"Эхо" - читать интересную книгу автора (Уолтерс Майнет)

Глава третья

Пауза становилась опасной. Эффект, произведенный словами миссис Пауэлл, не уменьшился с течением времени. Напротив, ее речь приобретала все больший вес. Теперь Дикон смотрел на Лайзу глазами Аманды и удивлялся тому, насколько верным было определение, данное хозяйкой этой вульгарной особе. По сравнению со снежной королевой, сидящей в кресле напротив, Смит казалась самой настоящей уличной девкой. Только сейчас Майкл заметил и эти пухлые, слишком ярко очерченные губы, и плотно облегающую отнюдь не безупречную фигуру короткую юбку. Он вдруг устыдился того, что долгое время сам бегал за ней. А тишина, воцарившаяся в комнате, словно пропитывалась вожделением. Теперь Дикон видел себя самой настоящей подопытной собачкой Павлова, у которой выступает слюна каждый раз, когда ее начинают соблазнять чем-то вкусненьким. Сама эта мысль показалась ему обидной.

Он вынул из кармана ключи от машины и предложил Лайзе самостоятельно доехать до редакции.

— А я, когда закончу интервью, доберусь на такси, — добавил он. — Да, ключи, пожалуйста, оставь у Глена в приемной, а я их потом у него заберу.

Лайза кивнула, радуясь тому, что у нее появился прекрасный повод уйти, и в тот же момент Майкл пожалел о своем вероломном поступке по отношению к коллеге. Яркая косметика и ультрамодная одежда вовсе не считались криминалом. Наоборот, они как бы подчеркивали торжество молодости. Смит уложила аппаратуру, оставив только одну камеру и, молча кивнув на прощание хозяйке дома, удалилась.

Из комнаты было слышно, как загремели двери гаража. Аманда вздохнула:

— Я была груба по отношению к ней. Простите. Мне кажется, нельзя относиться к смерти Билли с таким равнодушием, с каким это получается и у вас, и у нее. — Она посмотрела на стакан, словно раздумывая над тем, заметил ли Майкл ее состояние, и, не прикасаясь к вину, отставила его подальше.

— Похоже, вы чересчур близко к сердцу приняли его гибель, — напомнил Майкл.

— Но он умер на моей территории.

— Это еще не значит, что вы должны отвечать за него.

Миссис Пауэлл окинула Майкла пустым взглядом:

— А кто же тогда должен?

Такие вопросы свойственно задавать детям.

— Сам Билли, — резюмировал Дикон. — Он был достаточно самостоятельным, чтобы принимать решения.

Она покачала головой, а потом наклонилась ближе к Майклу, пристально изучая его лицо:

— Вчера вы говорили, что вас тронула история Билли. Так почему бы не оставить в покое его смерть и не побеседовать о его жизни? Вчера я заявила, что мне нечего больше поведать вам, хотя это не совсем так. По крайней мере, мне известно столько же, сколько и полиции.

— Я вас слушаю.

— Если верить патологоанатому, Билли исполнилось сорок пять лет. Он был довольно высок, и хотя его волосы на момент смерти поседели, когда-то он был шатеном. Впервые его арестовали четыре года назад: он украл хлеб и ветчину в одном из центральных супермаркетов. Именно тогда он назвался Билли Блейком и заявил, что ему шестьдесят один год. Следовательно, он прибавил себе лишних двадцать лет. — Миссис Пауэлл говорила быстро и уверенно, словно заранее готовила свою речь для подобного интервью. — Тогда он заявил, что прозябает в нищете около десяти лет, и от дальнейшей информации о себе воздержался. Осталось неизвестным, откуда он родом и имел ли когда-нибудь семью. Полиция проверила списки пропавших без вести по Лондону и юго-восточному округу за последние десять лет, но никого с такими приметами не обнаружила. Отпечатков пальцев, в том виде, в каком они наличествовали, в полицейских файлах также не нашли, поэтому так до конца и не смогли выяснить, кем он являлся на самом деле. За неимением другой информации, полиция удовлетворилась его собственными словами, и последние четыре года он жил и умер как Билли Блейк. В общей сложности он провел полгода в тюрьме за кражи спиртного или еды из магазинов, при этом каждый раз его отправляли за решетку на месяц или два. Когда Билли оказывался на свободе, то предпочитал ночевать на берегу Темзы. Его любимым местом обитания стал заброшенный склад, расположенный в миле отсюда. Я разговаривала с другими стариками, которые нашли там приют, но никто из них не смог ничего добавить о биографии Билли.

