"Альбион" - читать интересную книгу автора (Грант Джон)

Глава восьмая. Столкновение

Оба часовых чувствовали какое-то беспокойство, хотя не вполне осознавали, почему. Они сидели на траве, пили из глиняных чашек терпкое вино и, хоть и не говорили о Сайор, но выражали своё беспокойство тем, что вообще не говорили. К ним хотел было присоединиться третий, но, подавленный их молчанием, вскоре ушёл.

— Я, пожалуй, пойду поговорю с Тем Кто Ведёт, — сказал наконец один из них. Он припомнил, как Сайор поцеловала его в щёку. Она обычно не целовалась с незнакомыми людьми так охотно. Может, именно это заставило его сомневаться? Может, она вела себя так необычно, чтобы показать ему: что-то не в порядке? Этот маленький щенок рядом с ней ему тоже очень не понравился. Он не мог понять, что его беспокоило, и от этого беспокойство только усиливалось.

Он отложил чашку и встал.

Другой часовой скептически посмотрел на него.

— Поговоришь? — спросил он. — О чём?

— Ты прекрасно знаешь, о чём.

Часовой сонно потянулся, пытаясь убедить себя в том, что особых причин для беспокойства нет. Это ему не удалось.

— Да.

Последовала короткая пауза, после которой оставшийся сидеть часовой добавил:

— Я один постою на посту, пока тебя не будет.

— Спасибо, — сухо заметил первый. Его товарищ обладал дурацкой привычкой сообщать совершенно очевидные вещи. — Кстати, ты не знаешь, где сегодня ночует Тот Кто Ведёт?

— Ходили слухи, что он спит с Рин и Марьей, хотя, может, я и ошибаюсь.

Он плюнул в паучка, ползущего по травинке, и промахнулся.

— С Рин и Марьей? Но я слышал, что они…

— Не знаю. Что слышал, то слышал. Может, они считают это своей обязанностью: Тот Кто Ведёт отчаянно нуждается в наследнике.

На этот раз плевок настиг паучка, тот побарахтался немного и испустил дух, оглушённый и захлебнувшийся. На лице часового отразилось удовлетворение. Его напарник повернулся и молча пошёл прочь.

Палатка, которую занимали Рин и Марья, находилась в противоположном конце лагеря, рядом с палаткой Редина и Синед. Часовой довольно долго пробирался среди палаток и потухших костров, а потом ещё дольше набирался храбрости, чтобы войти: ведь, в конце концов, был период сна, а в это время людей не принято беспокоить. Но наконец опасения за Сайор взяли верх над этическими условностями.

— Тот Кто Ведёт! — закричал он сквозь полотняные стены палатки.

— Убирайся!

Это был звонкий рассерженный голос Марьи.

— Сайор. Она, возможно, в опасности.

Изнутри послышался шум. Через минуту, натягивая штаны, из палатки вышел Лайан.

Часовой быстро объяснил, что произошло. Через несколько секунд Тот Кто Ведёт разбудил Синед и Редина и сердито указал им на часового, смущённого таким обилием внимания. Он ответил на заданные ему вопросы со всей быстротой и точностью, на которые был способен. Тот Кто Ведёт тем временем созывал остальных членов своей старой гвардии. Вышел из палатки Марк, спотыкаясь в полусне.

Брюс довольно удачно делал вид, что ему вовсе не хочется спать. Рин и Редин казались часовому самыми опасными до них: Редин сердито качал головой, а глаза Рин излучали точно такой же недобрый свет, который недавно напугал шпиона.

— Взята в плен? — сурово спросил у часового Тот Кто Ведёт.

— Возможно. Я не хотел бы прослыть паникёром, но…

— Допустим, это так. Тогда, клянусь памятью моей матери, в этот период сна прольётся кровь.

Острие его меча оказалось на неприятно близком расстоянии от живота часового.

— Где Ланьор? — закричал Тот Кто Ведёт.

— Спит, — послышался приглушённый голос.

— Оставь её, — сказала Рин. — Она всё равно нам не поможет.

Чёрные глаза маленькой женщины излучали ярость.

— Нас восемь, — заключил Тот Кто Ведёт, взяв в расчёт и часового. — Достаточно?

— Смотря для чего, — заметила Рин.

— В каком смысле?

— В смысле того, что для начала надо установить, действительно ли Сайор в опасности, действительно ли её захватили эллоны, и так далее.

Она посмотрела на него так, будто хотела ударить — он даже отошёл на пару шагов.

— А что, если там сотни, или даже тысячи зллонов? — неуверенно спросил Тот Кто Ведёт.

— Тогда вернёмся обратно, кретин.

Часовой был удивлён, что кто-то может так разговаривать с их лидером.

Рин была вне себя от ярости. Она никогда не оспаривала право Лайана быть Тем Кто Ведёт, но в то же время ей самой хотелось иметь дар сохранения реальности; она считала себя более решительной, более способной к военному искусству и обладающей острым стратегическим мышлением, то есть всем тем, чего как раз недоставало Лайану. И сейчас ей хотелось просто разрубить его пополам.

Тот Кто Ведёт был в опасности и понимал это.

— Рин, Марья, Редин, Брюс, Синед — пойдёте со мной, — приказал он. — Остальные останутся здесь. В случае чего лидером будет Марк: у него частично есть мой дар, к тому же, надеюсь, ему поможет певица.

— Оставайся здесь сам, — сказал Марк, удивляясь собственным словам. — Лайан, твоя жизнь нужна нам и нашей армии. Иначе всё будет напрасным.

— Нет. Нет, Марк. Я понимаю, что ты пытаешься сказать, но это бесполезно. Если Сайор нуждается в помощи, а я не помогу ей, я перестану себя уважать.

Удивлению часового не было границ. Люди, которых он считал героями, препирались друг с другом, как дети.

Тот Кто Ведёт свистнул, и перед ним как из-под земли вырос Анан. Вместе с ним почему-то прискакала лошадь Сайор. Рин скептически осмотрела её и села верхом, довольная тем, что нет седла. Животное мотнуло головой, но всё-таки признало нового седока. Рин почесала у лошади за ухом, и та успокоилась. Вскоре и остальные были на лошадях.

Часовой, стоявший на выезде из лагеря, чувствовал себя очень нехорошо. Вино, которое он пил, никогда особенно хорошо не воспринималось его желудком, а сейчас он выпил столько, что, казалось, всё его тело взбунтовалось. Он смотрел на хвосты пяти удаляющихся от него лошадей и удивлялся, как это он дал себя уговорить и остался на посту, когда его напарник отправился на поиски Того Кто Ведёт. Ведь Сайор, конечно же, знала, что делает. Теперь вот эта смешная тревога… Скоро она сама вернётся, причём без помощи своих спасителей.

