"Мидвичские кукушки" - читать интересную книгу автора (Уиндем Джон)

9. Обсуждение ситуации

Свадьба Алана Хьюза и Феррелин Зеллаби, которая, насколько я понял, планировалась на конец марта или начало апреля, состоялась в начале января и прошла весьма скромно.

«Скромно» в данном случае означает, что гостей в поместье Кайл было приглашено человек семьдесят. Невеста была очаровательна и хладнокровно резала торт. Жених, уже не столь встревоженный, как вначале, производил приятное впечатление на подруг невесты, и видно было, что он наконец пришел в норму. Речь отца невесты сначала была чересчур взволнованной, но под бдительным оком его второй жены, матери невесты, оказалась – для него – достаточно краткой и вполне приемлемой по содержанию. В общем, все прошло очень хорошо.

В холле, куда я спустился подождать Джанет, не было никого, кроме доктора Уиллерса. Глубоко задумавшись, он неподвижно застыл с шарфом в руке, наполовину надев пальто. В таком состоянии он пребывал около минуты, пока к нему не подошел мистер Либоди. Доктор огляделся вокруг, словно не понимая, где он находится, и вернулся с небес на землю.

– О, здравствуйте, викарий. Вы прекрасно провели службу. Невеста была очаровательна, вы не находите? И жених тоже очень приятный молодой человек. Думаю, им не о чем будет жалеть.

Мистер Либоди кивнул.

– Спасибо, доктор. Прекрасная молодая пара. Кажется, что они просто созданы друг для друга.

Взгляд его блуждал. Если они и думали об одном и том же, то никак этого не показывали.

– Вас подвезти, викарий? – предложил доктор.

– Буду вам крайне признателен.

Мистер Либоди снял с вешалки пальто. Доктор протянул руку, чтобы помочь, но викарий, вместо того чтобы повернуться к нему спиной, вдруг посмотрел ему прямо в глаза.

– Я уже несколько дней собираюсь спросить Вас, доктор. Вы не думаете, что нам стоило бы поговорить – в любое время, когда Вам будет удобно?

Доктор Уиллерс кивнул.

– Я как раз собирался просить Вас о том же. Может быть, прямо сейчас? У меня сегодня свободный вечер.

– Отлично, – согласился мистер Либоди, с ноткой облегчения в голосе. Пока доктор помогал ему надеть пальто, он добавил: – Думаю, что у меня дома нам никто не будет мешать.

Я смотрел, как они уходят, погруженные каждый в свои мысли. Тогда я и не подозревал, в чем причина их тревоги, и лишь много позже узнал, о чем они беседовали.

Когда они вошли в дом викария, мистер Либоди первым делом направился в кабинет и разжег огонь в камине.

Доктор Уиллерс снял пальто и уселся в одно из кресел, протянув руки к огню. Преподобный Хьюберт занял кресло напротив и некоторое время разглядывал языки пламени. Наконец он сказал:

– В наши дни люди уже не столь набожны, как их предки, – многие предпочитают теологии более современные науки. Поэтому, вероятно, в некоторых отношениях вы знаете мою паству лучше меня. Нам обоим, каждому в своей области – которые, впрочем, существенно перекрываются – приходится выслушивать людские исповеди. И, хотя этика отношений между двумя людьми, выслушавшими одну и ту же исповедь, мне не совсем ясна, мне кажется, что, когда дело касается столь серьезной проблемы, не будет неэтичным, если они проконсультируются друг с другом – избегая, естественно, подробностей личного характера.

Мистер Либоди отвел взгляд от огня и вопросительно посмотрел на собеседника. Доктор кивнул.

– Да, – согласился он, – думаю, что в нынешних необычных обстоятельствах это вполне допустимо.

– Рад это слышать, очень рад, – сказал викарий. – Честно говоря, доктор, не могу припомнить, когда я был столь же обеспокоен или когда был так же не в состоянии утешить некоторых своих прихожан, как сейчас. Уверен, вы понимаете, что я имею в виду.

