"Доклад о вероятности Эй" - читать интересную книгу автора (Олдисс Брайан)

II

Правая рука Эс с пятью грязными ногтями поднялась к лицу и коснулась носа, точнее, переносицы, почти у самых глаз. Он поморщился и моргнул.

Опустился на доски пола комнаты второго этажа в старом кирпичном строении, подвернув ноги под себя и опираясь правым плечом на часть стены, примыкавшую к круглому окну. Голова его, понемногу отклоняясь назад, вскоре так же уперлась в кирпичную кладку. В этом месте еще сохранилась побелка, и поэтому отдельные частицы мела полетели вниз и слегка припудрили волосы. Правая рука осталась лежать на лице, теперь она прикрывала глаза и брови.

Минуло немного времени, и ноги пришли в движение, изменив свое положение на полу. Правая рука закрывала глаза и брови и прикрыла теперь еще и часть носа. Левая рука упиралась в грубые доски пола, поддерживая торс. Постепенно торс все сильнее и сильнее наклонялся в сторону левой руки, пока наконец не пришлось менять ее положение. Рука начала сгибаться и подниматься вверх, локоть ее коснулся подоконника круглого окна и скользнул по нему вглубь. Теперь локоть касался рамы, а левая кисть висела в воздухе. Правая же оставалась в прежнем положении и прикрывала глаза.

Прошло еще несколько минут, и правая рука изменила позицию: теперь она не прикрывала глаза, как бы защищая их, а свободно лежала на правом бедре.

Эс открыл глаза и рассеянно посмотрел прямо перед собой. Снаружи, со стороны сада, сюда, в комнату старого кирпичного строения, доносились звуки шелеста крыльев и царапанья коготков. Этот шум доносился из сооруженьица, сколоченного из досок и находившегося в данный момент над головой Эс. Наконец крылья стали не слышны, зато усилился скрежет, издаваемый деревом, по которому водят недостаточно острым предметом, — очевидно, голубь пролез сквозь одну из дыр в голубятню. Эс сидел все так же, уставившись в пространство, никак не реагируя на шум над головой. Один раз за это время он поднял правую руку и потер щеку ладонью.

Его рассеянный взгляд медленно перемещался по комнате. Вдруг он застыл на картинке в деревянной рамке, подвешенной к крестовине недалеко от сидящего.

«О, Жанетта... Если бы я только мог заставить тебя понять... »

На картинке в деревянной рамке — черно-белой репродукции — были изображены мужчина и женщина на фоне сельского пейзажа. На заднем плане видны были стадо овец и нива, залитая солнцем, их разделяла полоска травы, окаймленная с двух сторон ивами. На переднем плане, на холмике, покрытом цветами, изображены были два человека: оба в таких позах, что от всей этой мизансцены веяло двусмысленностью. Одна из фигур принадлежала деревенской девушке. На ее коленях лежали ягненок и два яблока, еще два яблока лежали перед ней. Из этого можно было предположить, что она кормила или пыталась покормить ягненка яблоками.

Во время исполнения этого своего замысла ее, вероятно, и прервал молодой пастушок, одетый в пышный, скорее даже придворный, а не пастушеский, наряд прошлых веков. Он доверительно склонился над плечом девушки, опираясь на холмик, поросший цветами; его левая щека вплотную приблизилась к длинным, распущенным волосам девушки, красиво ниспадавшим на плечи.

Рассматривая картинку и две фигурки, изображенные на ней, Эс встал и подошел к ней почти вплотную; теперь он разглядывал ее пристально. Его дыхание коснулось стекла, вставленного в рамку, и оно запотело, скрыв изображение. Тогда Эс поднял левую руку и протер стекло рукавом рубашки.