Дикон был сражен. Он и не предполагал, какой интерес вызвал в этой женщине безвестный нищий и сколько энергии и времени она потратила для того, чтобы разузнать о нем хоть что-нибудь.

— Простите, а что вы имели в виду, когда сказали об отпечатках пальцев «в том виде, в каком они наличествовали»?

— Полиция утверждает, что он когда-то сильно обжег руки, и пальцы заживали потом сами по себе. Они так пострадали, что из-за многочисленных шрамов стали напоминать птичьи когти. Существовало даже предположение о том, что он умышленно «уничтожил» свои отпечатки пальцев с тем, чтобы его не уличили в совершенном ранее преступлении.

— Вот дерьмо! — невольно вырвалось у Дикона.

Миссис Пауэлл поднялась и прошла к одному из стеклянных шкафчиков у дальней стены.

— Как я уже говорила, фотографии Билли все же существуют. — Она достала с полки конверт и вернулась с ним, вынимая содержимое. — Мне удалось уговорить полицию отдать мне два снимка. Вот этот — самый лучший из всей серии, которая была сделана уже в морге. Разумеется, вид у Билли тут не слишком приятный, и вряд ли кто-нибудь сможет его опознать. — Она передала фотографии Дикону. — Его лицо здесь сморщилось от недоедания. Видите, насколько выделяются лоб и подбородок? Это указывает на то, что в нормальном состоянии лицо его было бы более полным.

Дикон внимательно изучил снимки, полностью соглашаясь с хозяйкой дома в том, что вид у Билли был действительно не слишком приятный. Эта процедура не доставила журналисту эстетического наслаждения: почему-то сразу вспомнились кучи трупов в Берген-Бельзене после освобождения лагеря войсками Союзников. Лицо на фотографии казалось бесплотным, настолько туго кожа обтягивала кости черепа. Миссис Пауэлл протянула Майклу второй снимок:

— А эта была сделана четыре года назад, когда Билли впервые арестовали. Она немногим лучше: уже тогда он напоминал скелет, но все-таки здесь можно представить, как он выглядел.

«Неужели это действительно лицо человека, недавно перешагнувшего сорокалетний рубеж?» — поразился Дикон. Возраст безжалостными бороздами прошелся по коже Билли, который смотрел в объектив выцветшими слезящимися глазами. Единственной по-настоящему живой деталью выглядела клочковатая белоснежная шевелюра над высоким лбом. Да и она не слишком гармонировала с восковой желтизной лица.

— Может быть, патологоанатом все-таки ошибся, определяя возраст? — усомнился Дикон.

— Полагаю, что нет. Полиция, не поверившая заключению, дважды проводила экспертизу. Мне кажется, — продолжала она, — что при помощи соответствующей программы можно воссоздать на компьютере настоящий облик Билли. Жаль только, что я не знакома с подобными специалистами. Если бы ваш журнал смог заполучить такие «снимки», они явились бы куда более интересным дополнением к статье, нежели моя персона.

— Странно, что этого не сделала полиция.

— Перед смертью Билли не совершил ничего противозаконного, поэтому его настоящая внешность их не волновала. Мне кажется, что не обнаружив его в списке пропавших без вести, полиция махнула на него рукой.

— Можно мне на время попользоваться этими фотографиями? Мы сделаем негативы, и я тут же верну вам оригиналы. — Женщина утвердительно кивнула, и Дикон вложил фотографии между страницами блокнота. — А полиция не выдвигала никаких соображений относительно того, что покойный выбрал именно ваш гараж, помимо того, что он был открыт?

Миссис Пауэлл опустилась в кресло, сложив руки на коленях. Дикон удивился, заметив, какие белые у нее костяшки пальцев.

— Они полагали, что он тащился за мной от самого места моей работы. Правда, при этом никаких видимых причин этому не находили. Если Билли целеустремленно преследовал в толпе именно меня, то почему не попросил о помощи? С этим вы согласны? — Она предпочитала вести беседу на интеллектуальном уровне, в отличие от Дикона, желающего воспользоваться подмеченной им нервозностью, которую выдавал небольшой тик у самого уголка рта. Майкл только сейчас заметил его и догадался, что под внешне невозмутимым фасадом может скрываться целая гамма переживаний.

— Да, — кивнул он. — Не вижу смысла следовать за человеком, не имея на то причины. Значит, она все-таки была?

— Какая же, по-вашему?

— Например, он, возможно, знал вас раньше.

— Откуда или, если угодно, в каком качестве?