– Нет, – решительно сказал доктор. – У меня, правда, есть основания для беспокойства – и думаю, что их будет еще больше. Мои причины для беспокойства несколько иного рода, и, вероятно, не столь тревожны – короче говоря, моя задача заключается в том, чтобы предпринимать практические шаги, связанные с последствиями; причины же меня волновать не должны.

– Да, – ответил викарий, угрюмо глядя в огонь. – Когда вы теряете пациента, вы знаете, что сделали все, что могли, но бессильна оказалась медицина; когда же я теряю кого-то из своей паствы, то в том, что мне не удалось наставить его на путь истинный, виновен лично я. Медицинская профилактика становится сильнее, но я боюсь, что моральная профилактика слабеет. Иммунитет, который при этом развивается, – это мера человеческого падения.

Он вздохнул.

– Впечатление часто обманчиво, вы же знаете, – сказал доктор. – Если допустить, что в наши дни появляются более искусные дьяволы, сомневаюсь, что слабость столь серьезна, как кажется. Похоже, вам мешают две вещи – искушения стали более утонченными, а наказания за уступки им стали менее очевидными, поскольку они менее строги. Но еще слишком рано говорить об упадке. – Он сделал паузу, а затем, как бы отбрасывая в сторону общие рассуждения, перешел к сути: – Проблема, конечно, заключается в этих беременностях?

Викарий кивнул.

– Я бы сказал, что по большей части они являются практическим подтверждением моих слов – я более чем уверен, что это самая важная часть.

Доктор слегка нахмурился.

– Думаю, нам следует быть практичными, викарий. Моральные вопросы, несомненно, по-своему важны, но сейчас, я думаю, более существенна практическая сторона дела.

– О, я сейчас не это имел в виду, хотя это тоже важно.

– Думаю, викарий, что я не совсем вас понимаю.

Преподобный Хьюберт поколебался, но наконец собрался с духом.

– Дело вот в чем, – сказал он. – Я могу в качестве примера привести трех молодых женщин, моих прихожанок – мы договорились не употреблять имен, поэтому я не назову их, – но две из них из прекрасных семей, про третью можно сказать почти то же самое, и они все побывали у меня в течение последних трех недель. Они пришли за поддержкой, потому что нуждались в помощи; они не испытывали ни стыда, ни раскаяния, не чувствовали за собой вины: они пришли просто потому, что были испуганы. – Он, нахмурившись, сделал паузу. – Вы можете сказать, что в наши дни ничего необычного в этом нет. Изменились социальные ценности, изменилась и мера ответственности. Но здесь другое дело. Как я уже сказал, они пришли ко мне, так как были испуганы; я пытался помочь им, но когда пришла третья, я испугался тоже. – Он снова помолчал, затем продолжил: – Я немного знаю человеческую природу. Я крестил всех трех. Они росли у меня на глазах. У меня не меньше оснований доверять им, чем любому другому человеку. Так что же я могу сказать, что же я могу подумать, когда все три полностью – и с искренностью, в которой я не могу сомневаться, – отрицают, что когда-либо оказывалась в ситуации, в которой они могли бы, как говорится, «попасть в беду»? – Викарий медленно покачал головой. – Тупое упрямство, с которым женщины отстаивают свою невинность перед лицом любых доказательств, общеизвестно, но этих женщин нельзя назвать ни тупыми, ни невежественными; собственно, именно по этой причине они и напуганы.

Одна из них сказала мне: «Если бы я могла предполагать это, святой отец, я бы, конечно, беспокоилась и ожидала позора – но я знала бы, в чем дело. И не перепугалась бы до смерти, как сейчас!» Другая вела себя примерно так же. Она сказала: «Я не знаю, не понимаю, мне страшно… Никто не может представить себе, что я чувствую. Когда с тобой происходит такое и ты не можешь даже предположить, как и почему это случилось, это ужасно».