Лучше бы она его поцеловала, а не напарника.

Это была приятная мысль.

Он взял её в свой кошмарный сон, где люди наступали на него со всех сторон, а другие били их деревянными дубинами. Временами он всхлипывал, наблюдая за персонажами своего сна.

* * *

— Ты тоже не совершенство, — сказала Сайор, изобразив на лице дружескую улыбку.

Надар только что заявил, что она чрезвычайно непривлекательна для противоположного пола, и Сайор решила ответить тем же. В конце концов, чёрт возьми, она всё равно умрёт, почему бы не испортить ему настроение напоследок? Может, разозлив его, она даже каким-то образом поможет Лайану. Она посмотрела на рыжие с сединой волосы Надара, на жидкую бороду и засмеялась.

У неё не было других причин для смеха. Её горло после удара представляло собой один огромный болезненный синяк. А ещё до того, как она пришла в себя, её распяли на траве, крепко привязав руки и ноги ко вбитым, в землю кольям. Ноги её были широко раздвинуты, она была беззащитна.

Надар появился здесь по чистой случайности. Проснувшись, он узнал, что разведчики не вернулись. Гарайн, более предупредительный, чем обычно, рассказав об этом своему командиру, вспомнил вдруг о каких-то неотложных делах и исчез. Надар хотел было, позвать его и приказать возглавить отряд, чтобы отправить на выручку, но тотчас передумал. Беда была в том, что он больше не доверял этому маленькому хитрецу. Когда бунт будет усмирён, ему придётся сделать кое-какие перестановки в офицерском корпусе.

Поэтому, возглавив группу добровольцев, Надар сам отправился на поиски пропавших разведчиков.

И вот перед ним лежал мёртвый шпион, убитый прямо на их глазах ногой этой женщины. Она выдавала себя за крестьянку, но он сомневался в этом: ни один крестьянин, по его мнению, не обладал достаточной быстротой ума, чтобы, заметив минутную слабость эллона, прореагировать так эффективно.

На земле она казалась не такой опасной: распятая, беззащитная. Такое положение, помысли Надара, должно было повлиять на весь её образ мыслей.

Это был безотказный приём, но на этот раз он почему-то не сработал.

Эта сука имела наглость улыбаться ему. Снова и снова.

— Кто ты? — сердито спросил Надар.

Он и его люди теперь стояли вокруг неё. Их лошади разбрелись, и было слышно, как они пасутся неподалёку.

— Я думаю, что ты сам должен ответить на этот вопрос, — серьёзно заметила Сайор. — Я не имею ни малейшего понятия о том, кто ты есть, хотя сам ты, по-видимому, считаешь себя важной птицей. Если бы я повстречала тебя в этих травах при аналогичных обстоятельствах и ты бы мне не понравился, я не думаю, что начала бы беседу ударом ноги в горло и продолжила её, распяв тебя на земле.

— Ты бессовестная маленькая дрянь, да?

Он вытер нос указательным пальцем правой руки.

— Если я бессовестная, то какие же вы?

Надар злобно улыбнулся.

— Я тот, кого ты должна просить о милости. Вот кто. Сейчас цена твоей жизни меньше, чем у мухи. — Он щёлкнул пальцами в подтверждение своих слов. — Ты просто крестьянская девушка, к тому же не самая красивая. Ты не в очень выгодном положении.

— Ваш шпион — маленький человек, которого вы подослали к нам, был в очень выгодном положении, — небрежно заметила она, — до тех пор, пока не потерял его. Я бы помнила об этом на твоём месте.

— Да?

Он саркастически рассмеялся, а она отвела взгляд от его лица: её тошнило от него. Высоко в небе, за качающимися стеблями травы, она заметила облака, медленно плывущие по бескрайней лазури. Ей хотелось каким-то неведомым образом выпутаться из сложившегося положения и полететь туда, к облакам. Этот садист убьёт её мучительной смертью, причём просто ради забавы. И боль она, конечно же, почувствует…

Надар был удивлён силой своей ненависти к ней. Её поведение казалось ему нарушением всех законов природы.

— Мы убьём тебя, — сказал он наконец.

— Я знаю.

— А перед этим…

Угроза осталась незаконченной.

— Меня это не волнует, дерьмо, — сказала Сайор. — Делайте, что хотите, — в конце концов вы проиграете, а я буду мёртвой к тому времени.

Она лежала на земле, чувствуя спиной прохладу, и ей уже почти не терпелось побыстрей встретить весь поток боли, который собирался обрушить на неё этот рыжеволосый человек.

— Я могу и продлить твои пытки.

Она улыбнулась:

— А я буду только смеяться в лицо своим палачам. Мне уже случалось бывать в их руках, когда ваша эллонская мразь приходила в нашу деревню и мучила нас всех, считая себя умнее. — Ей показалось, что он недостаточно хорошо её понял. — Вы действительно считаете себя такими умными? Признайся, в душе вы верите этому?

Он с яростью обнаружил, что не может ответить на её вопрос, и его злость на себя перехлестнула гнев по отношению к ней за оскорбление благословлённого Солнцем Дома Эллона.

— И ты думала об этом, когда мы приходили в твою деревню?

— Да. Именно об этом я и думала.

«Надеюсь, что думала», — мысленно добавила она.

— Они считали, что боль, которую они мне причиняют, ставит их выше меня. Но это было не так. Имей я такую власть, я никогда бы не использовала её подобным образом. И ты со своими глупыми угрозами… Ты для меня ничто.

Её зелёные прямо глаза смотрели ему в лицо.

Она не была красивой, но по какой-то причине ему захотелось обладать ею, разумеется, насильно. Может, потому, что даже будучи беззащитной она говорила ему такое, чего он не мог стерпеть. И то ли он хотел поиздеваться над ней перед смертью, то ли какая-то частичка его души восхищалась её храбростью? Она была целиком в его власти.

Он давно не ощущал подобного желания, в особенности по отношению к крестьянке.

Он хотел её.

Нет, он нуждался в ней. Она была необходима ему.

Хотел — неподходящее слово, ведь он в действительности не хотел делать того, что собирался. Он надеялся, что она расскажет им всё, что знает, и вопреки угрозам он убьёт её быстро, потому что пытки крестьян-бунтовщиков, как правило, не давали положительных результатов. К тому же он никогда не считал себя особенно жестоким человеком — жестокость он рассматривал, как свою обязанность, и верил, что не находит особого удовольствия в чужих страданиях.

Почему же ему так хотелось обладать её неуклюжим маленьким телом?

