"Иные миры" - читать интересную книгу автора (Уильямс Чарльз)

Глава 17 Приговор лорда Эргли

Спустя двадцать четыре часа после того, как Френк Линдсей стал вором, он понял, что похитить порой бывает легче, чем владеть. Пока у него не было камня, он совершенно ясно представлял, зачем он ему нужен. В его планы входило разделить камень пополам, одну половину оставить себе, а вторую передать Мерридью за обещанное вознаграждение.

Он не знал, что в результате деления получаются два тождественных экземпляра, он помнил только о сохранении свойств исходного и вторичного. Но все оказалось не так просто.

Обида на Хлою еще больше настроила Френка добиться успеха на экзаменах любой ценой. Заманчивая перспектива вознаграждения превратила намерение в действие, но едва действие свершилось, стало понятно, насколько следующий шаг сложнее предыдущего. Если воровать пришлось второпях, поскольку сами обстоятельства не оставляли времени на размышления, то дальше спешить стало вроде бы некуда.

И вот он топтался на месте, без конца посматривая на камень, то открывая, то закрывая свой карманный нож и никак не решаясь приступить к делу.

Надо сказать, в нерешительности Френка не последнюю роль сыграл и сам камень. Френк представлял его себе только по рассказам Хлои и не подозревал, что сияние камня окажется столь ярким и даже — что было уж вовсе неожиданным — грозным. С тех пор как Хлоя предоставила себя воле камня, свет словно переполнял его. Френк боялся прикоснуться к чудному, пульсирующему пришельцу из древних легенд, и не удивился бы, начни камень после хирургического воздействия истекать кровью. С другой стороны, переливы света наводили на мысль о возможных тяжелых ожогах, стоит только поднять на него руку.

Проще всего было бы отдать камень Мерридью, и дело с концом, но не мог же он совсем забыть о Хлое. Френк уже готов был позвонить Карнеги, но раздумал. Вдруг Хлоя сама решит одолжить ему камень. Она, конечно, уже обнаружила пропажу и не могла не подумать при этом о нуждах и заботах Френка. Если он решился взять камень, значит, он ему нужен. А если она узнает, что камень уже у Мерридью, Френк тут же будет объявлен в ее стране персоной нон грата.

Здесь мысли Френка сделали скачок, и он понял, что Хлоя далеко не безразлична ему. Пожалуй, можно было бы даже сказать, что он ее любит (по крайней мере, его чувства соответствовали его пониманию любви) и вовсе не хочет, чтобы она покидала его. А пока камень у него, она никуда не денется (рассуждение было вполне под стать его пониманию любви). Он начал думать об этом еще вечером, думал наутро в конторе и продолжал в том же духе, вернувшись домой.

Единственной помехой на пути восстановления дружественных отношений оставался способ, которым он заполучил камень. Френк не мог представить, как он говорит Хлое: «Я тут украл у тебя эту штуку и собираюсь ей воспользоваться, но если ты будешь умницей, я не стану давать камень кому-нибудь еще, хотя и мог бы заработать на этом неплохие деньги. То есть я тебя покупаю по сходной цене, но твоя собственность пока побудет у меня». Он пробовал этот монолог на разные лады и припоминал, как однажды, во время жестокого финансового кризиса, Хлоя мрачно принялась обсуждать сумму, за которую ей, видно, придется скоро предлагать себя на улице.

Френк понимал, что первый встречный, предложи он ей пять фунтов или даже пять пенсов, имеет больше шансов, чем он со своими «неплохими деньгами». Он вовсе не хотел, чтобы она продалась ему, он просто хотел, чтобы Хлоя любила его, ну хотя бы в виде компенсации за несостоявшуюся сделку и в обмен на обещание пользоваться камнем только для собственных нужд.

Вот на этом месте невеселых размышлений Хлоя и появилась, буквально сметя с ног мальчишку-посыльного, успевшего только вякнуть: «К вам мисс Барнет, сэр».

