"Альбион" - читать интересную книгу автора (Грант Джон)

Глава пятая. Певица

К огорчению Лайана, мобилизация деревни прошла не так удачно, как он ожидал, и некоторые из добровольцев передумали идти, сообразив, какой опасности они себя подвергают. Многие из жителей деревни были слишком молоды или слишком стары, чтобы пойти с Лайаном, у других были семейные заботы, делавшие невозможным участие в этом мероприятии. К своему удивлению, Лайан обнаружил, что в Лайанхоуме есть люди, вообще отвергающие идею войны с Эллонией. С другой стороны, присутствие рядом с Лайаном Майны увеличило количество женщин до семи, включая её. Всех вместе, мужчин и женщин, в его армии теперь было пятнадцать человек — сила, явно недостаточная для победы над целым народом.

Они остановились на одном из холмов, окружавших Лайанхоум, чтобы попрощаться с деревней, в которой провели всю свою жизнь. Трое из них были верхом на лошадях, остальные — на волах. Им придётся передвигаться медленно, пока не найдётся деревня, способная дать не только людское пополнение, но и лошадей.

Майна смотрела на Лайанхоум, и в её глазах стояли слёзы. Здесь много лет назад они с матерью похоронили Ланца, несколько позже они с Терманом похоронили Гред. Она знала о том, что Терман не был похоронен — его тела не нашли. О том, что эллонские убийцы закопали его, не могло быть и речи. В который раз со времени его смерти она поёжилась, надеясь, что они не насадили его голову на копьё или не поиздевались над его телом ещё как-нибудь. Она хотела, чтобы и её последнее пристанище тоже было где-нибудь поблизости от деревни. Она честно признавалась себе, что, хоть и была достаточно крепка и вынослива для своего возраста, воевать она не умела, поэтому вряд ли переживёт первую же схватку с тренированными эллонскими солдатами.

Доспехи воинов-крестьян были сделаны из кожи. Удивительно то, что шили их жёны тех, кто ожесточённее всех выступали против идеи Лайана, да и не только жёны. Мечи были перекованы из плугов. Деревенские жители сделали также луки и стрелы. Терман научил этому Майну много лет назад на всякий случай. Завершали их вооружение боевые топоры.

Майне и Лайану дали коней: ей из-за возраста, ему из-за того, что лучше было набирать пополнение в других деревнях, въезжая туда впереди всех на белом коне, а не плестись в хвосте процессии на дизентерийной корове. Так как быки и коровы передвигались очень медленно, он планировал большую часть времени идти пешком, ведя своего коня Анана за поводья.

Майна посмотрела на сына и одобрительно улыбнулась. его волосы золотом покрывали плечи… Странно, что ему никогда не удавалось отрастить себе нормальную бороду, и сколько он ни старался, выглядел так, как будто забыл после сна побриться. Майна вспомнила жёсткую чёрную щетину на лице у его отца. Она не могла припомнить другого мужчину, который возбуждал бы её так, как Терман. Она вспомнила, как эта борода щекотала ей грудь или бёдра и как он смеялся при этом. Майна качнула головой, отбросив воспоминания. У Лайана было широкое лицо и широко расставленные голубые глаза. Тонкие морщинки в уголках рта выдавали его весёлый нрав. С его высокого лба уже начали отступать волосы.

Жители деревни называли его теперь Тот Кто Ведёт.

Это прозвище появилось как насмешка, но вскоре распространилось и стало восприниматься как факт. Терман был тем, кто давал им имена и скрывал их от внимания эллонских патрулей, а Лайан был первым, кто доказал, что может вести их за собой. Четырнадцать новоиспечённых воинов, шедших за ним, почти поклонялись своему лидеру — даже Майна с удивлением обнаружила у себя похожее чувство.

«Я помню время, когда он не мог контролировать свой кишечник и мочевой пузырь, — думала она, — а теперь я принимаю его как вождя. А то смотрю на него и вспоминаю маленького мальчика, который однажды упал и выбил два молочных зуба. Как будто ребёнок переоделся в костюм вождя… И всё же я чувствую его власть и подчиняюсь его командам».

Лайан прилагал много сил, чтобы научить их искусству боя. Сначала он сам овладевал приёмам владения мечом и боевым топором, сражаясь с деревьями и кустами и вызывая иногда на дуэль Редина. Найденные им приёмы он передавал остальным в надежде, что всё это пригодится в предстоящей битве. Уже позже, в бою, он обнаружил, что некоторые из изобретённых им выпадов оказались столь оригинальными, что были необычайно эффективны в схватках с солдатами, которых обучали традиционным образом.

Майна легла спиной на жёсткие стебли вереска. Ей захотелось остаться здесь навсегда, под этим тёплым небом. Зачем идти через весь Альбион? Воевать с Эллонией? Она знала, что война будет проиграна. Сколько бы крестьян ни пошло за ними, эллонов всегда будет больше. К тому же у них настоящее оружие, а не грубые поделки. Тем не менее, она была готова отдать свою жизнь. Пусть они проиграют эту войну, но за ней начнётся другая, потом ещё одна и так до тех пор, пока Эллония не будет разгромлена.