Потому что она противоречила всему, во что он верил с детства. Он посмотрел на колышущуюся траву, на своих застывших в ожидании солдат и честно признался в этом себе. Признание это ничуть не умалило его страсти, но он как бы придумал себе оправдание. Она сама виновата: это она провоцировала его, она довела до состояния полной бесконечности, неуправляемости. И всегда, вспоминая об этом после, он сможет сказать себе то же самое. Во всём была её вина.

Он нагнулся и дотронулся до её бедра. Она дёрнулась, словно его пальцы жалили, как осы. Перестала смеяться. Потом повернула голову набок, рассыпав волосы веером, и снова улыбнулась, выжидая.

Она была в его власти.

Она была нужна ему, и он собирался ею насладиться.

У него не было выбора. Собственно, он не просил её приходить сюда, это её ошибка, крестьяне, которые восставали против Эллонии, должны…

Все оправдания ничего не стоили.

«Я хочу издеваться над ней потому, что могу, — думал он. — Она права, но мне наплевать».

Он потянулся, чтобы расстегнуть ремень, но тут раздался вопль триумфа. Кричал всадник, которого он так толком и не смог разглядеть. Острие меча скользнуло ему по ноге, и он нагнулся, пытаясь остановить хлынувшую кровь. Один из солдат, захрипев, упал плашмя на траву.

Надар, вдруг оказавшись на четвереньках, стал пятиться назад сквозь упрямую траву. Он ругал себя за глупость: уползать от неумелых крестьян! И единственной причиной тому была недооценка их. Он услышал хруст, когда крестьянский меч рубил шею ещё одному эллонскому солдату. «Это могла оказаться моя шея, — подумал он. — Это моя вина, что мы оказались такими дураками, а не его; он отдал свою жизнь за то, чтобы я мог продолжать делать свои глупые ошибки».

Мимо проскакала лошадь, осыпав его спину комьями земли, и он откатился в сторону, едва увернувшись: копыто опустилось возле самого его уха.

Стрела не задела его. Она выросла перед ним, как некое странное растение. Потом он встал на колени, и сильный удар чуть не раздробил ему челюсть.

Упав на спину, он закрыл руками лицо.

— Теперь вы никогда не убьёте меня, — сказал Тот Кто Ведёт, нагибаясь над Надаром. — Было время, когда Эллония могла сделать это, но ваше время прошло.

Надар повернулся и обнаружил, что смотрит прямо в глаза отрубленной голове. Во рту появился солоноватый привкус.

Крестьяне освободили зеленоглазую женщину, и она всё так же продолжала улыбаться, глядя на него. Казалось, она жалела его, и это было самым неприятным.

— Лайан, — сказала она. — Будь с ним поаккуратней.

Эти слова ранили Надара в самую душу.

Тот Кто Ведёт отвёл её в сторону.

— Эллоны не имеют права жить, — тихо сказал он. — Ты хотела сохранить жизнь того маленького подлеца и смотри, что из этого получилось.

— Каждый имеет право жить, — неожиданно сердито заметила она. — Это право есть абсолютно у всех.

Лайан оставил её и ударом ноги сломал Надару несколько рёбер.

— Остановись.

Сайор схватила Того Кто Ведёт за плечо, пытаясь оттащить его в сторону.

— Почему?

— Отпусти его.

— Куда?

— К его грязной маленькой армии. Он не тот, о ком нам стоит беспокоиться — простой, пустяшный эллонский выскочка, посланный, чтобы подразнить нас.

Надар предпочёл бы быть убитым. Он лежал на траве, а крестьяне говорили о нём так, будто он не существовал. Хуже всего, что ему на переносицу забрался муравей и теперь направлялся в его волосы.

— Оставьте его, — снова сказала женщина.

— Надо убить его, — возразил один из крестьян. Это был высокий крепкий мужчина, который держал в руках окровавленный меч. Он решительно направился к Надару. — Я сделаю это сам.

— Нет, — неожиданно сказал Тот Кто Ведёт, подняв руку ладонью вперёд, чтобы остановить Брюса. — Мы встретимся с ним завтра в бою, и тогда ты сможешь его убить.

— А почему не сейчас?

— Потому, что Сайор права. Этот человек беззащитен. Если мы порешим его сейчас, это будет просто убийством, а мы же крестьяне, а не эллонская мразь. Пусть идёт к своим людям.

Брюс поднял Надара с земли и бросил его на спину лошади. Остальные крестьяне молча сели в сёдла; Сайор села впереди Лайана и, почувствовав руки любимого на своих бёдрах, обернулась и поцеловала его.

Вскоре Сайор и Лайан вернулись в лагерь, Надар возглавил свою армию, а Брюс и его лошадь погибли в схватке с эллонами на обратной дороге.

Наступал новый период бодрствования.

* * *

Позади Надара был лес красно-зелёных флагов, который, казалось, тянулся до самого горизонта. Он потрепал уши своей лошади, почти не осознавая того, что делает, а затем снова повернулся к армии. Большинство военных так никогда и не видели готовой к битве эллонской армии. Он чувствовал, что находился в привилегированном положении. Воздух был свежим и прохладным. Боль от синяков и сломанных рёбер почти не ощущалась. Солнце сверкало на лезвиях обнажённых мечей. Это будет не война — рядовая карательная операция; они убьют нескольких крестьян, а затем вернутся в Гиорран, чтобы доложить Деспоту о победе. Он получит щедрую награду и, скорее всего, будет восстановлен в звании Маршала.

А когда-нибудь он и сам сможет стать Деспотом.

Всё решит этот период бодрствования.

Он никогда не чувствовал в себе столько энергии. Надар не боялся крестьянской армии, если её вообще можно было назвать армией. Да, его рёбра говорили о том, что крестьяне могут иногда могут быть опасны, но он был уверен, что дисциплинированная регулярная армия разобьёт их с лёгкостью. Конечно же, будут и небольшие потери — на войне, как на войне; но в следующий период сна его люди будут пить и праздновать эту лёгкую победу.

«Не хотел бы я оказаться на месте этой крестьянки».

Этой крестьянки…

Мысль о ней портила ему всё настроение. Она была нужна ему. Он хотел унизить её, а вместо этого унизился сам.

Его улыбка потускнела.

Его жёны были эллонскими аристократками, хоть и не очень знатными. Красивые женщины, обученные всем общепринятым искусствам, в одеждах из тончайшего шёлка. Прошло уже много лет с тех пор, как он начал пользоваться крестьянскими девушками, которых держали в Гиорране для этих целей. А теперь эта маленькая зеленоглазая простушка в грубом вязаном платье сделала его другим человеком.

Подошёл Гарайн и дотронулся до его ноги.

— Готовы?

— Мы готовы.