Я уверен, что это не сговор. Каждая из них верила в то, что она говорит правду. Они искренне ничего не могли сказать о причинах. Это действительно ужасно – в первую очередь, конечно, для них, но и в не меньшей степени для всех нас…

C тех пор, как ко мне пришла первая из них, я задаю себе вопрос – что об этом думать? У меня было искушение не поверить им, но я не поддался ему. Я знаю, что они искренни. И я действительно не знаю, что делать. И не могу ничем им помочь, как бы мне этого ни хотелось. Это недоступно моему пониманию. Возможно, есть случаи, о которых я не слышал. Может быть, вы, как медик?.. Хотелось бы знать, есть ли какие-нибудь сведения, какие-нибудь известные или предполагаемые условия, при которых такое может произойти? В конце концов, это уже не единственный случай.

Он замолчал и, наклонившись вперед и зажав руки между колен, беспокойно взглянул доктору в глаза.

Тщательно раскурив трубку, доктор сказал:

– Думаю, стоит сразу расставить все точки над "i", викарий. Насколько я понимаю, вы надеетесь – полагаю, вопреки вашим же убеждениям, – что я смогу представить вам документированную, или, по крайней мере, подробную информацию о подобных случаях где-то в другом месте. Что ж, боюсь, ваши убеждения соответствуют истине. Я не могу этого сделать. Я никогда не слышал ни о чем подобном.

– Вы полностью не доверяете этим молодым женщинам? – с грустью спросил викарий.

Доктор покачал головой.

– Как представитель медицинской науки, я должен был бы ответить «Да». Но, исходя из того, что я слышал как человек и врач-практик, я склонен поверить, что они говорят правду – настолько, насколько они осознают это сами.

– Рад слышать это от Вас, доктор. Очень рад. Но «настолько, насколько они осознают это» – что это означает? Стирание памяти? Конечно, есть вещи, которые разум загоняет глубоко в подсознание, это известно. Но трудно поверить, чтобы таким образом… Кроме того, их же три! Может быть, что-то связанное с гипнозом, как Вы думаете? Кто-то с помощью гипноза воздействует на память своих жертв и стирает из нее информацию о событии? Возможно ли такое?

Прежде чем ответить, доктор Уиллерс почти минуту смотрел на огонь, попыхивая трубкой. Потом он повернул голову и с серьезным видом взглянул на растерянное лицо преподобного Хьюберта.

– Ну что ж, скажу вам всю правду, викарий. Все равно придется, раньше или позже. Мне известно, что вы близко знаете многих из своей паствы; вероятно, я знаю своих пациентов не столь хорошо, но в силу своей профессии мне приходится слышать о том, чего, возможно, не слышите вы. Так вот, дело касается не только этих трех молодых женщин – в подобной ситуации, если в ближайшее время ничего не предпринять, окажется бОльшая часть поселка, и это сильно ударит всем по нервам, если не хуже.

Викарий удивленно посмотрел на него.

– Большая часть? – слабым голосом переспросил он. – Насколько большая?

Доктор не ответил и продолжал:

– Вы говорили о трех молодых женщинах, которые испугались, хотя они достаточно умны. Но я могу сказать, что есть много и других, столь же напуганных, но менее умных. Некоторые из них оказались в гораздо худшей ситуации, чем те три. Вы слышали о молодой миссис Дорри?

– Я знаю, что с ней не все в порядке. Моя жена говорила… Она?..

