"Гуманоиды" - читать интересную книгу автора (Уильямсон Джек)

Глава четвертая

Когда Форестер положил трубку и повернулся к дверям, Рут стояла на пороге комнаты. Она еще не переоделась в строгий костюм для офиса, и выглядела хрупкой и юной в новом длинном голубом халате. Ее встревоженное лицо, заметно похудевшее за последние три месяца, уже было накрашено, малиновые губы призывно приоткрыты, а длинные черные волосы свободно ниспадали на плечи. Форестер понимал, что жена изо всех сил старается выглядеть привлекательной для него.

— Дорогой, ты не собираешься сегодня завтракать? — она осваивала деловую манеру речи на специальных курсах, и ее грудной голос звучал немного официально. — Яйца сварились, когда ты говорил по телефону первый раз, а теперь они, должно быть, уже остыли.

— У меня нет времени на еду, милая.

Он поцеловал ее полуоткрытые губы.

— Все, что мне нужно, это чашечка кофе, — заметив протест на ее милом личике, доктор поспешно добавил: — Я перекушу в кафе.

— Ты всегда говоришь, что поешь в кафе, но никогда этого не делаешь. Поэтому у тебя проблемы с пищеварением. Клэй, я прошу, останься и позавтракай со мной. Нам надо поговорить, — тревога в ее голосе перекрыла оттенок официальности.

— С моим желудком все в порядке, а работа не терпит отлагательств. Если дело в деньгах, то тебе нет нужды спрашивать у меня…

Нетерпение и настойчивость отразились на ее прекрасном лице.

— Дело не в деньгах. И даже не в нашем утраченном счастье. На этот раз офис может подождать. Иди и съешь что-нибудь, а заодно мы поговорим.

Форестер медленно проследовал за женой на кухню, надеясь избежать слишком эмоциональных сцен. Он чувствовал свою вину перед ней, но Рут должна понимать всю важность проекта — он не может ждать.

Клэй посмотрел на царившие в кухне чистоту и порядок — все вокруг сверкало.

— Ты делала уборку? — спросил он, надеясь сменить тему разговора. — Мне кажется, нам следует нанять домработницу, раз ты продолжаешь ходить в офис.

— У меня достаточно свободного времени, чтобы заниматься хозяйством самой. Клэй, я хочу, чтобы сегодня ты остался дома, — она села напротив мужа и заглянула ему в глаза.

— Но почему, дорогая?

— Поедем со мной в Солт-Сити.

Форестер отложил вилку в сторону и ждал объяснений.

— Меня беспокоит твое здоровье, любимый. Тебе надо проконсультироваться у доктора Питчера. Утром я позвонила ему в офис и договорилась о встрече. Ты ужасно выглядишь. Он сможет принять нас в одиннадцать. — Беспокойство тенью проступило сквозь ее макияж.

Форестер налегал на яйца и тосты, пытаясь доказать жене, что у него отличный аппетит.

— Но я же говорю тебе — работа не отпускает меня. Не стоит так волноваться. К тому же давно известно, что может сказать Питчер.

— Ну, пожалуйста, Клэй!

— Он скажет то же самое, что и в прошлом году. Док снова будет щупать мой живот, мерить давление, слушать сердцебиение, просветит меня рентгеном, а потом скажет, что мне давно необходим отпуск. — Форестер старался, чтобы его голос звучал как можно более непринужденно.

Эмоции переполняли Рут:

— Он сказал, что тебе нужно отдохнуть, и предлагал остаться на неделю в больнице для полного обследования, сдать все анализы на аллергические реакции и составить специальную диету.

— Ты же знаешь, что у меня нет на это времени. Я просто не могу вот так бросить работу, — он даже не мог сказать почему, так как все, что касалось проекта, было строго засекречено.

— А кто займется ей, если ты умрешь от истощения? Клэй, ты медленно убиваешь себя. Доктор Питчер сказал, что тебе уже давно пора остановиться. Пожалуйста, позвони к себе и скажи, что мы уезжаем. — Рут порозовела от эмоционального напряжения и откинулась на стуле.

— Мне бы и самому этого хотелось — бросить все и продолжить наш медовый месяц. — Он коснулся ее прохладной ладони, безвольно лежащей на столе, и заметил, что жена плачет. — Рут, мне очень жаль, что у нас все так сложилось, — мягко произнес Форестер.

