, мысли в голове ворочались все медленнее и медленнее, приглушенная музыка убаюкивала, и Варвара улыбнулась, вспомнив, как однажды повела Васю на балет в Большой театр, а он там заснул.

– О'кей. Теперь хорошо. Можете смотреть! Как будто ушат холодной воды с лягушками вылился на спину.

Варвара судорожно выпрямилась и открыла глаза.

Что за черт? Это не она. Нет, точно это не она.

Или.., она?

Да нет, не может…

Тихонько ахнув, она стремительно поднялась из кресла, став на голову выше мадам Монро, и уставилась на себя в зеркало.

Волос не было. На висках и на шее остались тонкие длинные завитки, а вместо остальных – совсем короткий блестящий ежик. Челки тоже не было – все тот же ежик. Все вместе это не создавало впечатления, что Варвара сию минуту вступила в отряд бритоголовых. Ее новая прическа казалась сдержанной, благородной и лишь слегка шаловливой.

И, боже мой, как это было красиво! Глаза стали больше, а щеки как будто уже, и нос стал похож на римский, и открылся лоб – нет, это все-таки не она.

– Спасибо, – по-русски пролепетала Варвара, – спасибо вам большое!..

Мадам Монро засмеялась, соседний эльф зааплодировал, девушка за блестящей стойкой что-то сказала и тоже зааплодировала – так им понравилась новая Варвара.

– Ваш стиль, – победно заключила мастерица, – это короткие стрижки, джинсы, майки, толстые свитера и “Харлей Дэвидсон”. Верьте мне. Я знаю, что говорю.

Варвара даже не сразу вспомнила, что такое этот самый “Харлей Дэвидсон”. Кажется, мотоцикл. При чем здесь мотоцикл?

– Сколько я должна? Мадам махнула рукой:

– Я сделала вам скидку. Вы упали. Мне приятно было работать с вами. Я люблю хорошую работу!

Варвара заплатила – на белой хрусткой бумажке было написано, сколько нужно заплатить, и даже она поняла, что это очень мало. В долларах выходила совсем чепуха.

– Спасибо, – она повторила это, наверное, в двадцатый раз, отчаянно стараясь не смотреться поминутно в зеркало.

После такого триумфа она слегка удивилась, почему на улице встречные не впадают в транс при виде ее. Она была уверена, что должны впадать.

Она все смотрела на себя во все витрины и когда добралась до отеля, голова у нее кружилась. Она поднялась к себе в номер – в лифте она тоже смотрелась в зеркало и трогала себя за уши, которые непривычно мерзли.

Значит, джинсы, свитера и мотоцикл?

Варвара даже засмеялась от счастья.

Танька упадет в обморок, увидев новую Варвару.

Она бросила сумку на кровать, подошла к зеркалу, чтобы еще немного собой полюбоваться, и замерла.

Спина вмиг покрылась “гусиной кожей”.

На полированном столе больше не было конверта, который ей предстояло нести на улицу Московскую.

Варвара выдохнула, обежала весь номер и сдернула покрывало с кровати.

Конверт пропал из запертого номера отеля в Карловых Варах.

– Ты кто? – спросил совсем рядом странный голос, и Димка оглянулся так резко, что потемнело в глазах. Прошло два дня, голова почти совсем зажила, но в глазах все еще темнело.

Черт бы побрал эту голову, подумал он по-русски, а вслух сказал привычное:

Мальчишке было лет десять. Он был худой и совершенно рыжий, как грибы лисички, которые Димка когда-то собирал с отцом.

– Мама сказала, что ты спишь. Ты ее пациент?

– Да, – согласился Димка.

– А почему ты не в больнице, если ты пациент? Хороший вопрос, решил Димка.

– Я недавно приехал. Издалека. Медицинский сертификат.., у меня его нет.

– Из Америки, я знаю, – сказал мальчишка и уселся на край стола, – ты там живешь?

– Живу, – согласился Димка.

– Хорошо там жить?

– Нормально. Я работаю в университете.

– Ты учитель? – протянул мальчишка разочарованно.

quot;Ну да, конечно. Я должен быть Арнольдом Шварценеггером”.

– Я профессор, – весело ответил Димка, – несколько взрослых.., старших курсов и научная работа. Соображаешь?

Мальчишка посмотрел на него и ничего не ответил.

– А кто тебя по голове стукнул?

– Не знаю, – признался Димка, – я не видел.

– А если бы видел?..

– Если бы видел, то.., не знаю.

– А я бы ему наподдал, – заявил мальчишка решительно, – ух, как наподдал бы!..

Димка был совсем не уверен в том, что смог бы наподдать тому, кто в темноте Варвариной квартиры стукнул его по голове.

От раны вдруг как будто холодом протянуло по всей голове, даже уши похолодели.

– Волосы теперь не скоро отрастут, – заметил мальчишка, – ты похож на Фантомаса. Я в доме отдыха смотрел. Ерунда, по-моему, а деду понравилось.

– Мне тоже нравится. Мальчишка пожал плечами.

– Мама сказала, чтобы я тебя завтраком накормил. Пойдем? А то мне есть охота.

Димке совсем неохота было есть, но он встал.

– Я только умоюсь.

– Мама тебе полотенце оставила на батарее, – из кухни крикнул мальчишка, – видишь?

– Вижу, – согласился Димка.

Какая забота – и полотенце, и завтрак! Два дня, что Димка провел в этой квартире, ее хозяйка почти с ним не разговаривала.

Два раза поменяла повязку. Велела померить температуру. На ночь дала крохотную белую таблеточку. Он посмотрел, что за таблеточка. Оказалось, димедрол.

Приезд мальчишки Димка проспал. Он вообще почему-то спал как убитый. А когда не спал, невесело думал.

Угораздило вернуться домой на несколько дней и первым делом получить по башке! Хорошо, что родители не знают, как их драгоценный сын проводит время в России. Слава богу, они вообще не знают, что он в России! Еще он беспокоился за Варвару. Все происшествие с таинственным взломщиком и ее командировкой – на следующий же день! – казалось ему подозрительным.

Кто может за ней охотиться? На черта сдалась взломщику ее квартира?!

Когда не спал, он думал об этом так много, что голова в том месте, где шов, начинала как будто потрескивать от напряжения, он боялся, что шов лопнет. Ему не хотелось, чтобы он лопнул, – его врачевательница так смешно гордилась своей работой, а Димка был человеком слишком деликатным, чтобы разочаровывать ее лопнувшим швом.

Нет, наверное, он все еще не совсем в порядке, раз в его многострадальную голову лезут такие мысли.

– Садись, – деловито предложил мальчишка, когда он протиснулся в кухню. Кухня была крошечной, еще меньше, чем у Варвары.

– Как тебя зовут?

– Вася. Так деда зовут. Меня назвали в честь деда, – обстоятельно объяснил мальчишка.

На завтрак была яичница – из двух яиц каждому – и по стакану молока. Они быстро и молча все съели. Мальчишка вылизал свою тарелку и посмотрел по сторонам, как будто искал, чего бы еще съесть.

Ничего не было.

– Вообще-то я йогурты люблю, – сказал он задумчиво, – но мама их редко покупает. Дорого. Докторскую колбасу люблю. Дед всегда привозит, когда они с бабушкой приезжают. Сейчас хорошо стало, им пенсию вовремя дают. Они мне всегда с пенсии что-нибудь покупают.

Димка молчал.

В том, что говорил мальчишка – Вася, названный в честь деда! – была такая потрясающая обыденность, даже слушать страшновато.

Что это за страна, думал взрослый, где врач не может купить ребенку йогурт?! Это не страна, это… Гондурас какой-то, на самом деле!

Маленький думал, как бы ему спихнуть на взрослого посуду. Мыть посуду он не любил.

– Сейчас по телевизору мультфильмы, – предложил он, надумав, – может, ты посуду помоешь, а я посмотрю пока?

К его удивлению, чужой дядька моментально согласился Посуду он мыл две минуты.

– А почему ты не в школе?

– Потому что у нас каникулы, – объяснил Вася, – весенние. А в Америке не бывает весенних каникул?

– Бывают. Они называются пасхальные. У нас.., в Америке, – поправился он, – сейчас как раз пасхальные каникулы.

– А у тебя чего? Отпуск?

– Отпуск.

– И ты в отпуске заболел?

– Ты же знаешь, меня стукнули по голове.

– Меня тоже в прошлом году стукнули, – сказал мальчишка, – на горке. Доской прямо по макушке.

– Зачем? – удивился Димка. Вася презрительно фыркнул:

– Ну как зачем?! Ты что, не понимаешь? Мы подрались!

– Это все объясняет, – согласился Димка, – мама тебя зашивала?

– Не-ет! Она мне подзатыльник дала, чтобы я не дрался.

– Логично.

– Что?

– Слушай, – попросил Димка, – проводи меня в магазин. А то я у вас живу и ничего не покупаю. Меня же кормить нужно.

Мальчишка посмотрел с любопытством.

– Пойдем, если хочешь. У нас магазин в соседнем доме. А что ты будешь покупать? – Не знаю, – признался Димка, – еду. Может, твою докторскую колбасу.

– Она дорогая.

– Ничего. Посмотрим.

Для того чтобы не демонстрировать прохожим свою наполовину лысую голову с повязкой, он нацепил лыжную шапочку. Мальчишка одевался долго, старательно сопел, хлопал себя по карманам, проверяя варежки, шнуровал ботинки и сердился на шнурки.

В подъезде было холодно, сыро и грязно. На первом этаже стояли лужи, пахло кошками, застарелыми бычками и мочой. Дверь на улицу не закрывалась, домофон – дань цивилизованному образу жизни – был выдран с мясом, провода скручены, и неизменные надписи, и гадкие пятна, и железная скобка вместо ручки, болтающаяся на двух гвоздях.

Димка давно от всего этого отвык, и теперь ему было стыдно за свою брезгливость, за “Гондурас”, вертевшийся в голове, за людей, которые отлично себя чувствовали в помойке и запахе мочи.

В его американской действительности были сонная уличка с двухэтажными домами, лужайками и розами, незапертые автомобили, роликовые коньки, кучей сваленные у входа в офис – до вечера, пока их не разберут владельцы, – длинноволосые подростки в чистых шортах, для которых верхом дерзости и геройства было проехаться на доске по краю университетской лестницы. Никому из них почему-то даже в голову не приходило отдирать ручку от подъездной двери или писать на лестнице. В прошлом году отчислили двоих – они повадились скручивать зеркала у машин на стоянке за университетом. Между прочим, папа одного из них оказался сенатором Соединенных Штатов и потом долго, тоскливо и нудно объяснялся с прессой и сенатским комитетом по поводу скверного поведения сына.

quot;Разве мы можем доверить нацию человеку, который ничему не научил собственного сына?!” – риторически выкрикивала “Тексис стар”, местная газета.

quot;Наверное, я мещанин, – думал Димка, шагая по лужам. – Для меня лужайка и чисто выметенная улица гораздо важнее, чем то, что по рождению я гражданин великой страны. Я не понимаю ее величия, когда в подъезде воняет мочой, а мешки с помойкой бросают прямо под окна, и они гниют, воняют, распадаются на части, как внутренности трупа. Я ненавижу бедность, грязь, вывернутые лампочки, нытье, алкоголиков, хамство, лужи по колено… И еще то, что врач не может купить своему ребенку йогурт”.

В магазине было просторно, по раннему времени пустынно и.., богато. Димка усмехнулся.

Он помнил этот магазин еще с “дореволюционных времен” – зеленые стены, длинные желтые ленты, усеянные трупами мух, пустые алюминиевые лотки, селедочная вонь, грязная огуречная бочка в углу. Из бочки текло на пол, а рядом с кассой стояли молочные сетки с дырявыми треугольными пакетами – дырявые пакеты предлагались дешевле. Молочные реки смешивались с рассольными, люди прыгали через них, оступались, бабка-кассирша орала, очередь за пельменями распирала отдел с шикарным названием “Кулинария”. Были еще “Бакалея” и “Гастрономия”.

– Слушай, – возбужденно сказал рядом Вася, – я отойду, можно?

– Куда? Он замялся.

– Там, знаешь, где хлеб, есть автомат с игрушками. Нужно опустить пять рублей и хватать игрушку. Там специальная хваталка. Только я еще ни разу не хватал. А Ирка из нашего класса однажды пять зверей вытащила. Я считаю, ей просто повезло. Можно?

По его бойкому тону было ясно, что развлечение это из “неодобряемых”. Мать, наверное, не разрешала просто так скармливать автомату пять рублей.

– Можно, – разрешил Димка, – а пять рублей?

– У меня есть, – Вася разжал кулак, – мне дед дал. “Ну вот, теперь понятно, почему он так легко согласился провожать меня в магазин, – подумал Димка. – Из-за автомата с игрушками”.

– Добрый день, – сказал он продавщице. Говорить ему было неловко. Он сто лет не говорил по-русски и от магазинов таких отвык. Ему бы что-нибудь попроще – взять тележку, да и катить ее вдоль километровых рядов еды, набрать гору, сунуть кассирше кредитную карточку и перегрузить в машину, чего лучше!..

– Восемь йогуртов, – начал он перечислять, – малина. Восемь йогуртов – клубника.

Он дошел как раз до докторской колбасы, когда вернулся его компаньон. Вид у него был крайне независимый.

– Ну что? – спросил Димка. Вася махнул рукой:

– Мне дед еще даст, я тогда еще сыграю.

– Еще что-нибудь? – спросила продавщица. Ее было почти не видно из-за еды, сложенной на прилавке.

– Докторскую колбасу, – сказал Димка, – ты любишь толстую или тонкую? Вася пожал плечами:

– Всякую.

– Тогда любую.

Продавщица вооружилась ножом. Вася проводил ее глазами.

– Жалко, – вдруг заявил он, – там обезьяна так хорошо лежала. Красивая обезьяна. Розовая.

Димка сверху посмотрел на него. Вид у него по-прежнему был очень независимый, только горбилась расстроенная спинка и между шапкой и курткой торчала худая шея.

– Все?

– Да, спасибо.

– Это все наше-е? – вдруг удивился Вася. – Мы же не донесем!

– Донесем, – успокоил его Димка, – у нас рюкзак.

– Зачем тебе столько еды?!

– Есть. Мы сейчас с тобой придем и станем чай пить.

– Ты думаешь, мы все это съедим? – спросил Вася с сомнением. Продавщица засмеялась. Димка улыбнулся в ответ.

– Очень на вас похож, – сказала продавщица.

– Конечно, – согласился Димка.

У него не было монетки в пять рублей, чтобы мальчишка мог вытащить свою розовую обезьяну, а Димке это почему-то казалось очень важным.

Он застегнул рюкзак, стал поднимать его на плечо, в кармане зазвенела какая-то мелочь, и он вдруг вспомнил, что в обменном пункте ему так выдали сто рублей – пригоршню железной мелочи.

quot;Других нет”, – сказала кассирша и мило улыбнулась.

– Стой, – велел Димка, – еще не все потеряно. Я забыл про свои монеты.

Он запустил руку в рюкзачный карман и выгреб круглые железки. Мальчишка вытаращил глаза.

– У тебя столько денег?!

– Мне так дали вместо долларов, – объяснил Димка, – ты идешь или нет?

Большой квадратный ящик был наполовину заполнен игрушечным дерьмом китайского производства. По потолку ящика двигалась железная рука со щупальцами на пружине, ею нужно было управлять. Щупальца хватали приз и тащили к желобу, по которому приз вываливался наружу. С Димкиной точки зрения, ничего выудить оттуда было нельзя.

– Вот, – с восторгом выдохнул Вася, – вот она, видишь? – Он оглянулся на Димку, глаза у него блестели. – Розовая! Ну, обезьяна! Ты что, не понимаешь?

– Давай, – сказал Димка и скинул на пол рюкзак, – тащи.

Железная рука конвульсивно дернулась, дрогнула, поползла по потолку.

– Посмотри с той стороны, можно хватать? – велел мальчишка. Димка посмотрел.

– Ну что?

– Ну, попробуй.

Рука стала снижаться, щупальца сошлись, захватили вожделенную обезьяну, проволокли немного и выронили, как будто разжались старческие пальцы.

– Опять, – помолчав, произнес Вася очень бодро, – пошли.

У американского профессора Дмитрия Волкова не было своих детей. Он даже приблизительно не знал, как с ними следует обращаться. Этот – с худой шеей и бодрым голосом – был чужой ребенок. Сын задиристой докторицы, которая называла его то скотоводом, то ковбоем и дотрагивалась до его головы неласковыми холодными руками. Но с той секунды, когда мальчишка сказал “пошли” и потянул его за рукав, стараясь не смотреть на розовую обезьяну в стеклянном ящике, профессор Волков почему-то решил, что он его ребенок.

Это невозможно было объяснить, это не поддавалось никаким разумным оценкам, это никак не было связано с головой – холодными, трезвыми, логическими мыслями. Профессор Волков даже не знал, хороший это ребенок или плохой, понятия не имел о том, какой у него, к примеру, характер или что он любит, а чего не любит. Профессор никогда особенно не мечтал о детях и не чувствовал в себе непреодолимого желания стать отцом, но в эту секунду какого-то дьявольского прозрения он увидел совершенно ясно, как будто мелькали картинки в волшебном фонаре, – вот мальчишка учится кататься на лыжах и ломает ногу, на чьем-то дне рождения валится в бассейн, и профессор выговаривает ему за это, потом он сдает на права и в первый раз везет родителей кататься по городу, потом они спорят, Йелль или Гарвард, и он говорит сердито:

quot;Папа, ты всегда считаешь, что ты один прав!”, потом фотография – они вдвоем, обнявшись, под какой-то секвойей.

Димка взялся за лоб.

Картинки исчезли, но знание осталось.

…И что теперь делать?..

– Попробуй еще, – предложил он, – может, будет лучше.

– Жалко пятерку, – пробормотал Вася, но монетку взял. Ему очень хотелось вытащить эту обезьяну, он давно ее приметил.

Не повезло и на этот раз.

Димке хватило ума не говорить ему – пошли, я куплю тебе в ларьке пять таких обезьян. Разве дело в том, что их можно купить в ларьке?! Дело именно в том, что эту обезьяну нужно вытащить из стеклянного ящика.

Профессор Волков был уверен, что это необыкновенная обезьяна.

Обезьяна-оракул, черт побери все на свете!..

– Давай еще!

– Ты только маме не говори… Димка отмахнулся – мама была совсем ни при чем. Следующая попытка была его, и он тоже уронил обезьяну, почти принес, но все-таки уронил, зато профессорская голова моментально сообразила, как именно следует действовать, чтобы обезьяна не выпадала из предательских щупальцев. Следующие несколько попыток ушли на воплощение плана в жизнь, а потом они достали обезьяну, и сбросили ее в лоток, и она выпала из него, совершенно новая, чистая, ядовито-розовая, с идиотской ухмыляющейся мордой, похожей на заячью!

– Класс! – восхищенно выдохнул Вася, близко и любовно рассматривая обезьяну. – Все-таки я тебя достал!

Потом они вытащили белую лошадь, малинового хомяка, а венцом коллекции стал трудноопределимый зверь изумрудного цвета.

Вася настаивал на том, что это бурундук, а Димка был уверен, что скунс.

– Бурундука маме, – распределял мальчишка, – или лучше лошадь? А бабушке хомяка, дед говорит, что она похожа на хомяка, когда жует. А она смеется. Нет, маме лошадь, а бурундука мне.

Розовую обезьяну, открывшую будущее профессору Волкову, Вася сунул под куртку и время от времени проверял, на месте ли она.

Разговор о бурундуках и хомяках шел до самого дома, Димка почти не слушал.

…А в самом деле – Йелль или Гарвард?…

И что он, профессор Волков, теперь станет с этим делать?

Самое лучшее, что он может сделать, это немедленно выбросить все из головы. Все, все – включая мальчишку и розовую обезьяну.

– Папа, – вдруг произнес Вася и остановился. Димка с разгону прошел вперед и тоже остановился, вопросительно глядя на него. – Мама не сказала, что он приедет… Пап! – крикнул он и неуверенно побежал. – Привет! Ты чего приехал?

Димка посмотрел. Мужик был пузатый, хотя и молодой, не слишком чистые джинсы подпирали снизу клетчатое пузо в распахнутом курточном обрамлении.

– Здорово, – сказал мужик Васе, и с ощутимым и болезненным уколом ревности Димка увидел, как по-хозяйски он треплет мальчишку по голове, как будто это был его мальчишка, хотя на самом деле давно – наверное, всегда! – мальчишка был Димкин!

…Так все-таки Гарвард или Йелль?

– Смотри, – Вася сунул отцу под нос обезьяну, – я выиграл. И еще лошадь, хомяка…

– Мать деньги дала? Мальчишка смешался.

– Нет, – и оглянулся на подходившего Димку, – он дал. Дима.

– Дима-а? – протянул мужик.

– Привет, – сказал Димка, – меня зовут Дмитрий Волков.

– А меня Александр Македонский, – зачем-то ответил мужик. Пошутил, наверное. Димка вежливо молчал.

– Пап, смотри, какая обезьяна!

– Да отстань!.. И откуда ты взялся, Дмитрий Волков? Мальчишка вдруг перепугался. Так сильно перепугался, что Димка почувствовал его испуг, как свой.

– Пап, – забормотал он, подвигаясь, – ты чего приехал-то? Мама не сказала, что ты должен приехать…

– Она скажет! – зловеще сопнув носом, выговорил мужик. – Твоя мать, пожалуй, скажет!

Тут он неожиданно взял Димку за куртку и потянул на себя. Это было неразумно, потому что Димка был намного выше и гораздо тяжелее, кроме того, он не ожидал, что мужик схватит его за куртку, поэтому сделал слишком большой шаг, надвинулся на него, и тот стал валиться в лужу.

Димка поддержал его – мужик вырвал руку.

– Папа! – тревожно крикнул Вася.

Димка оглянулся на него – он держался двумя руками за обезьяну, спрятанную под курткой, на бледном веснушчатом личике был страх. Воспользовавшись тем, что Димка отвернулся, мужик опять схватил его за куртку, да так, что затрещала молния.

– Вали отсюда, недоносок, твою мать! – прохрипел мужик ему в лицо. – Че ты около них трешься?! Жить надоело?! Так я те моментально клистир пропишу, не хуже, чем моя бывшая благоверная!.. И Ваську не тронь! Разгуливает он с ним! Да в этом доме все знают, что он мой сын, а он разгуливает!! Шоб завтра я приехал, шоб духу твоего!..

– Папа!!

Наверное, с стороны это действительно выглядит.., неприятно, подумал Димка и поморщился. Два взрослых дяденьки танцуют в луже, держат друг друга за грудки, изрыгают проклятия – как в кино.

– Папа, перестань! Папа, ну перестань же!..

Папа отцепился от Димкиной курки и за шиворот схватил сына.

– А тебе, гаденыш, отдельное предупреждение! Дима!! Какой он тебе, твою мать, Дима?! Еще раз с ним увижу – убью! Ты понял?! Не, ты понял?!

Он сильно тряхнул сына, застежка куртки открылась, розовая обезьяна выпала из-за пазухи прямо в лужу. Глядя остановившимися от ужаса глазами, как быстро намокает в грязной воде чистый розовый бок, мальчишка открыл рот и завыл. Он выл негромко, на одной ноте и почему-то не нагибался, чтобы спасти свою обезьяну. Он просто стоял и выл.

– Вася, – позвал Димка, – перестань. Он ушел. Подхватил из лужи обезьяну и выжал из нее коричневую воду.

– Вася, – повторил он, – все о'кей. Но мальчишка все выл.

Димка присел перед ним на корточки, стараясь поймать его взгляд.

– Вася, это все.., ерунда.

– Не.., не-ет, – сильно заикаясь, едва выговорил Вася, – и об-об-обезьяна уп-пала.

– Мы ее вымоем. Это просто. Горячей водой и шампунем для волос. У меня есть шампунь, зато больше нет волос. Твоя мама мне сделала лысым.

– Ты см-мешно говоришь, – вдруг сказал Вася, и Димке показалось, что голос стал чуть больше похож на его обычный. – Ты что, не русский?

– Я живу в Америке много лет, – признался Димка, рассматривая его. – Как часто.., хулиганит твой отец?

– Не очень часто, – ответил Вася и задержал взгляд на обезьяне в Димкиной руке. – Мама говорит, что это он в последнее время одичал, а то был ничего. А дед говорит, что это от того, что он тунеядец. А про меня дед говорит, что я – работяга! Ты правда знаешь, как ее выстирать?

– Ну конечно! – заверил его Димка.

– Тогда пошли, – распорядился Вася, – надо маме позвонить. Знаешь, как они скандалили, пока не развелись? Ужас! Спать было нельзя. А теперь меньше. Даже когда папа пьяный приезжает, мама его выгоняет, и все. И говорит – слава богу, мы больше ничего не должны. Ты молодец. Ты его не испугался. А я страшно боюсь, когда он орет. Когда мама орет, я просто не люблю, а когда он, боюсь. Дед говорит…

Человек пристально следил за ними, пока не закрылась подъездная дверь.

Он ничего не нашел в той, другой квартире и на самом деле не знал, что делать дальше.

Все было так хорошо и красиво, пока не вмешалась эта толстая дура и ее.., приезжий друг. Жаль, что некогда было проверять, жив он или умер. Если бы было время, он был бы мертв, и работы значительно поубавилось бы.

Если его указания не будут выполнены, кого-то из них придется убить. Просто чтобы напугать второго. Напуганные до полусмерти люди очень хорошо управляемы.

Кроме того, есть же еще ребенок!.. Он улыбнулся.

Все будет хорошо. Он получит свое, несмотря на то, что все сложилось так неудачно.

Итак, он ждет два дня.

В очереди на “родную сторонушку” Варвара так устала, что ее не держали ноги. Она непрерывно зевала, мерзла, натягивала на руки рукава Димкиной куртки и с ужасом думала, как станет добираться до своей улицы Тухачевского. От Шереметьева ходил экспресс – очень удобно, но пойди ночью найди этот экспресс!..

Никто не должен был ее встречать, и все же она расстроилась, проходя сквозь плотную толпу встречающих. Ей тоже очень захотелось, чтобы кто-нибудь ее встречал, высматривал в толпе, сжимал в кулаке бесполезный букетик. Кто-нибудь, кому она могла бы рассказать о Карловых Варах и обо всех своих чрезвычайных происшествиях.

И чтоб новую стрижку кто-нибудь оценил!.. Подумав про стрижку, она моментально вспомнила, какое лицо было у Ивана, когда он увидел ее выходящей из лифта.

Даже если в жизни Варвары Лаптевой никогда больше не будет романтических – ха-ха! – приключений, все равно воспоминания о том, как он был ошеломлен, будут согревать ее даже на смертном одре.

– Как это вышло? – спросил он, едва она к нему приблизилась, – а до этого что было? Парик? Для тепла? Он остался в Карловых Варах, а она улетела. Без конверта и с невыполненным поручением. От пропажи конверта ей было так скверно, что она даже сувениров не купила. Только Васе – маленькую стеклянную машинку на зеркальной подставке, в круглой коробочке с бантом.

Шеф ее убьет. А если не убьет, значит, уволит. Что там могло быть, в этом конверте, если все, включая триста долларов, осталось цело, а конверт утащили?!

Зачем утащили конверт? Кто мог утащить конверт? Явно не шеф, потому что он мог утащить его из собственного кабинета, а не из Варвариного номера в Карловых Варах! Враги шефа? Тогда, выходит, правильной была та, самая первая ее догадка о том, что она везет по меньшей мере схему секретного торпедного завода или план ракетной шахты.

«Алекс – Юстасу. Сообщаю вам зпт что планы получены вовремя тчк По агентурным данным глава ЦРУ собирается вскоре посетить тчк Вам надлежит сообщить в центр зпт…»

Варвара помотала головой. Рюкзак оттягивал ей руку, как будто в нем были гири.

Варвара села прямее и заставила сонную голову прямо держаться на шее.

Иван Александрович, то есть просто Иван, был совершенно ошеломлен ее новым видом. Он даже долго говорить не мог. Пришлось говорить ей. Она усердно разглагольствовала и однажды в середине разглагольствований взглянула на него, и он покраснел. Она видела это собственными глазами. У него были выбритые до синевы щеки, смуглая кожа, и он покраснел так, что она заметила. Правда, после этого она стала разглагольствовать вдвое активней, не давая ему вставить ни слова, – все из-за того, что ей было очень неловко, вроде бы она за ним подсматривала.

Вообще она вела себя как-то не правильно, неестественно и очень глупо.

Ну, не знает она, как нужно вести себя с мужчиной по дороге в немецкую пивнушку! А потом, по дороге из пивнушки? Он все звал ее в парк, а она не пошла, потому что боялась, что после пива ей непременно понадобится в “удобства”, а есть ли они в парке и как она станет у него отпрашиваться, если есть?

Небось Вику Горину не интересуют такие идиотские вопросы! Уж Вика наверняка знает, как следует себя вести, чтобы мужчина не убежал от тебя в панике!

Впрочем, Варвара была уверена, что она попалась Ивану случайно, и даже не стоит задумываться над тем, какое она производит на него впечатление, и писать список имен будущих детей тоже пока не стоит.

Он уже выкинул тебя из головы. Ты должна сделать то же самое.

Но это было непросто.

Иван доехал с ней до темной остановки, выпрыгнул следом из “экспресса”, в котором Варвара так славно пригрелась, пошел рядом по растаявшей тропинке, и грязь чавкала под толстыми подошвами его ботинок в “деревенском стиле”, вместе с ней вошел в лифт, заглушив своим одеколоном запах собак и сырости, протиснулся за ней в стеклянную дверь и ждал, когда она достанет ключи.

Он исчез только на пороге ее квартиры. Испарился, как лесной дух.

Варвара толкнула дверь, одновременно нашаривая справа выключатель и стараясь наступать только на газетку, предусмотрительно расстеленную на полу. Что-то попалось ей под ноги, и она еще успела удивиться – ничего не должно быть на полу в прихожей, похожей на шкаф из гарнитура “Хельга”.

Вспыхнул свет.

Очень медленно, как при замедленном повторе спортивных соревнований, Варвара поднесла руку ко рту.

Ее квартира была разгромлена.

Однажды она смотрела кино про гражданскую войну. Штаб Деникина после прихода красных выглядел точно так, как ее квартира. Даже обои были содраны со стен и свисали, похожие на нечистые языки.

Книги. Посуда. Белье. Какое-то барахло с антресолей. Ее пальто в собачьей шерсти. Кастрюли и сковородки. Банки из холодильника.

Выворочено было все, даже диваны от стен отодвинуты.

Варвара закрыла глаза и взялась рукой за стену.

Не упасть бы, озабоченно сказал кто-то внутри ее головы.

quot;Я не упаду, – возразила она с досадой, – я постою немножко. Приду в себя”.

Она постояла и открыла глаза. Все осталось так, как и прежде, но на этот раз она была готова к тому, что увидит.

Из ее номера в Карловых Варах украли конверт.

Что искали в ее квартире в Москве?

Кто искал? Вернулся тот, кто четыре дня назад стукнул по голове Димку? Или пришел другой?

Запах лекарств стлался над курганами вывороченных вещей. Наверное, в лекарствах тоже что-то искали.

Ключ. В последний день на работе у нее вытащили ключ.

Раненый Димка не мог оставаться в открытой квартире, и его взяла к себе Таня. Выходит, что тот человек вернулся, уже не опасаясь, что нарвется на Димку. Выходит, он знал, что Димки нет и Варвары нет, пришел и открыл ключом дверь и стал методично крушить ее частную жизнь – рыться в вещах, отдирать обои, вываливать на пол полотенца, лезть в шкафы.

Выходит, он следил за квартирой! Или.., за Варварой?!

Может, он и сейчас следит?!

Варвара вскрикнула – тихонько. Оглянулась по сторонам, как будто опасаясь, что из стены выйдет бандит с биноклем, тот самый, который за ней следит.

Дрожащей рукой она выключила свет, кое-как вставила ключ, заперла квартиру и побежала к лифту.

quot;Верните то, что вам не принадлежит, – было напечатано на белом листе обычным компьютерным шрифтом, – абонентский ящик 280, Москва. Срок два дня”.

Таня заваривала чай, то и дело расстроенно поглядывая на листок. Он был немного помят – там, где булавка пришпиливала его к дерматину двери в Танину квартиру.

– Что это такое? – сама у себя спросила она и еще сильнее рассердилась. – Что мне не принадлежит? Что я должна вернуть?! Черт знает! Принесло вас на нашу голову!.. – сказала она Димке, который в ответ на ее тираду участливо шевельнулся на стуле. – Угораздило вас!..

Он тоже думал про себя этим словом – угораздило, но по-другому. С разгневанной хозяйкой объясняться не стал. Она сердилась и была права.

– И зачем вы купили столько еды? – не переводя дыхание, продолжила она, – мы ни за что столько не съедим, все испортится, а я ненавижу, когда пропадает еда!

– Нет, – успокоил ее Димка.

– Что – нет?

– Не пропадет. Ваш сын и я.., мы все съедим, вот увидите.

– Конечно, если задаться целью съесть, то можно съесть вместе с холодильником! Но вовсе не обязательно было столько покупать! И эти дурацкие звери! Он что, правда повытаскивал их из ящика?!

– Правда, – ответил Димка и улыбнулся, – только правда и ничего, кроме правды.

– Сам?!

– Сам. Я попробовал, и.., нет. Вася.., да. Имя ее сына странно прозвучало в исполнении чужого мужчины, и Таня грустно на него посмотрела.

– Спасибо, – произнесла она неожиданно, – он так хотел хоть что-то оттуда достать. Это у нас прямо навязчивая идея! А у меня как-то и денег лишних нет, и времени никогда нет там с ним стоять. Обезьяна! Он неделю мечтал добыть обезьяну. Его как раз неделю назад по-новому зарядили, этот дурацкий ящик.

– Все дело в том, – Димка опять улыбнулся, – что это необыкновенная обезьяна. Ей обязательно нужно было, чтобы достали.., именно мы.

– Вам чай с сахаром?

– Да, спасибо.

– А мой муж? – помолчав, спросила Таня. – Буйствовал?

– Не особенно. Все о'кей. Мальчик переживал, но быстро успокоился.

– Он привык.

– Он сказал, что раньше было хуже. Раньше было хуже, и теперь стало хорошо.

– Ну и что?! – обозлилась Таня. – Вам-то что?! Вы женаты?!

– Нет, – признался Димка.

Он знал совершенно точно – как будто ему предсказала розовая прорицательница-обезьяна, – что у него будет стабильный, крепкий, счастливый брак.

Возможно, он не станет кидать к ее ногам все богатства мира. Возможно, он не станет по ночам целовать ее след на садовом крылечке. Возможно, он не станет писать стихов и серенад и – кто знает? – может быть, даже не назовет в ее честь ни одну открытую им звезду.

Зато он будет сильно, верно и спокойно любить ее и никогда не станет сомневаться в ней, и она не станет сомневаться в нем, и в правильности принятого решения, и у них будет то, что так нужно им обоим – и каждому нормальному человеку. Семья.

– …а раз не женаты, то и нечего меня осуждать! Попробуйте пожить с таким человеком, как мой бывший муж!..

– Он… плохой человек? – перебил ее Димка. Таня остановилась и даже несколько раз вздохнула от неожиданности.

– Да, в общем, нет. Не плохой. Нервный очень, но это от того, что у него с работой беда. Инженер, окончил хороший институт, а теперь вот никому не нужен. Неприспособленный, понимаете? Делать ничего не умеет и учиться не хочет. На другую работу не берут, и он не особенно старается устроиться. Отец ему машину отдал, так он ни разу за все время тормоза не прокачал, отец сам все делал и делает. Ну, не пьет.

– Это большое счастье, – отчетливо выговорил Димка.

– Что? – не поняла Таня.

– Не пьет. Счастье.

– Представьте себе, – заявила с вызовом Таня, – большое. Вещи не пропивает, не дерется, по вечерам дома. Это по нынешним временам…

– По всем временам, – ровно ответил Димка, – одинаково. Вася боится своего отца. Плачет. Я видел сам. Ваш муж бросил на асфальт его обезьяну. И вы смеете говорить – неприспособленный! – Это слово он выговорил почти по слогам. – Вы врач. Вы взрослая, умная, решительная, вы похожи на мою мать, и вы говорите – неприспособленный!

Он как будто упрекал ее, как будто она его в чем-то разочаровала, и Таня смотрела на него во все глаза. От гнева у него даже загорелись уши, и маленькие слоновьи глазки утратили все добродушие.

– Я сегодня был с ним очень.., вежлив и мягкий, – сказал он, и ноздри у него раздулись, – я старался… keep the control.., следить за собой. Next time я не стану таким вежливым. Сегодня со мной был Вася, и я не хотел, чтобы он пугался еще!

Таня молчала.

Никто, кроме нее, никогда не пытался защитить ее ребенка. Тем более от папаши.

Почему-то в семье считалось, что какой бы ни был муж – это твой крест, молчи, неси и плачь. Когда она развелась, ее родители чуть не умерли от горя. Не потому, что дочь осталась в одиночестве растить ребенка, а потому, что дочь поступила “не по-людски”.

– Вам надо волосы подстричь, – сказала Таня, чтобы что-нибудь сказать, – у вас вид больно дикий. Конечно, наверное, все ковбои любят экзотические прически…

– Я не ковбой, – перебил он ее довольно резко, – я физик. Я обязательно это сделаю, как только вы снимете повязку.

И они опять замолчали.

– Чем вы выстирали обезьяну?

– Шампунем. Для волос. Я решил, что порошок для белья не подойдет.

– Вот принесло его! – в сердцах воскликнула Таня. – Все у него подозрения, что я завела любовника! Я ему сто раз говорила – это не твое дело! Я живу как хочу! А он все лезет и лезет. И записка эта дикая на двери!.. Я даже не понимаю, о чем она. А вы? Понимаете?

– Если исключить версию промышленного шпионажа, – заявил Димка и улыбнулся, – то скорее всего дело в Варваре.

– Что значит – исключить? – перебила Таня. – При чем тут шпионаж? Вы привезли секретные материалы?

– Я не привозил никаких материалов, – ответил Димка с досадой, – я даже компьютер не привез, чтобы у меня не было.., не было вопроса на русской таможне, а потом на американской. Шпионаж – собачья глупость.

– Чушь, – поправила его Таня задумчиво, – собачья чушь. А при чем Варвара, если вы ни при чем?

– Потому что меня ударили именно в ее квартире.

– А записку пришпилили к моей! Если бы дело было в Варваре – пришпилили бы к ее двери!..

Зазвонил телефон, и Таня решительно сняла трубку.

– Танька, – сказала Варвара, и только подруга приготовилась заверещать и заголосить от радости, как она перебила, – я звоню из метро “Октябрьское поле”. Я к тебе приду через три минуты. Открой мне дверь. Димка у тебя?

– У меня. А что случилось? Ты где? Когда ты вернулась?! Это Варвара, – объяснила Таня Димке, – сейчас приедет. Ты в порядке?!

– Нет, – отрезала Варвара.

Когда через десять минут она позвонила в Танину квартиру, подруга открыла так быстро, как будто стояла под дверью.

Открыв дверь, она вдруг отступила назад и глупо спросила:

– Вы к.., вы к кому?

– Привет, – из дверного проема поздоровался Димка, – что случилось?

– Вася спит? – спросила Варвара быстро и сорвала с плеч его куртку, – я ему машину привезла, стеклянную. Там продают много стекла, очень красиво. Танька ахнула и попятилась:

– Лаптева, это ты?!

Варвара разогнулась и посмотрела на Таню как на душевнобольную. Возвращение с новой прической оказалось даже более триумфальным, чем она надеялась, только теперь ей было все равно.

– Дайте чаю. Очень горячего и очень много.

– Что ты с собой сделала?!

– Меня постригли.

– Как?!

– Сама не знаю. Танька, отстань от меня! Я тебе потом все расскажу.

– Что случилось? – повторил Димка. Варвара вела себя странно, и дело было явно не в новой стрижке.

– Случилось, – повторила Варвара, – конечно, случилось!

– Да что случилось-то?! – закричала Танька. – Дима, что с ней?!

Димка подумал, что первый раз она назвала его по имени – не ковбой и не скотовод.

– Я была.., дома, – объявила Варвара, – я приехала домой, вошла в квартиру и…

– Что? – спросила Таня и взялась за сердце.

– Там.., разгром, – Варвара тяжело опустилась на шаткую кухонную табуретку, уткнулась лицом в ладони и наконец заплакала, бурно, навзрыд. – Даже обои отодрали. В большой комнате.., все вещи.., на полу.., все вывернуто.., я не знаю, что дела-ать!..

– Пей, – приказала Таня и сунула ей под нос стаканчик, – залпом, быстро!

Варвара выпила и начала икать.

– А там.., в Карловых Варах из моего номера украли.., конверт, который я должна была передать.., и я.., ничего не передала! И Альберт теперь меня убьет! И дома все перевернуто.., я п…пропала. Совсем.., совсем пропала!..

– Что украли у тебя дома? – вдруг спросил Димка хладнокровно, и Варвара даже перестала икать. – Ты поняла, что у тебя украли?

– Нет, – ответила Варвара, – я не знаю. Я так.., перепугалась, что даже ничего…

– И что было в том конверте, тоже не знаешь?

– Нет. Там что-то жесткое было.

– Дискета?

– Да нет! Журнал или что-то в этом роде! Не дискета, это точно. Что-то большое.

– Таня, – скомандовал Димка, – покажи ей нашу.., прокламацию. Нет, листовку.

– Что? – изумилась Таня. – А.., ну да. Это нашли Дима и Вася на нашей двери.

– “Верните то, что вам не принадлежит, – быстро прочитала Варвара, – абонентский ящик 280, Москва. Срок два дня”.

Потом прочитала еще раз, про себя.

– Тебе чай или кофе?

– Чай. Покрепче, Тань. Это прикрепили к твоей двери?

– Ну да. Я же говорю. Дима с Васей ходили в магазин, вернулись, а на двери это.., послание. Я не знаю, о чем это. Димка говорит, что это связано с тобой.

– Господи, – пробормотала Варвара хрипло, – что мне не принадлежит?! У меня нет ничего чужого… Никогда в жизни…

– Может, конверт, – предположил Димка, – который ты должна была передать и у тебя его украли? Может, его охотятся?

– На него, – поправила Таня, – или за ним.

– Кто?! – крикнула Варвара шепотом. – Кто за ним охотится?! Я же не шпион! Я не работаю на оборонном заводе! И мой шеф тоже не работает на оборонном заводе!

– Лаптева, шпионами бывают не только те, кто работает на оборонных заводах, – назидательно сказала Таня, – теперь в шпионы идут повально все. По телевизору каждый вечер говорят про шпионов. Вот только вчера одного разоблачили. Он продавал японцам информацию о том, как в нашем порту расположены фонари. Или санузлы, я точно не запомнила.

– Танька, ты дура, – сообщила Варвара дрожащим голосом, – я попала в жуткую историю, а ты – санузлы в порту!

– Хочешь, сосиску сварю? – предложила Таня. – Венскую? А?

– Хочу.

– Две или три?

– Две. Нет, три.

– Это ковбой купил, – вдруг произнесла Таня странным голосом, то ли язвительным, то ли веселым, – я прихожу, а у нас в холодильнике как на Микояновском мясокомбинате. С собой в Америку повезете, слышите, ковбой?

– Слышу, – согласился Димка, – но не повезу.

– А…

– Со мной в самолете летел мужик, который тогда наехал на меня машиной. Помнишь, Тань?

– Помню, – сказала насторожившаяся Танька.

– В самолете он сидел в соседнем кресле, а потом мы жили в одном отеле.

– Он за тобой следил! – ахнула Танька. – Конечно, следил! Ежу понятно!

– Ежу понятно, а мне нет, – отрезала Варвара.

– Он специально сбил тебя машиной и теперь следит за тобой!

– Зачем?!

– Он сбил тебя машиной, чтобы узнать, где ты живешь, он же тебя до дому подвозил! Украл у тебя из пальто ключи, потом пришел, увидел Диму, стукнул его по голове и ушел. Потом он полетел вместе с тобой в Карловы Вары, следил за тобой, украл конверт, но там, наверное, было не то, что ему нужно, или не все, что ему нужно, и тогда он решил, что это у тебя в квартире, залез в нее – ключи-то у него есть! – и все там разгромил!

– Он не мог ничего разгромить, потому что он был в Карловых Варах, – морщась, сказала Варвара, – он не мог перенестись оттуда сюда, а потом обратно!

– Значит, у него есть сообщник! Водитель! Он же тогда не сам за рулем был!

– А что это? – спросила Варвара. – Что это у меня в квартире?!

– Понятия не имею.

– И я не имею. Ничего этого у меня в квартире нет! И я даже приблизительно не представляю себе, о чем может идти речь!

Таня выставила перед Варварой тарелку с тремя тонкими, вкусно дымящимися сосисками и здоровенным ломтем черного хлеба. Варвара вдруг поняла, что хочет есть так сильно, что не смогла дождаться, когда подруга подаст ей вилку – схватила сосиску рукой, положила ее на хлеб и откусила большой кусок. Было очень горячо и очень вкусно.

– Хочешь горчицы?

– Угум.

Танька вытащила из холодильника коричневую банку, подумала, отрезала еще один ломоть хлеба, намазала на него горчицу и стала есть.

Дмитрий Волков из Техасского университета смотрел на них во все глаза.

– Нет, – сказала Варвара, прожевав, – давайте рассуждать логически.

– Давайте, – согласилась Таня.

– Значит, так. О Димкином приезде в Москву никто не знал, даже Лидия Владимировна с Евгением Васильевичем. Они до сих пор не знают, что он в Москве. Он приехал, не застал их дома и пришел ко мне. Я ушла на работу, а он лег спать, и на него кто-то напал. Верно?

– Верно, – подтвердил Димка.

Таня дожевала свой хлеб с горчицей, понюхала чай в заварочном чайнике, посмотрела на свет и стала заваривать свежий.

– О том, что Димка в моей квартире, знали только мы трое. Я никому не говорила. Димка спал. Тань, ты кому-нибудь…

– Больная, у вас бред, – сказала Таня, – конечно, никому! Да мне и говорить-то некому! Я целый день на работе провела!

– Ну вот. Значит, дело не в Димке. Он просто попался под горячую руку.

– Это есть очевидный факт, – подал голос Димка, – без всяких логических рассуждений.