Доктор с серьезным видом сказал:

– Я вынужден нарушить профессиональную тайну – думаю это оправдано, чтобы вы поняли, перед лицом чего мы оказались. Около недели назад молодой Том Дорри приехал домой в отпуск с флота. Последний раз он был дома восемнадцать месяцев назад, и что же он видит? Он видит, что жена его страшно расстроена, и наконец вытягивает из нее, что она ждет ребенка. Что ж, он не Харриман; он не бьет ее. Вместо этого он молча собирает свои вещи и уходит. Он отправляется к матери и рассказывает ей, почему он пришел. К его удивлению, мать принимается защищать его жену и просит его вернуться. Он говорит, что проклянет себя, если сделает это. Некоторое время они спорят, наконец она прибегает к последнему доводу – догадайтесь-ка, что это, – да, она тоже беременна. И она понятия не имеет, как это могло случиться. Много лет она была почтенной вдовой, и вот… А если это могло произойти с ней, то может и с другими. Итак, молодой Том совершенно сбит с толку. Он выходит из дома матери и час или два с ошеломленным видом бродит вокруг. Наконец немного успокаивается и, все еще озадаченный, решает вернуться домой. Там он находит свою жену лежащей на полу, а возле нее – пустую аптечную склянку. К счастью, у него хватило ума сразу же прибежать ко мне.

Преподобный Хьюберт горестно покачал головой.

– Бедная девочка, – сказал он. – Бедная девочка… Я и не думал…

– Вообще-то, – продолжал доктор, – она почти сразу пришла в себя, но это не уменьшает трагизма ее намерений. И если есть другие женщины, испытывающие такое же отчаяние, а я почти уверен, что они есть, в любой момент может произойти настоящая трагедия…

– Кроме того, – добавил он, – имеется еще один аспект, не менее тревожный. За последние две недели меня вызывали к двум женщинам, упавшим с лестницы, и к одной, потерявшей сознание в горячей ванне. Я, конечно, не могу быть полностью уверен, но в нынешних обстоятельствах эти случаи следует считать весьма показательными. Есть и другие странности – например, одна молодая женщина вдруг купила велосипед и теперь отчаянно пытается въехать на каждую возвышенность в округе. Так что теперь вы видите, викарий, почему нам нужно было встретиться. Нельзя позволить этому продолжаться. До сегодняшнего дня нам везло – насколько мне известно, – но мы не можем и дальше рассчитывать на везение. Это надо брать под контроль.

Преподобный Хьюберт побледнел.

– Это ужасно, – сказал он. – Я имею в виду – это не просто ужасно. Это… так страшно… непонятно… Как вы думаете, со сколькими это произошло?

Доктор Уиллерс поколебался.

– С определенностью я могу сказать лишь о нескольких случаях, но судя по некоторым признакам, по словам районной медсестры и по наблюдениям моей жены, их достаточно много.

Преподобный Хьюберт с раздражением сказал:

– «Достаточно много» мне ничего не говорит. Десять, двенадцать? Мы должны иметь какое-то представление о масштабах проблемы, прежде чем пытаться ее решать.

Доктор снова зажег трубку, затем вынул ее изо рта и внимательно осмотрел, после чего перевел взгляд на викария.

– Это, как Вы понимаете, неизвестно, – сказал он. – Но я предполагаю – несколько больше шестидесяти.

Преподобный Хьюберт уставился на него, не в силах вымолвить ни слова. Он молча застыл с открытым ртом, и наконец выговорил:

– Больше шестидесяти?..

Доктор Уиллерс кивнул.

– Но почему шестьдесят? Почему не пятьдесят, например, или тридцать, или двадцать?

– Может быть и так, – заметил доктор, – но шестьдесят с небольшим – это, по моим оценкам, количество женщин в поселке, способных иметь детей.

Наступила долгая тишина. Викарий побледнел еще больше и стал нервно потирать ладони и переплетать пальцы.

– Но, Уиллерс, не хотите же вы сказать… Ведь не все же они…

– С научной точки зрения, викарий, меня поражает не само количество. Единственный случай я считаю столь же невероятным, как и шестьдесят. На самом деле, если одинаковые условия приводят к одинаковым результатам, это уже не столь удивительно. Но, естественно, будет и некоторый процент ошибок.

– Но как вообще могло произойти такое?