— Значит, ты поедешь? У нас есть полчаса на сборы, — в ее голосе звучала надежда.

— Не сейчас. Может быть, позднее, — ответил он.

— Ты уже много раз обещал, Клэй. Я ненавижу Стармонт! Почему мы не можем просто забыть о нем, уехать и не возвращаться? — в голосе женщины зазвенели жесткие нотки.

Он снова накрыл ее руку своей.

— Мне тоже иногда этого хочется. Но теперь уже слишком поздно — я затеял дело, которое не могу бросить на полдороге.

Телефонный звонок прервал его, и Рут подняла трубку со стола. Ее верхняя губа побелела, и она произнесла дрожащим голосом:

— Твой мистер Армстронг. Он хочет знать, когда ты спустишься вниз.

— Скажи, что я буду через десять минут, как только оденусь, — Форестер отодвинул тарелку и встал из-за стола, чувствуя облегчение оттого, что больше не надо смотреть на слезы жены.

— Дорогой! Не надо… — она подавила вырвавшийся возглас, пробормотала ответ Армстронгу и положила трубку на место. Потемневшими от разочарования влажными глазами Рут наблюдала, как он вставал и выходил из кухни. — Мне жаль тебя, Клэй… Мы увидимся за обедом?

— Если выкрою время. Давай договоримся в два в кафе, — ответ мужа прозвучал несколько задумчиво — Форестер размышлял над тем, каким образом пропавший ребенок может помешать осуществлению проекта.

Жена ничего не сказала, и, когда Клэй оделся, она продолжала все так же сидеть за кухонным столом, жалобно ссутулив плечи под новым голубым халатом. Она подняла на мужа глаза, когда он торопливо выходил из дома, и устало кивнула ему на прощанье, затем поднялась и принялась убирать со стола. На мгновение Форестеру захотелось как-то проявить свою нежность к Рут, но это благородное побуждение быстро утонуло в мыслях о предстоящей работе над проектом. Сверхновая давно исчезла из поля зрения телескопов, превратившись в клочья туманности, но её первые ярчайшие лучи воспламенили огонь, который никто уже не мог загасить. Непонятно каким образом, но постепенно Форестер превратился в раба собственного проекта.

Торопливая трехминутная прогулка, которая заменяла доктору утреннюю зарядку, завершилась у блестящей стальной ограды, окружавшей уродливый купол обсерватории. На многие годы эта своеобразная крепость на северном склоне горы стала для Форестера и домом и тюрьмой. Его не покидала мысль о странной девочке, которая искала встречи с ним. Жаль, что теперь доктор стал почти недоступен для посторонних. Его часто раздражала непрекращающаяся опека Охранного отдела полиции, но с ней приходилось мириться — на него могли покушаться агенты Трипланетного альянса, подослав хотя бы ту самую бродяжку.

Свет сверхновой превратил Стармонт в прекрасно охраняемый арсенал. Поисковые прожекторы освещали высокую ограду и стоящее за ней здание, вооруженных охранников, наблюдавших с четырех угловых башен. Лишь шесть человек помимо самого Форестера имели право проходить за ворота. Они спали в самом здании, принимали пищу в специальном помещении и выходили наружу лишь парами — чтобы присматривать друг за другом.

Вяло, словно осужденный, возвращающийся с допроса, Форестер расписался в журнале на проходной и позволил охраннику прикрепить к лацкану номерной значок. Армстронг рассмотрел его через небольшое окошко в стальной двери, пропустил внутрь и дождался щелчка в замке.

— Рад видеть вас, шеф. Мы тут немного обеспокоены, — интонации выдавали серьезный настрой Армстронга.

— Вы опять о той малышке?

Техник безразлично пожал плечами:

— Я ничего о ней не знаю. Но приборы показывают некий пик, на который вам стоит взглянуть.

Испытывая огромное облегчение оттого, что не придется слушать новые измышления по поводу исчезнувшего ребенка, Форестер последовал за Армстронгом в помещение возле офисов — огромную овальную комнату под тяжелым бетонным куполом. Ассистент доктора, Додж, как всегда, наблюдал за показаниями исследовательского оборудования проекта «Бдительность».