— Не знаю.

— Но тогда было бы тем более логично заговорить со мной, раз уж он меня узнал, верно? — Она так быстро отреагировала на его предположение, что Майклу показалось, будто этот вопрос она уже неоднократно задавала сама себе.

Он в задумчивости почесал подбородок:

— Ну, может быть, к тому времени он извел себя уже настолько, что смог только свалиться в гараже и умереть. А где именно располагается ваш офис?

— В двухстах ярдах от того самого заброшенного склада, где обычно и ночевал Билли. Там весь район скоро будет реконструирован. И компания «У.Ф.Мередит» арендовала часть помещений в переоборудованных на первой стадии домах еще три года назад. Полиция посчитала близость моей работы и места обитания Билли не простым совпадением. Хотя лично я почему-то с ними не согласна. Двести ярдов — достаточно большое расстояние для такого города, как Лондон. — Сейчас она выглядела какой-то несчастной, и Майкл подумал, что со стороны ее теория выглядела совсем неубедительно.

Он раскрыл блокнот и еще раз посмотрел на обтянутый кожей череп Билли.

— Скажите, а ваш дом тоже является частью строительной программы «Мередит»? — поинтересовался он, не отрывая взгляда от снимка. — Вы, наверное, получили хорошую скидку на него, так как являетесь сотрудником компании?

Аманда ответила не сразу.

— Мне кажется, что это не имеет никакого отношения к нашей беседе, — отрезала она.

Майкл негромко рассмеялся:

— Наверное, вы правы, но все же этот дом стоит целого состояния. А вы, к тому же, как я вижу, не поскупились и на обстановку. Видимо, ваши дела не так плохи, раз вы позволяете себе подобный образ жизни, не говоря уже о той легкости, с которой выделили пятьсот фунтов на кремацию незнакомого бродяги. Мне становится просто любопытно, Аманда: либо вы действительно исключительно преуспевающий архитектор, либо имеете побочные источники дохода.

— Я уже говорила вам, мистер Дикон, что к нашей беседе это не имеет никакого отношения. — У миссис Пауэлл вновь начал слегка заплетаться язык. — Так мы вернемся к Билли или нет?

Он пожал плечами:

— Я полагаю, вы бы сразу обратили внимание, если бы за вами следом неотступно шагало такое вот… — Тут он выразительно постучал ногтем по целлулоиду фотографии.

Миссис Пауэлл выпрямилась в кресле, и на ее лице возникло выражение тревоги:

— Боюсь, что нет.

— Неужели?

— Я вообще стараюсь не смотреть в лица людей, — неохотно призналась она. — Это единственный способ избежать надоеданий с их стороны. Даже если я даю кому-то деньги, то я редко смотрю на них. Я даже впоследствии не смогу дать их детального описания.

Дикон вспомнил интервью, которые брал у нескольких бездомных молодых людей для своей статьи, и вынужден был согласиться с Амандой: он и сам не смог бы сейчас толком освежить в памяти хоть один образ. Эта мысль его расстроила: женщина была права. Мы никогда не вглядываемся в лица нуждающихся.

— Ну хорошо, предположим, что ваш гараж Билли выбрал чисто случайно. Но хоть кто-нибудь должен был видеть его? Если одинокий нищий разгуливает по такому району в поисках пристанища, то он вряд ли останется незамеченным. Никого из ваших соседей не опрашивали как возможных свидетелей?

— Никто из них даже не упомянул о Билли.

— А полиция интересовалась?

— Не знаю. Вся процедура длилась часа три-четыре. А как только приехавший врач констатировал ненасильственную смерть, все и закончилось. Что же касается полицейского, которого я вызвала, то тот заявил, будто Билли Блейк им давно известен и что если он в ближайшее время сдох бы где-нибудь на помойке, то сенсацией это бы не стало. Вот что он сказал буквально: «Этот старый педераст долгие годы просто совершал медленное самоубийство. Нельзя вести такой образ жизни, как он, и при этом жить».

— А вы не попросили его как-нибудь пояснить свою мысль?

— Полицейский заметил лишь, что Билли более или менее нормально питался только отбывая срок в тюрьме. Все остальное время он пробавлялся исключительно алкоголем.

— Бедолага! — вздохнул Дикон, глядя на бокал Аманды. — Жизнь под вечной анестезией для него, наверное, была единственным выходом.

Если миссис Пауэлл и отнесла это замечание Майкла на свой счет, то не подала виду.

— Да. — Такова была ее единственная реакция на сказанное.