Френк вытаращил глаза и разинул рот. Такой Хлои он еще не видел. Он знал Хлою смеющейся, грустной, раздраженной, нетерпеливой, внимательной, ехидной, но женщина, представшая перед ним, была уже почти не Хлоей. Наверное, он не удивился бы Хлое разгневанной или суровой, как Судный День, но увидев Хлою всепонимающую, всепрощающую и готовую принять любые оправдания, Френк впал в полную прострацию.

— Френк, милый, — нежно пропела Хлоя, — ну до чего же это глупо с твоей стороны, — и поскольку Френк продолжал молча таращить на нее глаза, добавила:

— Я не могла прийти вчера. Лорд Эргли вернулся поздно, а мне нужно было его дождаться. Впрочем, это неважно. Я ведь все-таки пришла, — она обворожительно улыбнулась. — Согласись, ты поступил довольно опрометчиво, правда? Ну и немного грубо, пожалуй.

Сознание Френка никак не могло выйти из ступора.

Насколько он понял, его обвиняли. Что еще можно делать при подобных обстоятельствах? Либо просить, либо взывать, либо обвинять. Но слова Хлои не подходили ни под одну из этих категорий. Сочувствует она ему, что ли? Нет, его все-таки обвиняют, но только в чем? Не в аморальном поступке, а в дурных манерах. Это хуже, черт побери! Если речь о морали, то можно подыскать другие моральные принципы и защищаться логикой, а когда речь о манерах — это дело вкуса, и оборону придется строить на эмоциях. Только вот эмоций ее он совершенно не понимал.

— Грубо? — переспросил он. — Что ты имеешь в виду?

Хлоя неопределенно повела рукой.

— Если уж он тебе так понадобился, ты мог бы сначала попросить у меня.

Была ли это хитрость — он не знал. Тем более не знал он, от кого она исходила. Может — от камня, может — от женской природы, а может — из тех глубин, где камень и сознание Хлои запечатлели свой союз. Френк попробовал обороняться.

— Я просил уже, — обиженно сказал он. — А ты не дала. Ну и… я не знаю.

Честно говоря, он не представлял, в каком направлении развивать наступление. Хлоя остановила его одним-единственным взглядом, в котором уместилось все. Ее новое знание не нуждалось в его извинениях, оправданиях или доказательствах правоты. Она просто подошла к нему, протянула руку и сказала с едва заметной вопросительной интонацией:

— Ты вернешь мне его?

Еще чуть-чуть, и Френк так бы и сделал. Они ведь были друзьями. Им бывало хорошо вместе. Иногда она поддразнивала его, но всегда помогала. Любила, наверное. Их руки, их губы, их глаза и голоса знали друг друга. У них было все, им недоставало лишь высшего союза. И вот теперь этот союз Хлоя заключила с иными мирами.

Френку было наплевать, кто или что встало между ними. И напрасно. Задумайся он о новом друге и повелителе Хлои, ему открылось бы, что этот полный и высочайший союз не допускает никаких исключений. Он просто вбирает в себе все, имеющее хоть малейший оттенок божественной доброты, для него не существует различий между единичным и целым, большим и меньшим, в нем и для него все совершенно и все свободно. Раз уж отсвет этого союза пал на землю, то в его лучах все Божьи дети могут обрести свою чудесную исконную свободу, все те, кто стремится искренне и страстно; и он, Френк Линдсей, тоже мог бы приобщиться к сладости и силе этого союза, стоило только встретить Хлою с открытой душой и ответить ей тем же тоном, каким был задан ее вопрос.

Но подобный тон не терпит ни малейшей самости, в нем неуместны вздорные извинения или оправдания, этим тоном говорят небеса, а на земле он доступен лишь тем душам, которые уже приуготовили себя небу. Вот одна из таких душ (конечно, многое в ней еще надлежало вычистить и высветлить) и стояла сейчас напротив Френка. Он сам, полная противоположность, смотрел в сторону.