Теперь даже пыль не мешала рассматривать картинку. На переднем плане был изображен холмик, усыпанный цветами, на котором расположились два человека; их тела соединялись, образуя перевернутую букву V: почти соприкасающиеся головы являлись вершиной этой буквы, слева от центральной оси картины — пастух стоял на коленях, наклонившись вперед, а девушка с ягненком на коленях — справа от центральной оси картины — откинулась немного назад: она поддерживала свое тело, выставив назад правую руку, чуть дальше влево, за воображаемую вертикальную линию, проведенную вниз от ее плеча; в результате оказывалось, что ее опорная рука почти приближается к телу пастушка, наклонившегося вперед, таким образом она могла опираться на него, а не на руку.

Если за всем этим что-то и стояло, то это что-то было вовсе не прописной истиной, а в таком случае это могло быть интерпретировано, чтобы выяснить, что подразумевалось в этой сценке. Так, хотя девушка не опиралась на пастушка, не поворачивалась навстречу его игривому движению, все же какая-то часть ее была наклонена к нему, и она, следовательно, предрасположена принять его заигрывания.

— Интересно, когда же она наконец уступит ему... или соберется уступить... или она уже...

Это двусмысленное положение едва ли могло быть однозначно понято даже при самом пристальном взгляде на картину, поскольку все остальные детали, изображенные на ней, скорее увеличивали неопределенность, нежели снимали ее. (Точно так же самый дотошный эксперт не смог бы твердо решить, хотел ли создатель этой картины намеренно написать ее таким образом и передать эту двусмысленность, или он хотел написать нечто вполне разрешаемое и просто не преуспел в своем стремлении и создал то, что не поддается однозначному пониманию, и, следовательно, написал такую картину, сам не желая того!)

Любой вопрос, любая проблема были открыты для разных толкований. Намеревался ли пастушок войти с девушкой в интимные отношения, или же он был захвачен коллекционированием чешуекрылых, ведь он наклонился вперед, осторожно держа в пальцах большую бабочку («мертвая голова» — так назывался этот вид), которую он и показывал девушке, вытянув руку над ее плечом. А может быть, пастушок принес эту любопытную бабочку как предлог для завязывания более близких отношений (и кое-какие сладострастные изгибы в его позе предполагали этот вариант), или же он более беспокоился о столь редкостном экземпляре бабочки, которую поймал уверенно и осторожно: бабочка была цела (его твердый взгляд, прикованный к «мертвой голове», говорил за такой вариант). Правда, это последнее предположение казалось маловероятным, поскольку пастушки, чья постоянная близость к природе делает их неспособными поражаться ее отдельными проявлениями, редко становятся коллекционерами чешуекрылых. С другой стороны, этот редкий экземпляр, эта крупная особь могла оказаться весьма неподходящей в данном случае, поскольку бабочка этого вида, вместо того чтобы успокоить опасения девушки, могла вызвать у нее чувство тревоги, так как «мертвой голове» деревенские девушки часто приписывали сверхъестественные свойства.

В любом случае девушка не обращала внимания на бабочку. Она отвернулась от нее, хотя сказать, вызвано ли это отвращение к мертвой «мертвой голове» или же попыткой спрятать свой заинтересованный взгляд, адресованный пастушку, почти опиравшемуся на ее плечо, было невозможно.

— Да уж, — воскликнул Домоладосса, — ничего не скажешь, плохо! Это длинное и все более и более уточняющееся описание посредственной картинки, висящей в каретном сарае, бессмысленно. Зачем оно здесь, ведь оно уже проходило раньше и того описания вполне хватало. Подобная информация не имеет никакого отношения к нашим основным проблемам.

— Ты так думаешь? — спросил Мидлакемела спокойно.

— Да, я именно так думаю! А ты — нет?

Мидлакемела пожал плечами и неопределенно покачал головой. Спустя какое-то время он отпросился выйти и направился в кабинет к губернатору.

— Есть новости?

— Не совсем, сэр. Но зато есть странная информация, которую только что обнаружили. Домоладосса думает, что это не очень важно, но я полагаю, вам следует знать об этом, сэр.

— Ну и?

— Это касается картинки, сэр, висящей на чердаке каретного сарая, где обитает Эс. Из ее описания можно бы предположить, что это та же картина, что висела в деревянном бунгало Джи и была описана в докладе раньше, только в общих чертах Сейчас мы прочитали более подробное ее описание. И мне кажется подозрительным, что две одинаковые картинки висят в разных местах.