— Вы полагаете, наверное, что «Билли Блейк» — не настоящее его имя. Он назвал его, когда впервые был арестован четыре года назад. А где он доставал деньги на спиртное? Ведь для того, чтобы получать пособие, надо быть где-то зарегистрированным.

Она снова печально покачала головой:

— Старики со склада, с которыми я беседовала, рассказывали, что Билли жил на подаяния добряков-туристов. Он не пользовался государственными дотациями. Он рисовал картины мелом на асфальте набережной, куда причаливают прогулочные катера. Денег, получаемых от прохожих, ему хватало на выпивку. Только зимой, когда наплыв туристов прекращается, Билли промышлял воровством. Если посмотреть данные полицейского участка, получится, что он попадал в тюрьму именно в зимние месяцы.

— Звучит так, будто он прекрасно организовал свою жизнь.

— Согласна.

— А вам известно, что именно он рисовал?

— Каждый раз один и тот же сюжет. Старики рассказывали, что это было изображение Рождества Христова. Кроме того, он проповедовал прохожим о проклятье, нависшем над всеми грешниками.

— Так он был психически болен?

— Похоже на то.

— Он проповедовал всегда на одном месте?

— Нет, время от времени его прогоняла полиция.

— Но рисовал он все ту же картину?

— Думаю, что да.

— И хорошо у него это получалось?

— Старики утверждают, что прекрасно. Они считали его настоящим художником. — Неожиданно миссис Пауэлл рассмеялась, и в ее глазах сверкнули озорные искорки. — Правда, нищие были постоянно пьяны, когда я с ними беседовала, так что трудно полагаться на их художественный вкус.

Озорство в ее зрачках исчезло так же внезапно, как и появилось, и Дикон вновь погрузился в собственные фантазии. Ему казалось, что эта женщина не осознает глубины собственных желаний, и только опытный мужчина сможет дать выход ее тайным страстям…

— Что же еще вам удалось узнать?

— Ничего. Боюсь, что это все.

Майкл наклонился вперед, чтобы выключить магнитофон.

— Вы говорили, что история Билли должна быть рассказана, — напомнил он. — Но все то, чем вы поделились, уместится в двух-трех предложениях. А уж если честно, то писать тут практически не о чем. — Он немного помолчал, пытаясь навести порядок в мыслях. — Перед нами история алкоголика и мелкого воришки, воспользовавшегося чужим именем и солгавшего насчет своего возраста. Он от кого-то или чего-то скрывался: возможно, от жены или неудачного брака, и постепенно опустился, будучи либо слабохарактерным, либо психически больным. Еще Билли обладал некоторыми художественными способностями, и умер в вашем гараже потому, что вы живете рядом с его постоянным пристанищем, а двери у вас в тот день были открыты. — Дикон наблюдал, как забытая им в блюдце сигарета превращается в столбик пепла. — Может быть, я что-то упустил?

— Да. — Уголок рта миссис Пауэлл задергался еще сильнее. — Вы ни словом не обмолвились о том, почему он предпочел заморить себя голодом и зачем сжег свои пальцы.

Майкл, как бы извиняясь, развел руками:

— Скорее всего, Аманда, хронические алкоголики, да еще в глубокой депрессии, кончают именно так. Они обычно подменяют еду алкоголем, поэтому-то патологоанатом и говорил о добровольном саморазрушении. Такие типы частенько калечат себя, как бы доказывая, что кроме мук ничего не ждут от этой жизни. По моему мнению, ваш Билли был серьезно болен, постоянно пил, чтобы хоть как-то скрасить свое существование, и смерть в гараже является вполне логичным его концом.

По усталому выражению лица хозяйки, Майкл понял, что ничего нового он ей не сообщил. Видимо, она сама неоднократно осмысливала случившееся. Его интерес к Аманде возрос. Что за idee fixe [4] — проявление подобного интереса к жизни какого-то Билли Блейка? Здесь должны быть какие-то более весомые побудительные мотивы, чем сентименты, сострадание и размышление о несовершенстве общества.

— Я не нашла никого, кто проявил бы хоть малейший интерес к выяснению настоящей личности Билли, — пробормотала она, наклоняясь над ароматизатором и медленно перебирая пальцами розовые лепестки. — Полиция вела себя исключительно корректно, но было заметно, что им смертельно скучно. Я обращалась и в Министерство внутренних дел, и к своему знакомому члену парламента, чтобы они помогли отыскать хотя бы следы семьи Блейка, но они ответили, что это вне их компетенции. Лишь Армия Спасения проявила хоть какое-то сочувствие. Хотя в их файлах тоже не нашлось ничего полезного, тем не менее, они обещали сообщить мне, если что-нибудь прояснится. Впрочем, особого оптимизма не выказали и они. — Миссис Пауэлл выглядела теперь совсем несчастной. — Я уже не знаю, что еще можно предпринять. Прошло шесть месяцев, и я оказалась в тупике.