— Вернуть тебе… что? — промямлил он.

Хлоя чуть слышно разочарованно вздохнула и потускнела лицом. Ее протянутая рука упала, голос звучал теперь тяжело и глухо.

— Ты вернешь мне камень, который ты взял?

Сознание Френка заметалось, не в силах выбрать линию поведения.

— Хлоя, мне кажется, ты не вполне понимаешь…

— Ты думаешь, нужно понимать еще что-нибудь? В этом нет нужды. Френк, милый, — торопливо проговорила она, — ты ведь сделаешь это», правда?

Маска недоумения, которую он выбрал поначалу, больше не годилась.

— Я правильно понял — ты просишь меня? — сказал он жестче, чем хотел. — Значит, он нужен тебе?

— Нет, — коротко ответила Хлоя.

— Но раз он тебе не нужен, тогда зачем же… Я хочу сказать, он с таким же успехом может побыть и здесь, или даже… — он не договорил, подумав, что Мерридью в этой истории совсем уж лишний.

— Мне неважно, где он находится, — сказала Хлоя, и Френку в ее голосе снова послышалось сострадание. — Я не его прошу, я прошу тебя.

— Ты просишь его у меня, — противным назидательным тоном уточнил он.

— Нет, — терпеливо проговорила Хлоя. — Я просто прошу тебя вернуть его по доброй воле. Пока…

— Пока? — Френк всерьез удивился. Это что — угроза? Не могут же они с судьей всерьез думать о полиции! Да ну, ерунда какая! Не станет Хлоя угрожать ему, ему, Френку, полицией. Да и на Эргли это не похоже.

— Я не знаю, — голос Хлои впервые дрогнул. — Наверное, пока он не будет возвращен так или иначе. Но я не могу ждать, у меня совсем мало времени. Лорд Эргли ждет меня. Он разрешил мне уйти, потому что я очень хотела.

Френк, тебе же нравились наши отношения… Френк, ты вернешь мне камень?

— Ну, наверное, не сразу…

— Нет, сейчас.

— Подожди, давай поговорим спокойно, — заторопился он. — Постарайся и меня понять…

Хлоя отшатнулась, словно ее ударили. Понурив плечи, она повернулась и пошла к двери. Уже взявшись за ручку, она бросила ровным голосом через плечо:

— Я благодарна тебе за все, что ты сделал для меня, Френк. Это было хорошее время. Прощай, дорогой.

Он принялся бормотать какие-то слова, что-то объяснять, но ее уже не было в комнате. Он остался один с пустотой в сердце и каким-то неясным, сосущим ощущением страха.

Перед самым ее приходом он второпях швырнул на камень газету. Убрав ее, он снова посмотрел на вещь, ставшую причиной всех этих сложностей, как-то рассеянно подумал об экзамене, потом с неприязнью о Мерридью. «Конечно, если бы она на самом деле захотела…» Через полчаса он позвонил Карнеги на работу. Даже разговаривая с ним, он еще не решил, будет ли делить камень на части.

С чеком в кармане и подробными инструкциями в голове Карнеги явился невероятно быстро. Так же быстро он пресек болтовню Френка и потребовал продемонстрировать товар. Небрежно согласившись на все условия Френка, он вручил ему чек, достал конверт, аккуратно уложил камень, положил на край стола и обеими руками хлопнул Френка по плечу.

— Ты отличный парень, Френк! — воскликнул он. — Шеф будет доволен, и вот увидишь, он тебя не забудет. После такого дела можешь на него рассчитывать. Ну, мне пора.

Значит, вернуть его тебе к двадцать третьему? — Он ободряюще улыбнулся Френку, протянул руку за конвертом и застыл.

— Где… — начал он, схватил пустой конверт из-под чека, потряс его, провел рукой по столу и резко спросил:

— Где он, дьявол его побери?

Они вместе мгновенно переворошили весь стол, раз десять заглянули в конверт, но камень сгинул, словно его и не было.

