"Жизель (сборник)" - читать интересную книгу автора (Уиндем Джон)

Будьте естественны!

Фотограф сделал шаг вперед. Его напряженная поза напоминала стойку акробата перед захватывающим прыжком. С ловкостью фокусника он поднес руку к крышке объектива.

– Сейчас вылетит птичка! – пробормотал Ральф.

– Тихо! – шикнула на него новобрачная.

Фотограф продолжал оставаться в той же позе, пока не почувствовал, что контролирует ситуацию. Должна же прийти какая-то награда за всю нервозность и нелепость, которые царили в студии. По собственному опыту фотограф знал, что способности шоумена в сочетании с серьезностью владельца похоронного бюро должны в конце концов дать нужный эффект. Он подождал, пока фривольная атмосфера уляжется, затем произнес:

– Улыбнитесь, пожалуйста! – и его пальцы сжали объектив.

– Зачем? – спросил Ральф.

Фотограф холодно посмотрел на него:

– Так принято.

– Знаю, – сказал Ральф, – поэтому я и интересуюсь – зачем?

Если фотограф и вздохнул, то сделал это незаметно. В конце концов фотографироваться приходят все – большие и маленькие, знаменитости и тупицы, гении и сумасшедшие. А это значит, что к каждому из них можно найти свой подход. Как правило, помогает демонстрация профессиональных знаний.

– Вы будете смотреться лучше. Вот так, мадам, замечательно! Держите улыбку. Сэр, замрите, пожалуйста.

Но, к сожалению, Ральф решил вернуться к разговору, пока Летти надевала плащ и поправляла шляпку на голове.

– И вы действительно считаете, что так мы будем выглядеть лучше?

– Конечно, – раздраженно ответил фотограф, – люди не желают видеть угрюмые физиономии на стенах своих жилищ. Думаю, вы бы тоже не захотели.

– Все равно, – упорствовал Ральф, – где вы видели старые семейные портреты, с ухмылкой взирающие сверху вниз на своих потомков? Почему же вкусы так изменились – если они вообще менялись?

Фотограф вынул пластинку из кассеты и разобрал штатив.

– Я даю людям то, чего им хочется, и за это получаю свои деньги, – сухо сказал он.

Намек на то, что следует сменить тему разговора, был достаточно прозрачен, но Ральф не обратил на него внимания.

– Все-таки мне непонятно, почему вы не фотографируете людей такими, какими они выглядят в жизни, – упрямо возразил он. – Гораздо интереснее видеть истинное лицо, чем созерцать безликие портреты со штампованными улыбками.

Мистер и миссис Плэттин были последними посетителями в конце тяжелого рабочего дня. Перед тем как ответить, фотограф осторожно положил кассету в один из маленьких пронумерованных ящичков. Затем произнес:

– Молодой человек, если вы пытаетесь научить меня заниматься моим делом, то позвольте вам заметить, что я изучил его досконально. Я начал работать, когда вас еще и на свете не было, и с тех пор, вот уже более тридцати лет, изучаю секреты фотомастерства. Так что, наверное, я имею представление о том, что и как нужно делать. Я не спрашиваю, какова ваша профессия – поверьте, мне это совсем не интересно, но я был бы очень благодарен, если бы вы предоставили мне право заниматься своей.

И с холодной учтивостью он приоткрыл им дверь.

Выйдя на улицу, Летти взяла под руку мужа, в то время как тот обернулся взглянуть на витрину.

– В один прекрасный день мы от души посмеемся над этим снимком.

Летти подумала, что свадебная фотография может вызвать скорее завистливую улыбку, чем приступ смеха, но замечание мужа не требовало ответа, поэтому она промолчала.

А Ральф все смотрел на витрину, откуда ему вслед улыбались различные лица – суровые и мягкие, глупые и умные, снятые в одиночку, парами, семьями…

– Боже мой! – внезапно сказал он, – видишь, откуда Льюис Кэрролл взял свою идею? Он убрал практически все, кроме усмешки.

– Ну… – начала было Летти, однако Ральф ее не слушал: – А как тебе нравится техника выполнения фотографий?! Уши, нос – все как в тумане. Спасибо, что хоть на глаза не забыли резкость навести. А эти групповые портреты! Вереница одинаковых улыбок! Занимайте места согласно своим номерам!… Интересно, как они потом разбираются – где чья свадьба?

– Однако некоторые из них выглядят совсем неплохо, – пробормотала Летти.