– Честно скажу, на этот счет у меня нет никаких идей, – сказал доктор. – Однако с идеями можно и подождать. Главный вопрос сейчас – что с этим делать? Больше всего будут страдать незамужние женщины. Как мне кажется, сейчас первое и самое важное – перестать делать из этого тайну, разделить с ними их беду и снять их страхи. Это позволит избавится от неразберихи, чувства вины и тревоги. Я хотел бы сделать это как можно скорее, пока очередные мои пациентки не стали прыгать с лестниц и тому подобное.

– Да, да, конечно, я понимаю, – согласился викарий. – Но позвольте мне немного подумать. Для меня это слишком большое потрясение.

Доктор Уиллерс, однако, продолжал настаивать на своем.

– Времени на раздумья нет. Это крайне срочно. Опасен каждый день промедления. Я и так отложил этот разговор на несколько дней позже, чем следовало, – ждал, пока не состоится свадьба. Мне кажется, что к этому стоит привлечь Зеллаби.

– Зеллаби? – с некоторым сомнением переспросил викарий.

– Я имел в виду миссис Зеллаби. Это предложение моей жены, и я думаю, вполне разумное. Миссис Зеллаби – женщина умная, рассудительная, еще молодая, но и достаточно взрослая, чтобы вынести этот груз. Она мыслит здраво, и ее будут слушать – тем более что она… э… сама в таком же положении.

Викарий задумался. И хотя он был почти уверен, что миссис Либоди тоже находится «в положении» и ее, как жену, следовало бы посвятить в суть дела, он вынужден был признать, что вряд ли стоит рассчитывать на ее помощь. Что же касается миссис Зеллаби, то она, несомненно, была инициативна, общительна и пользовалась уважением. Он кивнул в знак согласия.

– Хорошо, – одобрительно сказал доктор. – Сегодня Зеллаби лучше не беспокоить, но лучше бы договориться о встрече на завтра. Тогда, если миссис Зеллаби… – Его прервал стук в дверь.

Викарий пошел к двери и быстро вернулся.

– Вас хочет видеть молодой Плэтч, доктор. Он говорит, что его сестре внезапно стало очень плохо, и не могли бы вы немедленно приехать?

Полтора часа спустя доктор Уиллерс снова ехал в поместье Кайл. За время, прошедшее после беседы с викарием, он еще сильнее стал ощущать необходимость безотлагательного принятия мер. Однако они не учли одного щекотливого момента – наверняка миссис Зеллаби считает свою беременность вполне нормальной, каковой она могла оказаться и на самом деле, но посвятив ее в суть дела и попросив о помощи, они посеяли бы в ее душе сомнения.

Тем не менее, прежде чем предложить миссис Зеллаби принять участие в обсуждении плана действий – а подобное совещание следовало созвать как можно скорее, – необходимо было все ей объяснить.

К несчастью, это приходилось делать в спешке, но спешить было необходимо. Как раз в этот момент несколько женщин могли собираться с духом, готовясь к отчаянным поступкам, последствия которых могли бы оказаться намного хуже, чем для бедной перепуганной Рози Плэтч, выпившей полбутылки средства для дезинфекции…

В усадьбе Кайл никто не открыл на его стук, и он вошел внутрь. Конфетти было уже подметено, и холл принял свой нормальный вид. Из дальних комнат доносились женские голоса и звон посуды. Доктор подошел к двери кабинета и постучал. Приглушенный голос сказал: «Войдите». Зеллаби с утомленным видом возлежал в кресле.

– В чем дело? – не оборачиваясь, спросил он. – Свой долг я исполнил. Я тщательно выполнил все, что было мне поручено. В холле… о, это вы, доктор. Заходите. Я думал, им опять от меня что-то нужно. Садитесь. Будете свидетелем. Вы видели, проходя через холл, хотя бы один оставшийся символ плодородия? Думаю, что нет. Меня до сих пор удивляет, что простое решение мужчины и женщины образовать пару требует подобного беспорядка. Помню, на моей первой свадьбе…

По своему опыту доктор знал, что, если решительно не перехватить инициативу у Гордона Зеллаби, она останется за ним надолго. Поэтому он сразу же перебил:

– Я пришел по очень серьезному и срочному делу, мистер Зеллаби. Если бы не это, я бы к вам сегодня не врывался. Вы можете уделить мне примерно четверть часа?