Несколько мгновений Майкл молча наблюдал за Амандой, увлеченный быстрой сменой выражений ее лица. То, что у миссис Пауэлл означало скрытую скорбь, у другого, более эмоционального человека походило бы скорее, на глубокое отчаяние.

— Но если вы придаете этому такое значение, почему бы не прибегнуть к услугам частного детектива? — посоветовал Дикон.

— А вы имеете представление о том, какую цену они запросят?

— Значит, вы все-таки пытались обратиться в сыскное агентство?

— Такие расходы я не могу себе позволить. Мало того, что расследование может затянуться на недели, а то и месяцы, никаких гарантий успеха они не дают.

— Но мы с вами уже установили, что вы женщина богатая. Вам что, есть перед кем оправдываться в своих тратах?

Какая-то тень эмоции — уж не замешательства ли? — пробежала по лицу миссис Пауэлл:

— Перед самой собой.

— Но не перед супругом.

— Нет.

— Вы хотите сказать, что его не встревожит то, что вы потратите целое состояние на поиски семьи незнакомого умершего бродяги?

Женщина промолчала.

— Но, видимо, ваших усилий по организации и оплате похорон Билли вам показалось мало? Почему?

— Потому что значение имеет жизнь, а не смерть.

— Весьма туманная причина, чтобы объяснить овладевшую вами одержимость.

Аманда рассмеялась так неожиданно, что звук ее чересчур высокого голоса заставил Дикона вздрогнуть. Он так и не понял, что именно: алкоголь — или страх? — вызвало проявление чувств на грани истерии. Было видно, какие усилия приложила миссис Пауэлл, чтобы взять себя в руки.

— Значит, понятие одержимости для вас кое-что значит. Да, мистер Дикон?

— Я чувствую, что в этой истории есть нечто, о чем вы предпочли умолчать. По-моему, вы зашли чересчур далеко в своих попытках изучения генеалогического древа Билли. Создается впечатление, — задумчиво добавил Майкл, — что вы все-таки чем-то обязаны ему. Похоже, вы с ним разговаривали, и Билли вас о чем-то попросил. Я угадал?

На лице Аманды проступило выражение разочарования: так же смотрела на Майкла его мать, когда они виделись последний раз. Сколько раз он хотел вернуть время назад, чтобы достичь взаимопонимания с ней. И вот теперь он испытывал то же желание помочь Аманде, как бы поступил сейчас по отношению к своей матери Пенелопе. Успокаивающим жестом Майкл положил ладонь на руку миссис Пауэлл, но та, видимо, даже не заметила этого.

Откинувшись в кресле, Аманда уставилась в потолок, а у Дикона возникло ощущение, что двери перед ним закрываются, и никаких шансов у него больше нет.

— Вы не забудете вернуть мне ключи от гаража, когда приедете в свой офис? — вежливо обратилась она к Майклу. — Ваша подруга наверняка прихватила их с собой.

— Так о чем вы беседовали с ним, Аманда?

Она посмотрела Дикону в глаза, но во взгляде ее была только скука. Журналист перестал представлять для нее интерес.

— Боюсь, что я зря потратила и свое, и ваше время, мистер Дикон. Надеюсь, вы без труда поймаете такси. От ворот лучше повернуть налево и выйти на главную дорогу.

Майкл еще раз пожалел о своем неумении разбираться в женских характерах. Он был уверен, что она обманывает его. Впрочем, женщины лгали ему на протяжении многих лет, и Дикон так и не понял, зачем они это делали.