– Это не есть очевидный факт, – отрезала Варвара, – нужен был не он, а моя квартира. Дим, в какое время.., ну, все случилось, ты не помнишь?

Димка отрицательно покачал головой. После многочасовых перелетов он всегда плохо соображал, и в момент нападения тоже соображал неважно, и, конечно, на часы не смотрел.

– Ну, допустим, кто-то пришел, чтобы что-то найти в моей квартире. Кто-то с моей работы, потому что ключи у меня украли скорее всего на работе. Он пришел, увидел Димку, которого в квартире быть не могло, стукнул его по голове и сбежал.

– Зачем было.., стукать меня по голове, если потом сбежать?

Варвара немного подумала.

– Должно быть, ты его напугал. Может, он решил, что.., убил тебя, и струсил. Так или иначе, но квартиру он обыскать не смог. И пришел в другой раз.

– А это? – Таня кивнула на листок. – Что вернуть-то?! Абонентский ящик 280! Если ковбой ни при чем, откуда это взялось на двери моей квартиры?!

– Не знаю, – ответила Варвара растерянно, – понятия не имею. Может, он решил, что Димка это забрал себе? Может, он следит за нами и знает, что Димка здесь?

– Ну точно, – злобно заявила Таня, – как раз вчера про шпионов рассказывали. У них все именно так и было. Как у нас. Может, мне в программу “Человек и закон” позвонить? У них ведущий орел-мужчина, на душевнобольного не похож. Может, хоть он разберется?

Варвара посмотрела на нее. Таня доставала с полки кружки, сильно стучала – сердилась. Она всегда сердилась, когда чего-то не понимала или волновалась.

– Это одна сторона событий, – продолжала Варвара, выхватив у Тани кружку, она налила себе чаю, очень крепкого, красного от крепости, – есть еще другая сторона. Петр Борисович Лиго умер в четверг в кабинете у моего шефа. Я его нашла. Шефа на месте не было, он пришел, только когда за ним побежала Людка Галкина. Кроме того, он не мог убить этого Петра Борисовича, потому что тот, будь он неладен, ходил в кабинете, после того как шеф ушел, я слышала. Врач сказал, что у него произошли какие-то спазмы в мозгу, это значит, что он сам по себе помер.

– Ну и царствие ему небесное… – сказала Таня.

– Да, – согласилась Варвара, – царствие. У моего соседа в самолете была газета. Мне кажется, что он специально оставил ее так, чтобы я увидела. Димка, дай мне рюкзак.

– У того, который сбил тебя машиной? – уточнила Таня.

– Ну да. – Варвара открыла принесенный рюкзак и стала проворно в нем копаться. – Это автомобильчик для Васи. Коробка такая красивая! Тань, ты коробку не выкидывай, мы потом в ней еще кому-нибудь что-нибудь подарим… Это не то… Господи, купальник мокрый! Я купалась перед самым отъездом. Танька, слушай, какая роскошь – бассейн в этом “Дворжаке”!.. Главное, там почему-то никогда никого нет… Вот. Нашла. Это “Коммерсант” за пятницу. Вот заметка.

Таня выхватила у Варвары газету, Димка поднялся с табуретки и стал у нее за спиной. Некоторое время они читали, а потом переглянулись с недоумением. Димка перехватил газету и стал снова читать.

– Ну и что? Ну, написано, как у богатого дяденьки украли денежки со счета! Первый раз, что ли?

– Да этот дяденька и есть наш Петр Борисович Лиго, ныне покойный!

– Как – Петр Борисович? – опешила Танька. – Там же написано, что он…

– Белый Павел Григорьевич, – почти по слогам прочитал Димка, – и ничего не написано про то, что он.., покойный.

– Ты что-то путаешь, Лаптева, – заявила Таня, подошла и пощупала у Варвары лоб. Варвара ее отпихнула. – У тебя от загадочных событий, наверное…

– Не выдумывай, Тань, – велела Варвара, – ты же знаешь, я галлюцинациями не страдаю. Это Петр Борисович Лиго. Это он умер в кабинете у шефа в прошлый четверг.

– Это газета за пятницу, – начал Димка, – и в ней написано, что есть совсем другой человек. Живой. Такого не бывает.

– Не бывает, но есть, – буркнула Варвара, – и тот, в самолете, Иван Александрович, мне кажется, что-то знает и газету мне подсунул неспроста.

Было еще кое-что, связанное с Иваном Александровичем, но Варвара не хотела рассказывать об этом Тане и Димке. Для начала ей нужно обдумать это самой.

Одной. Без них.

Это было совсем не правдоподобно и очень страшно.

– Подожди, – сказала Таня, – подожди, подожди. Все началось после смерти непонятно кого у вас на работе.

– Ну да, – кивнула Варвара. Чай в ее кружке остыл, стал коричневым и как будто мутным. На душе у нее тоже было коричнево и мутно. – В этом все и дело. Кто-то умер, мы даже точно не знаем кто. Димке дали по голове, меня услали в командировку, в самолете со мной очутился тип, который сбил меня машиной, в отеле у меня утащили конверт, который я должна была передать, а когда я вернулась, оказалось, что от моей квартиры ничего не осталось, – голос у нее повело вниз, но она его удержала, – и попутно выяснилось, что где-то поблизости болтается полмиллиона швейцарских франков, которые украли.

– Нас всех убьют, – будничным голосом сказала Таня, – за тыщу рублей убивают, а тут полмиллиона франков!..

– Они не имеют к нам отношения, – осторожно заметил Димка.

– Это мы знаем, что не имеют, – рассматривая холодный чай в своей кружке, проговорила Варвара, – а кто-то явно думает, что имеют. Что мы должны вернуть, что нам не принадлежит. – И она ткнула в листок с компьютерным текстом.

– Полмиллиона? – изумился Димка, – ты считаешь, написано об этом?!

– Ну конечно, об этом, – бодро ответила ему Варвара, как будто он был неразумный шалун, а она ласковая няня, – и выход у нас только один – выяснить, где на самом деле эти полмиллиона и существуют ли они вообще.

– Нет, – сказал Димка, – это очень глупо.

– Надо мне Васю к родителям отправить, – задумчиво произнесла Таня, – пока каникулы.

– Димка, тебя тоже нужно отправить к родителям, – сказала Варвара, – что-то странное творится…

– Я не мальчик Вася, – ответил Димка резко, – мне нельзя.., отправить!

– Отправим, и пойдете как миленький, – вступила Таня, – “нельзя отправить”! Кто тут за вами будет смотреть?

– Я сам буду смотреть за собой и за вами, – заявил Димка и немного покраснел, – и я сам решу, когда и куда я.., себя отправлю!

– Завтра на работе, – не вслушиваясь в их перепалку, начала Варвара, – я напишу записку, что мы не знаем, о чем вообще идет речь. Пожалостливее и подлиннее. Пошлю почтой.., абонентский ящик 280. И попробую выяснить, кто такой был этот Петр Борисович Лиго, и почему про него пишут, что он Павел Белый, и почему он не умер, когда на самом деле он умер…

– Это должен выяснять полицейский участок! – крикнул Димка. – Это нельзя выяснять тебе!

– Опомнитесь, ковбой, – сказала Таня насмешливо, – ваш полицейский участок остался на техасщине. Здесь ничего такого нет.

– Я не ковбой, – процедил Димка сквозь зубы.

– Позвоните девять-один-один, – продолжала развлекаться Таня, – Чип и Дейл спешат на помощь.

– И окно, – пробормотала Варвара, и они оба на нее посмотрели, – почему все-таки было открыто окно? Кто его открыл? И почему не работал компьютер, когда шеф сказал, что посетитель работает на компьютере?

Димка и Таня все смотрели на нее. Она запустила было обе руки в волосы и отдернула их от головы, как будто обжегшись, – на голове все было странно и непривычно, до сих пор непривычно.

Из ее номера в отеле утащили конверт, который она должна была отнести на улицу Московскую, дом двадцать.

Расставшись с Иваном после немецкой пивнушки, она отправилась искать эту самую Московскую и нашла ее.

Дома с таким номером на этой улице не было. Улица кончалась на шестнадцатом доме.

Даже если бы конверт остался у нее, передавать его было бы некуда и некому.

В бюро пропусков дежурила Люба, с которой у Варвары были хорошие отношения. Вообще говоря, у Варвары сложились хорошие отношения со всеми, кроме собственного начальства, но Варваре в сложившемся положении дел ничего изменить не удавалось.

– Любаш, – пропела она подхалимским голосом, просовывая в стеклянное окошечко свою обновленную голову, – привет. Я тебя хотела попросить…

– Ух ты-ы-ы! – изумилась Люба и даже перестала прихлебывать кофе, – что это с тобой случилось?! Ты хороша просто страсть как!

Люба любила бразильские сериалы, и часто выражалась по-своему, по-бразильски.

– Как это ты так?! Где это тебя так?! Это просто ужас, как ты хороша! Ты чего? Влюби-илась? – и она погрозила Варваре пальчиком.

Несмотря на то что Варвара пришла “по делу” и “по делу” просовывала голову в стеклянное окошечко, устоять перед искренним Любиным восхищением ее новой несказанной красотой было трудно, поэтому Варвара потрогала себя за выстриженные пряди и, просунувшись еще немного – чуть дальше, и она бы просто застряла, – наскоро посвятила Любу в историю своего преображения.

Об Иване Александровиче и прочих странностях она умолчала.

Люба восхищенно слушала и время от времени восклицала:

– Как в кино, ну прям как в кино!..

– Любаш, – попросила Варвара, дорассказав до конца, – дай мне посмотреть корешки от наших пропусков за прошлую неделю, а? Мы письмо должны одному типу отправить, а я забыла, как правильно его фамилия пишется. Меня шеф убьет, если я не правильно напишу.

– Заходи, – пригласила Люба и открыла боковую дверь в свой аквариум, – только давай быстрей, а то сейчас народ валом повалит. Ну надо же, как тебе идет!.. И локончики эти! Ну просто прелесть!

Варвара наскоро улыбнулась, пристроила сумку на пол и боком села к желтому столику, на котором Люба держала кофейничек и пару чашек.

– За прошлую? – спросила Люба. – Или за две?

– Давай за прошлую, – подумав, сказала Варвара, – ты ведь полное имя записываешь?

– Ясное дело, полное. И в пропуске полное пишу. Фамилия, имя и отчество. Раньше мы только инициалы писали, а потом, когда Рахманов-то уволился и на его место этот пришел.., как его.., говорят, что он раньше в ФСБ работал…

– Овсянников, – подсказала Варвара. Почти не слушая, она быстро листала корешки.

– Во-во. Овсянников. Я помню, что каша вроде! Он как стал тут у нас гайки закручивать, и мы теперь полностью пишем…

Любин голос звучал как-то вне Варвариной головы, она читала имена и удивлялась, что такая куча народу на прошлой неделе посетила медиа-холдинг “Московское время”! И что им всем у них нужно? Зачем приходили? Вот, например, Соломон Израилевич Швабра. К кому приходил бедный Соломон Израилевич с такой неаристократической фамилией?

Стоп. Нашла. Она пролетела было мимо, пришлось вернуться на два корешка обратно.

Лиго Петр Борисович. Паспортные данные и номер телефона.

Телефон?! Неужели так повезло, что еще и телефон?!

Номер был странно знакомый, и через секунду Варвара сообразила, что это номер телефона ее приемной.

– Любаш, дай листочек, я запишу.

– Нашла, что ли?

– Нашла. А ты паспортные данные тоже записываешь?

– Ну, паспортные или чего они там показывают. Некоторые права дают. А недавно Ольгин сын приходил, ну, знаешь, начальницы управления делами, так он мне зачетку совал. Я говорю – не нужна мне твоя зачетка, лучше матери ее покажи, а мне давай паспорт! А он говорит – нет у меня с собой паспорта, а я ему говорю…

– Спасибо тебе, Любаш, – перебила ее Варвара, – ты меня спасла. У тебя обед будет?

– Ты же знаешь, какой у нас обед!

– Ну все равно. Я тебе позвоню, если шеф куда-нибудь отползет, и мы спокойненько кофейку попьем. У нас. Ладно?

– Спасибо, – поблагодарила Люба с чувством, – а то я тут целый день шоу “За стеклом” изображаю. Может, мне в следующий раз к ним записаться? Я уж привыкла.

– Не надо, – сказала Варвара, выбираясь из аквариума, – не записывайся. Пусть они без тебя справляются.

Значит, он все-таки Петр Борисович Лиго, а не Павел Григорьевич Белый. Раз Люба списывала с паспорта, значит, паспорт был на имя Петра Борисовича. Значит, и умер именно Петр Борисович.

Тогда кто такой Павел Белый, у которого украли полмиллиона швейцарских франков?

Вот у Варвары Лаптевой, к примеру, недавно украли пятьсот рублей, и это было ужасно обидно, не говоря уж о том, что дырка, проделанная в бюджете этими украденными рублями, была огромной. Какую дырку в бюджете господина Белого проделали полмиллиона франков?!

А вдруг он симулировал смерть? Может, он решил прикарманить эти деньги и скрыться от всех, кто станет его искать? Нет лучше способа сделать это, чем “умереть” на глазах у нескольких десятков человек. В конце концов никто не знает, что стало с телом Петра Борисовича, как только оно покинуло кабинет Варвариного шефа!

Как это проверить? И можно ли это проверить?

Варвара открыла дверь в свою пока еще пустую приемную, осторожно пристроила в шкаф драгоценную Димкину куртку и заглянула в кабинет к шефу. Он был тихий и чистый – ни окурков, ни сизого дыма, ни духов, ни телевизионного бормотания. Стены цвета “гнездышка ржанки” выглядели бодрыми и утренними.

Это было самое лучшее время, когда Варвара чувствовала себя здесь полновластной хозяйкой. Еще не началось телефонное сумасшествие, еще никого не было в приемной, шеф еще ни разу не закричал на нее фальцетом “Уйдите, уйдите отсюда!..”, Илария еще ни разу ее не оскорбила, еще никто не выскочил из кабинета начальства с покрасневшим гневным лицом, никто не просидел полдня на белом кожаном диване, ожидая, когда его примут, и вымещая на Варваре раздражение.

Она потрогала лист альпийской фиалки и задумчиво побрызгала на него из ярко-оранжевого баллона. В баллоне была какая-то отрава, которую фиалка обожала и от которой на редкость хорошо росла.

Что сказать шефу, когда он спросит про “поручение”? От этой мысли Варвара так и не смогла заснуть, только все придумывала ответы. Танька возилась и вздыхала рядом, ей неудобно было на половинке дивана. Диван был тесный и старенький, он скрипел и охал, как только Варвара делала малейшее движение, поэтому она старалась не делать вообще никаких движений, лежала, затаившись, и все думала и думала.

Возможны два варианта.

Первый – адрес на конверте был ошибочный. Или не Московская, или не двадцать. Адрес диктовала Илария, значит, вполне могла ошибиться. Илария вечно путала телефоны, адреса и имена-отчества.

Второй – адрес не был ошибочным. Шеф назвал первый пришедший на ум адрес. Или вспомнил более или менее правдоподобный, если раньше он бывал в Карловых Варах. Вспомнил, но промахнулся с домом. Такого дома на улице Московской не было и нет.

Какой из вариантов предпочесть?

Если конверт фальшивый, зачем вся затея с ее командировкой – да еще такой срочной, что из личного дела пришлось вытаскивать фотографию на визу?! Зачем было отправлять ее так далеко, платить за нее, покупать ей билет первого класса и заказывать четырехзвездочный отель?!

Если конверт подлинный, кто мог его украсть? Почему его не взяли сразу, когда приходили в первый раз? И если он подлинный и важный, почему не существует адреса, по которому его нужно было передать?!

Как ей вести себя, чтобы шеф не уволил ее сию же минуту, как только узнает о пропаже конверта?

Или он уже знает о ней?

На кухне – черное на черном, белое на белом, стиль “Домино” – Варвара задумчиво налила в чайник воды из канистры и вытащила большую белую кружку.

Когда они с Людкой нашли мертвого Петра Борисовича и Людка немедленно стала валиться в обморок и хватать себя за горло, Варвара услала ее искать шефа. Где она его нашла? У юристов? Он сказал Варваре, что пойдет к юристам. Варвара была изумлена – он никогда не сообщал ей, куда именно уходит. Зачем он сообщил ей в тот раз?

В приемной стукнула дверь, и сердце у Варвары моментально превратилось в кусок сухого льда, который съехал в желудок и застыл там прямо посередине.

Ну все. Она пропала.

– Приве-ет! – позвали из приемной. – Варвара, ты на месте?

У-уф. Нет, еще не совсем пропала.

– На месте, – отозвалась она с таким ликованием, что Игнат Бражников слегка изумился, – я только что пришла.

Она выглянула из кухни, и он изумился еще больше.

– Что-то с тобой не то, – сказал он, рассматривая ее, – как-то… Похудела, что ли? Варвара засмеялась.

– Я подстриглась, Игнат. Очень коротко. Впервые за всю жизнь.

– Точно, – радостно отметил он, – точно, подстриглась. Да еще как-то странно.

– Не странно, а стильно, – поправила Варвара, – ты зачем пришел?

– Меня Зайцев прислал узнать, что там с нашей техникой.

– С какой вашей техникой? – не поняла Варвара.

– Ну, с компьютерами, которые на таможне застряли. Альберт обещал Зайцеву выяснить. Ну, я и пришел.

– Ну конечно, он ничего не выяснил, – уверенно сказала Варвара, – он, скорее всего, вообще про это забыл. Хотя вроде даже такое поручение председателя было… – Она полезла в папку с документами, но остановилась. – Я найду и подсуну ему. А лучше бы всего, чтобы управление делами взяло это на контроль. Пусть ваш Зайцев сходит к Громовой, и она возьмет. Тогда, может, что-нибудь сдвинется с места.

– Приходи к нам кофе пить, – неожиданно пригласил ее Игнат. Варвара решила – из-за ее новой прически.

– Где мой журнал “Компьютерлэнд”? – спросила она тоном старухи Шапокляк. – Ты что, думаешь, я забыла?

Про журнал Игнат предпочел не услышать.

– У нас с утра все опять про вашего покойника говорили, – сказал он, понизив голос. – Слушай, Варвар, так и неизвестно, от чего он преставился-то?

– Да сразу было известно, – сердито зашептала в ответ Варвара, – как “Скорая” приехала, так и стало известно.

– А шеф где был? – Глаза у Игната блестели, и он слегка придвинулся к Варваре, чтобы ничего не пропустить. – Может, это его шеф…

– Да не шеф! Он сам помер, сколько можно говорить! У всех прямо мания какая-то – насмотрелись детективов! Шефа вообще в кабинете не было.

– Жаль, что я ничего не видел, – сказал Игнат, и в его голосе прозвучало неподдельное разочарование, – целый день в отделе сидел как дурак, даже на обед не ходил. Ничего не видел. Вечером вышел, а народ уже все знает, и покойника вашего увезли давно…

– Узнать бы хоть, что он был за тип и откуда, – задумчиво произнесла Варвара.

– А тебе зачем? – удивился Игнат. – Ты же его сто раз видела!

– Видела, – согласилась Варвара, – видела, да. Но… Дверь открылась неожиданно и вкрадчиво, как будто за ней кто-то долго стоял и слушал и теперь, наконец, не выдержал.

– Доброе утро, Варварочка, – сладко произнесла Илария. Игнату только кивнула. – С возвращением вас. Запишите, пожалуйста, на сегодня на пятнадцать ноль-ноль Добрынина Игоря. Отчества я не помню.

Она пролетела мимо Варвары с Игнатом в свою комнату. За ней пролетел шлейф духов и легкого меха светлой весенней шубы. Илария очень любила разнообразные шубы, зимние, осенние и весенние. Если бы были летние, она бы их тоже очень любила.

– Звонили из управления делами, – из-за стены продолжала Илария, – просили зайти. Сходите, пожалуйста. В два совещание с продюсерами развлекательных программ. Вы записываете? – Она неожиданно выглянула из комнаты. Варвара ничего не записывала. – Что же вы? Забудете, а Альберт Анатольевич будет недоволен.

– Простите, – пробормотал Игнат от самой двери.

– Варварочка, почему у нас в приемной все время толкутся какие-то.., посторонние? – спросила Илария в спину Игнату. Спина напряглась, как будто внутри нее натянулись канаты, и он шмыгнул за тяжелую дверь.

– Это не посторонние, – объяснила Варвара спокойно. – Это программист из электронного отдела. Его прислал Виктор Васильевич Зайцев, узнать, что там с техникой на таможне. Альберт Анатольевич…

– Не станет же Альберт Анатольевич заниматься техникой на таможне! – умеренно рассердившись, воскликнула Илария. Перед зеркалом она поправляла белоснежный воротник на черном пиджаке, встряхивала молочно-лунными волосами.

– Управление делами поставило это на контроль, – соврала Варвара, – и Альберт Анатольевич лично обещал Зайцеву разобраться.

– Не знаю, – недовольно заявила Илария, – я уточню. Пусть в таком случае Зайцев сам приходит. В приемной у генерального не должно быть никаких программистов, Варварочка! Мы-то с вами должны это понимать.

Электронный отдел находился в ведении генерального, то есть драгоценного Альберта Анатольевича, и Варвара была совершенно убеждена, что программисты имели полное право находиться в его приемной – так же как и остальные сотрудники компании, если у них возникало дело к шефу.

– Если будет звонить Савина, не соединяйте, – приказала Илария напоследок, – если Мартынов, соедините со мной.

– Хорошо.

– И сделайте мне кофе. Альберт Анатольевич сегодня задерживается. Приедет после двенадцати.

В десять часов утра по средам всегда бывает летучка.

Забыл? Или отменил?

Варвара посмотрела в спину Иларии.

– А.., летучка? – осторожно спросила она.

– Ах, господи, – вздохнула Илария, – ну обзвоните их, скажите, что не будет летучки!

До десяти оставалось двадцать минут. Те, кто должен приехать из филиалов, уже едут. Мобильные телефоны есть не у всех. Значит, приедут, узнают, что шефа нет и летучка не состоится, Варвара выслушает все комментарии, проглотит все упреки, сто раз попросит прощения, как будто это она виновата, что шеф опять все забыл!

Кроме того, Илария этим утром казалась слишком раздраженной. Обычно по утрам она была куда благодушней.

Может, подслушивала, о чем они с Игнатом болтали? Интересно, слышно из коридора, о чем говорят в приемной или нет? Если слышала, что именно ее рассердило? То, что нерадивые сотрудники опять обсуждают труп, или что-то конкретное, упомянутое в разговоре с Игнатом? И почему именно ему она не велит приходить?

И почему она не спрашивает про “поручение”?..

Осторожно, Варвара!.. Может быть горячо. Даже очень горячо.

Пар из кофейника поднялся ароматным облачком, Варвара подхватила поднос и понесла его Иларии.

– Что это у вас на голове? – равнодушно спросила та и положила в чашку дольку лимона. – Не забудьте про управление делами. И закройте дверь. Я должна позвонить.

Варвара плотно прикрыла за собой дверь в ее кабинет и села на свое место. Расправила бумажку, на которой были записаны паспортные данные Петра Борисовича Лиго.

Нужно узнать, откуда он взялся, этот Петр Борисович. Почему шеф все время принимал его без очереди?

Только как это узнать?

Некоторое время Варвара соображала, рассматривая бумажку. На мониторе сиял огнями вечерний Париж – Илария не любила, когда в компьютере реют облака или крутятся разноцветные кольца. Она любила красоту, и Варваре тоже пришлось полюбить, хотя она никогда не была в Париже, и его вечерняя беззаботная яркость мешала ей работать.

Стоп. Ну, конечно.

В компьютере есть расписание. Шеф обожает свое компьютерное расписание, потому что это “правильно” – иметь в компьютере распорядок дня, составленный секретаршей.

Кроме расписания, еще есть файлы “Сегодня звонили” и “Соединять” и “Не соединять”. Файлы постоянно обновлялись.

Варвара быстро открыла расписание. Таблица была многостраничной – дата, время, фамилия, вопрос, резюме. Как в романе – “отказать”, “принять”, “разрешить”, “уточнить”. Были и более пространные формулировки, например, “спихнуть на руководство”. Или еще “забыть навсегда”.

Ей нужен был конец февраля или самое начало марта. Именно тогда Петр Борисович появился у них в приемной первый раз. Когда она нашла его, ей даже захотелось захлопать в ладоши – такой умной и проницательной она себе показалась.

Вот он. Лиго Петр Борисович, одиннадцать ноль-ноль. Фирма “Электронике Плюс”. Ни вопроса, ни резюме. Значит, шеф не собирался ни “забыть навсегда”, ни “спихнуть на руководство”.

Значит, дела у шефа с Петром Борисовичем были личные и темные.

Настолько темные, что он не внес их в компьютер, хоть и был абсолютно уверен в Варвариной тупости.

Настолько личные, что он не написал даже, кем работает Петр Борисович в фирме “Электронике Плюс”. Вот, например, против Инны Круговой в скобках написано “бывш. жена”, как будто он мог не знать или забыть, что она его бывшая жена, а против Петра Борисовича – пусто.

Странно. Очень странно.

Впрочем, хорошо хоть есть название фирмы. Не очень понятно, как искать эту фирму по одному только названию, но можно попробовать. Через Интернет, например. Или в справочную позвонить…

Затрещал телефон, и на селекторе загорелся красный глаз – Варвару вызывала Илария.

Одной рукой Варвара сняла трубку, а другой закрыла файл с расписанием. Слава богу, успела!

– Варварочка, вы обзвонили всех, что летучки не будет?

– Пока нет.

– Вот и хорошо, Альберт Анатольевич сейчас приедет, – сообщила Илария весело. – Медленно работать иногда бывает даже полезно, верно, Варварочка?

Варвара молчала.

– И кофе поставьте. Альберт Анатольевич наверняка сразу захочет чашку кофе. А про управление делами? Уже забыли?

– Громовой нет на месте, – сухо сказала Варвара и изо всех сил ущипнула себя за коленку, чтобы не сорваться из-за ерунды. Подняла юбку и посмотрела – на коленке остался красный след. – Она приходит в пол-одиннадцатого. Всегда.

– Все равно нужно уточнить. Может быть, именно сегодня она пришла пораньше. Нечего тянуть, Варварочка, нужно работать!

Дверь распахнулась, и влетел шеф в длинном весеннем пальто. Варвара сунула трубку на рычажок и поднялась ему навстречу.

– Доброе утро!

– Доброе, – буркнул шеф.

Едва он увидел Варвару, выражение лица у него изменилось, как на переводной картинке. Было одно. Стало другое. Варвара огорчилась, что по ее вине то, весеннее, выражение моментально вылиняло.

В конце концов, он не виноват, что она его раздражает. Это она виновата.

Она сама всегда и во всем виновата. Права была бабушка Настя – “беда с девкой”. То есть с ней, с Варварой.

Что она станет делать, если он ее уволит?!

– Приготовьте мне материалы для летучки, – не глядя на нее, приказал шеф, – кофе. Позвоните Добрынину и скажите, что я все отменяю. Где сетка вещания?

Варвара понятия не имела, где сетка вещания.

Ее два дня не было на работе, а в последний раз, когда она не уследила, Владислава нарисовала на обратной стороне сетки план своей новой квартиры. На плане были стрелки и надписи “туолет для гостей”, “туолет для хозяев”.

Этот “туолет” вспомнился так некстати, что Варвара быстро нагнулась, полезла в стол и там, в столе, чуть-чуть хихикнула.

– Вы что? – спросил шеф грозно. – Почему сетка в вашем столе?! Я сто раз говорил вам, что она должна быть только у меня! Вы не знаете об этом?!

– Я знаю, – придушенным голосом торопливо уверила его Варвара и выпрямилась, – просто я только сегодня вернулась…

И замолчала, выжидая.

– Лучше бы вы не возвращались! – сказал шеф с отвращением. – Пусть Лара ко мне зайдет. И сделайте кофе, в конце концов!

Одна за другой хлопнули кабинетные двери, на телефоне загорелись два красных волчьих глаза – едва вбежав, он кинулся звонить Иларии.

И ничего не спросил про конверт, украденный из ее номера в отеле “Дворжак” в Карловых Варах.

Вечером она позвонила Тане.

– Ты еще на работе? – ужаснулась подруга. – Восемь часов!

– Только что шеф уехал, – ответила Варвара и потянулась всем телом, как будто шеф весь день сидел у нее на закорках, а вот теперь наконец-то слез, – Иларию с собой уволок. Я одна.

– Езжай домой, – приказала Таня, – ты что? Темень такая, как ты от остановки дойдешь!

– Тань, мы же не в тайге!

– В тайге мы никому не нужны, – ответила Таня серьезно, – а здесь все непонятно. Кроме того, в тайге нет людей, а звери совсем не такие страшные.

– Это ты лучше Васе расскажи, – посоветовала Варвара, – полезнее будет.

– И Васе, и тебе, и скотоводу Дмитрию! Всем расскажу! Нечего в темноте по улицам разгуливать! Когда будешь выходить, позвони мне, и я тебя встречу.

Варвара чуть не упала со стула.

– И не смей ехать к себе! Квартира-то открыта!

– Я сбегала в обед и купила новый замок, – сказала Варвара, – попрошу соседа, он его вставит.

Думать о своей разгромленной квартире ей не хотелось. Весь день она старательно гнала от себя мысль о том, что у нее теперь нет дома. Остались только стены и потолок, а все остальное попорчено, выворочено, ощупано чужими мерзкими руками. Когда она теперь приведет все в порядок? Как она станет жить, зная, что ее дом – никакая не крепость, что в любой момент может вломиться кто-то чужой, бесцеремонный и страшный, стукнуть ее по голове, как стукнул Димку, и начать копаться в ее вещах, оглядываясь на нее и скаля отвратительные желтые зубы?!

Варвара вытерла лоб.

– Ты чего молчишь? – спросила в трубке Таня. – Не хочешь ко мне? Можешь в гостиницу поселиться, а в квартиру возвращаться не смей!

– В какую еще гостиницу! – пробормотала Варвара. – Как там Димка? Что у него с головой?

– С головой не только у него, с головой у всех проблемы, – зловещим тоном ответила Таня, – у него-то как раз ничего, лучше, чем у других. Повязку я сняла. Дня через два может катиться к мамочке с папочкой, а от них на техасщину.

– Тань, – не выдержала Варвара, – ну что ты к нему липнешь?! Какое тебе до него дело?

– Никакого дела до него мне нет, – отчеканила Таня так, что Варвара моментально уверилась – есть дело. – Он мне сто долларов сегодня сунул. Сказал, что “за проживание”. Я думала, что убью его на месте, а потом.., взяла.

– Ну и правильно сделала, что взяла, – заспешила Варвара, – он у нас мальчик не бедный, сто долларов для него не деньги, а тебе пригодятся.

– Конечно, пригодятся, – сказала Таня, и Варвара вдруг с ужасом поняла, что она плачет, – у Васьки куртки нет, и башмаки совсем страшные, а на сто.., долларов…, можно…

– Таня, – выговорила Варвара, – что ты ревешь? Что случилось?!

– Ни.., чего, – всхлипнула Таня. Она всхлипывала очень тихо, и Варвара решила, что Вася где-то поблизости, – все.., хорошо. Он учит его делить столбиком.

– Димка?! – поразилась Варвара. – Васю?!

– Ну да, – расстроенно сказала Таня, как будто американский профессор учил ее сына курить, – а до этого они полдня играли в морской бой. У меня вся кухня в этих листочках с точками! И он ему сказал, что “есть простой алгоритм”, представляешь?

– Ну и что? – осторожно спросила Варвара. – Это плохо? Что ты ревешь?

– Он уедет, – горячо выдохнула Таня, – и Васька опять останется один! Хоть бы раз, хоть бы один раз отец с ним сыграл в морской бой! Никогда!.. Ну, никогда же! И мне.., его.., жалко. Васю. Он эту дурацкую обезьяну с собой в постель положил! И столбиком делит! Я никогда в жизни не могла делить столбиком, а он взял – и объяснил!

– Тань, – сказала Варвара растерянно, – ты подожди, не реви. Может, все образуется.

– Ничего не образуется, – печально ответила Таня и высморкалась, – уж я-то знаю. У меня никогда и ничего не образовывалось. Ты не обращай внимания. Просто я раскисла, потому что мне Васю очень жалко, а твой Димка… – И тут она улыбнулась. Варвара прямо-таки видела, как она улыбнулась.

– Что?

– Я же его помню, – сказала Таня, – еще с тех пор. Я несколько раз его видела, он к тебе приходил. Мы над ним смеялись – он такой неуклюжий был, большой, белобрысый и все краснел.

– Точно, – Варвара тоже улыбнулась. Придерживая трубку плечом, она рисовала рожи на листочке с Петром Борисовичем Лиго.

– А мы принцев искали, – вдруг сказала Таня с такой силой, что Варвара перестала рисовать рожи, – непременно нам принцы были нужны! Господи, почему же никто нам, дурам, не объяснил тогда, что надо было хватать этого Димку и бежать с ним за тридевять земель и сторожить его там, чтобы никто не отнял, и сейчас все было бы хорошо! Деление столбиком! Мама-то почему не объяснила?! Почему же я замуж вышла за.., распоследнее ничтожество и десять лет на него убила, а он все только на диване лежал, пиво трескал и хоккей смотрел?! Зато, помнишь, как на гитаре играл?! И джинсы у него были “Ливайс”, а у всех остальных индийские! И в мороз так шикарно ходил без шапки! Принц! Вот и получила я принца, и Вася тоже принца получил, а Димка твой…

– Он не мой, – быстро ответила Варвара, – по-моему, он все еще ничей.

– Да какое это имеет значение! – произнесла Таня тускло. Видно, устала от слез и воспоминаний. – Все равно теперь уже ничего не изменишь. Хотя, знаешь, я сегодня первый раз в жизни пожалела, что нет машины времени. Даже когда бабушка умерла, не жалела. А сегодня пожалела. Я бы тогда плюнула своему принцу прямо на его гитару и заставила бы Димку меня.., любить. Десять лет назад я совсем другая была, я бы смогла. И был бы у Васьки отец, а не этот.., с дивана, и математику бы ему объяснил, и плавать научил, а по вечерам мы бы чай пили.., с.., пирогами, а в отпуск бы.., он нас.., на море.., отвез, и на.., башмаки бы.., заработал, и.., лыжи.., купил.., а я бы еще.., девочку.., родила… Морской бой…

– Танька, – велела Варвара, – хватить рыдать! Что с тобой такое?!

– Деление столбиком! – крикнула Таня и бросила трубку.

– Деление столбиком, – повторила Варвара. С принцами дело пошло как-то скверно, права была Таня.

Почему же и в самом деле никто и никогда не объяснил им, что главное в мужчине – вовсе не умение петь песни при свечах, смотреть загадочно и носить джинсы “Ливайс”?

Историчка, которая попутно вела у них в школе “этику и психологию семейной жизни”, все приводила какие-то убогие цитатки о том, что нужно, мол, смотреть не друг на друга, а в одном направлении. Варваре это всегда представлялось в виде плаката, на котором “рабочий и колхозница”, приставив ладони козырьком к глазам, устремляют вдаль орлиные взоры. Согласно “этике и психологии” партнера следовало уважать, взаимовыручать, с ним следовало дружить и иметь общие интересы. Почему-то о том, кто будет объяснять ребенку дроби, а кто вытирать сопли, в “этике” не было сказано ни слова. И о том, какие именно интересы должны быть общими, семейная наука тоже умалчивала. Так и осталось неясно – то ли Таня должна была полюбить хоккей и пиво, то ли “родной” должен был удариться в медицину и смотреть сериал “Скорая помощь” с Джорджем Клуни в главной роли. А если бы это произошло и он ударился, “семейная лодка” не “разбилась бы о быт”? Так надо понимать?

Ужасно жалко Васю, с его худющей шеей, веснушчатым носом, капризами, неуравновешенностью, страхами и мечтой пойти в воскресенье в зоопарк “с папой и мамой”.

Господи, как это просто – с папой и мамой!

Как это просто – с папой и мамой.

Как это сложно. Почти невозможно.

– Димка, – вдруг сказала Варвара вслух, и ее голос глухо прозвучал в тишине громадного помещения, – я тебя прошу. Я тебя очень прошу. Давай ты заберешь их в свой Хьюстон, а я прилечу на крестины, когда родится твоя дочь. И Васю своди в зоопарк. И надери ему задницу, когда он начнет выламываться. А утром, когда станешь уходить на работу, не забудь приложиться к Танькиной щечке. Она же жизнь за тебя отдаст, ты горя не будешь знать! Деление столбиком!

Требовалось успокоиться, и Варвара стремительно поднялась и пошла по приемной так, что ветром, пролетевшим за ней, качнуло пальму в кадке. Она настежь распахнула дверь в кабинет шефа – “гнездышко ржанки” – и в кухню – стиль “Домино”, – включила телевизор и чайник.

Чайник немедленно бодро зашумел. Телевизор заговорил.

Вот и хорошо. Ей нужно найти контору “Электронике Плюс”, а Танька как всегда отвлекла ее своими разговорами “о вечном”.

Зазвонил телефон. От неожиданности Варвара просыпала на белый стол черный кофе.

Вот вам и стиль “Домино”.

– Приемная Крутова, добрый вечер.

– Я забыла спросить, – сказала Танька, шмыгая носом, – ты письмо-то отправила? Абонентский ящик номер какой-то там?

– Двести восемьдесят. Отправила. Написала, что мы понятия не имеем, о чем идет речь, и все такое.

– Ну, молодец. А то мне страшно. И смотри, одна не ходи! Позвони, я выйду на остановку!

– Иди лучше в задницу, – сердито ответила Варвара и положила трубку.

Отправить письмо так, чтобы не засекла Илария, было сложно, и Варвара написала его на компьютере Ольги Громовой, когда та вышла на обед, а все следы уничтожила.

Варвара аккуратно собрала со стола кофе, высыпала его в кружку – не пропадать же добру! – и села к компьютеру. Рядом лежал толстый растрепанный справочник “Желтые страницы”, приготовленный в качестве тяжелой артиллерии. Если Интернет не поможет, придется искать там.

Интернет не подвел. Минут через тридцать Варвара нашла фирму “Электронике Плюс”, занимавшуюся компьютерным обеспечением и оформлением сайтов. Было много просто “Электрониксов” и достаточно “Электроник”, “Плюсов” же вообще было не счесть, но “Электронике Плюс” оказался только один.

Варвара рассмотрела рекламную страницу, понажимала на все баннеры, надеясь отыскать Петра Борисовича Лиго, но в списке руководства фирмы его не было. Кто же он такой? Рядовой сотрудник? Только сегодня утром демократичная и деликатная Илария объясняла Варваре, что рядовым сотрудникам не место в приемной у такого большого человека, как Альберт Анатольевич! Выходит, все-таки место? Или Петр Борисович наврал и к фирме “Электронике Плюс” он не имеет никакого отношения?

Если не имеет, где она станет искать? И, самое главное, что именно она станет искать? И почему, почему никто так и не спросил у нее, выполнила ли она свое срочное и важное задание?!

Лучше бы спросили. Лучше бы спросили, и наподдали ей за невыполнение, и пригрозили увольнением, и рассказали всем на свете, что Лаптева такая дура, что не может выполнить элементарного поручения.

Все это было бы лучше, чем то, что о поручении.., забыли.

Зачем она летала первым классом в Карловы Вары?

Варвара ходила по приемной, мимо пальмы и альпийской фиалки на деревянном постаменте. Телевизор все бубнил.

Может быть, затем, чтобы кто-нибудь ее увидел?

Кто-нибудь, кого она не знает в лицо, но кто знает в лицо ее? Может быть, конверт должны были утащить из ее номера и план состоял именно в этом?!

Если так, то это какой-то глупый и непонятный план!

Кто такой Иван? Случайно или не случайно он оказался с ней в одном самолете, а потом в одном отеле? Зачем он водил ее пить пиво в немецкий ресторанчик на горе, где полно было горластых немцев, и толстые голуби слетали прямо на столы, а воробьи дрались на балюстраде, и Варваре хотелось угостить именно их, а не голубей? Какое он имеет отношение ко всему, что происходит с Варварой в последнее время? Почему его машина задела ее именно в тот день, когда Петр Борисович Лиго умер в кабинете ее шефа?

Почему шеф не спросил ее про конверт? Может быть, проверял ее – скажет, не скажет. Если проверял, значит, проверку она не прошла. Но что это, черт побери, за проверка?!

– …до сих пор неизвестно, – вдруг услышала она хорошо поставленный телевизионный голос. – Руководство банка “Промышленный Кредит”, который осуществлял операцию по переводу денег, комментировать ситуацию отказалось…

Варвара ринулась в кабинет, схватила с белого дивана пульт и уставилась в телевизор.

– Я даже не знаю, что сказать, – говорил с экрана абсолютно живой Петр Борисович Лиго. Варвара пошарила рукой и села на диван. – О какой инвестиционной привлекательности для западного капитала может идти речь, если у нас среди бела дня со счета пропадают.., такие суммы, и никто – заметьте, никто! – не знает, как это могло произойти!

– А представители следственных органов?.. – встрял журналист.

– У меня уже было несколько встреч с представителями следствия, но пока дело никуда не двигается, – Петр Борисович улыбнулся неприятной улыбкой. Появилась надпись, из которой следовало, что Петра Борисовича зовут Павел Белый и он глава рекламного агентства “Белый Глобус”.

– А вы сами? У вас есть какое-то определенное мнение о том, кто может быть замешан в эту.., историю?

– Вы имеете в виду происки конкурентов? – опять улыбнулся Павел Белый. Улыбка у него стала совсем жуткой. – Нет, я не знаю ничего о том, кто в этом может быть замешан. Слишком нереально. Кроме того, я не хочу подменять собой следственные органы и делать за них их работу.

Корреспондент отвернулся от нелюбезного главы агентства “Белый Глобус”, пробормотал в кадр свои имя и фамилию – “Алексей Канавин специально для…” – и появилась студия, где за столом восседал интеллектуального вида юноша в очках – ведущий.

– Вот с такими проблемами сталкивается отечественный бизнес, – резюмировал он. – Если деньги не будут найдены, это преступление можно будет отнести к тем самым “преступлениям века”, которые так любят авторы всех детективных романов, начиная еще с Агаты Кристи.

Грянула музыка, закрутились циферблаты и кольца, программа понеслась дальше, оставив позади Павла Белого. Или Петра Борисовича Лиго?

Варвара задумчиво уменьшила громкость.

Петр Борисович Лиго умер, она видела это своими собственными глазами.

Петр Борисович Лиго жив, она видела это своими собственными глазами.

Значит, или это не Петр Борисович, или он не умер.

Все знаменитые книжные сыщики очень отличались друг от друга – некоторые играли на скрипке, другие выращивали цветы, третьи вязали шарфики для племянников, четвертые помадили усы, – но все они сходились в одном.

Нужно исключить все возможности одну за другой, и тогда оставшаяся, какой бы она ни казалась невероятной, и будет разгадкой.

Прежде всего она установит – жив или умер, он или не он.

Варвара подошла к окну и откинула штору. Задрала голову и посмотрела вверх. Ручка была высоко, просто так не дотянуться.

Кто и зачем открыл в кабинете окно, когда Петр Борисович умер? Или не умер? Или не он?

Отпроситься с работы оказалось не так-то легко. Варвара почему-то была уверена, что шеф моментально отпустит ее куда угодно, лишь бы она не попадалась ему на глаза и не оскорбляла своим диким видом его эстетическое чувство.

Но не тут-то было.

– И что я должен делать без секретарши? – кисло спросил он. В руках он вертел безделушку от Тиффани, которая нестерпимо сверкала, несмотря на то что за окнами было серо и дождь шел не переставая. – Телефонную трубку сам поднимать?

– Альберт Анатольевич, я самое большее – на час. – Она даже руки сложила умоляюще.

Этот жест напомнил ей мадам Монро, которая умоляла ее никогда больше не носить длинных волос.

– Пока обеденный перерыв. Мне очень нужно!

– Вам очень нужно! – фыркнул шеф. – А мне нужно, чтобы мои сотрудники были на работе! Что это за мода такая – разгуливать среди бела дня!

«Ах ты, скотина, – вдруг внутренне взбеленилась всегда сдержанная Варвара, – ты что, ничего не слыхал про трудовой кодекс? Там все написано, когда, почем, во сколько и по сколько часов! Ты-то сейчас пойдешь на свою личную кухню обед трескать, который тебе Владислава спроворила – суп-харчо и куриные грудки с рисом-карри, – а когда я отпрашиваюсь один раз в году, ты мне что-то про телефон толкуешь!»

– Лара остается, – сказала Варвара, насупившись, – она ответит на звонки.

– Лара – начальник секретариата! – закричал шеф страдающим фальцетом. – Почему она должна отвечать на звонки?! Почему она все время выполняет за вас ваши обязанности?!

Все время – это было сильно сказано. Безделушка от Тиффани сверкнула как-то особенно угрожающе.

– Идите! – Шеф махнул рукой. – Идите-идите, а я подумаю, что мне с вами…

«Уволит, – поняла Варвара. – Конечно. Сколько он может меня терпеть?»

В последнее время все труднее становилось уговаривать себя, что она не так уж плоха, что она кое-что умеет, что у нее тоже есть профессионализм и достоинство. Все чаще казалось, что они правы – она никуда не годится. Она просто толстая, неумелая, глупая секретарша, которую держат “из милости”, но даже “из милости” держали из последних сил, очень милосердные попались.

И прическа почти не помогала, и куртка, которая страшно ей нравилась. Прическа с курткой составляли удивительное сочетание, заставляли все время вспоминать, что именно говорила ей мадам Монро:

…короткие стрижки, майки, джинсы и “Харлей Дэвидсон”…

Нет, ничего не помогало.

Илария пробежала в кабинет шефа, даже не глянув в сторону Варвары, – видно, побежала обсуждать, когда они станут ее увольнять, и тут пришла Громова с письмом от председателя.

– Привет, – озабоченно сказала она Варваре, – я тебя с этой стрижкой как будто не узнаю! Тебе так идет, ты так изменилась и похорошела! У себя?

– С Иларией.

– Варенька, доложи, что я пришла. У меня срочная почта. Вечером к председателю иду, твой письмо должен при мне посмотреть. Доложишь?

– Конечно!

Снимать куртку она не стала. Потянула тяжелую дверь, оказалась в тамбуре. Вторая была приоткрыта.

