"Щит убийцы" - читать интересную книгу автора (Мерфи Уоррен, Сэпир Ричард)

Глава 1

Перл Уилсон, больше известный как Большой Перл, велел белой лисичке принести из спальни пару пачек баксов. Его ноги в стовосьмидесятипятидолларовых шлепанцах от Гуччи утопали по щиколотку в густом ворсе белого ковра, застилавшего середину комнаты. Плотно зашторенные окна отделяли роскошное гнездышко от смердящих, кишащих всяким сбродом гapлемских улиц – этакий райский уголок в Аду. Одни только огнестойкие и звуконепроницаемые шторы обошлись ему в 2200 долларов. Наличными.

– Выпьете чего-нибудь, начальник? – спросил Большой Перл, с неторопливой величавостью направляясь к бару. Эта величавая походка буквально сводила с ума белых лисичек.

– Нет, спасибо, – ответил полицейский и посмотрел на часы.

– А как насчет понюхать? – снова спросил Большой Перл, коснувшись пальцами носа.

От кокаина полицейский тоже отказался.

– Сам-то я не употребляю кокаин, – сказал Большой Перл. – А те, кто употребляют, раз к разу укорачивают себе жизнь. Эти уличные коты держатся на плаву максимум год, а потом или прогорают, или погибают, или куда-то надолго исчезают, пока снова не встанут на ноги. Они безбожно эксплуатируют своих баб, а потом одна из них не выдерживает, и все летит в тартарары. Им нравится всякая показуха. Обожают, например, раскатывать в шикарных машинах. Я не такой дурак. Я плачу моим женщинам, моим полицейским, моим судьям, моим политикам и спокойно делаю деньги. И вот уже десять лет у меня нет никаких проблем с полицией.

В комнату торопливо вбежала девушка, прижимая к груди объемистый пакет из плотной бумаги. Большой Перл снисходительно взглянул внутрь.

– Добавь еще, – сказал он и, покосившись на полицейского, понял, что допустил оплошность. Тот сидел на краешке глубокого кожаного кресла и при появлении девушки быстро встал. Судя по всему, он был бы рад довольствоваться и этим, лишь бы поскорее убраться отсюда.

– Еще немного лично для вас, – поясню Большой Перл.

Полисмен сдержанно кивнул.

– Вы в этом участке недавно, – продолжал Большой Перл. – Обычно в подобных случаях новичков не посылают. Не возражаете, если я для верности позвоню в участок?

– Не возражаю. Звоните, – спокойно ответил полицейский.

Большой Перл одарил его широкой белозубой улыбкой:

– Вы, может быть, не вполне осознаете, что вам поручено самое важное из всех дел, которые предстоят в этот вечер нью-йоркскому департаменту полиции.

Сунув руку под стойку бара, Большой Перл достал телефонный аппарат. На телефонной трубке, с внутренней стороны, был закреплен с помощью клейкой ленты миниатюрный револьвер системы «деррингер», и когда Большой Перл стал набирать номер, револьвер незаметно скользнул в его широкую ладонь.

– Алло, инспектор, – заговорил Большой Перл вдруг на манер деревенского парня. – Это – я, Большой Перл. Надо тут кой-чего проверить. А вот полицейский, которого ты ко мне послал… Он какой с лица? – Большой Перл внимательно выслушал ответ, глядя при этом в упор на сидящего перед ним полицейского. Время от времени он кивал головой, бормоча: «Ага, ага. Ага. Да, сэр. О'кей. Премного благодарен». Большой Перл вернул аппарат вместе с «деррингером» на прежнее место под стойкой.

– А вы побледнели, – сказал он, осклабившись и прикидывая, что этот белый мог понять из его телефонного разговора. – Успокойтесь. Похоже, вы нервничаете.

– Все нормально, – возразил полицейский. Взяв пакет с деньгами, он спросил: – Через кого вы осуществляете связь с домашними хозяйками в Лонг-Айленде? Мы знаем, что это – белая женщина, проживающая в Грейт Неке. Назовите ее.

Большой Перл улыбнулся:

– Что, добавить баксов? Пожалуйста.

Только редкостное самообладание позволило Большому Перлу продолжать улыбаться как ни в чем не бывало, когда белый полицейский выхватил револьвер 38-го калибра и нацелил его прямо в голову Перлу.

– Эй, мужик, ты что?

Белая девушка охнула и зажала рот ладонями. Большой Перл поднял руки, показывая, что у него нет оружия. Да у него и в мыслях не было убивать полицейского из-за какой-то бледнолицей в Грейт Неке. Есть другие пути, причем такие, которые не таят угрозы твоей собственной жизни.

– Послушай, мужик, я не могу ее выдать. Да и зачем она вам? Вы в Нью-Йорке, а она откупается в Грейт Неке!

– Мне необходимо это знать.

– Тогда тебе необходимо знать и то, что если этот источник в Грейт Неке иссякнет, то захиреет весь этот медовый промысел. Больше не будет тех классно белых дамочек из Вавилона, Хемптона и других подобных им мест, откуда я получаю первосортный товар. Если же медок перестанет поступить ко мне, то он перестанет поступать и к вам. Смекаешь, малыш?

– Как ее зовут?

– Ты уверен, что инспектору и в самом деле необходимо это знать?