Ральф сделал шаг назад и обвел взглядом все фотографии.

– Ну и коллекция! Если старик еще чувствует себя в силах зарабатывать на жизнь подобной безвкусицей…

– Дорогой, – осмелилась наконец Летти, – это его ремесло. Он, без сомнения, учитывает желания своих клиентов.

– Как раз наоборот. Приходя сюда, люди должны принимать его правила игры, разве не так?

– Пожалуй, – согласилась Летти, но в ее голосе звучало сомнение.

– Здесь есть простор для деятельности… К тому же это не потребует больших затрат. Черт побери, я бы мог создать куда лучший антураж, чем все это барахло, и люди получили бы свои настоящие портреты.

Летти подняла глаза на супруга.

– Дорогой, а ты не считаешь, что им так хочется выглядеть? Чтобы они в любую минуту могли увидеть себя улыбающимися и счастливыми.

– Нет, – отрезал ее муж, – это всего лишь общепринятая точка зрения, своего рода лицемерие. Здесь представлены не истинные изображения людей. Разве тебе не кажется, что на этих картинках их полностью лишили индивидуальности?

Летти взглянула на безобидные приветливые лица.

– Я, – начала было она, но тут же спохватилась. Экзамены на звание жены начинаются у входа в церковь и не заканчиваются никогда.

– Я думаю, ты прав, дорогой, – сказала она.

В самой фирме «Фотопортреты Ральфа Плэттина» популярность студии было принято считать следствием необыкновенной одаренности ее основателя и хозяина. В то же время повсюду за ее пределами успех студии приписывали случайной удаче одной фотографии.

Правда, как всегда, была где-то посередине.

Дело существовало уже около года, когда появился тот самый снимок. Конечно, Ральфу было приятно, что эта фотография вместе с тремя другими из той дюжины, что он посылал на ежегодную выставку, была вывешена. Тем не менее, кто бы и что бы потом ни говорил, ни он, ни кто другой на том этапе не отметили ее как «шедевр». Право «открыть» ее было предоставлено прессе, которая и привлекла к ней внимание жюри. Впрочем, последнее присудило работе Ральфа всего лишь второй приз.

На этом фотопортрете, снятом из низкого угла, были изображены молодая новобрачная и, некоторым образом, ее супруг. На переднем плане располагалась девушка в белом атласном платье. Немного правее за ее спиной стоял молодой человек, служа великолепным темным фоном для сияющих белизной одежд невесты. Небо над ними тоже было темным, а фата новобрачной трепетала на ветру, который играл с ней, повинуясь какому-то мистическому капризу. Для соблюдения законов композиции в верхнем левом углу картины удачно висела небольшая летняя тучка. Что-то было не совсем в порядке с углом падения света на это облачко, это и оказалось решающим обстоятельством, когда голоса жюри разделились между первым и вторым призом.

Невеста стояла, приподняв подбородок, слегка откинув голову назад, прелестная и непринужденная, так и чувствовалось дуновение свежего ветерка на ее щеках. На губах блуждала едва заметная улыбка, взгляд был устремлен вдаль. На лице лежало выражение безоблачного счастья. Впрочем, это было даже не счастье, а скорее какое-то волшебное внутреннее сияние, что-то такое хрупкое и неуловимое, что заставляло людей не один раз оглядываться на нее – жизнь, мол, как раз и предназначена для того, чтобы дарить нам такие моменты.

Впервые о статусе данной фотографии заговорили на пресс-конференции, где штатный корреспондент «Взгляда» сказал сопровождавшему его фотографу:

– Билл, я никогда не думал дожить до этого дня. Там наверху висит фотография девушки, у которой такие же потрясающие влажные глаза, как у Ледяной Флоренс из романа «Пути женщины». И если ее неоновый свет, проникая в сердца людей, не околдовывает их, то пусть меня уволят.

Под этой оценкой могли подписаться редакторы дюжины иллюстрированных газет, а «Взгляд» отвел данному событию целый разворот и выпустил, таким образом, свой самый потрясающий материал в этом году.

Увеличенная копия в рамке размерами три на четыре фута появилась в тогда еще скромном жилище Ральфа Плэттина. Черные вельветовые занавески закрывали шедевр. На маленькой подушечке слева лежал букет невесты, на той, что справа, – простое золотое колечко.

Под фотографией на позолоченной панели крупными буквами было выведено название: «Охотница за счастьем».