Надар надел шлем. «У неё были зелёные глаза, и она смеялась надо мной…»

— Я сказал: «Мы готовы»!

— Хорошо сэр, — отсалютовал Гарайн и направился к своей лошади, время от времени поглядывая через плечо.

«Она — простая крестьянка, она недостойна всех этих размышлений…» Он вытащил меч и поднял его высоко над головой.

— Мы победим! — закричал он.

— Победим! — поддержал его нестройный гул солдат.

«Она смеялась надо мной…»

— Вперёд!

Он легонько пришпорил коня, и тот медленно вышел из-за прикрытия деревьев. Затем животное двинулось вперёд быстрее, хотя он и придерживал его, чтобы конь не переходил на галоп. Армия двинулась за ним с почти оглушительным шумом: бессмысленные крики солдат, звон оружия, стук копыт и ржание испуганных лошадей.

«Она смеялась надо мной…»

Он что-то потерял. Минуту назад он думал, что ведёт армию к лёгкой победе, но сейчас вдруг признался себе, что испуган. Он вспомнил, как Ветер говорил ему, что его конец наступит, когда он достигнет вершины своего триумфа. Смех этой женщины смутил его.

«У неё были зелёные глаза я каштановые волосы. Она лежала среди высокой травы в полной моей власти. И в это было неправильно, не так ли? Я не должен был находиться там, и она не должна была. Она победила. Победила».

Он покачал головой, чтобы избавиться от этих мысли. Его конь скакал под ним ровно, но в то же время возникло чувство, что ом вот-вот выкинет его из седла.

Они приближались к холму, за которым располагался лагерь крестьян.

И тут… Будто кто-то разлил чернила вдоль всего горизонта. Пятно стало разрастаться и двигаться вниз по склону холма в его сторону.

* * *

Уже от первых стрел крестьян погиб каждый десятый эллон. Почти вдвое больше было раненых, которые с криками падали с коней, пытаясь вытащить зазубренные наконечники стрел из своих тел. Только офицеры в металлических доспехах оставались в относительной безопасности, хотя некоторые из них тоже погибли от стрел, попавших в щели доспехов и отверстия шлемов. Одним из них был Гарайн; когда он падал с лошади, подняв к лицу руки, из-под его шлема потоком хлестала кровь.

Тот Кто Ведёт поднял свою армию очень рано в этот период бодрствования. Он отдавал себе отчёт, что его армия — необученные крестьяне-бунтовщики, которым предстоит тягаться с хорошо подготовленными солдатами; поэтому было необходимо перехватить инициативу, напав на людей Надара до того, как они будут в полной готовности. Лайан расположил своих лучников в несколько рядов вокруг всего поля н приказал им не стрелять, пока эллонская армия не достигнет центра. Он шёл вместе со всеми, подбадривая воинов.

Как только Надар понял, что завёл своих солдат в ловушку, он повернулся и закричал:

— Стройся!

Тотчас строй позади него начал изменяться. Люди разбились на семь групп, каждая со своим лидером, и подняли щиты так, что крестьянские стрелы больше не могли возыметь никакого эффекта.

Вторая волна стрел убила только четверых эллонов.

Надар остался единственным незащищённым солдатом. Основная масса крестьян впереди всё ещё приближалась, крича и размахивая оружием. Они были пешими, и это удивило его: ведь совсем недавно он собственными глазами видел, что у них были лошади и они неплохо держались верхом.

Он приостановил коня и с беспокойством оглянулся. Убитых и раненых было многовато. Шум, стоявший вокруг, складывался в основном из стонов и криков умирающих. Может, он недооценил лидера повстанцев?

Надар неохотно повернул коня и галопом поскакал под прикрытие щитов. В него полетело несколько стрел, но большой угрозы они не представляли.

За барьером щитов он почувствовал знакомый запах кожи и человеческого пота, который придал ему уверенности. Он помнил этот запах с тех пор, как пришёл в армию. Поглядев на взрытый грунт, на бешеные глаза своего коня, он обругал себя за глупость. Давным-давно Гарндон говорил ему, что крестьянские бунты инспирируют чаще всего пришельцы из другого мира, а он не обратил тогда на его слова достаточного внимания. Он воспринимал бунты, как потенциальную, но очень слабую угрозу власти Эллонии; ему никогда не приходило в голову, что он может встретиться с лидером, обладающим хоть каким-то подобием военных знаний.

Новый каскад стрел.

На этот раз всё обошлось. Стрелы упали на траву, отражённые кожаными щитами солдат.

Вот-вот должна была начаться рукопашная схватка.

Надар вынул свой меч, растолкав щиты и даже порезав щёку одному из своих солдат. Он не обратил внимания на то, как тот вскрикнул.

После нескольких минут в тени свет на поле казался ослепительно ярким. Тем не менее он позволил своему коню спокойно бежать навстречу приближающейся волне крестьян и, глядя на рассекаемую конём траву, стал кричать что-то нечленораздельное, чтобы увлечь за собой солдат.

К его удовлетворению, они в полном согласии с воинской дисциплиной собрались в одну фалангу, достали мечи и двинулись вперёд, готовые к резне. Надар махнул рукой, и через минуту пешие солдаты были защищены кольцом всадников.

Весь отряд походил на гибкое красно-зелёное насекомое, неумолимо движущееся вперёд. Стоны раненых вновь сменились воинственными криками, угрозами, невнятным пением и тяжёлым ритмичным топотом солдатских ног. Кое-где из спины насекомого пробивались, как крылья, знамёна, гордо поднятые молодыми солдатами, но в основном оно было покрыто чешуёй из толстых кожаных щитов, из-под которых ярко блестел металл.

Надар опять оглянулся.

«Гордость. Да, я чувствую гордость, но что-то здесь не так. Ветер… То, что сказал Ветер… Нет, не то. Это будет кровавый день, но я не почувствую при этом триумфа — лишь чувство выполненного долга и всё.

Где же крестьянские всадники?»

Он махнул руками, и через несколько секунд перед ним появились, успокаивая лошадей, двое его командиров.

— Они окружили нас, — сказал адъютант Маршала.

Один из офицеров, но возрасту старше, чем Надар, бесцеремонно хмыкнул; другой, помоложе, получивший своё относительно высокое звание недавно, выглядел растерянным.

— Конечно, они окружили нас, — заметил пожилой офицер. — Только кретины не сделали бы этого.

— Вы имеете представление о том, сколько их? — неожиданно спросил он, взглянув в глаза Надару.

— Нет. Их, наверное, больше, чем я думал.

— Больше, чем нас?

— Сомневаюсь. У них, вероятно, есть лидер, хотя я сейчас не вижу его. И всё же я уверен, что это не более чем беспорядочная толпа, — Надар показал рукой в сторону холма.