— Я не понимаю, почему, Мидлакемела. Что это за картинки?

— Это пастушок и его подружка, сэр. Очевидно, в несколько «пикантном» положении. Мы, вероятно, могли бы проверить, одна и та же ли эта картина. Она, как оказалось, написана В. Г. Хантом и называется «Наемный пастух».

Губернатор потер переносицу:

— Никогда не слышал о таком.

Он позвал подчиненного и приказал ему быстро принести энциклопедию. Тот очень быстро справился с заданием: не прошло и минуты, как он уже листал толстый том и наконец с каким-то скрытым торжеством прочитал: «Винкель Генри Хант (1822-1887). Рожденный в России немец английского происхождения, место рождения Санкт-Петербург. С детства проявлял склонности к науке и живописи. По профессии специалист-химик, все свободное время посвящал живописи и охоте на медведя. В первых работах чувствуется влияние Фузели... Широко известны портреты таких музыкантов, как Газарский, Бородин, с которыми художник был знаком. Открытие оксида охантина (1850); наиболее известные полотна: «На ступенях Зимнего дворца» (1846), «Смерть Аттиллы» (1849), «Наемный пастух» (1851), и в 1859 году женился на графине...

— Достаточно! — приказал губернатор и, обращаясь к Мидлакемеле, продолжил: — Мидлакемела, оказывается, этот художник существовал в нашем актуальном мире, как и в Вероятности Эй. Так что предельное внимание этой картинке. Но почему же все-таки и у Эс, и у Джи могут быть копии одной и той же картины?..

Лицо девушки имело овальную форму. Его нельзя было назвать определенно умным или определенно прелестным, и тем не менее оно было чем-то привлекательным. Ее большие и широко расставленные глаза прикрывали тяжелые, может быть, даже чуть припухлые верхние веки, нижние также нельзя было назвать незаметными. Над глазами широкие мягкие брови, не тронутые искусством косметики. Нос казался не очень длинным и довольно милым, и этот в целом привлекательный носик заканчивался маленькой изящной вишенкой плоти. Рот в целом смотрелся тоже неплохо, хотя крупная нижняя губа была несколько надута: однако, если это было действительно так и девушка дулась, то все же контекст всей картины не давал никаких оснований для того, чтобы утверждать, что она дуется, потому что не доверяет юному пастушку и отвергает его ухаживания. Но ее взгляд мог бы быть истолкован как усиливающий это впечатление, поскольку глаза ее обращены были в сторону от него и в них читалось, с одной стороны, возможно, ленивое презрение, а с другой, вполне вероятно, дежурная любезность. Постоянно мучила мысль, и даже не мысль, а желание представить, что художник мог бы сотворить и второе изображение этой же выдуманной сценки, скажем, минут на пятнадцать вперед по сравнению с существующей, данной (естественно, минуты эти были бы только воображаемые и отмеренные по воображаемой временной шкале, поскольку искусство весьма опосредованно связано с обычным, текущим временем). Великое множество сомнительных положений снялось и разрешилось бы само собой, поскольку главным парадоксом существующей картины была и оставалась двойственность трактовки, порожденная тем фактом, что представлено было лишь одно мгновение на воображаемой временной шкале. Представим, что второе изображение, описывающее эту же сцену, но на пятнадцать минут позже, было все-таки сделано. Это было бы тоже только одно мгновение на воображаемой временной шкале, но зато при сравнении с более ранним, с тем, что на существующей картине, оно могло бы прояснить многое. Например: на второй картине изображался бы пастушок, идущий к своим овцам и отошедший уже на небольшое расстояние; в этом случае стало бы яснее, что на первой, существующей картине интересы юноши, по меньшей мере, в равной степени были связаны и с бабочкой, и с обладанием девушкой, а взгляд самой девушки выражал бы скорее ленивое презрение, нежели любезность или похоть, спрятанную под тяжелыми веками. Или, напротив, вторая картина могла изображать прямо противоположную сценку: тепло и очарование летнего дня сделали свое дело, кровь разыгралась в телах юной пары, и инстинкт, свойственный всему живому и человеческой натуре, взял свое, так что взгляд девушки, возможно, получал иную трактовку и свидетельствовал в пользу лукавства и кокетства, поскольку брошенное стадо зашло в поля, вытаптывая наливавшиеся колосья, цветы помяты, а пастушок и девушка стали парой «влюбленных» — их тела сплелись, и бледная, мягкая, казавшаяся надутой нижняя губка прижата ко рту юноши в страстном поцелуе.