– Конечно, мой дорогой друг. Снимайте пальто и садитесь. Хотите выпить? Кое-что еще осталось. Не пропадать же добру…

Доктор отказался.

– Мистер Зеллаби, – твердо продолжал он, – я только что от викария. Возникла ситуация, в которой мы пришли к выводу, что нуждаемся в вашей помощи – и, более того, в помощи вашей жены – и очень срочно.

Судя по его тону, это действительно было так. Зеллаби оставил поиски шерри и сел.

– Только не говорите мне, будто что-то не в порядке. В конце концов, они законно поженились…

– Ну конечно, – нетерпеливо сказал доктор. – Дело совсем в другом. Оно касается всего поселка. Этот вопрос жизненно важен для всех нас.

Зеллаби более внимательно взглянул на него, кивнул и, откинувшись на спинку кресла, приготовился слушать.

– Продолжайте, друг мой, – сказал он.

Доктор рассказал о своих наблюдениях, выводах и страхах, а в заключение добавил:

– Как раз перед тем, как приехать сюда, я отправил в трейнскую больницу девочку. Эта бедняжка пыталась покончить с собой – в семнадцать лет.

Несколько минут они молча смотрели на огонь. Наконец Зеллаби сказал:

– У меня нет оснований не доверять вам. Вы человек науки, а это значит, что вне вашего поля деятельности вы можете принимать что-либо на веру так же, как и все мы, зато внутри него требуете доказательств. Поскольку дело касается вашей профессиональной репутации, вы наверняка сделали все возможное, чтобы опровергнуть свои же собственные ощущения и наблюдения, и вам это не удалось. Я становлюсь слишком стар, чтобы тратить время на бессмысленные споры. Поэтому перейдем к делу.

Вы говорите, что, по вашему мнению, почти каждая женщина в Мидвиче, способная иметь детей, беременна – и, более того, все они, за несколькими исключениями, на одном и том же сроке. Это вы считаете, мягко говоря, ненормальным. Но совсем недавно здесь было другое событие, которое тоже нельзя считать нормальным. Таким образом, нынешняя ситуация может быть как-то связана с тем, что в поселке называют Потерянным днем. Вы с викарием пришли именно к этому выводу?

– Сам я считаю, что это весьма вероятно, – заметил доктор Уиллерс, – но о викарии сказать ничего не могу. Полагаю, сейчас он слишком сбит с толку, чтобы вообще делать какие-то выводы.

Зеллаби кивнул.

– Понятно. Этот вопрос лежит так же в сфере его интересов, как и в вашей, но, в отличие от вас, ему недостает утешения, которое может дать наука.

– Наука, – сказал доктор, – пока что дает мне слишком мало утешения.

Зеллаби покачал головой.

– Здесь вы ошибаетесь, доктор. Ведь известно, что это имеет свои причины, и рано или поздно их можно будет обнаружить. Викарий же находится в куда более сложном положении. Ему приходится призывать на помощь всевозможные метафизические гипотезы – вроде посещения нас нечистой силой, – которые могут наводить его на весьма беспокойные размышления. Стая злых духов или шабаш…

– Наверное, с выяснением причин можно и подождать, – с легким нетерпением предложил доктор. – Меня привели сюда нынешнее положение дел и необходимость немедленных действий. Я хотел спросить, не могла бы миссис Зеллаби… – Он замолчал, не зная с какой стороны лучше подойти. Зеллаби терпеливо ждал. Доктор начал с того, что объяснил необходимость прежде всего снять напряжение. – Затем, – сказал он, – когда обстановка немного разрядится, мы будем в состоянии продумать хоть какой-то план.