— Майна.

К ней подошёл Тот Кто Ведёт. Она открыла глаза и сонно улыбнулась ему.

— Да?

— Я только что видел кроншнепа.

— Ну и что?

— Говорят, эта птица приносит несчастья.

— Нет, — возразила она, — не совсем. Это эллоны так считают, а для нас это хороший знак. Ты должен быть благодарен кроншнепу за хороший знак.

Она снова закрыла глаза. Разговор был окончен. Однако про себя она спокойно приняла приговор кроншнепа: они были обречены.

Лайан подошёл к своим воинам. Они чувствовали подавленность, хоть и храбрились. Он тоже ощущал, что ведёт их к гибели, но судьба упорно заставляла его идти по намеченному пути. У них не было другого выбора. Когда-нибудь, в самом недалёком будущем армия, которую он соберёт, будет биться с Эллонией, это было абсолютно точно.

Само понятие будущее с трудом воспринималось его людьми. Терман научил крестьян замечать изменение времени, но до этого сложного понятия они не могли дойти интуитивно. Его воины лежали на земле и, глядя на них, он понял: они осознают, что вскоре их ожидают большие неприятности — ценой свободы может стать их собственная мучительная смерть. Но ни один из них не думал изменять что-то в жизни.

Лайан спрятал свои сомнения поглубже и улыбнулся так, как должен был улыбаться вождь.

— Нас ждёт победа, друзья, — сказал он, пытаясь взбодрить не только их, но и себя.

Все громко закричали и замахали кулаками.

Лайан внимательно оглядел лежавших на земле людей. Они казались ему не слишком воинственными.. Средний возраст женщин, если не брать в расчёт его мать, был где-то в районе двадцати пяти лет, если не меньше, а всем мужчинам, за исключением его и Редина, было далеко за тридцать. Самому старшему среди мужчин, Джону, исполнилось лет пятьдесят. Конечно, о его возрасте можно было лишь догадываться, ведь до Термана в деревне никто не следил за течением времени. Но то, что Джон был немолод, сразу бросалось в глаза: высокий, худощавый, с седыми волосами, остатки которых держались на голове, казалось, только благодаря его воле.

Другой воин — Дейв, высокий и сильный, но почти глухой. Колл — такой маленький, что его можно принять за карлика. Брюс — из тех, кто борется с врагами главным образом языком. Были ещё Марк и Фил. Первый — тощий, как скелет, и слишком далёкий от реальности. Второй — пухлый мужчина, пытавшийся однажды, в отроческие годы Лайана, изнасиловать его. Возможно, он присоединился к компании исключительно, чтобы быть поближе к Тому Кто Ведёт.

Женщины подавали больше надежд, главным образом, благодаря их молодости. Самой высокой и красивой была рыжеволосая Ланьор, самой молодой и ветреной — Синед. Яркая блондинка Андиа, несколько медлительная, но чрезвычайно гордая тем, что она ехала на лошади, а не на быке, как остальные. Марью и Рин можно было принять за близнецов, хотя, насколько это известно, они не были даже родственницами. У обеих были длинные чёрные волосы и взрывной характер. Особенно это касалось Рин. Ванд с кудрявыми русыми волосами тоже выглядела красавицей, но Лайану она почему-то не нравилась.

— Всё пока идёт нормально, — сказал Лайан, обращаясь к своим воинам.

— Правда, мы ушли не слишком далеко, — скептически заметила Рин.

— Да, чтобы дойти до Эрнестрада, а затем до Гиоррана потребуется довольно много времени, — согласился Тот Кто Ведёт.

— Поэтому нам стоит… — начал Джон, проводя ладонью по жидким волосам.

— Согласен, — перебил его Лайан. — Но я думаю, что нам следует отдыхать иногда, чтобы не походить на банду бродячих сумасшедших. Если мы будем свежими и отдохнувшими, то соберём больше людей. Всё это займёт немного больше времени, но, думаю, пойдёт на пользу.

— Некоторые из нас уже выглядят, как юродивые, — заметила Рин. Она чистила палочкой ногти и, подняв глаза, с холодной усмешкой посмотрела на Джона.

Лайан сел на землю рядом с ней.

— Ты можешь идти домой прямо сейчас, если хочешь, Рин, — сказал он, стараясь говорить будничным тоном.

Казалось, она на секунду испугалась, но затем вновь обретя контроль над собой, ответила:

— Тебе не обойтись без меня, — она делала вид, что разговор этот ей неинтересен, и продолжала чистить ногти. Чёрные волосы скрывали половину её лица. — Я — твой лучший воин, Лайан, и ты знаешь об этом.

— Напротив, ты сейчас бесполезнее всех, — сказал он, подвигаясь к ней поближе. — Я с большим удовольствием возьму слепого однорукого калеку, чем того, кто издевается над своими товарищами.

— Да?

— Да. Ты можешь оставить нам свою корову?

Упоминание о корове убедило её в серьёзности намерений Того Кто Ведёт. Она отбросила палочку, которой чистила ногти, и посмотрела ему в лицо, широко раскрыв глаза.