В приемной на столе администратора Майкл нашел две связки ключей и записку следующего содержания:

Подумав, что спешить ему некуда, Дикон сразу же отправился на третий этаж, где трудился Барри Гровер, совмещая должность архивариуса и фотолаборанта. Это было жалкое существо, которому недавно перевалило за тридцать, но он до сих пор оставался одиноким. Этот низенький пухлый господин в очках с толстенными линзами предпочитал копаться в газетных статьях, как истинный коллекционер-фанатик, и торчать в офисе до глубокой ночи, нежели после окончания рабочего дня спешить домой. Женская половина коллектива пыталась избегать всяческих контактов с Барри. Кроме того, о нем ходили всевозможные злые сплетни. Рассказывали о Гровере разное, но всегда с горячим убеждением в своей правоте. Он слыл и педофилом, и эксгибиционистом, и любителем подглядывать в замочную скважину. Возможно, эти слухи рождались лишь потому, что никак иначе нельзя было объяснить столь безумное пристрастие Барри к своей работе. Дикон, хотя и считал его таким же омерзительным, как и его коллеги-женщины, все же испытывал изрядную долю жалости к этому бедняге. Жизнь Гровера действительно была на удивление скучна и бессодержательна.

— Ты еще здесь? — «удивился» Майкл с показным добродушием, когда, толкнув дверь кабинета плечом, увидел Гровера, согнувшегося над очередной газетной вырезкой.

— Да, Майк.

Дикон уселся на край стола:

— Лайза утверждает, что ты проявляешь ее пленку, вот я и решил проверить, насколько она права.

— Да, сейчас принесу образцы, — подтвердил Барри и поспешно выбежал из комнаты.

Дикон критически посмотрел ему вслед. Сейчас Гровер напомнил ему толстого белесого таракана, и он еще раз подумал о том, что одно из самых отвратительных занятий на свете — это, наверное, наблюдать, как передвигается Барри. Было нечто женоподобное в том, как он семенил своими короткими ножками. Уже в который раз Майку пришло в голову, что у Гровера наверняка имеются нерешенные проблемы в области гомосексуализма, а вовсе не те недостатки, в которых его так настойчиво обвиняли женщины.

Он закурил и повернул к себе статью, которую только что так внимательно штудировал Барри.

После двухдневного допроса в полиции Аманда Стритер (31 год) была, наконец, отпущена без предъявления обвинений. «Мы вполне удовлетворены ее показаниями, — сообщил следователь. — И уверены в том, что она непричастна к краже десяти миллионов фунтов из коммерческого банка „Левенштейн“. Кроме того, миссис Стритер не знает, где в настоящее время находится ее муж». Инспектор также подтвердил предположение о том, что 38-летний Джеймс Стритер, скорее всего, покинул страну еще ночью 27 апреля в неизвестном направлении. «Описание его внешности было разослано по всему миру, и мы надеемся, что его разыщут в течение нескольких дней, — продолжал следователь. — Как только станет ясно, где он находится, мы будем ходатайствовать о выдаче его как преступника».

Адвокат Аманды Стритер специально для прессы заявил: «Миссис Стритер была глубоко потрясена событиями последних 8 дней и дала полиции необходимые показания, чтобы содействовать скорейшему обнаружению своего мужа. Хотя на данный момент Аманда Стритер и причастна к расследованию, она настаивает на том, чтобы ее оставили в покое. К сожалению, она ничего не может добавить к той информации, которая уже является достоянием общественности».

Претензии к Джеймсу Стритеру заключаются в следующем. В течение последних пяти лет он, используя свое служебное положение в банке «Левенштейн», создавал фальсифицированные счета и похитил свыше 10 миллионов фунтов. Предполагаемые нарушения в работе банка были замечены примерно полтора месяца назад, однако подробности держались в секрете, чтобы избежать паники среди вкладчиков. Когда же стало понятно, что частное расследование, организованное банком, обречено на провал, советом директоров было решено передать дело полиции. Через несколько часов после того, как было принято данное решение, Джеймс Стритер бесследно исчез. Обвинения в его адрес были выдвинуты уже в его отсутствие.

«Гардиан», 6 мая 1990 года

— Я сразу ее узнал.

Дикон не слышал, как вернулся Барри, и его резкий запыхавшийся голос заставил журналиста вздрогнуть. Он молча наблюдал, как толстяк подвинул к себе заметку и ткнул пухлым пальцем в крупнозернистую фотографию внизу статьи.

— Вот здесь она с мужем еще до его побега. Лайза назвала ее «миссис Пауэлл», но это одна и та же личность. Ты, наверное, и сам помнишь то дело. Стритера ведь так и не нашли.

Дикон уставился на фотографию пятилетней давности, с которой на него взирала Аманда Пауэлл-Стритер. Она была в очках, волосы коротко подстрижены и немного темней, а лицо развернуто в три четверти. Сам бы он никогда не узнал ее, но теперь, когда Барри подсказал ему, Майкл заметил явное сходство. Несколько секунд он вглядывался в мужа Аманды, пытаясь найти у Джеймса общие черты с Билли Блейком. Однако эта задача оказалась не из легких.