– Это необходимо знать лично мне. Даю тебе три секунды, и не пытайся меня обманывать, иначе я вернусь и сотру тебя в порошок вместе с твоей конурой.

– Что мне делать? – обратился Большой Перл к перепуганной девушке. – Ну, ну, не волнуйся, миленькая. Все обойдется. Ну, перестань же плакать.

Помедлив еще секунду, Большой Перл спросил снова, не столкуются ли они с полицейским на трех тысячах долларов.

Полицейский ответил, что не столкуются. И тогда Большой Перл сказал:

– Миссис Джанет Брейчдон. Миссис Джанет Брейчдон, проживающая по адресу: Седар Гроув Лейн, дом 311, муж которой отнюдь не преуспевает на поприще рекламы. Дайте мне знать, на сколько ей придется раскошелиться. Ведь счет она все равно представит мне, и я буду вынужден его оплатить, но мне не хотелось бы переплачивать лишку. Короче, вы поедете в Грейт Нек затем, чтобы получить то, что она посылает мне сюда. Так какой же в этом смысл?

Большой Перл был явно раздражен. «Упаси, Господи, меня от этих несусветных идиотов», – мысленно шептал он.

– Итак, Джанет Брейчдон, Седар Гроув Лейн, 311, – повторил полицейский.

– Так точно, – подтвердил Большой Перл. Грянул выстрел, и на черном лице Большого Перла, между глаз, появилась дыра, быстро наполнившаяся кровью. Из отвисшей челюсти вывалился язык Большой Перл покачнулся, стал медленно падать, и тогда полицейский выстрелил еще раз ему в лицо. Девушка охнула, и пуля тут же прошила ее грудь. Сделав как бы кувырок она упала навзничь. Полицейский подошел вплотную к корчившемуся в предсмертной агонии черному сутенеру, выстрелил для верности еще раз в висок, а потом прикончил недвижимо лежавшую на полу девушку. Из груди у нее все еще струилась кровь. Он выстрелил и ей в висок. Полицейский покинул уютное гнездышко Большого Перла. Белый пушистый ковер набухал обильной человеческой кровью.

В тот же день, в 8.45 вечера, миссис Джанет Брейчдон раскладывала по тарелкам жаркое, приготовленное по рецепту Джулии Чайлд. Служившее гарниром картофельное пюре, как и рекомендовала Джулия в телевизионном шоу, было сдобрено пряными травами с собственного огорода. Внезапно в столовую вошли двое незнакомцев, белый и черный, и прямо на глазах у мужа и старшего сына миссис Брейчдон вышибли ее мозги в это экзотическое пюре. Визитеры извинились перед мальчиком, а затем пристрелили и его и отца.

В Харрисбурге, штат Пенсильвания, один из столпов общества готовился выступить в Торговой палате по поводу целенаправленного финансирования социальных программ и более эффективного решения проблем гетто. Его машина взлетела на воздух, когда он повернул ключ в замке зажигания. На следующий день в редакцию местной газеты поступило необычное сообщение для печати. В нем подробно рассказывалось как раз о «целенаправленной деятельности» этого столпа общества. И в частности, отмечалось, что ему ничем не стоило раскошелиться на строительство приюта для наркоманов поскольку связанные с этим расходы он с лихвой покрывал за счет торговли героином. В штате Коннектикут двое мужчин с револьверами в руках явились в дом местного судьи, известного редкостной терпимостью по отношению к мафии, и препроводили его к бассейну на заднем дворе. Там, под страхом смерти, судье было предложено продемонстрировать свое мастерство в плавании. Но это предложение было заведомо невыполнимо, поскольку к цепи, обвитой вокруг шеи судьи, был привязан его переносной цветной телевизор. Так, вместе с телевизором, его и выудили парни из местного полицейского участка тремя часами полке.

Об этих убийствах и о полдюжине им подобных было доложено председателю соответствующего подкомитета Конгресса, который однажды осенним ясным днем пришел к твердому убеждению, что смерть этих людей – отнюдь не результат разборок между мафиозными группировками. Здесь что-то другое, гораздо более зловещее. Он сообщил генеральному прокурору США, что намерен провести расследование по линии Конгресса, и запросил помощи Министерства юстиции. Его заверили, что помощь будет обеспечена. Тем не менее он не испытывал уверенности в успехе. Он чувствовал, что эта затея ему не по зубам. Выйдя из Министерства юстиции на тихую вашингтонскую улицу, член палаты представителей от 13-го избирательного округа Нью-Йорка Френсис К.Даффи вдруг вспомнил о том страхе, который он испытал во время Второй мировой войны, когда как агент Бюро стратегических служб был заброшен во Францию.

Его желудок тогда вдруг как бы замер, послав в мозг сигнал отсекать все прочие мысли, не касавшиеся того, что происходило вокруг. Иных из тех, кто находился тогда вместе с ним, страх повергал в полную растерянность, и они теряли чувство реальности. Даффи, наоборот, подавил в себе все эмоции. Именно поэтому он вернулся после войны домой, тогда как многие его коллеги погибли. Эта способность Даффи сосредоточиться на главном не являлась некой добродетелью, какую он сумел развить в себе. Нет, она была присуща ему от рождения.

Этот известный многим людям страх – сродни сосущей боли под ложечкой – он испытывал и потом: когда возникли сложности с сыном, а также на выборах, когда его соперник чуть ни опередил его по количеству голосов и когда его жене предстояла операция в клинике Святого Винсента. В этих случаях на него накатывала дурнота, ладони становились влажными, и он с трудом сохранял самообладание. Но смерть – это совсем другое дело.