— Ты действительно так считаешь?

— Да, к сожалению. Если хочешь остаться в нашей… в нашей армии — оставайся. Но если собираешься разлагать её своими издёвками, я предпочту расстаться с тобой.

— Если Рин уйдёт, — вмешалась Марья, — я уйду вместе с ней.

Лайан пожал плечами.

— Хорошо.

— Заткнись! — крикнула Рин. — Не твоё дело, это касалось только его и меня.

Она снова повернулась к Лайану.

— Давай пройдёмся и обсудим всё.

— Если ты хочешь… — Лайан подумал, уж не хочет ли она предложить ему себя, и очень надеялся, что нет.

Рин прочла всё у него в глазах и засмеялась.

— Считай, тебе повезло, — сказала она. — Пойдём!

Она быстро поднялась на ноги, и Лайан почувствовал себя огромным и неуклюжим, когда попытался повторить её движение. Она взяла его за руку и повела в заросли вереска, чтобы остальные не могли слышать их. Когда они сели на землю, подул прохладный ветерок.

— Ты собираешься выиграть эту войну? — неожиданно спросила Рин.

— Конечно. Иначе зачем всё это?

Она скинула ботинки, нашла новую палочку, и принялась чистить ногти на ногах. Ноги были маленькими и напоминали птичьи лапки.

— Лайан, — сказала она. — Ты слишком молод.

— Спасибо.

— Извини, — улыбнулась она. — Ты прав: я действительно вела себя отвратительно. Перенервничала. Постараюсь сдерживаться и больше не говорить о подобных вещах.

— Обещаешь? — он пристально смотрел на её босые ноги потому, что смотреть больше было не на что.

Чёртова женщина…

— Как я сказала, так и будет, — ей наскучило копаться под ногтями и она надела ботинки.

— Кстати, — заметила она. — Из твоей матери получится неплохой воин.

— А как насчёт остальных?

От былого антагонизма они быстро перешли к деловому сотрудничеству.

— Марья, вероятно, будет полезна, — сказала Рин. — Из неё тоже получится хороший воин. Ванд — гораздо более отчаянная и решительная, чем кажется. Она пока плохо управляется с мечом, но из неё будет толк. Мужчины же, кроме тебя и Редина, — пустое место. Исключение, пожалуй, составит только Марк. Внешне он кажется таким же бесполезным, но в нём есть что-то непонятное. Возможно, я недооцениваю его.

— Ну, ладно, — сказал Лайан. — А как насчёт того, что ты мне рассказала? Ты и остальным расскажешь это?

Сцепив мизинцы обеих рук, он потянул их в разные стороны и вспомнил о своём давнем разговоре с отцом.

— Ты хочешь? — спросила она.

— Нет. Ты, конечно, права. Только… Только, если ты говоришь об этом мне, это одно, а если остальным — совершенно другое. Держи своё мнение при себе, иначе я отправлю тебя назад, в Лайанхоум. Я лучше потеряю своего лучшего солдата, чем буду командовать армией, которая собирается проиграть войну.

— Ладно, — согласилась она. — Пойдём к остальным? А то ведь начнутся разговоры…

— Мы можем дать им повод, — пошутил Лайан вопреки своим желаниям.

— Не будь таким дураком.

* * *

Они передвигались значительно медленнее, чем ожидали. Вскоре выяснилось, что волы и коровы приносят больше хлопот, чем пользы. Лайан съездил обратно в деревню за пастухом и вернулся с озабоченным видом. Хоть они уехали не так давно и прошли лишь несколько десятков километров, в деревне уже было заметно его отсутствие. Некоторые пожилые люди с трудом припоминали не только его, но и своё собственное имя. Синед немного утешила его, заметив, что это им лишь на пользу: чем естественнее будут вести себя люди, когда в деревню придёт продовольственный отряд эллонов, тем лучше.

Другой причиной их медленного продвижения были трудности в определении сторон света. Жители деревни знали, где север и юг потому, что Терман определил это, исходя из направления, по которому он плыл в Альбион, однако его попытки сделать компас не увенчались успехом. Поэтому, как только они вышли из деревни и потеряли старые ориентиры, им пришлось искать новые — деревья, вершины холмов и тому подобное, чтобы определять направления своих передвижений. По мере их продвижения Лайан рисовал острым камнем на куске коры походную карту, и ему часто приходилось останавливать процессию. Эта карта могла помочь другим в будущих походах.

Спустя два периода бодрствования после того, как Лайан и Рин пришли к взаимопониманию, их отряд, пройдя полосу колючих кустов, вышел к небольшой быстрой реке и наткнулся на эллонский патруль.

Синед и Ванд первыми вышли на дорогу, идущую вдоль реки, и оказались на виду у солдат, которые были всего в сотне метров от них.

— Назад! — сказали обе женщины остальным так, чтобы солдаты их не услышали. Все, кто шёл пешком, тотчас скрылись в кустах. Однако лошадей спрятать было невозможно, и У Майны и Андии не осталось другого выбора, кроме как продолжать идти вперёд вместе с животными. Лайан собирался уже сделать то же самое, когда Рин выхватила поводья Анана.