— Всё зависит от численности этой толпы, — заметил офицер.

— Нам надо разойтись, — сказал Надар молодому офицеру. — Пока мы вместе, эти проклятые стрелы бессильны против нас, но так мы не выиграем битву. Я хочу, чтобы всё поле было занято нашими солдатами.

— Да, сэр.

— Выполняй приказ.

Юноша повернул коня и принялся отдавать приказания.

— Мне жаль, что у нас такие командиры, — спокойно прокомментировал пожилой.

— От тебя мне тоже кое-что надо, — повернулся к нему Надар. — Возьми сотню всадников с хорошим командиром и сделай вид, что бежишь с поля боя. Я хочу, чтобы они вернулись назад по нашим следам. Скажи им, чтобы кричали обо мне всякую гадость, какую угодно — они должны выглядеть, как дезертиры, потерявшие уверенность в своём лидере.

— Вы это серьёзно?

Он внимательно посмотрел на Надара. В глазах читалось неподдельное беспокойство.

— Да, я серьёзно. Они должны поверить этому.

«Её зелёные глаза могли видеть дальше, чем глаза других людей. Это нечестно».

— Зачем всё это?

— Я хочу, чтобы вы объехали вокруг и атаковали их лучников с тыла. Я хочу, чтобы они все были убиты.

Удивляло то, что в действительности он этого не хотел, ему было необходимо прекратить битву. Он молил Солнце вернуть его в Гиорран, он провёл бы остаток жизни в окружении своих жён, не думая ни о чём, кроме очередного кубка доброго вина. Но он знал, что Солнце не услышит его.

— Выполняй.

— Да, сэр.

— Давай, давай, парень! Быстрее!

— Да, сэр.

Надар снова оказался в одиночестве. Шум позади него — крики и ругань — не создавали ощущения, что за ним идут друзья. Эти люди были всего лишь орудием, призванным устранить угрозу для Дома Эллона: их союз с ним был простой служебной обязанностью.

Он потрепал гриву коня, чтобы тот продолжал своё размеренное движение вперёд, я подумал о своих врагах. Где-то там, на краю этой проклятой гигантской чаши, находился сильный светловолосый человек, который командовал армией из людей, желавших ему подчиняться. Надара это приводило в негодование. Его армия подчинялась приказам только из-за того, что людям вдолбили это. Различие было очень тонким: если бы любой из его солдат мог выбирать, спасти ли ему жизнь Надара, или свою собственную, ясно, что он предпочёл бы свою; в то же время будь такой выбор у крестьянина…

Ему вдруг захотелось быть кем-нибудь другим — кто не служит в армии и не метит на престол Деспота.

Интересно, любят ли его жёны?.. «У неё были зелёные глаза, и я мог бы полюбить её, но она видела, каким дураком я был и сейчас остаюсь, она была права. Я хотел, чтобы она была рядом со мной, чтобы она шутила и смеялась со мной вместе, и не придумал ничего лучшего, чем изнасиловать её. Почему этот дурацкий кусок плоти между ног решает за меня, что делать? Зелёные глаза».

Новый дождь из стрел. И на этот раз эллоны легко справились с ними.

Пожилой офицер скрылся из глаз.

Эллоны запели. Кавалерия, выстроившись в колонны, гарцевала, как на параде. Люди на лошадях вели за собой пеших к краю равнины, выкрикивая какие-то лозунги. Как будто пятно разрасталось на поле, пятно, состоящее из множества муравьёв, не обращавших внимания друг на друга, но действовали они, подчиняясь единому плану.

Сверху молчаливо смотрело Солнце. Оно смотрело оттуда всегда, с того времени, как мальчика Надара научили молиться ему.

«Мои солдаты думают, что они непобедимы, и я хочу, чтобы они продолжали верить в это. Мы победим, но…

Зелёные глаза».

Люди Лайана появлялись теперь со всех сторон. Они были плохо вооружены, одеты в лохмотья, но от их количества у Надара похолодело внутри. «Моих людей перережут только благодаря численному перевесу». Уже отсюда он видел, что многие из воинов-крестьян были женщинами. Это очень ему не понравилось.

Мужчина с копной золотых волос на голове — тот самый, что сильно и оскорбительно избил его накануне, был во главе кавалерии, которая неожиданно вклинилась в расширяющееся кольцо эллонов, над его головой то и дело взлетал боевой топор, причём не без последствий для окружающих.

Эллоны, те из них, которые не кричали, всё ещё продолжали петь свою песню, но в ней теперь звучали истерические нотки.

Крестьяне, напротив, были спокойны.

Надар почувствовал, что над всеми его чувствами тоже стал доминировать панический страх.

Его учили вести людей на битву, но он никогда не участвовал в настоящей битве. В чём была его роль? Пока — убивать крестьян, показывать пример.

Он поднял меч и направил своего коня туда, где светловолосый бунтарь рубил своим окровавленным топором эллонскую плоть.

* * *

Далеко-далеко, на самой северной оконечности Альбиона, спал дрёма.

Обычно дрёмам не позволяли спать, но этот выскользнул из маленькой крестьянской деревушки, где провёл несколько последних периодов сна, под предлогом несварения желудка и необходимости уединения. Отчасти это было правдой: жирная пища, которая для крестьян была обычной, его выворачивала наизнанку, поэтому и пришлось провести несколько неприятных минут, скрючившись над неглубокой канавой и с отвращением отправляя естественную нужду. Однако главной его целью был сон. Он так давно не спал — ему не позволяли спать, — что всё тело ныло от усталости, а глаза чесались до боли. Он надеялся, что ушёл достаточно далеко от деревни. Но понимал, что не сможет отойти дальше.

Он упал лицом в сладко пахнущую землю, и не успел коснуться её, как глаза его закрылись, а через секунду послышался храп.

Все знали, что дрёмы опасны. И держали их в обществе лишь потому, что иногда они бывали полезны.

Он был одет в обычную для дрёмы одежду: серо-красный плащ с приколотой к нему возле плеча зелёной сияющей металлом звездой. Конечно же, он не был вооружён. Это был маленький человек, и хоть он не старел, но выглядел старше, чем любой человечек. Звали его Джоли.

То, что у него было имя, уже выделяло его среди всех крестьян — и отсюда проистекала его полезность. Он ходил от деревни к деревне, его с радостью принимали, кормили, поили, давали кров, но не более, чем на несколько периодов бодрствования. Затем он собирал свои скромные пожитки, закидывал мешок за плечи и снова шёл по стране, пробираясь через леса или шагая вдоль накатанных эллонских дорог к следующей деревне.

