"Песнь Огня" - читать интересную книгу автора (Николсон Уильям)Глава 2 ОпьянениеПока повозка стояла, Редок Зем ослабил лошадям подпруги. Госпожа Холиш надумала закутать горшки еще одной тряпкой, чтобы те не разбились. Коровы в поисках травы разбрелись в разные стороны. А многие путники присели отдохнуть. Теперь Анно Хаз принялся всех подгонять. – Ты, коровий пастух! Если не можешь управиться с животными, мы ими поужинаем! Креот онемел от неожиданности: Анно никогда так не кричал. – Ты, старик! Я что, сказал распрягать лошадей?! Аира, почуяв неладное, попыталась было отвести мужа в сторону. – Анно… – Не сейчас, женщина! А ну, шевелись! Мы и так потеряли время! Услышав отца, Кестрель мысленно обратилась к брату: Кестрель понимала, что для брата значит «прощупать». Бомен собирался войти в разум Анно. Для этого нужно его коснуться, лучше всего лбом ко лбу. Только как? Анно бегал по стоянке и нигде не задерживался. Близнецы не хотели пугать остальных и нападать на отца. – Папа, – окликнула его Кестрель. – Как насчет встречи желаний? – Некогда, – отрезал Анно. – Пожалуйста! Это же недолго! – Мам! Пинто! – крикнул Бомен. – Встреча желаний! Анно резко повернулся к детям, его глаза горели от злости. – Я глава семьи! Вы слышали, что я сказал? Нет времени! Неслухи! Подбежала Пинто: – А встреча желаний, пап… Анно влепил ей звонкую пощечину. – Будешь делать, что я скажу! От боли Пинто закусила губу. Почему отец, всегда спокойный, ударил ее, да еще и так сильно? – Извини, пап. Держи его! Хватай! Брат и сестра разом кинулись вперед. Бомен стиснул Анно, прижав руки к бокам, Кестрель бросилась отцу под ноги. Анно забился и упал, однако Бомен не разжал хватку, а уперся лбом ему в голову и проник в его разум. Юноша тут же нашел паразита, не зрением, а как бы на ощупь: что-то вроде личинки, туго свернувшейся, толстокожей и склизкой. Бомен попытался ее ухватить, но та выскользнула. Личинка крепла с каждым мигом, высасывая силы из Анно. Бомен решил заполнить отцовский ум своим, чтобы лишить личинку воздуха. Со стороны люди видели только то, что Бо и Кестрель повалили отца на землю и не дают ему встать. Мантхи растерянно столпились вокруг. – Оставьте их! – сказала Аира. Наконец Бомен прижался лбом к отцовскому лбу, и сила хлынула внутрь пульсирующими волнами. Вдруг сопротивление спало. Анно дернулся и обмяк. Личинка исчезла. Голова Хаза откинулась назад. Бомен разжал руки, повернул к себе лицо Анно – все в красных пятнах и каплях пота – и обтер ему лоб рукавом. Кестрель выпустила ноги отца и легла рядом, положив ему голову на колени. Аира и Пинто сели тут же. Анно открыл глаза. Выглядел он так, словно его недавно оглушило, а теперь он приходит в себя. – Тебе лучше, пап? – спросила Пинто. – Да, милая. Бомен встал, чтобы успокоить остальных. – С ним все в порядке. Ничего серьезного. Говоря это, он всматривался в лица: не напала ли зараза на кого-нибудь еще. Вроде бы все ведут себя как обычно… Анно встал, помотал головой и улыбнулся. – Вот так-так… Не знаю, что это на меня нашло. – Он заметил на щеке Пинто красный след от пощечины. – Я тебя ударил? – Да, папа. – Я не хотел, милая. Это сделал не я. Я бы никогда тебя не обидел. – Знаю, пап. Продолжая улыбаться, Анно обвел взглядом остальных. – Я не такой сильный, как думал. – Что это было? – зашумели все. – Что с тобой случилось? – Меня, похоже, ужалило какое-то ядовитое насекомое – муха, что ли. Вокруг могут быть еще, так что будьте осторожны. Люди начали нервно озираться. – Они крошечные, их не видно. И укус очень слабый. Почти незаметный. Как легкий зуд. – Хаз коснулся горла. – А что потом, Анно? Это опасно? – Не в прямом смысле. Они вызывают… опьянение. Не знаю, как объяснить. – Опьянение! Парни помоложе захихикали, пихая друг друга в бок. Ролло Шимм замахал рукой: – Вот он я! Кусай меня! – Неприятное опьянение, – оборвал шутника Анно. – Пожалуйста, если вас что-то укусит, идите к моему сыну, Бомену. Он знает, что делать. Ледяной порыв ветра напомнил, что в такую пору негоже стоять на месте, если рядом нет уютного дома. Нужно двигаться дальше. Перед тем как занять место в колонне, Анно и Бомен перекинулись парой слов. – Думаю, она вылетела из мертвеца, – сказал юноша. – Ты спас меня, Бо. Я все понимаю. – Личинка вынудила тебя кричать и командовать. А это совсем на тебя не похоже. – Да, не похоже. Я ведь счастлив в своем тихом мирке, не правда ли? Среди родных и книг. Я не