Вот она, Даффи, совсем рядом. Он стоял перед зданием Министерства юстиции – пятидесятипятилетний респектабельный мужчина. Редкие, а сединой, аккуратно причесанные волосы, изрезанное морщинами лицо – печать прожитых лет. В руке – дипломат, набитый документами, которыми, как он понимал, уже не удастся воспользоваться. То, что его тело ничего не забыло и сейчас предупреждает его о реальности скорой смерти, глубоко потрясло его.

Он подошел к скамейке, усыпанной красными, желтыми и коричневыми листьями, смахнул их на тротуар и сел. Видимо, листья набросала детвора, поскольку такого сильного листопада не бывает вообще, а тем более в Вашингтоне, да еще в конце октября. Какие дела нужно успеть сделать? Первое – завещание. Тут вроде все в порядке. Второе – сказать Мэри Пэт, что он любил ее. Третье – сказать сыну, что жизнь хорошая штука и что Америка – хорошая страна, может, даже лучшая из всех, и жить в ней хорошо. При этом надо избежать как излишней сентиментальности, так и нравоучительности. Может быть, просто пожать ему руку и сказать, что он всегда им гордился? Четвертое – исповедь. Это необходимо, но как найти достойный путь обретения согласия с Господом, если, не желая иметь больше детей, он прибегал к средствам, осуждаемым церковью?

Придется пообещать исправиться, но разве честно давать обещание, которое уже не имеет никакого значения? Он прекрасно знал, что больше у него не будет детей, даже если бы он и хотел, так что подобное обещание было бы ложью, а ему не хотелось лгать Господу, по крайней мере сейчас.

Сложности во взаимоотношениях с церковью возникли у Даффи после диспута с сестрами монастыря Святого Ксавье и постоянно давали себя знать на протяжении всей длительной процедуры вступления в общество «Рыцари Колумба», членство в котором он считал для себя обязательным, поскольку все имевшие какой-либо политический вес ирландцы-католики 13-го избирательного округа принадлежали именно к этому ордену, точь-в-точь как евреи аккумулируются главным образом на поприще медицины и культуры. Человеку нужна опора в жизни, и он находит ее в религии. Даффи наслаждался великолепием осеннего Вашингтона. Он всей душой любил этот город – кишащий преступниками бордель на берегах Потомака, где в муках рождалась и крепла система, о которой может только мечтать человечество, система, при которой люди будут жить в мире и согласии, где сын ирландского контрабандиста может стать конгрессменом и участвовать в выборах наравне с сыновьями нефтяных магнатов, нищих фермеров, сапожников, рэкетиров, священников, прохиндеев и профессоров. Вот такая она, Америка. Но именно этот американский гуманизм и ненавистен радикалам, как левым, так и правым, провозглашающим некий принцип абстрактной чистоты, которой никогда не было в природе, нет и не будет. Правые при этом цепляются за прошлое, а левые – за отдаленное будущее.

Даффи взглянул на свой дипломат. В нем были докладные записки о гибели сутенера, женщины вербовщицы проституток, торговца героином и судьи, явно разбогатевшего на взятках за оправдание преступников, которым место в тюрьме. В дипломате были также документы, свидетельствующие о том, что его прекрасной стране действительно грозит серьезная опасность. Что же делать? Конечно, он правильно поступил, обратившись прежде всего к генеральному прокурору, но не ступил ли он на опасную стезю? Можно ли доверять Министерству юстиции или ФБР? Как далеко зашло дело? По-видимому, достаточно далеко, если убита кряду полдюжина людей. Распространился ли террор на всю страну? Причастны ли к этому федеральные службы? И в какой степени? От этого зависит, как долго продлится его жизнь. Возможно, его враги и сами пока не знают, но в случае необходимости они не остановятся перед убийством конгрессмена. Как, впрочем, и любого другого человека. Они утратили чувство реальности и теперь будут уничтожать то, что прежде стремились сохранить.

Что теперь делать? Для начала, пожалуй, следует позаботиться о собственной безопасности. Нужен человек, которому он может довериться. Самый крутой из всех, кого он знал. Может быть, даже самый крутой во всем мире. С крепкими мускулами и крепкими нервами.

В тот же день конгрессмен Даффи, расположившись в кабинке телефона-автомат и выложив перед собой стопку монет, набрал номер телефона в другом городе.

– Хелло, ленивый сукин сын, как дела? Это Даффи.

– Ты еще жив? – послышалось в ответ. – Твоя трусость давно должна была свести тебя в могилу.

– Случись такое, ты бы непременно узнал об этом по национальному телевидению или из «Нью-Йорк таймс». Я ведь не какой-нибудь ничтожный полицейский инспектор!

– Из тебя, Френки, не получился бы полицейский – тебе недостает решительности. С твоим слезливо-сопливым вестсайдским либерализмом больше трех минут ты не продержался бы.

– Именно поэтому я тебе и звоню, Билл. Ты ведь не думаешь, что я звоню для того, чтобы сказать тебе «хэлло!», не так ли?

– Да уж вряд ли можно было ожидать звонка от такой важной персоны, как ты. Что случилось, Френки?

– Я хочу, чтобы ты умер за меня, Билл.