– А моя жена? Какое она имеет к этому отношение?

Доктор повторил все, что говорил о ней викарию.

– Видите ли, я считаю, что сейчас это наиболее правильный путь. Я мог бы, конечно, собрать всех и поговорить с ними сам, но мне кажется, что сейчас они нуждаются прежде всего в чувстве солидарности и взаимной поддержке, то есть в том, чего легче будет достичь, если исходить это будет от кого-то из них самих, а не со стороны.

Зеллаби, слегка нахмурившись, взглянул на доктора.

– Кого-то из них самих… – пробормотал он. Потом помолчал задумчиво несколько минут и наконец сказал:

– Кажется, понятно. А может быть, и нет… Я полагаю, вы просто сами не знаете.

– Не знаю, – признался доктор. – Из-за этого возникает другая трудность. Пока большинство замужних женщин относятся к своей беременности спокойно, но теперь это может оказаться для них потрясением. У них неминуемо возникнут сомнения, как только они узнают об остальных. Может быть, вы считаете, что мне лучше самому объяснить все миссис Зеллаби?

Зеллаби кивнул.

– Видимо, так будет лучше всего, – согласился он. – Но чуть позже. Сейчас мне хотелось бы выпить. Вам, я полагаю, тоже?

На этот раз доктор согласился. Зеллаби налил два бокала бренди с содовой. Он уже поднес свой бокал к губам, как вдруг неожиданно снова поставил его.

– Боже мой! – сказал он. – И Феррелин тоже?..

C минуту он разглядывал ее портрет над камином, а потом с ошеломленным видом медленно покачал головой. Он откинул назад свои седые волосы, взял бокал и залпом отпил половину, после чего несколько минут угрюмо рассматривал ковер. Наконец он встряхнулся, допил оставшееся бренди и заговорил в обычной манере:

– Напрашиваются три – нет, наверное, четыре – возможности. Однако, поскольку вы об этом не упомянули, я буду считать, что все, что могло произойти во время Потерянного дня, не является тем, что первым пришло бы в голову как нормальному человеку, так и извращенцу. Мы можем это исключить?

– Со всей определенностью, – согласился доктор.

Зеллаби кивнул.

– Итак. У некоторых низших форм жизни можно вызвать партеногенез, не так ли?

– Но, насколько известно, ни у млекопитающих, ни у любых высших форм это невозможно.

– Понятно. Запомним эти слова – «насколько известно». Далее, есть возможность искусственного осеменения.

– Есть, – согласился доктор.

– Но вы так не думаете?

– Трудно сказать. Это кажется невероятным.

– Далее, – продолжал с мрачным видом Зеллаби, – возможна имплантация, которая может привести к тому, что кто-то – Хаксли, кажется, – называл «ксеногенез», то есть к рождению существа, не похожего на родителя – или, вернее сказать, носителя?

Доктор Уиллерс нахмурился.

– Вы думаете, что могло быть и такое? Я надеюсь, что нет. Мне понятно, конечно, что вам может прийти в голову и такое, наверное и кое-кому из персонала Фермы, но неужели всему поселку?..

– Да, – сказал Зеллаби. – Возможно, таких предположений и не будет, но в нынешних обстоятельствах неизбежно появление самых жутких фантазий.

– Пожалуй, вы правы. Я старался не думать о такой возможности. – Доктор Уиллерс плотно сжал губы и покачал головой. – Мы должны сделать все, чтобы проверить это, пока не началась паника. Поэтому советую вам с максимальным пренебрежением высмеивать любые гипотезы такого рода, если вы их услышите, а я попрошу о том же Кримма и его людей.