— Отдай, — прошипела она. — Меня можно заменить, тебя — нет.

— Я приказываю…

— Заткнись, идиот.

Она ушла, и он не смог остановить её. Лайан спрятался в кустах, ругая Рин за гордыню и восхищаясь её храбростью. Сквозь ветви деревьев он смотрел на пятерых женщин, стоявших на дороге и державших в руках мечи, и на трёх лошадей, спокойно пасшихся на зелёном лугу возле реки. Слева были слышны крики приближавшихся солдат.

Он осторожно подался вперёд, снимая с плеча лук, достал стрелу, но тетиву пока не натягивал. Приглушённый шёпот где-то рядом поведал, что его действия замечены и остальные последовали его примеру.

Эллонские солдаты окружили женщин, как вода окружает камни. Тот Кто Ведёт сразу же потерял их из виду: перед глазами были лишь красные и зелёные пятна эллонских форм.

Последним, верхом на коне, подъехал офицер. В его вытянутой руке блестел на солнце длинный меч. Этот холодный блеск сильно контрастировал с тускло-серым цветом сделанного в деревне оружия.

— Кто вы? — крикнул офицер, заставляя своих людей расступиться.

— Лояльные слуги Дома Эллона, — сказала Рин, выступая вперёд и низко кланяясь.

— Ерунда!

Он брезгливо оглядел их неуклюжие кожаные доспехи и грубо сработанное оружие.

— Да, сэр, — подтвердила Майна, приходя на помощь Рин. — Нам было приказано прочесать это место в крестьянской одежде. Высшее командование чрезвычайно заинтересовано в поисках одной необычной деревни.

Это была удачная догадка, и по удивлению всадника Майна поняла, что попала в точку.

Офицер задумчиво посмотрел на неё. Было видно, что отчасти он поверил ей, но сомнения ещё оставались. Лайан начал натягивать тетиву.

— Кто из командиров отправил вас на это задание? — спросил офицер, глядя в лицо Майне.

Она смутилась.

«О ч-чёрт!» — подумал Лайан. Его мать должна была догадаться, что это будет один из первых вопросов офицера. Рин смело решила заполнить паузу.

— У нас приказ не называть его имени, — быстро ответила она.

Скептически оглядев её, офицер медленно произнёс:

— Я вам не верю и думаю, что ваша история сфабрикована.

Андиа, изо всех сил стараясь скрыть ужас, твёрдым и походным голосом произнесла:

— Она говорит правду, сэр. Таков был приказ, и мы не имеем права его нарушать. Что, если вы и ваши люди — крестьяне в трофейной форме?

— Ладно, тогда назовите ваши звания.

Ошибка была неизбежной. Женщины хотели лишь оттянуть последний момент.

— Я — лейтенант Рин. Со мной…

— Схватить их!

В ту же секунду солдаты пришли в движение, схватили женщин за плечи и бросили на колени, пригнув их головы раскалённой поверхности дороги.

— Бедные тугодумы, — спокойно, почти с сожалением произнёс офицер. — У нас в армии нет офицеров-женщин.

Затем он повернулся к солдатам:

— Можете позабавиться с ними. Потом убейте.

Он повернул своего вороного коня и медленно поехал по дороге прочь, пряча меч в ножны.

Лайан отпустил тетиву.

Офицер тихо вскрикнул и выпал из седла. Стрела торчала из его шеи. Солдаты прекратили срывать с женщин доспехи. На секунду они замерли, и тут же двое упали на дорогу. Остальные бросили женщин, мечась в поисках укрытия и вынимая оружие из ножен.

Ещё несколько стрел настигли своей цели. Кровь брызнула на дорогу, а один из солдат, схватившись за горло, упал в реку. Побарахтавшись недолго, он затих.

Рин воспользовалась замешательством и ударила мечом в живот одного из солдат, стоявших поблизости. Её тотчас окатило потоком крови и нечистот, и она быстро отскочила в сторону, вытирая глаза свободной рукой.

Вскоре все эллонские солдаты, кроме того, которого ранила Рин, были убиты. Раненому тоже осталось жить недолго — Рин подняла его тяжёлый меч и сильным ударом отрубила голову.

Но лучники перестарались.

Среди тел в красно-зелёных формах лежали два в коричневых кожаных доспехах.

Тот Кто Ведёт вышел из кустов на дорогу.

Рин положила ему на плечо свою грязную руку и попыталась утешить.

— На войне всякое случается, — сказала она. — Тебе не стоит на это смотреть. Она и Ванд погибли, сознавая, что помогают свергнуть тиранию Дома Эллона.

Лайан, оттолкнув её, прошёл дальше и наклонился. Стрела попала Майне в шею. На её пепельных волосах было удивительно мало крови. Он повернул её на бок и увидел серые глаза, которые так любил всю свою жизнь. Они были широко раскрыты в мгновенной агонии.

Андиа мягко опустила руку на плечо Лайана. Он повернул голову и взглянул в её бледное лицо: на её обычно ледяных глазах были слёзы.

— Мы все её любили, Лайан, — сказала она хрипло. — Мы все её любили.