— В чем дело? — заорал Карнеги. — Что это за дурацкие шутки?

— Не ори! — тоже закричал в ответ Френк. — Может, ты его в карман положил?

Нет, в кармане камня тоже не оказалось. Карнеги, не прекращая поисков, грозился и увещевал. Френк потерял голову, когда понял, что его обвиняют в краже. Поначалу он огрызался, потом пришел в ярость. Они искали и поносили друг друга. Но несмотря на все их усилия, камень царя Соломона как в воду канул.

Оставив озадаченного и печального Френка стоять столбом посреди комнаты, Хлоя возвращалась в дом у Ланкастерских ворот. Она возвращалась к лорду Эргли, к Хаджи, к открытому в камне единству с миром. Весь предыдущий — день она молилась и медитировала, говорила или слушала Хаджи. Пропажа неизмеримо подняла для нее ценность оставшегося камня, воспоминания о ночном происшествии и мысли о бесславной кончине Реджинальда Монтегю настоятельно подталкивали Хлою к решительным действиям, но к каким именно, она пока не знала. Хаджи говорил, что ей удалось достичь пока лишь первой стадии — предоставить возможность камню и Сущему в камне проявляться во внешнем мире.

Но здесь камень может в лучшем случае исцелять, а в худшем уничтожать, в то время как его предназначение совсем не в этом. Хаджи то ли не смог, то ли не захотел объяснить Хлое суть последующих этапов, и теперь она уповала на то, что лорд Эргли и камень сами направят ее. Неудача с Френком едва ли имела значение. Поражение было печально, но не поколебало ее стремление повиноваться, хотя цель повиновения оставалась по-прежнему скрытой.

Она вышла из метро, улыбнулась уличному торговцу газетами, подняла зонтик старой леди, мельком взглянула на парк и вскоре уже подошла к дому.

Когда она вошла в кабинет, ее даже не заметили. Лорд Эргли стоял спиной к двери и слушал взволнованно говорившего человека. Через два-три слова Хлоя сообразила, что перед ней мэр Рича.

Правильность такого решения косвенно подтверждал стоявший неподалеку Оливер Донкастер. Хаджи сидел у стола, в центре которого сиял камень. На рабочем столике Хлои по-прежнему стояла расчехленная машинка, лежали блокноты, стопка листов — начальные главы «Природы Закона» и черновики остальной рукописи. Хлоя неслышно прикрыла за собой дверь и огляделась. Взгляд ее скользил по привычным вещам с каким-то новым вниманием, в ней стремительно нарастало ощущение счастья. Здесь, в этом кабинете, отразилась как в зеркале вся ее запутанная, не лишенная страданий и все-таки восхитительная жизнь, здесь собрались все четыре ее грани: рукопись «Природы Закона», лорд Эргли, Оливер Донкастер и камень. Чем бы ни грозило разрешиться ближайшее будущее — в нем не было плохого. Ей невероятно, сказочно повезло. На ее глазах и даже при ее участии замечательный ум Верховного судьи исследовал формальную составляющую человеческой деятельности. Разве это не везение? Что бы ни приближалось из будущего, разве не прекрасно, что все ее преходящие увлечения (некоторые их них она даже именовала любовью) привели ее обновленный взгляд в соприкосновение с милыми глазами Оливера Донкастера? Она припомнила недавнюю полусвою мысль о его густых волосах и, улыбнувшись в душе, не отказалась от нее. Только теперь в этой мысли совсем не было желания, на смену ему пришел легкий, счастливый восторг.

«Милый…» — подумала Хлоя и заметила вспыхнувшее в его глазах ответное восхищение. Хлоя немножко понежилась в этом взгляде и повернула голову. К Хаджи и мэру Рича она не питала никаких особенных чувств. Это были люди озабоченные, но заботы их не задевали в душе Хлои ответных струн. Пожалуй, Хаджи мог кое-чему научить ее… а так — обычные посетители.