– Неплохой способ мягкой цензуры, – согласился Зеллаби. – Трудно представить, как все это ощущает женщина. Могу сказать одно – если бы мне предстояло, даже при самых благоприятных обстоятельствах, произвести на свет новую жизнь, такая перспектива внушала бы мне страх. Но если бы у меня были основания подозревать, что на свет появится какая-то необычная форма жизни, я бы, наверное, просто сошел с ума. С большинством женщин этого, конечно, не случится, они более устойчивы психически, но с некоторыми такое случиться может, поэтому лучше всего будет убедительно отмести такую возможность.

Зеллаби замолчал, размышляя и все более мрачнея.

– О Боже, – внезапно сказал он.

– Что еще? – спросил доктор.

– Я сейчас сообразил, что нам не сохранить этого в тайне – по крайней мере, надолго. Как только наша история попадет в газеты, она станет постоянной темой; они будут особенно обсуждать последнее предположение, оно по-настоящему дьявольское и вполне способно доставить удовольствие читателям, скажем, «Рефлектора». Нас будут трепать не меньше шести месяцев, причем сплетни в цене будут только расти. Это их работа, доктор. Подборки статей с различными точками зрения, ежедневные комментарии – они выжмут сенсацию до последней капли, и мы не сможем сделать ничего, чтобы остановить их.

Доктор несколько минут думал, потом тяжело сказал:

– Вы правы, конечно. Этого я не предусмотрел. Есть только один выход – они не должны ничего узнать.

– Гм, – скептически сказал Зеллаби. – Гм.

– Это вполне возможно, – настаивал доктор. Прежде всего, в это не так-то легко поверить. Они будут подозревать, что это мистификация, – в конце концов, их уже не раз мистифицировали. Прежде, чем они возьмутся за тему, им потребуется куча доказательств. Помните, они возьмутся только за что-то стоящее, не второстепенное. Они должны быть уверены, что не превратятся в конце концов в посмешище. Кроме того, их будет беспокоить возможность диффамации, из-за чего их положение окажется весьма ненадежным – я только сейчас начинаю понимать, насколько ненадежным.

– Я вполне разделяю вашу точку зрения, – заметил Зеллаби. – Но это вовсе не обязательно заставит их отказаться от такого шанса.

– Я думаю, способ есть. Конечно, придется привлечь Кримма. Он сможет связаться со Службой безопасности, как только возникнут какие-то признаки интереса со стороны прессы. Не забудьте, они все еще занимаются делом Потерянного дня. Но самое главное, я уверен, – это хранить все в тайне. Никто за пределами Мидвича не должен ничего знать. Тогда у нас будет шанс.

– Несомненно – если только это получится, – согласился Зеллаби.

– Черт возьми, Зеллаби, это необходимо сделать. Наш долг перед этими женщинами – проследить, чтобы было сделано все возможное. Они мои пациентки. И я не хочу, чтобы толпа охотников за сенсациями свела их с ума.

– Мы сделаем все возможное, – согласился Зеллаби и продолжал, внимательно глядя на доктора: – Надеюсь, вы простите меня, доктор, если я скажу о том, о чем вы наверняка уже думали. Вам, конечно, уже приходилось отказываться от шанса на всемирную славу?

– Слава бывает разная, – ответил Уиллерс. – Иную и врагу не пожелаешь. Я веду записи, которые, возможно, когда-нибудь будут опубликованы.

Зеллаби кивнул и вернулся к предыдущему вопросу.

– Шесть месяцев, – сказал он. – Это может удаться. Но мы должны сделать все, что в наших силах. Когда наступит развязка, все станет проще.

– И станет легче, если дети будут нормальными, – согласился Уиллерс.

– А если дети не будут нормальными?

Доктор, побледнев, взглянул на него и покачал головой.

– Не знаю.

Наступившее долгое молчание прервал Зеллаби.

– Я лучше схожу за женой, – сказал он.

Дверь за ним закрылась. Доктор Уиллерс неподвижно сидел в кресле, безвольно положив руки на колени, и, сильно наклонившись вперед, невидящим взглядом смотрел куда-то вдаль сквозь красные языки пламени.