"Битва в пустыне" - читать интересную книгу автора (Мерфи Уоррен, Сэпир Ричард)

Глава третья

Первое, на что обратил внимание доктор Равелштейн: значки у этих парней были перевернуты вверх ногами. Кроме того, если эти двое в аккуратных серых костюмах действительно из ФБР, то почему значки у них приколоты прямо в бумажниках? И опять же… Однажды доктор Равелштейн имел дело с агентом ФБР, проводившим у них проверку. Помнится, у того был не значок, а удостоверение. Впрочем, не суть важно.

– Я не могу разобраться, что это у вас за значки, – сказал доктор Равелштейн. Он жутко устал.

Часы показывали половину четвертого утра. Почти сутки он не отрывался от зеленоватой ленты терминала, соединенного с одним из компьютеров Мичиганского университета. Усталый пятидесятилетний человек, не спавший ночь, вряд ли сможет отличить показанные ему значки от нарезанного салями, подумал он. Но почему у него так болят глаза? Доктор Марвин Равелштейн, ведущий в университете курс машиностроения, вдруг понял, что на нем нет очков. Наверное, он снял и положил их куда-то, когда услышал, как отворяется дверь в лабораторию.

– В очках вы смогли бы лучше определить, кто мы такие, – сказал тот, что был выше ростом и потяжелее.

– Да, конечно… Очки… Где же они?

– У вас на лбу.

– Разумеется… Так кто вы такие? Ах да, агенты по особым поручениям Поль Мобли и Мартин Филбин. Я понимаю. Да… Очень хорошо. Очень, очень хорошо… Спасибо, что заглянули к нам. Очень рад вас видеть.

– Сэр, мы должны обсудить с вами одно важное дело. Не исключено, что вы – тот, кто может спасти мировую цивилизацию.

Доктор Равелштейн вздохнул и кивком головы указал им на табуреты, стоящие рядом с его столом. Снаружи была необычная для весны жаркая ночь, превратившая университетский двор в темный зловонный колодец. В самой лаборатории работающий кондиционер и дым от сигарет создали не самую благоприятную атмосферу, если ее приходится выносить более шести часов. Доктор Равелштейн снова кивнул, ни к кому не адресуясь. Эти парни из ФБР сказали чистую правду: он не только мог спасти индустриальный мир от банкротства, он уже сделал это. Самое удивительное, что его успех подтверждали цифры расчетов, а не только осязаемые материалы, хранящиеся в соседней комнате. Их мог видеть и потрогать каждый, и каждый мог подтвердить: да, это прекрасная нефть-сырец, да, это новые замечательные строительные материалы. Однако, пока компьютер не переварит и не систематизирует огромное число данных, подтверждающих коммерческий эффект эксперимента, его нельзя считать удавшимся. Давние сомнения доктора разрешились только что, всего двадцать пять минут назад, – и вот уже эти бюрократы из центра нацелились откусить от его пирога.

– Вы говорите, спасти цивилизацию? – повторил Равелштейн. – Я ее спас, если хотите знать. Или, по меньшей мере, отсрочил ее гибель на двадцать лет. Наверное, я заслуживаю какой-то награды, если она вообще что-нибудь значит. А сейчас, джентльмены, мне надо хорошенько выспаться. Чем могу вам служить? Только, прошу, покороче – я очень устал.

– Мы имеем основания думать, доктор Равелштейн, что ваша жизнь в опасности.

– Какая чепуха! Кому может понадобиться моя жизнь?

– Тем людям, которые убили доктора Джонсона из Ренселлерского политехнического института.

– Эрик мертв! – вскричал Равелштейн, бессильно опускаясь в свое рабочее кресло. – Нет, этого не может быть! Не верю…

– Вчера ночью он упал и сломал себе позвоночник. Все было обставлено как несчастный случай, но это такой же несчастный случай, как выстрел снайпера. Один из его ассистентов видел, как двое мужчин столкнули его в шахту лифта, – сказал агент по особым поручениям Мобли, тот, что крупнее и толще.

– Говорят, что он оказал серьезное для его возраста сопротивление, – добавил Филбин. На его худом, с острыми чертами лице отразилась печаль.

Доктору Равелштейну на миг почудилось, что за этой печальной маской кроется усмешка. Может ли такое быть? Что смешного находит этот агент в смерти доктора Джонсона? Нет, ему просто показалось. Он слишком переутомился.

– Я хотел бы позвонить близким Джонсона…

– В такой поздний час? Вероятно, его жене дали снотворное. А впрочем, дело ваше.

– Вы действительно думаете, что его… что его убили?

– Да. Он допустил ошибку, стоившую ему жизни: в своих работах, связанных с углеводородом, он слишком близко подошел к возможности получения заменители бензина, – сказал Мобли.