– Я готов, лишь бы никогда больше не слышать твоей политической трепотни. Так в чем дело?

– Сдается мне, что не сегодня-завтра меня настигнет пуля. Как насчет того, чтобы встретиться в нашем обычном месте?

– Когда?

– Сегодня вечером.

– О'кей, я немедленно выезжаю. И послушай, старая задница, сделай одолжение.

– А именно?

– Постарайся, чтобы тебя не укокошили до нашей встречи. Они сделают из тебя еще одного героя-мученика, а их и так уже более чем достаточно.

– Хорошо, Билл, только не двигай губами, когда будешь уточнять по карте маршрут.

После этого разговора Френк Даффи решил пока не говорить жене, что он ее любит, а сыну, что гордится им, и не каяться перед Богом. Встреча с инспектором Макгарком означала для него как минимум двухнедельную безопасность. Гарантия! Не исключено, что ему даже удастся умереть естественной смертью – в назначенный судьбой день.

Oн заскочил и магазинчик, расположенный в штате Мэриленд, чтобы не платить взимаемого в Вашингтоне высокого налога на алкогольные напитки, и купил десять бутылок виски марки «Джек Дэниелс». Так как останавливаться он не собирался больше нигде, то купил там же еще и содовой воды.

– Кварту, – попросил конгрессмен Даффи. – Кварту содовой.

Продавец взглянул на шеренгу бутылок «Джека Дэниелса» и спросил:

– Вы уверены, что вам нужна именно кварта?

Даффи затряс головой:

– Вы правы, это будет многовато. Дайте пинту, пожалуйста, одну маленькую бутылку.

– У нас нет в продаже маленьких бутылок – сказал продавец.

– Ну ладно. Тогда только то, что здесь на прилавке. А, черт с ним, дайте еще пару, ровным счетом до дюжины.

– Дюжины чего – «Джека Дэниелса»?

– А вы что подумали?

Даффи поехал прямо в аэропорт, где погрузил бутылки в свой самолет марки «Цессна», старательно разложив их таким образом, чтобы не нарушать равновесия самолета. Конечно, вес не такой уж и большой, и все же зачем рисковать. Есть рисковые пилоты, и есть старые пилоты, но не бывает одновременно и храбрых, и старых.

Той же ночью Даффи совершил посадку на небольшой частной взлетно-посадочной полосе недалеко от городка Сенека Фоллз, что в штате Нью-Йорк. Макгарк уже ждал его. Холодная ночь, разгрузка самолета напомнили Даффи о той ночи во Франции, когда он впервые увидел лучшего из всех когда-либо встречавшихся ему бойцов. Во Франции была ранняя весна, и хотя они знали о предстоявшем в ближайшее время вторжении союзников из Англии, однако когда это произойдет и где именно, можно было только гадать. Тем, кого посылают на рискованные операции, высокое начальство не сообщает каких-либо секретных данных из опасения, что они могут стать достоянием врага.

На этот раз им было поручено доставить оружие в Бретань. Макгарку и Даффи предстояло не только доставить и раздать оружие, но и научить французов умело пользоваться им в боевых операциях. Так было сказано в полученном ими секретном приказе.

– Мы должны научить лягушатников так стрелять из этих штуковин, чтобы у них при этом не поотрывало ноги, – сказал Макгарк.

Ростом он был выше Даффи и сухопар, а лицо его, круглое и неожиданно полное при такой фигуре, с носом-кнопочкой и толстыми губами напоминало детский воздушный шар.

Даффи приказал по-французски всем взять по одному ящику, не больше. Приказ был исполнен, но оставалось еще три ящика, и молодой партизан-маки вознамерился унести сразу два.

– Заройте их в землю, – сказал Даффи. – Незачем надрываться, важно, чтобы все оставались в строю. Я предпочитаю иметь одного человека с одним ящиком, чем ни ящика, ни человека.

Молодой маки все еще продолжал тащить два ящика.

Макгарк ударил его по лицу и толкнул к цепочке французов, направлявшихся к окутанному ночной мглой лесу, который смутно темнел на краю поля.

– Этим людям невозможно что-либо втолковать, – сказал Макгарк. – Единственное, что они понимают, это – пощечина.

В течение последующих двух дней Макгарк сумел обучить французских маки обращению с новым оружием. Его метод обучения был незамысловат пощечина для привлечения внимания, демонстрация того, что и как надо делать, и затем еще одна пощечина, если обучаемый не мог повторить все в точности.

Чтобы проверить, насколько французы усвоили науку, Макгарк поручил Даффи организовать засаду – своего рода боевое крещение. Даффи выбрал для этой цели дорогу, по которой регулярно от полевой базы вермахта до расположенного в этом районе крупного аэродрома курсировал небольшой нацистский конвой.

Конвой был атакован в полдень. Бой длился меньше трех минут. Французы-водители и немецкая охрана с поднятыми руками поспешно выскакивали из грузовиков на дорогу.

Макгарк построил их в шеренгу. Потом подозвал к себе маки, хуже всех стрелявшего на тренировках.

– Поднимись ярдов на пятьдесят по этому склону и убей оттуда кого-нибудь из них.

Молодой маки вскарабкался на холм и, не переводя дыхания, выстрелил. Пуля угодили немецкому солдату в плечо. Остальные пленники попадали на землю, закрыв голову руками и прижав к животу колени. Издали они напоминали гигантские человеческие эмбрионы кем-то выброшенные на дорогу.