Невольно вспоминались статуи, высекаемые на носу кораблей, отправлявшихся бороздить океаны. В самом деле, поза девушки, легкий ветерок, обдувающий ее фигуру, – все вызывало предчувствие большого и, несомненно, удачного плавания и ассоциировалось с носом судна, смело устремленного в будущее. Мимо этой картины невозможно было пройти, а остановившись возле нее, люди забывали о времени.

В квартире Плэттина стали часто раздаваться телефонные звонки. То и дело предлагали свои услуги агенты по рекламе. Искатели талантов приходили узнать имя и адрес модели. Но самое интересное являли собой девушки, которые незаметно проскальзывали в мастерскую и, опустив глаза, объясняли:

– Понимаете, я скоро выхожу замуж… Я просто хотела спросить… Да, что-нибудь подобное, если бы вы согласились взяться…

А потом задумчиво добавляли:

– По-моему, это самая чудесная фотография, какую мне только доводилось видеть. О, если бы вы только согласились…

Они выходили от него с блестящими глазами, заговорщически улыбаясь. Сам Ральф Плэттин всегда понимал, что очень много теряется в фотографиях, увеличенных до плакатных размеров. В частности, он недоволен был снимком с подписью «Все это вы найдете у Бэйкера», который в свое время определил исход борьбы между ночными ресторанами «Бэйкер» и «Розихелс», находившимися по соседству. Хотя необходимо отметить, что сия скромная работа позволила Ральфу Плэттину переехать с Бонд-стрит в новые, более просторные апартаменты.

– Ну, что я тебе говорил? – обращался он к Летти с оттенком самодовольства. – Наша жизнь меняется к лучшему. А все почему, спрашивается? Да потому, что я сумел нащупать то, что смогло заинтересовать и привлечь людей, стал делать настоящие портреты, по которым они могут узнать о человеке что-то действительно важное, а не только марку его зубной пасты.

Летти взглянула на оригинал фотографии-призера, висящий на почетном месте над камином.

– Эта девушка создала свой стиль, – заметила она.

– Безусловно. А я о чем все время твержу?! Фотография должна выражать индивидуальность, здесь не может быть единых стандартов.

– Э… – в голосе Летти звучало колебание.

– Неужели я еще не доказал этого? – спросил ее супруг.

Летти прогнала с лица тень сомнения:

– Конечно, дорогой. Ты совершенно прав.

Имидж фирмы был создан, ее имя зазвучало. За этим последовал взрыв плагиата, когда с легкой руки Ральфа и тех его соперников, которые смогли ему подражать, почти все невесты выглядели как удачливые охотницы за счастьем и лишь некоторые из них – как робкие новобрачные на пороге новой жизни.

Скоро Ральфу стало ясно, что любой халтурщик сможет делать фотопортреты ищущих счастья невест и ему не удастся спокойно почивать на лаврах. Сама идея скоро станет затасканной, пришло время найти что-нибудь ей на смену.

Однажды вечером в первый же месяц существования студии ответ пришел сам собой.

Объект съемок лежала на диване. Лицо девушки вписывалось в проем ширмы из белого бархата, а ее волосы ассистент укладывал на белый материал. Ральф устроился на металлическом помосте и сверху давал руководящие указания.

– Лицо должно излучать свет. Волосы обязаны привлекать внимание к центру фотографии. Все правильно. только ровнее и аккуратнее – веером… Нет-нет, эти пряди мы прячем, потом заводим их под подбородок, откуда они свободно спадают вниз. Я хочу добиться эффекта солнечного сияния, в центре которого будет лицо – безмятежное и красивое… Внимание, свет! Да нет же, черт возьми, не так! Свет должен падать мягко… Хорошо, используем красный светофильтр, это усилит драматический эффект. Знаете ли, у нас нет возможности так возиться с каждым клиентом, и, кроме того, есть волосы, с которыми просто ничего нельзя сделать. Надо держать в запасе несколько ширм, к которым бы крепились парики с различными типами и оттенками волос.

Так появился знаменитый стиль «Солнечный медальон», который украсил собой стены многих фешенебельных салонов. Когда и это направление пришло в упадок, ему на смену родилась концепция «Водяной лилии», согласно которой модель сидела, подперев ладонями лицо, а ее голова в проеме ширмы в виде чашечки цветка отражалась в мутной зеркальной поверхности, напоминая лилию, плывущую по течению. Изящество и необычность фотографии заставляли тут же забыть о колкостях коллег Ральфа, окрестивших его новую методику «Женщина за бортом».