– Он получил его уже давно, – возразил Равелштейн.

Достав пачку сигарет, он предложил ее посетителям, но те отказались; Мобли любезно поднес хозяину лаборатории зажженную спичку, и тот жадно затянулся дымом. Но в этот час даже сигарета не доставила прежнего удовольствия. А вообще, сколько сигарет в день он выкуривал с удовольствием? Вероятно, ни одной.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил Мобли.

– Эрик давно нашел этот заменитель. Разве вы, джентльмены, не понимаете, что за шумиха развернулась вокруг нефти? Энергетический кризис не имеет никакого отношения к имеющимся запасам или к разведыванию новых. Энергии на Земле больше, чем требуется человеку. Прежде чем иссякнут ее источники, люди погибнут от перенаселения. Они затопчут друг друга.

На лицах агентов отразилось изумление. Вот так всегда! Можно подумать, что важнейшая проблема индустриального общества – такая же загадка для людей, как солнечное затмение для дикаря.

– Вы хотите сказать, что заменитель, изобретенный Джонсоном, не решал проблемы? – недоверчиво спросил Мобли. – Выходит, он умер напрасно?

– «Умер напрасно!» «Погиб за идею!» Смерть есть смерть. Я никогда не понимал понятия «благородная смерть».

– Так вы говорите, доктор, что заменитель Джонсона ничего не решал?

Кротко улыбнувшись, Равелштейн взял со стола тяжелый ролик свернутой компьютерной ленты и передал его Мобли:

– Пожалуйста. Вот вам решение.

– Здесь какие-нибудь химические формулы? – спросил Мобли.

– Вовсе нет, – засмеялся Равелштейн. – Перед вами смета: расходы на транспорт, на строительные работы, стоимость рабочей силы, растущие цены на цемент, кирпич, напряженно-армированный бетон. Все это, разумеется, прикидки, но проблема топлива для Америки может быть решена примерно на двадцать один год. Отсрочка, как вы понимаете, существенная.

– Я что-то не понял… Где вы нашли заменитель нефти?

– Я его не нашел. Я нашел заменитель для кирпича, цемента и алюминия. А еще – для асфальта и для дерева.

Филбин выразительно посмотрел на Мобли: может, перед ними помешанный? Однако тот никак на это не прореагировал. Руки, держащие ролик, вдруг вспотели. Он понял, что ученый говорит правду.

Доктор Равелштейн взял со стола небольшую школьную доску и мел.

– Не надо смотреть на ролик так, будто это некий клад. Это только план его местонахождения. Путь выхода из кризиса. Вы следите за ходом моих мыслей?

Мобли с сомнением посмотрел на ролик.

– Мне кажется, да, – сказал он не слишком уверенно.

– Нет, вы не уловили сути. Ну хорошо, слушайте: где-то году в 1970-м, не раньше, Америка стала зависеть от импорта нефти. Не потому, что у нас ее не было, а потому, что было дешевле ввозить нефть с Аравийского полуострова, чем добывать у себя дома. Когда нефть в скважине на исходе, добыча удорожается. Вы это знаете?

– Я этого не знал, – признался Мобли.

– Мы можем иметь под собой целые моря жидкого топлива – и в то же время не иметь бензина, так как добыча нефти из-под земли не выгодна экономически. Она обходится слишком дорого. А в глинистом сланце мы имеем океаны нефти. Буквально океаны.

– Но ведь его переработка стоит еще дороже, – заметил Мобли.

– Была дороже, – возразил Равелштейн.

– Насколько я понимаю, чтобы добыть какое-то количество нефти, требуется переработать тысячи тонн сланца, – сказал Мобли.

Доктор Равелштейн задорно улыбнулся:

– Все это так. Многие тысячи тонн никому не нужного сланца. Цена такой нефти была бы баснословной. Ее не стали бы покупать ни таксисты, ни корпорации, ни коммунальные службы. Она была бы им не по карману. Этим грешил и заменитель бензина, созданный Джонсоном. Его себестоимость была три доллара за галлон. Наша страна не может позволить себе такое дорогое удовольствие.

– Так в чем же суть вашего открытия? – спросил Мобли.

– Идите сюда, я вам покажу.

– Пойдем, – позвал Мобли своего спутника. Тот хмуро кивнул и поправил ремень, на котором висела кобура.

Взгляд доктора Равелштейна упал на рукоятку автоматического пистолета 45-го калибра. «Странно, – промелькнула у него мысль, – я всегда думал, что парни из ФБР используют только револьверы, потому что, говорят, затвор в них реже заедает. Но, может быть, теперь они перешли на пистолеты? Впрочем, меня эта не касается»

Он провел обоих мужчин через низенькую дверь, она была не заперта.