– Продолжай! – приказал Макгарк. – Будешь стрелять до тех пор, пока его не убьешь.

Следующий выстрел маки сделал не целясь, наугад. Третьим прострелил своей жертве живот. Четвертый выстрел – опять мимо. Молодой маки плакал.

– Я не хочу убивать! – крикнул он сквозь слезы.

– Или ты убьешь его, или я убью тебя, – сказал Макгарк и поднял к плечу карабин, целясь в маки. – А ты знаешь, я стреляю не как какой-то вшивый лягушатник. Я вмиг вышибу тебе глаза.

Плача и стеная, молодой маки выстрелил еще раз, и пуля ударила лежавшему солдату в рот, чуть ли не оторвав голову.

– Ладно, гусиная лапка, достаточно, ты его добил, – сказал Макгарк.

Он опустил карабин и повернулся к другому маки, тоже не отличавшемуся меткостью на учебных стрельбах:

– А теперь ты!

Даффи приблизился к Макгарку и так, чтобы слышно было только ему, сказал:

– Билл, прекрати это сейчас же.

– Нет.

– Черт побери, но это же убийство!

– Ты абсолютно прав, Френки. А теперь застегни свой рот или я тебя тоже заставлю стрелять.

С немецкой охраной вскоре было покончено, живыми среди лежавших на дороге оставались лишь французские водители Макгарк сделал очередному маки знак, чтобы тот поднимался на холм. Маки отказался.

– Я не буду убивать французов, – сказал он.

– Если бы не военная форма, как бы вы, говнюки, могли отличить французов от немцев! – рявкнул Макгарк.

Стоявший поблизости маки внезапно вскинул свой карабин и упер его ствол в тощий живот Макгарка.

– Мы не будем убивать французов, – решительно заявил он.

– О'кей. – Макгарк вдруг ухмыльнулся. – Поступайте как знаете. Мне просто было интересно проверить вас.

– Теперь вы нас проверили и знаете, что мы не станем убивать французов, как псов.

– Ну ладно, я не собирался настаивать на своем. Но, черт возьми, это все-таки война, – пробормотал Макгарк. Когда маки опустил свой карабин, Макгарк по-приятельски обнял его и притянул к себе. – Останемся друзьями?

– Останемся, – ответил француз.

Макгарк крепко пожал ему руку и стал торопливо взбираться на холм, подталкивая впереди себя разъяренного Даффи. Восемью секундами позже дерзкий маки был разорван пополам взрывом висевшей у него на поясе гранаты. Обнимаясь с маки, Макгарк умудрился вытащить из нее чеку. На вершине холма Макгарк разрядил свой карабин в продолжавших неподвижно лежать на дороге французских водителей. Бам! Бам! Бам! Головы несчастных словно взрывались изнутри. Ни одного промаха. Тела убитых остались лежать на дороге. В воздухе повисла тишина. Группа маки с ужасом взирала на маньяка-американца.

– Все. Кончили. Уходим! – прокричал им Макгарк.

В тот вечер, когда Макгарк укладывался в постель, Даффи изо всех сил ударил его кулаком по голове, отбросив к стене, а затем, когда тот кинулся на него, двинул коленом прямо в луноподобное лицо.

– За что? – взревел Макгарк.

– За то, что ты – сукин сын.

– Ты хочешь сказать – за то, что я расстрелял пленных?

– Да.

– Ты понимаешь, что, как твой командир, я мог бы расстрелять тебя на месте прямо сейчас с полным на то основанием?

Даффи пожал плечами. Он все равно не рассчитывал уцелеть в этой войне. Макгарк, видимо, почувствовал это, потому что сказал:

– О'кей, мы это учтем на будущее. Черт подери, мне не хотелось бы убивать американца!

Он встал пошатываясь и протянул Даффи руку.

Даффи шагнул ему навстречу и с силой ткнул кулаком Макгарка в живот. Макгарк охнул и отскочил назад, выставив вперед руки.

– Эй, эй, послушай, друг, именно это я и имел в виду. Должен же быть человек, которого я ни при каких обстоятельствах не смогу убить! Ну, прекрати!

– Что, не можешь смириться с поражением? – вызывающе спросил Даффи.

– Не могу смириться? Малыш, да я мог бы тебя стереть в порошок за одну секунду. Поверь мне. Так что никогда больше не лезь ко мне. Это все, о чем я тебя прошу.

Движимый то ли презрением, то ли азартом, Даффи снова бросился на Макгарка. Он помнил только, что замахнулся кулаком – и все. А когда позже пришел в себя, увидел хлопотавшего над ним Макгарка – тот поливал его лицо водой.

– Я же предупреждал тебя, малыш, что запросто справлюсь с тобой. Как ты себя чувствуешь?

– Не знаю, – ответил, мигая, Даффи.

И всю войну Даффи оставался тем человеком, которого Макгарк не мог убить. Вопреки логике и морали Френк Даффи испытывал все более и более глубокую привязанность к Макгарку – человеку, который не мог его убить. Со временем холодную страсть Макгарка к убийству он стал считать болезнью, искренне жалел его и уже не питал к нему ненависти.