— Как же ты догадался?

— За это мне и платят.

— Но это не объяснение!

Барри довольно улыбнулся:

— Кое-кто говорит, что это настоящий дар Божий. — Он положил на стол пробные фотографии. — А вот Лайза сегодня что-то начудила. Из всей пленки только пять или шесть средненьких кадров. Наверное, ее заставят все переснять заново.

Дикон поднес фотографии поближе к свету и принялся изучать их. Барри не шутил. Снимки вышли отвратительные. Либо Смит забывала о резкости, либо свет падал на лицо Аманды так неудачно, что она казалась какой-то неестественной, словно выточенной из камня. Правда, в конце шли шесть идеальных снимков пустого гаража. Дикон в отчаянии затушил окурок о край пепельницы, рядом с которой на столе Гровера красовалась надпись: «В интересах моего здоровья, пожалуйста, воздержитесь от курения».

— И как ее только угораздило запороть целую пленку? — сердито бросил Майкл.

Привередливый Барри тут же вытряхнул пепельницу в корзину для бумаг.

— Наверное, у нее аппаратура забарахлила. Завтра я вызову специалиста из бюро сервиса. А вообще, очень обидно. Как правило, у Лайзы получаются неплохие фоторепортажи.

Если учитывать, насколько безобразные снимки вышли у Лайзы, казалось еще более странным, как это Барри удалось уловить сходство миссис Пауэлл и Аманды Стритер. Дикон вынул блокнот и предъявил Гроверу обе фотографии Билли Блейка.

— Я полагаю, этого типа ты не припоминаешь?

Толстяк взял у Майкла снимки и аккуратно положил их перед собой на столе, после чего принялся внимательно изучать фотографии.

— Дай подумать, — задумчиво проговорил он.

— Что значит «подумать»? — переспросил Майкл. — Либо ты его знаешь, либо нет.

Барри посмотрел на журналиста как на безнадежного кретина:

— Майк, в этом деле ты ровным счетом ничего не понимаешь. Вот, например, я сыграю тебе на пианино кое-что из Моцарта. Ты можешь сразу определить, что это действительно Моцарт, но так никогда и не вспомнишь, из какого именно произведения я выбрал отрывок.

— Ну, а при чем тут фотографии?

— Я же сказал: тебе этого не понять. Все сложнее, чем ты думаешь. Мне придется немного поработать с твоими материалами.

Дикон почувствовал, что его жестко поставили на место, и причем уже не первый раз за этот вечер. Правда, мысли о Барри не вызывали у него сильных эмоций и не грозили дальнейшим его беспокойством, как воспоминания о той женщине, так похожей на его собственную мать.

— А ты не мог бы сделать мне несколько хороших негативов этого типа? Дело в том, что когда он был здоровым и упитанным, то выглядел совсем по-другому. Может быть, потом ты смог бы на компьютере чуть нарастить ему плоть на кости или что-то вроде того? А эти снимки мы взяли бы за основу.

— Можно попробовать. А где ты это достал?

— Мне их одолжила миссис Пауэлл. Нищий умер у нее в гараже. Он назвался Билли Блейком, но у нее есть все основания полагать, что это имя вымышленное. — И он вкратце пересказал Барри суть их беседы с Амандой. — Так вот, теперь миссис Пауэлл просто с ума сходит, но хочет определить, кем же на самом деле являлся этот тип и где сейчас находится его семья.

— Зачем ей все это?

Дикон коснулся пальцами газетной статьи.

— Понятия не имею. Может быть, тут есть какая-то связь с тем, что произошло с ее мужем.

— Что ж, негативы я тебе сделаю, это не сложно. Когда они будут нужны?

— Завтра, и как можно раньше.

— Я сделаю их для тебя сейчас.

— Ну, спасибо. — Дикон поднялся и, взглянув на часы, с удивлением отметил, что стрелки показывают начало одиннадцатого. — Планы меняются, — резко произнес он, снимая с вешалки плащ Барри. — Я забираю тебя с собой и угощаю выпивкой. Послушай, приятель, ты ведь не целиком и полностью принадлежишь журналу, верно? Почему бы тебе не приобрести привычку иногда посылать работу куда подальше, а?