– Если здесь хранятся ваше изобретение, то почему вы не закрыли дверь на ключ?

– Вы так часто имеете дело с преступным миром, что у вас и менталитет выработался соответствующий, – усмехнулся Равелштейн. – То, что вы видите здесь, должно быть доступно всем. Этого требует здравый смысл. – Он шагнул в комнату и зажег свет.

– Я думаю, что мне не следовало бы вообще выключать свет. В ближайшее время у нас будет столько дешевой энергии, что ее хватит на двадцать лет. Проходите сюда, джентльмены! Это – здесь.

– Что именно? – спросил Мобли.

Филбин хихикнул. Они видели лишь штабеля кирпича, тонкие плиты для стен, ларь с чем-то вроде пыли.

– Вот это кирпич, джентльмены, это – панели, а это цемент. Все материалы экономически выгодны и конкурентоспособны. И все это сделано из сланца.

– Кажется, я начинаю понимать, – сказал Мобли. – Тот ролик не имеет никакого отношения к нефти, верно?

– Из вас получился бы отличный студент, мистер Мобли. – Что, по-вашему, означают те расчеты?

– Все это хреновина! – сказал Филбин, хлопнув своего спутника по спине. – Давай закругляться, хватит слушать, как он вешает нам лапшу на уши.

Мобли наградил худощавого мужчину презрительным взглядом.

– Мне кажется, – сказал он Равелштейну, – ваши выкладки сослужат службу строительному делу в Америке в ближайшие десять лет.

– И не только в Штатах, – сказал Равелштейн. – В Южной Америке тоже, а также – в Азии.

– Вы имеете в виду, что у вас там указаны и расходы по транспортировке?

– Правильно! А теперь, чтобы я мог вам поставить «отлично» с плюсом, скажите мне, сколько будет стоить производство нефти по моему способу?

Филбин явно скучал, но Мобли казался заинтересованным.

– Ни одного пенни, – сказал он. – Браво, доктор! Вы производите из сланца строительные материалы, а в остатке получается нефть. Вся соль в том, что вы не извлекаете нефть из сланца, а используете его таким образом, что нефть остается в виде отходов. Фантастика! Где вы храните формулы?

– В своей голове, – сказал доктор Равелштейн. – Однако это не такое уж большое открытие. Процесс довольно простой, практически любой инженер-химик может его воспроизвести, если ему это поручить.

– Благодарю вас, – сказал Филбин и расстегнул кобуру.

Доктор Равелштейн зачарованно следил за его движениями. Страха у него не было. Вот худощавый мужчина вынул большую «пушку», которая тем не менее пришлась ему по руке, вот он прицелился… У выходного отверстия дула сверкнуло пламя – и все. Последней мыслью ученого было: «Не может быть, чтобы это происходило со мной…»

Он не испытал страха, у него не появилось желания избежать неизбежного. Он произвел точную и беспристрастную оценку ситуации. Его почему-то вознамерились убить, потом убили…

Поль Мобли видел, как дернулась голова ученого, как во лбу у него появилась зияющая рана с рваными краями. Равелштейн упал на пол, точно мешок с изобретенным им сланцевым цементом.

– Проклятый кретин! Какого черта ты это сделал? – закричал Мобли на своего напарника.

– Это лучше, чем стоять тут да трепать языком.

– Мы были должны помешать его исследованиям. Сжечь все расчеты. Выкрасть образцы или что там попадется под руку. Нам было велено остановить работу над проектом, но не обязательно убивать.

– А что, тебя беспокоит это маленькое кровопускание, Поль? – засмеялся Филбин, укладывая пистолет обратно в кобуру. – Давай смываться отсюда.

– «Смываться»! – передразнил его Мобли. Его толстое, мясистое лицо побагровело от злости. – Что толку уходить с пустыми руками?!

– Мы прихватим с собой этот ролик.

– Разве ты не слышал? Хитрость не в ролике, а в этих треклятых материалах. Кто-нибудь взглянет на них повнимательней – и, считай, Равелштейн не умирал.

– Но у них все равно нет формул, чтобы изготовить эту ерунду. Пойдем же!

– Идиот, формулы не нужны! Ты же слышал, что он сказал? Любой инженер-химик может с этим справиться, если ему поручить.

В университетском дворе зажглись фонари. На лестнице послышались чьи-то торопливые шаги. Ожил и нехотя заработал мотор лифта.

– Идем, Поль! Да идем же! – испуганно твердил Филбин.

– Мы не можем уйти просто так, без всего.

– Ты как хочешь, а я пойду. Мне не улыбается иметь дело с копами.