– …когда ты не знаешь, что она видела! – громко говорила Илария. – Алик, так нельзя, дуся! Ну, уволишь ты ее сейчас. А она возьмет да.., стукнет кому-нибудь. Что ты станешь делать?

Варвара замерла в тамбуре. В куртке было жарко, но она вдруг почувствовала озноб.

– Да-а, – задумчиво протянул невидимый шеф, – конечно, вряд ли… Я второй такой идиотки в жизни не видел… Нет, вряд ли…

– И все равно, все равно! – горячо воскликнула Илария. – Пусть лучше будет на глазах. Пока. Потерпи, дуся. Ну, хоть немножечко!

– Да не могу я терпеть! – вскипел шеф. – Она в командировку поехала, конверт отнесла!.. Нет, ей-богу, второй такой дуры, чтобы все это сожрать и не подавиться!

– Все равно, Алик, – Илария понизила голос, и Варвара придвинула горящее то ли от жары, то ли от озноба ухо вплотную к щели, – все равно придется что-то предпринимать, но ты подумай…

– Только что зашла к шефу, – громко сказала кому-то в приемной Громова, – она в куртке была, наверное, собралась отойти, так что, я думаю, попозже.

Варвара отскочила от двери, вытерла мокрый лоб, перевела дух и решительно постучала. В глазах у нее было темно.

– Альберт Анатольевич, – заявила она с порога, – пришла Громова, управляющая делами. У нее срочное письмо от председателя, она просит принять ее прямо сейчас.

Шеф, пока она говорила, все поднимал и поднимал брови, и сейчас они были так высоко, что еще чуть-чуть – и очутились бы с другой стороны черепа.

– Вам что, неизвестно, когда я разговариваю с помощником, заходить ко мне нельзя?! – начал он. – Вы что, сегодня работаете первый день? Почему вы не позвонили, а вошли?!

– Потому что Громова меня попросила, – объяснила Варвара, строго контролируя каждое слово.

Ничего. Ничего. Обойдется. Ольгу Громову не принять он не может, кишка тонка. Не доложить о ней Варвара тоже не может, это всем ясно, и ему в том числе. Значит, все правильно. Потерпи. Потерпи. Сейчас ты выйдешь на улицу, а там воздух. Много-много мартовского воздуха, и мартовского неба, и ошалевших мартовских воробьев.

Наконец шеф махнул аристократической бледной рукой – пусть заходит Громова. И переглянулся с Иларией, как бы напоследок безмолвно обмениваясь с ней мыслями о Варвариной тупости.

– Заходи, Ольга, – велела Варвара, – разрешил.

– Был какой-то мальчик, – на ходу сказала Громова, – по-моему, из компьютерного отдела. Спрашивал тебя. Я попросила, чтобы попозже зашел. Правильно?

– Да.

– Ты не заболела? – уже почти из-за двери спросила заботливая Громова. – Смотри, щеки какие! Температурные щеки!

– Сейчас пройдусь, – улыбнулась Варвара, – и все будет нормально.

– Только постарайтесь прогуливаться не слишком долго, – пропуская Ольгу в кабинет и улыбаясь ей очаровательной серебристой улыбкой, велела Илария, – у меня очень много работы, Варварочка.

Наконец Варвара выбралась на улицу и зашагала по оттаявшему асфальту.

Конечно, они говорили о ней, и она заставила замолчать того, кто трусливо шептал ей, что, может, и не о ней, может, она как-то не правильно подслушала… На того, трусливого, положиться было нельзя.

Итак, все правильно. Они уверены в ее тупости, но не знают, что именно она видела. Что она могла видеть такого, что напугало их?

Она первая вошла в кабинет, когда там что-то загрохотало, и ей показалось, что это посетитель свалился со стула. Людка сказала – надо посмотреть, что он там делает, и Варвара вошла.

Петр Борисович Лиго лежал щекой на ковре и был мертв. Рядом валялись монитор и клавиатура.

Варвара огляделась по сторонам и приткнула себя на первую попавшуюся мокрую лавочку. Сумку она прижимала к боку.

Потом она установила, что компьютер не был включен в сеть. Окно оказалось открытым. Кстати, она до сих пор не знает, кто именно его закрыл, и не знает, важно ли это. Ни с кем, кроме Тани, она не делилась своими наблюдениями. Тогда о чем они говорили, шеф и Илария? Что она могла видеть?

Варвара закрыла глаза и стала вспоминать – каждое движение, каждый звук. Она все помнила и так, да и вспоминать особенно было нечего, но она старалась.

Нет. Ничего.

А Карловы Вары?

Он сказал: “Она в командировку поехала, конверт отнесла.., нет второй такой дуры, чтобы это сожрать и не подавиться!quot;

Значит, она проглотила какую-то наживку, и эта наживка сработала, несмотря на то что они были не слишком уверены, что она сработает. Сработала из-за того, что “нет второй такой дуры”, как Варвара.

Что было в конверте? И если это всего лишь наживка, кто его украл?!

Варвара открыла глаза.

Времени у нее осталось совсем мало. Офис фирмы “Электронике Плюс” был рядом, на “Соколе”, но выпустили ее всего на час. В ее распоряжении только сорок минут, и Варвара тяжело поднялась со скамейки. По крайней мере, сейчас она выяснит, работал ли на этой фирме Петр Борисович Лиго или это тоже ложь.

Сплошная ложь.

В старом многоподъездном доме одно крыло занимали офисы, и Варвара взобралась на третий этаж. На каждом этаже она спрашивала, нет ли здесь “Электроникса”, и ее отправляли все выше. Лестница была довольно чистой, на площадках между этажами стояли облезлые стулья с торчащими кустиками поролона и консервные банки, заменявшие пепельницы. Возле одной из банок курили недокормленного вида юнцы в длинных кофтах и широченных штанах, “по-модному” спущенных с худосочных задниц, и говорили непонятные слова, и громко хохотали – как все юнцы на свете. На Варвару они не обратили никакого внимания, зато она поняла, что цель близка. У юнцов был исключительно программистский вид. Они не могли быть никем, кроме компьютерных гениев, и Варвара похвалила себя, увидев на темной двери латунную табличку “Электронике Плюс”.

quot;Шоу начинается”, – сказала она себе и решительно позвонила.

На звонок, залившийся за дверью радостной трелью, никто не ответил. Варвара подождала и позвонила еще раз.

– Вы дергайте! – закричал с площадки один из гениев. – Все открыто!

Варвара дернула.

Коридор был длинный и узкий, переделанный из квартирного. Ни пальм, ни ковровых дорожек, ни специального света, сочащегося из стен. Много распахнутых дверей, за которыми громко разговаривают, и играет музыка, и тянет дымом с лестничной площадки.

Варвара оробела. Как она станет что-то здесь выяснять?!

– Вы к кому? – спросила выглянувшая в коридор девушка с кофейным фильтром в руке. – Если вам в юридическую консультацию, то они еще выше, на четвертом!

И скрылась. Варвара не успела даже рта раскрыть, чтобы сказать, что она не в консультацию.

С площадки ввалились гении и, громко топая и гогоча, протиснулись мимо Варвары и пропали за поворотом. Варвара еще постояла.

– Вы к кому? – выпалил ей в лицо вылетевший неизвестно откуда лысый юноша в очках. – Юристы на четвертом!

– Да мне… – начала было она, но юноша дико на нее взглянул, как будто был ошарашен тем, что она умеет говорить, и пропал так же внезапно, как и появился.

Черт побери. Так, пожалуй, до вечера простоишь!..

– Вы к кому?

Варваре стало смешно. Она повернулась, и перед глазами у нее оказался рельефный бюстик, обтянутый крупноячеистой рыболовной сетью. Под сетью торчал наивный белый лифчик. Варвара задрала голову и посмотрела вверх. Там, вверху, была сногсшибательная красавица в совершенно красных очках.

В Варваре метр семьдесят пять. Красавица выше ее на две головы.

– Здравствуйте, – затараторила Варвара, – я не в юридическую консультацию, и мне не надо на четвертый этаж! Я пришла по поводу работы.

Красавица хмыкнула.

– Секретарша, – успокаивающе сказала Варвара, – у вас на сайте вывешено объявление, что вам требуется секретарша. К кому мне обратиться?

Красавица задумалась, на неизмеримой высоте заправляя за ухо иссиня-черные волосы. Варвариной шее стало больно от неудобного положения.

– Это, наверное, к Арсению, – заключила она, – пойдемте, я вас провожу.

Мимо многочисленных дверей, за которыми мигали и гудели десятки компьютеров, мимо какой-то узкой черной лестницы, мимо приоткрывшегося проема, в котором стыдливо прятался обшарпанный унитаз, мимо надписей “не влезай, убьет” и “при сходе с эскалатора проходите вперед”, мимо закутка, в котором все гоготали давешние гении, они добрались до полутемной квадратной комнаты, из которой выходили две двери – налево и направо.

– Это к Арсению, – объявила девица, хотя комната была пуста, – по поводу работы. Федька, это ты придумал, что Арсению секретарша нужна?

Из левой двери фыркнули и закричали:

– А что?!

– Да нет, – ответила девица, – ничего. После этого она слегка наклонилась к Варваре и произнесла, понизив голос до контральто:

– Вы не обращайте на них внимания. Они не то чтобы полоумные, но все же слегка не в себе.

– Кто? – испуганно спросила Варвара.

Девица махнула рукой куда-то в сторону Тимбукту.

– Арсений и Федька. Это наш директор и его заместитель. Вы ведь к Арсению пришли?

Варвара была совсем не уверена, что пришла к Арсению.

– К нему, к нему, – подбодрила девица и поплыла к выходу, покачивая костлявыми бедрами. У самой двери она внезапно остановилась, словно что-то вспомнив.

– А хотите, кофе сварю, – предложила она, как будто удивляясь тому, что предлагает, – чаю тоже могу сварить.

– Лучше чаю, – пролепетала Варвара.

– Приходи ко мне, Глафира, – пропели где-то совсем близко, – как стемнеет, приходи. Приноси кусочек сыру, мы вдвоем его съедим!..

И опять все смолкло. Девица пропала из виду, как будто ее не было.

Варвара стояла одна посреди полутемной комнаты. Сесть было некуда, на всех стульях лежала, высилась и громоздилась бумага.

– А?! – внезапно снова закричали из-за левой двери. – А?! Каково!

Варвара сильно вздрогнула. Наступившее за этим молчание показалось ей неожиданным. Почему-то она ожидала продолжения. Но никакого продолжения не было.

Варвара помялась еще немного, посмотрела на часы и решительно пошла к левой двери, за которой обитало горластое привидение. Однако вместо привидения из двери выскочило огромное существо, похожее на помесь гориллы и бурого медведя.

– Ой! – вскрикнула Варвара. Помесь гориллы и медведя чуть не сбила ее с ног. Пожалуй, все-таки больше было гориллы.

– А! – крикнула она бодрым человеческим голосом. – Вы еще тут! Хорошо! Арсений, к тебе пришли!

Тут она схватила Варвару за руку и потащила за собой – очевидно, в логово, на прокорм потомству.

– Нет, вы только посмотрите, – восклицала горилла и подпихивала Варвару в бок, от чего ее то и дело сильно качало в сторону, – вы только посмотрите, как красиво сделали, стервецы! Вот это я понимаю! А то все – макет, макет! А где макет, когда не макет, а дерьмо!

И горилла энергично плюнула на пол. И посмотрела на Варвару выжидательно, очевидно надеясь, что она тоже плюнет. Варвара плевать не стала.

– Я по поводу работы, – сказала она робко, – по объявлению. Я секретарша.

– Я понял, понял! – загукала горилла радостно и заскакала по комнате, размахивая руками. – Нет, но умеют же! А?! Немедленно курить!! Сейчас же курить!! Я не курил уже… – тут она посмотрела на часы на волосатом запястье. Потрясла и снова посмотрела, – не идут. Ну и черт с ними! У вас есть сигареты?

– Нет, – ответила Варвара, – я не курю.

– Это правильно! – громко одобрила горилла. – Я тоже почти не курю! Я только покуриваю! Арсений!!! К тебе пришли!

– Кто?! – закричали издалека.

– Вы кто? – доверительно спросила горилла у Варвары, заботливо к ней наклоняясь.

Варвара моргнула, глядя в выкаченные горильи глазки.

– Я секретарша, – повторила она в десятый раз. Может, стоило сказать, что она выдающаяся эстрадная певица Алсу? – Я пришла по объявлению.

– Ну да! – спохватилась горилла и снова взревела:

– Арсений!!!

– Ну что, что? – спросили на этот раз очень близко. – Что вы все ко мне привязались?

Споткнувшись обо что-то, в комнату головой вперед влетел молодой человек лет на десять младше Варвары и лет на двадцать младше экспансивной гориллы. У него были чистые волосы до шеи, заправленные за уши, очень дорогие очки, сродни тем, которые носил Димка Волков, серый свитер с засученными рукавами и ботинки на толстой подошве.

…А где же “Харлей Дэвид сон”? Под окном?..

– Здрасьте, – сказал молодой человек быстро и пожал Варваре руку. У него были сухие и сильные пальцы, на узком запястье плоские серебряные часы. – Арсений Троепольский. Простите, что заставил ждать. Вы секретарь?

– Да, – кивнула Варвара.

– Мне нужен флюент инглиш и компьютер на уровне пользователя. Можно – тупого пользователя. Извините. У вас есть?

– Что? – спросила Варвара. Мальчишка ей нравился.

– Инглиш и компьютер.

– Где? Дома?

– Что? – переспросил он, чуть-чуть сдвинув темные брови.

– У меня дома есть компьютер, – проинформировала его Варвара.

Он засмеялся, и горилла тоже загукала.

– Нет, у нас своих навалом. Пользоваться умеете?

– Умею. – Почему-то ей казалось, что он и вправду берет ее на работу. Ерунда какая.

– Уважаемый господин Шульц, прошу вас прислать нам подтверждение вашего заказа согласно нашей предварительной договоренности. Переведите.

Варвара перевела.

– Ситуация на рынке меняется в зависимости от цен на нефть. Переведите.

Варвара опять перевела, пристально глядя в чистое и очень молодое лицо.

– Класс, – сосредоточенно сказал ее наниматель. – Стол в той комнате, – и он ткнул рукой за стену. – Три телефонные линии. Компьютер поставлю самый лучший. Договора, заказы, вся бумажная волокита – у тебя. Мы на “ты”, да? Бухгалтер приходящий, но вменяемый. Налоги платим, под суд неохота, а грамотно скрывать никто ничего не умеет. К понедельнику весь бардак тут разгребут, тебе не надо будет возиться. Стол купишь сама, какой захочешь. Поедешь с завхозом. Только не очень дорогой. У нас летом ремонт, мы все равно все будем менять, в таком сортире больше нельзя, от нас клиенты шарахаются.

Длинные пальцы завораживающим и очень мужским движением заправили за ухо плотную прядь волос. Варвара тихонько вздохнула.

– Федь, попроси Полину, чтобы вызвали этих.., которые окна моют. Шторы страшно открыть. У нас это крыло пустовало, – объяснил он Варваре, – мы только недавно заняли, когда работы стало много. Тут, конечно, не очень, но после ремонта будет лучше. Да, зарплата! Первые три месяца пятьсот, потом семьсот.

– Чего.., пятьсот? – не поняла Варвара.

– Долларов, – сказал Арсений, – а ты чего думала? Иен? В отпуск летом отпущу, все равно будет ремонт. Выходить в понедельник, раньше не имеет смысла, все равно до понедельника сидеть негде.

– Можно я.., подумаю? – спросила Варвара виновато.

Она не ожидала ничего подобного, когда затевала свое расследование. Она была уверена, что на работу ее никто не возьмет – кому она нужна, толстая дура?!

– Ну, думай, – разрешил Арсений, – ты сейчас где работаешь?

– В холдинге “Московское время”.

– Место известное, – сказал мальчишка быстро, – у них, конечно, все поприличней, чем у нас. Но и мы на рынке уже шесть лет. Я начинал, когда мне было двадцать.

Значит, не на десять. Значит, всего на четыре, быстро подумала Варвара. Просто так выглядит, оттого, что ухоженный.

Интересно, а она, по мнению этого мальчишки, на сколько лет тянет?

– Так что, если ты боишься, что нас завтра не станет, – не бойся. И думай быстрее, ты мне подходишь.

– Ты мне тоже, – тихо ответила Варвара. Господи, неужели у нее может быть такой начальник?!

Без “гнездышка ржанки”, без стиля “Домино”, без безделушек от “Давыдофф”, без истерического дрожания рук, без алых пятен на щеках, без фальцета и неприятного потягивания носом, без Владиславы с ее курями, без постоянных вздохов по поводу ее, Варвариной, тупости, без обсуждений ее ошибок и недоделок – без всего этого?!

– Прости, – сказал Арсений и оглянулся на свою дверь, – у меня там работы полно. Ты думай быстрей, да? Моя визитная карточка. Если нет на месте, значит, на мобильном. Звони, ладно? Федь, зайди ко мне. Да, как тебя зовут?

– Варвара Лаптева.

– Пока, Варвара.

– Пока.

Она проводила их глазами – Тарзана и Читу. Зачем она пообещала звонить? Разве у нее когда-нибудь хватит смелости уйти с насиженного места, из своей драгоценной приемной?! Да и вообще, она вовсе не собиралась искать работу!

– Поговорили? – спросили откуда-то сверху, и Варвара опять уткнулась носом в рыболовный бюстик. – А я чай несу.

– А можно, я все-таки выпью? – попросила Варвара жалобно. Времени совсем не оставалось, она постоянно слышала, как падают капли – все быстрее. Но не могла же она уйти, так ничего и не выяснив!

Из-за двери, куда Тарзан-Арсений уволок Читу-Федю, вдруг загомонили, набирая обороты, как будто раскручивался маховик:

– …сто раз говорил, что это не твоя забота, Федя! У нас в штате двадцать три человека! Двадцать три! А ты каким-то макетом три дня занимался!

– Зато какой красавец! Ум-мц! – Варваре показалось, что Федя поцеловал макет. – Кто тебе еще такой сделает, а? Нет, ты посмотри, каков!!

– Да ну их, – сказала девица в сторону двери, – они вечно препираются. Федор – классный креатор. Арсений – классный манагер. Ну и так, конечно, варит.

Варвара моментально представила, как Арсений варит Федю.

– Пойдем лучше ко мне. Не здесь же пить! – И девица посмотрела по сторонам, как будто удивляясь, как это она попала в такое неуютное место. – Арсений решил красоту наводить, чтобы все, как у больших. А нам и так хорошо, без красоты. А то наведешь красоту, сюда всякие жлобы полезут.

– Ну конечно! – громко сказал выскочивший из своего кабинета Арсений. Варвара вздрогнула и оглянулась. Придерживая подбородком крышку, он запихивал бумаги в необъятный портфель. Блестящая темная прядь вывалилась из-за уха и свисала у щеки. – Вы как тараканы, вам чем хуже, тем лучше, лишь бы высоким творчеством заниматься!

Он бегло улыбнулся Варваре, отчего она зарделась, как школьница.

Вот дура.

– Полин, что там с “Европой”? Сроки по договору…

– Я зна-аю, – перебила девица непочтительно, – я уже почти все переделала. Приедешь, посмотришь. Не сайт, а загляденье!

– У того макет – загляденье, у тебя сайт – загляденье! Все, я поехал. Братве объяви, что буду через час, всем прочищу мозги. Пока!

– Пока, – нестройно ответили Варвара с Полиной. Начальник натянул куртку, перехватил свой портфель, выудил из кармана ключи, посмотрел на них, сунул обратно и выудил другие. Эти, очевидно, подходили ему больше, потому что он опять, как бы в заключение, улыбнулся Варваре и пропал.

quot;Не бывает таких начальников, – все думала Варвара, – не бывает. Это ошибка природы”.

– Вы правда шесть лет работаете? – вдруг спросила она у девицы.

– Ну да, – ответила та слегка удивленно и попкой открыла дверь в коридор, захлопнутую Арсением, – он был самым молодым в Москве дизайнером сайтов. Тогда про такую профессию вообще никто не слышал. У нас еще есть Гриня Сизов, вот они втроем и начинали – Федя, Гриня и Арсений. А теперь что ж… Теперь – контора, – и бюстик колыхнулся, как будто девица сожалела, что Арсений, Федя и Гриня не разорились, а, наоборот, создали контору.

В комнате у нее было светло и чисто. Много компьютеров – зачем так много?! – три громадных монитора и один маленький, стойка с книгами – все какие-то справочники, хилый цветок, два разных стула и одно кресло.

– Хочешь, в кресло садись, – предложила гостеприимная хозяйка, – оно удобное. Я специально такое выбирала, чтобы можно было долго сидеть.

Варвара поблагодарила и села на стул. Девица, сложившись пополам, угнездилась в кресле. Красные очки очутились прямо напротив Варвариного носа.

– Так что ты приходи, – отхлебнув чай, сказала девица, – они ничего, хоть и больные на всю голову. Платят нормально. Сколько обещают, столько и платят. Это Федька правильно придумал, найти секретаршу. Секретаря, – поправилась девица.

Варвара улыбнулась.

– А вообще народу много работает?

– Ты же слышала. Двадцать три человека.

– Часто меняются?

– Да все по-разному. В основном нет, не часто. Только уж если совсем козел какой-то пришел, то выгоняют, или он сам увольняется. Мы ведь умные очень, – сообщила она серьезно, – с нами трудно. Мы умные, работоспособные, мы карьеру делаем, клювом щелкать некогда. Ну вот. А так, сама понимаешь, люди все разные, задачи у всех разные. Кто приходит время отбывать и от звонка до звонка сидеть, Троепольский через неделю увольняет. У него нюх.

– Слушай, – спросила Варвара, время в голове шумело сплошным потоком, – а у вас такой был Петр Лиго, ты не помнишь?

– Помню, – сказала девица равнодушно, – только он помер. Ты его знала, да?

– Мы из одного дома, – быстро соврала Варвара, – он был.., кто?

– Он был конь в пальто, – четко произнесла девица, – будешь еще, я поставлю?

– Почему – конь в пальто?

– Да так, – она пожала плечами, – не умел ничего. Надо, говорит, мне, Полина, одну базу данных взломать. Помоги, говорит, Полина, мне. А я ему – тебе надо, ты и взламывай. В этих делах каждый за себя.

Я взломаю, а Троепольский меня турнет! Не хочу я, чтоб меня Троепольский турнул! Троепольский меня в Швейцарию отправляет, на “Информ-2002”! Что ж я буду ломать сама не знаю что!

– А что за база данных? – равнодушно спросила Варвара.

– Ой, я не знаю, – отмахнулась Полина, – не вникала. Он вообще довольно противный был. Конь в пальто, говорю же! “У вас, Полина, очень красивая грудь” – это он мне-то! Сам мне по пояс – и про грудь! А теперь помер.

– Я знаю, – сказала Варвара. Кому и знать, как не ей! – И неизвестно от чего умер, да?

– Да нет, вроде известно. От чего-то скучного. От инфаркта или еще как-то…

Какой-какой, а скучной смерть Петра Борисовича Лиго назвать было никак нельзя.

– Он был простым программистом?

– А что? – Красные очки сверкнули насмешливо. – Он, небось, наболтал, что начальник? Самый рядовой, ну вот если есть еще рядовее рядового, то это он!

– Он.., долго работал?

– Да черт его знает. Я же не отдел кадров! Ну, месяца три работал. Да на что он тебе нужен-то? Или у вас с ним по-соседски роман был?

– Не было у нас с ним романа, – перепугалась Варвара, – это я просто так.

– Ты лучше приходи к нам работать, – пригласила девица, – только в Арсения не влюбляйся. В него все влюбляются. Потом проходит, но не сразу и не у всех.

– А ты? – полюбопытствовала Варвара. Это был интересный разговор, учитывая трехминутное знакомство.

– У меня прошло давно, – объявила девица, и Варвара ей не поверила. До этого верила, а тут не поверила.

– Спасибо, – сказала Варвара.

Ей было жаль уходить и страшно возвращаться к Иларии и шефу, да еще с таким опозданием!

Значит, Петр Борисович Лиго был рядовой – рядовее не бывает! – программист, и в его конторе все тоже уверены, что он помер. А до того, как помер, он пытался взломать какую-то базу данных, но в одиночку это ему было трудно.

Какую базу данных? Зачем ее взламывать? Или это у программистов обычное дело?

Как Варварин шеф – аристократ и начальник до мозга костей – мог быть связан с программистом?! С самым обычным программистом, который не мог взломать базу данных?!

Она задумчиво остановилась возле белой палаточки и купила себе толстую сардельку в круглой белой булке. Все равно уж опоздала. Все равно попадет, а сардельки хотелось ужасно. Кроме того, поедание сардельки несколько отдаляло миг возвращения на работу и вообще как-то примиряло с ним.

Впервые Петр Борисович Лиго появился у них в приемной первого марта, то есть почти месяц назад. Это Варвара вчера посмотрела в расписании. Потом приходил регулярно и сидел довольно долго. Потом пришел еще раз и помер.

Скучно, как сказала красноглазая красотка, которой не понравилось, что он смел хвалить ее бюст. Правильно, что не понравилось. Варваре тоже не понравилось бы.

Она задумчиво жевала, стараясь откусывать равномерно от булки и от сардельки, чтобы сарделька не кончилась слишком быстро, а человек пристально рассматривал ее из машины.

Он не ожидал от нее такой прыти – добралась до конторы, да еще так быстро! Он должен теперь быстро и незаметно уничтожить все следы своего пребывания в этой конторе, но это просто. Она не может знать, кого именно должна там искать, следовательно, искать не будет.

Проклятый ублюдок оставил следы, иначе откуда бы она узнала, где именно он работал?! Где он еще успел наследить и какие неприятности могут угрожать ему в следующий раз?!

Ублюдок, тупой, как деревяшка, и теперь приходится возиться с тем, что он наделал!.. Дернул же черт связаться с таким идиотом.

Он нажал на газ и одним махом перелетел лужу, забрызгав какую-то бабку, которая сейчас же заголосила заполошным криком и стала беспорядочно отряхивать коричневое пальтецо и махать ему вслед руками. Он видел в зеркале заднего вида, как она машет.

Варвара доела свою булку и поднялась. Теперь она спешила, а человек в машине знал, куда она спешит, потому следить за ней дальше не было никакого смысла.

Нужно быстро что-то придумать.

До сих пор он не мог найти это, но правильно ли он искал?!

Он проверит абонентский ящик, и если его предупреждения не были поняты, он предупредит еще раз, последний. Он не такой слизняк, как Лиго, он не станет сто раз повторять одно и то же.

На нет и суда нет.

Суда не будет – это он знал совершенно точно, и это было приятно.

Варварина куртка и новая стрижка еще раз мелькнули в толпе у метро и пропали, и он перестроился из правого в средний ряд. То, что она ничего не знала и ни о чем не догадывалась, забавляло его. Он с удовольствием думал о том, что сделает с ней все, что захочет и когда захочет.

Хоть сегодня вечером. Или завтра.

Пусть она играет в сыщицу, пусть ищет сведения, пусть пытается уразуметь своим крохотным умишком, что произошло. Все равно не найдет и не уразумеет – где ей! Она перед ним как на ладони, а он в тени, и не выйдет из тени, несмотря даже на то, что ему очень хочется посмотреть, как вытянется ее толстощекая физиономия, когда она поймет, кто это. Он потерпит. Он умеет терпеть, выжидать, прятаться, играть в дурака с “болваном”. В этой партии “болван” именно она. Варвара, и сыгран только первый роббер.

Если бы не тот слизняк, партия уже была бы с блеском завершена, а теперь, вместо того чтобы гордиться хорошо сделанной работой, ему приходится следить в толпе за секретаршей, которой вздумалось учинить расследование!

Того, другого, он не боялся. Тот был еще более напуган и уязвим, чем слизняк. Напуганные люди очень хорошо управляемы, это всем известно. Он еще немного посидит в засаде, а потом выскочит и управится со всеми.

Впрочем, предупреждение откладывать он не станет. В конце концов, это самая приятная часть плана, маленькое развлечение, которое он вполне может себе позволить. В награду.

Чем громче она станет умолять о пощаде, тем слаще будет награда. Он улыбнулся.

Только бы не переборщить. Она не должна умереть сразу. Сначала она должна отдать то, что ей не принадлежит.

Конечно, был скандал, и ехидные замечание Иларии, и косые взгляды Владиславы, нарядившейся на этот раз в снежно-белый трикотажный костюмчик с норковым воротником. Был скандал, и даже булка с сарделькой, съеденная возле палаточки, возложенных на нее надежд не оправдала и настроение нисколько не улучшила.

Под вечер Варвара приплелась домой совершенно уничтоженная, с тяжеленной сумкой, в которой была пишущая машинка, и в съехавшей на одно ухо шапке.

«По вашей милости, – кричал шеф и краснел туберкулезным румянцем, – по вашей милости филиал остался без документов! Вы что, не знали, что нужно заполнить эти формы?! Вы не знали этого?!»

Никто не понимал назначения этих “форм”, которые заполнялись почему-то исключительно на пишущей машинке и примерно раз в год чохом отправлялись во все филиалы. Просто такая традиция – посылать по филиалам “формы”, заполненные на пишущей машинке. Никто их там не ждал, никому они не были нужны, но традиция соблюдалась, и Варвара время от времени заполняла их и осчастливливала какой-нибудь филиал. Но именно сегодня шеф почему-то вспомнил о них и потребовал, чтобы она их заполнила немедленно. До вечера она не успела, а шеф почему-то выгнал ее из приемной, сказав, что в его отсутствие она не имеет права находиться вблизи секретных бумаг и…

И она приехала к Таньке с пишущей машинкой.

О своем доме она вспомнила, только когда поднималась по лестнице – лифт не работал, – и чуть не заплакала.

Господи, как он там, ее домик, где так и валяются вывороченные вещи и висят отодранные клочья обоев, похожие на грязные языки?!

Когда она в него вернется? Когда она приведет его в порядок, помоет, почистит, попросит прощения за то, что так плохо за ним смотрела?!

– Ты что? – спросила с порога Танька, увидев ее лицо, и даже перестала жевать. – Что с тобой?

– Все плохо, – объявила Варвара, – а у вас?

– У нас все хорошо, – сказала Таня весело, – делим столбиком. Уже вторые сутки без остановки.

– Привет, – поздоровался Димка смущенно. Следом за ним в крохотную прихожую протиснулся Вася, с отсутствующим видом чмокнул Варвару в щеку и потянул Димку за руку:

– Ну давай. Ну пойдем уже! Мой конь сейчас съест твою королеву или короля.

– Ферзя, – поправил Димка, рассматривая Варвару, – короля не едят. Королю объявляют шах и мат.

– Ну пошли-и! Я тебе объявлю! А надо громко объявлять?! В микрофон?

– Можно без микрофона. Ты в порядке? – спросил он у Варвары.

– В полном! – уверила Варвара и сняла с себя его куртку. – Полный аллее капут!

– Почему ты так отвечаешь?

– А почему ты так спрашиваешь?

– Вася, не приставай к нему, – прикрикнула Таня, и Димка посмотрел на нее укоризненно. Свет желтой лампочки блеснул в выбритой арестантской макушке.

– Он не пристает. Он соблюдает договоренности. Мы договорились – одна партия. Потом чай. Потом спать.

– С ума можно сойти, – заметила Таня и за руку, как давеча ее сын американского профессора, потащила за собой Варвару. – Хочешь, я тебе ванну налью, пока Васька ест своего короля? Ты посидишь, отдохнешь, размокнешь чуть-чуть?

– Налей мне лучше водки, – попросила Варвара.

– Водки тоже могу, но на ванну водки не хватит. Давай сначала ванну, а потом водку.

– Наоборот.

– Как?

– Сначала водка, – сказала Варвара тоном профессора Волкова, – потом ванна. Потом чай. Потом спать.

– А машина?

– Какая машина?

– Которую ты приперла?

– Ах да, – спохватилась Варвара, – значит, не спать, а заполнять формы. Люблю я это дело, Танька, формы заполнять!

– Да что случилось-то?

– Ничего особенного не случилось, – ответила Варвара и пристроилась на шаткую табуретку. На табуретках все время качался Вася, и время от времени ножки у них подламывались, и они падали вместе с воссевшим. – Просто я сегодня отпросилась на час, а отсутствовала два. Ну, пришла и получила. По полной программе. Уволит он меня, Тань. Точно уволит.

Таня выложила перед ней гору жареной картошки и две здоровые сардельки.

– Ешь. А зачем ты отпрашивалась?

– Мне нужно было узнать, что это за место, в котором работал мой покойник. Оказалось, компьютерная фирма. Я поговорила с ее начальником и…

Тут же заявился темноволосый Арсений – выбритая щека, длинные пальцы, очки, и этот жест, которым он заправил за ухо блестящую прядь, и светлый свитер, и запах, чистый и теплый.

…а Танька говорит – нет принцев. Плевать на принцев. Как же на них плевать, если пять минут разговора в коридоре…

– А как ты к начальнику попала?! Варвара виновато посмотрела на Таню, как будто та поймала ее за чем-то неприличным.

– Я сказала, что пришла устраиваться на работу. Меня отвели к начальнику. Ему лет двадцать пять, наверное, и он похож на… Даже не знаю на кого. Ты представляешь, Танька, он меня сразу принял! – Варвара перестала есть, и глаза у нее загорелись. Таня села напротив и подперла ладонью щеку, приготовилась слушать. – На работу принял. Он спросил, умею ли я работать на компьютере, потом говорит – переведите. Пустяковая какая-то фраза. Я перевела. Он говорит – все в порядке, ты нам подходишь.

– Да это какие-то аферисты, наверное, – с сомнением сказала Таня. Варваре стало неприятно, что она думает, будто Арсений – аферист.

– Да не в этом дело! – Она посмотрела на свою тарелку, в которой остался только один кусок сардельки, и решительно отправила его в рот. – Я же не собираюсь к ним на работу! Я ходила узнать про своего покойника.

– И что?

– Он действительно там работал и был самый что ни на есть рядовой программист. Я разговаривала с девицей, Полиной, и она сказала, что он пытался взламывать какие-то базы данных, но сам не смог и просил ее помочь. Ну, она отказалась, и он больше к ней не обращался.

– А что такое “взламывать базы”?

– Получать доступ к конфиденциальным сведениям без специального разрешения, если эти сведения находятся в компьютере, подключенном к глобальной или локальной сети, – пояснил Димка и протиснулся на кухню. – Могу я.., сесть здесь?

– Можешь, – разрешила Таня. – А Вася что?

– Вася убирает шахматы.

– Батюшки-светы, – пробормотала Таня, – сейчас будет чай. И какие базы он взламывал?

– Я не знаю. Она тоже не знает. Или просто мне не сказала. Я узнала только, что он был не программист, а.., конь в пальто. В том смысле, что плохой программист. Теперь я совсем не понимаю, какие общие дела могли быть у моего шефа с каким-то жалким программистом из небольшой конторы? Зачем он приходил? Зачем шеф его принимал?

– А твой шеф.., хорошо понимает компьютеры, Интернет и остальное?

– Ничего он не понимает, Димка! – сказала Варвара с досадой. – Нет, он, конечно, знает, как включить и выключить, но, например, письмо написать по электронной почте для него проблема. Если кто плохо разбирается в компьютерах, так это мой шеф!

– Мог ли.., покойный давать ему консультации?

– Консультации логичней получать у специалиста, а покойный, как ты его называешь, не был большим специалистом. Кроме того, у нас своя компьютерная служба, очень большая. Там полно специалистов.

– А если это конфиденциальные консультации?

– Про развод и раздел имущества, что ли? – встряла Танька. – Такие консультации на работе не получают! На работе кругом глаза и уши. Вася, давай чай пить!

– Почему про развод? – смешался Димка. – Не про развод. Например, как пользоваться электронной почтой. Он же не умел, да?

– Он и сейчас не умеет, – сказала Варвара. – Узнать бы, зачем он приходил, и я бы узнала все остальное. Слушай, Димка, а трудно украсть со счета деньги?

– В каком случае? Ограбить банк?

– Я не знаю, – проговорила Варвара, поднялась с табуретки и опять села, – вроде, про ограбление банка там не было ни слова.

– Где?

– В репортаже. Я давала вам читать! – сказала она нетерпеливо. – И вчера по телевизору был еще один репортаж. Ну, Павел Белый, глава агентства “Белый Глобус”. У него украли полмиллиона чужих денег.

– Он на них должен был рекламный ролик снимать, – вставила Таня язвительно, – вот я бы ему по башке этим роликом за полмиллиона! Что это такое – столько денег за какой-то дурацкий ролик!

– Крупные корпорации, – вдруг сказал Димка профессорским тоном, – вкладывают большие деньги и большие усилия в развитие брэндов и продвижение их на рынке. Не вкладывая денег, невозможно создать образ. Если нет образа, товар не станут покупать. Это закон. Это.., нельзя говорить “бесятся с жиру”.

– Это говорить можно, – упрямо пробормотала Таня.

– Нет, Таня. Нельзя. Это не правильно. Там, где есть рынок, – не правильно.

– Ну ладно, не правильно, – вдруг согласилась Танька, и Варвара чуть не грохнулась с табуретки.

Таня всегда готова была спорить до хрипоты, только бы отстоять свою драгоценную точку зрения. Она ни с кем и никогда не соглашалась.

– Ты говорила, что этот Павел Белый и есть твой покойник, – быстро продолжила Таня, взглянув на Варвару.

– Да. Или его двойник. В газете и по телевизору говорилось, что у него украли деньги, но про ограбление банка не было ни слова.

– Для того чтобы украсть деньги, их не нужно выносить в чемодане, – сказал Димка, – их можно красть со счета. Подделать кредитную карточку. Подделать платежи. Это очень модно.

– Где? В вашей Америке? – Таня сунула ему под нос кружку.

– Везде. В Америке проще, потому что там больше возможностей для этого.

– Америка – страна больших возможностей, – ни с того ни с сего провозгласила Таня. – Вася, ты идешь чай пить или нет?!

– То есть теоретически можно через компьютер снять со счета деньги, да, Дим?

– Не только теоретически. Практически тоже.

– Так.

Варвара опять поднялась с табуретки и опять села, потому что расхаживать было негде, вся кухня занята мебелью и людьми, а ей очень хотелось порасхаживать.

– Тогда получается, что мой шеф и покойный программист украли со счета полмиллиона франков.

– Как?! – поразилась Таня. – Если тот – это этот, зачем ему красть у себя?! Да еще в компании с твоим шефом?

– Подожди, – попросила Варвара, – я сама ничего не понимаю. Но ведь это единственное возможное объяснение? Деньги пропали, и никто не знает, где они. Шеф водит дружбу с неизвестным программистом. Сам шеф в компьютерах не разбирается. Банк не грабили, значит, просто перевели со счета. Кто мог это сделать, если не программист?

– А при чем тогда ты?! – закричала Таня. – Зачем тебя отправляли за границу?! Кто украл у тебя конверт?! Кто влез в твою квартиру?! Кто дал Диме по голове?! Кто устроил погром?! Что за тип сбил тебя машиной?! Кто прицепил к моей двери бумажку?! Что мы должны вернуть, нам не принадлежащее?! Полмиллиона франков?! А мы их брали?! И вообще, этот покойник – он все-таки умер или еще не умер?!

– Я не знаю, – покачала головой Варвара, табуретка под ней скрипнула. – Я все думаю, как это проверить? Я же не могу пойти в морг и сказать: дайте мне бумаги на Петра Борисовича Лиго, а я их отдам на экспертизу, потому что мне кажется, что он жив и здоров.

, – Но если Лиго и есть Павел Белый, то, значит, он украл деньги сам у себя, да? Очень умно.

– А может, и украл. Может, он решил, что не хочет снимать на них рекламный ролик, а хочет их прикарманить. Полмиллиона – это много. Он организовал кражу, провернул все дело и всплыл как добропорядочный бизнесмен – плакаться корреспондентам, что кругом одни жулики. Возможно?

– А зачем ему твой шеф? Или он его друг детства?

– Я не знаю! – закричала Варвара. – Понятия не имею! Я сегодня подслушала шефа! Он даже трясся, до того боялся, что я могла что-то увидеть! А Илария его утешала! Я даже не могу понять – где увидеть?! Когда увидеть?! Я увидела труп, и это совершенно точно был труп! А больше я ничего не видела!

– Ты же не врач, – сказала вдруг Таня, – как ты поняла, что это “совершенно точно труп”? Ты что, пульс ему щупала? Зрачки смотрела?

– Нет, – оторопев, пробормотала Варвара, – не щупала и не смотрела. Это было и так.., понятно.

– Ну да, – заявила Таня, – понятно ей. Да что же это Вася не идет чай пить! Может, твой шеф тоже думает, что у тебя в сумке полмиллиона франков?

– А если не тоже? – спросил Димка. – Если именно так он и думает? Если все это – он? Варвара с Таней переглянулись.

– Он мог убить своего посетителя. Он мог не понять, куда посетитель перевел деньги. Он мог почему-то решить, что они у тебя. Логично?

– Шеф? Убить? – усомнилась Варвара. – Не-ет… Нет!

– Почему? Он.., достаточно хороший человек?

– Он достаточно плохой человек. Но он слабый и скользкий человек. Он не смог бы убить.

– Это вопрос философии, – отрезал Димка, – не логики.

– Хорошо, логика так логика. Он не мог убить, потому что покойник ходил по кабинету после того, как шеф уже ушел. Ясно? Я его слышала. Другой двери в кабинет нет, вернуться так, чтобы я не увидела, невозможно.

Этот довод произвел на Димку впечатление.

– И ты не отлучалась?

– Ни на секунду. Я никогда не ухожу со своего места, когда у шефа люди. Ему все время от меня что-то нужно – то кофе, то бумаги, то копии снять…

– А если этот покойник – просто связь между твоим шефом и той компьютерной фирмой? Если украсть деньги – это коллективное творчество? – совсем не по-русски спросил Дима.

Шеф и Арсений?!

Варвара поперхнулась чаем и долго кашляла. Таня слегка похлопала ее по спине, от чего она ткнулась носом в стол.

Нет. Не может быть. Нет никакого коллективного творчества. Что за бред?!

Длинноволосый юный принц не может быть преступником и негодяем.

Втроем с.., как же их… Гриней и Федей они создали свою фирму шесть лет назад, и сотрудники в ней меняются нечасто, и ремонт предстоит, и Варваре там с ходу предложили работу и стали называть на “ты” и налили чаю, и начальник три раза улыбнулся ей мужской улыбкой.

Да. Все это очень мило. Но из этого никак не следует, что Арсений не может быть негодяем.

– Пошел ты к черту, Димка, – пробормотала расстроенная Варвара. Она знала, что теперь станет думать об этом день и ночь.

– Это предположение, – возразил он и улыбнулся доброй улыбкой, – я предполагаю.

Таня пробралась к выходу из кухни и скрылась. Варвара отломила кусок сухаря, аппетитно выглядывавшего из плетенки.

Нельзя грезить о принцах и есть на ночь сардельки, картошку и сухари! Это ведь каждому ясно! Вика Горина, скорее всего, поужинала салатным листочком и чаем из трав! Вике Гориной Арсений бы улыбался без остановки, до самого вечера.

– Я тебя огорчил?

– Да нет, – злобно сказала Варвара. – Димка, а можно симулировать смерть? Ну, так притвориться, чтобы никто не догадался, а потом встать и уйти?

– Не знаю. Надо спрашивать у Тани или у моей мамы. Симулировать – зачем?

– Чтобы все решили, что он умер, а он на самом деле жив.

– Кто – все, Варвара? Про твоего покойного не сообщали в федеральных новостях и не писали в прессе. Он умер и на следующий день вновь появился в телевизоре? Это какая-то очень короткая симуляция. Странно. И на фотографии в газете он не выглядит.., умершим. Правда?

Фотография, вдруг сообразила Варвара, ну конечно! Громко топая, она кинулась в крошечную прихожую – еще меньшую, чем ее “гарнитур “Хельга”, – притащила рюкзак и выхватила из него “Коммерсант”, изрядно потертый на сгибах, распростерла его на столе и стала лихорадочно листать. Димка смотрел с интересом.

– Вот! – взвизгнула Варвара и ткнула пальцем в изображение бизнесмена Белого. – Вот!!!

– Я это уже видел, – сказал Димка.

– Нет, не видел! Это действительно никакой не Петр Борисович Лиго! Это Павел Григорьевич Белый! Другой человек.

– Из чего это следует?

– Из того, что вот! – и Варвара постучала по фотографии. – Видишь?

– Вижу, – согласился Димка, – человек за письменным столом. Что-то пишет.

– Вот именно!! – пуще прежнего завизжала Варвара. – Он пишет, а я дура, просто дура!

– Почему?

– Потому что у него ручка в левой руке, – как бы совсем обессилев, проговорила Варвара и опустилась на табуретку, которая угрожающе заскрипела и как будто слегка накренилась, – он пишет левой рукой! А мой покойник писал правой! Это так же точно, как то, что меня зовут Варвара Лаптева. Это не он! Не Петр Борисович! Это другой!

– Тиш-ше! – вдруг зашипела рядом Танька. – Что вы орете?

– А что? Тань, я только что вспомнила…

– Вася уснул, – сказала Таня тихо, – не дождался чаю. Уснул на полу, рядом с шахматами. Боже мой, я же каждый день его по часу укладываю! А он взял и уснул…

– Надо переложить, – озабоченно проговорил Димка и поднялся, – холодно. Нельзя.

– Он сам уснул, – повторила Таня.

– Это никакой не Петр Борисович, – как в бреду бормотала Варвара.

И Димка, и Таня посмотрели на нее. Она раскачивалась на табуретке.

Крак! Табуреточные ноги разъехались в разные стороны, что-то треснуло, надломилось, и Варвара оказалась сидящей на полу посреди груды желто-зеленых щепок.

– Это не Петр Борисович, – повторила она с пола.

Пройти оставалось совсем немного – повернуть за угол, выбраться на узкую оттаявшую тропинку, через кусты и на асфальт, а там и до подъезда рукой подать.

Варвара решительно шла к себе домой. Утром, еще до семи, она поймала соседа, который совершал со своими собаками утренний моцион, и попросила поменять замок. Сосед обещал. Он хорошо относился к Варваре – она не пила, не гуляла и не воровала из-под одеяла банки. На нее вполне можно было положиться.