хочу, чтобы меня боялись. И веду нас только потому, что верю в дар Аиры. Никто не обязан идти за мною. Бомен услышал в отцовском голосе озадаченность: похоже, тот не так уверен в себе, как хочет казаться. – Все идут за тобой, потому что уважают. – Я просто хочу сказать, Бо, что не пытаюсь казаться мудрее или достойнее других. Кто я такой, чтобы указывать? – Ты наш предводитель, папа. В ответ Анно странно улыбнулся. Бомен осторожно вошел в его мозг и, к своему удивлению, обнаружил множество мыслей, будто твердящих наперебой: «Да ты смешон! Возвращайся в свою библиотеку, книгочей! На тебя никто не обращает внимания. Лучше говори потише, чтобы тебя не высмеяли. – А под этим шумом звучал более спокойный и уверенный шепот: – Я действительно знаю больше, я мудрее, им будет лучше, если они пойдут за мной». Что же за муха вылетела изо рта мертвеца? Что она с нами делает? Как находит самые потаенные страсти? Бомен вспомнил, как сам давным-давно пережил подобное. Когда в Чертогах Морах он взглянул в бесчисленные глаза, внутри его пробудились дикие желания и он изменился. Может, эта муха тоже творение Морах? Бомен похолодел от ужаса. «Мне уже не десять лет. У меня есть сила, – напомнил он себе. – Морах рождается в нас самих. Морах – это мы. Муха не ядовита, она лишь находит глубоко запрятанные страхи и желания». И все же ему было жутко. А что, если мы все не такие, какими кажемся? Что, если от укуса крошечной мухи мы станем чужими? Мягкий отец превратится в орущего деспота. А я… Я – в убийцу… Юноша мотнул головой: лучше об этом не думать. Связаны эти мухи с Морах или нет, защитить остальных может лишь он. На этом и нужно сосредоточиться. Странное опьянение Анно Хаза не шло у людей из головы. Все оглядывались в поисках мух, то и дело шлепая себя по рукам и лицу, следили, не ведет ли кто-то себя страннее обычного. Госпожа Холиш пожаловалась: – От такого быстрого хода у меня ноги гудят. Креот ответил: – Мадам, если поспевают коровы, можете и вы. Не слишком ли жесткая отповедь для добряка Креота? Ведь именно он помогал нести госпожу Холиш, когда жителей Араманта угнали в рабство. Может, это муха? Юная Пеплар Вармиш расхихикалась – не унять. Выяснилось, что они с подружкой Красой Мимилит всего лишь корчили рожицы братьям Клин. Восьмилетняя Плава Топлиш в суматохе выбежала вперед и пошла рядом с Мампо. Как и остальные девочки, она обожала этого юношу, потому что он высокий, сильный, молчаливый и верит во все, что ему говорят. – Мампо, – начала она, – а знаешь, что ты говоришь во сне? – Нет, – ответил Мампо, – что? – Ты говоришь: «Пинто фу-фу! Плава ням-ням!» – Да ну? Интересно, с чего бы это. – С того, что ты не любишь Пинто. А меня любишь. Мелец Топлиш разыскал Плаву и принялся отчитывать за то, что она оставила свое место в колонне. Плава ткнула в него пальцем и заверещала: – Мой папа – ужасное чудовище! Наверное, его укусила муха! Так и вышло, что путешественники быстро перестали обращать внимание на детские забавы. Через час уже никто не присматривался к тому, как ведут себя остальные. Никого так и не укусили загадочные мухи, и мантхи приободрились. Дорога шла чуть-чуть под горку, поэтому идти было легче обычного. Горы уже видны, значит, долгий путь когда-нибудь закончится. Гремели по камням колеса, цокали лошадиные копыта, и каждый погрузился в мечты о будущей жизни на родине. Креот, сожалея о своей недавней резкости, решил поделиться с госпожой Холиш своими мечтами. – … Земли возьму чуток: куда мне больше, старику? Так, лужок-другой для животинки, с одного боку речка, с другого – море. Построю маленький домишко да коровник справлю, с видом на море. Лучше на восток. Чтоб по утрам доить и любоваться восходом. Клянусь бородой моего предка!.. Такой жизни можно позавидовать, а, мадам? Аромат парного молока, лучи рассветного солнца… – Ну и сидите в своем стылом сарае, уважаемый. А я полежу в кровати. – В кровати, вот как? – У меня будет всем кроватям кровать! Мягкая, как пух, уютная, как гнездышко! И буду я лежать в своем гнездышке, как яичко, и мои бедные ножки больше никогда не заболят! – Просто лежать – и все, мадам? И день-деньской ничего не делать? – Ну, может, встану, чего-нибудь перехвачу на обед, постою на крылечке, покиваю соседям, доброго дня пожелаю. А потом снова в кровать! Дубмен Пиллиш, тяжело ступая рядом с повозкой, начал рассказывать Редоку Зему о школе, которую устроит на родине. Редок Зем не