– Нам все равно придется иметь дело или с ними, или ты знаешь с кем.

– Он не узнает.

– Еще как узнает!

– О Господи! – захныкал Филбин.

– Заткнись и слушай! – прикрикнул на него Мобли. – У меня есть план.

Когда в лабораторию неуклюже ввалились ночные сторожа, охраняющие кампус, Мобли помахал у них перед носом своим значком и потребовал объяснить, кто они такие. Говорил он резко и властно, с нотками подозрительности.

Сторожа были люди немолодые: вышедшие на пенсию механики либо контролеры с газовой станции; их главная обязанность заключалась в том, чтобы носить синюю униформу с внушительной бляхой, которая давала им не больше прав, чем пряжка на поясе.

Мобли быстро довел сторожей до состояния полной покорности. Если бы хоть один из них присутствовал когда-нибудь в качестве понятого в подобной ситуации, он отметил бы, что труп убитого не положили, как полагается, в полотняный мешок и что в качестве вещественных доказательств почему-то вывозят на тележке какие-то громоздкие предметы, причем в очень большом количестве.

– Какой тяжеленный, – ворчал один из сторожей, пыхтя над большим ящиком розового порошка.

– Да, – отозвался Филбин. – Мы возьмем с него отпечатки пальцев.

– А почему все это должны грузить мы?

– Потому что я так хочу! – отрезал Мобли.

Охранник, видать, привык к подобным объяснениям и больше ни о чем не спрашивал. По всей вероятности, ему все это было до лампочки – охранники во всех кампусах одинаковы.

Когда мертвое тело, цемент, плиты и кирпич погрузили на университетские грузовики хозяйственно-технической службы, сторожам сказали, что их вызывают в штаб-квартиру ФБР. Старые служаки задали только один вопрос:

– А сверхурочные нам заплатят?

Мобли и глазом не сморгнул.

– А как же? ФБР гарантирует. Из федеральных средств.

Сторожам, помогавшим грузить «вещественные доказательства», и в голову не пришло, что ФБР не может распоряжаться чужими фондами, раз их заверил в этом некто в белой рубашке и при галстуке. Главную роль сыграл значок, показавшийся им несомненным знаком власти, и магическое слово «сверхурочные».

В тот предрассветный час они сели в университетский грузовичок и уехали, и больше кампус Мичиганского университета в Энн Арбор их не видел.

Сторожей привезли на заброшенное футбольное поле и велели разводить розоватый порошок в воде. После того как в ящике, где был насыпан этот необычный цемент, образовалась клейкая масса, сторожа, все одновременно, получили равную долю царствия небесного из двух пистолетов 45-го калибра.

– За одного или за четверых, – повесят только один раз, – пошутил Мобли.

– В этот раз тебя не повесят, – засмеялся Филбин.

– Ага. По закону. Но, к несчастью, есть и другие. Ты знаешь кто.

– Знаю, знаю, – согласился Филбин.

Они сели в кабину и завели мотор. Через короткое время грузовичок с телами доктора Равелштейна и трех ночных сторожей, с цементом, плитами, кирпичом нашел себе стоянку на дне реки.

Ученого хватились на следующий день.

Пропажа ночных сторожей была обнаружена спустя месяц, когда кто-то из администрации заметил наконец, что трое сторожей не выходят на работу.

По этому поводу был созван симпозиум на тему: «Отношение университетских наемных служащих к своим обязанностям». Председательствовал на нем заведующий отделом информации. Были приглашены работники всех уровней, дабы «обеспечить максимально эффективное участие». Симпозиум пришел к заключению, что наемные работники имеют недостаточно тесную связь с университетом и что единственный разумный выход из создавшегося положения – удвоить бюджетное финансирование отдела, это может послужить «серьезным паллиативом в деле реструктурирования системы отношений с использованием новейших средств информации».

Спустя время тело доктора Равелштейна, вместе с телами троих сторожей, всплыло из его собственного цемента. Прилипшая к трупам непонятная розовая субстанция была подвергнута химическому анализу. Она оказалась компонентом, входящим в состав глинистого сланца.

В том учреждении, которое значилось в документах как санаторий в Рае, штат Нью-Йорк, расположенный в заливе Лонг-Айленд, сообщения о смерти доктора Равелштейна и доктора Эрика Джонсона попали в одну и ту же папку. Это сделал компьютер, отметивший, что субстанция, обнаруженная на теле доктора Равелштейна, – глинистый сланец, не содержащий нефти.

Эта информация легла на стол директора фолкрофтского исследовательского центра, и он нашел в обоих фактах нечто общее.

Объединяла их нефть. И убийство тех ученых, кто обнаружил новые источники ее.