О лорде Эргли и о камне она думать не смела. Просто понадеялась, что грядущее, каким бы оно ни оказалось, не сможет разлучить ее с ними навеки. Она сняла пальто и шляпу, тихонько положила их на спинку кресла и вернулась к двери. Мэр заметил ее и замолчал. Лорд Эргли взглядом спросил, все ли в порядке, и Хлоя в ответ отрицательно покачала головой. Лорд Эргли кивнул, подумал и сказал:

— Похоже, Хаджи прав. Остался всего один экземпляр.

Трое из нас согласны, что Предел существует лишь один. А Хаджи к тому же утверждает, что и путь тоже только один.

— И каков же он? — спросила Хлоя.

— Воссоединение камня, — ответил Хаджи. Он хотел сказать что-то еще, но тут заговорил лорд Эргли, объясняя для Хлои происходящее.

— Из всех нас только господин мэр настаивает на существовании другого пути: Узнав о нашем камне, господин мэр пришел просить использовать его для добрых дел.

— Но мне казалось, что правительство… — нерешительно начала Хлоя.

Лорд Эргли улыбнулся.

— Правительство обнаружило, что камень, к несчастью, утратил свои чудесные свойства.

— Как! — воскликнула пораженная Хлоя.

Хаджи встал.

— Это немыслимое святотатство! — произнес он.

— Но это и в самом деле может быть так, — заметил лорд Эргли. — Я даже думаю, что иначе и быть не могло.

Камень, оказавшийся у них в руках, вполне соответствует представлениям лорда Белсмера и Гатера Брауна. Если это и святотатство, то Справедливость оно не нарушает.

— Что значит — утратил свойства? — спросила Хлоя, не сводя глаз с чуда, сиявшего посреди стола и своими переливами управлявшего биением ее сердца.

— Да не обращайте вы внимания на их фокусы, — досадливо поморщился лорд Эргли. Он помолчал, тоже глядя на камень, и добавил так, словно обращался к нему:

— Но чего нам ожидать с таким Исполнителем? — Он опять помолчал и продолжил:

— Да, значит, мэр Рича просит нас использовать камень для исцеления всех больных и немощных у него в городе. — Судья подождал вопросов от Хлои, но и она молчала, словно приготовившись записывать продолжение его мысли, как обычно бывало при работе над «Природой Закона». — И вот мы сидим и гадаем, какой путь выбрать. Мэр и Хаджи придерживаются противоположных точек зрения, мы с Донкастером пока не определились, а камень, хотя и знает наверняка, какой путь следует избрать, помочь нам не торопится. А каково ваше мнение?

Хлоя покачала головой. Клершоу немедленно пристал к ней с мольбами пожалеть несчастных, но взглянув в глаза девушки, замолчал.

Лорд Эргли тронул его за локоть.

— Все это верно, — сказал он, — и достаточно ужасно.

Но я даже сейчас не знаю, что тут можно сделать.

— Вы просто боитесь действовать! — вскричал мэр.

— Едва ли, — коротко бросил судья.

— Ну так разделите камень, — горячился мэр, — дайте мне одну часть, а с другой делайте, что хотите.

Хаджи нервно дернулся, но лорд Эргли успокоил его движением руки.

— Нет, этого я не могу позволить, — сказал он. — Я пока еще Верховный судья, и независимо от того, как долго я им пробуду, не могу допустить насилия над камнем.

— Так выносите же ваш приговор ради Бога, и покончим с этим! — горестно воскликнул мэр.