Если кто-нибудь проявлял по отношению к Даффи неуважение или грубость, Даффи не спешил поделиться со своим другом, так как знал, что за этим последует. В этом смысле ничего не изменилось и после войны. Когда Френк Даффи выставил свою кандидатуру на выборах в палату представителей Конгресса, имел место такой, например, случай. Во время одного из предвыборных собраний несколько молодчиков стали было раскачивать трибуну, на которой стоял Даффи. Сержант Макгарк, служивший в департаменте полиции, арестовал их за нарушение общественного порядка Позже им было также предъявлено обвинение в оскорблении полицейского. По дороге в участок, когда они удалились на почтительное расстояние от площадки, где выступал Даффи, арестанты действительно пытались стукнуть сержанта Макгарка по голове, однако кончилось дело тем, что правонарушители были доставлены в больницу Бет Израэль с проломами черепа, разбитыми физиономиями и другими телесными повреждениями. Макгарку была оказана медицинская помощь по поводу травмы пальцевых суставов.

Макгарк был крестным отцом сына Даффи. Семьи настолько сдружились, что сообща арендовали небольшой домик дачного типа недалеко от Сенека-Пфоллз в штате Нью-Йорк Здесь-то ранним осенним вечером и совершил посадку самолет Даффи, явившегося туда с дюжиной бутылок «Джека Дэниелся» и с обуревавшей его тревогой.

По пути к дачному домику, сидя в машине, быстро катившей в темноте по пустынной загородной дороге, член палаты представителей Конгресса Соединенных Штатов откупорил одну из бутылок, сделал большой глоток и передал ее инспектору, возглавившему отдел кадров департамента полиции Нью-Йорка. Макгарк отпил из бутылки и вернул ее Даффи.

– Не знаю, с чего начать, Билл, – сказал Даффи. Творится нечто чудовищное. Внешне все выглядит так, будто это делается на благо страны, но если серьезно вникнуть в происходящее, то становится ясно: под угрозой оказались основополагающие принципы нашего государства.

– Коммунисты?

– Нет. Хотя, конечно, они тоже опасны. Нет. Но эти люди схожи с коммунистами, поскольку тоже считают, что цель оправдывает любые средства.

– Уж это точно, Френки.

– Билл, мне нужна твоя помощь, а не философствование на политические темы, если ты конечно, не возражаешь. Происходит следующее. Группа людей ставит себя выше закона. Они творят массовые расправы. Их организация тщательно законспирирована и действует по-военному четко. Очень похоже на то, что творили несколько лет тому назад полицейские в Южной Америке. В общем, они пытаются бороться с либеральными политиками и снисходительными судьями с помощью оружия.

– Но судьи и в самом деле слишком снисходительны – возразил Макгарк. – Как ты думаешь, почему порядочные граждане не могут спокойно ходить по улицам? Потому что звери заполнили улицы. Нью-Йорк превратился в джунгли. Твой округ – не исключение. Тебе следовало бы когда-нибудь спустится на землю, Френки, и поговорить со своими избирателями. Ты найдешь их в пещерах, где они прячутся.

– Постой, Билл, дай же мне закончить!

– Это ты мне дай закончить, – огрызнулся Макгарк. – Мы в Нью-Йорке широко распахнули двери обезьяньего питомника, и порядочный человек выходя на улицу, не может бить уверен, что благополучно вернется домой.

– Я не собираюсь сейчас, Билл, вести политические дискуссии или лечить тебя от расизма. Позволь мне закончить. Я думаю, что сейчас полицейские в Америке творят то же самое, что несколько лет назад творили полицейские в Южной Америке. Я также думаю, что существует соответствующая организация.

– У тебя есть осведомитель? – спросил Макгарк. Свернув на грунтовую дорогу, он взял у Даффи бутылку. Невзирая на неровность почвы под колесами, Макгарк не сбросил газ, и машина, ныряя и подскакивая, продолжала стремительно мчаться вперед.

– Нет, – ответил Даффи.

– Тогда почему же ты думаешь что это – дело рук полицейских?

– Хороший вопрос. А теперь подумай сам – кого именно убивают? Тех, кто не подвластен полиции. Мне знакомо имя Элайи Уилсона. Ты сам рассказывал мне о Большом Перле. Помнишь, несколько лет назад ты сказал, что по закону его трогать нельзя?

– Ну, о том, что собой представляет Большой Перл, знают все.

– В вашем кругу, но не в моем. Это навело меня на определенные размышления. Даже такой расист, как ты, признает, что Большой Перл – далеко не дурак. Он ловко избегал ситуаций, чреватых опасностью для жизни. Обычного сутенера хватает на два года. Этот держался пятнадцать лет. Как это ему удалось? Отвечу – он действовал таким образом, что убивать его просто невыгодно. Следовательно, мотивом его убийства должно было явиться что-то иное, не так ли?

– Видимо, да, если ты так считаешь, Шерлок.

– О'кей. Возьмем теперь того финансиста из Харрисбурга, что в штате Пенсильвания. Допускаю, что у него были враги. В героиновом бизнесе это вполне возможно.

– Правильно.

– Но ведь он действовал точно так же, как Большой Перл, – он платил, и поэтому было невыгодно его убивать! И, наконец, судья из Коннектикута. Мафия как раз была заинтересована в том, чтобы он продолжал здравствовать.

– Может, он взятку-то взял, но обещание не выполнил, – сказал Макгарк.

Он резко бросил машину в темноту и затормозил, а когда выключил фары, Даффи увидел очертания хорошо знакомого ему домика.