Варвара несла замок в промасленной бумаге и боялась ночевать одна. Замок замком, но кто-то дал Димке по голове так, что Таня только сегодня сняла швы, и дал именно в ее квартире. Правда, с новым замком не так страшно, да и не может она больше спать на Танином диване, боясь даже почесать нос, потому что от малейшего движения диван заходился припадочным кряхтеньем!

Кроме того, нужно иметь совесть и позволить им, наконец, договориться про Хьюстон и будущую счастливую жизнь.

В том, что им предстоит счастливая жизнь, Варвара не сомневалась.

Ей все стало ясно, когда Димка повел Васю в магазин и они вытащили из стеклянного ящика розовую обезьяну, а Таня потом звонила ей и плакала потому, что у нее нет машины времени. От того, что Димка за завтраком отводил от Тани глаза, а она вообще на него не смотрела и разговаривала исключительно язвительным тоном. Варвара чувствовала себя лишней, хоть и очень проницательной.

Ну и ладно. Ну и очень хорошо. Пусть хоть Таньке повезет. Ей нужнее – у нее Вася, и “родной”, отнявший столько сил, оказался каким-то уж совсем никчемным. Варвара станет им писать письма. Если ее не уволят и не отберут электронную почту.

Сзади ей посигналили, и она отступила, давая дорогу машине.

Лидия Владимировна, наверное, будет не слишком рада, но она умная и веселая, а это самое главное. Евгений Васильевич вообще душка и в прошлом году все намекал Варваре, что она должна взять инициативу в свои руки и…

Она так и не поняла, как это произошло.

Она даже не поняла, что именно произошло.

Кто-то сильно дернул ее в сторону, так что она стала падать и хватать рукой темные прутья кустов, но рука все время промахивалась, и она все-таки падала, и упала на колени, и ее сильно ударило сбоку и сзади. Так сильно, что боль из головы моментально переместилась в шею и позвоночник, и проткнула его насквозь, и Варвара разжала пальцы, потому что не могла терпеть боль, и пакет с новым замком, который она несла домой, упал на землю.

На черную, мокрую весеннюю землю с островками прошлогодней бурой травы. Варвара видела его очень хорошо.

А потом она перестала видеть, и это было так страшно, гораздо страшнее, чем боль в позвоночнике, и она захрипела, вырываясь, замотала головой, и ее снова ударили, и снова вспышка боли на миг заглушила все остальные чувства, зато подобравшейся от боли кожей она почувствовала на глазах кусок тряпки.

Она не ослепла. Ей завязали глаза, чтобы она не видела света.

Стукнула дверь, и машина поехала, привычно и успокоительно, как в нормальной жизни, рыча мотором. Радио пело про небо Лондона, водитель посвистывал.

Паника началась в животе, поднялась, как цунами, залила сердце, горло, голову. Стало невозможно дышать. Варвара засипела, дергая ртом, который оказался заклеен. И руки связаны за спиной. Можно было дышать только носом, но паника забила нос длинными железными гвоздями, и она стала задыхаться, и брыкаться, и кататься на сиденье, и, наверное, глаза у нее вылезли бы из орбит, если бы не были примотаны тряпкой. Водитель посвистал-посвистал, примолк, и следующий удар в голову показался ей сокрушительным.

– Лежи тихо, – сказал он, и она ничего не поняла.

Это не может говорить! То, что так больно бьет ее, не должно говорить так, как говорят все люди, те же самые слова! Но оно говорило, и было очень страшно.

Так страшно, что она опять заскулила было, но быстро затолкала скулеж обратно в горло, только чтобы это больше не било ее по голове.

Везли ее долго. Руки, стянутые за спиной веревкой, сильно болели, а потом начали мерзнуть. И холод еще усиливал боль.

Ее сильно трясло – ноги свешивались с сиденья очень неудобно, и не было возможности ни за что ухватиться, поэтому она все время съезжала с обивки на Что-то скользкое и глянцевое, представлявшееся ей змеиной кожей, и тогда она судорожно дергала голо-. Вой, пытаясь найти положение, в котором щека не касалась бы змеиной кожи, и находила его и тут же съезжала снова.

Из-под тряпки, стягивавшей глаза, она видела только узкую блестящую полоску и еще что-то, кажется, желтое, а может, зеленое, потому что свет все время менялся – их обгоняли и пропускали другие машины, и жизнь вокруг не остановилась!

Все было как всегда – обычный весенний вечер, и одна половина мозга понимала это, а другая отказывалась понимать, другая визжала о том, что наступил конец света и вместе с ним пришел конец и Варваре.

Машина остановилась, и Варвара стукнулась носом в переднее сиденье. Сильно стукнулась, кажется, до крови.

Водитель тихо возился впереди, никуда не спешил, посвистывал. Щелкнула крышка бардачка, зазвенели ключи, хлопнула дверца. Та дверца, что была за головой у Варвары, распахнулась, потянуло улицей и близкой землей, и он выволок ее из машины. Она замычала, и он ее ударил.

– Тихо! – велел совсем близко. – Не ори, хуже будет!

Что может быть хуже, пронеслось в голове у Варвары, и тогда он сказал буднично, как бы отвечая на ее мысли:

– Убью.

Некоторое время он держал ее за волосы, как будто раздумывал, а потом вдруг с силой швырнул вперед. Со всего размаха она ткнулась коленями и лицом в землю. Земля набилась в ноздри, и Варвара стала задыхаться, и ей показалось, что сейчас она умрет.

Умирать Варвара не хотела.

Она шла домой, и несла в пакете новый замок для своей двери, и думала о том, как все сложится у Тани с Димкой, и тут ее заставили умирать.

А она не хотела.

Слезы вымыли из ноздрей землю, и она прерывисто задышала. Но зато это было такое счастье – дышать, когда хочешь вздохнуть!

– Вставай, – сказал мучитель и ткнул ее в бок, – встава-ай!

И уже не ткнул, а ударил. Сильно. Так сильно, что Варвару перевернуло на другую сторону. К нему – не битым боком. Сейчас он ударит снова, поняла Варвара, приподнялась, и поползла, стараясь сохранить равновесие и ничего не видя перед собой, но он поставил ее на ноги.

– Вперед, – весело велел он, – шагай. Два или три раза она споткнулась, ударившись головой обо что-то твердое, один раз он толкнул ее, но она удержалась на ногах, а потом толкнул так, что она не удержалась и упала на что-то жесткое, к чему он быстро и деловито ее привязал – ноги врозь, руки за спиной.

– Та-ак, – протянул он оценивающе, и что-то загрохотало, как будто покатилось ведро. Варвара дернулась от страха. Она не видела его и не знала, что он станет с ней делать.

Полилась вода, Варвара напряженно прислушивалась. Шаги, стук ведра, скрип половиц. Вернулся.

Она не могла даже шевелиться, не то что сопротивляться. Он мог сделать с ней все, что угодно. Она больше не была человеком, который шел домой и нес в промасленной бумаге замок для своей двери. Она была просто субстанцией, скоплением живых, трясущихся от страха и ожидания боли клеток, и у нее не осталось никаких человеческих чувств и эмоций, кроме липкого ужаса.

Варвара – скопление клеток – дернулась и захрипела.

– Сейчас я тебя ударю, – объявил мучитель, – а потом сниму ленту и задам вопрос. Ты мне ответишь. Если ответишь не правильно, я тебя опять ударю.

Варвара заметалась, тычась в разные стороны и пытаясь спастись, но спасения не было. Он коротко ударил ее в голову, прямо по скуле, под глаз.

Голова хрупнула, треснула и развалилась, и ее ошметки разлетелись в разные стороны…

В следующую секунду оказалось, что боль, образовавшаяся на месте головы, намного больше, чем сама голова, что она раздувается, как черный резиновый шар, и…

Поток холодной воды обрушился на нее, и что-то сильно дернуло кожу у рта, так, что она, кажется, порвалась.

– А-а!.. – прошипел разорванный рот. Оказывается, она все время кричала, но липкая лента не давала крику выйти наружу.

– Где деньги?

Она не понимала.

Она вообще не понимала, что это такое говорит с ней, как говорят все люди.

Все шипение вышло изо рта, и больше там ничего не осталось.

– Я спрашиваю, где деньги?

Она замотала головой, и от этого движения звуки вдруг сложились в слова, и она поняла, что это хочет знать, где деньги.

Деньги? Какие деньги?

Какими купюрами предпочитаете, спросил у нее кассир Семен Прокопьевич, а она не знала, каких купюр ей хочется.

– Так, – констатировало это, и липкая лента снова залепила ей рот. Прежде чем она успела сообразить, что это означает, он опять ударил ее – плашмя по лицу.

Впрочем, у нее не было лица – было месиво липких от потного страха молекул.

Лента снова дернулась, и снова ее рот разорвался, и ей показалось, что из него хлынуло что-то и залило ей руки.

– Ах ты, с-скотина, – прошипело это, – еще ботинки мне зальешь!..

Была какая-то возня, а потом опять:

– Где деньги? Деньги, сука!.. Варвара затрясла головой и захрипела, то, что заливало ее рот, не давало произнести ни звука.

– Деньги! Куда ты их дела?! Ты забрала деньги! Ты думала, я об этом не узнаю, жирная глупая сука!..

– У.., меня.., нет.., нет…

– Куда ты их дела? Отдала?! – Он тряс ее, схватив за волосы. – Кому?! Своей подруге? Или тому ублюдку? Я убью обоих, но заберу свои деньги! И ее пацаненка!.. Ну, где деньги?!

– Я.., не знаю. У нас нет.., никаких денег.

– Нет, – повторил тот весело, – ну, нет так нет.

И снова липкая лента на Варварин рот.

На этот раз он бил ее под ребра. Бить ему было неудобно – она это поняла, потому что он сопел прямо ей в лицо – в то, что раньше было ее лицом.

Потом он опять спрашивал, а она все трясла головой и хрипела, а лента болталась сбоку, она ощущала ее змеиные шевеления.

Когда ей вдруг начинало казаться, что все это просто ночной кошмар и она сейчас проснется в своей кроватке или на Танькином диване, что ей все это снится потому, что она опять наелась на ночь картошки с сарделькой, он обливал ее водой, и все начиналось сначала. Возвращалась боль, такая, что с ней никак нельзя справиться, она была везде, она была Варварой, и самой Варвары больше не было – только боль и страх, пахнувший ее собственной рвотой.

Сколько это продолжалось, она не знала.

Он вдруг отвязал ее ноги и потащил, сильно дергая за связанные руки. Руки больше не болели. Варвара вообще не понимала, что это ее руки.

Она натыкалась на что-то, падала на колени и снова поднималась, потому что когда падала, он поддавал ногой ей под ребра.

Наверное, он вел ее убивать, потому что не было никакого смысла так лупить ее, если он собирался оставить ее в живых.

– Стой! Стой тут, с-скотина!.. Хлопнула дверь, заурчал двигатель.

– Пош-шла! – за волосы он впихнул ее куда-то, и она поняла, что в машину. Связал ей ноги, и она стала как кокон.

Снова хлопанье двери, возня, короткий стук и – бодрая песня из приемника.

Варвара опять лежала щекой на чем-то гладком и блестящем, но уже не пыталась поднять с этого голову.

Желтая наклейка терла кожу, и от этого желтого цвета ее снова начало тошнить.

Это продолжалось долго. Потом машина остановилась.

quot;Слава богу, – подумала Варвара. – Сейчас он меня убьет, и все это кончится”.

Осталось потерпеть совсем немного, до тех пор, пока он не убьет.

Наверное, недолго. Хорошо бы недолго.

– Верни деньги, сука, – прошипел он, – я тебя предупредил. И этим передай, с их пацаненком. Или деньги, или…

Взвизгнули тормоза, что-то сухо щелкнуло, и Варвару выбросило из машины. Всем телом она ударилась об асфальт, покатилась, взревел двигатель, и она изо всех сил зажмурилась под повязкой, до сих пор уверенная, что он убьет ее машиной.

Шум двигателя стал удаляться, и она даже не поняла, почему не умерла.

Секунды падали на асфальт и разбивались со стеклянным звуком. Или вода откуда-то текла?..

– Варвара?!

Раздались странные звуки, похожие на топот тяжелых ног, и она сжалась, подтягивая к груди разбитые колени.

Наверное, она заскулила бы, если б могла. Наверное, она даже попыталась бы отползти, если б знала, как это сделать.

– Варвара, твою мать!..

Липкая лента отклеилась от рта. Варвара дернула головой.

– Дыши! Дыши! Ртом дыши! Ну!.. Она не узнавала голос, но этот голос был совсем другой – человеческий, похожий на все остальные человеческие голоса, оставшиеся в прошлой Варвариной жизни.

Дернулись и упали развязанные руки.

– Подожди, я не могу развязать! Не дергайся, терпи! Терпи, кому я говорю!.. И дыши.

Повязка, залеплявшая глаза, стала сползать, и Варвара увидела кусок черного неба и желтый круг фонаря.

– Потерпи еще. Сейчас. На. Это платок, вытри рот. Но она не могла ничего взять, руки висели как плети. Повязка исчезла, и, с трудом сфокусировав взгляд, она вдруг увидела перед собой… Ивана.

– Тихо, тихо, – быстро сказал он, – сейчас я развяжу тебе ноги. Попробуешь встать. Твою мать…

Он что-то делал внизу, она видела коротко стриженный затылок и не видела рук, и не понимала, что происходит.

– Нет, – сказал он. – Сиди. Я подгоню машину. Машину?!

– Нет, – захрипела она, – нет, нет!..

– Тихо, тихо, – он взял ее за уши и прижал лбом к своей куртке. Она вырывалась и мотала головой. – Я подгоню машину, и мы поедем в больницу.

– Я не пойду.., в машину.

– Я сейчас, – он отпустил ее и стремительно поднялся.

Она не смотрела, куда он ушел, ей было все равно. Она раскачивалась на асфальте, чувствуя только боль – везде.

Опять заурчал ненавистный двигатель, все ближе и ближе, и она поняла, что нужно спасаться, бежать, и поползла на коленях, но он перехватил ее.

– Вставай. Вставай! – руки быстро прошлись по ней, от шеи до лодыжек. – Ноги целы. Вставай, ты можешь. Я не донесу тебя.

– Я не пойду… – похрипела Варвара, – я посижу пока.., тут…

– Нет. Ты не будешь сидеть. Вставай, твою мать!.. И она встала. Она держалась за что-то, кажется за него, и – встала.

– Теперь пошли. Только один шаг. Давай. Она действительно шагнула, хотя была уверена, что шагнуть ни за что не сможет, и он повернул ее и заставил наклониться.

– Так. Садись. Тихонько. Просто опускайся, и все.

Как больно, как ужасно больно везде.

Одну за другой он перенес ее ноги через порожек машины и захлопнул дверцу. Она тут же прислонилась виском к холодному металлу и задышала открытым ртом – двигатель урчал, радио разорялось про любовь по-французски, все было, как в той машине.

Или эта машина и есть та?

– Что случилось? – спросил Иван, и она разлепила глаза. – Ты помнишь? Кто тебя так.., отделал?

– Я не помню, – выдавила она, – я не видела. У меня глаза были завязаны… Куда мы…

– Никуда. В Склиф.

– Я не хочу в больницу, – забормотала она и стала отодвигаться на широком сиденье, ноги скользили и путались между собой, – мне не надо в больницу, мне бы домой. Я.., полежать хочу. Мне полежать нужно.

– Тебе нужно в больницу! – вдруг заорал он. – Тебе нельзя домой! Ты что, дура?! Ничего не понимаешь?!

– Я хочу домой, – бормотала она, – я не поеду в больницу. Мне надо домой.

Воцарилось некоторое молчание, приемник после французской любви затянул про “задержку рейса Рига – Москва до шести утра”.

Варвара тоже, кажется, недавно куда-то летала на самолете, и не было никакой задержки рейса.

– Хорошо, – сказал рядом Иван Александрович, словно явившийся из ее мыслей о самолете, – домой так домой.

Машина притормозила, вильнула и стала стремительно разгоняться. Варвара понятия не имела, куда она так спешит, эта машина.

Он привез ее в совершенно незнакомое место. Место было пустынное и тихое, освещенное, как вечерний Париж на мониторе ее компьютера. По узкой улице шли редкие машины.

Осторожно, но крепко придерживая, он вывел ее из машины. Она схватилась за ребра с правой стороны.

– Да потому, что нужно было рентген сделать! – злобно зарычал он, словно отвечая кому-то, кто пытался с ним спорить. – Давай. Шагай.

Прямо на тротуаре начиналась зеленая лужайка. Варвара потрясла головой, эта зелень в глазах замучила ее, но лужайка никуда не делась, она на самом деле была, по ней шли Варварины ноги. Три широкие ступени с круглыми краями, чистое стекло раздвижных дверей, в которое Варвара чуть было не бахнулась лбом, светлый бежевый пол, и посреди пола почему-то люстра. Варвара закрыла глаза, открыла и поняла, что люстра просто отражается в сверкающей плитке.

– Иван Александрович?!

– Все в порядке. Вызовите лифт.

– Вам помочь? – Голос в меру встревоженный и нарочито нелюбопытный.

– Сам справлюсь, спасибо.

– Может быть, пригласить врача?

– Я оценю ситуацию и позвоню. Может быть, придется вызвать.

– Мне не надо врача, – пробормотала Варвара.

– Ну конечно, – быстро согласился Иван, – тебе не надо, а мне надо. У меня мигрень.

– У тебя аллергия, – вдруг сказала Варвара, – на кошек.

Он, кажется, засмеялся и осторожно подтолкнул ее в лифт.

– Сейчас будем дома, потерпи еще.

Странное дело, но Варваре стало легче, как будто ожидание неминуемой смерти отпустило ее. По сравнению с этим ожиданием все остальное казалось ерундой, даже ребра, которые не давали ей дышать, и она все время боялась, что их осколки проткнут ей легкие.

– Так. Теперь стой смирно.

Через голову, потому что “молнию” заело и она не открывалась, он стянул с нее бывшую куртку, которая так ей нравилась, что она все время придумывала, как бы намекнуть Димке, чтобы он подарил куртку ей. Теперь это была уже не куртка. Впрочем, может, ее еще можно спасти?

– Шагай.

Она покорно пошла куда-то и шла довольно долго, а потом он остановил ее. Здесь свет был ярким, как в операционной, и Варваре пришлось прикрыть слезящиеся глаза. Кругом был свет и блестящая плитка – где-то она слышала, что это называется стиль “Домино”, белое на белом, черное на черном.

Когда он стал стаскивать с нее колготки, она внезапно пришла в себя и стала размахивать руками, отпихивая его.

– Ты что? – спросил он. – Сдурела совсем? Я уже видел твою задницу, успокойся.

– Я сама, – пропищала Варвара.

– Хорошо, – согласился он, – давай сама.

И продолжал стаскивать колготки. Стащив, он выбросил их в какую-то корзину – Варвара проводила их полет глазами – и стал щупать ей ноги, больно сжимая с разных сторон.

– За.., зачем? Не надо! Мне больно!!

– Конечно, больно, – злобно согласился он, – кости целы. Ложись, я посмотрю твои ребра.

– Куда ложиться?

Он осторожно подвинул ее, она переступила голыми ногами, и за спиной у нее оказалась низкая лежанка, собранная из деревянных плашек. Варвара легла.

Большие руки въедливо и как-то очень профессионально понажимали на все ребра по очереди, дошли до шеи, пощупали какие-то набухшие связки, потрогали челюсть – она клацнула зубами, – большие пальцы сдавили шейные позвонки.

Варвара открыла глаза.

– Ты врач?

– Когда-то был врач, – сказал он. – Так, вроде ничего, на первый взгляд… Конечно, лучше бы сделать рентген! Ушибов много и почему-то больше с правой стороны. Ребра целы. Зубы целы. Глаз заплывет, конечно. На губе кожа порвана, но можно не зашивать. Ты полежишь в ванне, а я найду какое-нибудь обезболивающее. Тебя сейчас отпустило, но потом станет хуже, когда схлынет адреналин.

Тут Варвара неожиданно увидела, что лежит совершенно голая на низкой деревянной лежанке, а почти незнакомый молодой мужик стоит перед этой лежанкой на коленях, в джинсах и распахнутой длинной куртке, и деловито щупает ей шею и ключицы. Все остальное он уже ощупал.

– Тихо, тихо, – велел он, когда она приподнялась, отбросив его руки, и стала в панике оглядываться по сторонам, пытаясь спастись или хоть чем-нибудь прикрыться. – Все в порядке.

Он дотянулся до какого-то шкафа и кинул ей громадную махровую простыню.

– Можешь замотаться, если тебе надо. Варвара торопливо обмотала простыню вокруг себя, радуясь тому, что она большая и ее хватило, чтобы закрыть всю Варвару, с синяками, ссадинами и порванной кожей.

– Пошли в воду. Вставай и держись за меня. Охая, как больная старушка, Варвара подняла себя с лежанки и заковыляла “в воду”. Воды оказалось много. Ванна была таких размеров, что входить в нее следовало по ступенькам. Вода кипела и булькала.

– Можно уменьшить давление, чтобы тебе не попадало по ребрам, – сказал Иван, – садись.

И отвернулся. Видно, понял, что Варвара при нем ни за что не станет разворачивать простыню, хоть это и было глупо.

Через десять минут лежания в этой удивительной ванне у Варвары не стало тела. И боли не стало, и мыслей, и страха, и стыда. Остались только умиротворение, усталость, шорох и движение теплой воды.

Потом пришел Иван, уже без куртки, принес ей какого-то питья в стакане – на вкус питье было отвратительным – и вытащил ее из воды. Почему-то она опять забыла, что должна стесняться и прикрываться, поэтому он вытащил ее, вытер и сунул в халат.

– Пойдем, я сделаю тебе укол, и ты мне расскажешь, где ты так весело проводила время.

– Мне не надо укола.

– Тебе ничего не надо, – сказал он с раздражением, – лучше всего тебе было в луже со скотчем на губах.

Ее вдруг чуть не вырвало. Она глубоко и сильно задышала и взялась руками за край раковины. На лбу выступил пот.

Он стоял у нее за спиной и смотрел без всякого сочувствия.

Все же пришлось пережить и унижение укола – задранный халат, нелепая поза, запах спирта, звяканье склянки с лекарством, ожидание боли с зажмуренными глазами, торопливое одергивание полы, когда экзекуция кончилась.

– Лежи.

– Я лучше.., посижу, Иван.

– Ну, посиди. Сейчас я приготовлю еду.

– Яне…

– Знаю, знаю. Ты не хочешь есть. Все равно придется. Тебя раньше когда-нибудь били?

– Н-нет, – запнувшись, сказала Варвара.

– А меня били, – объявил он, – поэтому я лучше, чем ты, разбираюсь в ситуации. Ты сейчас поешь и ляжешь. На ночь я еще вколю тебе снотворного.

– А сейчас разве не ночь? Он глянул на часы.

– Без десяти десять. Это ночь или не ночь?

– Мне надо домой. Мне надо Таню предупредить. Он.., говорил, что всех убьет, а у Тани Вася.

Иван посмотрел на нее, оглянувшись от плиты, но ничего не сказал.

– Можно, я позвоню? Он принес ей трубку.

– Слушай, Варвара, – сказал он, близко ее рассматривая. Она видела синюю от темной щетины кожу, морщины у глаз, очень густые прямые ресницы. – Давай договоримся сразу, чтобы потом мы.., не ссорились. Домой ты не поедешь, останешься здесь. Предупреждать никого не надо. Все равно на ночь глядя никто ничего предпринимать не станет. Вряд ли он нападет еще раз сегодня же. Ты заставишь людей нервничать, только и всего.

«Почему-то он не хочет, чтобы я звонила, – поняла Варвара. – Боится? Не хочет упускать меня из виду?»

С этой секунды все пошло кувырком.

Откуда он взялся возле ее подъезда? Сейчас она отдавала себе отчет в том, что видела свой дом. Неизвестный бандит, напавший на нее, выбросил ее на асфальт почти у подъезда ее дома. Как там же оказался Иван? Или это он выбросил ее из машины, отъехал за угол и вернулся, чтобы начать спасать?!

Дело пахнет керосином, подумала Варвара отчетливо и даже услышала запах этого самого керосина.

Что теперь она станет делать, когда он заманил ее в свое логово?

Он не заманил ее в логово, а привез в свою квартиру, вынув из лужи, где она лежала с перетянутым скотчем лицом и связанными руками и ногами.

Как узнать – он или не он? Как понять – та или не та машина?

Ей нужно посмотреть на его ботинки. Ее вырвало на ботинки ее истязателя, и за это он как-то особенно больно ее ударил. У Варвары зашумело в голове. Она должна посмотреть ботинки Ивана. Вряд ли он имел возможность вычистить их.

Выглянув из-за длинной стойки, в конце которой стоял ее стул, она посмотрела на его ноги. Он был босиком.

– И ты ничего не узнала – ни голос, ничего, да? – вдруг спросил он. Почувствовал, что она на него смотрит, хоть и стоял спиной.

– Нет, – хрипло ответила Варвара, – или я его не знаю, или он говорил.., в платок или в шапку.

– Все-таки он, а не она?

– Вроде он. Хотя я не особенно расслышала. Трудно вслушиваться в голос человека, который тебя.., бьет.

Он посмотрел на нее.

– Только без душераздирающих подробностей, – предупредил он насмешливо, – и кровавых деталей.

Варвара моментально оскорбилась.

Да уж.

Он ухаживал за ней, раздевал, сажал в ванну, щупал ребра и делал укол – Варваре опять стало так стыдно, что она натянула на щеки воротник халата, как будто замерзла, – и все это было очень важно. Без него она, наверное, так и умерла бы ночью в луже перед подъездом собственного дома. Но ей хотелось, чтобы он жалел ее, проклинал ее обидчика, строил планы мести, говорил какие-нибудь значительные и бессмысленные слова – в общем, вел бы себя, как предписывает мировой кинематограф.

А он сказал – без подробностей, пожалуйста, и снова принялся за свои сковородки!..

…Может, он снял ботинки как раз потому, что догадался, что они могут заинтересовать Варвару?!

– Выпей.

– Что это? – Она осторожно понюхала.

– Грейпфрутовый сок, душа моя, – объяснил он с некоторым избытком любезности, – водки не дам. Я тебе обезболивающее всадил, которое с водкой.., не монтируется. И, может, ты ляжешь?

– А где моя одежда? – спросила Варвара. Пить было неудобно. Стакан оказался слишком высоким, и ей приходилось сильно напрягать шею, которая болела и как-то подозрительно хрумкала, когда Варвара закидывала голову.

– Понятия не имею, – ответил он, подумав. – В ванной, наверное. Завтра придет Анна Семеновна и все найдет.

– Анна Семеновна – это твоя жена? Он почему-то засмеялся.

– Анна Семеновна – это моя домработница.

Варвара вытянула из стакана последний глоток сока, для чего ей пришлось закинуть голову совсем высоко, а закинув, она так и осталась сидеть – с перевернутой головой и открытым ртом.

Потолка над ней не было. Была стеклянная крыша – очень, очень высоко. Крыша имела странную, изломанную форму, острые углы и неожиданные впадины. С острия одной из впадин низвергалась вниз люстра – поток сверкающих капель, переплетенных между собой и перевитых тонкой бронзой. Низвержение утихало приблизительно к уровню второго этажа, где шла галерея светлого дерева, подпираемая колоннами. На галерею выходили несколько дверей – светлых, как полы и перила, – а дальше она пропадала за очередным острым углом. Там, где не было стекла, был красный кирпич, и встроенные в него готические фонарики, и стрельчатые окна.

Варвара усилием воли оторвалась от созерцания потолка, опустила голову – в шее что-то хрумкнуло – и огляделась.

Конечно, это была никакая не комната, а просторный зал с камином, широкими низкими окнами и зеркалами в бронзовых рамах. Два темных дивана, длинный стол, стулья с высокими спинками, лестница “с поворотом”. К дальней стене зал менял форму – Варвара уже поняла, что в этом доме не любят правильных форм, – сужался и перерождался в коридор, в котором было несколько одинаковых деревянных дверей. Кажется, за одной из них – ванная, в которой Варвара мечтала прожить всю оставшуюся жизнь. Она совершенно точно помнила, что по лестнице они не поднимались.

Этот зал напоминал о временах рыцарей Круглого стола, был похож на своего хозяина – широкие кости, сильные плечи – и производил странно обжитое и уютное впечатление, хотя Варвара не могла себе представить людей, которые живут в замках.

Ну разве в замках можно жить? На самом деле жить, а не смотреть на них по телевизору?!

quot;Кухня” отделялась от остального пространства длинной стойкой, тоже идущей под углом. По ту сторону стойки был замок, а по эту, где сидела Варвара, мраморный чистый пол, шкафы и полки темного дерева, столешницы того же цвета, что и пол, суперплита, стилизованная под сложенный из камней очаг, и босой мужчина в джинсах и черной майке.

– Так, – объявил мужчина, – все готово. Порезать тебе или сама?

– Ты.., здесь живешь?

– А?

Варвара показала рукой сначала вверх, потом вбок, потом за спину. Он проследил за рукой.

– Ты здесь живешь?

– Живу, – признался он.

– В замке?

– Здесь был технический этаж и голубятня, – сказал он и поставил перед ней тарелку, – за парадный стол не приглашаю, чтобы не делать лишних движений. Ходить можно было только на четвереньках. Это сейчас стал замок.

– Ты все это сам придумал?

– Конечно, нет. Мне придумал архитектор. Очень хороший архитектор, Андрей Данилов. Слышала?

Варвара покачала головой. Она никогда не строила замков и поэтому не прибегала к услугам архитекторов.

Правда, однажды вдвоем с Танькой они переложили плитку в ванной и даже придумали узор – три голубые плитки, одна белая, три голубые, одна белая. Варваре очень нравилось. Она принимала ванну и смотрела на плитки.

– И сколько здесь комнат?

Не переставая жевать, он посмотрел на нее и ничего не ответил. Наверное, это называлось “некорректный вопрос”. Наверное, нужно было спросить что-нибудь об архитектурном решении потолка.

– Очень красиво, – помолчав, сказала Варвара, – а где входная дверь?

Он кивнул ей за спину, и она оглянулась. Входная дверь ничем не отличалась от всех остальных, легкомысленно-деревянных. На полу под лестницей кучей громоздилась Варварина – Димкина! – куртка.

Варвара осторожно слезла со стула и под странным взглядом Ивана потащилась к двери.

Легкомыслие было обманчивым – дверь оказалась металлической, чуть ли не бронированной, хотя вряд ли это был обычный дом и обычный подъезд. Варваре смутно вспомнилась какая-то зеленая лужайка. Она подняла свою куртку, осмотрела со всех сторон и осторожно пристроила на вешалку. Его башмаки, из-за которых она и затеяла экскурсию к входной двери, валялись рядом.

Они были светлые, замшевые и абсолютно чистые, как будто только что из магазина.

Варвара глубоко вздохнула.

– Куда ты смотришь? – спросил он очень близко. Она вздрогнула и отступила, но он уже понял, что она смотрела на его ботинки.

– Ты что, – снова спросил он и перевел взгляд на ботинки, – ты что, видела его ноги?

– Ничего я не видела, – пробормотала Варвара фальшиво и вернулась за стол, к тарелке с остывающим мясом.

– Я не бил тебя и не заклеивал тебе лентой рот, – произнес он брезгливо.

– А как ты тогда оказался около моего дома?

– Я.., ждал тебя.

– Зачем?!

– Ну, – начал он, – я хотел тебя увидеть. Ты мне понравилась, и я хотел снова…

– Что за вранье, – прервала его Варвара устало, – что ты несешь? Мне же не пятнадцать лет, чтобы я верила во всякие такие штучки. Да я только увидела тебя в самолете, сразу поняла, что тебе что-то от меня нужно!

– Мне ничего не нужно, – сказал он упрямо.

Следовало быстро придумать какой-нибудь отвлекающий маневр, а он никак не мог его придумать. Она сбивала его с мысли, мешала нормально соображать.

У нее была очень тонкая кожа, похожая на розовый жемчуг, и на этой коже отчетливо проступали синяки, наливаясь омерзительным цветом. Короткие пушистые волосы сияли. Щеки были бледные, и под глазами синяки, но все равно она казалась свежей – наверное, потому, что была вся крепкая и гладкая, как осеннее яблоко.

Именно осенние яблоки Иван особенно любил – они остро пахли и были как будто глянцевыми от сока и холода, и так важно лежали в соломе, в больших деревянных ящиках, а дед, кутая их, все приговаривал:

«Эти до Рождества, эти до святок, а эти и до Пасхи долежат, ничего им не сделается!..»

– Откуда ты узнал, где я живу? Это было просто, даже придумывать ничего не пришлось.

– Как откуда? – спросил он с удивлением. – Я же тебя подвез до дома, когда ты бросилась под мою машину.

– Я не бросалась!

– Ты бросилась, и я тебя подвозил. Как же это она забыла, что он и вправду ее подвозил?!

– А зачем ты меня ждал?

– Я хотел тебя увидеть, – буркнул он.

Это была не правда, и они оба об этом знали.

– Как тебя зовут?

Он усмехнулся и посмотрел на свои руки, лежащие на мраморной столешнице.

– Меня зовут Иван Александрович Берсенев. Паспорт нужен?

– Зачем ты поехал в Карловы Вары?

– Отдыхать.

– Ты быстро вернулся.

– Ты вернулась еще быстрее.

– У тебя там приятель, в Карловых Варах?

– Да.

– А почему ты жил не у него, а в отеле?

– Я не люблю чужие дома, – он хмыкнул, – мне удобнее в отеле.

– Зачем ты утащил у меня из номера конверт?

Бац!

Она расставила сеть, и он только в самый последний момент успел затормозить перед ней. Еще секунда, и он ответил бы – зачем, как в детской игре, когда десять вопросов ни о чем, а одиннадцатый о том, где зарыт клад.

Черт побери, он не ожидал от нее такой прыти.

Она нравилась ему, потому что была похожа на осеннее яблоко, и выражение доброжелательного интереса ему нравилось, и умение смущаться, и чувство юмора, и короткие волосы.

Но он как-то не думал о том, что она может быть так умна. Умна и наблюдательна.

Варвара смотрела на него, а он – на нее, оба насмешливо и спокойно.

Ну-ну.

– Я должен спросить – какой конверт? Или – с чего ты взяла?

– Иван, конверт из моего номера утащил ты.

– Какой конверт? С чего ты взяла?

– Я везла с собой конверт. Я должна была передать его на улицу Московская, дом двадцать. Собственно, меня за этим и послали в командировку – передать конверт. Очень, очень, очень срочно. Утром конверт был на месте, хотя в номер ко мне кто-то заходил и что-то искал.

– Почему ты так решила?

– Рюкзак лежал не тем боком, и “Правила для проживающих” были сдвинуты. Горничная не убиралась. Я поймала ее в коридоре и спросила. Во второй раз конверт пропал. Зачем ты его взял?

– Ты знаешь, что в нем было? – спросил Иван.

– Понятия не имею. Вчера мой шеф разговаривал с помощницей, а я подслушала. Как раз о том, что только такая дура, как я, могла все проглотить и ничего не заметить.

– Что проглотить?

– Я не знаю, Иван! Но я хочу знать, зачем ты утащил конверт?

– Да почему я-то?! – спросил он с умеренным негодованием. – Почему ты решила, что я его утащил?!

Варвара медленно слезла с табуретки, подошла к высоченному холодильнику, спрятанному за деревянной панелью, распахнула дверь и нашла сок в высокой бутылке.

– Я бы тебе подал, – пробормотал Иван, наблюдавший за ее действиями с интересом.

– Первое. В самолете ты оказался рядом со мной, что было просто невероятным совпадением. Второе. Именно ты подсунул мне газету, да так, что я не могла ее пропустить. Третье. Я никогда не была за границей и никого не знаю в Карловых Варах. Моя командировка сложилась в один день, даже фотографию на визу вытащили из личного дела, потому что им некогда было меня искать. Там не могло быть никого, кто знал бы меня. То, что за мной следом отправился некий шпион и этот шпион выследил меня и украл у меня конверт – из области фантастики. Вот и остается мой сосед по самолету и по отелю, милый человек, у которого аллергия на шерсть, который накануне случайно сбил меня машиной и теперь стремится как-то загладить вину – сводить в пивную, например. Он ходит со мной по одним и тем же коридорам, ему ничего не стоит установить, что я в бассейне, отвлечь горничную, подцепить с ее тележки ключи и обыскать мой номер. Да, и четвертое! – спохватилась Варвара. – В бассейне, помнишь, я вышла первая, ко мне еще прицепился этот пузатый придурок с шапкой. Помнишь?

– Помню.

– Я переложила в кресле твой халат. У тебя в кармане был телефон.

– Ну и что?

– Иван, даже самые новые из “новых русских” не ходят в бассейн с телефоном. Его все равно там не слышно, кругом же вода! А потом, выскочить на звонок, даже если ты его услышишь, из бассейна нереально. И время.

– Что время?

– Было около восьми часов утра по местному времени. По московскому – около шести. Твои деловые звонки могут начинаться в шесть утра?

Он молчал, только смотрел с интересом.

– Ну вот. И все-таки зачем-то ты его взял с собой.

– И зачем я взял его с собой?

– Чтобы позвонить горничной, которая торчала в коридоре. Это я потом сообразила, когда мне в номер кто-то по ошибке позвонил. Ты ей позвонил, она пошла к телефону в свою каморку, ты взял ключи, открыл дверь и вошел. Боже мой, они все там такие вышколенные, в этих отелях, что ты мог ее держать сколько угодно, хоть полчаса. А почему ты не взял конверт сразу? Зачем ты второй раз заходил?

– Затем, что я не агент ноль-ноль-семь, – сказал он сердито, – я понятия не имел, куда ты можешь ее деть. В куртке у тебя ничего не было. Когда я зашел в первый раз, я обыскал твой рюкзак. Там тоже ничего не было. Я подумал, что ты носишь ее с собой, но ты вроде ушла в бассейн в одном халате и вряд ли положила ее в карман. Я только потом сообразил, что на столе лежал конверт! Конверт, будь он неладен! Мне пришлось за ним возвращаться, когда ты ушла гулять.

Варвара взялась за щеки.

От того, что она догадалась правильно, ей стало нехорошо. Гораздо хуже, чем было пять минут назад. Иван наблюдал за ней внимательно и серьезно.

– Что было в конверте?

– Ты не знаешь, – полуутвердительно сказал он.

Варвара покачала головой.

Он поднялся со стула и куда-то ушел. Варвара налила себе воды из пузатой зеленой бутылки и залпом выпила.

– Вода для питья в холодильнике, – сообщил он из-за ее спины, – в этой бутылке вода для цветов. С удобрениями.

Варвара закашлялась истерическим кашлем. Иван подошел, бросил на стойку знакомый конверт и понюхал узкое зеленое горлышко.

– Перестань, – сказал он Варваре, – Анна Семеновна сюда еще ничего не добавляла.

Варвара перестала кашлять.

Конверт лежал совсем рядом, такой знакомый, как будто вернувшийся старый друг. Варвара потянула его за угол. Он был открыт – разрезан с одной стороны. Варвара заглянула, потом сунула в него руку и вытянула пухлый журнальчик.

Это был выпуск “Вестника телевизионной информации” за ноябрь месяц прошлого года.

И больше ничего. Совсем ничего. Ни письма, ни записки, ничего.

– Что это такое? – спросила она почему-то у Ивана. – Что за ерунда?

– Это не ерунда, а прошлогодний журнал, – пояснил Иван, – именно его ты везла в Карловы Вары и должна была передать в собственные руки кому-то на улице.., какой там?

– Улица Московская, двадцать, – упавшим голосом произнесла Варвара. Неизвестно, чего она ожидала, но только не “Вестника телевизионной информации” за ноябрь.

– Я не понимаю, – жалобно пропищала она, – ничего не понимаю. Я везла за границу старый журнал?!

Иван ничего не ответил.

Ее изумление было искренним и правдоподобным, он почти верил ей и останавливал себя – она не так проста, как кажется на первый взгляд. Она сообразила, что конверт взял именно он, хотя он был уверен, что не сообразит.

И что из этого следует?

Варвара потрогала свою щеку и глаз. Щека казалась большой, а глаз странно маленьким. Варвара приложила к щеке зеленую бутылку.

– А что ты искал? Зачем ты шарил в моем номере? Или тебе был нужен “Вестник телевизионной информации” за ноябрь?

Иван помолчал.

Она правда не догадывается, что он искал, или делает вид? Если делает вид, то зачем? Усыпляет его бдительность?

– Чай или кофе?

– Не знаю, мне все равно. Что ты искал? Он повернулся и посмотрел на нее.

– Кредитную карточку.

– Какую.., кредитную карточку?

– Кредитную карточку, на которой лежат полмиллиона франков, – повторил он четко, – так все-таки чай или кофе?

quot;Задержка рейса Рига – Москва до шести утра, – подумала Варвара, – и я не знаю, как мне скоротать эту ночь”.

Почему-то до тех пор, пока он не произнес эти слова – кредитная карточка, – ей даже в голову не приходило, что речь идет все о тех же франках.

«Верните то, что вам не принадлежит.., абонентский ящик.., где деньги, сука?! В таких условиях западные инвесторы никогда.., нет второй такой дуры, чтобы все это сожрать и не.., есть еще пацаненок…»

Стойка с зеленой бутылкой поехала в сторону и вниз, а желудок, наоборот, вверх, кирпичная стена стала рушиться и рассыпаться, и она поняла, что падает, и сейчас упадет, и ее размажет по осколкам и балкам.

Грянул холод и разогнал кошмар.

Она лежала лицом в широкой миске со льдом, а Иван крепко держал ее за шею. Она дернулась и стала вырываться.

– Тихо, тихо, – быстро проговорил он и вынул ее из миски, – спокойно.

Придерживая рукой за плечо, он крепко вытер ее лицо и посмотрел внимательно. Очевидно, то, что он увидел, ему не понравилось, потому что он с силой наклонил ее вниз, так что она уткнулась носом в колени.

– Отпусти меня.

– Сейчас. Подыши немножко.

– Я так совсем не могу дышать.

– Можешь.

Он еще подержал ее и убрал руку.

– Ну вот, – удовлетворенно сказал он, – так лучше.

– Откуда ты знаешь?

– О чем?

– О франках.

– Паша Белый – мой приятель. Варвара не сразу поняла, о ком идет речь, а когда сообразила, даже не слишком удивилась.

– Ты.., частный детектив?

– Нет! – ответил он с досадой, как будто удивился, что она могла спрашивать такую глупость. – Какой, к черту, частный детектив!

– Тогда почему ты ищешь.., его кредитную карточку?

– Я не ищу его кредитную карточку. Я ищу кредитную карточку, на которой его деньги.

– Почему ты решил, что они на кредитной карточке?

– Потому что их украли с Пашиного счета и они нигде не всплыли. Скорее всего, есть счет, на который их скинули, и кредитная карточка, по которой их можно получить. Я ищу эту карточку. Ну так что? Чай или кофе?

– Чай. Или кофе. Ты сразу знал, что их украли?

– Что значит – сразу?

– Ну, в тот день, когда ты наехал на меня своей машиной, ты уже знал? Он немного подумал.

– Во-первых, на тебя наехал мой водитель, а не я, а во-вторых, да, знал. Но наехал случайно.

– Так не бывает!

– Бывает. Мы ехали. Ты шла. Случайность. “Сейчас это никак не проверишь, – быстро подумала Варвара. – Спрашивать бесполезно, он будет стоять на своем”.

– Почему ты решил, что я имею отношение к этим.., франкам?

Он опять немного подумал.

– Скажем так. Я знал, что какое-то отношение к ним имел человек, который посещал твоего шефа. Ты последняя видела этого человека живым.

– Имеется в виду Петр Борисович Лиго? – спросила Варвара, сосредоточенно сдвинув брови.

– Ну да.

– И этот Петр Борисович – не твой друг Павел Белый?

Иван налил ей чаю в большую красную кружку и неожиданно потрогал ее щеку.

– Болит?

– Болит. Иван, почему они так похожи? Я несколько дней пыталась понять, кто же умер в кабинете моего шефа? Я даже думала, что никто не умер. Я думала, что он.., симулировал смерть, а потом воскрес и стал Павлом Белым.

– И к какому выводу ты пришла?

Она посмотрела на него. У него было странно серьезное лицо, как будто она должна была сказать ему что-то очень важное.

– Никто не воскрес. На фотографии в газете, которую ты мне подсунул, у Павла Белого ручка в левой руке, а мой покойник писал правой. Я несколько раз это видела. Это два разных человека.

– Молодец, – похвалил Иван, – умница. Конечно, это два разных человека. Братья-близнецы.

Варвара со стуком поставила свою кружку на каменную столешницу.

– Как – братья?! У них же.., все разное! Разные отчества, разные фамилии!!

– Паша после развода остался с матерью. Петя – с отцом. Мать вышла замуж, и отчим Пашу усыновил, дал свою фамилию и отчество тоже. Все просто.

– Выходит, Петр Борисович украл деньги у собственного брата?

– Варвара, я пока ничего не знаю. Я был уверен, что ты.., имеешь к этому отношение. Ты слишком внезапно уехала за границу. Я думал, что ты замешана во всей комбинации и что именно ты должна увезти эту карточку подальше от Паши и всех заинтересованных сторон. Если ты не замешана…

– Я не замешана, – быстро сказала Варвара.

– …А я склонен думать, что ты не замешана, – продолжал он, не останавливаясь, – значит, нужно все начинать сначала. Черт побери.

– Почему ты или кто там – друг Паша? – решил, что мой покойник имеет отношение к пропаже денег?

Иван поморщился. Варвара смотрела на него не отрываясь. Он неохотно отвечал на ее вопросы, слушал гораздо более охотно.

– Потому что у них вечная вражда, – сказал он наконец. – Паша успешный, богатый и знаменитый. Петька – никто. Петька во всем винил мать, которая тогда их.., поделила, и отчим Паше во всем помогал и помогает. Петьке он, кстати, тоже пытался помогать, но ему нужно было все и сразу, а когда не получилось, он обиделся еще больше. Варвара, это не имеет отношения к делу.

– Имеет. А почему ты решил, что это.., не я украла деньги?

– Я же не идиот, – он сердито плеснул себе в чашку воды. Кофейная крошка, подхваченная волной, перелилась через край. – Я и не думал, что это ты их украла. Я думал, что ты.., участвуешь в спектакле, но роль тебе отведена не главная. Если бы тебя сегодня не побили, я бы продолжал так думать.

– Спасибо тебе большое.

– Пожалуйста.