Лорд Эргли выдержал долгую паузу и заговорил так, словно действительно оглашал приговор в зале суда:

— Думаю, немногим моим предшественникам приходилось решать подобный вопрос. Здесь не годятся законы Ирана или Англии, не подходит ни один моральный кодекс. Но Бог запрещает судьям говорить по собственному разумению, о каком бы вопросе ни шла речь. Ибо если идет суд, какие бы грозные силы ни стояли за истцами в этом процессе, им придется подчиниться решению суда. Требуется отыскать прецедент, а может, и нечто большее. Один из наших мифов рассказывает о том, что Бог подчинился букве римского законодательства. Кто бы ни стоял перед нашим судом, люди или боги, мы не можем умыть руки и отойти в сторону. Насколько я вижу, наше разбирательство идет между Богом и людьми. Ужасно отказывать больному в исцелении, но куда более ужасно приковывать к земле то, что ей не принадлежит, а если и принадлежит, то лишь на своих собственных условиях и тем способом, который изберет оно само. Раз камень не явил ту или иную милость, нельзя принуждать его к этому. Начиная с прошлой ночи мы поняли, что эта вещь принадлежит только сама себе. Поэтому я заявляю: необходимо в первую очередь предоставить камень самому себе, но где и Как это сделать, я пока не знаю. Из присутствующих здесь один связан клятвой, другой требует камень для своих целей, а двое не знают пути. Есть лишь один путь для камня и лишь один человек, избравший этот путь. — Судья поглядел на Хлою, и голос его изменился. — Вы станете путем для камня? — спросил он.

— Вы хотите, чтобы я стала? — спросила Хлоя.

— Станете? — снова спросил судья и заговорил со своей Обычной мягкой иронией. — Хотите сидеть на троне Сулеймана ибн Дауда? Хотите стать первой среди всех, владевших камнем, среди царей и законников, Нимрода, Августа, Мухаммеда, Карла, первой и, может быть, единственной, вернувшей его добровольно?

Хлоя вспыхнула и жалобно посмотрела на судью.

— Неужели я выгляжу такой дурой? — спросила она. — Я и не думала сравнивать себя с ними, я только спросила, чего хотите вы.

— Не тревожьтесь, дитя мое, — тихо сказал судья. — Никто не может знать, что он делает на самом деле. Быть может, вам предстоит сделать больше их всех. Но почему вы так хотите, чтобы именно я принял решение?

— Вы же сказали: между нами — Камень, — ответила Хлоя. — Если это так, как же иначе я могу войти туда?

— Значит, если я попрошу вас сделать это…

— Я сделаю, что смогу.

— А если — нет?

— Тогда я подожду, пока вы не решите, что пришла пора. Без вас, сама по себе, я не смогу.

Судья долго смотрел на Хлою. Остальные прислушивались к голосам мальчишек-газетчиков, долетавшим через открытое окно. «Волнения в Риче усиливаются! — вопили они. — Официальное заявление. Камень — мистификация.

Слухи о войне на Востоке! Слухи о войне…» Лорд Эргли подошел к окну, послушал, потом снова повернулся к Хлое.

— Не знаю, верю ли я, а если верю, то во что? — проговорил он. — Но здесь возможно только одно. Это одно — в вашем сознании, а раз так, значит, и мое место определено.

Я возьму на себя то, о чем вы просите. Если путь для камня существует, ради бога, давайте дадим ему возможность уйти этим путем, и пусть Сила, повелевающая камнем, проявится через нас, если пожелает.

Судья поднял камень, подержал на вытянутой руке, словно демонстрируя всем присутствующим, и протянул Хлое.

— Продолжайте, дитя мое, — сказал он.

Хлоя вспомнила видение, посетившее ее в этом кабинете несколько дней назад. Она уже слышала тогда похожий голос, он приказывал, а она боролась сама с собой, чтобы подчиниться ему. На этот раз обошлось без всякой борьбы, сознание оставалось совершенно свободным, и так же свободны были ее движения, когда она выступила вперед и протянула ладони, сложенные лодочкой. Судья поднял руки над ладонями девушки. Наверное, он не хотел показать волнения, но голос дрогнул, когда он спросил:

— Ты знаешь, что должна делать?

Хлоя посмотрела ему в глаза светло и печально.

— Я знаю, — ответила она. — Мне совсем ничего не надо делать.