* * *

— Ладно, — сказала Рин, — теперь у нас, по крайней мере, есть нормальное оружие.

Она смахнула с лица какое-то любопытное насекомое.

— И немного нормального вина, — согласилась Марья, похлопывая полупустую глиняную посудину.

Все, за исключением Лайана, сидели, лежали или полулежали на поляне приблизительно в двух километрах от места их первого побоища. Тот Кто Ведёт был безжалостно накачан крепким красным вином, которое они нашли в телеге эллонов, и храпел в роще неподалёку. Над ним, на ветвях деревьев, пели и щебетали птицы.

Все очень устали. Сокрытие следов побоища было тяжёлым и подчас чрезвычайно неприятным делом. Рин и Марья с воодушевлением взяли на себя задачу снимать с трупов солдат непорванные и незапачканные части формы, а затем складывать остальную одежду под грудой камней у ручья. Брюс, преодолевая отвращение и в то же время стремясь не отстать от женщин, помогал им прятать трупы в кустах, где бесцеремонно сваливал их на забаву тучам мух. Фил и Джон, поймав и усмирив вороного коня офицера, взяли кожаное ведро, найденное ими в телеге, и смыли с дороги большую часть крови. Оставшиеся же утешали Того Кто Ведёт, который рыл могилу для своей матери и Ванд.

Лайан заплакал, когда Дейв стал засыпать землёй то, что когда-то было Майной. Редин обнял его, как брата, и увёл в сторону.

По настоянию Рин они как можно быстрее пересекли ручей и открытую местность за ним, чтобы укрыться в небольшой роще.

— Нам придётся преодолеть изрядное расстояние в следующий период бодрствования, — говорила Рин, — и мы можем надеяться только на то, что в ближайшее время по этой дороге не пройдёт другая банда проклятых эллонов. Если нам совсем повезёт, то до этого пойдёт дождь и смоет все следы крови.

Она зажмурилась, посмотрев на небо, и на её лице появилось сомнение.

— Лайана с трудом можно будет заставить передвигаться быстро, — с грустью заметил Редин. Он, по-видимому, был всё ещё сильно опечален несчастьем, постигшем друга. — Он сейчас плохой наездник.

— А ты мог бы и понести его, — сказала Синед, от удивления подняв брови.

Кое-кто смущённо переглянулся, но, к всеобщему удивлению, Редин, широко улыбнувшись и хлопая ладонью по земле, сказал:

— Клянусь моей правой рукой, ты просто наглая маленькая шлюха!

— Шлюха? Но, сэр, ведь я девственница. Это клевета! Можешь поговорить с теми, кто пытался покушаться на мою девственность.

Она захлопала ресницами.

— Имейте уважение перед мёртвыми, — зло прошипел Джон.

— Разве ты не видишь? — сказал Редин, поворачиваясь к пожилому собеседнику. — Именно это, по словам Синед, мы и не должны делать. Они умерли — их нет. Мы уже ничем им не поможем. Всякий раз, теряя своих товарищей, мы не можем сидеть на месте и утираться, как будто мы в туалете. Иначе Дом Эллона быстренько расправится с нами. Как ты думаешь, Майна и Ванд сочли бы это за знак уважения? Нет. Они бы подумали, что отдали свои жизни ради компании каких-то мягкотелых придурков.

— Если понадобится, я могу быть очень мягкотелой, — заявила Синед, ложась на траву.

Кое-кто рассмеялся.

— Я запомню это, — сказал Редин. — Думаю, многие из нас могут.

— Я не могу, — сказала Ланьор, догадавшись наконец, о чём идёт речь.

— Нет, — более серьёзно сказал Редин, — Синед права: мы должны почитать наших мёртвых не слезами, а легендами. Эти легенды напоминали бы о том, какими прекрасными и отважными людьми они были при жизни и как нам повезло, что они жили рядом. Шутки о их просчётах и неудачах тоже важны. А Рин и Марья по-своему тоже правы. У нас появилось хорошее оружие, ещё одна лошадь и даже несколько, хоть и не новых, но всё же эллонских форм. Потом, это прекрасное вино… давайте-ка насладимся им, пока есть время. Поднимем бокалы за Майну и Ванд и потом уснём так же крепко, как Лайан.

— Не пей слишком много, Редин, — томным голосом промолвила Синед, вызвав новый приступ смеха.

Редин, наклонившись вперёд, показал пальцем на каждого из них.

— Итак, празднуйте, чёрт вас возьми. Главное, чтобы у нас было время и для развлечений!

— Могу я вам в этом помочь? — раздался звонкий голос.

Все вскочили на ноги с мечами наготове и стали вглядываться в полумрак леса, пытаясь различить хоть какое-нибудь движение.

— Вы смотрите не туда, — голос исходил из центра поляны. Там стояла маленькая девушка, ростом не более полутора метров, в серебристой курточке и бриджах, истрёпанные концы которых опускались чуть ниже колен. В руках она держала ситару из орехового дерева. У неё были мальчишеская фигура, короткие рыжие волосы и высокие скулы. Жёлто-зелёные, почти кошачьи глаза спокойно смотрели на вооружённых людей.