Армстронг указал на заостренный пик, лишь ненамного возвышающийся над остальными в зазубренной линии, которая выходила из-под специального пера на медленно вращающемся барабане:

— Видите его, шеф? Еще один взрыв нейтрино. Его координаты совпадают с сектором Вермилион. Думаете, он достаточно силен?

Нахмурившись, Форестер склонился над неровной линией. Номинальная цель проекта «Бдительность» — отслеживание взрывов нейтрино при любых испытаниях атомного или родомагнитного оружия на вражеских планетах или в опасной близости от себя. Блестящая красная проволока микроскопическими сетями опутывала огромные поисковые механизмы, возвышающиеся над центром купола и сканирующие пространство. Тонкие черные проводки, закрепленные вдоль стен, мягко щелкали каждый раз, когда улавливали взрыв нейтрино в своем секторе пространства.

Серая толща бетона над головой не являлась препятствием для входящих нейтрино, потому что ни одно защитное поле — ни здесь, ни в какой-либо лаборатории Трипланетного альянса — не могло поглотить эти самые тонкие и неуловимые частицы распадающегося вещества. Страх перед тем, что его изобретение попадет в руки врагов, заставил Форестера спроектировать особые стволы — после того, как компьютерный отдел разобрался с подсчетами и доктор смог заняться родомагнитными особенностями распада нейтрино. Каждая частица, проходящая через поблескивающие сети проводов, записывала свою историю пером вращающегося барабана и раскрывала тайну своего происхождения.

Но Форестер неподвижно стоял, нахмурив брови, и смотрел на небольшой пик на графике, не зная, что именно за ним скрывается. Детекторы были слишком чувствительны, нейтрино — слишком вездесущи, а радиус действия стволов — слишком велик. Космический флот Трипланетного альянса всегда совершал подозрительные маневры в секторе Вермилион, но сектор находился в зоне исчезнувшей сверхновой. Распространяемый ею поток естественных нейтрино, немногим менее мощный, чем яркий свет, еще не успел рассеяться.

— Ну, что скажете, шеф?

Форестер подумал и ответил:

— Пожалуй, стоит доложить об этом в министерство обороны. Единичный взрыв сам по себе не очень важен. Но посмотрите сюда: три других взрыва, почти столь же мощных, но произошедших ранее. Три с половиной часа назад, семь и десять с половиной часов. Интервал слишком похож на часы наблюдательных полетов Трипланетного флота. Возможно, они что-то испытывают и используют потоки частиц сверхновой в качестве защитного экрана.

— Я тоже подумывал об этом. Но ведь мы зарегистрировали более сильные взрывы, чем обычные пики частиц сверхновой, — в голосе Армстронга звучало сомнение.

Форестер знал, что он прав. Именно из-за подобных случаев доктор заработал себе язву желудка. Он чувствовал себя недостаточно компетентным, чтобы нести бремя возложенных на него обязанностей. Все его навыки сводились к точным наблюдениям, анализу и обработке чистых научных данных, он не был приспособлен к ведению решительных действий.

Доктор неохотно произнес:

— Мы не способны дать однозначный ответ. Такая регулярность может оказаться простой случайностью, но тем не менее надо быть готовым ко всему.

Он продиктовал Армстронгу короткое сообщение для шифровки и послал телетайп в министерство обороны.

— Я иду вниз работать над секретным проектом. Позвоните, если что-нибудь случится, — добавил он.

Форестер поспешил вниз в свой тихий офис, подошел к дальней стене и открыл дверцу ничем не примечательного платяного шкафа. Зайдя внутрь и заперев за собой дверь, он приподнял небольшое зеркало и нажал спрятанную за ним черную кнопку. Шкаф начал медленно опускаться вниз, оказавшись замаскированным лифтом.

Проект «Бдительность», каким бы важным он ни был, также являлся прикрытием для более существенной задачи. Счетчики Гейгера на новых военных орбитальных станциях осуществляли наблюдение за вражескими действиями; однако главным в проекте было сокрытие от шпионов суперсекретного проекта «Молния».