Он мог давать имена людям н вещам. Он мог рассказывать слушателям о том, что происходило в их регионе Альбиона. Он мог на короткое время, дать крестьянам почувствовать себя стоящими людьми, а не беспамятной домашней скотиной, обречённой на тяжёлый рабский труд. Конечно, после его ухода крестьяне забывали обо всём этом — обо всём, кроме смутного ощущения чего-то невыразимо яркого, превосходящего всё, что они когда-либо испытывали в своей обычной жизни.

Беда была в том, что он представлял опасность для них. Его присутствие было, как наркотик, который давал несколько часов наслаждения, а потом шёл длительный период абстиненции и кошмаров. Он повернулся, поудобнее располагаясь на траве. Всё дело было в кошмарах.

Когда дрёмы спали, их сны доминировали над флуктуирующей реальностью Альбиона, накрепко впечатываясь в материю, пространственно-временной континуум и изменяя естественный ход событий. Этот эффект локализовался около них, и за несколько километров он пропадал начисто — но вблизи он мог быть необычайно сильным.

Дрёма беспокойно завозился во сне и, как ребёнок, загнул себе в рот большой палец правой руки.

Большинство снов были хорошими. Но кошмары…

Все чудовища, жившие в подсознании дрём, могли выползти из поверхность земли, могли разверзнуться небеса и выпустить огонь на несчастных, оказавшихся внизу. Земля могла открыться и поглотить мужчин, женщин и детей в холодную пустоту, из которой никто не возвращался. Неродившиеся дети могли превратиться в мерзких, колючих и острозубых тварей, прогрызающих себе путь к солнечному свету сквозь тела матерей; тихие и упорные преследователи могли красться за человеком, как неотвратимая угроза… Хуже всего было то, что дрёмы знали о своей опасности для ни в чём не повинных людей, но были не в силах проснуться и остановить всё это.

Дрёмам никогда не позволяли спать, если они были рядом с людьми, крестьянами или эллонами.

Морщины на лбу дрёмы стали глубже, он беспокойно ворочался во сне и время от времени постанывал. Один два раза он даже громко закричал.

Он чувствовал, что это необычный кошмар. То, что он видел, сильно отличалось от всех предыдущих ощущений. Всё казалось абсолютно реальным, но реализм был особый — не такой явный, не такой всепоглощающий, и это заставляло его чувствовать, что кошмар исходит не от него, а откуда-то издалека. Загадочное, неизвестное место притягивало и питало его мозг образами. Худощавое лицо с коротко подстриженными рыжими волосами так быстро мелькнуло перед глазами, что он даже не успел как следует разглядеть его.

«Певец», — отметил он про себя. Говорили, что певцы не были никому ни друзьями, ни врагами — они находились вне этих понятий. Он слышал и о том, что они могут делать, и не хотел бы встретиться с кем-либо из них. «Неужели они выглядят вот так?» — мелькнула мысль.

На этот раз ему приснилась битва. Он всё видел и слышал, но сам не принимал участия в происходящем, как будто смотрел сквозь стену прозрачного хрусталя. Быстрая смена различных сцен происходила словно по чьей-то команде. И наконец он понял почему.

Всю жизнь он помнил, что с ним случилось или о чём ему рассказывали; он не мог об этом забыть. То же происходило и со снами.

И певец использовал его разум, как записную книжку. Только цель его он не мог понять.

Отрубленная рука полетела прямо ему в лицо. Он попытался увернуться, не смог, но неожиданно оказался совсем на другом месте поля битвы и наблюдал за другой агонией и новыми зверствами.

* * *

Сон был такой:

Рин и Марья вели небольшой отряд того, что они называли кавалерией, в тыл эллонской армии. Вокруг был различный мусор, оставленный вчерашним лагерем. Они скрылись за деревьями.

Вскоре они увидели небольшой эллонский отряд, направлявшийся к ним. Значит, за ними наблюдали.

Но тут было что-то не так. Эллоны казались испуганными и выкрикивали ругательства в адрес своих командиров, но по выражениям их лиц Рин и Марья поняли, что всё это — представление, расчётливая военная хитрость. Солдаты переигрывали, и всё это не могло быть правдой.

Марья посмотрела на Рин, Рин на Марью. Обе улыбнулись.

— Они не знают, что мы здесь, — сказала Марья, поглаживая плечо своего коня. Животного, казалось, совершенно не беспокоило то, что происходило на поле впереди, и оно воспользовалось передышкой, чтобы пощипать молодые побеги кустарника.

— Скоро узнают, — заметила Рин, усмехнувшись.

— Как ты думаешь, чего они добиваются? — спросила неожиданно возникшая позади них Синед. Её голос был едва слышен.

— По-моему, они используют старый трюк, — сказала Марья. — Эти сволочи послали сюда отряд кавалерии, ожидая возможную засаду, делают вид, что дезертировали из своей армии. На самом же деле они хотят зайти нам за спину, чтобы мы оказались в окружении.

— У них это не получится, — сказала Рин, и её улыбка выражала решимость. — Они умрут раньше, чем это произойдёт.

— Но нас всего лишь двадцать человек, — возразила Синед. Впервые с начала битвы она была обеспокоена. Она всегда с трудом прогнозировала будущее, но сейчас оно явственно представилось ей.

— Да, — сказала Рин, почесав подбородок. На её верхней губе виднелись еле заметные пушистые усики, которые только подчёркивали красоту её лица. — Но у нас есть небольшое преимущество: они не знают, что мы здесь. Синед, собери лошадей и десяток воинов. Я хочу, чтобы они были подальше на случай, если что-то пойдёт не так.

Она легко спрыгнула на землю, и Марья за ней следом, моментально догадавшись, что она собиралась делать. Синед последовала их примеру, но значительно медленнее.

— Почему? — опросила она.

— Поймёшь позже, — огрызнулась Марья. — Двигайся побыстрее. У нас нет времени.

— Нам понадобится Редин, — сказала Рин. — Пусть возьмёт с собой ещё нескольких воинов. Желательно лучников.

Синед была обеспокоена. Она отвела лошадей назад, и через минуту к двум женщинам подошли новые воины, включая Редина и Синед.

Рин ничего не сказала, она лишь коснулась своего лука и показала пальцем вверх. Крестьянские воины моментально уловили её замысел. Они полезли на деревья, стараясь, чтобы стволы скрывали их от банды приближающихся «дезертиров».

Пожилой офицер первым достиг леса. Их хитрость, похоже, сработала: крестьяне их не преследовали. Он заехал в лес и всё ещё улыбался, когда стрела откуда-то сверху пробила ему череп и застряла в позвоночнике. Он упал на шею своего коня, который продолжал идти вперёд, обходя препятствия и не замечая смерти хозяина.