Даффи прихватил две бутылки, Макгарк еще две, и они с удовольствием ступили на каменистую площадку у входной двери. Макгарк включил свет, и Даффи достал лед.

– Если просмотреть решения по делам, которые он вел, то легко убедиться, что свои обещания он всегда выполнял, – сказал Даффи. – У мафии были веские причины радеть о его жизни.

– Хорошо, пусть мафия тут ни при чем. Тогда, может быть, какой-нибудь псих? – предположил Макгарк. Он согнул края пластмассового лотка с кубиками льда, и они посыпались на стол. Собрав пару пригоршней, он наполнил льдом две принесенные Даффи кружки.

– Психи так профессионально не работают, – возразил Даффи. – Это точно. Залей лоток водой и поставь в холодильник, не то мы останемся без льда.

– Да, Освальд работал непрофессионально. А в результате непрофессиональной работы двух психов мы имеем двух мертвых Кеннеди. Я залью часть второго лотка тоже.

– Там, Билл, действовали убийцы – одиночки. Туг совсем другое дело. Эти действуют в связке. Бам, бам, бам! Они появляются, делают свое черное дело и исчезают. Появляются и исчезают снова. Это не психи. Как ни круги, а налицо явная компетентность.

Макгарк поднял кружку и улыбнулся.

– За двух глупых ослов, – сказал он. – За нас!

– За двух глупых ослов – за нас! – повторил Даффи.

Они чокнулись, выпили и прошли в гостиную, оставив остатки льда таять в лотке.

– Мне представляется несомненным, – продолжал Даффи, – что эти убийства совершают либо солдаты, либо полицейские, и никто другой. Короче, профессионалы.

– О'кей, солдаты или полицейские, – согласился Макгарк.

– Это полицейские, – уточнил Даффи. – Сними солдата с толчка, и он уже не сможет сказать, где у него прямая кишка.

– Ну хорошо, предположим, это были полицейские, – ухмыльнулся Макгарк. – Почему же тогда ни один из них не был опознан свидетелями? Жители этих городов знают своих полицейских в лицо, о городах же с населением меньше полмиллиона и говорить не приходится.

Сидевший на потертом кожаном диване Даффи подался вперед. Он усмехнулся. Это была усмешка бывшего профессионала, анализирующего действия профессионалов нынешних.

– Вот в этом-то и состоит вся прелесть их замысла! Как я понимаю, эти убийства осуществляются на принципе взаимопомощи, – сказал он, поставив кружку на пол, чтобы с помощью жестов выразить свою мысль более доходчиво.

Он широко развел руки в стороны, а затем повел их на уровне груди навстречу друг другу.

– Нью-йоркские полицейские совершают убийство в Харрисбурге, полицейские Харрисбурга – в Коннектикуте, а коннектикутские – в Нью-Йорке или где-нибудь еще. Местные полицейские проводят всю необходимую подготовку, а осуществляют убийство их коллеги из другого города… Просто и надежно! Как ты знаешь, самое трудное в заказном убийстве – разыскать сукина сына, которого надо убить. Если бы не маки, прекрасно знавшие Францию, мы никогда не нашли бы дороги в Париж.

Макгарк покачал головой:

– Вы, ребята из Фордхема, всегда были дьявольски умны. Парня из Фордхемского университета всегда было легко распознать – он читал книги.

– А все-таки что ты думаешь об этом? – спросил Даффи.

– Думаю, ты прав. Но какое тебе-то дело до этого?

– Моя фамилия скоро будет в их списке. А я не хочу умирать.

Макгарк изобразил недоумение:

– Френки, ты же конгрессмен. Честный конгрессмен. Мы говорили здесь о подонках общества – сутенерах, жирующих на героине финансистах, вербовщиках проституток, коррумпированных судьях, о состоящих ни службе у мафии убийцах. Какое это имеет к тебе отношение? При чем здесь ты? Господи, что с тобой, Френки? – Голос Макгарка стал гневно-взволнованным, в нем зазвучали нотки отвращения – Ну, подумай сам, черт бы тебя побрал! Ты же не кричишь об этом на всю страну, как какой-нибудь громкоголосый петух на конференции по повышению уровня самосознания, где эти бездельники и собираются-то лишь для того, чтобы заговорить самих себя до умопомрачения! Да, ты либерал, но ты думающий либерал. Ты имеешь дело с фактами. Но на этот раз у тебя нет фактов. Никаких. Это все равно как если бы ты выбежал на улицу и начал скандировать: «Прекратите убийства! Прекратите убийства! Прекратите убийства!» – Макгарк искусно имитировал бездумное скандирование толпы демонстрантов. Однако, вопреки его ожиданиям, на лице Даффи не появилась улыбка. К его пущему удивлению на нем были слезы. Насколько помнил Макгарк, Даффи никогда прежде не плакал.

– O, Боже! – прошептал Френк Даффи и, опустив голову, зажал ее в ладонях.

– Эй, Френк, в чем дело? Ну же, прекрати! Прекрати, слышишь! Ну, хватит тебе! – старался утешить его Макгарк, обнимая за плечи.

– O, Господи, Билл!

– Проклятие, в чем дело, Френки? В чем дело?

– Речь идет об убийце, выполняющем заказы мафии.

– Что?