Рин, как всегда, пришла в себя первой.

— Кто ты? — напряжённо прошептала она. Меч в её руке не дрогнул.

— Я Элисс, — сказала девушка с лёгким поклоном. — Я занимаюсь тем, что развлекаю усталых путников, таких как вы, странствующих по просторам чудесного Альбиона.

Её улыбка была достаточно вежливой, но Рин показалось, что девушка насмехается над ними.

Джон вложил меч в ножны и сел.

— Вскоре после того, как появился Терман, к нам в Лайанхоум приходил певец, — объяснил он остальным, обращаясь к Элисс с приветственным жестом. Он немного испугался, когда она повернулась и в точности воспроизвела тот же жест — ведь до этого она стояла спиной к нему, но продолжал:

— Нам ни к чему бояться певца.

Все, кажется, поверили ему на слово, и только Рин и Марья остались настороже. Брюс вложил было свой меч в ножны, но затем опять достал его, решив поддержать женщин.

— Почему мы должны доверять тебе? — спросила Марья.

— Это ваше дело, — ответила Элисс с явным нетерпением. — Вы ничего не сможете со мной сделать, а я уже несколько раз могла бы убить вас всех, если бы захотела. Мы, певцы, обладаем огромным могуществом, хотя нам редко доводится его использовать.

Она села на корточки и стала настраивать свою ситару.

— И много вас на свете? — спросил Брюс.

— Я одна и нас много, разбросанных по миллионам миров, находящихся так далеко от Альбиона, что вы даже не можете себе этого представить.

Большинству из них в эту минуту показалось, что она лжёт о миллионах миров, существующих за пределами Альбиона, — ведь Терман говорил о том, что там есть лишь один Мир. Однако Марк, обычно мысливший не так, как остальные, серьёзно оглядел девушку: что-то в ней говорило о том, что её ложь заключается в чём-то совершенно другом.

— Ты не должна насмехаться над нами, — сказал он тихо.

Она взглянула на него, и в её глазах неожиданно появилось уважительное выражение.

— Извините. Вы правы.

— Спасибо, — он качнул головой, принимая извинение, и она ответила ему искренней улыбкой.

Рин эта беседа всё более и более раздражала: она казалась ей бессмысленной игрой слов.

— Не шути со мной, маленькая шлюха! — закричала она. — Тебя спросили, сколько вас здесь!

— Я не шлюха, Рин! — глаза Элисс блеснули. — Когда понадобится, я ею буду… Но сейчас оставим этот разговор. Отвечаю на ваш вопрос. — Она подняла глаза. — В настоящий момент во всём Альбионе сорок семь певцов — правда, у одного из них по приказу Деспота только что отрезали язык, поэтому его вряд ли можно брать в расчёт. К тому же он был плохим певцом. С другой стороны, друзья мои, я решила на этот период сна побыть певцом, причём одним из лучших певцов — как вы можете догадаться. Поэтому можно считать, что нас по-прежнему сорок семь.

— Ты уверена, что ты лучше всех? — с сарказмом спросила Марья.

— Абсолютно уверена, — с лёгкостью ответила Элисс. — Прошу вас, уберите свои железяки и садитесь. Я собираюсь спеть вам очень длинную и очень хорошую песню. Почему бы нет? Ведь я сочинила её и знаю лучше, чем кто-либо другой. Поэтому мне лучше судить, насколько она хороша.

Струны ситары оказались непокорными — колки, по-видимому, плохо вращались в гнёздах, поэтому инструмент звучал крайне нестройно. Элисс адресовала инструменту краткое проклятие, и тот тут же настроился, задрожав в её руках.

— Так-то лучше, — мягко произнесла она, поглаживая ореховую поверхность ситары, будто бы успокаивая её.

Рин обнаружила, что сидит, скрестив ноги, на траве, а меч её лежит в ножнах. «Странно, — подумала она. — Я не помню, как это получилось. И откуда она знает моё имя?»

Она опять протянула руку к рукояти меча, но по непонятным причинам передумала. Вместо этого она наклонилась вперёд, положила локти на колени и упёрлась подбородком в ладони, глядя на певца и ожидая начала песни.

Элисс была права — это действительно была хорошая песня. Она забыла упомянуть только о том, что это была не просто длинная, а чрезвычайно длинная песня. Когда она исполняла те её части, которые считала особенно хорошими, то повторяла их, чтобы слушатели могли насладиться их красотой и изысканностью.

В песне пелось о человеке, который попал в Альбион и у которого родился сын по имени Лайан. Лайан возглавил маленький отряд, чтобы собрать армию, способную сражаться с Эллонией. Все члены этого отряда были перечислены, и особое внимание было уделено их чертам: стойкости, храбрости, доброте и другим — причём каждый из слушателей узнавал в этих описаниях себя.