Проект «Молния» возник вслед за взрывом сверхновой. Он-то и стал главной причиной подорванного здоровья Форестера, и именно из-за него доктор никак не мог сегодня отправиться с Рут в Солт-Сити. Речь шла об оружии, мощнейшем оружии последнего поколения. Кроме Форестера лишь десять человек знали о существовании проекта. Шестеро — молодые технологи, а также Армстронг и Додж, физически сильные и умственно развитые для несения столь страшного бремени. Оставшимися двумя были министр обороны и президент мировой республики.

А Фрэнк Айронсмит?

Форестер нахмурился, спускаясь на лифте вниз. Звонок Айронсмита насчет странной бродяжки вогнал его в недоумение. В обязанности Фрэнка входило управление компьютерным отделом, он не имел доступа к сведениям о проекте, и обеспечение безопасности не должно было его волновать.

Если этот вечно бездельничающий клерк и сумел однажды сделать правильные выводы из приносимых ему математических задач, то держал их при себе. Охранная полиция, проводившая с Айронсмитом обычные тесты на лояльность, не нашла причин для подозрений, и Форестер не видел причин не доверять Фрэнку.

Тайна проекта тщательно охранялась, в этом не могло быть сомнений. Потайной лифт доставил Форестера на сотню футов ниже его официального офиса, под бетонные своды помещения в самом сердце горы. Все взрывы и строительство проводились его собственными технологами, а оборудование было доставлено якобы для менее важного проекта, поддерживаемого не подлежащими ревизии грантами, предоставленными срочными фондами. Даже Айронсмит ничего не мог знать об этом.

Но странные подозрения вызывали желудочные колики, и мрачные предчувствия завладели Форестером, когда, выйдя из лифта, он торопливо проходил по узкому тоннелю в лабораторию. Включив свет, он пристально огляделся вокруг, ожидая увидеть какие-либо неполадки в ракетных станциях.

Ракетный ствол, замаскированный под шахту вентиляции, проходил все здание насквозь. Оружие находилось в полной боевой готовности. Взгляд Форестера опустился на уложенные возле ствола ракеты. Они лежали точно так же, как он оставил их в прошлый раз, и почти физическое ощущение исходившей от них мощи немного успокоило подозрения Клэя. Повернувшись к арсеналу позади станции, он остановился возле нового изобретения, доводка которого задержала его вчера допоздна. Хотя Армстронг и остальные техники могли самостоятельно запускать смертоносные механизмы, а огромный защитный сейф служил надежным укрытием для уникальных деталей установки, Форестера не оставляла мысль о возможности проникновения сюда шпионов Трипланетного альянса.

Прикасаясь к холодному дюралевому ящику, доктор не мог не чувствовать гордости творца, создавшего нечто совершенное. Тонкие, конусообразные машины были меньше любого атомного оружия прежнего поколения, и при этом гораздо мощнее — благодаря его, Клэя, изобретению. Ракетные боеголовки, размером меньше самого костлявого кулачка, способны были разнести на куски целую планету. Родомагнитный двигатель достигал скорости, превышающей скорость света, а механизм автопилота приводил оружие к цели с потрясающей точностью.

Форестер взял свою лупу с увеличением, как у ювелирной, и склонился к верхней плите, опасаясь, что неправильно установил ключ, предохраняющий ракеты от случайного взрыва до непосредственного запуска. Страх перед этим преследовал доктора даже во сне и немало поспособствовал возникновению язвы.

Ключ стоял в точности так, как надо, но Форестер по-прежнему не мог успокоиться. Прикрыв плиту, он размышлял о том, как замечательно было бы стать другим человеком, способным без лишнего нервного напряжения держать в своих руках судьбу планеты. Он знал многих генералов и политиков, сгоравших от зависти к куда более скромному оружию, находившемуся в его распоряжении. Однако ни одному из них не было дано читать спектр излучения сверхновой…

— Простите, мистер! — прозвучал чей-то робкий голос.

Резко обернувшись, Форестер увидел маленького ребенка. Девочка выходила из узкого коридора, ведущего к лифту. Шаги ее были бесшумны — бродяжка пришла босиком. Она что-то сжимала в правом кулачке, засунутом в карман желтого платьица. Девочка дрожала, словно приняв трудное решение, голос ее срывался от страха:

— Скажите, вы доктор Форестер?