Дальше события разворачивались так быстро, что дрёма не вполне понимал, что происходит. Умирающие лошади, скребущие копытами по земле; лежащие под кустами люди с кровавой пеной у рта; прыгнувший на эллона крестьянин и последовавший за этим хруст сломанной шеи.

Только четверо солдат смогли вырваться из леса. Трое из них были настигнуты стрелами. Четвёртый, более хитрый, повернул коня и помчался на крестьян, размахивая мечом во все стороны.

Синед, которая не успела увернуться, получила удар мечом в переносицу и, упав на землю, моментально застыла.

Пытавшегося спастись эллона настигла стрела Марьи.

Крестьяне перегруппировались. Все они тяжело дышали, причём не от усталости, а от осознания только что содеянного.

— Пожалуй, стоит подождать ещё немного, — наконец сказала Рин, не глядя на Марью.

— Согласна. — В голосе Марьи звучала горечь. — Подождём. Жаль, что этот гад умер так быстро. Правда, есть и другие, которые пока ещё живы.

Рин посмотрела на неё.

Взгляд Марьи напугал даже Рин.

* * *

Дрёма хотел проснуться, но не смог. Каким дураком он был, что ушёл из деревни и позволил вот так манипулировать собой! Он мог остаться среди крестьян, не дававших ему спать. Он надеялся не увидеть, что сделает черноволосая женщина по имени Марья с каким-нибудь несчастным солдатом, который подвернётся под её безжалостную руку.

Потом сон перенёс его в другое место, к другим сценам и событиям. Если бы он не спал, он смог бы зажмурить глаза, свернуться в клубок и надеяться, что все эти видения исчезнут…

* * *

Вот второй сон:

Меч Надара ударил крестьянку в шею, но несколько мгновений женщина ещё стояла, не веря, что умирает. Он толкнул её, высвобождая меч, и тело упало на землю. Его конь не понял намерений хозяина и стал отходить в сторону. Надар сердито закричал, пришпоривая коня так, что кровь ручьями потекла с его боков.

Здесь, в сердце битвы, шум был оглушительным. Несколько крестьян решили его атаковать, предстояло с ними разобраться. С обагрённым кровью мечом он медленно пробирался к тому месту, где находился золотоволосый человек, посягнувший на гордость Эллонии. Между Надаром и тем человеком был плотный барьер из человеческих тел. И когда под его мечом упала очередная жертва, он попытался вообразить, что прокладывает себе дорогу через лес.

«Эти нелюди так громко кричат, — думал он, а затем неиз6ежно: — У неё были зелёные глаза».

Крестьянские лучники, заметив слабину эллонской обороны, возобновили свой смертельный дождь. Надар почти инстинктивно загородился щитом от стрелы и погрузил меч в живот очередному воину.

Вокруг было столько народу, что ему стало трудно продираться сквозь эту толчею. Конь тоже был испуган шумом и давкой.

Надар отрубил чью-то руку. Человек выглядел таким дружелюбным перед тем, как попытался отрезать ему стремена своим грубым крестьянским мечом.

«Плуги, переделанные в мечи, — думал Надар. — Лучше бы наоборот. Может, если бы мы… Нет, они перебили бы нас всех». Он с лёгкостью отразил удар боевого топора, тот отлетел в гущу сражающихся людей. Может, даже убил кого-то; кто знает? Конь Надара ударил копытами по почкам одному из противников.

«Ведь они люди», — думал Надар, убивая ещё кого-то. Земля под копытами его коня имела ужасный красно-коричневый оттенок. Зелёный цвет травы почти полностью исчез. Под ногами были лишь кровь и грязь.

Его конь наступил на труп, и Надар посмотрел на него, мечтая убраться поскорее из этого места.

Стрела вонзилась в круп его коня. Ранение не было серьёзным, но оно напомнило Надару, что выбор у него только один: он должен выиграть эту битву или умереть.

Он чуть не плакал, с трудом различая людей, которых убивал своим мечом, превратившимся, казалось, в независимое существо, управляющее его рукой так, чтобы наносить максимальный урон шевелящейся перед ним плоти.

Его правая рука гудела от усталости. Меч от частого использования стал непомерно тяжёлым.

Ещё одна крестьянская женщина с криком умерла.

Дальше, дальше сквозь барьер.

Кто-то прокрался снизу и перерезал горло коню Надара. Тот, обливая кровью нападавших, повалился вперёд.

Надар с огнём в глазах поднялся на ноги, и его меч заработал так быстро, что взгляд не успевал за ним. Вот он вонзился в пах пожилому плохо одетому крестьянину, вот разрубил ключицу рыжеволосой женщине, которую он предпочёл бы видеть среди своих жён.

«Она падает, провозглашая криком свою смерть, а я могу лишь двигаться вперёд, к тому человеку со светлыми волосами. И при этом Дом Эллона считается цивилизацией. Да, но его благословило Солнце, а эти вот — просто животные, которых мы разводим. Хотя, может, Солнце и ошибается, и тогда истекающая кровью женщина — вовсе не убитое животное…»

Ланьор умирает, и на её лицо наступает эллонский ботинок.

Снова дождь стрел. Отовсюду доносятся крики.

«Неужели нельзя из этого выбраться?»

Убить лидера — не главное, это можно сделать и позже. Вот подавить бунт…

Эту битву необходимо выиграть.

Продолжая рефлекторно рубить крестьян, Надар оглянулся, чтобы узнать, сколько из его офицеров осталось в живых.

«Гарндон никогда бы не одобрил этого, но есть шанс, что…»

* * *

Сны становились всё более и более кошмарными…

Глазами Лайана Джоли видит океан страданий.

Нет, не боль умирающих от ударов его топора, рассекающего вены и артерии так, что белая шея Анана становится кроваво-красной, а боль самого Лайана. Сын Термана хотел уничтожить Дом Эллона, чтобы прекратить его тиранию над крестьянами. Теперь, видя эту бойню, он начал ценить жизни солдат. Раньше ему всё казалось очень простым: после уничтожения Эллонии крестьяне сами смогут управлять своим будущим, руководимые, если они вообще нуждались в руководстве, каким-нибудь сильным человеком. Может быть, хотя и не обязательно, самим Лайаном. Эти грандиозные мечты были необычайно далеки от грязного дела, которым он сейчас занимался: его топор перерубил шею какому-то несчастному дураку, полагавшему, очевидно, если он пойдёт в армию, то будет иметь столько женщин, сколько захочет.

Бедный дурак умер.

Слишком много дураков умерло.

С обеих сторон.