Затем характер песни изменился, звучание аккордов стало выше, и музыка приобрела зловещий настрой. Изменение настроя произошло в момент рассказа о том, как они провели большую часть одного из периодов сна, слушая певицу по имени Элисс. Хотя она пела о прошедшем времени, все вскоре сообразили, что речь идёт о событиях их ближайшего будущего. Вся беда была в том, что вполне понятные слова забывались через мгновение после того, как произносились. Фил помрачнел, когда узнал о своей судьбе, но вскоре опять стал весел, удивляясь лишь тому, что его имя больше не упоминается. Марья и Синед посмотрели друг на друга в смущении, которое быстро испарилось, будто его и не было.

Каждый из отряда испытал нечто подобное.

Наконец Элисс положила ладонь на струны и они смолкли.

— Я ещё не придумала эту песню до конца, — весело сказала она, когда смолкли аплодисменты и стали слышны лишь птицы, жужжание насекомых и мерное храпение Лайана. — Может, чуть позже, в другой период сна, я приду к вам опять и допою остальное.

Она немного смутилась, когда некоторые из слушателей, торопливо извиняясь, отошли в глубь леса, чтобы опорожнить мочевые пузыри. Но когда они вернулись, Элисс подарила каждому лучезарную приветливую улыбку.

— Вы рассказывали нам о нашем будущем? — спросил

Колл дрожащим от страха голосом.

— Нет такой вещи — ваше будущее, — ответила она. — Я спела о будущем вообще. Поэтому вы помните только то, что слышали о нём, но не можете вспомнить ни одного из событий.

Марк сразу догадался, о чём она говорила. Он уже давно думал об этом. Он понял так, что прошлое существует только одно — хотя мог и ошибаться, а будущее предстаёт в бесконечном количестве вариантов, причём от любого момента каждого из них ответвляется бесконечное число новых вариантов. Песня рассказывала о судьбах всех присутствующих — счастливых или несчастных, великих или ничтожных, но ни одно из описанных событий в действительности ещё не произошло. Они все были частью будущего в понимании Элисс, и она спокойно говорила им, что может и ошибаться — что ничего в этой вселенной нельзя гарантировать с абсолютной точностью. Отсюда и исчезновение воспоминаний о только что пропетой песне. Если бы они были в состоянии запомнить всё, то своим сознанием смогли бы повлиять на собственное будущее или, хуже того, попасть в обособленную ветвь будущего, без какой бы то ни было возможности выбора. Тот Кто Ведёт мог запомнить её предсказания, но она нашла именно такой момент, когда только он один не слышал её.

— Ты мудрый человек, — сказала Элисс, с улыбкой поворачиваясь к Марку. — Через пару периодов бодрствования ты сможешь растолковать всё это остальным.

Марк улыбнулся ей в ответ и тут с удивлением сообразил, что никто другой не слышал её слов: они, казалось, застыли на одном месте. Марья всё ещё поднималась на ноги, Редин стоял с бутылкой у рта, струя жидкости из бутылки висела в воздухе. Над головой Редина сидела птица, из клюва у неё торчал червяк.

Он снова взглянул на Элисс.

— Вы тоже мудрая молодая девушка, — возвратил он комплимент.

— Не такая уж я и молодая, как ты думаешь, — заметила она.

Он видел, что ей хочется сказать что-то ещё, но она сомневается в целесообразности этого. Её тонкие губы немного сжались в нерешительности. Через секунду всё прошло. Очевидно, она решилась.

— Марк, — сказала она, — в тебе заложено, что ты должен стать новым сорок седьмым певцом. Я могу научить тебя, если хочешь. В действительности ты будешь сорок восьмым. Я рассказала о том, что бедному старому Гайту отрезали язык только потому, что мне хотелось внести некий, гм-м, драматический эффект… Он действительно был плохим певцом, а однажды даже попытался ущипнуть меня за ягодицу.

Она неожиданно улыбнулась.

— Я сломала ему руку в трёх местах. Теперь пройдёт много времени, прежде чем он сможет поднять инструмент, не говоря о том, чтобы играть на нём хотя бы так же плохо, как раньше.

— Это не единственная ваша ложь, — напомнил ей Марк.

— Да, — она попыталась выглядеть кающейся, но вместо этого хихикнула. — Я знаю, ты заметил это.

— Значит, к миллионах миров вас не так уж и много? — Спросил он.

— Да, — она неожиданно стала серьёзной. — Я одна. Но, видишь ли, я постоянно перемещаюсь. В одних мираж у меня одно имя, в других другое — это зависит от моего каприза.

— Другие певцы не такие, как вы?

— Да. Они не такие, как вы, — она показала в сторону его компаньонов. — Но и не такие, как я. Есть среди них один, которого ты не встретишь. Это Барра’ап Ртениадоли Ми’гли’минтер Реган, чей голос настолько сладок, что соловьи грустят, когда слышат его. Такие певцы, как он, — часть Альбиона, и они всегда были ею. Я — нет. Но ты уклоняешься от ответа на мой вопрос.

Её глаза внимательно изучали его, и он почувствовал, что виден насквозь. Что бы он ни сказал, она поймёт истинный смысл его слов.

— Да, вы правы. Я уклонился от ответа, — сказал он.