— Да будет благословенно смирение Избранного! — неожиданно громко провозгласил Хаджи.

— По воле Божией, — тихо сказал лорд Эргли и улыбнулся одной только Хлое.

Она едва слышно ответила только для него;

— Благословением Всевышнего!

Судья бережно наклонил руки, и камень словно сам собою скользнул в ладони Хлои. Она приняла его и отступила на два шага, сразу отдалившись от всех. Хаджи тихо произносил: «Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед — пророк Его…»

Мэр Клершоу еще раньше сел в кресло у стены, отвернувшись к окну. Теперь он снова немного отрешенно наблюдал за происходящим. Оливер Донкастер не сводил с Хлои восхищенных глаз. Он тоже стоял поодаль. Рядом с девушкой остался только прямой, собранный лорд Эргли.

Хлоя посмотрела на камень. С ним происходили очередные перемены. С каждой минутой его свечение становилось все ярче и одновременно глубже. Камень рос на глазах, но, может быть, так казалось из-за мерцания света в его глубинах.

Хлоя вспомнила Френка. «Бедный мой, — подумала она с жалостью и любовью. — Так и не понял. Так и не смог понять». Она поделилась своим состраданием с тем, что лежало у нее на ладони, и сразу, без подготовки, отдалась мощному и радостному порыву единения со всеми, добрыми и злыми, неразумно возжелавшими повелевать камнем. Сердце ее неведомо как, но с огромной силой собрало и объединило всех, от нее самой до Джайлса Тамалти, и заставило предстать перед камнем, с которым они пытались торговаться.

Внимательные глаза лорда Эргли не упустили и этот момент. Но когда Хлоя в экстатическом порыве склонилась над камнем, словно намереваясь спрятать сокровище в своей груди, судья отвел взгляд от светоносного чуда и мгновенно вобрал в себя общий план: стройную фигуру девушки, изгиб ее руки, открытое окно и небо за ним.

Там, в небе, тоже происходили перемены. Там возникло движение. Двигались облака, двигался сам воздух, превращая небосвод в подобие камня. Судья погрузил взгляд в призрачную грань — там был весь мир, все континенты, все моря и океаны, и корабли, плывшие по ним. Судья не мог разглядеть камень, везде он видел только движение, но прекрасно чувствовал, как из бесконечно далекой точки исходят колебания, подобные биению сердца; они пронизывают мир, они и вызывают в нем все движения, становятся причиной действий мириадов людских множеств. А потом, сначала случайно уловив взглядом быстрый промельк, судья увидел камни. Они возникали будто бы из ничего, с самых неожиданных направлении, как метеоры в августовскую ночь, и сквозь мешанину цветовых пятен мчались к одному, единому центру. Их одиночество на земле кончилось. Вырвавшись каждый из своего гнезда, преодолев преграды, установленные людьми, разъединившими их, они собирались со всего света и, мгновенно врастая один в другой, сливались в единое целое. Внутри камня, который и было миром, судье открылся на миг далеко-далеко в пространстве, а может быть, в каком-то ином измерении Один-Единственный камень, а затем Таинственное Нечто неуловимо слилось с самим собой, окружавшим его, и исчезло.

На фоне этих удивительных перемен стояла Хлоя и держала в ладонях все тот же камень. Странные цветовые пятна, перемежающиеся тьмой, вливались в камень, стекая по ее рукам, а позади нее в окне снова возникали привычное небо, привычный город, привычные дома.

Голос Хаджи воззвал:

— Да будет благословен Милосердный и Сострадающий! — Старый перс простерся ниц, обратив лицо к Востоку, в сторону священной Мекки.

Тронутый этим зрелищем, а может, и собственными детскими воспоминаниями, Оливер Донкастер встал на колени. Только лорд Эргли, все такой же прямой и сосредоточенный, стоял возле Хлои. А между тем великие метаморфозы продолжались.