«Он мне не доверяет, – поняла Варвара. – Я для него по-прежнему “участник спектакля”. Обстоятельства сложились так, что он нашел меня на асфальте, со связанными руками и ногами и заклеенным ртом. Он пока не знает, как к этому отнестись, но пытается внушить мне, что я не должна его опасаться. А я? С чего я взяла, что он говорит правду?»

Единственное, что можно сказать наверняка, – это что деньги действительно украли и их ищут все: Павел Белый, Иван Берсенев, “следственные органы”, неизвестный подонок, бивший Варвару в скулу и в ребра.

Бок немедленно зашелся тупой болью, и Варвара взялась за него.

– Пойдем, я положу тебя спать, – сказал Иван, – завтра продолжим.

– Как ты узнал, что я – это я? Что я нашла труп?

Он видел ее в приемной, когда начался переполох, и любопытные заглядывали со всех сторон, и ее шеф метался по кабинету, и бледная девица звонила в “Скорую”. Он был там и видел ее, но знать об этом ей пока не полагалось.

Придет время, и она все узнает. Если, конечно, он решит, что она должна узнать.

Поэтому он сказал ровно половину правды. Врать было опасно, он уже убедился в этом.

– Я посылал водителя посмотреть, где работает женщина, первой оказавшаяся на месте преступления. Он сказал, что ты – именно та, которую он вчера чуть не задавил и которая “перла на красный”. Кажется, именно так он и сказал.

– Идиот, – пробормотала Варвара так, чтоб он услышал. Бормотать себе под нос с таким расчетом, чтобы все, кому надо, расслышали, она научилась у шефа.

– Пошли. Тебе все-таки надо лечь.

Ах, какая забота!.. Как трогательно и мило, в духе Джорджа Клуни из сериала “Скорая помощь”!

Он повел ее по коридору и распахнул одну из дверей – то ли третью, то ли четвертую по счету. В комнате была огромная кровать, с которой он тут же сдернул темное покрывало, пузатый комод, два светильника на журавлиных латунных ногах и картина во всю стену – каменный мост, островерхая крепость с флюгером, ушастый тролль с корзиной.

– Ванная там, – он кивнул за стену, – моя дверь напротив. Если ночью станет плохо, позови меня.

– Позови меня с собой, – задумчиво проговорила Варвара, рассматривая тролля с корзиной, – я приду сквозь злые ночи…

Иван неожиданно громко засмеялся и вышел, оставив дверь открытой. Через минуту вернулся, в руках у него был шприц.

– Как?! – вскрикнула Варвара. – Опять?!

– Опять, душа моя, – ответил он. Очевидно, приступ веселья продолжался. – Ложись.

Варвара легла, зажмурилась и положила себе на голову подушку.

Ну и пусть. Ничего. Подумаешь! Ничего страшного, что владелец замка делает тебе укол! Может, они всегда так поступают, эти владельцы замков? И раз он ведет себя, как образцовый медбрат в больнице, она должна вести себя, как образцовая пациентка.

Завтра ты вернешься на Танькин диван, и он про тебя забудет. Ну, может, забудет не завтра же, а когда найдет свои миллионы. У тебя никогда ничего не получалось. Даже с Димкой не получилось десять лет назад, так что ж теперь, когда тебе почти тридцать, разбита губа, заплывает глаз, и даже новую чужую куртку ты не уберегла!..

Права была бабушка Настя – “беда с девкой”. То есть с ней, с Варварой.

Кажется, она заснула или не заснула, но то отвратительное и страшное, что случилось с ней в этот день, вдруг полезло из всех щелей.

Он привязывал ее к стулу, выкручивал руки и унизительно раздвигал ноги, лил на голову ледяную воду, оскорблял и бил в скулу, и ловил маленького Васю, и тоже бил, и шарил по Варваре красными руками мясника и убийцы, пытаясь найти кредитную карточку, а Варвара знала, где она, и больше всего на свете боялась проговориться, потому что знала – как только проговорится, он ее убьет, и Васю убьет, и Таню, – и длинноволосый Арсений грозил ей какой-то блестящей штукой, и полуразложившийся труп поднимался с ковра в кабинете шефа, а ее мучитель вырывал у нее глаза, и эти глаза отдельно от Варвары видели желтую наклейку на глянцевом журнале и его лицо, которое она никак не могла узнать.

Потом ей показалось, что она проснулась в каком-то совершенно незнакомом месте и поняла, что ее держат в заложниках, и кинулась бежать, спасаться, но потом оказалось, что она все-таки спит, и вокруг спокойно, темно и тихо, и нет ничего страшного, и ей стало тепло и сонно, и она вспомнила сверкание солнца в чистых стеклах и мадам Монро, которая сказала, что ее стиль – это короткие стрижки, джинсы, майки и… “Харлей Дэвидсон”.

Она купит себе джинсы, и тогда владелец замка не посмеет с таким насмешливым равнодушием делать ей уколы.

Варвара проснулась от того, что очень болела рука.

Комната была не ее и даже не Танькина. Диван был не ее. Шторы на окнах были не ее, и окна тоже были не ее.

Жизнь была не ее.

И в этой не ее жизни рядом, совсем близко к ней, тоже было что-то чужое, и Варвара осторожно скосила глаза.

В десяти сантиметрах от ее носа спокойно спал давешний владелец замка, громко сопел. Варвара моментально покрылась холодным потом, как и следует стыдливой юной леди, внезапно обнаружившей подле себя мужчину. Обнаруженный мужчина мало того что безмятежно спал, он еще отлежал Варваре руку, и как добыть ее из-под него, Варвара не знала.

Как, черт побери все на свете, он сюда попал?! Вчера он сказал – моя дверь напротив, позови меня с собой и все такое!

Стараясь дышать как можно тише. Варвара потянула руку. Рука не вытаскивалась, он навалился на нее всей тушей, как медведь.

Никогда в жизни – ни одного раза! – Варвара Лаптева не просыпалась в одной постели с мужчиной. Она понятия не имела, как это нужно делать, ведь наверняка существуют какие-то правила и ритуалы, и Вика Горина, например, знает об этих правилах и ритуалах все.

…О чем она думает?! Бог мой!

Нет, вчерашнее чрезвычайное происшествие лишило ее остатков разума!

Сейчас он откроет глаза и увидит ее прямо перед собой – с заплывшим глазом, опухшей зеленой щекой, с нечищенными зубами, нечесаную, неумытую!.. Фу, какой ужас…

– Подвинься, пожалуйста, – тихонько попросила Варвара и опять потянула свою руку.

– Угу.

Она полежала еще немного, потому что он даже не пошевелился, и снова потянула.

– Подвинься, – прошептала она, глядя ему в лицо, – чуть-чуть.

– Угу.

Вылезшая за ночь щетина странным образом молодила его, и она подумала, что ему, пожалуй, лет тридцать семь, а может, и меньше. Он казался старше из-за железобетонной уверенности в себе, которая придавала ему значительности. Он спал, и значительность тоже спала, и оказалось, что у него молодое лицо, густые короткие волосы, здоровенные ручищи, тяжелое – широкое, а не толстое – тело, придавившее Варварину руку. Рука чувствовала теплый и твердый живот, а что там ниже, под одеялом, которым они были накрыты вдвоем, Варвара посмотреть не решилась – все из-за той же стыдливой юной леди!..

– Отпусти меня! – попросила она настойчивей и снова потянула руку. – Пожалуйста.

– Да, – вдруг сказал он сонно, и Варвара замерла, – да, встаю. Сейчас.

После этого он открыл глаза. Совершенно ясные серые глаза, казавшиеся черными из-за густых темных ресниц.

– Доброе утро, – храбро поздоровалась Варвара, – можно, я вытащу руку?

Некоторое время он лежал неподвижно, словно не мог сообразить, о чем она говорит, и только рассматривал ее, близко-близко.

Варвара струсила.

– Пусти, – сказала она, дергая руку, – мне нужно умыться. Сколько сейчас времени? Мне же на работу! И почему ты… – Господи, как теперь к нему обращаться?! Вечером было одно, теперь стало другое! – Почему вы.., ты здесь, ты же говорил, что твоя комната…

Он слушал-слушал, а потом вдруг схватил ее за спину, подтянул к себе и прижал очень тесно. Полы халата сбились и разошлись, и оказалось, что он совсем рядом, большой, незнакомый, чужой – свой – мужчина. Всем телом она как будто “услышала” его – как он дышит, двигается, как пахнет его кожа, какие длинные и гладкие мышцы у него на спине, у самого позвоночника, как бьется его сердце, разгоняя и разгоняя кровь. Варваре показалось, что это ее кровь разгоняет его сердце. Твердой, как доска, ногой он придавил Варварины ноги и погладил ее щеку, а потом грудь в развале толстой ткани махрового халата.

Варвара зажмурилась. Вся кожа на ней натянулась и как будто истончилась, стала болезненной, чувствительной, странной.

Кончики твердых пальцев еще потрогали ее грудь, а потом снова щеку.

– Я боюсь, – сказала Варвара, – я боюсь тебя. Не трогай меня.

– В бассейне, – сказал он быстро, – в бассейне я решил, что должен что-то с тобой сделать. Ты была в черном купальнике и мокрая. Я проклял все на свете.

Варвара открыла глаза и посмотрела ему в зрачки – черные точки.

– Я потом даже бегать пошел, – признался он, как будто в чем-то интимном, – после того, как вытащил конверт. Что, думаю, за черт! Вроде бы я уже большой мальчик… А потом ты пришла без волос, и стало совсем хреново. Я на тебя смотреть не мог. Я решил, что пусть ты украла все на свете, все равно я тебя…

Варвара опять зажмурилась.

Он поцеловал ее в губы, и это было приятно. Так приятно, что она расслабилась, и потянулась, и обняла его за шею, и почувствовала его движение – как он прижимается к ней, изо всех сил, и его рука лежит у нее на затылке и сдавливает его легонько, и ее грудь как бы подается к его груди, и вся она становится горячей, и ей жарко под одеялом, и хочется, чтобы все продолжалось.

– Подождем, – прошептал он ей в ухо, – до вечера подождем. У тебя кругом синяки, и я не знаю даже, нет ли трещин в ребрах. Я не смогу.., соблюдать осторожность.

После чего он вдруг резко сел спиной к ней и потер лицо.

Варвара тяжело дышала и изо всех сил старалась дышать потише.

– Ладно, – сказал он, не поворачиваясь, – надо вставать.

Пошарив под одеялом, он добыл клетчатые боксерские трусы, которые каким-то образом с него слетели, пока они обнимались под одеялом, и поднял с пола джинсы.

– Ты же был.., там, – пробормотала Варвара, стараясь не смотреть на него. Надеть трусы он и не подумал. – Как ты оказался здесь?

– Я ничего не планировал, – заявил он сердито, – но ты так орала, что я решил лечь с тобой и не бегать каждые пять минут через коридор.

– Я орала? – не поверила Варвара.

– Еще как. Тебе снились кошмары. Совершенно голый, он обошел кровать, наклонился и поцеловал Варвару под глаз.

– Кстати, что это за “Харлей Дэвидсон” ты поминала? Ты что, мотоциклистка?

Дверь в ванную он тоже и не подумал закрыть и теперь перекрикивал шум воды. Варвара схватила себя за волосы и с силой потянула.

Что происходит?! И с кем это происходит?! Явно не с ней, Варварой Лаптевой.

Она только что целовалась под одеялом с голым мужчиной, который теперь ушел в ванную, сказав, что “отложит все до вечера”! И еще он сказал, что “проклял все на свете”, потому что она была в черном купальнике.

В том самом купальнике, где на боку была старательно зашита дырка!

– Ты можешь пойти в мою ванную! – крикнул Иван и заглянул в спальню. Варвара немедленно уставилась на него и перевела дух – он был замотан полотенчиком.

– Слышишь? Ты там вчера была, там джакузи. Хочешь, я тебе открою?

– Хочу, – пробормотала Варвара и подумала: надо быть поскромнее.

Историчка все время произносила эту фразу. Можно сказать, это было ее жизненным кредо.

Что это за платье? Надо быть поскромнее! Хочешь пятерку? Четверка тоже хорошая оценка, надо быть поскромнее! В каком году умер барон Врангель? Правильно, но надо быть поскромнее!

Какая еще джакузи? Надо быть поскромнее!

– Так откуда “Харлей”?

– А, – Варвара улыбнулась смущенно, – это мне в салоне сказали, что мой стиль – это джинсы, майки, свитера и “Харлей Дэвидсон”. Представляешь? У меня в жизни не было джинсов, даже в десятом классе. Бабушка говорила, что девушки должны носить юбочки. А “Харлей Дэвидсон” я вообще никогда не видела. Это что? Мотоцикл?

– Мотоцикл, – согласился Иван, – и не простой, а некоторым образом харизматический.

Он некоторое время постоял, глядя, как вода белым ключом бьет в широкой ванне, потом тягостно вздохнул – как-то так, что даже неискушенная Варвара моментально поняла, о чем он вздыхает. Поняла – и зарделась.

Он взял ее за шею и с силой притянул к себе.

– Зря я с тобой спал, – сказал он с сожалением, как будто грустил, что стоял в очереди последним и булка ему не досталась. – Мужики так устроены, что теперь я думать ни о чем не смогу, только о том, как.., все будет.

– Может, не будет, – пробормотала Варвара.

– Еще как будет! – пообещал он. – Бока сильно болят?

– Сильно, – призналась Варвара, – но дышать можно, слава богу.

Тогда он поцеловал ее и ушел в “свою” ванную.

Варвара кинулась к зеркалу и застонала – отек был не слишком страшный, но все же заметный, и глаз заплыл ощутимо, и синяки, синяки повсюду – от шеи до колен сплошные разноцветные синяки.

И он сказал, что “все будет”?! И он целовал ее, так что зубы скрипели о зубы?! И еще он “проклял все на свете”?!

Посидев в ванне и уложив волосы – “здесь и здесь”, как велела мадам Монро, – Варвара вышла на свет божий и тут только сообразила, что жизнь продолжается, что сегодня рабочий день, что Танька, наверное, сто раз звонила ей домой, а она не подходила к телефону, и сейчас, скорее всего, вся московская милиция, поднятая Танькой по тревоге, ищет ее труп на дне Москвы-реки!..

Потом Варвара посмотрела на часы.

Потрясла головой, вытряхивая остатки Ивана, его поцелуев, его запаха и вкуса, а заодно и “Харлея Дэвидсона”, и опять посмотрела – воровато, как кошка, съевшая хозяйкину осетрину.

Было одиннадцать часов. Она должна быть на работе к девяти.

Она не пришла на работу и никого об этом не предупредила – ни шефа, ни Иларию, ни даже Ольгу Громову.

Все. Ее жизнь кончилась. Ее выгонят немедленно, сегодня же, и она даже не сможет узнать, кто и как украл полмиллиона франков с банковского счета Павла Белого! Варвара была убеждена, что разгадка тайны – в кабинете ее шефа и больше нигде.

Если она узнает, кто открыл, а потом закрыл окно, она узнает все остальное.

Трубка со вчерашнего дня валялась на стойке в кухне, и Варвара схватила ее и, путаясь пальцами, набрала номер.

– Тань, это я, – сказала она, как только ответили, – я жива, все в порядке, ты не ори.

Говорить это было так же бесполезно, как бесполезно просить тайфун “Глория” обойти стороной Курильские острова.

Танька бушевала так долго и так сильно, что Варвара даже трубку поднесла к другому уху и, оглядевшись по сторонам, нашла чайник и водрузила его на подставку. Воды в нем было мало, но налить из-под крана она не решилась. Наверняка Иван не пьет воду из-под крана.

– Ты где? – выдохшись, спросил в трубке тайфун “Глория”. – В СИЗО? Или тебя держат в заложниках на пустой даче?

– Меня вчера избили, – ответила Варвара и посмотрела вдоль коридора, не идет ли Иван, – меня подобрал тот мужик, помнишь, из самолета и отеля? Ну, который сбил меня машиной? Я у него дома.

– Где.., ты? – переспросила Таня, и Варвара поняла, что та опустилась на стул и взялась пухлой ручкой за сердце. – У кого ты.., дома?

– Я тебе потом все расскажу, – зашептала Варваpa, – ты до которого часа на работе? До двух? Или до пяти?

– У меня прием сегодня, я до шести. А ты что, на работу не пойдешь?

– Я не могу на работу! Я вся в синяках! Я к тебе приеду, как только смогу, и все расскажу.

– Тебя правда.., избили? – дрогнувшим голосом спросила Таня.

– Правда. Тань, увези Васю вечером к Ольге Васильевне. – Ольгой Васильевной звали Танину мать. – Он мне угрожал, что всех нас убьет. Увези Васю. Можем вместе увезти вечером.

– Господи Иисусе, – пробормотала Таня, – а Димке я что скажу? Они сегодня с Васей в планетарий поехали, я даже не знаю, когда вернутся!

– Димке надо сказать все как есть, – твердо произнесла Варвара, – он тут ни при чем. Это не его проблемы.

К Тане эти проблемы тоже не имели никакого отношения, и Варвара мучилась от того, что втянула “в историю” подругу и ее ребенка.

Хоть бы Димка забрал их в Хьюстон! Хоть бы забрал!..

– Все, Тань, – сказала она, – я приеду к тебе в поликлинику, и мы все решим.

Что они могут решить? Как они могут хоть что-нибудь решить?!

Потом она позвонила на работу.

Трубку сняла Владислава и долго возилась и ломалась, когда Варвара попросила позвать Иларию.

– Лара, это Варвара Лаптева. Я заболела и сегодня прийти не смогу, – выпалила она, – конечно, я возьму бюллетень, который подтвердит, что я не прогуливаю.

Откуда она его возьмет, этот бюллетень? Танька напишет, вот что!.. Варвара никогда не болела, и ей не нужны были лишние выходные, поэтому Таниными услугами она никогда не пользовалась, а вот теперь воспользуется, и никто не посмеет сказать, что Варвара Лаптева – прогульщица!

– Ну хорошо, – несколько удивленно проворковала Илария, – болейте, если вам надо. Альберт Анатольевич был очень недоволен вашим отсутствием, но раз у вас уважительная причина и имеется оправдательный документ…

Варвара сама себе скорчила рожу, которая отразилась в полировке стенного шкафа. Оправдательный документ!..

– Только постарайтесь не отдыхать слишком долго, – сказала Илария более жестко. Очевидно, шеф делал ей знаки. – У нас полно работы, а вы подводите нас в самый неподходящий момент. Как всегда.

Они послали ее в командировку, чтобы она отвезла старый журнал по несуществующему адресу, и смеют говорить, что она их “подводит”!

Чайник зашумел – Варвара покосилась на него, – и одновременно загремела входная дверь, зазвенели ключи, и на пороге показалась женщина средних лет с большой спортивной сумкой. На поводке она держала неопределенного вида собаку.

– Входи. Входи, Тяпа. Так, теперь стой, сейчас я вытру тебе лапы. Стой! Стой, я кому говорю!

Но было уже поздно – Тяпа заметила Варвару, прячущуюся за стойкой, кинулась к ней, сшибая по дороге стулья, вскинула грязные лапы на белоснежный халат и радостно задышала ей в лицо. Варвара растерянно погладила горячие желтые уши.

– Доброе утро, – сказала женщина холодно, – я Анна Семеновна. Тяпа, фу! Иди сюда! Кому я говорю!

Но Тяпа была уверена, что Анна Семеновна говорит это кому-то другому, поэтому весело и бестолково заскакала вокруг Варвары.

– Привет, – поздоровалась с Тяпой Варвара. Тяпа завиляла дворняжьим хвостом.

– Меня зовут Варвара Лаптева. Я скоро.., ухожу. Неизвестно, зачем это было сказано, но Варвара решила, что нужно сразу как-то.., определить свое положение.

quot; Анна Семеновна втащила сумку, прикрикнула на распоясавшуюся Тяпу и вдруг пристально взглянула на Варвару. Варвара схватилась за щеку.

– Но вы же, наверное, позавтракаете? – спросила она деловито. Тон у нее стал более любезным. – Я сейчас приготовлю. Садитесь. Я налью вам минеральной воды. До завтрака очень полезно. У нас есть свинцовая примочка, ее нужно приложить к синяку. Одну минуту, я достану. А Иван Александрович давно уехал?

– Он, по-моему, еще здесь, – пролепетала Варвара, отпихивая Тяпу, которая лезла ей в лицо, – хорошая, хорошая собака. Ушастая собака, веселая собака.

У Тяпы правда были непропорционально большие уши – торчком, отчего она напоминала летучую мышь. И общий колер – желтый, серый, коричневый, а по бокам черный – неопровержимо свидетельствовал о том, что это настоящая, неподдельная, чистопородная дворняга.

– Фу, Тяпа! – зачем-то еще раз сказала Анна Семеновна, хотя всем было ясно, что слушаться ее Тяпа вовсе не собирается. – Отстань от девушки. Сейчас будем завтракать.

Тяпа немедленно облизала Варваре лицо, задев порванную губу, потом бодро соскочила с Варвары и стала поддавать ушастой головой ее ладонь – ждала, когда, наконец, Варвара догадается, что с ней нужно поиграть.

– Вот примочка. Надо было приложить сразу, синяк рассосался бы быстрее. Все равно, приложите сейчас.

– Спасибо, – пробормотала Варвара.

– Что вы хотите на завтрак? Овсянку? Омлет? Творог? Йогурты? Ветчину?

Варвара попятилась и чуть не наступила на Тяпу, чем страшно ее обрадовала. Тяпа весело забрехала.

– Я.., не знаю. Спасибо большое. Я.., чайник поставила.., и мне совсем не хочется есть.

– Ну, поесть все равно придется, – решительно заявила Анна Семеновна, – чай или кофе?

– Доброе утро, – издалека произнес Иван, – фу, Тяпа!..

Моментально наплевав на Варвару, Тяпа ринулась к нему, скользя когтями по бесценному паркету, и стала прыгать, кидаться, припадать на передние ноги и взлаивать от переизбытка эмоций.

– Доброе утро, Иван Александрович. Что приготовить на завтрак?

– Овсянку, ветчину, джем, тосты, кофе, – ответил он, не раздумывая, как на уроке. Сидя на корточках, он чесал желтое Тяпино пузо, Тяпа от счастья дрыгала лапами и ухмылялась во всю пасть. Как только он поднялся, она вскочила, опять припала на передние лапы и стала носиться вокруг овального стола, на виражах притормаживая шеей.

– Что за собака! – сказала Анна Семеновна весело. – Не собака, а наказанье божье.

– Ты позвонила? – спросил Иван у Варвары, подошел и поцеловал ее.

Все как надо – утренний поцелуй, свежевыбритая вкусно пахнущая щека, королевский замок, приветливая прислуга, кофейный дух и даже собака на заднем плане.

quot;Немедленно бежать, – пронеслось в голове у Варвары. – Сию же минуту и до канадской границы. Нигде не останавливаясь”.

– Как это я забыл? – спросил Иван, ничего не подозревавший о канадской границе. – Надо было вчера примочку приложить! Сегодня уже поздно. Ты позвонила?

– Я.., позвонила, – согласилась Варвара. Сердце как бешеное молотило в избитые ребра. Нужно уходить. Здесь нельзя оставаться. Она все обдумает потом, но оставаться здесь нельзя.

– Я сказала Тане, что приеду к ней на работу. Она сегодня в поликлинике на приеме. И шефу позвонила. Странно, но меня почему-то пока не уволили.

Иван неопределенно хмыкнул.

– Наверное, я даже не буду завтракать, – храбро заявила Варвара, отступая в сторону коридора. Иван, поджав босые ноги, сидел на высоком стуле, жевал тост и смотрел на нее с интересом. – Я сейчас оденусь и поеду. Большое спасибо.

– Во что?

– Что – во что?

– Во что ты оденешься?

Варвара посмотрела на него беспомощно, и, по мере осознания этого важного вопроса, на лице у нее стал проступать ужас. Иван отвернулся.

Ее немедленная готовность бежать – неважно куда, лишь бы из его дома, – злила его. В конце концов, он ничем ее не обидел. Он все сделал как надо, даже уколы. Он честно сказал ей, что хочет ее. Это вызвало такую панику?!

– А моя одежда?..

– Одежды никакой нет. Можешь посмотреть в ванной на то, что осталось. Ну, куртка, конечно…

– Куртку я сейчас отнесу в химчистку, – вступила Анна Семеновна, – они вернут через три часа. Наверное, придется подождать.

– “Молнию” тоже нужно менять.

– Поменяем, – сказала Анна Семеновна, – садитесь, пожалуйста, все готово.

– Иван, я не могу здесь оставаться, – выпалила Варвара, как только домработница скрылась в коридоре. Варвара подивилась ее проницательности – или вышколенности?

– Ну и не оставайся, – ответил он холодно, – уходи. Хочешь, я дам тебе свои брюки?

– Они на меня не налезут! – закричала она. Ей хотелось заплакать. – Ты что? Не понимаешь?

– Нет, – отрезал он, – не понимаю.

Она шмыгнула носом.

Как сказать ему, что она должна бежать, спасаться, или случится что-то такое, что изменит ее жизнь навсегда, и она не справится с этими изменениями?!

Ей не место в замке, а он не может, не должен говорить с ней так, как будто она на самом деле его интересует, и целовать ее утренними поцелуями, и тискать ее грудь, и обещать какое-то продолжение, и чесать желтое собачье пузо, сидя на корточках, – от движения его рук у Варвары мутилось в голове.

Этого. Не может. Быть.

Когда она говорила себе так – именно так, раздельно и твердо, – оставался еще шанс на спасение, но этот шанс следовало использовать немедленно, иначе он растает.

Оказывается, уйти можно только в лифчике и трусах. Есть еще халат. Если попросить, может, дадут “на вынос”…

– Я загрузила вашу юбку и блузку в машину, – объявила вернувшаяся Анна Семеновна, – потом мы все высушим. Юбку кое-где нужно зашить, а блузку, наверное, лучше больше не носить. – Варвара покраснела так, что синяк набряк черным. Иван пил свой кофе и на нее не смотрел. – Тем не менее во всем этом можно добраться до дома. Куртку в чистку я отнесу и отдам вставить “молнию”. После обеда все будет в порядке.

– Ну и отлично, – сказал Иван равнодушно, – спасибо за завтрак. Я должен ехать.

Не взглянув на Варвару, он поставил свою кружку, почесал за ухом присмиревшую Тяпу, улегшуюся у него под стулом, и ушел.

Варвара поднялась и подошла к окну. Улица внизу была совсем незнакомой.

– А.., там что? – она показала рукой в окно. Если домработница и удивилась, то виду не подала.

– Сретенка. Я могу убрать вашу тарелку?

Варвара чуть не завыла.

«Да, черт побери!! Да! Вы можете убрать мою тарелку, постирать мою юбку, заштопать мои носки, почистить мою куртку и вытереть мне нос!! Да, я знаю, что не гожусь для вашего образа жизни!! Я не хочу, чтобы вы за мной ухаживали!! Я хочу заползти в какой-нибудь темный угол, если в этом замке есть хоть один темный угол – без джакузи, каминов, бронзовых рам, троллей с корзинами, ковров и паркетов, – и провести там оставшиеся три часа, думая о том, как мне теперь спасать свою шкуру, а не о том, что владельцу замка почему-то пришла в голову блажь переспать со мной! Он переспит и забудет, а я?! Что станет со мной?!»

– Пока, – холодно сказал Иван. Господи, а он-то чего злится?! – Постарайся больше не попадать ни в какие передряги.

– Иван!..

– Что?

Он был в длинном пальто, которое не слишком ему шло, делая его короче и шире, в идеальных брюках и темном свитере крупной вязки. Под свитером – безукоризненный воротник льняной рубахи.

Деревенский стиль, черт побери все на свете!

– Иван, а как быть.., с кредитной карточкой?

– В каком смысле?

– Как ее.., искать?

– Я не знаю, – сказал он любезно.

– А если.., он опять на меня.., нападет, а я понятия не имею, где эта карточка? Он вежливо молчал.

– Да, – смешавшись, сказала Варвара, – да, я поняла. Извини. И спасибо тебе большое!

– Не за что.

Он ушел, и Анна Семеновна ушла, аккуратно и дотошно сложив ее куртку в огромный зеленый пакет.

Варвара осталась в замке одна.

Нужно дождаться возвращения куртки, решила Варвара. Надеть ее, выйти на улицу Сретенка, что бесшумно струилась внизу, и снова стать свободной.

quot;Я смогу. Все зашло не так уж далеко”.

В конце концов, хорошо уже то, что она может ходить, хотя ребра все ныли и синяк на скуле, кажется, все увеличивался. Она может ходить и думать.

Варвара нашла свой темный угол – в углублении между лестницей и стеной стояло громадное кресло, и лестничный проем скрывал от глаз интерьер замка. Там можно было спокойно подумать. Не вылезая, она просидела в кресле до возвращения Анны Семеновны.

Домработница принесла ее обновленную куртку. Еще она купила колготки, чем вызвала у Варвары дополнительный приступ истерической благодарности, смешанной со стыдом. Кое-как Варвара напялила чуть влажную после машинной сушки мятую одежду – гладить отказалась наотрез, еще не хватало, чтобы Анна Семеновна гладила ее обноски! – потом долго мерсикала и делала книксены, отступая к бронированной двери. И Тяпа, и ее хозяйка благожелательно и корректно провожали ее, и наконец – все.

Ушла.

Только у входа в метро она вспомнила о своей сумке, валявшейся там же, около разлапистой вешалки – а в сумке кошелек, билет на метро и детектив, – заплакала и пошла к Таньке пешком.

Путь был неблизкий.

– Все дело в этой карточке! Как я поняла, этот самый Иван и Павел Белый, его друг, карточку так и не нашли. Они подозревают, что деньги украл мой Петр Борисович и непонятно куда дел карточку, на которой они теперь лежат.

– А кто его убил? – моргнув, спросила Таня. – Твой шеф?

– Не знаю, – ответила Варвара.

Она лежала на больничной кушетке, застланной коричневой клеенкой там, где полагается быть ногам, и держала на скуле какой-то чудодейственный компресс. Таня сказала, что “синяк все равно останется, а отек спадет”. Варвара ждала, когда спадет.

– Это я считаю, что его убили, – продолжала Варвара задумчиво, – по-моему, кроме меня, так никто не считает. Иван ничего не сказал о том, что подозревает убийство, а не.., естественную кончину.

– Может, все-таки он сам помер, а?

– А компьютер? А окно? А шеф зачем мне сказал, что к юристам идет?! Кстати, это надо проверить, был он в тот день у юристов или не был!

– Как ты это проверишь?

Из-под чудодейственного компресса Варвара покосилась на Таню.

– Как, как! Очень просто. Спрошу у Лины Ахметовой, к которой он тогда ходил! Она мне скажет.

– А если наврет?

– Тань, это все же не международный заговор, в который вовлечены все работники холдинга “Московское время”! То есть я надеюсь, что это не заговор. Кроме того, шеф считает меня исключительно тупой, и в данном случае мне это на руку. Скорее всего, он думает, что проверять я ничего не стану в силу своей тупости.

– То есть этого типа убил твой шеф, – настаивала Таня, которой требовалась “конкретика”, – и вчера тебя отколошматил тоже шеф. Или Иван?

– Не Иван, – быстро сказала Варвара. – У него ботинки были чистые, а меня когда рвало, я все ботинки тому залила…

– О господи, – пробормотала Танька. Варвара опять спряталась за своей примочкой. Уловка с ботинками была так себе, не очень. Но, боже мой, что она станет делать, если это… Иван?!

Даже если она больше никогда… Нет, не так. Она больше никогда его не увидит, и это правильно, и разумно, и вообще только так и возможно. Она его не увидит, и он не может, не должен оказаться таким подонком.

Только не он. Пусть даже Арсений Троепольский с его компьютерной конторой.

– Если не Иван, значит, шеф, – подвела итог Таня. – А квартиру кто разгромил? И Димке по голове дал? Все он?

– Не знаю, – медленно произнесла Варвара, – не понимаю. Или я совсем не разбираюсь в людях, или дело в чем-то другом.

В дверь заглянула тетка с умильным лицом и в шапке стогом.

– Можно, Татьяна Васильевна?

– Да, одну минуточку подождите.

– Мой шеф – сопляк, – объявила Варвара, – я вообще не знаю, как он попал на эту должность, только если уж по какому-то о-очень большому блату! То есть он, конечно, думает, что он сильный мира сего, но он ни фига не знает, ни в чем не разбирается, от всех дел шарахается как черт от ладана. Он у нас.., для красоты только, понимаешь? А здесь действовал какой-то.., решительный мерзавец. Илария даже больше подходит, чем Альбертик. Правда.

– Илария тебя побила? – удивилась Таня.

– Может, наняла кого? А?

Таня пожала полными плечами, зашла за ширмочку и стала мыть руки.

– Ты сама говоришь, что это не международный заговор. Кого она наняла-то? Киллера? Как в кино?

– Да, – вздохнула Варвара, – киллер не проходит по смете.

– Что?!

– Тань, правда не имеет смысла никого нанимать за деньги, чтобы побить меня. Это глупо.

Дверь опять стала осторожно приоткрываться, и Таня крикнула повелительным докторским голосом:

– Подождите!

– Если кто-то думает, что деньги у меня, значит, в моей квартире как раз деньги и искали, – задумчиво продолжала Варвара, – конечно, не нашли, потому что денег у меня нет. Тогда написали записку и пришпилили ее к твоей двери, чтобы мы деньги вернули.

– Откуда взялась моя дверь? Они что, следили за нами?

– Наверное, – сказала Варвара по-прежнему задумчиво, – когда мы Димку к тебе перевозили, ночью, помнишь? Вполне могли. То есть он пришел, нарвался на Димку, дал ему по голове и остался у подъезда, ждать, как будут разворачиваться события. Проводил нас до твоей квартиры и пришел на следующий день, когда я улетела в командировку.

– А про командировку откуда узнал?

У Варвары дрогнула рука, и чудодейственная примочка упала на пол. Она медленно села на узкой больничной кушетке и спустила ноги.

– Про командировку знал мой шеф, – задумчиво произнесла она, – они знали вдвоем с Иларией. Они и придумали эту командировку! Они придумали ее специально, чтобы услать меня как-то так, чтобы я не могла неожиданно вернуться, понимаешь? Если бы они меня послали.., в Коломну, я могла бы вернуться в любую секунду! Поменять билет, поехать на автобусе, а не на электричке, или что-то в этом роде. Из-за границы раньше вернуться нельзя, да и кто станет раньше возвращаться из Карловых Вар! Значит, это они устроили погром в моей квартире. На свободе. Варвара взялась за голову.

– Может, тебе валерьяночки? – спросила Таня.

– Нет. И ключи! У меня пропали ключи от квартиры! Мы еще думали, где их вытащили, в троллейбусе или на работе! Конечно, это они и вытащили! Все сходится!

– Давай все-таки налью валерьяночки, – предложила Таня настойчиво, – сходится, и хорошо. Теперь самое главное, чтобы от нас отстали! Мы с тобой совсем ни при чем! А тебя отколошматили! А что он тебе колол, не знаешь?

– Нет. – Варвара пыталась навести порядок в своих мыслях, а Танька ей мешала.

– Что-то такое правильное колол, раз ты сегодня целый день скачешь и такой путь прошла! Бывший врач, надо же!.. – Она хмыкнула, то ли одобрительно, то ли сердито, и распахнула дверь в коридор. – Заходите, женщина!

Варвара поднялась с кушетки и сунула ноги в расстегнутые сапоги.

– Туда иди, – сказала подруга и открыла белую дверь в крошечную смотровую комнатку. – Зажги свет и полежи. Вон выключатель. Можешь чайник поставить.

В сапогах с перегнутыми пополам голенищами Варвара проковыляла в смотровую и встала у окна. За окном был бедный больничный дворик с двумя грязными зелеными “уазиками” и перекосившейся скамейкой. На скамейке мыл ногу большой полосатый кот. Наверное, в лужу наступил. В марте всюду лужи.

Ее услали в командировку, чтобы она не могла неожиданно нагрянуть в Москву и помешать детальному осмотру – разгрому! – своей квартиры. Для того, чтобы осматривать – громить! – было удобнее, у нее вытащили из сумки ключи.

С ключами что-то не так. Варвара закрыла глаза.

Что-то не так. Не так.

Она пришла домой и обнаружила, что ее дверь открыта. Нет, сначала она обнаружила, что замок на коридорной дверце прихвачен синей изолентой. Потом она вошла и увидела, что дверь в ее квартиру как-то странно колышется, как будто от сквозняка. Димка лежал в коридоре, вокруг его головы было черно. Только когда Таня стала его спасать, Варвара вспомнила про ключи. Ключей не было. Когда они уезжали на Таниной машине, она заперла дверь запасными ключами.

Потом Варвара приехала из Шереметьева и обнаружила, что от ее дома ничего не осталось.

Что-то она упустила. Чего-то не вспомнила.

Зеленый “уазик” под окном зафырчал мотором и тронулся, расплескивая воду. Кот перестал мыться, поднял голову и проводил “уазик” взглядом. Нога у него осталась вытянутой, как пистолет.

Иван следил за ней. Он знал, что она летит в Карловы Вары, и даже думал, что она везет ту самую кредитную карточку “подальше от заинтересованных сторон”. Он оказался рядом с ней в самолете, но до этого у него было полно времени – целая ночь! – чтобы вернуться в Варварин дом и перевернуть там все вверх дном.

Он не нашел карточку и решил, что должен полететь следом за ней, чтобы перехватить ее. В отеле он залез к ней в номер и вытащил старый конверт, потому что был уверен, что карточка в нем.

Да. Это правдоподобно.

Это правдоподобно, и из этого следует, что все остальное – тоже он. Скотч на лице, глянцевый журнал под щекой, боль, мат, вкус собственной рвоты, как будто треснувший череп и разлетевшиеся по стенам ошметки мозгов – все он.

Варвара застонала сквозь зубы.

Тогда зачем он ее отпустил? Зачем позволил ей уйти сегодня из его дома? Или отпустил, чтобы продолжать следить? Может, он ехал за ней в своей машине, пока она шла через пол-Москвы, и теперь поджидает за облезлым углом поликлиники, уверенный, что в конце концов она приведет его к деньгам?!

Нет. Надо успокоиться.

Если бы все было именно так, вряд ли он признался бы, что утащил конверт из ее номера, да еще показал его ей! От этой мысли ей стало немного легче.

Нужно попробовать зайти с другой стороны.

Как ее шеф связан с Петром Борисовичем Лиго? Кто мог его убить? Явно не Иван – никакого Ивана не было тогда в его кабинете!

Допустим, деньги со счета Павла Белого увел его брат и спрятал как-то так, что их никто не может найти. При чем тут Варварин шеф? Зачем ему был нужен Петр Борисович, да еще так сильно нужен, что он всегда принимал его вне очереди и даже проводил с ним некоторое время?!

Значит, деньги они украли вдвоем, это единственное объяснение.

Как там говорится? Примем это за рабочую гипотезу?

Гипотеза так гипотеза.

Деньги они украли вдвоем – шеф и Петр Борисович. Очевидно, эта проклятая карточка была именно у Петра Борисовича, потому что если бы она была у шефа, она у него и осталась бы и не стоило посылать Варвару в спешную командировку со старым журналом и по несуществующему адресу, чтобы обыскивать ее квартиру. Карточка исчезла, и шеф заподозрил, что ее утащила Варвара, когда обнаружила мертвого Петра Борисовича у него в кабинете.

Иван – как его там? Берсенев? – заподозрил то же самое.

Однако сама Варвара Лаптева знала совершенно точно – карточки у нее нет. Она не шарила по карманам трупа, пока Людка Галкина звонила в “Скорую”, и не проверяла его портфель. Тем не менее карточка пропала, и все считают, что она у Варвары.

Вполне могут и убить. Права Таня – убивают за полтинник, за бутылку водки, за дрянное дешевое обручальное кольцо, которое можно продать и купить все ту же бутылку водки. За полмиллиона франков могут убить три раза подряд и не ее одну.

Есть еще Таня, Вася и Димка, отвыкший в своей Америке от нашенских “реалий”.

Варвара приложила щеку к холодному стеклу. Заломило зубы, и холодом как будто просверлило череп. Очень хорошо. Может, хоть это ей поможет.

Она должна найти эту кредитную карточку раньше, чем ее убьют. Если ее убьют, искать карточку станет некому, и некому будет помочь Тане и Васе, и Димка не успеет увезти их в Хьюстон.

Она должна найти ее раньше всех, вернуть Павлу Белому и потребовать, чтобы он приставил к ней охрану.

Какая дикая, нелепая, удручающая чушь! Кому нужна Варвара Лаптева, кто станет ее охранять?!

Значит, она должна найти кредитную карточку и вернуть ее тому, кто угрожал убить ее. Сама по себе она никому не нужна. Она нужна только как приложение к карточке. И этой карточки нет.

А Иван?

Как проверить, правду или не правду он сказал? Как проверить, друг ли он Павла Белого? Как проверить то, что он охотится за карточкой только из чистой дружбы, а не потому, что ему до смерти хочется самому прикарманить эти деньги? В конце концов, она ничего о нем не знает, кроме того, что он живет в замке на улице Сретенка.

Его просто нужно выбросить из головы, строго приказала себе Варвара и подвинула голову, чтобы щеке стало еще холоднее. Сделать вид, что его нет и не было, и попробовать сложить узор без него. Если сложится, значит, он ни при чем. Если нет…

И Васю нужно увезти. И Димку отправить к родителям.

Впрочем, еще в институтские времена Димка был чрезвычайно упрям. “Отправить” его можно только с его согласия. Придется что-то выдумать, например, что Таня не может больше его содержать.

Неизвестно, согласится ли Таня. Одна Варвара на все согласна, лишь бы только ее не стали убивать!

Завтра на работе она выяснит, ходил ли шеф в юридическую дирекцию, когда Петр Борисович Лиго остался работать на выключенном из сети компьютере. Она осторожненько попытается выяснить, не видели ли из противоположного крыла, когда и кто открыл окно в кабинете у шефа. Она будет очень внимательна и предельно осторожна.

Варвара потрогала холодную щеку.

И все-таки кто?! Кто лупил ее по лицу и по ребрам, так что ее выворачивало наизнанку от боли?

Шеф? Иван?

Ах, черт побери!..

По дороге им пришлось менять колесо. Они вывозились в грязи и мазуте, проковырялись почти час, каждый раз скакали за облитое крыло, когда мимо пролетали машины, веером расплескивая воду со льдом, роняли домкрат, по очереди пытались сорвать намертво прикипевшие болты, и теперь злились друг на друга из последних сил. Кроме всего прочего, Варваре очень хотелось есть – утренняя ложка овсянки, сваренная любезной и проворной Анной Семеновной, оказалась единственной за весь день. На работе у Тани были только чай и сахар, а Варвара и того не попила, занятая своими думами.

И денег не было – сумка-то осталась в герцогских чертогах. Пардон, в королевских.

С этой сумкой все время приключения приключаются. Такая у них с сумкой веселая жизнь пошла, берегись!.. То их машина сбивает и из нее все крадут, то они в Карловы Вары летят ни с того ни с сего, то в замках ночуют с чужими голыми мужчинами…

– Лаптева, ты спишь, что ли?

– М-м, нет. Кажется, нет.

– Кажется, да! – сказала Таня сердито. – Ты даже стонешь! Ребра болят?

– Не особенно, – ответила Варвара и выпрямилась на проваленном сиденье. Спинка неудобно подпирала Варвару. Спинку, в свою очередь, подпирала железяка, чтобы она не заваливалась назад. – Тань, у нас дома есть еда?

Таня аккуратно притормозила на светофоре и посмотрела на Варвару искоса.

– С тех пор, как в моем доме живет друг твоего детства, еды у нас полно. И она все продолжает прибывать. Васька ест сначала сыр с колбасой, а потом колбасу с сыром и чай пьет по шесть раз в день, только чтоб с колбасой и сыром.

Варвара засмеялась, а Таня раздраженно пожала плечами:

– Тебе смешно. Он уедет, а мы…

Варвара промолчала. Это был совсем другой разговор, трудный и бестолковый, и Варвара не могла сейчас его себе позволить.

Может, он все-таки заберет их в Хьюстон?.. Ну бывает же так, что в один прекрасный день жизнь делает кульбит, “тройной тулуп”, как оценивающе говорила бабушка Настя, когда смотрела по телевизору фигурное катание, и поворачивает в другую сторону! Варвара никогда не видела своими глазами таких кульбитов, но слышала, что они бывают.

Пусть “тройной тулуп”, только в Хьюстоне!..

– Что мы ему скажем? – сама у себя спросила Таня сквозь зубы.

– Кому?

– Другу детства! Кому!..

– А что?

– Да ничего! Я ему сказала, что мы просто к бабушке съездим и вернемся! А мы ребенка там оставили! Мало того, что Вася орал как резаный, сейчас еще Димка начнет орать! У них на вечер шахматы запланированы! Или шашки, что ли!..

– Димка орать не станет. Я, по крайней мере, никогда не слышала, чтобы он орал, – заявила Варвара.

– Я тоже не слышала, но сегодня точно будет, – пообещала Таня, – у них с Васей.., какое-то родство душ. – Она вдруг улыбнулась. – Мне даже кажется, что Вася на него похож. Это глупость, да?

– Да, – согласилась Варвара, и они замолчали.

Димка орать не стал, но очень строгим тоном потребовал от Тани объяснений.

– Вон у нее спроси, – показала Таня устало на Варвару, – сначала посмотри на нее, а потом спроси. Ты ел?

– Нет, – ответил Димка, рассматривая Варвару, – я решил ждать. Я ходил.., в супермаркет и купил кейк.

– Торт, – подсказала Варвара.

– Не совсем торт, но… Что у тебя на лице? Синее?

– Догадайся, – предложила Варвара.

– Это у нее новый макияж! – из кухни крикнула зловредная Танька. – Называется “дед бил, баба била”! В этом сезоне последний писк!

– В сезоне? – переспросил растерянный Димка, снял очки и сунул нос почти в щеку Варваре. Она отодвинула его рукой.

– Димка, это синяк, – сказала она, – меня вчера поколотили, довольно сильно.

– Как.., поколотили?

Варвара поймала себя на том, что еще чуть-чуть, и она скажет, что Димка непонятлив, как все американские ковбои. Или скотоводы.