Но! Воображаемая картина оставалась воображаемой, а существующая продолжала мучить и терзать разум противоречивыми интерпретациями.

Эс отошел от репродукции, мотнул головой, со вздохом открыв рот. Он снова принялся расхаживать по комнате из угла в угол, уклоняясь привычным способом от столкновения со стропилами; когда он доходил до задней стены, его подбородок останавливался как раз напротив одинокой морской птицы, изображенной на фоне голубого неба на плакате; у передней стены он замирал, когда подбородок попадал точно на границу между двумя букетами цветов, разделенными садовой решеткой для вьющихся растений.

Закончив расхаживать по комнате, Эс принял сидячее положение, то есть попросту сел на обрезок бревна, лежавший на полу, с которого можно было смотреть в круглое окно, разделенное на девять частей, и центральная из них была квадратной, и наблюдать за задней стеной особняка, стоявшего на расстоянии около тридцати пяти метров за клумбами без аспарагусов на некотором возвышении.

Появление Мидлакемелы оторвало Домоладоссу от чтения доклада. Вместе с молодым офицером пришел и губернатор, последний приветливо кивнул, когда Домоладосса почтительно вытянулся.

— Не беспокойтесь, я пришел всего лишь выслушать вас. Каковы ваши первые впечатления?

Из фотографии жены Домоладоссы, стоявшей на рабочем столе, четверо распознавателей наблюдали всю эту сцену, которая по сравнению с предыдущей казалась более оживленной. Старший распознаватель, по имени Шерлок, начал:

— О, этот человек, что только что вошел, обладает большим сходством с тем мужчиной в этом Измерении, которого мы увидели, когда наша взаимная конгруэнция впервые обнаружилась. Они, похоже, и не подозревают о нашем существовании.

Младший распознаватель, Корлесс, нетерпеливо перебил:

— Конечно, и мы абсолютно не можем ничего с этим поделать, пока наши мыслители не придумают способ связи между нашим Измерением и их. И кроме того, я все еще придерживаюсь теории... в общем, что это проявление не дает нам ответа о размерах и величинах. Мы же смотрим на этот субатомный мир, возможно, через временное искривление пространственно-временной инфраструктуры.

Шерлок зашагал неторопливо вниз по склону холма, и Корлесс последовал за ним. Их разум захватил этот феномен на холме, но душа оставалась холодной; возможно, что и эмоционально они были бы захвачены этим причудливым миром, если бы получили в свое распоряжение приборы для связи с ним.

Они шли по склону холма, а маленький робот летел над ними. Изображение передавалось на громадный экран, расположенный в двухъярусном холле в Нью-Йорке, и группа мужчин, некоторые в униформах, стоявших или сидевших, . наблюдала за холмом и людьми, идущими по склону.

На возвышении техник по указаниям политиков, присутствовавших в холле, управлял полетом робота с камерой.

Конгрессмен Сэдлер повернулся к своему собеседнику.

— Ну что, Джо, вы понимаете, что сие есть. Мы прорвались через прошлое... хотя через что, куда и откуда мы прорвались, это еще нужно понять.

— Множественность обитаемых миров... — забормотал Джо в ответ. Как инженер в области радиокоммуникаций, он страстно желал, да и чувствовал, что ему следует выдвинуть какую-нибудь блестящую гипотезу, но в данный момент только расплывчатые поэтические ассоциации крутились в его голове.

Не подозревая о многочисленных наблюдателях, Домоладосса показывал губернатору следующую часть доклада.