Теперь сила молитвенного обращения Хлои шла на убыль, основная цель была достигнута, но оставалось еще кое-что, требовавшее работы ее воли. В какой-то момент руки Хлои шевельнулись, в этом движении был намек на то, чтобы взять камень, но воля призвала руки к порядку, и камень все так же продолжал покоиться на раскрытых ладонях. Голову Хлоя откинула назад, но глаза по-прежнему не отрывались от камня. Она ни на миг не ослабляла контроль, смиряя свою волю перед волей камня. Если раньше ей еще нужна была формула «Поступай как хочешь, или не поступай», то теперь нужда в ней отпала, теперь она даже не молилась. Сознание покинули все мысли, все ощущения. Она была только путь, в ней происходило нечто, и этого было достаточно.

Ни Хлоя, и никто другой не видели, как свершилось таинство Единения. Хаджи уткнулся головой в пол, мэр, кажется, вообще ничего не заметил, он все еще размышлял о своих обездоленных согражданах, а Оливер Донкастер смотрел больше на Хлою, чем на камень. Только взгляд судьи различил в вершащем суд камне словно бы вздох удовлетворения.

Он видел, как едва ли материальные камни возникали из пространства и пролагали пути сквозь тело девушки, окатывая ее световыми волнами разных оттенков и впечатываясь в камень у нее в руках. Но едва последнее сплетение света и тьмы влилось в Единственный оставшийся камень, едва судья подумал о том, что миссия Хлои завершена, как таинственный процесс обратился вспять. Только что сквозь тело Хлои к камню текли мировые волны, и вот они уже изливаются из камня, перетекая в руки, держащие его, поднимаясь к плечам, к лицу, к груди… Сквозь покровы одежд судья отчетливо видел, как тело девушки обретает подобие камня. Сначала свет озарил изнутри ее облик, потом в него вошли темные знаки Тетраграмматона. На глазах судьи тайна в ладонях Хлои начала таять, растекаться, умаляться в размерах. Чем меньше становился камень, тем совершеннее становилась плоть девушки, она сама наполнялась тем, чем раньше полон был камень. Неизъяснимая Протоматерия устремилась по единственному пути, проложенному единственной душой, единственной, но не одинокой. Ибо пока происходили все эти дивные перемены, глаза Хлои сияли навстречу ее земному повелителю неизреченной любовью, в них горел отблеск славы Господней, явленной зримо им двоим, и ничто не омрачало радости, объявшей их обоих. Камень перед ними был един с камнем, заключавшим весь их мир. И там, и здесь одна и та же сила властно заявляла о себе. Наконец величественное превращение свершилось.

Хлоя все еще стояла перед судьей с протянутыми руками, но теперь руки ее опустели. Зато в ней и вокруг нее словно нарождался свет нового ясного дня. В нем не было ни грозных световых вспышек, ни мелькания цветовых пятен, нет, просто из ее тела изливалось совершенное бытие, омывая и фигуру судьи, наблюдавшего за происходящим глазами обычного смертного существа. Этими глазами он видел, как на челе девушки, словно ночь ее нового дня, проступают черные знаки Тетраграмматона. Хлоя стояла, полностью уйдя в себя, а камень неторопливо шествовал сквозь ее природу, чтобы занять свое место в мировом порядке. Его таинственная зримость возвращалась в изначальную невидимость, из которой была вызвана когда-то для жизни в короне царя Иерусалима, Наместника Единого Сущего, властно повелевающего духами и людьми. Камень уходил, уходил от алчущих рук, тянущихся схватить его, от темных сознаний, вынашивающих планы его использования, от армий и тайных союзов, от корысти и грабежа, уходил открытой дорогой сердца.

Померк свет, истаяла тьма. На миг облик Хлои озарился красотой обретенного Предела Стремлений, и все кончилось. Все еще с протянутыми, словно для объятия, руками, с глазами, расширенными великой грустью расставания, Хлоя вскрикнула, покачнулась, и лорд Эргли едва успел подхватить падающее бесчувственное тело.