– Дим, я не знаю – как. Я шла домой, думала о том, что сейчас сосед мне новый замок врежет, и тут сзади остановилась машина, я ее и не видела, машину-то! Из нее кто-то выскочил, залепил мне рот клейкой лентой, связал руки и…

Дышать стало тяжело и больно. В ребра – с правой стороны – толкнулась боль. Только совсем недавно она думала про кого-то – левша, а ведь только левша мог бить так, чтобы справа синяков оказалось больше.

Про кого же она думала?..

– Лицо.., ты тоже не видела?

– Нет, – сказала Варвара с трудом, – глаза он мне тоже заклеил. Их так жгло, что я думала – вытекут.

– Черт побери, – отчетливо и старательно выговорил Димка, – нужно идти в полицию.

– Иди, – разрешила Варвара, – иди, если тебе нужно. У нас теперь тоже свободная страна, почти как Америка.

– Так Вася уехал, потому что опасно?

– Ты всегда был самым умным из нас, – похвалила Варвара, – конечно.

– Зачем тебя.., побили? Ты поняла?

– Я бы не поняла, но все спрашивали, где деньги. Все те же полмиллиона франков. Почему-то все решили, что они у меня.

– Все – это кто? Варвара вздохнула.

– Я тебе потом объясню. Я сейчас не могу. Я целый день не ела и вообще.., колесо меняла. После ужина, ладно?

– Хлеба нет, – объявила Таня, выходя из кухни, – ни куска. Сейчас я спущусь, куплю.

– А может, не надо, – заныла Варвара, – может, обойдемся? Заодно похудеем, а? Таня подумала.

– Нет, – решила она, – надо. Утром не обойдемся. Я завтра на вызовах, мне надо с собой хоть бутерброд взять.

– Я схожу за хлебом, – немедленно встрял Димка, – конечно же.

Таня переглянулась с Варварой.

– Только не надо больше никакой колбасы, – попросила она и вдруг зарделась, как будто сказала нечто чрезвычайно романтическое, – и тортов не надо. Мы и так все толстые… – И тут она покраснела еще пуще.

– Хорошо, – согласился Димка, – только хлеб. Он нацепил куртку, став от нее еще больше, чем на самом деле, вытащил из-под вешалки рюкзак и надел перчатки – он всегда их надевал. Таня смотрела на него с обожанием. Варвара видела это обожание в зеркале и голову могла дать на отсечение, что как только за Димкой закроется дверь, подруга моментально вспомнит, что ее любимый муж ни разу даже спичек не принес, не то что хлеба!

– Господи, – сказала Танька, и Варвара поняла, что дверь наконец-то закрылась, – и просить ни о чем не пришлось! А мой за десять лет…

Варвара захохотала, и Таня остановилась, не договорив.

– Ты чего?

– Ничего. Он правда хороший парень.

– А чего ты ржешь?

– Я не ржу! – возразила Варвара. – Я тоже удивляюсь, что это мы так его упустили? Не сейчас, а тогда.

Таня ушла на кухню, где на сковородке шкворчали и вкусно пахли здоровенные отбивные, и стала смотреть вниз, на подъездный козырек, из-под которого должен был выйти Димка. Он не выходил, и она вздохнула, удивляясь себе и тому, что она ждет у окошка и боится пропустить мужчину, который ушел за хлебом…

Он все не выходил.

Неизвестно почему Таня вдруг встревожилась. Она погасила свет и опять уставилась вниз, на далекий козырек подъезда. Никто не выходил.

– Варвара! – крикнула Таня. – Он не выходит из подъезда!

– Кто не выходит? – не поняла Варвара. Она показалась на пороге кухни и первым делом включила свет.

– Погаси! Погаси сейчас же! Димка не выходит из подъезда!

– Как – не выходит? – Варвара вдруг почувствовала, что у нее взмокли ладони. В два шага она добралась до окна и прижалась носом к стеклу. – Ты все время смотришь?

– Все время. И он не выходил.

– Может, он раньше вышел, когда ты не смотрела?

– Варвара, я все время смотрю, и он не выходил! – крикнула Таня. – Точно не выходил!

Они уставились друг на друга, а потом опять вниз.

Темный двор был пуст и уныл, как все московские дворы в конце марта, – снег грязно и неряшливо таял, кое-где еще оставались сугробы, кое-где проглядывала замусоренная земля, как будто поднятая взрывами помойка, а из земли торчали убогие кустики, еще не приконченные автомобилями, – последнее воспоминание о том, что “Москва – самый зеленый город в мире”.

Таня зачем-то распахнула форточку, из которой потянуло сырым и влажным ветром. Форточка стукнула о раму.

– Надо идти вниз, – быстро сказала Варвара. – Его нет. Тань, у тебя есть топор?

– Молоток есть, – так же быстро ответила Таня. – Давай в милицию позвоним, а?

– Таня!

– Мы скажем, что в нашем подъезде заложена бомба. Уж тогда точно приедут. Пусть лучше нас потом посадят за телефонное хулиганство!

– Где молоток?

– На полке в ванной. Справа.

Варвара в темноте достала молоток. Он был тяжелый, с обкатанной толстой ручкой. Варвара посмотрела на него, и ей стало страшно.

– Тань, ну что? – крикнула она.

Может, у него шнурок развязался? Может, он кошелек уронил, высыпал из него все американские и русские деньги и теперь просто их собирает? Может, он помогает слепой старушке войти в лифт?

…Откуда слепые старушки в лифте в половине одиннадцатого вечера?!

– Нет. Никого.

– Я пошла! – громко крикнула Варвара, чтобы было не так страшно. – Ты не выходи. Если меня долго не будет, звони и говори про бомбу.

– Я с тобой.

– Нет. Стой около телефона и никуда не отходи. Я пошла.

– Ну иди!! – крикнула Таня. Ей тоже было страшно, но вчера ее не били по ребрам и по скуле, требуя каких-то неведомых миллионов!

Щелкнули замки, открылась дверь. На площадке было темно, только на этаж ниже горела лампочка, ее скудный свет не достигал Варвариных ног. Она покрепче перехватила молоток.

Лифт не работал – зря она надеялась на слепую старушку! Когда они с Таней поднимались, лифт висел на уровне третьего этажа, раззявив побитые пластиковые двери, как это она забыла!

Заглядывая через перила, Варвара стала осторожно спускаться. Дышать она старалась как можно тише. Никаких звуков не было слышно, кроме обычной подъездной жизни – за тонкими дверями гремели кастрюли, разорялись телевизоры, пищали чьи-то не уложенные до сих пор дети.

Размытый желтый свет остался вверху, и теперь нужно было дойти до следующей лампочки. Варвара облизала сухие губы. Порванная кожа царапалась и была как будто чужой.

У Димки ранена голова. Он профессор, а не спецназовец. Без очков он слепнет и становится беспомощным. Тот, кто вчера чуть было не прикончил Варвару, теперь мог напасть на него, а у нее ничего, только молоток! Молоток из Танькиной ванной!

Внизу что-то грохнуло, и Варвара замерла. Гладкая ручка поехала из потных пальцев. Подъездная темень была размыта жидким светом, выползавшим из грязных высоких окон.

Больше ничего не было слышно, и она, постояв еще немного, снова стала осторожно спускаться.

В подъезде никого не было.

Варвара открыла дверь на улицу, выбралась в сырую мартовскую тьму и, задрав голову, посмотрела вверх, зная, что в одном из черных квадратов боится Таня. Варвара помахала рукой, надеясь, что подруга поймет, что с ней все в порядке. Махать было неудобно, и Варвара не сразу сообразила, что в руке у нее зажат молоток.

Нужно возвращаться.

Но где же, черт побери, Димка?!

Или Таня все-таки его пропустила, а потом подняла панику?!

Варвара вернулась в подъезд и прикрыла за собой холодную дверь. Дверь заскрипела и опять открылась. Варвара оглянулась на нее.

Странный звук, как будто что-то упало, повторился. Варвара сильно вздрогнула и остановилась, прислушиваясь.

Снова неясное шевеление, смутный шум и вроде бы голоса.

Откуда?

Вверху – Варвара задрала голову – никого. От напряжения в ушах тонко звенело, и было непонятно, где кончается ее собственный внутренний звон и начинаются внешние звуки.

Звук шел с левой стороны, из крохотной дворницкой каморки – наконец-то она поняла! Каморка служила выходом к мусоропроводу, и еще в ней были навалены какие-то доски и тряпки, даже метлу дворник опасался в ней держать – сопрут!

Впрочем, еще большой вопрос, был ли дворник. Скорее всего, нет никакого дворника.

У дворника должны быть окладистая борода, белый фартук, медная бляха, здоровенные ручищи и подозрительный взгляд. Обо всех “нарушениях” дворник должен немедленно докладывать городовому Серапиону Мардарьичу и свистеть в заливистый свисток.

В эту секунду Варвара все на свете отдала бы за такого дворника. Он засвистел бы в свисток, тяжело топая, прибежал бы городовой, и Варваре не пришлось бы пробираться, спотыкаясь в мусоре, в крохотную каморку возле мусоропровода, сжимая в руках молоток – единственное оружие!

Чем ближе к помойке, тем сокрушительнее воняло, и Варвара, стараясь не дышать, приложила ухо к двери.

За ней шевелились и разговаривали – все она правильно определила. Переложив молоток, она стала осторожно приоткрывать дверь, умоляя ее, чтобы она не скрипнула.

В каморке было светлее, чем в подъезде, и первым Варвара увидела Димку. В его очках отражался свет уличного фонаря, блестел на остриженной голове. Второго человека Варвара не разглядела. Он стоял к ней спиной, черная лыжная шапка была низко надвинута, и в руке у него был пистолет, отсвечивающий вороненым дулом. Тот, который с пистолетом, негромко и непрерывно матерился, тыкал оружием. Димка молчал в углу.

Капля пота проползла по Варвариному виску и шлепнулась на цементный пол, как ей показалось, с ужасающим грохотом.

– Значит, так, – перестав материться, заговорил тот, у кого был пистолет. Голос показался Варваре знакомым. – Я тя давно приметил, еще когда моя сука тя только к себе определила! Я-то сразу знал, что ни х.., ты не больной, а она просто куражится, дура проклятая! Мужик ей понадобился до зарезу! Не может она, сучка бешеная!.. А теперь мне деньги понадобились. Ты понял или нет?! Деньги за суку и ее гаденыша! Столько, сколько я скажу, завтра же! Не, ты понял или нет?!

– Да, – сказал Димка довольно громко. Варвара обрадовалась, что он может говорить. Значит, все не так уж плохо. Раз сам стоит и может говорить, значит…

– Шоб завтра же были деньги. Привезешь и отдашь мне и тогда можешь катиться отсюда, куда хочешь, и их забирать с собой! Гаденыша я пока подержу, шоб ты не передумал ненароком. Твою мать, профессор! Да я тебя!.. – Пистолет опять дернулся, и Варвара стиснула молоток. Ей нужно было подобраться поближе, и так, чтобы он не услышал, только тогда она сможет ударить. Господи, помоги!.. Ударить надо так, чтобы оглушить, чтобы они с Димкой успели выбраться из вонючей тесной каморки.

– И не вздумай со мной шутки шутить!.. Я те сразу яйца оторву, а гаденышу башку сверну! Деньги мне нужны, деньги! Суку можешь забирать бесплатно, все равно она ни на что не годится, а пацана я те так не отдам, сволота американская!..

Тут произошли сразу два события.

Димка внезапно отделился от стены, сделал огромный шаг вперед и оказался прямо перед пистолетом, который почти уперся в беззащитный Димкин живот. Не обращая внимания на пистолет – Варвара зажмурилась, – он схватил того за грудки и, кажется, даже оторвал от пола. Одновременно за спиной у Варвары вспыхнул свет, показавшийся с непривычки очень ярким, таким ярким, что не терпели глаза.

– Я вызвала милицию! – раздался дрожащий, но решительный голос. – Они сейчас приедут!! Если кто-нибудь шевельнется, я закричу!

– Вот сука!.. – просвистел тот, кого Димка держал в нескольких сантиметрах от пола, и тут Димка его ударил.

Как-то очень легко он поднял его повыше, перехватил и стукнул головой о стену.

– Дима!!! – завопила Варвара, уверенная, что сейчас раздастся выстрел, и Димка сядет в кучу наваленного на полу отвратительного мусора и возьмется руками за живот, за то место, которое разорвет безжалостная пуля, и изменить ничего уже будет нельзя.

Нельзя, нельзя…

Пистолет упал на пол со странным пластмассовым звуком. Круглое пятно света дрогнуло, его повело в сторону, и Танька завизжала изо всех сил.

Варвара занесла молоток.

– Тихо! Не орать!

Это сказал Димка – громко и твердо.

Варвара опустила молоток.

– Таня, хватит кричать.

Визг дошел до самой верхней, истерической точки и вдруг затих.

– Димка.., ты жив? – спросила Варвара. Оглянувшись, она взяла Таню за руку и повела ее рукой с фонарем.

– Да, – ответил Димка, – я жив, конечно. Черная масса шевельнулась у него в руках, и он еще тряхнул ее и снова стукнул о стену.

– Ты че?.. – не слишком уверенно произнес голос откуда-то изнутри этой массы. – Ты че.., дерешься-то?

Танька ахнула и снова дернула фонарь. Варвара вытащила его из ее руки.

– Я не дерусь, – сказал Димка очень вежливо, – я только предупреждаю, что в следующий раз я тебя убью. На самом деле убью. Как только увижу. О'кей?

Из массы послышалась длинная матерная тирада, и Таня, оттолкнув Варвару, бросилась вперед.

– Ах ты, недоумок проклятый, – закричала она, перебираясь через мусор, – что тебе надо?! Зачем ты к нему пристал?! Куда тебя принесло?! Что ты все не отстанешь от нас, в самом-то деле?!

– Сука, – неуверенно заявили из массы, и Димка отпустил руки. Вся масса с грохотом обрушилась на пол и начала возиться.

Варвара никак не могла ничего сообразить. Наверное, от того, что вчера ее сильно побили.

– Господи боже мой, да что ж за наказанье-то такое?! За что оно мне?! – продолжала неистовствовать Таня. – Сколько можно?! Сто лет назад развелись, а ты все мне портишь!! Ну что тебе от нас надо, придурок?! Ну куда ты лезешь?!

– Васька мой сын, – простонала темная туша жалобно и стала подниматься с пола, – я его, гаденыша, воспитал, а теперь всякая сволочь…

– Твой сын! – вскричала Таня. – Это мой сын, а не твой! Ты десять лет на диване лежал, ты к нему ни разу ночью не встал, ты с ним на лыжах ни разу не сходил, и в школе у него не был, и в поход его не водил, и…

Тут она вдруг заплакала. Варвара бросила молоток и обняла ее. Димка поддал ногой пластмассовый игрушечный пистолет. Пистолет завертелся среди мусора и остановился. Варвара посмотрела на него.

– Пошли, – велел Димка решительно, – хватит. Таня, хватит.

Но Таня не могла остановиться, рыдала так, что Варваре показалось, что у нее истерика.

Не может у нее быть никакой истерики. Истерики случаются с тонкими и нежными натурами. У них с Танькой истерик не бывает.

– Варвара, найди мой рюкзак, – распорядился Димка, – и это свое.., оружие подбери. – Он улыбнулся, взглянув на молоток, и как маленькую взял за руку Таню. – Пошли домой.

– Что.., ему надо? А? – Таня судорожно всхлипывала, пытаясь успокоиться и от этого всхлипывая еще громче. – Он.., тебя.., ударил?

– Я его ударил, – сказал Димка, – все О'кей.

– Танька, – с тоской тянула туша, – Танька, на кого ты меня… Как ты могла… Васька наш… Твою мать…

– Ты слишком поздно спохватился, – вдруг очень серьезно заявил Димка, – у тебя было.., сколько там? – спросил он у Тани.

– Десять.., десять лет.

– У тебя было десять лет, – повторил Димка, – этого достаточно. Теперь не ты. Теперь я. И я убью тебя, если ты станешь нам мешать.

Таня все всхлипывала, утиралась рукавом. Димка подтолкнул ее вперед и перехватил у Варвары фонарь. Туша копошилась в темноте, слабо и жалостливо похрюкивала.

– Мальчик, – вдруг сказал Димка и оглянулся на тушу, – теперь это мой мальчик. Самое большее, что я могу для тебя сделать, это умолчать о том, что его отец такой.., слабак.

Эта книжная фраза в темноте и вони предмусоропроводной каморки под аккомпанемент Таниных всхлипов и тяжелого Варвариного дыхания прозвучала нелепо и странно, но никому не показалась ни странной, ни нелепой.

Подталкивая в спины Варвару и Таню, Димка заставил их подниматься по лестнице. Таня все всхлипывала.

– Что ему было от тебя нужно? – спросила Варвара негромко. – Каких денег он хотел? За Васю с Таней, что ли?

– No comments, – ответил Димка. – Я больше не хочу это обсуждать. Мы не станем это обсуждать.

– Станем, – пробормотала Таня, и Димка на нее покосился, – господи, это какой-то ужас! Совсем мужик ополоумел! Пистолет себе купил пластмассовый и маску, как у киллера! Сдохнуть можно. Я думала, что с ума сойду! Варвары все нет и нет, и ты ушел, и канул в подъезде! – тут она толкнула Димку в грудь. – Я же не знала, что на тебя мой напал!!! Я думала, что…

– Никакой не твой, – заявил Димка решительно. – Таня, я не хочу больше слушать, поэтому ты не станешь больше говорить. Все о'кей. Он несчастный и от этого трусливый человек.

– Он несчастный?! – взвилась было Танька и вдруг замолчала, как будто сама себе заткнула рот. Варвара даже улыбнулась в темноте.

Кажется, Хьюстон гораздо ближе к улице Маршала Берзарина, чем казалось сначала.

Кто знает, может, Варваре своими глазами удастся увидеть этот самый “тройной тулуп”, который так любила поминать бабушка Настя, когда смотрела фигурное катание!

На работу Варвара нацепила темные Танины очки и долго штукатурила синяк на скуле Таниным тональным кремом, от чего правая сторона лица оказалась намного темнее, чем левая.

– Надо было слева чернилами помазать, – посоветовала Танька, – а поверх чернил класть крем. Тогда было бы равномерно.

– Иди ты в задницу, – пробормотала Варвара, рассматривая себя в зеркало.

Неужели только вчера Иван целовался с ней утром под теплым и легким одеялом, трогал ее и тискал, и прижимался, и его жесткая нога придавливала ее ноги, и потом он пошел в ванную, даже не подумав надеть трусы, а потом гладил собаку Тяпу, и от того, как двигались его большие руки, у Варвары мутилось в голове и становилось как-то холодно в спине?! Неужели с ней было такое?!

Конечно, она не Вика Горина, но он же сказал ей, что она.., понравилась ему. Правда, он сказал не так, но Варвара даже про себя не могла выговорить, как именно он сказал.

Со вчерашнего дня положение нисколько не улучшилось, но всем троим – и Тане, и Варваре, и Димке – было почему-то очень весело, как будто они уже нашли эти полмиллиона франков и поделили их между собой.

Так как впереди совершенно отчетливо маячили небоскребы и пальмы Хьюстона, и Варвара даже слышала горячий и странный запах чужой страны, она решила, что сегодня вечером ночевать поедет к себе домой. Купит еще один замок, попросит соседа врезать, разгребет себе местечко среди вывороченных и выпотрошенных вещей и начнет все сначала.

Все равно когда-нибудь придется начинать, нельзя вечно прятаться за Танькину спину!

Илария Ветлинская изумилась неподдельным и натуральным изумлением, когда вошла в приемную и обнаружила за столом Варвару в темных очках.

– У нас тут что, Варварочка? – спросила она, приостановив свое горделивое шествие по приемной. Белое пальто летело за ней подобно шлейфу. – Горнолыжный курорт?

«Почему она так удивилась? – пронеслось в голове у Варвары. – Была уверена, что я покажусь еще не скоро? Знала, что меня.., сильно избили?»

– У меня под глазом синяк, – бодро оповестила ее Варвара, – мне придется сегодня сидеть в очках.

– Синяк? – переспросила Илария, аккуратно и любовно размещая в шкафу свое пальто. – Откуда он там взялся, Варварочка? Кавалер побил?

– Сама упала, – ответила Варвара, внимательно глядя на Иларию, – случайно. Та вздохнула:

– Хоть расскажите мне, как это бывает. Я никогда никуда случайно не падаю. Даже скучно.

– Лара, – начала Варвара, – я хотела у вас спросить, что было в том пакете, который вы мне поручили передать?

Дверь шкафчика грохнула, Варвара продолжала:

– Дело в том, что по тому адресу, Московская, двадцать, живут какие-то странные люди. Они мне сказали, что ничего не знают ни про какой пакет из Москвы. Я, конечно, его оставила, но они отказывались!

Представляете?

Илария показалась на пороге своего кабинета и уставилась на Варвару. Та за стеклами темных очков преданно смотрела на нее.

«Интересно, – подумала Варвара, – она видит, как преданно я смотрю?»

– Скорее всего, вы, как всегда, что-то напутали, Варварочка, – начала Илария медленно, – адрес, скорее всего. Но в любом случае нас с вами никак не может касаться, что именно было в том конверте. Вы понимаете?

– Не совсем, – призналась Варвара, – адрес я не могла перепутать. Вот, вы диктовали, а я записывала на бумажку. Посмотрите сами. Московская, двадцать, все правильно.

– Дайте сюда! – вдруг резко сказала Илария и вырвала бумажку у Варвары.

– Адрес тот. Вы диктовали, я писала. Так что перепутать я не могла. А там мне сказали…

– Меня не интересует, что вам там сказали, – резко перебила Илария и улыбнулась ледяной улыбкой:

– Варварочка, вас совершенно не касается, зачем Альберту Анатольевичу было нужно, чтобы вы передали конверт именно по этому адресу! Если не хотите неприятностей, советую вам ни о чем его не спрашивать. Вы же знаете, что он человек горячий и с трудом переносит чужую глупость!

Зазвонил телефон, и Варвара схватила трубку. Если бы телефонные трубки делали из стекла, Варвара раздавила бы ее и сильно порезалась.

– Варя, – позвали из трубки, – Варь, это ты?

– Это я.

– Зайцев Виктор Васильевич приветствует тебя. Варь, у нас в отделе жалюзи опять заело, ни туда ни сюда, а, сама понимаешь, компьютеры, проветривать нужно, окна открывать, а к ним никак не подберешься!

– А ремонтники что?

Илария скрылась в своей комнате. Разговор о ремонтниках не мог ее интересовать. Варвара проводила ее глазами.

– Варь, позвони ты им! – зачастил начальник компьютерного отдела. – Я уже три раза звонил, а мне отвечают, что все заняты на пятом этаже, у председателя там что-то опять отвалилось, развалилось! Мы так до лета при закрытых окнах просидим. Позвони, а?

– Хорошо, – согласилась Варвара.

Ей нравилось улаживать дела, которые без нее не улаживались. Она знала в компании всех и вся, и ее все знали, и многие даже любили – взгляд в сторону двери, за которой гнездилась Илария, – и готовы были ей помогать. Поэтому она и работала здесь, несмотря на мизерную зарплату. Хозяйственная служба находилась в подчинении у Варвариного шефа, как и компьютерная, поэтому Варвара вполне могла помочь.

Позвонив в хозяйственную службу и заручившись уверениями тучной Галины Львовны в том, что “конечно, починим, Варечка, я сию же минуту Степку пошлю”, Варвара позвонила юристам.

Поминутно оглядываясь на дверь “начальника секретариата” и пытаясь определить, не подслушивает ли этот самый начальник, Варвара напросилась на “пять минут” к Лине Ахметовой.

Юристы были в их компании совершенно особой кастой – какая там в Индии самая высокая каста? Каста браминов? – и в разговорах с ними следовало соблюдать предельную осторожность. Варварин шеф до смерти их боялся, хоть и делал вид, что не боится.

– Лара, – предварительно постучав, Варвара просунула голову в комнату Иларии, – я схожу в управление делами. Буду минут через десять.

Илария посмотрела на нее с отвращением. Варваре показалось, что она чем-то слегка обеспокоена. Или это только показалось?

– Идите, – разрешила она, – и, Варварочка, не забудьте представить больничный за вчерашний день. Вы ведь не прогуливали, а болели, правильно?

Когда Варвара была уже у двери, эта самая дверь распахнулась и влетел шеф – весь порыв, свежесть, утренний бриз. Светлое пальто до пола, сияющие волоса надушены и уложены, костюм тоже по-весеннему светел и нов.

Варвара вся внутренне подобралась.

До сих пор она не знала, кто бил ее в лицо и ребра, кто громил ее квартиру и требовал у нее деньги. Ей не очень верилось, что это шеф, но все же она не могла заставить себя смотреть на него спокойно.

– Доброе утро, Альберт Анатольевич.

– Доброе, – мельком глянув на нее, сказал шеф, – что это у вас с лицом? Вы что, дрались? Варвара быстро выдохнула.

– Нет. Я просто упала.

– Ну так идите домой! – ни с того ни с сего закричал шеф фальцетом, и шея под шелковым кашне покраснела. – Идите, идите домой, вы тут всех распугаете! Что это вы вздумали с синяками на работу являться! У нас тут не публичный дом! Уходите и лечитесь дома!

Почему-то Варвара не смогла как обычно пропустить все это мимо ушей. Не смогла, и все тут.

– Благодарю вас, Альберт Анатольевич, – заявила она громко, – но я чувствую себя отлично и домой не пойду.

На пороге своей комнаты показалась Илария, и шеф перевел пылающий взгляд на нее. Пока они переглядывались, Варвара вышла в коридор и тихонько прикрыла за собой тяжелую дверь в приемную.

Ну и черт с ними! Черт, черт, черт!..

– Доброе утро, – сказала она секретарю юридической службы, – я к Лине Ахметовой.

– Она предупредила, – неприветливо ответила молодая шикарная девица. Варвара даже не знала, как ее зовут, вот как обособленно жили юристы! – Она свободна, но у нее через десять минут назначен телефонный разговор.

– Я постараюсь закончить побыстрее, – пообещала Варвара, старательно улыбаясь.

Лина сидела за огромным столом, который был почти не виден из-за наваленных на него бумаг. Широкие полированные полки вдоль стен были завалены папками и заставлены справочниками и какими-то толстыми фолиантами в растрепанных переплетах. На подоконниках тоже были книги.

Неужели эти фолианты на самом деле кто-то читает, вдруг удивилась Варвара. Вон нитки торчат из переплетов – стало быть, читает?!

– Хотите кофе?

Варвара вздрогнула, напомнив самой себе слона, который внезапно под хоботом обнаружил мышь.

– Н-нет. Нет, спасибо. Я только на одну минуту.

– Хорошо-хорошо, – быстро сказала Лина, – но кофе мы все-таки попросим. Вам с чем?

Варвара смотрела, не понимая. Ей было стыдно, что она такая тупая и не понимает, о чем ее спрашивает маленькая черноволосая женщина в брючном костюме. Перед этой женщиной ей не хотелось выглядеть идиоткой.

– Лимон? Сахар? Молоко?

– С сахаром и с лимоном, – торопливо ответила Варвара. Никто не предлагал ей кофе, да еще в стенах родной компании! Здесь всем и всегда кофе подавала она сама.

Может, ее с кем-то путают?

– Я Варвара Лаптева, – сказала она, чтобы у Лины не было никаких сомнений, – секретарь Крутова.

– Я знаю, – перебила ее Лина и повернулась вместе со здоровенным кожаным креслом, чтобы положить на подоконник еще немного книг и папок. – Как вы с ними уживаетесь, уму непостижимо! Ангелом надо быть! Вы ангел, госпожа Лаптева?

Варвара струхнула.

Что это? Опять проверка? Сейчас она наболтает лишнего, и об этом моментально станет известно шефу. Зачем Лине нужно ее проверять? Шеф попросил? Если так, то на Варварин вопрос она никогда не ответит честно, а значит, вся затея моментально теряет смысл.

– Я просто люблю свою работу, – сказала Варвара осторожно.

– Это правильно, – одобрила Лина и откинула за спину иссиня-черные вьющиеся волосы. На пальце сверкнул не правдоподобно огромный бриллиант обручального кольца. – Сюда поставьте, пожалуйста. Спасибо, Катя.

Шикарная Катя – вот, оказывается, как зовут девицу в приемной! – поставила перед Варварой аппетитно дымящуюся кружку и тарелку с половинками лимона. Лина деловито насыпала себе сахару – три ложки, Варвара считала.

– Что вы хотели узнать, госпожа Лаптева?

– Пожалуйста, – попросила Варвара, – пожалуйста, называйте меня по имени. Меня зовут…

– Извините, Варвара, – перебила юристка, – это я по привычке. Мы все друг друга именуем господами. Корпоративный стиль! Вы тоже называйте меня просто Линой. Я вас слушаю.

Варвара осторожно поставила свою кружку на крохотный свободный от бумаг пятачок. Она сильно нервничала.

– Альберт Анатольевич просил меня узнать, не оставлял ли он у вас свою визитницу. Он где-то оставил ее и теперь не может найти.

– Вы пришли по просьбе Альберта Анатольевича? – спросила Лина, изучающе глядя на Варвару.

Варвара думала только одну секунду.

Она с самого начала знала, что так все и будет. Вся ее конспирация шита белыми нитками. Конечно, шеф не стал бы присылать ее ни за какой визитницей. Он пришел бы сам или, на худой конец, позвонил – недаром юристы в компании принадлежат к касте браминов!

– Лина, – быстро произнесла Варвара, – мне нужно узнать, где был мой шеф, когда у нас в кабинете умер посетитель. Он сказал, что пошел к вам. В смысле, шеф, а не посетитель.

– Зачем вам это нужно?

– Я оказалась между двух огней, – Варвара опять взяла свою кружку и отпила из нее, – и даже не знаю, между каких именно. Мне нужно все выяснить, или на этот раз я попаду в неприятное положение. Вернее, уже попала.

– Но ведь тот тип просто умер, и все, – с недоумением сказала Лина, – или я чего-то не знаю?

Осторожней! Как можно осторожней, чтобы не наступить на хрупкий лед, который моментально проломится под тобой, и ты утонешь. Ничего лишнего, ни слова, ни движения.

– Я тоже толком ничего не знаю и пытаюсь выяснить.

Лина задумчиво покачала себя в кресле туда-сюда.

– Это ваш шеф сказал, что был у меня?

– Да.

– Странно, – Лина перестала качаться и посмотрела на Варвару. – В тот день, когда случилась эта.., неприятность, Альберт Анатольевич к нам не приходил.

– Именно к вам или вообще в юридическую службу?

– Ни ко мне, ни к кому другому, – уверила Лина. – Больше того, Илария Ветлинская тоже не появлялась.

– Спасибо, – поблагодарила Варвара, – большое спасибо.

– Не за что. И все-таки зачем вам это нужно? – заговорщицким тоном спросила Лина. – Можете мне сказать, я вас не выдам.

Но разве Варвара могла быть уверена, что Лина ее не выдаст!

– Я хочу кое-что проверить, – пробормотала она, – это по работе, а не из-за того, что.., не из-за трупа.

Лина кивнула, как будто принимая ее объяснения, и Варвара быстренько убралась восвояси.

Как только дверь за ней закрылась, Лина сняла телефонную трубку. В том, что нужно звонить, она не сомневалась ни секунды.

В приемной маялась Наташа Минаева, поглядывала на дверь.

– Как хорошо, что ты пришла! – кинулась она к Варваре. – Я тебя жду-жду!

Варвара отсутствовала не больше десяти минут.

– Меня Громова прислала с вашими газетами. Отнеси, говорит, Лаптевой, ей, небось, вздохнуть некогда, не то что за газетами сходить!

– Спасибо, – пробормотала Варвара. Пачка была толстой – не только газеты, но и какие-то журналы. На всех журналах были желтые наклейки с адресом – Ленинградское шоссе, дом такой-то.

Варвара посмотрела на наклейку, и ей неожиданно стало нехорошо.

– Ты что? – испуганно спросила Наташа. – Ты что, Варь? Может, тебе попить?

В той самой машине она лежала щекой на журнале с точно такой же желтой наклейкой посреди глянцевой обложки. Она лежала на ней и боялась, что ее вырвет, опять вырвет от этой отвратительной желтизны прямо перед глазами!..

– Я не знаю, – как будто в бреду пробормотала Варвара с отчаянием, – я ничего не знаю ни про какие деньги! Я правда не знаю!

– Варвара, ты что?!

Она пришла в себя моментально, как будто в голове переключились какие-то каналы, как в телевизоре. Наташа стояла перед ней, держала в руке стакан с водой. Вода была холодная, и стакан запотел. Варвара взяла стакан у нее из пальцев и залпом выпила.

– Ты что? Заболела? У тебя температура, наверное! А почему ты в очках?

– У меня глаза болят, – выдавила Варвара. Лина Ахметова не обратила никакого внимания на ее очки. – Спасибо, Наташ. Громовой передай, что я к ней обязательно забегу.

Наташа хотела еще что-то сказать, но Варвара покачала головой. Еще не хватало, чтобы Илария выскочила из своей комнаты и приняла участие в обсуждении Варвариного здоровья!..

От холодной воды, а может, еще от чего-то, Варвару сильно затрясло, и она зажала коленями руки. Руки были холодные, а колени под плотной тканью колготок – теплые. Эти колготки ей купила внимательная и расторопная Анна Семеновна, смотрительница королевских покоев.

Итак, журнал на сиденье – из ее приемной. Она нисколько в этом не сомневалась. Конечно, журналы с такими наклейками получают все до единой приемные в их компании, но к Варваре имеет отношение только одна, ее собственная.

Значит, все-таки шеф.

Шеф отправил ее в командировку, просто чтобы куда-нибудь услать, шеф разгромил ее дом, шеф ударил по голове Димку, да так, что чуть не убил, шеф вез ее в машине, со связанными руками, а потом бил и требовал, чтобы она вернула деньги. В конце концов он вышвырнул ее из машины, а Иван подобрал.

Иван ее подобрал, и лечил, и кормил, и делал ей уколы.

Варвара взялась за голову. Внутри головы тоже было холодно, и мысли были холодные и вялые.

Думать, сказала себе Варвара, думать. Вспоминать.

Димка спал у нее дома и не отвечал на звонки. Илария объявила ей, что она едет в командировку. Нет, это шеф объявил. Шеф отворачивался, сопел носом неприязненно и что-то говорил про паспорт, который следует показывать на границе. Еще он отправлял ее домой, а она не шла, боялась, что Владислава, усевшись на ее место, перевернет все вверх дном.

Да! Точно!

Шеф отправлял ее домой! Он никуда не отлучался, а Варварино присутствие в приемной его раздражало.

Он не мог ударить по голове Димку, потому что весь день просидел в кабинете и только бросался на всех, как плохо выученная сторожевая собака! Он то и дело торопил ее домой, и, конечно, он не стал бы этого делать, если бы собирался нагрянуть в ее квартиру, где спал Димка.

В тот же день у нее пропали ключи, и она была уверена, что пропали на работе. Варвара потерла щеки. В голове расступался туман, в клочьях которого забрезжила истина.

Илария подобрала с пола ключи и вернула ей. Она сказала что-то обидное – то ли обозвала Варвару неряхой, то ли еще как-то. Если бы она собиралась украсть ее ключи, она не стала бы их возвращать – зачем?! Такой удобный случай!

Значит, должен быть кто-то еще.

Значит, должен быть третий.

Неизвестно, связан ли он с шефом, но он точно связан с деньгами и холдингом “Московское время”.

С деньгами потому, что именно деньги он искал, когда громил Варварину квартиру, а с холдингом потому, что у него в машине был тот самый журнал с отвратительной желтой наклейкой.

Допустим, их было трое – шеф, Петр Борисович Лиго и мистер Икс. Допустим, втроем они решили увести со счета невезучего клипмейкера Павла Белого полмиллиона швейцарских франков и увели их. Что потом?

Потом они, скорее всего, поссорились – именно так всегда происходит в кино. В самый неподходящий момент негодяи ссорятся и начинают истреблять друг друга, как пауки. А все из-за того, что никак не могут поделить добычу! Они тоже не смогли поделить добычу, под горячую руку прикончили Петра Борисовича – как именно они его прикончили, когда он умер сам в пустом кабинете, Варваре некогда было думать, – но предусмотрительный покойник так спрятал кредитную карточку, что два оставшихся участника шоу никак не могут ее найти.

Ключи у нее пропали уже после того, как их нашла Илария и вернула ей. В приемную заходило множество людей, начиная от Людки с Игнатом и кончая Ольгой Громовой. Как теперь определить, кто из них украл у нее ключи?!

И окно, черт побери все на свете! Кто и зачем открыл окно в кабинете шефа, когда умер Петр Борисович? Если Варвара узнает, кто и зачем это сделал, она узнает и все остальное.

А Иван Берсенев? Он и есть этот третий, этот мистер Икс?

Или он.., никакой не третий, а просто бескорыстный и преданный “друг Паши Белого”, который во имя чистой дружбы ищет Пашины полмиллиона, следит за Варварой не только в Москве, но и за границей, спасает ее от бандитов, лечит в своем замке?!

Тренькнул телефон на столе. Тренькнул, и на пластмассовом корпусе загорелся истерический красный глаз.

– Слушаю, Альберт Анатольевич.

– Сколько раз я говорил!.. – выкрикнул шеф из телефона, и Варваре показалось, что это его выпученный красный глаз таращится на нее из телефона. – Чтобы вы не говорили со мной по громкой связи! Только через трубку! Только через трубку!

– Хорошо, – согласилась Варвара, – только через трубку.

– Нет, – простонал шеф, – это переходит всякие границы! Слышите, вы?!

– Слышу. Это переходит всякие границы и только через трубку, – повторила Варвара.

Шеф, не ожидавший ничего подобного, некоторое время растерянно молчал, а потом погасил свой красный глаз.

Однако радовалась Варвара недолго – через три секунды он возник на пороге своего кабинета.

– Вы что, рехнулись? – спросил он подозрительно. – Где Лара? Где Лара, я вас спрашиваю?!

Как будто он не мог ни секунды оставаться наедине с Варварой и практически за себя не отвечал.

– Я точно не знаю, – сказала Варвара, – я вернулась из управления делами, а ее нет.

– Ну так найдите ее! – в изнеможении закричал шеф. – Сию же минуту, вы слышите?! Я.., не могу работать. Я не могу работать с вами!!

quot;Я тоже, – хотелось сказать Варваре. – Я тоже не могу работать. Я не стану с тобой больше работать, потому что ты истерик, слизняк, слабак и жулик! Я пойду к Арсению Троепольскому и стану переводить интересные тексты, и он будет меня повышать, и им всем я стану нужна, и никто из них и не подумает вытирать об меня ноги просто потому, что они начальники, а я секретарша.

Я малодушная, слабая и неуверенная в себе. Бабушка Настя всегда говорила – “беда с девкой”, то есть со мной. Никуда я не пойду, и ни на что я не решусь, и никогда не воспользуюсь кусочком плотного шероховатого картона, на котором угловатым мальчишеским почерком выведен номер мобильного телефона. Буду сидеть на этом кресле, трястись от страха, выслушивать оскорбления от тебя и твоих дворняжек – Лары и Лады, – подавать тебе кофе, кланяться в пояс – как всегда.

Конечно, если не окажется, что ты убийца.

Как узнать, кто убийца?

Как узнать, где кредитная карточка с полумиллионом франков?!quot;

Шеф убрался за свою дверь, и в приемной показался Игнат Бражников.

– Ты на месте? – удивился он. – А говорили, что заболела!

– Это вчера я болела. Сегодня выздоровела.

– А чего в очках?

– Ударилась об дверь, – мрачно проинформировала Варвара, – шла-шла и ударилась. Что тебе, Игнат?

– Я просто так, – сказал он растерянно, – зашел просто… Зайцев сказал, что таможню в управлении делами взяли на контроль.

– Взяли, – согласилась Варвара и вдруг добавила, отвечая своим трудным мыслям, а вовсе не Игнату. – Кто же тогда его открыл, это чертово окно?..

– Какое окно? Варвара вздохнула.

– Когда у шефа в кабинете помер посетитель, а я вошла, окно было открыто. Кто его открыл? И зачем?!

– А-а! – обрадовался Игнат. – Это ты про труп!

– Про труп.

– Так его твой шеф и открыл, – сообщил Игнат радостно, – я видел.

– Как.., видел? – опешила Варвара.

– В свое окно, – гордо сказал Игнат, – я весь день на месте сидел, на улицу смотрел, программа у меня не шла, и видел, как твой шеф на подоконнике стоял и раму дергал. Я еще подумал – чего это его понесло окно открывать, кондиционеры у вас сдохли, что ли?

– Шеф на подоконнике стоял?! – вскрикнула Варвара.

– Стоял, – подтвердил Игнат, – а что? Это имеет какое-то значение?

Это имело огромное значение, но она не могла сказать об этом Игнату.

Шеф на подоконнике – это невозможно себе представить, но врать Бражникову не было никакого резона.

Окно открыл шеф – и что дальше? Она была уверена, что как только узнает, кто открыл окно, узнает и все остальное, но теперь, кажется, все запуталось еще больше.

– Ты.., точно видел?

– Точно. А что такое-то? Покойник ожил?

– Да не ожил! – с досадой сказала Варвара. – Я просто.., думаю. Не каждый день в кабинете у шефа кто-то помирает.

– Это шеф его прикончил, точно, – заговорщицки прошептал Игнат, – я тебе давно говорил, а ты мне не верила.

Варваре до смерти хотелось рассказать кому-нибудь о своих подозрениях и страхах, и Игнат в данный момент выглядел наиболее подходящей кандидатурой. Она даже рот открыла и придвинулась к нему поближе вместе со своим стулом, но тут в приемную ввалилась Владислава, нагруженная пакетами, пакетиками и сверточками.

– Привет! – провозгласила она сексуально хриплым голосом. – Что это за очки? Ты новые купила, да?

– Нет, – ответила Варвара, а Игнат подскочил как ужаленный и метнулся к выходу. Варвара пожалела, что она не может метнуться вместе с ним. – Просто у меня под глазом синяк.

– Как интересно! – выдохнула Владислава и пристроила свои пакетики на Варварины бумаги. – А шефуля? На месте?

– На месте.

– Добрый?

– Злой.

– Ты его уже вывела из себя? – скорее констатировала, чем спросила, Владислава и уронила в кресло короткую шубку. – Сейчас мы его покормим, и он подобреет.

Варвара поднялась, взяла легчайшую надушенную шубку и повесила в шкаф.

Игнат видел, как шеф открывал окно. Все правильно, окна компьютерного отдела как раз напротив их окон, приемную и кабинет видно отлично. Зачем шефу понадобилось открывать окно?! Даже когда совсем недавно специальная оконная служба висела в своих люльках на наружной стене и мыла к весне все окна, никому в голову не пришло их открывать. Их помыли снаружи, а потом изнутри, только и всего.

Зачем шеф его открыл?!

Он открыл окно, оставил Петра Борисовича мерзнуть за неработающим компьютером и ушел неизвестно куда, потому что в юридической службе он не был. Вдобавок он еще зачем-то наврал Варваре, что ушел именно к юристам.

Возможно, про юристов он наврал потому, что в этом случае его трудно было проверить. К юристам никто и никогда не обращался “просто так”, и никто с ними не дружил. Кроме того, шеф абсолютно уверен, что его секретарша тупа и запугана, а юристы – птицы высокого полета, каста браминов, и Варвара не посмеет к ним сунуться.

Варвара сунулась. Шеф к ним не приходил.

Варвара выбралась из-за стола и подошла к альпийской фиалке. Фиалка была равнодушной и прекрасной.

А если Петр Борисович умер до того, как шеф ушел неизвестно куда? Шеф убил его – или не убил, а тот сам по себе умер – и ушел, чтобы Варвара нашла труп первой? Такое может быть?

Да. Вполне.

Тогда что за шум она слышала из приемной? Именно на этот шум она вбежала в кабинет и нашла труп Петра Борисовича! Если он к тому времени уже давно умер, значит, не мог скакать по кабинету и не мог свалиться со стула, как она решила поначалу.

Из-за темных очков казалось, что давно наступили сумерки. Варвара приподняла их и заглянула вниз, чтобы убедиться, что еще не ночь. На улице был день, весело стучали по подоконникам капли, воробьи возились и неистовствовали в лужах, люлька мойщиков окон висела на уровне третьего этажа, а самих мойщиков не было видно – они вообще себя работой не утруждали.

– Скучаете, Варварочка? – спросила позади нее Илария. – Нечем заняться? Владислава пришла?

– Пришла, – ответила Варвара и опустила на нос очки.

– Вы бы хоть помогли ей, Варварочка! У нее дел полно. В отличие от вас.

Варвара промолчала.

Ее дом разгромлен, ребра болят, под глазом синяк. Ее обещали убить, если она не найдет полмиллиона чужих денег.

Черт с ней, с Иларией!

– И не забудьте бюллетень, Варварочка! К праздникам будет премия, и я никак не смогу ее подписать, если окажется, что у вас нет оправдательного документа.

– Я завтра зайду в поликлинику и поставлю штамп, – уверила ее Варвара. Штамп ставить было не на что, “документа” у нее не было, но Таня что-нибудь придумает!

В дверь заглянул тот самый Степка, которого Галина Львовна из хозяйственной службы отправила чинить жалюзи. Илария моментально скрылась. Еще не хватало ей разговаривать со всякими Степками!

– Ну, сделал я, – мрачно сообщил Степка. Многочисленные карманы его комбинезона оттопыривались от инструментов, вид был унылый. Почему-то у всех, кто работал в хозяйственной службе, был исключительно унылый вид, как в прежние времена у жэковских слесарей. – Только ты того, передай им, чтоб они не того…

– Не чего? – уточнила Варвара.

– Не дергали чтоб желюзь эту! – Он так и сказал “желюзь”, да еще носом шмыгнул угрожающе. – Они дергают, а я потом чини!

– Такая у нас с тобой жизнь, Степа, – философски заметила Варвара, – все нас дергают, как эту самую желюзь!

– Во-во, – подтвердил Степа, – да она и не нужна им ни фига, они три месяца сидели в темнотище, и ничего, а теперь приспичило, давай починяй!

– Им проветривать надо. У них компьютеры.

– Ты скажи своему, пусть им кондеры поставят. Чего лучше!

– Варварочка, что там у вас за дискуссия? – из приоткрытой двери громко спросила Илария. – Сейчас Альберт Анатольевич может выйти, а у вас опять.., посетители!