— Только подумай о преимуществах своего положения как певца, Марк, — искренне сказала она. — Ты будешь способен, как Тот Кто Ведёт, помнить прошлое и давать имена людям и вещам. Будешь передавать всё это людям через свои песни. Правильные движения пальцев по струнам, и песни, пошедшие в твоё подсознание, дадут тебе память о давно ушедшем. Больше того — ты будешь иметь удовольствие пребывать в моей компании, изучая мастерство певца. Это щедрый дар, Марк, конечно, если ты захочешь принять его.

— Нет, — просто сказал он, расставив руки, как бы извиняясь.

— Я так и думала, что ты откажешься, но мне необходимо было дать тебе такую возможность, — сказала Элисс, и по её лицу скользнула тень раздражения. — Отвергаешь мою компанию?

— Я поклялся идти с Тем Кто Ведёт, чтобы помочь ему разрушить мощь Эллонии. То, что вы предлагаете, больше того, о чём я когда-либо мечтал, но этого недостаточно.

«Больше того, о чём когда-либо мечтал? Нет, это даже больше чём ты думаешь», — подумала Элисс.

— Ладно, — сказала она вслух, — ты честный и хороший человек.

— Кроме того, я знаю, что скоро погибну, — он грустно улыбнулся, предвидя неминуемую смерть, достаточно тривиальную, чтобы вызвать сострадание. — Я отнюдь не храбрец — не хочу, чтобы вы неправильно поняли меня. Просто обещания — одна из тех вещей, которые делают будущее.

— И всё же, я думаю, ты храбрый человек.

Глаза Элисс просвечивали его насквозь. Для неё не было тайн ни в прошлом, ни в будущем — он знал об этом.

— Мы ещё увидимся перед тем, как я погибну?

— Я… Я не знаю. Думаю, тот, кто управляет событиями, ещё не решил этого, — казалось, она чувствует смущение, признаваясь в своём невежестве.

— Тогда, если нет, то благодарю тебя.

— И тебе спасибо.

Она подмигнула ему, и всё вокруг снова пришло в движение. Марья приняла, наконец, вертикальное положение, вино потекло в глотку Редину, а птица с червяком в клюве улетела.

Элисс спокойно, но властно хлопнула в ладоши, и все затихли.

— Спасибо вам за то, что вы поняли, как вам повезло, что вы встретились со мной, — сказала она. — Я рада, что вы смогли по достоинству оценить моё искусство.

Она поклонилась.

— А теперь, боюсь, нам пора расстаться.

Она подняла руки над головой так, что кончики пальцев едва коснулись друг друга, в последний раз улыбнулась и исчезла.

Марк помахал рукой в пустоту, желая ей счастливого пути. Все поглядели на него, как на ненормального.

* * *

Редин обнаружил, что несмотря на всё выпитое вино, он не может уснуть. Причиной была песня Элисс, после которой в его голове остался непонятный узор из музыки и сопровождавших её слов, значения которых, сколько он ни старался, вспомнить не мог.

Он повернулся на другой бок, вдыхая аромат опавшей листвы, и почесал бороду, улыбаясь.

«Кроме того, — подумал он, — мне хочется с кем-нибудь потрахаться».

Он проанализировал свои эмоции. Часто ему хотелось секса лишь из-за физических ощущений, которые он при этом получал. Иногда он занимался им потому, что так складывались обстоятельства. Но на этот раз всё было по-другому. Ему не хотелось вовлекать себя в какие-либо серьёзные отношения, он просто хотел провести часть периода сна, ту часть, что от него осталась, с женщиной.

Он подумал о Синед. Шутя или нет, она совсем недавно открыто навязывалась ему. Он знал, что может получить от неё любовь и поддержку. Многие жители деревни насмехались над девушкой, так как она переспала почти со всеми, но Редин не был в их числе. Разве это плохо, что она была способна любить стольких мужчин, а не отдавать себя лишь одному? Он только уважал её за это: ведь если бы все люди могли любить многих, а не только ненавидеть…

Он сел, потом со скрипом в суставах поднялся на ноги. В следующий период сна он должен попытаться сделать себе что-то вроде подстилки из вереска перед тем, как лечь на землю.

Он был абсолютно уверен, что Синед пошла спать куда-то вправо, и поэтому направился в ту же сторону, стараясь идти как можно тише, чтобы не разбудить остальных. Он почти споткнулся о Колла, но тот не проснулся. Редин улыбнулся, заметив, что даже привередливый Колл не лишён такой слабости, как храп. Правда, храпел он очень тихо и мелодично.

Наконец он нашёл Синед. Выглянув из-за деревьев, он понял, что с бессонницей ему придётся бороться как-то по-другому.

Синед уже предоставила всю свою мягкотелость Рин.

«Не ожидал, — подумал он. — Хотя, может, и ожидал».

Он помедлил немного, с улыбкой разглядывая их, и поплёлся прочь.

На этот раз он улёгся в ещё более неудобное место, чем раньше, но сон не заставил себя долго ждать. «Что я на самом деле хотел бы знать, — думал он, засыпая, — так это, что между всеми нами существует любовь. Я бы, конечно, не хотел принимать в ней физического участия: одного сознания этого факта было бы достаточно. Я люблю вас всех».