– Это Господь Бог создает женщину как произведение искусства, – скромно замечал мистер Плэттин, – я лишь пытаюсь сохранить ее для потомков, подарить ей вечную молодость на радость людям.

В менее официальном кругу он брал поучительную ноту:

– Первым делом вам надлежит выяснить, какой видит себя ваша модель, затем – какой бы ей хотелось себя видеть, на следующем этапе вы сочетаете эти два подхода с вашим собственным видением модели. Это непросто, зачастую почти невозможно, но если вам удалось это сделать, то результат обычно говорит сам за себя – она почувствует, что вы выразили, по крайней мере, одну из сторон ее личности. И потом, нельзя забывать о моде, о вкусах и атмосфере, которые царят в обществе. Порой они суровы, порой весьма фривольны. Таким образом, вы помогаете модели выразить себя, задавая ей лишь стиль, так как это делают ее парикмахер и модистка. Когда вкусы в обществе меняются, вы создаете новый стиль. Для творческой личности здесь заложены неограниченные возможности…

Последующие годы подтвердили его правоту, и уже не имело значения, была ли это стройная теория или просто некоторые соображения по данному вопросу; главное – фирма приобрела статус самостоятельного института. Отныне визит к Плэттину считался неотъемлемым этапом профессионального роста любого начинающего фотографа.

Очень скоро, как показалось Ральфу, появились девушки, говорящие:

– Наверное, это покажется вам сентиментальным, но вы сделали такую красивую фотографию моей матери, когда она была невестой, и мне бы очень хотелось…

А еще через некоторое время появились юные создания, смотревшие на него с благоговением. Для них было просто невероятно, что еще жив кто-то, кто фотографировал их бабушек, когда те были невестами, и, таким образом, продлил им молодость. Затем, совершенно неожиданно, пришел момент, когда Ральф стал подумывать об уходе на пенсию.

Однако на шестидесятом году жизни он продолжал лично руководить всеми работами, внося бесконечные поправки перед тем, как одобрить экспозицию. «Охотница за счастьем», «Озаренная солнцем» и другие мотивы несколько раз поднимались и опускались в общественном мнении. Пришел день, когда Ральф ощутил необходимость создания нового цикла. Так появился на свет стиль под названием «Цветочные произведения», где гирлянды цветов обрамляли хорошенькое личико. Этот стиль стал его любимым детищем, потому проблему гармонии между лицом и цветами каждый раз приходилось решать заново, и это доставляло ему огромное удовольствие.

Тем не менее по звуку шагов мужа в тот вечер Летти могла с уверенностью сказать, что он пришел домой в плохом настроении.

– Тяжелый день, дорогой, много работы? – заботливо поинтересовалась она, когда они сели за ужин.

– Дело не в работе, – раздраженно сказал Ральф, – а в клиентах. Ты знаешь, я всегда стараюсь быть тактичным, но иногда бывает такое!…

От волнения голос его прервался.

– Не обращай внимания, дорогой. Ты проработал столько лет, и у тебя такая репутация…

– Да знаю! Как правило, я и не слушаю их дурацкие выпады. Но сегодня у меня был один парень… Пришел со своей невестой, придирчиво осмотрелся по сторонам, а потом разразился градом вопросов. Представь себе, он спрашивал меня, почему я не снимаю людей так, как они выглядят в реальной жизни, – это, мол, то, чего люди действительно хотят. Говорил, что сейчас существует большая потребность в реалистических портретах вместо моих художественных трюков. Какая наглость! Мне пришлось позабыть о такте: «Вот уже тридцать лет я занимаюсь этим делом, неужели вы считаете, что можете разбираться в нем лучше, чем я? Между прочим, мои фотографии получали высокие награды, когда вас еще и на свете не было!» Но даже после такой отповеди он продолжал нести чушь о реалистических портретах. Глупый щенок!

Летти поискала глазами полочку, на которой стояла фотография симпатичной молодой пары. Легкая улыбка тронула ее губы.

– А ты не помнишь?… – начала было она, потом замолчала. Прошло уже больше тридцати лет, но по-прежнему каждый день совместной жизни можно считать экзаменом на аттестат жены. Она начала снова: – Что за странный молодой человек! Как он только мог вообразить, что понимает в фотоискусстве больше тебя. И это при твоем-то опыте, дорогой!