– У меня хозяйственная служба, – проинформировала Варвара и улыбнулась Степе. Он закатил глаза и сделал неприличный жест в сторону комнаты Иларии. Варвара махнула ему рукой.

– Какая еще служба! – в сердцах сказала Илария и вышла в приемную, но Степы уже и след простыл. – Охота вам возиться со всякими идиотами, Варварочка! Знаете? С кем поведешься…

– В хозяйственной службе доктора наук не работают, – отрезала Варвара, – это, конечно, очень странно, но – нет, не работают. А без нее никуда, Лара, без хозяйственной службы! Вот прямо над нами в мужском туалете прорвало канализацию. Говорят, презервативами забило. Если до вечера не починят, все к нам потечет, а у нас ремонт недавно сделали.

Месть была так себе, средненькая, но все же Варвара очень гордилась собой. Глаза у Иларии стали круглыми, и неподдельный ужас заструился из них, как дым изо рта факира.

– Что вы говорите! – пробормотала Илария и даже посмотрела на потолок, как бы опасаясь, что сию минуту на нее обрушится дерьмо, смешанное с презервативами, и даже носом потянула, не пахнет ли.

Ничем не пахло, кроме Владиславиного овощного рагу.

– Сделайте договор с Нижним, Варварочка, – распорядилась Илария, – на следующий сезон нужно внести изменения. Все в компьютере. Я буду.., у Владиславы, если Альберт Анатольевич меня спросит.

У Владиславы – значит, на кухне, стиль “Домино”. Будут курить, кушать кофей, обсуждать Варвару – толстую дуру.

А тот самый спасительный кусочек шероховатого картона с записанным мобильным номером остался в сумке, брошенной под вешалкой в главном зале королевского замка. Так что позвонить она не сможет никогда.

И вдруг это показалось так обидно, как будто держалась она из последних сил, глаза заволокло слезами, и пришлось моргнуть, чтобы согнать их. Капли попали на очки и растеклись, мешая видеть. Варвара осторожно вытерла их пальцем.

Невесть откуда взявшееся солнце вдруг грянуло из-за туч, швырнуло Варваре в лицо охапку победительного света, облило равнодушную и прекрасную фиалку, и пришлось зажмуриться под очками – так много было света.

Данные на экране монитора стали совсем не видны, а нужно было вносить изменения в договор, и Варвара с сожалением поднялась, чтобы задернуть шторы.

Она взялась за тонкую стеклянную палочку, регулирующую хрупкие полоски немецких жалюзи, глянула вниз и замерла.

Жалюзи. Конечно. Все дело в них, а вовсе не в открытом окне!

Они три месяца в темнотище сидели, сказал унылый Степка, которого заставили чинить жалюзи! Ну конечно! Ну конечно же!

Варвара потянула за тонкую палочку, и полоски послушно легли. Руки у нее дрожали.

Ей нужна помощь. Теперь совершенно ясно, что она не справится одна. Как сказала Таня – звоните девять-один-один? Чип и Дейл спешат на помощь?

Никто не спешит на помощь Варваре Лаптевой, не поможет телефон спасения. Ей, как никому другому, был понятен и близок лозунг об утопающих.

Может быть, если только она сумеет быть очень умной и осторожной, у нее останется шанс. Руки дрожали все сильнее, и ладони стали мокрыми. Она попросит помощи и сделает все, чтобы не понести каких-нибудь необратимых потерь.

Она понятия не имела, что станет делать дальше.

Даже дом Варвара нашла не сразу.

Три раза она прошла по улице сначала в одну, а потом в другую сторону, высматривая похожие очертания, но никак не могла вспомнить – этот или следующий. Разглядывать сверкающие стеклом и мрамором парадные она не решалась, боясь вызвать недоумение или даже гнев охраны.

Лужайка, вспомнила она. Была лужайка, точно.

Когда лужайка нашлась – возле одного дома она была, а возле другого не было, – Варваре стало совсем худо.

Ну куда ее несет?! Куда? Что она скажет, когда охранник спросит у нее, в какую квартиру и зачем прется это огородное чучело?!

Ну, пусть не чучело, пусть у нее теперь прическа и куртка – высший класс, но все равно явно не на уровне этого дома!

Варвара перевела дух, исподлобья посмотрела в чистый и просторный вестибюль, отдыхавший за тонированным стеклом, и ринулась вперед, сжимая в кармане карточку метро. Ринулась так отчаянно, что чуть было не стукнулась лбом в неторопливые раздвижные двери.

– Добрый вечер. Вы в какую квартиру? Варвара стиснула и разжала зубы.

– Я к Ивану Берсеневу. Номера квартиры я не помню. Не знаю, – поправилась она. – Вы не могли бы…

Самое трудное было сказано, и она замолчала, переводя дух.

– Одну минуточку, – вежливо проговорил охранник и нажал какие-то кнопки на сложном пульте. Пульт тоненько загудел.

Скорее всего, его нет дома. Конечно же, его нет дома! С чего она взяла, что владельцы замков возвращаются домой сразу после работы, как все простые смертные, и ужинают, и думают о делах, и пьют чай, и смотрят телевизор. Конечно же, он отдыхает от тяжких дневных трудов с прекрасной феей в каком-нибудь “уютном местечке” типа “гнездышка ржанки”, и ему весело с ней, и он вовсе не думает, что побитая и несчастная Варвара приползла к его порогу, чтобы просить о помощи!..

– Да, – сухо сказал пульт голосом Ивана Берсенева.

– Иван Александрович, к вам… – охранник вопросительно посмотрел на перепуганную посетительницу.

– Варвара Лаптева, – пролепетала та.

– Лаптева. Проводить?

После некоторой паузы, которая показалась Варваре вечной, Иван сказал все так же сухо:

– Да. Я встречу.

– Варвара?!

Она вздрогнула и оглянулась, чуть не свалившись с подиума, как тогда, в салоне мадам Монро.

По широким ступеням к ней поднималась… Лина Ахметова. Она поднималась спокойно, как к себе домой, и улыбалась во весь рот. Варвара попятилась.

– Добрый вечер. Вы к нам? – Лина приветливо кивнула охраннику, взяла Варвару под локоть сильной маленькой ручкой в черной перчатке. Звякнули ключи, негромкий запах заморских духов наплыл на Варвару, и она вдруг подумала, что сейчас упадет в обморок. Просто так, возьмет и упадет.

– Если бы вы сказали, что собираетесь к нам, я бы вас подвезла, – продолжала Лина сердечно и потянула ее в глубь сверкающего рая, туда, где за колоннами из темного мрамора угадывался лифт.

Варвара не собиралась “к ним”, Варвара собиралась к Ивану Берсеневу и теперь не знала, как ей сбежать. Лифт был совсем близко, и путь к отступлению почти отрезан.

Уверенной рукой Лина нажала последнюю из немногочисленных кнопок, двери закрылись с приятным звуком, и лифт поехал.

– Устала, – сказала Лина и посмотрела на себя в зеркало, – ужасно. Сегодня не день, а безумие.

Она заправила за ухо иссиня-черную прядь и, закинув голову, посмотрела на Варвару. Варвара была раза в два больше нее.

– Как ваш шеф? Выяснили, куда он ходил?

Кровь молотила в виски, щеки предательски наливались пунцовым цветом, глаза под очками ничего не видели от слез.

Она должна бежать. Хоть в окно. Хоть в мусоропровод. Хоть в водосточную трубу.

Зачем она приехала сюда, зачем?! Что она выдумала?! Разве кто-нибудь сможет ей помочь, тем более Иван Берсенев?! Что может оправдать ее появление в этом доме, в этом лифте, в обществе этой милой, уставшей и такой уверенной в себе женщины?!

Кретинка, дура!..

Лифт остановился, разошлись блестящие двери, и Варвара увидела Ивана. Он полусидел на подоконнике, скрестив в щиколотках босые ноги. Дверь в его чертоги была распахнута настежь.

– Привет, – сказал он и заглянул Варваре за спину, – Лина, добрый вечер.

– Добрый вечер, – отозвалась Лина. Варвара посторонилась, давая ей дорогу. – Мы внизу встретились.

– Я только на одну минуту, – скороговоркой выпалила Варвара, – мне сумка моя нужна…

– Извините меня, – Лина улыбнулась, – я пойду. Я что-то устала сегодня. Увидимся, Варвара.

В полном смятении чувств, если только у нее остались какие-то чувства, как в замедленном кино Варвара увидела, что Лина поворачивается к ним спиной и неслышно идет по ковру, и пропадает за поворотом, и звенят ключи, и лает собака, и кто-то вопит радостным юношеским басом: “Мама пришла!quot;

– Ну что? – спросил Иван совсем рядом. – Вынести тебе сумку сюда или ты все-таки зайдешь?

Варвара открыла и закрыла рот.

Тогда решительной рукой он взял ее за кисть и потащил в свою квартиру. Варвара не успевала переставлять ноги, вот как он ее тащил! Грохнула, закрываясь, обманчиво-легкомысленная дверь, и она снова оказалась в герцогских покоях. Ах нет, пардон, в королевских чертогах.

Вечернее солнце до краев наливало чертоги золотым и желтым. На драгоценном паркете лежали веселые солнечные пятна. В кресле, где тогда пряталась от несправедливости жизни Варвара, валялся пузатый портфель. На стойке дымилась большая чашка чая, еще были сложенная пополам газета, часы, надкушенное яблоко и кипа каких-то растрепанных бумаг.

Варвара судорожно сглотнула.

– Можно, я заберу свою сумку?

– Можно, – ответил Иван угрюмо. – Я сейчас принесу. Анна Семеновна убрала ее в гардеробную. Или, может, чаю выпьешь?

– Нет! – вскрикнула Варвара. – Нет, спасибо! Он пожал необъятными плечами. Майка на этот раз была белой, и плечи казались еще шире.

Пока его не было, Варвара топталась на паркете, тоскливо рассматривала собственные грязные следы и знала, что теперь-то уж точно все, все пропало!.. Навсегда.

Как будто могло быть иначе.

– На. Вот твоя сумка.

– Спасибо! – она прижала сумку к груди. – Спасибо большое! Я прошу прощения за беспокойство! Я бы позвонила, но у меня нет номера вашего телефона. Если я нарушила ваши планы, еще раз извините меня, пожалуйста!..

Она выйдет из его дома, дойдет до моста и утопится. Так будет лучше всего.

– Да ничего, ничего, – он несколько удивился, – не было никаких планов.

Она была совершенно пунцовой, и ему показалось даже, что она плачет за стеклами очков.

– Подожди.

– Что?!

– Подожди.

Неожиданно он сдернул с нее очки и уставился в лицо, очень близко. Варвара отшатнулась и закрыла глаза.

– Болит? – спросил он деловито и потрогал ее щеку.

– Нет, не очень. Спасибо. То есть извините. Мне подруга сделала какой-то компресс, и отек спал, только синяк остался.

– Остался, – согласился Иван, взял ее рукой за шею, притянул к себе и поцеловал.

Он так злился на нее, что даже не мог нормально работать. Он решил, что выставит ее, как только охранник сообщил, что пришла Лаптева. Он даже быстро придумал достойный и исполненный безукоризненной вежливости план, как именно он ее выставит.

Он сорок три раза повторил себе, что ему некогда с ней возиться.

Ничего не помогало. Он ничего не мог с собой поделать.

Первый раз в жизни ему понравилась женщина, которая смылась в ту же секунду, как он ей об этом сказал. Первый раз в жизни ему до смерти захотелось влюбиться, как в молодости, вот просто взять и влюбиться, именно в эту, с ее нежной кожей, коротким ежиком волос, гладким и соблазнительным телом.

Он сто лет ни в кого не был влюблен. Женщин из его окружения мать неизменно называла “цацами”. “Опять цаца!” – жалостливо восклицала она, когда смотрела какие-нибудь официальные фотографии. Невозможно было влюбиться в “цацу”, и он не влюблялся, и некогда ему было, и сложностей не хотелось, и где ее возьмешь, такую, о которой нельзя сказать “цаца”!

Он начал влюбляться в эту. Пожалуй, в самолете начал – мысль о том, что у нее нежные и круглые колени, не давала ему покоя. Он видел эти колени, когда она выбралась из-под его машины, и потом рассматривала их, и судорожно прикрывала полами старушечьего пальто. В бассейне он увидел ее, мокрую и разгоряченную водой, в плотном черном купальнике, и еще в сауне, без всякого купальника, и даже с некоторой насмешливой жалостью к себе пробежал потом пять километров по парку – вверх и вниз.

Все из-за нее, будь она неладна!..

Ему нравилось, как она говорит, ему нравилось, как она смотрит, ему нравилось, что она даже не пытается с ним кокетничать.

Ему понравилось, как она маленькими глотками пила пиво и все бросала хлеб воробьям и шикала на толстых голубей, а потом ни с того ни с сего рассказала историю о том, что ее отец подобрал на дороге бездомную собаку – щенка, – а собака выросла и оказалась волкодавом. Теперь волкодав от отца ни на шаг не отходит, смотрит в глаза и вообще ведет себя, как будто он не волкодав, а хомяк.

Она так и сказала – хомяк.

И после двух поцелуев ее как ветром сдуло, а он не спал почти всю ночь, а когда уснул, ему снились потрясающе непристойные сны, как будто последние три года он прослужил матросом на корабле, а корабль ни разу не заходил в порт!

Только увидев ее пунцовые щеки и гордые слезы, он, кажется, понял, почему она сбежала.

Варвара пискнула у его уха, хотела что-то сказать, но Иван твердо решил, что не даст ей сказать ни слова – иначе он потом с ней не разберется!

Он перевел дух и опять поцеловал ее, и когда она вдруг отпустила его майку и обняла за шею, он понял – правильно, что не дал ей говорить.

Через некоторое время стало понятно, что больше стоять у входной двери никак нельзя и даже некоторым образом опасно для здоровья.

Варвара тяжело дышала, и ему показалось, что она соображает уже достаточно плохо, и можно попробовать завлечь ее в спальню.

Он снял с нее сапоги. Она таращилась на него, как на заморское чудо, и стискивала ладошки. Он разжал ее ладошку и поцеловал.

– Ну что?

– Я тебя боюсь, – пробормотала она, и зубы у нее отчетливо застучали.

– Правильно, – сказал он с удовольствием, – все совершенно правильно, душа моя!

– Не правильно.

Но ему некогда было выяснять, правильно или не правильно!

Крепко держа ее за руку, чтобы опять не сбежала, он довел ее до своей спальни и вытряхнул из нелепых одежек. Без них она оказалась так хороша – он и забыл, как она хороша! – что пришлось некоторое время постоять, старательно контролируя каждый вдох и выдох. Она немедленно прикрылась покрывалом, стащив его с кровати, и хорошо, что прикрылась, он смог перевести дух.

Он содрал с себя майку и джинсы и наконец-то прижался к ней, как ему хотелось, как он давно мечтал, как ему снилось в непристойных снах, после которых он чувствовал себя разбитым и думать ни о чем не мог, только о том, как все будет.

Он уговаривал себя не спешить. Разве можно спешить с женщиной, которая в панике прикрылась покрывалом и стояла возле постели, крепко зажмурившись, как будто это была не постель, а эшафот? И поначалу у него даже получалось не спешить, и он с удовольствием и первобытной радостью гладил и узнавал ее, но потом.., потом оказалось, что никакие уговоры не помогают.

Что-то с ним случилось. Он понятия не имел, как это назвать, но знал только одно – если он сейчас же, сию же минуту не получит ее, всю целиком, с ее зажмуренными глазами, шелковой кожей, крепкой грудью и даже синяком на скуле, вместе со всеми ее мыслями, и страхами, и попытками убежать, от него ничего не останется, кроме кучки холодного перегоревшего пепла.

Всей кожей, с головы до ног, он чувствовал, что живет, дышит, двигается, что он принадлежит этой секунде и этой женщине, и это самое лучшее, что могло случиться с ним, и оно случилось, и еще чуть-чуть, совсем чуть-чуть, и тянуть уже нет сил, но он же должен был не спешить!..

Варвара вдруг открыла глаза и стиснула его изо всех сил, делая ему больно, и он был рад, что она так стискивает его, что он станет падать не один, и она упадет рядом с ним.

Кровь молотила в ушах, во рту было сухо и горячо, а лоб, наоборот, оказался совсем мокрым. Он вытер его о подушку и некоторое время полежал, стараясь не слишком сопеть. Не сопеть было невозможно.

Варвару было совсем не слышно, как будто она умерла. Иван покосился на нее, чтобы убедиться, что она жива и на месте.

– Привет, – сказала она, не открывая глаз. Почувствовала, что он на нее смотрит.

– Привет, – ответил он и улыбнулся.

Говорить больше не было сил, и они перестали говорить.

Вечернее солнце, еще не до конца убравшееся за дома, плавило стену, которая как будто исходила струйками чистого золота, и оно стекало, и капало, и пропадало, и Иван понял, что начал засыпать.

Спать было никак нельзя.

Он перевернулся на спину, решительно протянул руку и прижал Варвару к своему боку. Она прижалась и задышала ему в подмышку. Было щекотно, но он терпел.

– Ты молодец, что пришла, – не придумав ничего лучшего, сказал он.

– Я подумала, что Лина – твоя жена.

– Что?!

Варвара вздохнула.

– Я подумала, что Лина – твоя жена. Она так уверенно шла и еще спросила, к ним я или не к ним, то есть к вам…

– Сюда приходит еще два десятка людей, – ответил Иван, – все они живут в этом доме. Моих родственников среди них нет.

– Просто она работает у нас, и утром я к ней ходила, – пробормотала Варвара. Ему показалось, что теперь она начала засыпать, и не хотелось, чтобы она засыпала.

Вся ночь впереди. Она еще успеет выспаться.

Она будет спать у него под боком, и в любую минуту, как только ему захочется, он сможет трогать ее, гладить, целовать, тормошить и делать с ней все, что заблагорассудится Вот до чего дошло. А он было решил, что ничего не выйдет, так проворно она тогда от него сбежала.

Он дунул ей в ухо. Она вздрогнула и открыла глаза.

– Я не женат, – произнес он тихо, – и даже не был. Надо было мне раньше тебе сказать, чтобы ты не тряслась от страха.

– Я тряслась от страха вовсе не из-за жены, – возразила Варвара, – я тряслась от страха из-за тебя! Пять минут назад мне было наплевать, женат ты или нет.

– А десять минут назад? – вдруг спросил он. – А вчера? А в Карловых Варах?

Почему-то ему требовалось, чтобы она немедленно подтвердила серьезность своих намерений, но не мог же он сказать об этом прямо!

– Не знаю, – призналась Варвара, – я не думала об этом. Я думала, что просто не могу тебя.., интересовать, и все тут.

– Почему не можешь?

– Я толстая, – прошептала она из его подмышки, – у меня одежда дурацкая. Работа не поймешь какая. И некрасивая я.

– Кто тебе это сказал? – Он вытащил ее из-под мышки и поцеловал, сильно, по-настоящему. – Ты очень красивая. И худых я не люблю.

Этого Варвара просто не могла пережить.

– Как не любишь?! – Она подняла голову и уставилась ему в лицо, как будто он только что открыл ей принцип теории относительности. – Все мужчины…

– Стоп, – перебил он, – я ничего не знаю обо всех мужчинах. А ты что, знаешь? Варвара все смотрела на него.

– Мне нравятся всякие женщины, – продолжал он задумчиво, – но я как-то никогда не оценивал их по.., весовым категориям. Из-за тебя я даже спать не мог.

Варвара легла щекой ему на грудь и прикрыла физиономию ладошкой.

Он обещал ей “продолжение”. Конечно, она не поверила ему, она даже себе не могла признаться, что пришла сюда именно за “продолжением”, а не за сумкой и не за помощью, но она не ожидала, что все будет так хорошо, что все получится – с первого раза! – что не будет неловкости, паники, фальши.

Впрочем, паника была, но он очень быстро прогнал ее.

– Я хочу за тобой ухаживать, – вдруг объявил Иван, и она вздрогнула, – я же за тобой не ухаживал совсем.

– Ты колол мне уколы, – пропищала Варвара, – и мыл меня в ванне.

– Это не в счет. То есть мне просто повезло, что не пришлось таскаться за тобой, провожать тебя до дому, приглашать в театр и все такое.

– Это так ужасно?

– Это не ужасно, но утомительно, – объяснил он, – это все ритуальные танцы вокруг костра, а прыгнуть сразу никто не решается.

– А мы с тобой сразу прыгнули?

– Прыгнули, – согласился он, подтянул ее повыше и поцеловал в шею, – еще как прыгнули, душа моя! Вот в театр не ходили, а прыгнули. Варваре стало смешно.

– А как ты хочешь за мной ухаживать?

– Сначала есть, – объявил он, – потом принимать ванну. Потом опять…

– Есть?

– Да не есть! – сказал он с веселой досадой. – Спать!

– Вовсе ты не хочешь за мной ухаживать, – заключила Варвара с робким кокетством, – просто ты сам хочешь есть, в ванну и спать.

– Я хочу не просто спать, а спать с тобой, – уточнил он, – все правильно.

Он откинул одеяло – Варвара сжалась и зажмурилась – и некоторое время пристально изучал ее ребра.

– Болят?

– Ничего. Таня сказала, что ты колол мне что-то правильное, раз я вообще могу ходить.

– Еще бы! Конечно, правильное! Я врачом много лет работал.

– А сейчас ты кем работаешь? Он смачно поцеловал ее в живот.

– Сейчас я работаю хозяином жизни, и уже довольно давно. По мне разве не видно?

Варвара поняла, что отвечать на ее вопрос он не станет.

Почему? Не хочет, чтобы она узнала о нем больше, чем он готов ей продемонстрировать? Указывает ей ее место? Дает понять, что это не ее дело?

Она напряглась так заметно, что он почувствовал и внимательно взглянул ей в лицо.

– Я.., сделал тебе больно?

– Нет.

– Неприятно?

Они помолчали, глядя друг другу в глаза.

– Я хотела поговорить с тобой, – выпалила Варвара, понимая, что сказка кончается, скоро начнут бить часы на городской башне, карета превратится в тыкву, а кучер в крысу. Золушка осталась Золушкой, так и не побывав принцессой. – У меня.., проблемы.

– Я знаю, – согласился он, не понимая, почему у нее так изменилось настроение, – ты придумала, как их решить? Или нашла Пашины деньги?

– Деньги я еще не нашла, – сказала Варвара нетерпеливо, – кстати, это самая большая проблема. Я никак не могу взять в толк, где они могут быть, эти дурацкие деньги!

Тут Иван неожиданно захохотал и повалил ее назад, в омут чистых простыней и разгромленных подушек, и прижал ее руки, и придавил ее ноги, он даже укусил ее, заставив тихонько ахнуть, и вдруг стало совершенно неважно, почему он не сказал ей о своей работе, и что она надумала делать с полумиллионом швейцарских франков, и ничего не осталось, кроме него и его яростных эмоций, и она только принимала их, восторженно ужасаясь тому, что это она – она! – их вызвала, как горные тролли, вызывающие своими заклинаниями извержения вулканов.

Когда они очутились на кухне, было уже совсем темно. Вечернее солнце, махнув на них рукой, убралось за свой океан, зато Иван сказал, что сейчас он затопит камин.

И вправду затопил.

Почему-то Варваре казалось, что топить камин – это очень тяжелая и грязная работа, требующая настоящих крестьянских усилий, но он подошел, присел на корточки, щелкнул зажигалкой, и веселое пламя побежало по сухому дереву, стало потрескивать и подпрыгивать, и Варвара сказала басом:

– Ух ты! – потому что больше сказать было нечего. Очень быстро он приготовил еду – мясо и диковинные, громадные, совсем не весенние помидоры с брынзой, – и Варвара поняла, что голодна, как стая бездомных кошек. Она даже головой встряхивала по-кошачьи, когда поедала свою порцию.

– Еще? – спросил, когда она доела. Варвара посмотрела на его тарелку. Она была почти полна.

– А ты почему не ешь?

– Я ем. Положить еще?

Варваре стало неловко.

Господи, первый раз в жизни у нее.., романтический ужин, и она ест, как лесоруб после дня тяжелой работы!

– Ничего страшного, – сказал он весело, – что ты пугаешься?

– Я не пугаюсь, – пробормотала она, – я хочу с тобой.., поговорить.

– Сейчас поговорим. Доедай, – и он положил ей еще кусок мяса. И этот кусок она тоже слопала.

Вот ужас-то. Самое главное, что и разговаривать ни о чем не хотелось, только бы сидеть возле него, слушать, как трещат дрова, и уговаривать себя, что все это происходит на самом деле.

Чайник зашумел умиротворенным вечерним шумом. Варваре всегда казалось, что чайник шумит по-разному. Утром – торопливо и бодро, вечером – сыто и умиротворенно.

– Я вполне могу слушать. Значит, ты все выяснила и не знаешь только, где деньги. Правильно я понял?

– Нет, – сказала Варвара, – не правильно. Я догадываюсь, кто это, но не знаю наверняка.

– Деньги украл Петька в компании с твоим шефом.

– Есть кто-то еще. Кто-то третийquot;. Если он есть, то все сходится.

– Что сходится?

– Все. Мой шеф сам по себе ни на что не годен. То есть он не годен на роль бандита и мозгового центра. Ты не знаешь, он раньше был знаком с… Петром Борисовичем?

Иван пожал плечами.

– Если был, то Петр Борисович мог предложить ему некую комбинацию, очень выгодную. Шеф у нас мужчина видный, в обществе принят, за границу катается, у него лишних денег никогда не бывает. Петр Борисович мог его уверить, что комбинация не только выгодная, но и совершенно безопасная. От шефа требуется одно – открыть где-нибудь счет, желательно на чужое имя и желательно в иностранном банке. На Кипре, к примеру, или где там все счета открывают?…

– Неважно, – сказал Иван, – в Кот-д'Ивуаре.

– Ну да, – согласилась Варвара, – самому открывать этот счет ему было не с руки. Это вообще трудно – открыть левый счет?

– Да не особенно, – подумав, сообщил Иван, – но пути надо знать, конечно.

– Может, он боялся лишний раз светиться, раз уж он задумал.., ограбление века, а может, этих самых путей не знал. Ну вот. А мой шеф как раз во всяких таких делах, где не надо никаких усилий, но можно что-нибудь ловко спереть, большой мастер. Он из компании, знаешь, какие деньги уводит!

– Большие? – осведомился Иван.

– Я не знаю, что значит большие деньги в твоем понимании, – быстро ответила Варвара, – по моим представлениям – большие. Не тысячу долларов и не две.

Тут ей некстати вспомнились ее “купюры”, и она оглянулась на свою сумку. Купюры оставались в ней. Испытывая жгучее желание проверить их сохранность, она все же усидела на месте и продолжила:

– Допустим, шеф открыл счет, а Петр Борисович на этот счет перевел полмиллиона денег своего брата. Когда все состоялось, он пришел к шефу, чтобы решить, как они будут действовать дальше. Я считаю, что шеф не знал, чьи это деньги, и не знал, что из этого выйдет такой.., национальный скандал. Мне кажется, Петр Борисович подозревал, что как только шеф узнает, он немедленно струсит и выйдет из дела или сдаст его кому-нибудь, и поэтому спешил.

– И неожиданно умер у него в кабинете, – закончил за нее Иван.

– Да, – подтвердила Варвара. – Я не знаю, от чего он умер. Шеф не мог его убить – кишка тонка. Наоборот, когда ему вдруг стало плохо, он кинулся его откачивать и окно открывать. Игнат Бражников, программист, видел, как шеф вскочил на подоконник и распахнул окно. Программисты как раз в противоположном крыле сидят. Наши окна от них очень хорошо видны.

– И что дальше?

– Когда шеф понял, что Петр Борисович умер окончательно и бесповоротно, он решил разыграть спектакль. Как будто тот умер вовсе не у него на глазах. Он боялся, что если станут разбираться, докопаются до комбинации, найдут счет или что-то в этом роде. Он усадил его за компьютер и даже не посмотрел, что компьютер не был включен в розетку, сказал мне, что ушел к юристам, а сам пошел курить на лестницу, ждать, когда труп обнаружат. По-настоящему договариваться с юристами ему было некогда, да он и не думал, что я стану это проверять! И никто не станет проверять, Петр Борисович-то сам по себе помер, без посторонней помощи!

– А ты решила проверить.

– А я решила проверить. Лина мне сказала, что ни шеф, ни Илария в тот день в юридическую службу не приходили. Я так поняла, что он от испуга даже не смог все как следует сделать, иначе он не стал бы мне врать, что пошел к юристам! И вообще он ничего этого не смог бы – ни квартиру мою разгромить, ни Димке по голове стукнуть, ни меня.., избить. Кроме того, он еще Тане на дверь бумажку пришпилил – верните деньги или будет хуже. Таня – это моя подруга.

– Я помню.

– Значит, он следил за нами, когда мы из моей квартиры уезжали в Танькину! И ключи у меня на работе пропали.

– У тебя украли ключи?!

– Ну да. У меня украли ключи и устроили погром в моей квартире. Я даже подумала, что это ты искал там деньги. Как тогда, в Карловых Варах.

Иван холодно смотрел на нее.

– Но днем ключи еще были у меня! Илария, это помощница шефа, подняла их с пола и вернула мне! Если бы они хотели их украсть, они украли бы именно тогда, а не стали возвращать!

– С чего ты взяла, что она подняла их с пола? Это она тебе так сказала? А может, она вытащила их у тебя из сумки, пошла в металлоремонт и сделала дубликат. А потом вернула их тебе.

Варвара посмотрела на него остановившимися глазами.

– Нет, – забормотала она, – нет, не может быть.

Шеф не мог ударить Димку по голове, он весь день просидел на работе. И вообще это совсем не его стиль! Вот на начальника анонимку написать в налоговую полицию он может, очень даже запросто, а по голове.., нет, вряд ли! Точно есть кто-то третий, Иван. И я его боюсь.

– Не бойся, – сказал он и улыбнулся, – ты храбрая сыщица, а вовсе не какая-то там размазня!

– Я не размазня, – медленно подтвердила Варвара. – И еще журнал. Когда тот вез меня в машине, я лежала на журнале, прямо на желтой наклейке. У нас все журналы с такими наклейками приходят, значит, это кто-то из компании. И мне кажется, что я знаю – кто.

– Кто?

– Завтра утром я скажу точно.

– Говори сейчас, – приказал он, – что еще мы будем утра ждать!

– Нет. Завтра. А если это не он?

– А если это он? – спросил Иван сердито.

Он забеспокоился, когда ему позвонила Лина и сказала, что у нее только что была Варвара Лаптева.

Полоумная девка все же затеяла расследование, как будто украли галоши, а не полмиллиона франков! Он собирался ехать за ней, если бы только она оказалась в своей квартире, хоть не признавался себе в этом, а она возникла на пороге его дома, как будто явилась прямо из его мыслей!

– Мне надо выяснить все, до конца, – твердила она упрямо, – и найти эти деньги, чтобы твой приятель Паша не думал, что их на самом деле украла я!

– Паша так и не думал. Так думал только я. И то не долго.

– Помоги мне, Иван.

– Как?

– Давай завтра вечером съездим в одну компьютерную контору. Я с утра туда схожу и попробую подготовить почву. Она называется “Электронике Плюс”, там работал Петр Борисович. Я хочу, чтобы ты посмотрел его компьютер и сказал, можно ли залезть в него и узнать обо всей комбинации с деньгами.

– Если ты говоришь, что этот третий с твоей работы, при чем тогда Петькина контора?!

– Ты мне поможешь?

– Да. Но я хочу знать, при чем тут контора?! И как ты собираешься потрошить их компьютеры? Тебе никогда в жизни никто не разрешит! Если бы это была моя контора, я ни за что не разрешил бы чужим людям копаться в компьютере моего сотрудника!

– Я уговорю ее хозяина.

– Ты меня пугаешь, – пробормотал Иван.

– А если мы найдем эти деньги? Ты будешь рад?

– Я буду просто счастлив, но я не понимаю…

– Тебе и не надо ничего понимать, – сказала Варвара с железобетонным женским превосходством, – ты мне просто помоги. Договорились?

Он смотрел на нее и молчал, а она думала только о том, что ни слова не сказала ему ни про жалюзи, ни про люльку, в которой работали нерадивые мойщики окон.

Утром она наотрез отказалась доехать с ним до работы.

– Не надо меня везти! Я сама прекрасно доберусь! Он злился от беспокойства за нее и не хотел, чтобы она это заметила. Ее вчерашняя идея не слишком ему нравилась, но он понимал, что она уже все придумала и мешать ей не стоит.

Полночи он рассматривал ее и удивлялся тому, что она спит рядом с ним, и что она оказалось такой умной и решительной, и все придумывал, что скажет о ней его насмешливая мать.

Только никаких официальных фотографий.

Варвару он станет показывать живьем, и пусть все думают, что хотят!

Потом он ее разбудил, и это было так здорово, так остро, и забирало все силы, и он проспал бы, если бы не будильник, который невозможно выключить с первой попытки!

– Я не понимаю, почему не могу тебя подвезти. А если мне хочется?

– А если мне не хочется?

Он выглянул из своей ванной – свежевыбритые щеки, короткие волосы, необъятные плечи под расстегнутой льняной рубахой, слаксы с безупречными складками.

Как он сказал – я работаю хозяином жизни?

И удивился – разве по мне не видно?

Варвара отвела глаза. Вчера, когда они ели мясо и запивали его красным вином, а потом сидели на ковре перед камином, прижавшись друг к другу, все было не так. Он был в джинсах и майке, а она в халате, а потом не стало ни джинсов, ни маек, ни халатов, а сейчас в несентиментальном утреннем свете все казалось другим. Варвара снова чувствовала себя замарашкой и косилась на свои побитые сапоги, валявшиеся у входной двери, и одергивала юбку, и теребила верхнюю пуговицу на кофте, все не могла решить, что лучше – застегнуть или расстегнуть.

Джинсы, свитера, ботинки на толстой подошве и… “Харлей Дэвидсон”!

– Что ты бормочешь?

– “Харлей Дэвидсон”, – выпалила Варвара. Рубашку он застегнул, и на него можно было смотреть относительно спокойно. Вот уж никогда она не думала, что расстегнутая мужская рубашка может приводить ее, Варвару Лаптеву, в состояние гипнотического транса!

В два глотка он выпил свой чай.

– У тебя когда-нибудь был мотоцикл?

– Ты что? – Варвара как будто даже обиделась. – С ума сошел?

– Черт его знает, – сказал он, подошел, взял ее за волосы и поцеловал в шею, над расстегнутой верхней пуговицей, – по-моему, да. Сошел.

Кое-как ей удалось отвязаться от его предложений “подвезти”, и пообещав, что позвонит ему, как только окажется на работе, она выскочила на утреннюю улицу и зашагала по ней в сторону метро.

Нельзя поминутно думать только о нем, уговаривала она себя. Это очень глупо. У тебя есть дело, и ты должна довести его до конца хотя бы потому, что без тебя никто не доведет его до конца! Ты уже все придумала, ты умница, он сам сказал тебе, что ты не какая-то там размазня! Последнее усилие, и все станет на свои места. И не смей раскисать. Поду-умаешь, какая тонкая натура! Все тебе кажется, что бьют часы и карета превращается в тыкву, а кучер в крысу! Нет, не карета. Пожалуй, “Харлей Дэвидсон”, так будет вернее.

Варвара засмеялась, до смерти напугав какого-то смирного дядечку, тащившегося перед ней, и нырнула в метро. Ехать было не слишком далеко, но очень неудобно, и она многое передумала, пока добралась до старого жилого дома, где одно крыло занимали офисы.

Было еще рано, и длинноволосые гении не толпились на лестничной клетке возле низменных консервных банок и стульев с вылезающим поролоном. Без помех Варвара взобралась на третий этаж и немного подышала перед латунной табличкой “Электронике Плюс”.

С чего она взяла, что они начинают работать так рано? Может, все закрыто и зря она так старательно готовилась?

Дверь была открыта, но коридор пустынен и тих, должно быть, гении только начинали собираться. Варвара осторожно прикрыла за собой дверь и некоторое время постояла в полумраке, прикидывая, куда ей лучше пойти первым делом.

Издалека громко сказали:

– Черт знает что!.. – и Варвара узнала голос Арсения Троепольского. Он был на месте, и это как будто придало ей уверенности.

А ведь и вправду черт знает что!

Конторка, за которой полагалось сидеть охраннику или барышне, разводящей посетителей, пустовала. Пустовала она и в тот раз, когда Варвара здесь была, – то ли охранник был нерадивый, то ли барышня все время отлучалась.

Варвара прошла было мимо и вдруг замерла посреди коридора, как будто внезапно увидела направленный на нее пистолет. Шея стала мокрой от страха. Боясь ошибиться, она скосила глаза и взглянула на конторку. Стопка ярких журналов лежала на уголке – то ли барышня читала, то ли охранник развлекался, а может, почту им складывали именно сюда, на уголок. Медленно-медленно, стараясь не дышать, как будто и впрямь под дулом, Варвара повернулась и взяла в руки верхний журнал.

Наклейка была все того же отвратительно желтого цвета. Наверное, теперь до конца жизни желтый цвет будет вызывать у Варвары тошноту. На желтом было бурое пятно, и Варвара поняла, что это ее собственная кровь с разбитой губы, которой она прижималась к журналу. В голове зазвенело – тоненько и протяжно. Однажды у нее так же зазвенело в голове на уроке химии, а потом оказалось, что она лежит на кушетке в кабинете медсестры Раисы Петровны. “Слишком быстро растешь, моя ласточка, – сказала Раиса Петровна, – сосуды за тобой не успевают!” Сосуды “не успевали” и на этот раз, звон все нарастал.

Варвара перевернула журнал, чтобы не видеть наклейку, и задышала ртом. Вроде немного помогло.

В нише лежала толстая амбарная книга, на которой синей ручкой было выведено: “Время прихода – ухода сотрудников”. Очевидно, Арсений Троепольский был борец за дисциплину. Варвара вытащила книгу и стала наспех листать. Ей было нужно только одно имя, и она нашла его.

Она нашла!!

Теперь требовалось только одно – уйти до того, как кто-нибудь ее заметит. Варвара запихала журнал к себе в сумку, а амбарную книгу сунула под мышку.

Она не станет просить у Арсения разрешения покопаться в компьютере покойного Петра Борисовича Лиго. Можно больше нигде не копаться, все и так ясно.

Ясно, ясно!

Она нашла третьего, мистера Икс, который бил ее в ребра и отдирал скотч от ее губы так, что каждый раз лопалась кожа! Она нашла того, кто ударил по голове Димку, кто разгромил ее дом, и это было ужасно. Все это время он был так близко, так не правдоподобно близко, а она.., ничего не замечала и доверяла ему, как дурочка!

Задыхаясь, Варвара выскочила на лестницу и посмотрела вниз, в длинный, как шахтный ствол, проем сталинского дома. Она должна преодолеть этот проем так, чтобы ее никто не заметил. К которому часу гении собираются на работу? К десяти? К одиннадцати?

Кто-то поднимался на третий этаж, Варвара слышала уверенные шаги и бодрое посвистывание. Вернуться назад нельзя, она не знает, где там спрятаться. В мгновение ока она взлетела на четвертый этаж, прижалась к холодной стене и замерла, стискивая амбарную книгу, в которой гении отмечали свои приходы и уходы.

Посвистывание приблизилось, надвинулись шаги, и Варвара вдруг подумала, а что, если он идет сюда? Она посмотрела наверх. Пятый этаж был необитаем, там колыхалась какая-то ржавая сетка, и железная дверь с висячим замком перекрывала путь. Туда нельзя. Куда же?!

Посвистывание прекратилось, бахнула тяжелая дверь, и Варвара закрыла глаза – ушел.

Нельзя терять ни минуты.

Что было сил она бросилась вниз, перескакивая через три ступеньки и поминутно прислушиваясь, не идет ли кто-нибудь. Все было тихо.

Она выскочила на улицу и побежала в другую сторону – не в ту, куда вела “народная тропа”, протоптанная в остатках прошлогоднего газона. Здесь не было никакой “народной тропы”, и сапоги моментально намокли до самых щиколоток.

Только забежав за серый угол, Варвара перевела дух. Жаль, что она не курит. Почему-то ей подумалось, что сигарета успокоила бы ее. Она поглубже запихнула в сумку журнал и пристроила сверху амбарную книгу. Немножко подышала, выгоняя из себя муть и страх, и пошла к метро. Она обошла дом, пролезла в дыру, проделанную в сетчатом заборе непонятного назначения, и выбралась на людную улицу.

Только теперь она вспомнила, что так и не спросила у Ивана номер его телефона, и ее номера он не знал. Может, и не собирался ей помогать?

Опять захотелось плакать, но Варвара строго прикрикнула на себя. Она разгадала загадку – одна. Она все время была одна, и все-таки разгадала. Правда, денег не нашла, а Ивана Берсенева скорее всего интересовали именно деньги.

Ну и ладно. Переживем. Нам не в первый раз.

Она заплакала на эскалаторе, но когда садилась в поезд, глаза у нее были сухие.

На работе Илария строгим голосом спросила у нее “оправдательный документ”, а Варвара даже не могла взять в толк, чего от нее хотят.

– Значит, бюллетеня нет? – констатировала Илария, и Варвара поняла, что дела ее плохи. Так плохи, как никогда раньше. – Жаль, Варварочка, что вы не подготовились. Альберт Анатольевич будет очень недоволен.

Весь день в приемной было так тихо, как бывает в приморском городе после штормового предупреждения, так по крайней мере казалось Варваре. Она даже Тане не решилась позвонить со своего телефона, убежала к Ольге Громовой и говорила одну минуту – жива, здорова, все расскажу потом.

– Васю можно домой забрать? – крикнула напоследок подруга. – Он без Димки весь извелся и деда с бабкой извел!

Варвара не имела понятия, можно ли забрать Васю.

– Подожди пока, – сказала она тихонько, – хотя бы до завтра. Я тебе позвоню.

– Ты где ночевала? Варвара вздохнула.

– А? У него, что ли?

– У кого?

– У того, который на тебя наехал. Да?

– Да.

– Ты не можешь говорить, – догадалась умная Танька, – ты мне потом позвонишь?

– Да.

– Он нашел бандита?

– Он не нашел. Я нашла.

От неистового Танькиного любопытства завибрировал телефонный провод, и Варваре даже показалось, что затряслись ручки в высоком стакане, стоявшем на Ольгином столе.

– Я все тебе объясню, Тань, только не сейчас, ладно? Вечером. Или завтра.

– Ты опять к нему поедешь?!

У Варвары не было сил отвечать, и она осторожно положила нагревшуюся трубку.

Ну вот. Она все теперь знает. И что ей делать? Как ей быть? Кому кричать “держи, а то уйдет!”?

Около трех часов Варвару вызвал шеф.

Полдня он просидел в кабинете, никого не принимал и все только шушукался с Иларией, которая то входила, то выходила и ни разу не посмотрела в сторону Варвары.

quot;Знак беды” – так назывался роман, который читала Варвара в самолете. Она читала роман под названием “Знак беды”, а рядом чихал и утирался платком Иван Александрович Берсенев.

Господи, что ей теперь делать? Она весь день задавала себе этот вопрос, упорно и монотонно, и до сих пор не придумала на него ответ. Что ей делать, господи?!

«Господь, – говорила бабушка Настя, – не соседская коза. Его просто так не зовут. Только если уж дело какое важное…»

У Варвары было очень важное дело. Она знала, что беда уже стряслась, и все-таки умоляла того, который – не соседская коза, чтобы он помог.

– Ну вот что, – сказал шеф, когда Варвара осторожно прикрыла дверь в его кабинет и по неслышному ковру пошла к столу, как будто ее волокли на невидимом аркане, – все мы люди, и у нас бывают разные.., ситуации. Что вы стоите как столб? Садитесь.

Варвара неловко приткнулась на золоченый стул и сложила на коленях руки. Руки были большие и неухоженные. Варвара посмотрела на них, как будто это были чьи-то чужие руки.

– Так вот, – продолжил шеф, как будто не сразу вспомнив, о чем он хотел сказать. Очки сверкнули неумолимо. – Вы меня раздражаете, Варвара.

Она улыбнулась. А что ей еще оставалось делать?

– Да, – повторил он с нажимом. Кажется, ему не понравилось, что она улыбнулась. – Вы раздражаете меня. Вы неплохой работник, но я не могу с вами работать. Есть два варианта. Или вы подаете заявление по собственному желанию, и не надо мне никаких историй про то, что вы работаете в компании уже много лет и так далее, – он повысил голос, словно Варвара уже открыла рот, чтобы затянуть какую-нибудь историю, а он хотел ей помешать, – или я перевожу вас в дочернюю структуру. Машинисткой.

– В.., какую структуру? – спросила Варвара. Голос подвел. Оказался хриплым и жалким, странно прозвучавшим в тишине и тепле богатого кабинета. Впрочем, так, наверное, и должен звучать голос работника, которого увольняют потому, что он раздражает шефа.

Не он, а она. Она, Варвара, раздражает шефа.

– На Мичуринский проспект, – буркнул он. Очки опять сверкнули.

– Спасибо, Альберт Анатольевич, – сказала Варвара и откашлялась. Теперь самое главное не зареветь в его присутствии. Потом можно. Потом – сколько угодно. До утра, накрывшись с головой одеялом, с подвываниями и тяжкими всхлипами, оплакивая свою пропащую жизнь. Сейчас – нет. Нельзя.

– Спасибо, Альберт Анатольевич, но на Мичуринский проспект я не хочу. Я напишу заявление, конечно же.

– Пишите, – приказал шеф и подвинул к ней заготовленный заранее листок бумаги. Варвара посмотрела на листок, удивляясь предусмотрительности шефа. – Я подпишу, и вы отнесете его в кадры. Я хочу, чтобы завтра же вас здесь не было. Я не могу работать, когда вы все время попадаетесь мне на глаза. Простите.

– Завтра в десять совещание, – тихо сказала Варвара, делая над собой усилие. Нужно было писать, а руки были такими холодными, что пальцы не слушались. Примерившись, она поудобнее перехватила ручку.

Господи, как это пишется? Прошу освободить меня… Прошу вас освободить меня… Прошу вас разрешить мне… С такого-то числа стать безработной и никому не нужной. Так, что ли?!

– К совещанию подготовит все Владислава, – проинформировал ее шеф скучным голосом, – она приедет, и Лара введет ее в курс дела. Вы можете не задерживаться, Варвара.