– Я не упоминал пока об этом убийце. Вообще никогда не говорил ничего подобного. Значит, его прикончили тоже вы. То есть ваши люди по вашему приказу.

Макгарк со злости изо всех сил швырнул свою кружку; пролетев через всю комнату, она с треском врезалась в стену из соснового дерева, забрызгав ее виски. Он вскочил, гневно ударил кулаком в ладонь.

– Послушай, зачем ты стараешься быть умнее всех? Ну что вам, фордхемовцам, неймется? Френки, зачем тебе все это надо?

Рассыпавшиеся по полу кубики льда постепенно таяли, и на их месте появлялись темные пятна. Даффи подошел к Макгарку и похлопал его по спине. Макгарк испуганно отскочил в сторону, но тут же, облегченно вздохнул, увидев протянутую ему Даффи кружку.

– Что будем делать? – спросил Даффи.

– Сейчас, фордхемовский умник, я скажу тебе, что мы будем делать. Ты прекращаешь свои расследования, а если кто-нибудь из этих парней приблизится к тебе хоть на шаг, я сотру его в порошок. Вот что мы будем с тобой делать.

– Ты знал, что я занимаюсь этим расследованием?

– Знал, и не только это. Мы хорошо работаем, и наши силы крепнут. Мы задались целью вернуть эту страну в руки порядочных людей, тех, которые добросовестно и усердно трудятся. В руки честных людей. Эту страну слишком долго превращали в сточную яму. Мы хотим очистить ее от дерьма.

– Это невозможно, Билл, вы не сможете это сделать. Хотя бы потому, что вы начинаете с дерьма, но затем разделаетесь с любым, кто встает вам поперек дороги. Что сможет вас сдержать? Что будет, если ваши люди начнут брать деньги за то, чтобы промахнуться или действовать по своему усмотрению? Если они начнут самочинствовать?

– Тогда мы позаботимся и о них.

– Именно «мы» и будут все это творить, а кто их остановит?

– Если такое случится, я сам возьмусь за них.

– Нет, не возьмешься. Ты будешь счастлив заниматься своим любимым делом.

– А ты к тому времени мог бы стать и президентом. Думал об этом когда-нибудь?

Даффи взял у него свою кружку:

– У нас еще остался лед?

– Да, и много. Много.

– О'кей. Добавлю себе чуток. Слушай, я хочу позвонить Мэри Пэт, попрощаться с ней… гм… и с сыном тоже. Не думаю, что ты позволишь мне также встретиться со священником.

– Что ты мелешь? – возмутился Макгарк.

– Ясно уж там! Тебе, конечно же будет приказано убить меня сегодня ночью. Ты ведь предупредил, где тебя можно найти?

– В департаменте – нет, не предупреждал.

– Да не в департаменте, я имею в виду твоего настоящего хозяина – того, на которого ты теперь работаешь. Вряд ли он позволит своей карающей руке оказаться вне пределов досягаемости хоть ненадолго. А ты ведь карающая рука, не так ли?

– Так. Ну и что? Тебе-то чего беспокоиться? Тебе же известно, что ты – единственный человек, котором я не могу убить. Ты – мой золотой, мой дорогой.

– Я не из золота, Билл. Я из мяса. Мертвого мяса.

– Ладно, из мертвого. Кстати, у меня гамбургеры в морозильнике. Не желаешь?

– Нет.

Они молча пили под шипение гамбургеров на сковородке. Макгарк несколько раз принимался шутить: «Ну и как оно, чувствовать себя мертвецом?» Или: «А ты счастливчик – прошло уже целых пять минут, а я все еще тебя не убил.»

Раздался телефонный звонок – тихий мелодичный звонок, непривычный для уха ньюйоркца.

– Это тебя, Билл. Твой босс, – сказал, не поднимаясь, Даффи.

Телефон продолжал звенеть.

– Ну, а если эта не мой босс, ты успокоишься, наконец?

Даффи улыбнулся:

– Только они знают, что ты сейчас находишься здесь, и никто не знает – где я. Так что это они. И звонят они тебе с одной целью – сказать, что меня надо убить. И скорее всего, посоветуют инсценировать с самоубийство, чтобы дискредитировать мое расследование.

Макгарк рассмеялся:

– Поскольку ты все подобно объяснил, видимо, мне нет надобности подходить к телефону?

Все еще продолжая улыбаться, Макгарк снял трубку.

– Да, да, да. – Потом пауза и снова: – Ты уверен?

На этом разговор окончился. Теперь улыбающееся лицо Макгарка являло собой маску.

– Еще налить? – спросил Макгарк.

– Я сам. Ты все время забываешь про лед, – ответил Даффи.

Пройдя в кухню, он распахнул дверцу холодильника и под ее прикрытием тихо выскользнул из дома. Он побежал к машине, но не добежал. Его ударили сзади по голове. Он поднял, защищаясь, руку и тут же провалился в кромешную тьму, понимая, что это – расплата за терпимость, которую он на протяжении стольких лет проявлял к жестокости Макгарка.

Перед тем как Даффи погрузился в вечный сон, в его сознании возникло странное видение: послышался внятный голос, возвестивший, что ему прощаются все прегрешения и даруется счастливая жизнь. А когда он уже ступил на порог вечности, тот же голос добавил, что где-то в глубинах человеческих возможностей высвободится огромная всесокрушающая мощь, которая обрушится на его убийц.

И видение исчезло.