поддакивал, но и не возражал, что Дубмен, бывший ректор, истолковал как согласие слушать. – Уроки у меня будут радостью для детей, а не тяжким грузом. Ученики будут приходить ко мне и говорить, что именно они хотят выучить – например, песню. Ведь песни, которые выучил в детстве, никогда не забываешь, правда? – Ну, не знаю, – протянул Редок Зем. – А я им: «О, я вам помогу!» И научу их, например, песне «Наседка и цыплята». Дубмен пропел неожиданно приятным голосом. – «Куда вы девались, цыплятки, цыплятки? Ах! Ах! И ах!» Каждый «ах» означал, что из-за спины Пиллиша появился еще один пропавший цыпленок. – Ну, я не знаю, – повторил Редок Зем. Мампо шел впереди и о родине не думал. Нужно быть начеку. Да и мечтать ему не о чем. Мампо обернулся и задержал взгляд на Кестрель. Он любил ее, сколько себя помнил, знал каждую черточку подвижного скуластого лица, каждое выражение беспокойных глаз. Только вот Кестрель его не любила. Мампо смирился: кто он такой, чтобы надеяться на любовь Кесс? Правда, без нее тоже никак… Вместо мечтаний о будущем перед Мампо зияла огромная дыра. Жизнь юноши словно замерла: он не страдал и в то же время не мог быть счастлив. Кестрель не заметила взгляда Мампо. Она беспокоилась о Сирей. – Тебе нужно больше есть, – увещевала она подругу. – Нам еще долго идти. – Еды осталось мало, – тихо отвечала Сирей. – Пусть едят дети. – Тогда ты ослабеешь, и придется посадить тебя в повозку. Лошадям будет трудно. – Тогда бросьте меня. – Ты что, Сирей! Мы тебя ни за что не бросим! – А зря! Я ведь не из племени мантхов. Я никому не нужна. Я даже… ну, ты понимаешь. – Не красивая? – Не красивая. Не принцесса. Я ничего не стою. – Значит, все девушки, которые не красивы и не принцессы, ничего не стоят? – Я не это имею в виду! – Тобой все восхищаются, Сирей. – Не все. Кестрель не стала делать вид, что не понимает. – И Бомен тоже. – Он так сказал? – Я знаю, что мой брат чувствует. Он ведь к тебе подходил, правда? – Я шила. Он меня похвалил. – Ну вот видишь! – Кесс, перестань! Хоть ты меня не жалей! На миг Сирей снова стала такой, как раньше. Кестрель ласково взяла ее под руку. – Злая ты мне больше нравишься. – Неправда! – Сирей заулыбалась. – Ладно, признайся: ты не такая хорошая и скромная, какой хочешь казаться. – Нет, такая! Я самая скромная в мире. – Эти слова вызвали у Сирей улыбку, и Кестрель улыбнулась в ответ. – Я принцесса Скромности. Я невероятно, поразительно, божественно смиренна. И умопомрачительно скромна. – Сирей покатилась со смеху. Ланки обернулась и одобрительно посмотрела на нее. – Так-то лучше, ласточка моя! И мне на сердце спокойнее… – Сама ты злая, Кесс, – упрекнула подругу Сирей, немного придя в себя. – Вот что я из-за тебя наговорила! – Больше не будешь морить себя голодом? – Буду есть, что едят другие. – Вот и хорошо. – И все-таки, Кестрель, мне правда все равно, жить или умереть. Я говорю так не потому, что красуюсь. Мне стыдно, что я была такой… Вы, мантхи, любите своих близких, заботитесь друг о друге. Вы серьезные, внимательные и, самое главное, хорошие. Тихие, славные люди. – По-моему, ты говоришь не обо всех мантхах, а об одном из них. – Может, и так. – У него тоже есть недостатки. – Иногда мне кажется, он слишком часто грустит и держится особняком. А недостатков я не вижу. – Спроси его. Он расскажет. – Ой, нет, мне бы и в голову такое не пришло! Втайне Сирей подумала, что, пожалуй, могла бы сделать Бомена счастливым, – и тут же вспомнила, что лишилась своей красоты. А кому нужна некрасивая девушка? – Я вечно забываю, что теперь все по-другому… Сирей в сотый раз подняла руку и потрогала шрамы на щеках. О мухе, которая укусила Анно Хаза, все давно забыли. Путники весело шагали вперед, кое-кто даже затянул старинную дорожную песню, дошедшую из тех древних времен, когда мантхи были кочевниками. Кестрель снова попыталась убедить мать хоть немного проехать в повозке. Аира Хаз наотрез отказалась. – На закате встанем на отдых. У меня как раз хватит сил дотянуть до привала. Бомен и Мампо как дозорные оставались во главе колонны. Однажды Бомен оглянулся и увидел, что Кестрель держит за руку мать, а Сирей идет рядом с повозкой, подставив лицо холодному ветру и устремив лучистые янтарные глаза в никуда. Сирей даже не услышала позади слабого жужжания. В горле возник зуд, девушка подняла руку, почесала шею и сразу об этом забыла. Чуть позже у нее засвербило в ямочке между ключицами. |
||
|