– Я постараюсь не задерживаться, – четко ответила она и положила перед ним кое-как написанное заявление. Он размашисто подписал.

– До свидания.

– До свидания, Альберт Анатольевич.

Владислава! Владислава, которая носит леопардовые юбочки до половины ягодиц и по четыре золотых браслета на каждом запястье! Владислава с ее овощными рагу и тушеным мясом! Владислава с ее малороссийским выговором и вечным поминанием “ихних и ейных”!

«Мне о-очень, о-очень понравилось ейное платье!»

Она сядет на Варварино место, к ее компьютеру, к ее столу, к ее телефону, к ее цветам, к ее стакану темного стекла, который она привезла из Карловых Вар и держала в нем ручки!

Нет, вот стакан Варвара заберет с собой! Пусть думают что хотят, стакан она заберет.

Господи, Владислава!.. Ольга Громова, управляющая делами, в обморок упадет!..

Но что она может, Ольга Громова, когда начальник уже все решил и даже заявление подписал!

Варвару еще никогда не выгоняли с работы, и поэтому она не знала, как должен вести себя человек, которого только что выгнали. Человек, у которого кончилось все – любовь, работа, жизнь. Впрочем, любовь почти не начиналась. Или началась, и именно от этого так ужасающе, так невыносимо больно?

В приемной пахло кофе, духами и еще чем-то синтетическим и сложным – может, жидкостью, которой уборщица мыла ковры, – привычным, знакомым миром, в котором Варвара прожила столько лет и из которого ее только что выгнали.

Машинисткой на Мичуринский проспект!..

– Ну что? – спросила Илария, выглянув из своей комнаты. – Вы все решили, Варварочка?

– Решили, Лара, – ответила Варвара тихо.

– Надеюсь, что до конца дня вы доработаете, – весело проговорила Илария, – вы не обиделись на нас?

Из всего, что произошло, это “нас” было обиднее всего.

– Нет, – уверила ее Варвара и улыбнулась, – что мне обижаться!

– Ну и прекрасно. В пять придет Владислава, вы не могли бы к этому времени освободить стол от своих.., личных вещей?

– В столе нет моих личных вещей, Лара.

– Разве? – удивилась она. – В нижнем ящики колготки и “Тампакс”. Это не ваше?

Варвара молчала. Лицу стало жарко. Так жарко, что вспотели виски. Илария посмотрела на нее и усмехнулась.

– Так что все соберите, Варварочка. Ничего не забудьте.

– Мне нужно сходить в кадры.

– Я отнесу ваше заявление, Варварочка. Я к юристам, и в кадры могу зайти по дороге.

– Спасибо.

– Не за что.

Как только за ней закрылась дверь, Варвара выхватила из нижнего ящика запасные колготки и проклятую коробку с тампонами и запихала все в сумку, где все еще лежали амбарная книга и журнал.

Только бы дотерпеть до дома. Только бы дотерпеть. До какого дома? У нее больше нет дома. Зарплату, наверное, не дадут. Или дадут? Может, узнать в бухгалтерии? А за отпуск? В прошлом году она так и не была в отпуске. На что она станет жить?! Где искать работу и когда она ее найдет?! Правда, была визитка с угловатым мальчишеским почерком…

Нет. В бухгалтерию она не пойдет.

Ей казалось, что вся компания уже знает, что ее уволили, уволили с позором, потому что она “раздражает”, и на ее место придет тупая Владислава в “ейной” леопардовой юбочке и браслетах!

Теперь у нее заберут пропуск и больше не пустят сюда, и охранник на входе с любопытством посмотрит ей вслед, и она никогда, никогда не сможет сюда войти, а здесь вся ее жизнь, и интересы, и знакомые, и Ольга Громова – все, все останутся, а Варвару выгнали!..

Зонт. В шкафу лежит еще ее зонт.

Она встала, контролируя каждое движение, подошла и открыла шкаф, наклонилась, достала зонт. Вернулась к столу, положила его рядом с сумкой.

Впорхнула Илария. Она была весела, как птичка.

– Ну что? Собрались?

– Да.

– Ну хорошо. Сделайте кофе и, когда придет Владислава, можете уходить. Вот как вам повезло. У нас еще дел!.. – И она встряхнула белыми волосами в знак того, что “у них” еще очень много дел. – А вы совершенно свободны!

На селекторе загорелся вызов “начальника секретариата”, и Илария, трепеща ангельскими крылышками, влетела в свою комнату и нажала кнопку.

– Слушаю.

– Она еще здесь? – осведомился шеф мрачно. Илария была исключительно деликатной дамой и поэтому прикрыла дверь в приемную, где мыкалась уволенная Варвара.

Уволенная – как будто прокаженная! – сидела за столом. Стол казался ей чужим. Впрочем, он уже не принадлежал ей. Он принадлежал Владиславе. Это был “ейный” стол.

– Варварочка, я же просила кофе, – проговорила у нее за спиной высунувшаяся из двери Илария. – Сделайте, пожалуйста. Альберту Анатольевичу я сама отнесу, хорошо?

– Конечно.

Только бы дотерпеть до дома. Осталось всего ничего. Сейчас явится Владислава.

Владислава не явилась. Ни в пять, ни в полшестого.

– По магазинам шляется, заразочка такая, – прокомментировала ситуацию Илария и засмеялась, – вы не волнуйтесь, Варварочка, придет она! Я ей сейчас на мобильный позвоню.

«А вдруг не придет, – думала Варвара. – Вдруг она не придет, и я снова стану нужна? И меня оставят?!»

Городской телефон деликатно прочирикал, и Варвара посмотрела на него с ненавистью.

– Возьмите трубку! – крикнула из своей комнаты Илария. – Вы что? Не слышите?!

– Да, – сказала Варвара мертвым голосом. В трубке молчали, и она повторила привычное:

– Приемная Крутова, добрый вечер.

– Ты заболела? – спросил из трубки Иван, и Варвара ее уронила.

Трубка загрохотала по полировке стола, и сердце загрохотало, и кровь загрохотала в ушах, и от этого грохота ей показалось, что она все придумала. Не было в трубке никакого Ивана.

– Да!! – поймав скользкую трубку, выдохнула она. – Да!!

– Да – заболела? – уточнил Иван.

– Нет.

– Нет – не заболела?

– Где ты был? – прохрипела Варвара, понимая, что хрипеть нельзя. Нужно быть сдержанной, светской, в меру холодной, в меру загадочной, очень приличной, слегка отстраненной и незаинтересованной. – Где ты был, твою мать?!

– На работе, – сказал он весело.

Он волновался, когда набирал ее номер, и все гадал, будет ли она рада. Пусть это глупо, но он все равно волновался, и ее хриплый голос моментально разогнал все его страхи.

Все так, как и было. Он ничего не придумал.

Она есть. Ее хриплый голос есть. Ему нужно только до нее доехать. Еще минут двадцать.

Варвара перевела дух.

– Иван.

– Да.

– Это ты?

– Я.

– Ты нашелся?

– Я не терялся, душа моя.

И когда он сказал “душа моя” – насмешливо и нежно, – она поняла, что все ее беды кончились. Раз и навсегда.

– Меня выгнали с работы, – сообщила она и распрямила плечи. Оказалось, что все это время она сидела, почти уткнувшись лицом в колени. – Только что.

– Почему? – удивился Иван.

– Потому что я раздражаю шефа.

– А-а. Я могу заехать за тобой, и мы сходим куда-нибудь поесть. Ужина дома нет.

– Я вполне могу приготовить, – ответила Варвара немного дрожащим голосом, – попрошу без намеков.

– Ты умеешь готовить? – удивился он, и она услышала, как он усмехнулся. – Я думал, что вы, великие сыщицы, презираете быт и кухню, зато носите за поясом заряженный “кольт”. Как в дерьмовом американском кино, которое вы все обожаете.

– Иван…

– Как в кино, говорю, – повторил он, и Варвара поняла, что он тоже почему-то волнуется. Так волнуется, что говорит ерунду.

– Иван!

– Я целый день скучал по тебе, душа моя, – вдруг сказал он, – просто как собака.

– Иван!!

– Я за тобой заеду. Минут через пятнадцать. Собирайся, а? Тем более тебя все равно уволили.

– Уволили, – подтвердила Варвара непослушными губами, – я могу уходить в любой момент.

– Вот в любой и уйдешь. Давай. Пока.

– Я закажу тебе пропуск! – крикнула она. Он почему-то засмеялся.

– Не надо.

Она осторожно вернула трубку на телефон и посмотрела на него.

Пятнадцать минут. Он сказал – пятнадцать минут. Всего ничего. Теперь нужно только тихо и спокойно сидеть, и тогда она доживет до его прихода. Тихо и спокойно.

Почему ему не нужен пропуск?! Его не пустят без пропуска, и они никогда не увидятся!

– Любаш, – сказала Варвара, набрав номер бюро пропусков, – это Варя. Запиши к нам. Иван Александрович Берсенев.

– Записала, – пропела в трубке Люба. – Варь, а ты что, уходишь от нас?

– Ухожу, – подтвердила Варвара. Ей было почти наплевать. – Я тебе потом позвоню, Любаш.

Осталось семь минут. А если он опоздает? А если он не приедет? Откуда он знает, куда ехать, если никогда не был у нее на работе? Почему не спросил? И про расследование ничего не спросил, как будто это не имело значения!

Варвара взялась руками за щеки. Руки были ледяные, а щеки – огненные.

– Что это вы такая красная? – спросила Илария. Вид у нее был недовольный, видимо, Владиславу найти не удалось. – Может, вам плохо?

– Мне хорошо, – уверила ее Варвара, – я хотела бы уехать, Лара. Минут через десять. Можно?

– Я же просила вас дождаться Владиславу, – несколько удивленно ответила Илария и взглянула на бриллиантовые часы на молочном запястье, – вы что? Не поняли меня?

– Я поняла, но дожидаться не могу. Извините.

– Позвольте, но у вас в компьютере документы, которые необходимо передать Владиславе!

– Вы же знаете все документы, Лара. Вы ей объясните.

Илария ничего не понимала в бумагах. Бумаги – это скучно, нудно и вообще как-то не к лицу умницам и красавицам.

– Я ничего не собираюсь никому объяснять, – начала Илария, – у вас есть обязанности…

Дверь в приемную вдруг широко распахнулась, так что чуть не ударилась о стену, что было совершенно недопустимо. Двое молодых мужчин с каменными лицами быстро и неслышно прошли по глухому ковру и сразу очутились рядом с Варварой и Иларией.

– В чем дело? – пробормотала Илария и, кажется, даже побледнела немного. Каменнолицые не обратили на нее никакого внимания. один из них заглянул в ее пустую комнату, его напарник одну за другой открыл двери в святая святых – кабинет шефа! – и полез туда с ужасающей бесцеремонностью.

– Кто это?! – приглушенно завизжал шеф из-за дверей. – Как вы смеете вламываться?! Что вам нужно? Лара!!

Варвара попятилась и задела телефон. Телефон упал на пол с неприличным пластмассовым всхлипом.

Каменнолицые доберманы – может, они глухие?! – вернулись в приемную и стали у дверей в кабинет шефа и в комнату Иларии.

Илария взялась рукой за горло и переступила длинными ногами. Именно переступила, а не попятилась, потому что пятиться было некуда. В расхристанных дверях кабинета, за саженным кожаным плечом каменнолицего, появился шеф – на щеках алые народовольческие пятна, покрасневшая куриная шейка вытянута угрожающе, лоб блестит, глаза мечут молнии.

quot;Молнируйте в Москву”, – говорили в фильме, который Варвара когда-то смотрела.

– Что это такое, я хочу знать! – выпалил шеф в саженную спину. Спина не дрогнула.

У входа в приемную произошло какое-то движение, и, широко шагая, вошел Иван в длинном пальто. У него за спиной нарисовались еще два каменнолицых, похожие на первых как две капли воды. Один остался при входе, а второй бесшумной походкой тигра двигался за Иваном.

Варваре стало нехорошо.

– Привет, – сказал Иван, подошел и поцеловал ее. У него были твердые и холодные губы. – Ну что? Готова?

Он всмотрелся в нее и крепко взял рукой за плечо. И улыбнулся.

Белые зубы, выбритая синева на щеках, длинные прямые ресницы, и кажется, что глаза густо обведены черным.

Как во сне, Варвара потрогала его руку у себя на плече – Что это значит?! – фальцетом крикнул шеф. – Я хочу знать, что это значит?! Почему вы позволяете себе вламываться в мой кабинет, и что это за!..

– Я вызову охрану, – неуверенно пригрозила Илария и не тронулась с места.

– Где твоя сумка? – спросил Иван у Варвары. – Коля, забери ее сумку. А пальто?

– В шкафу, – пробормотала Варвара, удивляясь тому, что губы ее слушаются, – только не пальто, а куртка – Ты меня не узнал, что ли, Альберт Анатолич? – Иван произнес имя шефа так, что оно странно уменьшилось и как будто даже потеряло значительность и нарочитую усложненность. Не отпуская Варвару, он повернулся к шефу и ее заставил повернуться. – Что это ты, дорогой? Начальство надо знать в лицо.

Варвара немедленно уставилась в это самое лицо, которое “надо знать”, уверенная, что происходит какое-то недоразумение, обман, фарс, и ей было страшно, что шеф сейчас прогневается окончательно и как-нибудь.., унизит Ивана.

Все получилось не так.

Шеф вдруг как будто тихонько икнул, алые народовольческие пятна залили все бледное гневное лицо и благородные руки, испарина выступила на аттическом лбу, и нос заострился, и в глазах плеснулся такой ужас, что и Варвара заодно перепугалась.

– Ну вот, – удовлетворенно сказал Иван, также пристально наблюдавший “ряд волшебных изменений чудного лица”, – признал.

– Иван Александрович? – выговорил рот шефа будто отдельно от шефа и отдельно же улыбнулся резиновой улыбкой. – Мы никак не ожидали, что вы… Мы всегда рады, что вы… Мы сейчас же доложим, что вы…

– Мы, Николай Второй, – согласился Иван весело, и шеф прерывисто перевел дух. Варвара никогда не видела его в таком состоянии. – Докладывать ты подожди пока. У меня на вас сил нет.

В дверях приемной опять произошло какое-то движение, все повернулись туда, и за спиной у каменнолицего возникла веселенькая Владислава в распахнутой норковой шубке, сияющая браслетами, бриллиантами, чулками, нагруженная разномастными магазинными пакетами.

– Приветик, – прощебетала она, и шеф, кажется, даже застонал сквозь зубы, – что тут у нас такое?

– У-у-у… – протянул Иван, рассматривая Владиславу, – как все запущенно!

– Может, подать кофе? – вдруг вступила Илария, решившая спасать положение. – Или чаю? Мы можем предложить вам чашку цейлонского чая. Нам привозят из Шри-Ланки, самый свежий, еще не сушеный!

– Ишь ты! – удивился Иван.

– Я сейчас все приготовлю, – засуетилась Илария и сделала движение, как будто намеревалась немедленно броситься за чаем, даже если бежать придется до этой самой Шри-Ланки.

– Ты хочешь чаю? – как ни в чем не бывало спросил Иван у Варвары. – Или поедем?

Так усталый, но заботливый муж спрашивает любимую жену, засидевшуюся в гостях.

Варвара вдруг подумала, что играет он просто великолепно. Куда там сериальным бедолагам с их потугами изобразить “настоящую жизнь”!

Она потрясла головой, что можно было расценить как угодно. Она мечтала только об одном – чтобы все, наконец, кончилось.

Он же обещал, что повезет ее ужинать! Ну и все. Больше ей ничего от жизни не нужно. Даже сокрушительное поражение шефа и его драгоценной Иларии ей не нужно.

…И все-таки кто такой Иван Александрович Берсенев, который утирал синим клетчатым платком сопливый нос и занимал все место на широченной кровати, отпихнув ее к самому краю, так что она все время боялась свалиться?

– Спасибо, но чаю мы не хотим, – вежливо сказал Иван.

– Вы сейчас.., к председателю, Иван Александрович? – трепетно спросил шеф. Ужас в его глазах сменился отчаянием.

– Предупредить? – сунулась Илария.

– Нет, – сразу всем ответил Иван. – Где твоя куртка, Варвара?

– У меня, Иван Александрович. Иван мельком глянул на охранника.

– Хорошо. Поехали, Варвара.

Она растерянно посмотрела – в руках у каменнолицего была ее куртка. Его брат-близнец держал ее сумку, выглядевшую чужой и какой-то сморщенной.

– А вы.., знакомы с Варварой Андреевной? – жалобно спросил шеф и улыбнулся заискивающе. Варвара понятия не имела, что он знает ее отчество.

– Мы с Варварой Андреевной знакомы очень хорошо, – объявил Иван. Каменнолицый неслышно приблизился к Варваре и у нее за спиной распахнул куртку. Неловко оглядываясь, она просунула руки в прохладные рукава.

– Пока, Альберт Анатолич, – попрощался Иван и не протянул руки.

Оскорбительно-насмешливым взглядом он, наконец, оценил молочно-жемчужную Иларию и ногасто-сумочную Владиславу.

– Цветник у тебя изумительный. И декорации ничего. Жаль, что я раньше не знал. Аксюте я позвоню.

Виталий Аксюта – так звали председателя холдинга, главного и единственного начальника Варвариного шефа.

Подталкивая Варвару в спину, Иван пошел к дверям. Каменнолицые доберманы двинулись за ним, но процессия вдруг приостановилась.

– Хочешь совет? – спросил Иван у совершенно несчастного Альберта Анатольевича. Тот моргнул.

– Всегда надо точно знать, с кем имеешь дело, чтоб впросак не попасть, – и очень собственническим, нарочито собственническим движением он вдруг обнял Варвару за плечи. – На впечатление полагаться не стоит. Обмануться можно.

Доберман придержал перед Иваном дверь, и все оказались в коридоре.

– Ты кто? – после некоторого молчания спросила подталкиваемая в спину Варвара. – Президент Путин в гриме?

Один из доберманов взглянул на нее с изумлением.

– Нет, – буркнул Иван, – я хозяин медиа-холдинга “Московское время”. Это мой холдинг – и газета, и журнал, и канал в телевизоре. Даже стул, на котором ты сидишь в своей приемной, – мой.

– Твой, – повторила Варвара, – вот почему ты так волновался из-за смерти Петра Борисовича или как его там, а вовсе не потому, что Павел Белый твой друг!

– Конечно, – сказал он сердито, – должен же я знать, что происходит на моей территории. Мне за бойкими ребятами, вроде твоего Альберта, навоз разгребать неохота. У меня других дел полно. Кстати, Паша на самом деле мой друг.

Тренькнул лифт, разошлись стальные двери, и он снова легонько пихнул Варвару в спину.

– Подожди, – сказала она и остановилась, – но если ты.., хозяин, значит, именно тебе я и должна все рассказать. Кто и что. Прямо сейчас.

– Может, дома?

– Нет, Иван. Все, что случилось, случилось здесь, и.., тот человек тоже работает здесь.

– Все-таки ты его нашла, – проговорил он задумчиво. Лифт постоял-постоял и закрыл свои двери.

– Нашла, – согласилась Варвара, – я только до сих пор не знаю, где деньги. Просто ума не приложу.

Иван вдруг притянул ее к себе за воротник куртки и быстро поцеловал. Глаза у него блестели.

– Я хотел без театрализованных представлений, – сказал он непонятно, – репутация, доверие и все такое. Но раз уж ты.., нашла, и без меня, черт с ним, пусть будет представление!

– Какое представление? – перепугалась Варвара.

– Такое. – Он еще раз ее поцеловал и выхватил мобильный телефон.

– Виталик, – интимно позвал он, когда ответили, и Варвара поняла, что он звонит Аксюте. – Я у тебя в конторе. Ты где? Приезжай, мне нужно кое-что прояснить. Желательно в твоем присутствии. Нет, я буду у Альбертика. Давай. Жду. Пошли, Варвара.

– Ку.., куда?

– Туда, – он ткнул рукой в сторону ее приемной. – Аксюта сейчас приедет. Посидим, поговорим.

Волоча ее за руку, он пошел по коридору, доберманы бросились вперед, и дверь успели открыть и придержать перед ним, и вся процессия вновь ввалилась в приемную, посреди которой в явном помрачении ума все еще стояла троица – шеф и две сказочной красоты молодые дамы.

Увидев Ивана, шеф отступил назад и изменился в лице – который раз за этот вечер?

– Я передумал, – объявил Иван, – нам и вправду нужно поговорить. Показывай хоромы, Альберт Анатолич, потешь старика.

Уже когда-то был этот старик, и этот тон, раздраженно-веселый, и Варвара улыбнулась тихонько.

Ни на кого не глядя, Иван первым зашел в кабинет, и за руку втащил за собой Варвару, и усадил на белый диван, и сам устроился рядом.

– Коля! – крикнул он в сторону приемной. – Сейчас Аксюта приедет, пропустите его.

– Да, Иван Александрович.

– Виталий Николаевич? – пролепетал шеф. За его плечом маячили бледные лица красавиц, как две луны.

Один из каменнолицых посмотрел на Ивана, и тот кивнул. Каменнолицый зашел в кабинет и остановился у двери, глядя в пространство, как сфинкс.

quot;Сфинкс сфинксу рознь, – подумала Варвара, – вот этот – настоящий, а не какой-то там поддельный”.

Наверное, от всех сегодняшних событий у нее тоже случилось помрачение рассудка, как и у ее шефа. Пардон, бывшего шефа. Кажется, он только что ее уволил.

– Садись, Альберт Анатолич, – разрешил Иван, – а вот девушка нам чаю сделает, цейлонского, не сушеного. Девушка, сделайте нам чаю. Или кофе. Варвара?

Она молчала. В конце концов, она никогда раньше не пробовалась на главную роль в голливудском шоу, зато Иван наверняка!

– Значит, чаю. Мне лимон, если можно. Варваре тоже лимон.

– Конечно-конечно, – проблеяла Илария. Губы у нее тряслись.

– Я думаю, что ту девушку, – кивок в сторону Владиславы, которая все никак не могла закрыть рот, – мы можем отпустить. Эта, – кивок в сторону Иларии, – вполне справится. Девушка, вы свободны! Коля, проводи и проследи, чтобы нам не мешали.

Он хамил виртуозно и очень обидно, гораздо более обидно, чем всегда хамил Варварин шеф, которому не хватало выучки и мозгов для такого изощренного хамства.

Варвара поежилась.

Доберман у входа прикрыл дверь, в кабинете стало глухо и страшно, и Варвара опять вспомнила про штормовое предупреждение.

– Садись, садись, Альберт Анатолич. – Иван откинулся на спинку дивана, потянув за собой Варвару, которую он ни на минуту не выпускал, и огляделся. Шеф проследил за его взглядом и совсем поник.

Молчание, густое и душное, как вата, забило все щели богатого кабинета. Иван держал паузу, все смотрел вокруг.

– Устала? – вдруг спросил он у Варвары. – Ничего, сейчас поедем домой.

Шеф покачнулся на золоченом стуле.

Приоткрылась дверь, и в образовавшуюся щель протиснулась Илария с подносом в руках. Поднос ходил ходуном.

– Извините, – пробормотала она.

– Вы тоже садитесь, девушка, – распорядился Иван.

– Спасибо, но я…

Илария явно не собиралась никуда садиться и выручать любовника, попавшего в такую беду, тоже не собиралась. Она была умнее всех и точно знала, когда нужно уносить ноги, и по лицу ее было видно, что она судорожно придумывает, как бы унести их половчее.

Дверь распахнулась, доберман оглянулся, и на пороге показался взъерошенный мужик с телефоном в руке.

– Здравствуй, Иван Александрович.

– Здравствуй, Виталий Николаевич. Мы.., поговорить пришли. Варвара, это Виталий Аксюта.

– Здравствуйте, – пробормотала Варвара.

– Это Варвара Лаптева.

– Я вас, по-моему, знаю, – сказал Аксюта, пожимая потную Варварину руку, и настороженно улыбнулся.

– Я здесь работаю, – ответила Варвара, – то есть работала.

Шеф опять покачнулся, как будто его толкнули.

– Я хотел сказать, что произошло какое-то недоразумение, – начал он, – и, конечно же, мы исправим это недоразумение, как только…

– Значит, так, – перебил Иван, – несколько дней назад в этом кабинете умер человек. Он умер при очень странных обстоятельствах, и после его смерти пропали полмиллиона франков со счета клипмейкера Павла Белого. Никто из нас, – он повысил голос и строго, как хозяин на провинившуюся дворнягу, глянул на Варвариного шефа, – никто из нас сейчас не станет делать вид, что не понимает, о чем речь! Я не хочу никаких затяжных переговоров! Ты куда, Варвара?

– Я на секунду, – пробормотала она, как будто отпрашивалась в туалет, – только на одну секундочку!

Она выскочила за дверь, все проводили ее глазами. Иван не знал, зачем она вышла, но без нее продолжать не хотел. Все сидели и ждали Варвару.

Она вернулась очень быстро.

– Извините меня, пожалуйста, – сказала она, чуть задыхаясь, – извините.

– Так получилось, что тот человек умер почти на глазах у Варвары. Лично я думал, что она причастна к его смерти, потому что деньги так и канули в неизвестность, как только умер Петр Лиго, и до сих пор о них никто ничего не знает. Я думал, что они у нее.

– Откуда ты вообще про меня узнал? – спросила Варвара. Этот вопрос не давал ей покоя. – Откуда ты узнал, что я – секретарша в этой приемной и что именно я первой нашла.., труп?

– Я тебя видел, – пояснил Иван и опять потянул ее за руку, – я был здесь, когда начался переполох.

– У меня, – пояснил Аксюта. Ему было жарко. Он с досадой сорвал с шеи шарф и метнул в ближайшее кресло.

– Да. Я шел от Виталия и увидел в коридоре толпу. Конечно, я заглянул и понял, что что-то произошло. Я не рассматривал тебя. Когда я увидел Петьку, мне стало не до тебя. Я сто лет знаю их обоих, и Петьку, и Пашку, и они никогда не имели отношения к “Московскому времени”. Когда Витя на тебя наехал, мне показалось, что где-то я тебя видел. Я потом даже посылал его узнать, ты это или не ты. Он сказал, что ты.

– А зачем он на меня наехал? Иван улыбнулся.

– Это просто случайность. Варвара, я тебе уже говорил. Он ехал. Ты шла.

Судьба, подумал он и улыбнулся, потому что никогда и ни про кого не думал этим словом – судьба.

Все молчали, только Аксюта мешал в кружке чай, звенел ложкой. Варвара глубоко вздохнула.

– Я подозревала, что Петр Борисович умер не сам. То есть что его убили. Во-первых, компьютер, за которым он как будто работал, был выключен из сети. Во-вторых, окно оказалось открытым. Это окно не давало мне покоя. Мы никогда не открываем окна. После ремонта перестали. Их вообще открыть очень трудно.

Аксюта вдруг повернулся и посмотрел на окно, и все посмотрели следом за ним.

Варвара поднялась с белого дивана и стала говорить, как на уроке.

– Альберт Анатольевич оставил посетителя одного и ушел. Мне сказал, что к юристам. Посетитель долго сидел тихо, а потом раздался шум, как будто он упал. Я решила посмотреть, вошла и поняла, что он.., мертвый. Шефа не было в кабинете, другой двери тоже нет, и я сделала вывод, что шеф никак не мог его убить, я же слышала, как он там ходит!

– Она сделала вывод, боже мой! – простонал шеф и вдруг замолк, как будто сам себе прикусил язык.

– Эти звуки, которые я слышала, сбили меня с толку, – продолжала Варвара, – я очень долго не могла придумать им никакого объяснения. А потом поняла. Дело в том, что Петр Борисович умер на глазах у Альберта Анатольевича и страшно его напугал. Вдвоем они провернули комбинацию с уводом денег со счета Павла Белого, и шеф боялся, что если раскопают комбинацию, то его заподозрят не только в мошенничестве, но и в убийстве.

– Она вр-рет! – взвизгнул шеф. – Она все, все врет! Она же дура, дура, как вы не видите! Она несет сама не знает что! Это она украла карточку, когда ощупывала покойника!

– Откуда ты про карточку-то знаешь, Альберт Анатолич? – буднично спросил Иван и отхлебнул свой чай. – Мы пока про карточку не говорили вроде бы.

Шеф с ужасом посмотрел на него.

– Да, – сказала Варвара, – в этом все и дело. Они решили, что карточку забрала я, когда осматривала.., труп. Но я ее не брала.

– Ты подожди про карточку, – попросил Аксюта, – ты лучше скажи, как покойник мог помереть при Крутове, если он в кабинете ходил, когда Кругов уже ушел!

– Это не он ходил, Виталий Николаевич. Это ходил мистер Икс, третий участник шоу.

– Какой третий участник?!

– Петр Борисович Лиго решил обокрасть своего брата. Иван говорил мне, что у них всегда была вражда, конкуренция и все такое. Скорее всего, он предложил Альберту Анатольевичу безопасную и милую комбинацию, в результате которой все обогатятся, и никто ничего не узнает. Конечно, шеф согласился. Петр Борисович должен был перевести деньги на счет. Счет должен был открыть Альберт Анатольевич. Правильно, да?

– Он говорил, что все возьмет на себя! Он говорил, что это очень просто! – шеф вдруг схватил себя за безупречные волоса и с силой их рванул, так что даже слезы показались на глазах. – Он обманул меня, подонок, сволочь! Обманул и умер, а я.., я остался расхлебывать все это дерьмо!

– Но Альберт Анатольевич не знал, что Петр Лиго очень плохой программист. Вы ведь не были у него на работе? – шеф перестал рвать на себе волосы и уставился на Варвару. – Конечно, нет. Вы ничего не проверили. Вам пообещали денежки, и вы согласились! Насколько я понимаю, чтобы перевести деньги с одного банковского счета на другой, да еще так, чтобы их трудно было найти, нужно, чтобы человек хоть что-то соображал в компьютерах! Есть даже такое новое слово – хакер, да?

– Да, – согласился Иван.

Теперь ему почему-то было весело. Варваре некогда было разбираться в причинах его веселья.

– Сам Петр Борисович не смог бы ничего сделать. Он добыл реквизиты счета и привлек к делу третьего человека. Мистера Икс. Этот Икс и скинул деньги на ту самую кредитную карточку, которую теперь никто не может найти. Икс оказался гораздо более решительным и опасным человеком, чем оба наши.., жулика, – тут Варвара улыбнулась своему шефу, – он решил, что раз деньги переведены и карточка есть, ему вовсе не нужно делиться с каким-то Петром Борисовичем! Я думаю, что про шефа он вообще не знал. То есть не знал, что он участвует в этом деле. Поэтому наш Икс Петра Борисовича отравил.

– Как отравил?!

Это Аксюта воскликнул. Он вообще слушал Варвару с таким видом, как будто она рассказывала сюжет нового детективного фильма, который все смотрели, а он по оплошности пропустил.

– Они работали в одной конторе, пили и ели из одних и тех же тарелок и чашек. Он дал ему какой-то препарат, который действует не слишком быстро. В его планы тоже не входила смерть Петра Борисовича в его присутствии. Он был уверен, что Петр Борисович выпьет кофе, почувствует себя неважно, поедет домой и умрет в своей постели. Вместо этого Петр Борисович с работы поехал сюда, и все планы рухнули.

Варвара глотнула остывшего чая из кружки.

– Ну вот. Мистер Икс следил за Петром Лиго, видел, что тот вошел в наш кабинет, и когда шеф стал открывать окно, понял, что дело плохо. А шеф решил, что посетителю стало плохо, и окно открывал, чтобы тот в себя пришел! Петр Борисович помер вовсе не в своей постели. Карточка, скорее всего, была у него в кармане, вряд ли он сдавал ее в сейф или оставлял дома. Ее нужно было срочно найти. Как только шеф вышел из кабинета, наш Икс влез в открытое окно и стал обыскивать карманы покойного. Он и производил тот шум, который я слышала. Он уронил монитор, потому что спешил, но он не нашел карточку!

– Как же он влез? – спросил любознательный Аксюта. – Третий этаж, и на той стороне полно окон! Не мог он просто так среди бела дня по стене лезть!

– Он и не лез просто так, – пояснила Варвара, – он в люльке ехал, из которой окна моют. Все уже привыкли, что на стене кто-то болтается, никто и внимания не обратил!

– Ну ты даешь! – восхитился Аксюта.

– Но карточки не было! И он решил, что карточку утащила я. Он решил, что я заходила в кабинет, пока он ехал в своей люльке и не мог видеть, что именно там происходит. Он решил, что я обыскала труп и забрала карточку. Кстати, мой шеф решил точно так же. Он ведь о существовании мистера Икс тоже ничего не знал. Когда Петр Борисович умер, он посмотрел у него в карманах, ничего не нашел и выскочил из кабинета, потому что боялся оставаться наедине с трупом. Потом он подумал и решил, что карточка могла быть не в карманах, а, допустим, в портфеле. А портфель он забыл посмотреть. Или слишком торопился. Когда Петра Борисовича увезли и он смог посмотреть портфель, карточки там тоже не оказалось. И шеф уверился, что ее забрала я.

– Вот увидите, – забормотал шеф, обращаясь к Аксюте, – вот увидите, Виталий Николаевич, что так оно и было! Ее нужно обыскать! Прямо сейчас, прямо здесь! Это она, она прикарманила!! Господи, зачем, зачем я ему поверил?! Зачем я связался с таким ничтожеством?! А все она, она! Она заставила! – И он стал тыкать холеным пальцем в Иларию, а та только смотрела на него с презрительной жалостью, всем своим видом давая понять, что уж она-то ни при чем!

– Мне быстро организовали командировку, из которой я не могла внезапно вернуться. Организовали, чтобы обыскать мою квартиру – вряд ли я решилась бы везти через границу полмиллиона чужих франков. Но мистер Икс оказался проворнее. Он побывал у меня дома на следующий день после смерти Петра Борисовича, но в моей квартире спал мой друг, прилетевший утром из Америки! Я была на работе, и Икс это знал. Он заходил ко мне и спрашивал, когда я поеду домой, и я ответила, что не скоро. Он вытащил из моей сумки ключи и отправился обыскивать мой дом. Это очень.., хладнокровный человек, – Варвара остановилась и улыбнулась, – и очень жестокий.

Димка вышел на шум, Икс ударил его по голове и сбежал, потому что не знал точно, убил или нет. Димка остался жив, но, конечно, нападавшего он не видел. Икс следил за нами, когда мы уезжали к моей подруге, и Знал, что теперь-то точно никто не сможет ему помешать. На следующий день он пришел и разгромил мою квартиру. Он искал везде, у меня даже обои содраны. И не нашел. Когда с обыском прибыл мой шеф, искать было нечего. Все было вывернуто наизнанку. Вы ведь приезжали, да, Альберт Анатольевич?

Шеф косил налитым глазом из-за сложенных ковшиком ладоней и молчал.

– Конечно, приезжали. Вы знали, что карточка существует, знали, что деньги никак не могут найти, и это не давало вам покоя. Вы смотреть на меня не могли, потому что были уверены, что это я украла ваши деньги! То есть Павла Белого.

Варвара еще попила из кружки. Закинув голову, Иван Берсенев внимательно смотрел на нее.

– Потом меня избили, – сказала она, и Илария усмехнулась. – Иван подобрал меня возле подъезда и привел в чувство, но некоторое время я всерьез подозревала, что все это – он.

– С ума сошла? – пробормотал Аксюта и взглянул на Ивана.

– Я не могла понять, какой у него интерес в этом деле! Зачем он провожал меня в Карловы Вары, зачем следит за мной? – Она вздохнула. – Я же не знала, что ты хозяин и тебя это больше всех касается.

– Касается, – согласился Иван.

– Если бы не журнал, который лежал на заднем сиденье в машине и который я видела, несмотря на повязку на глазах, я бы так ничего и не поняла. Но это был мой собственный журнал, и я сама отдала его в руки тому человеку, как делала сто раз до этого!

Очень решительно она подошла к двери и распахнула ее. Щеки у нее горели тяжелым румянцем.

– Коля! – позвала она, и Иван посмотрел на нее с изумлением.

Она так волновалась, что он быстро поднялся, наступив на ногу многострадальному Альберту Анатольевичу, и подошел к ней.

Доберман-начальник показался в дверях. С ним был еще один человек.

– Ах ты, сука, – сказал Игнат Бражников тихо, – догадалась все-таки! Как это я тебя тогда не добил, ума не приложу! Надо было добить, а я пожалел. Зря пожалел.

Варвара тяжело дышала.

– Что это за герой, – деловито спросил Аксюта, – откуда он взялся?

– Его Коля привел. Из компьютерного отдела. – От ненависти, с которой Игнат смотрел на нее, ей хотелось плакать. – Я его попросила, и он привел. Это и есть наш мистер Икс, третий участник шоу.

– 0-он?! Ты же говорила, что тот работал в компьютерной конторе вместе с покойником!

– Он там тоже работал. Так часто бывает. Программисты люди свободные и инициативные. Они в нескольких местах работают. Вот, – она достала из сумки журнал и амбарную книгу. – Вот журнал из нашей приемной, про компьютеры. Его Альберт Анатольевич выписывает. А это книга, где учитывается рабочее время сотрудников фирмы “Электронике Плюс”. Вот он, Бражников Игнат. А вот Лиго Петр Борисович. – Она отдала книгу Ивану. Иван даже не взглянул.

– Только зачем ты мне про окно сказал? – спросила она у Игната. – Зачем ты сказал, что видел, как шеф открывал окно? Хотел, чтоб я решила, что это шеф Петра Борисовича прикончил?

– Заткнись, сволочь, – сквозь зубы пробормотал Игнат.

– Журнал – ладно. Ты не знал, что я его видела тогда в машине, а на наклейку внимания не обратил, потому и бросил в “Электрониксе”. А про окно-то зачем?

– При чем тут окно? – спросил Иван.

– Он сказал, что видел, как шеф открывал окно. А до этого он мне говорил, что весь день на месте просидел и все самое интересное пропустил. Ну, в смысле, труп. А у них на окнах металлические жалюзи – там же компьютеры, материальные ценности! Жалюзи у них три месяца не поднимались. Никто проветрить не мог, потому что к окну не подобраться, и темень! Только вчера починили. Сквозь эти жалюзи, когда они закрыты, нельзя ничего увидеть, так уж они устроены. Он сказал мне, что видел, значит, его не было на месте, значит, он все врет. Зачем?

– Коля, осторожней!!

Это крикнул Иван. Программист вдруг бросился на Варвару, ухватил за горло, повалил, но его быстро оттащили охранники.

– Прыткий какой! – удивился непосредственный Аксюта и посмотрел на Варвару. – Больно?

– Нет.

Дернув за руку, Иван поднял ее с пола.

– Видишь, – сказала она ему, – я все разгадала. И тебе не пришлось даже копаться в мозгах у компьютера Петра Борисовича Лиго.

– Не пришлось, – согласился Иван.

– Только деньги я так и не нашла. Куда он мог их деть? Вряд ли он оставлял ее дома, эту проклятую карточку! Значит, носил с собой. Кто ее забрал? Когда? В тот день он все время был здесь, в этом кабинете. Он никуда не выходил. – Варвара оглянулась, как будто в надежде увидеть карточку, и все оглянулись вместе с ней. – Может, он где-то здесь ее спрятал, пока шеф не видел?

– Зачем бы он стал ее прятать?

– Может, он почувствовал, что ему плохо, и решил, что, если упадет в обморок, у него все украдут из карманов, включая полмиллиона франков. Шеф вполне мог…

– Замолчите! – крикнул шеф. – Хватит! Прекратите издевательство! Вы наплели нам кучу небылиц, и я еще потребую от вас…

– У-у, – пробормотал Иван, жалостливо глянув на разошедшегося шефа, – совсем худо. Хуже некуда.

– Не могла же она исчезнуть, эта карточка, – продолжала бормотать Варвара, – совсем, без следов. Нет, не могла! Он никуда не выходил из кабинета и мог оставить ее только здесь или.., или…

Иван посмотрел на нее внимательно.

Она вдруг выдернула у него свою руку, бросилась к белому дивану, кинулась на колени и проворно вытряхнула из сумки все барахлишко. На роскошном ковре Варварины пожитки выглядели оскорблением.

– Ты что? – спросил Иван, подошел и присел на корточки. – Что ты ищешь?

– Он выходил! – выдохнула Варвара. – Он выходил и просил пепельницу! Я подала ему пепельницу, только сначала вытерла, потому что она была сырая! Как это я забыла?! Может, он затем и выходил, чтобы…

Она ощупывала пустую сумку со всех сторон, мяла подкладку, дергала карманы.

И нашла.

Плоский кусочек пластика оказался между подкладкой и сумочным дном. Варвара нащупала его, разорвала подкладку и вытащила карточку на свет. Пластик блеснул золотом.

– Это она? – спросила Варвара и сунула карточку Ивану. Она не хотела ни видеть ее, ни держать в руках.

Иван кивнул.

– Я же говорил! Я же говорил, что это она украла!

Самая первая! – заголосил шеф. – Ее надо было сразу обыскать, а я когда приехал, у нее в квартире уже все было вверх дном! Господи, она же тупица, дура!

– Слушай, – велел Аксюта громко, – замолчи, а? Шеф покорно замолчал, зато принялся раскачиваться на стуле. Стул скрипел.

– Я все вытряхнул из этой дерьмовой сумки, когда ты под машину попала! – с ненавистью сказал Игнат Бражников. – Все! Почему ты не сдохла под этой машиной! Там же ничего не было! Как я не догадался взять ее с собой?! Зачем я ее бросил?! Я думал, что там больше.., ничего нет!! А она все это время была в этой поганой сумке!!!

И он даже глаза закрыл от ненависти. И Варвара закрыла – от того, что очень устала. – Я тобой горжусь, – сказал Иван, – ты потрясающая женщина.

Не было никакой необходимости так долго одеваться и, по правде говоря, завтракать в халате было намного удобнее, но Варваре страшно нравились ее новые одежды, и сама себе она страшно нравилась – в этих одеждах. Когда она требовала от Ивана подтверждений своей неотразимости, тот отвечал, что ему она больше всего нравится без всякой одежды, а впрочем, да, хорошо, лучше, чем было.

Когда он говорил “без одежды”, Варвара стыдливо краснела. Вот дура.

Джинсы были светло-голубые и плотные, а из рукавов свитера торчали почему-то только кончики пальцев. Продавщица сказала, что это очень модно. Варвара понятия не имела, модно это или нет, но ей нравилось.

– Вылезай, – сказал Иван из-за двери, – ты опоздаешь на работу.

– Не опоздаю.

– Опоздаешь.

Она распахнула дверь, чуть не стукнув его по носу.

– Да почему опоздаю-то? Я всегда так выхожу и не опаздываю.

– Во-первых, потому что звонил твой бог Аполлон.

– Какой бог Аполлон? – не поняла Варвара.

– Исаакий или Терентий. Как его?

– Арсений! – сказала Варвара и топнула ногой. – Ты прекрасно знаешь, что он Арсений! И он вовсе не бог Аполлон! Он классный парень.

– Звонил твой классный парень, – повторил Иван терпеливо, – просил приехать пораньше, потому что после четырех он всех отпустит. Дальше слушать я не стал, с твоего позволения.

Примерившись, Варвара поцеловала его во вкусную щеку. Сердце ухнуло вниз, сжалось до размеров булавочной головки, потом раздулось до воздушного шара, и на этом шаре Варвара вдруг полетела, полетела.., и приземлилась у него в руках, да и то через некоторое время.

– Ну тебя, – сказала она и оттолкнула его, – это просто ужас. Это не я.

– Еще звонила твоя подруга, – сообщил он, близко рассматривая ее, – заявила, что их с Васей повезет отец, и чтобы мы не беспокоились.

– Это она тебя стесняется, – объяснила Варвара, – пусть едет на чем хочет, а Ваську мы заберем. Он никогда в жизни никуда не ездил на “Мерседесе”.

До недавнего времени Варвара Лаптева тоже никуда не ездила на “Мерседесе”, зато теперь, как знаток “Мерседесов”, вполне могла прокатить Васю.

– А рейс прямой?

– Черт его знает, – призналась Варвара, – я не знаю, есть рейс в Хьюстон или нет.

– “Аэрофлот”?

– Да нет, вроде “Люфтганза”.

– Тогда скорее всего до Хьюстона и с посадкой.

Ваш Вася с ума сойдет.

– Не сойдет. Он только и говорит, как полетит к Димке и станет с ним жить, и он будет его папой.

Родители Димы познакомились с Таней и рыжим Васей и, как ни странно, даже его мама осталась довольна этим выбором. Иван купил в бутике похожую куртку для Димкиного отца. Старая осталась у Варвары. Танины родители были ошарашены прытью дочери и не знали, плакать им или радоваться. Все-таки разлука…

Теперь Варвара старательно причесывалась – “здесь и здесь”, как велела мадам Монро.

– Ты выйдешь или нет?! – прикрикнул Иван. – Ты же было вышла?!

– Да что ты ко мне пристал? – тоже крикнула Варвара и кинула щетку. – У нас еще полно времени!

– Я хочу, чтобы до работы ты посмотрела мой подарок, – отчеканил он, опять появляясь в дверях, – прямо сейчас.

– Подарок? – пробормотала Варвара. – Какой подарок? Сколько можно подарков, Иван?

– Иди, – он подтолкнул ее в спину, – посмотри.

Она взглянула ему в лицо и вышла, наконец, из ванной.

Огромный двухколесный зверь странного вида стоял в самом центре королевских покоев на светлом паркете. Солнце клубилось в хромированной стали задранного руля и в спицах широких колес. Зверь стоял, чуть наклонившись вбок, и поза у него была насмешливой и даже несколько вызывающей, как будто он оценивал Варвару.

Она понятия не имела, как он попал на светлый паркет – вчера его тут не было, и она не слышала никаких звуков, свидетельствующих о его появлении.

С некоторой опаской она подошла к нему поближе. В глазах у нее странно двоилось и расплывалось, и зрение как будто не фокусировалось.

На звере было богатое кожаное седло с латунными пряжками. Варвара осторожно потрогала пряжку.

Какие-то буквы плясали у нее перед глазами, никак не выстраиваясь в слова.

Варвара сильно моргнула, и две постыдные капли с тяжелым стуком упали на темную кожу. Она быстро смахнула их ладонью, оставив влажный след.

Перед глазами прояснилось, и хромированные блестящие буквы встали, наконец, так, что получились слова.

quot;Харлей Дэвидсон” – вот что там было написано.