Барри Гровер уже не сопротивлялся, когда Дикон настойчиво положил ему руку на плечо, а затем увлек за собой на улицу. Тем не менее, фотолаборант шел неохотно. Ему и раньше приходилось получать подобные спонтанные приглашения от коллег. Он уже заранее знал, чем все это может закончиться. Барри прекрасно понимал, что Майкл предложил ему выпить только по той причине, что у него неожиданно проснулась совесть. Знал он и то, что через пять минут Майкл напрочь забудет о своем приглашении. У стойки бара уже выстроится вереница закадычных друзей Дикона, с которыми тому захочется пообщаться, а он, Барри Гровер, будет тихонько стоять в сторонке, всеми забытый и заброшенный. И, конечно же, не рискнет примкнуть к компании Дикона, потому что там его не знают, да и не хотят. Но и незаметно исчезнуть он тоже побоится, а то, не приведи Господь, Майкл вдруг обидится!

И вот, как всегда в подобных случаях, его раздирали противоречивые чувства, а двери пивной все приближались. Барри и боялся идти и одновременно мечтал о том, как напьется вместе с Диконом. Гровера пугало лишь то, что Дикон позабудет о нем: ведь он так хотел стать его другом. Барри сразу начал симпатизировать Майклу, потому что это был, пожалуй, единственный человек, который, как только появился в редакции «Стрит», сразу же проявил к Гроверу уважение и стал считать его достойным товарищем. Столько внимания к себе Барри не испытывал всю свою жизнь. С тех пор он не раз пытался убедить себя в том, что ему надо только один раз согласиться провести вечер в компании Дикона, и он станет его близким приятелем. Лаборант не требовал многого от этой жизни, ему просто хотелось быть частью общества, чувствовать себя элементом веселой компании хотя бы на один вечер. Удачно пошутить и развеселить пьяную ватагу завсегдатаев, чтобы на следующий день с гордостью произнести: «А я вчера ходил оттянуться с товарищами».

У самого входа в забегаловку Гровер неожиданно остановился и принялся усердно протирать очки огромным белым носовым платком.

— Знаешь что, Майк, мне все же, наверное, лучше пойти домой. Я и не знал, что уже так поздно, и если ты хочешь завтра утром получить негативы, то мне придется вставать пораньше.

— Ну, кружечку пивка ты все равно имеешь право пропустить, — ободряюще улыбнулся Дикон. — А где ты живешь? Если нам по дороге, я мог бы потом тебя подбросить.

— В Камдене.

— Тогда договорились. А я живу в Ислингтоне. — Он дружески обнял Барри за плечи, и они шагнули под темные своды «Хромого Попрошайки».

Однако предчувствия не напрасно мучили маленького толстяка. Буквально через несколько минут Дикона завертела подвыпившая группа орущих приятелей, уже начавших отмечать Рождество, а Барри остался совсем один. Он только беспомощно моргал и стоял у стенки с притворным безразличием на лице. Только тогда он понял, что Дикон успел набраться до такого состояния, что за руль он сесть уже не сможет. Впрочем, Майкл успел забыть о своем обещании доставить Гровера домой, и того начало грызть чувство обиды и жестокой несправедливости. Смешанные воспоминания об обожаемом друге-герое растворились, как дым, и их место заняло горькое разочарование и даже негодование. «Ну что ж, скорее ад замерзнет, — со злобой думал он, — чем ты узнаешь от меня, кто такой на самом деле этот твой Билли Блейк!»

На Западном Мысе стояла теплая летняя ночь. За стеклами ресторана «Виктория и Альфред» одиноко сидела роскошно одетая женщина, рассеянно крутя в пальцах чашечку кофе. Она часто приходила сюда, но кроме ее имени — миссис Меткалф — о ней никто ничего не знал. Женщина всегда обходилась минимальным количеством еды и питья, так что официанты удивлялись: зачем она вообще посещает ресторан. Казалось, что ей не доставляет удовольствия принимать пищу вообще, да к тому же она всегда поворачивалась спиной к остальным посетителям заведения. Она предпочитала смотреть на море. Особенно днем, когда среди пришвартованных в гавани кораблей резвились морские львы. Вечером развлечений было меньше, и лицо миссис Меткалф приобретало совсем уж тоскливое выражение.

В одиннадцать часов появлялся ее личный шофер. Оплатив счет, она неторопливо удалялась. Официант, засовывая в карман полученные чаевые, в который раз удивлялся, что заставляет эту женщину приходить сюда каждую среду и просиживать в ресторане несколько часов кряду, если при этом она не получает ни малейшего удовольствия.

Если бы она была хоть чуточку дружелюбней, то он бы обязательно спросил ее. Но миссис Меткалф производила впечатление очень замкнутой женщины, и они практически не разговаривали.