* * *

Дрёма издал во сне тонкий протяжный стон. Изо рта у него текла слюна, когда он катался по земле, хотел избавиться от кошмаров, но знал, что это невозможно…

* * *

Анан получил сильную резаную рану в грудь, и это рассердило Лайана больше, чем что-либо другое, прервав его размышления.

Эллон, чей меч поранил коня, с удивлением поглядел на место, где только что была его правая рука. Тот Кто Ведёт едва заметил, как его топор, продолжая двигаться, вскрыл грудь молодого эллонского лейтенанта, почти не встретив сопротивления от доспехов.

Солнце продолжало добродушно наблюдать за всем этим.

Лайан освободил топор и, стараясь не смотреть на лезвие, замахнулся наугад в другую сторону. С плеч скатилась чья-то голова, и он почувствовал приступ тошноты.

«Да, — подумал Лайан, — меня называют «Тот Кто Ведёт», но я не хотел приводить своих людей к этому».

Новая жертва. Затем ещё одна.

«Обратно в деревню…»

Откуда-то взявшаяся стрела воткнулась ему в ягодицу, но не вызвала ничего, кроме минутного раздражения. Он отломил древко, выступающее из его плоти, и, не обращая внимания на боль, всадил топор в смотровую щель шлема эллонского всадника, да так, что человек, не успев крикнуть, сразу упал на землю. Лайан с трудом вытащил топор из его головы, чтобы замахнуться снова.

* * *

Дрёму тошнило.

Он знал, что всё это происходило наяву.

* * *

Тот Кто Ведёт не имел понятия о том, что случилось с Сайор. Она не была хорошим воином, поэтому скорее всего уже погибла, разрезанная на части эллонским мечом, и тело её вбито в землю конскими копытами обеих армий, а лицо изувечено до неузнаваемости.

Нет. Он не хотел об этом думать.

Его плащ был липким и красным. И это раздражало его даже больше, чем необходимость убивать. Он разбил череп какого-то солдата, изогнулся, чтобы избежать удара просвистевшего мимо эллонского меча, и подумал: удалось ли Рин атаковать с тыла?

Человек в шлеме пробирался пешком к Тому Кто Ведёт со вполне очевидными намерениями.

Человек, которого они отпустили в прошлый период сна?

Лайан на секунду задумался и чуть не потерял жизнь, когда эллонский всадник с криком бросился на него из седла в попытке сломать шею. Они оба упали на землю и боролись до тех пор, пока Тому Кто Ведёт не удалось сильно ударить противника коленом в пах. Один из крестьян нагнулся и почти нежно вонзил свой кинжал эллону в горло.

Тот Кто Ведёт вновь оседлал Анана. Он не вполне понимал, как это ему удалось. Левую щеку жёг порез, но не было времени беспокоиться по этому поводу.

Он замахнулся топором.

Чья-то рука.

Она покатилась прямо к дрёме, хоть Тот Кто Ведёт и не подозревал об этом.

* * *

Дрёма проснулся, что-то крича недружелюбным небесам. Голубизна поглотила его крик, не оставив ничего. Он так устал, так устал…

* * *

И последний сон:

Марк с беспокойством оглядел поле битвы. Шум её выворачивал ему желудок наизнанку. Его конь шёл неизвестно куда. Казалось, крестьяне побеждают, но в душе он знал, что к концу периода бодрствования битва будет проиграна.

Об этом говорила Элисс.

Улыбаясь, он вынул из ножен кинжал и перерезал себе горло.

* * *

Снов больше не было.

Надар наконец-то вышел из оцепенения.

— Эллоны! — закричал он что есть мочи. — Эллоны, оттесняйте крестьян от светловолосого человека!

Несколько эллонских солдат повернулись на его крик и через минуту были мертвы.

— Рассеивайте их! — кричал Надар. — Можете даже не убивать, только оттесняйте от их лидера!

Трудно было перекричать шум битвы. Он огляделся вокруг и заметил трубу, лежащую на залитой кровью траве.

Закатившиеся глаза мёртвого трубача сверкали белками между открытых век.

Надар нагнулся за инструментом и упал на землю.

Убедив себя, что боль в плече скоро пройдёт, он выхватил трубу из руки мертвеца и с трудом поднялся на ноги.

В глазах у него потемнело, но он поднял трубу и издал хриплый, но громкий звук.

На секунду всё стихло: крестьяне и эллоны пытались понять, что происходит.

— Рассеивайте крестьян! — снова закричал Надар. — Изолируйте их друг от друга!

Больше половины эллонов погибло, но в конце периода бодрствования победа была на их стороне. Чем дальше уходили крестьяне от Того Кто Ведёт, тем меньше они помнили о том, что привело их сюда и какова была их задача. Надар наблюдал за всем этим с чувством, напоминающим грусть. В ходе битвы он понял, что у крестьян есть честь, достоинство и ещё — то, чего не хватало его солдатам: вера в своё дело.

«Как я и думал, это превратилось просто в карательную операцию». — Он глядел на то, как крестьяне бесцельно снуют взад и вперёд, удивляясь, почему его солдаты продолжают преследовать их, убивая целыми толпами. Лишь немногие поблизости от Того Кто Ведёт продолжали сражаться до конца. Их смерть была страшной.

Надар оглядел покрытое трупами поле и улыбнулся жестокой улыбкой, какой и ожидали от него солдаты.

«Зелёные глаза».

Его улыбка дрогнула,

К Надару привели Лайана, и он жестом приказал, чтобы бунтаря связали по рукам и ногам и доставили в Гиорран.

Надар подозвал молодого офицера и приказал ему собрать отряд для добивания раненых воинов — крестьян или эллонов, без разницы. Офицер отсалютовал, взял с собой нескольких крепких бойцов и отправился выполнять свою грязную работу.

«Зелёные глаза».

Эллоны не нашли женщину с зелёными глазами. Её голова оказалась под трупом, и они не заметили её среди мёртвых.

А гораздо позже, когда они уходили с поля, никто не увидел, как она последовала за ними — за золотоволосым человеком, привязанным к коню. Спина этого человека прекратилась в кровавое месиво от эллонских побоев.

На поле дул ветер…

На поле дул Ветер.

Ветер дул на поле, и некоторые из погибших крестьян почувствовали, что жизнь возвращается в их умы и тела. Сайор обнаружила, что возглавляет небольшой молчаливый отряд, преследующий эллонов. Она знала, что это воины, хотя могла различать лишь их тени, а приглядываясь, видела как бы столбы полупрозрачного тумана.

Её воинами были воспоминания.

Этой армии было недостаточно, чтобы спасти Того Кто Ведёт.

Нет, недостаточно.

Тем не менее Сайор продолжала преследовать эллонов.